Текст книги "Моя лю... (си)"
Автор книги: Александр Якунин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
В санаторий Лялин вернулся, когда на сцене киноконцертного зала вовсю шла последняя, генеральная репетиция концерта: Оля отрабатывала элементы танца в паре с высоким стройным мужчиной. Его длинные волосы цвета сухой соломы разлетались в разные стороны. "Цыган-альбинос, курам на смех" – подумал Лялин. Однако при всём своём скептическом отношении к партнёру Оленьки, он не мог не признать, что движения мужчины были точны и даже красивы, чего нельзя было бы сказать об его партнёрше.
Заметив Лялина, Оля спустилась к нему со сцены:
– Ну, что принёс? Ой, какой класс! – воскликнула она, набросив на себя чёрный платок с алыми розами. – Ну, как, похожа на цыганку?!
– То, что надо! – крикнул ей со сцены Абрамов.
Оля поцеловала Лялина в щёку.
– Идём, я познакомлю тебя с Абрамовым.
– Может быть, как-нибудь после?
– Никаких после,
С близкого расстояния Абрамов произвёл на Лялина отталкивающее впечатление: его жёлтое лицо было покрыто мелкими морщинами, выдававшими его солидный возраст. Это было так неожиданно, что Лялин покраснел. Его смущение Абрамов расценил по-своему:
– Я каждое утро пью морковный сок, – сказал он. – Очень полезная штука и вам советую, сказал он, и, как бы в доказательство своих слов, сжал своею сухой ладонью ладонь Лялина так, что тот вскрикнул.
– Ой, простите, я не нарочно, – хитро улыбнулся Абрамов.– Оля сказала, что Вы не хотите принять участие в нашем концерте. Это так?
– В общем, да, я никогда не выступал и, по большому счёту, ничего не умею: ни петь, ни танцевать, – с некоторым трудом признался Лялин и увидел на лице Оли разочарование.
– Откуда вы знаете, что вы умеете, если ни разу не выступали на сцене? – улыбнулся Абрамов. – Это классическое заблуждение многих. Уверяю вас, у каждого есть к чему-нибудь способность. Человека нужно только раскачать, направить, научить преодолевать стеснение. Егор, можно Вас так называть? Прислушайтесь, Егор, к себе, к своему внутреннему голосу: к чему у Вас тянется душа – к пению? Танцу? Декламации?
– Не знаю, – растерялся Лялин.
– Жаль, у нас мало времени, но ничего, в следующий раз мы вас привлечём. Договорились?
И, не дождавшись ответа Лялина, Абрамов схватил Олю за руки и закружил её в танце.
– С платком другое дело! – услышал он возглас Абрамова. – Он у тебя молодец!
– Ещё какой! – ответила со смехом Оля.
"Это они обо мне, что ли?"– подумал Лялин, спускаясь в зрительный зал