Текст книги "Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 2"
Автор книги: Александр Афанасьев
Соавторы: Юрий Новиков,Лев Бараг
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Записано в Курской губ.
AT 315. В данном варианте сюжета, подвергшемся, видимо, литературной обработке, повествуется о неверной жене князя, что не обычно для сказок этого типа.
[Закрыть]
Слыхали вы о Змее Змеевиче? Ежели слыхали, так вы знаете, каков он и видом и делом; а если нет, так я расскажу о нем сказку, как он, скинувшись молодым молодцом, удалым удальцом, хаживал к княгине-красавице. Правда, что княгиня была красавица, черноброва, да уж некстати спесива; честным людям, бывало, слова не кинет, а простым к ней доступу не было; только с Змеем Змеевичем ши-ши-ши! О чем? Кто их ведает! А супруг ее, князь-княжевич Иван-королевич, по обычаю царскому, дворянскому, занимался охотой; и уж охота была, правду сказать, не нашим чета! Не только собаки да ястреба да сокола́ верой-правдой ему служили, но и лисицы, и зайцы, и всякие звери, и птицы свою дань приносили; кто чем мастерил, тот тем ему и служил: лисица хитростью, заяц прыткостью, орел крылом, ворон клёвом.
Словом, князь-княжевич Иван-королевич с своею охотою был неодолим, страшен даже самому Змею Змеевичу; а он ли не был горазд на все, да нет! Сколько задумывал, сколько пытался он истребить князя и так и сяк – все не удалось! Да княгиня подсобила. Завела под лоб ясные глазки, опустила белые ручки, слегла больна; муж испугался, всхлопотался: чем лечить? «Ничто меня не поднимет, – сказала она, – кроме волчьего молока; надо мне им умыться и окатиться».
Пошел муж за волчьим молоком, взял с собой охоту; попалась волчица, только что увидела князя-княжевича – в ноги ему повалилась, жалобным голосом взмолилась: «Князь-княжевич Иван-королевич, помилуй, прикажи что – все сделаю!» – «Давай своего молока!» Тотчас она молока для него надоила и в благодарность еще волчоночка подарила. Иван-королевич волчонка отдал в охоту, а молоко принес к жене; а жена было надеялась: авось муж пропадет! Пришел – и нечего делать, волчьим молоком умылась, окатилась и с постельки встала, как ничем не хворала. Муж обрадовался.
Долго ли, коротко ли, слегла опять. «Ничем, – говорит, – мне не пособишь; надо за медвежьим молоком сходить». Иван-королевич взял охоту, пошел искать медвежьего молока. Медведица зачуяла беду, в ноги повалилась, слезно взмолилась: «Помилуй, что прикажешь – все сделаю!» – «Хорошо, давай своего молока!» Тотчас она молока надоила и в благодарность медвежонка подарила. Иван-королевич опять возвратился к жене цел и здоров. «Ну, мой милый! Сослужи еще службу, в последний раз докажи свою дружбу, принеси мне львиного молока – и не стану я хворать, стану песни распевать и тебя всякий день забавлять». Захотелось княжевичу видеть жену здоровою, веселою; пошел искать львицу.
Дело было не легкое, зверь-то заморский. Взял он свою охоту; волки, медведи рассыпались по горам, по долам, ястреба, сокола поднялись к небесам, разлетелись по кустам, по лесам, – и львица, как смиренная раба, припала к ногам Ивана-королевича. Иван-королевич принес львиного молока. Жена поздоровела, повеселела, а его опять просит: «Друг мой, друг любимый! Теперь я и здорова и весела, а еще бы я красовитей была, если б ты потрудился достать для меня волшебной пыли: лежит она за двенадцатью дверями, за двенадцатью замками, в двенадцати углах чертовой мельницы».
Князь пошел – видно, его такая доля была! Пришел к мельнице, замки сами размыкаются, двери растворяются; набрал Иван-королевич пыли, идет назад – двери запираются, замки замыкаются; он вышел, а охота вся осталась там. Рвется, шумит, дерется, кто зубами, кто когтями ломит двери. Постоял-постоял, подождал-подождал Иван-королевич и с горем воротился один домой; тошно у него было на животе, холодно на сердце, пришел домой – а в доме жена бегает и весела и молода, на дворе Змей Змеевич хозяйничает: «Здорово, Иван-королевич! Вот тебе мой привет – на шейку шелкова петля!» – «Погоди, Змей! – сказал королевич. – Я в твоей воле, а умирать горюном не хочу; слушай, скажу три песни».
Спел одну – Змей заслушался; а ворон, что мертвечину клевал, поэтому и в западню не попал, кричит: «Пой, пой, Иван-королевич! Твоя охота три двери прогрызла!» Спел другую – ворон кричит: «Пой, пой, уже твоя охота девятую дверь прогрызает!» – «Довольно, кончай! – зашипел Змей. – Протягивай шею, накидывай петлю!» – «Слушай третью, Змей Змеевич! Я пел ее перед свадьбой, спою и перед могилой». Затянул третью песню, а ворон кричит: «Пой, пой, Иван-королевич! Уже твоя охота последний замок ломает!» Иван-королевич окончил песню, протянул шею и крикнул в последний раз: «Прощай, белый свет; прощай, моя охота!» А охота тут и есть, легка на помине, летит туча тучей, бежит полк полком! Змея звери в клочки расхватали, жену птицы мигом заклевали, и остался князь-княжевич Иван-королевич один с своею охотою век доживать, один горе горевать, а стоил бы лучшей доли.
Говорят, в старину всё такие-то удальцы рожались, а нам от них только сказочки остались.
Притворная болезнь
№206 [114]114Место записи неизвестно.
AT 315 + 300 (см. прим. к текстам № 171—204). Данный и следующий тексты, хотя относятся к типу «Звериное молоко», выделены Афанасьевым под иным, чем предыдущие, заглавием – «Притворная болезнь», так как повествуется в них о неверной матери. Неверная мать нередко играет главную отрицательную роль в восточнославянских сказках типа «Звериное молоко». Но Огненный царь не является традиционным персонажем таких сказок: обычно в роли любовника неверной сестры или матери выступает разбойник или змей, черт, железный волк, чародей. В данной сказке мать по наущению Огненного царя пытается отравить сына. Подобные эпизоды встречаются иногда и в других сказках типа 315, например, в башкирской сказке (Башк. творч., III, № 12). Не сумев отравить сына, мать в данной сказке ослепляет его. Этот эпизод тоже имеет параллели в некоторых опубликованных вариантах сюжета, например, в сказке, записанной от чувашского сказочника (Ск., лег. Башк. № 17).
[Закрыть]
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь с царицею, а детей у них не было; стали они со слезами бога молить, чтоб даровал им хоть единое детище, – и услышал господь их молитву: царица забеременела. В то самое время понадобилось царю на́долго отлучиться из дому; простился с женой и отправился в дорогу. Много ли, мало ли прошло времени, родила царица сына Ивана-царевича – такого красавца, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Рос он не по годам, не по дням, а по часам, по минутам – как тесто на опаре киснет; вырос такой сильномогучий богатырь, что всякий стул под ним ломается, и просит царицу, чтоб приказала сделать ему железный стул, и тот с подпорами.
Вот воротился царь домой; царица обрадовалась, встречает его и сказывает, какого она ему сына родила – сильного, могучего богатыря. Царь не хотел верить, чтоб мог такой сын от него народиться; сделал пир, созвал всех князей, и бояр, и думных людей; спрашивает их: «Научите, что мне делать с неверной женой – топором казнить ее или вешать?» Один думный сенатор отвечает ему: «Чем казнить да вешать, лучше сослать ее с сыном в дальние страны, чтоб об них и слуху не было». Царь согласился, и тотчас выслали их из того государства.
Вышла царица с Иваном-царевичем за городские ворота. «Любезная матушка! – говорит он. – Сядь – отдохни здесь, а я от отца моего пешком не пойду». Вернулся назад и просит у царя лошади. «Ступай в заповедные луга; там пасутся мои табуны – выбирай себе любого коня». Приходит Иван-царевич в заповедные луга, начал коня выбирать: на которого руку положит – тот и издохнет. Выбежал к нему пастух: «Э-эх, Иван-царевич! Ты здесь не выберешь по себе коня. Возьми-ка вот этого для матери, а для тебя есть добрый конь на острову; там растут двенадцать дубов, под ними выход[115]115
Погреб, подвал.
[Закрыть] есть, в том выходе стоит конь на двенадцати цепях, за двенадцатью дверями и за столькими ж замками; каждый замок в пятьдесят пуд». Иван-царевич благодарствовал на том пастуху, брал одного коня и держал путь к матери; сажал ее на того коня, а сам возле пешком шел.
Много ли, мало ли ушло времени – увидали они двенадцать дубов. Побежал туда царевич, открыл выход и начал ломать и двери и замки; только что конь услыхал по себе богатыря – тотчас стал помогать, копытами цепи, двери разбивать. Подходит Иван-царевич к коню, надевает на него богатырский прибор[116]116
Снаряжение (Ред.).
[Закрыть] и выводит в поле чистое; сел верхом и начал пытать своего коня. Мать ему говорит: «Сын мой любезный! Завел меня в такие пустые, безлюдные места, да и покинуть хочешь». – «Нет, матушка! Я тебя не покину; а коня пытаю». Раскинули они на острову́ палатку, жили и питались, чем бог послал.
Однажды говорит Иван-царевич: «Государыня моя матушка! Благослови меня в дальнюю дорогу. Чем тут жить, лучше поеду – отыщу себе державу». Поехал он и долами, и горами, и темными лесами; выезжает на ровное место и видит впереди – словно гора воздымается. «Дай подъеду!» Подскакал поближе, глядь – а то лежит богатырь убитый. «Эх, – думает царевич, – славный был богатырь, да какой-то злодей сгубил: может, сам-то и ногтя его не стоит!» Подивовался-подивовался и хотел было ехать дальше; вдруг мертвый богатырь отзывается: «Что ж ты, Иван-царевич, только посмотрел на меня, а ни слова не вымолвил? Ты бы спросил меня, я б тебе добро посоветовал. Вишь ты, младой юноша, и сам не ведаешь – куда едешь, а едешь ты прямо к Огненному царю: не доезжая до его царства верст тридцать – уж огнем жжет! Столкни-ка мое туловище да возьми мой щит и острый меч-кладенец. Как станешь подъезжать к огненному царству и начнет тебя огнем жечь – ты закройся моим щитом и не бойся жару, а приедешь к самому царю – он тебя встретит с обманом; смотри, в обман не давайся, бей его один раз, а убьешь – меня не забудь!»
Иван-царевич взял щит и меч-кладенец, поскакал-полетел к Огненному царю, на всем скаку ударил его раз; Огненный царь наземь пал и кричит: «Бей еще!» – «Русский богатырь не бьет два раза, а раз да горазд!» Убивши царя, бросился его осматривать и нашел у него мертвую и живую воду. Взял ту воду и поехал к мертвому богатырю; соскочил с своего доброго коня, поднял голову богатыря, приложил ее к туловищу и спрыснул мертвой и живой водою. Богатырь встал; назвались они братьями и пошли путем-дорогою. Говорит богатырь: «Давай изведаем силу – чья возьмет?» – «Эх, брат! Не надоело тебе лежать в чистом поле тридцать три года; а я не хочу пролежать и единого. Лучше разъедемся в разные стороны!» И поехали они по разным дорогам.
Иван-царевич приехал к своей матери, рассказал ей, как победил Огненного царя, и зовет ее с собой: «Поедем, государыня матушка, в его царство». – «Ах, Иван-царевич! На что ты убил его? Ведь Огненный царь мне сват». Поехали они в то царство; жили сколько-то времени, вздумалось царевичу на охоту ехать, а мать его достала мертвую и живую воду, нашла Огненного царя, подкатила его голову к туловищу и давай взбрызгивать. Огненный царь открыл глаза и говорит: «Ах, любезная свашенька, долго ж я спал». – «Спать бы тебе отныне и до́ веку! Мой сын-злодей тебя до́ смерти убил. Как бы нам его извести?» – «А вот как: только он вернется – ты сделайся больна и скажи ему, что в таком-то царстве, куда ворон костей не заносит, есть одномесячные яблоки и от тех яблоков всякая хворь проходит. Пусть-ка достанет».
Сын вернулся домой – мать больна лежит, посылает его за одномесячными яблоками. Иван-царевич оседлал своего доброго коня и стрелой полетел в то царство далекое, куда ворон костей не заносит. А там царствовала девица-красавица, и был у ней пир большой. Выглянул из окна один из гостей и говорит: «Приехал к вам младой юноша: конь под ним аки лютый зверь, сбруя и все приспехи богатырские словно жар горят». Встречала его царевна середи двора широкого, сама снимала с доброго коня; взялись они за белые руки и пошли во дворец. Села царевна на золотой стул, а русский богатырь сам себе место найдет. «Не будешь ли гневаться? – говорит Иван-царевич. – Ведь я с просьбой приехал». – «Говори: что надобно? Все тебе в угоду сделаю». Он ей сказал свою нужду. Тут они долго пировали и забавлялись, после того обручились и дали слово крепкое, чтоб ей за другого замуж нейти, а ему на другой не жениться. Пора Ивану-царевичу и в путь отправляться; невеста-красавица навязала ему одномесячных яблочков, пошла провожать и говорит ему: «Я слышала – ты большой охотник; подарю тебе двух собак. Эй, Тяжелый и Легкий! Служите царевичу, как мне служили; коли что над ним приключится – лучше и назад не бывайте!»
Едет Иван-царевич домой; мать увидала и говорит свату: «Вон наш разлучник едет!» Тотчас заперла Огненного царя за кипарисные двери, а сама на постель легла. Входит Иван-царевич во дворец и отдает матери одномесячные яблоки. Вдруг собаки бросились к кипарисной двери и начали грызть; мать говорит: «Сын мой любезный! Какую привел ты охоту? Мне и без того мочи нет, а они дверь грызут». Царевич закричал на своих собак – и они улеглись возле него.
На другой день поехал он с своей охотой позабавиться, а мать кинулась свата отпирать и просит его извести как-нибудь сына. Пошел Огненный царь к озеру, на песчаные берега, злого змея караулить. Мало ли, много ли дожидался – выходит змей на́ берег, лег и заснул. Огненный царь одним взмахом отрубил ему голову, вынул зелье[117]117
Яд.
[Закрыть] и понес к сватье; отдает ей: «На, – говорит, – напеки с этим зельем лепешек и покорми сына».
Иван-царевич вернулся домой и просит у матери: «Нет ли поесть чего?» Она отвечает: «Мочи моей нет, ничего не готовила, только лепешек напекла – возьми и кушай на здоровье!» Только он взял одну лепешку – собака из рук ее вырвала. «Ну, сынок, завел ты охоту – не дадут и куска съесть!» – «Я, матушка, другую возьму». Взял еще – другая собака и эту вырвала. Взял третью, откусил и тут же помер. Мать соскочила с постели, отперла кипарисную дверь и выпустила свата. «Ну, – кричит, – извели, наконец, нашего злодея!» Выковырнули у Ивана-царевича глаза и бросили его в колодец, а сами стали жить да веселиться.
Собаки бились-бились около колодца, вытащили Ивана-царевича и понесли к нареченной невесте; а ей уж сердце сказало, что нет его на свете; вышла она далеко к нему навстречу, взяла его на свои белые руки, понесла во дворец и написала к своей сестре, чтобы та прислала новые, лучшие глаза и воды живой и мертвой. Начали его лечить, живой водой вспрыскивать. Иван-царевич встал: «Ах, моя милая невеста! Как долго я спал». – «Спать бы тебе вечным сном, кабы не я!» – отвечала невеста и рассказала все, что с ним мать сделала.
Пожил он у ней несколько времени и собирается домой. Говорит ему царевна-красавица: «Иван-царевич! Не давайся в обман матери». Он оседлал коня и едет домой. Мать узнала его и закричала: «Опять едет мой злодей, и две собаки впереди бегут!» Заперла своего свата за кипарисную дверь, сама села под окно и горючьми слезами обливается. Иван-царевич въехал на двор, соскочил с коня и пошел к матери; собаки за ним и бросились дверь грызть. «Матушка! – говорит царевич. – Подай мне ключ от этой двери». Она мялась-мялась, не хотела ключа отдавать, разные отговорки приводила: и ключ-то потерян, и отпирать-то незачем! Иван-царевич сам нашел ключ, отворил дверь – а за дверью сидит в креслах Огненный царь.
Закричал царевич своей охоте: «Тяжелый и Легкий! Возьмите Огненного царя, отнесите в чистое поле и разорвите на мелкие части!» Собаки схватили его и разорвали на мелкие части: не только человеку кусков не собрать, даже птице не сыскать! Потом Иван-царевич сделал тугой лук и кленовую стрелу и говорит матери: «Пойдем теперь в чистое поле!» Пришли они в чистое поле; царевич натянул свой тугой лук, положил о́даль: «Становись, матушка, рядом со мною; кто из нас виноват, того кленовая стрела убьет». Мать прижалась к нему близко-близко. Сорвалась стрела и попала ей прямо в сердце.
Иван-царевич поехал к своей невесте; пристигла его в пути-дороге темная ночь. Усмотрел он вдали огонек, поехал в ту сторону – стоит избушка, а в избушке старуха сидит. Завел с нею разговор о том, о сем; старуха ему и сказывает: «Есть у нас в озере страшный змей о двенадцати головах, все людей пожирает. Нынешнюю ночь вывезут к нему на съедение самоё царевну: так вышло по жребию!» Иван-царевич не ложился спать, со полуночи пошел на то озеро. Царевна стоит на берегу и во слезах говорит таковы речи: «Лютый змей! Пожри меня скорее, кончи мои мучения». Распахнулось у ней покрывало, и узнал Иван-царевич свою невесту, и она его признала. «Ступай отсюдова, – говорит ему царевна, – не то лютый змей и тебя съест!» – «Не пойду, – отвечает Иван-царевич, – мы с тобой обручились, чтобы вместе жить, вместе и помереть». Вот лезет из озера змей о двенадцати головах: «Эх, красная девица! Да у тебя заступа есть. Ну что ж! В моем брюхе и заступе будет место». – «Ах ты, проклятый змей! – сказал Иван-царевич. – Ты прежде пожри, тогда и хвались». Вынул свой острый меч, раз махнул – и снял с него шесть голов; в другой махнул – и остальные сбил. Потом Иван-царевич поехал с своей невестою в ее царство, обвенчались и жили долго и счастливо.
№207 [118]118Записано в Шенкурском уезде Архангельской губ.
AT 315. Традиционный сюжет осложнен необычными мотивами: герой правит царством, мать действует заодно с его врагом, находящимся в плену; она посылает героя к чудищам добывать их сердца; убитого героя оживляют дети при помощи чудесного корешка.
[Закрыть]
Бывали-живали царь да царица; у царя, у царицы был один сын, Иван-царевич. Вскоре царь умер, сыну своему царство оставил. Царствовал Иван-царевич тихо и благополучно и всеми подданными был любим, ходил он с своим воинством воевать в иные земли, в дальние края, к Пану Плешевичу; рать-силу его побил, а самого в плен взял и в темницу заточил. А был Пан Плешевич куда хорош и пригож! Увидала его царица, мать Ивана-царевича, влюбилась и стала частенько навещать его в темнице. Однажды говорит ей Пан Плешевич: «Как бы нам сына твоего, Ивана-царевича, убить? Стал бы я с тобой вместе царствовать!» Царица ему в ответ: «Я бы очень рада была, если б ты убил его!» – «Сам я убить его не смогу; а слышал я, что есть в чистом поле чудище о трех головах. Скажись царевичу больною и вели убить чудище о трех головах да вынуть из чудища все три сердца; я бы съел их – у меня бы силы прибыло».
На другой день царица разболелась-расхворалась, позвала к себе царевича и говорит ему таково слово: «Чадо мое милое, Иван-царевич! Съезди в поле чистое; убей чудище о трех головах, вынь из него три сердца и привези ко мне: скушаю – авось поправлюсь!» Иван-царевич послушался, сел на коня и поехал. В чистом поле привязал он своего доброго коня к старому дубу, сам сел под дерево и ждет... Вдруг прилетело чудище великое, село на старый дуб – дуб зашумел и погнулся. «Ха-ха-ха! Будет чем полакомиться: конь – на обед, молодец – на ужин!» – «Эх ты, поганое чудище! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь!» – сказал Иван-царевич, натянул свой тугой лук и пустил калену стрелу; разом сшиб чудищу все три головы, вынул три сердца, привез домой и отдал матери.
Царица приказала их сжарить; после взяла и понесла в темницу к Пану Плешевичу. Съел он, царица и спрашивает: «Что – будет ли у тебя силы с моего сына?» – «Нет, еще не будет! А слышал я, что есть в чистом поле чудище о шести головах; пусть царевич с ним поборется. Одно что-нибудь: или чудище его пожрет, или он привезет еще шесть сердец». Царица побежала к Ивану-царевичу: «Чадо мое милое! Мне немного полегчило; а слышала я, что есть в чистом поле другое чудище, о шести головах; убей его и привези шесть сердец».
Иван-царевич сел на коня и поехал в чистое поле, привязал коня к старому дубу, а сам сел под дерево. Прилетело чудище о шести головах – весь дуб пошатнулся: «Ха-ха-ха! Конь – на обед, молодец – на ужин!» – «Нет, чудище поганое! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь!» Натянул царевич свой тугой лук, пустил калену стрелу и сбил чудищу три головы. Бросилось на него чудище поганое, и бились они долгое время; Иван-царевич осилил, срубил и достальные три головы, вынул из чудища шесть сердец, привез и отдал матери. Она того часу приказала их сжарить; после взяла и понесла в темницу к Пану Плешевичу.
Пан Плешевич от радости на́ ноги вскочил, царице челом бил; съел шесть сердец – царица и спрашивает: «Что – станет ли у тебя силы с моего сына?» – «Нет, не станет! А слышал я, что есть в чистом поле чудище о девяти головах: коли съем еще его сердца́ – тогда нешто будет у меня силы с ним поправиться!» Царица побежала к Ивану-царевичу: «Чадо мое милое! Мне получше стало; а слышала я, что есть в чистом поле чудище о девяти головах; убей его и привези девять сердец». – «Ах, матушка ро́дная! Ведь я устал, пожалуй мне не состоять супротив того чудища о девяти головах!» – «Дитя мое! Прошу тебя – съезди, привези».
Иван-царевич сел на коня и поехал; в чистом поле привязал коня к старому дубу, сам сел под дерево и заспал. Вдруг прилетело чудище великое, село на старый дуб – дуб до земли пошатнулся. «Ха-ха-ха! Конь —
на обед, молодец – на ужин!» Царевич проснулся: «Нет, чудище поганое! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь!» Натянул свой тугой лук, пустил калену стрелу и сразу сшиб шесть голов, а с достальными долго-долго бился; срубил и те, вынул сердца́, сел на коня и поскакал домой. Мать встречает его: «Что, Иван-царевич, привез ли девять сердец?» – «Привез, матушка! Хоть с великим трудом, а достал». – «Ну, дитя мое, теперь отдохни!»
Взяла от сына сердца́, приказала сжарить и отнесла в темницу к Пану Плешевичу. Пан Плешевич съел, царица и спрашивает: «Что – станет ли теперь силы с моего сына?» – «Станет-то станет, да все опасно; а слышал я, что когда богатырь в баню сходит, то много у него силы убудет; пошли-ка наперед сына в баню». Царица побежала к Ивану-царевичу. «Чадо мое милое! Надо тебе в баню сходить, с белого тела кровь омыть». Иван-царевич пошел в баню; только что омылся – а Пан Плешевич тут как тут, размахнулся острым мечом и срубил ему голову. Повестил о том царицу – она от радости запрыгала, велела Ивана-царевича зарыть в могилу, а сама стала с Паном Плешевичем в любви поживать да всем царством заправлять.
Осталось у Ивана-царевича двое малых сыновей; они бегали, играли, у бабушки-задворенки оконницу изломали. «Ах вы, собачьи сыны! – обругала их бабушка-задворенка. – Зачем оконницу изломали?» Прибежали они к своей мамке, стали ее спрашивать: почему-де так неласково обзывают нас? Отвечает мать: «Нет, дитятки! Вы не собачьи сыны; был у вас батюшка, сильный и славный богатырь Иван-царевич, да убил его Пан Плешевич, и схоронили его во сырой земле». – «Матушка! Дай нам мешочек сухариков, мы пойдем оживим нашего батюшку». – «Нет, дитятки, не оживить его вам». – «Благослови, матушка, мы пойдем». – «Ну, ступайте; бог с вами!» Того часу дети Ивана-царевича срядились и пошли в дорогу. Долго ли, коротко ли шли они – скоро сказка сказывается, не скоро дело делается; попался навстречу им седой старичок: «Куда вы, царевичи, путь держите?» – «Идем к батюшке на могилу; хотим его оживить». – «Ох, царевичи, вам самим его не оживить. Хотите, я помогу?» – «Помоги, дедушка!» – «Нате, вот вам корешок; отройте Ивана-царевича, этим корешком его вытрите да три раза перевернитесь через него». Они взяли корешок, нашли могилу Ивана-царевича, разрыли, вынули его, тем корешком вытерли и три раза перевернулись через него – Иван-царевич встал: «Здравствуйте, дети мои малые! Как я долго спал». Воротился домой, а у Пана Плешевича пир идет. Как увидал он Ивана-царевича – так со страху и задрожал. Иван-царевич предал его лютой смерти; попы его схоронили, панихиду отпели и отправились поминки творить; и я тут был – поминал, кутью большой ложкой хлебал, по бороде текло – в рот не попало!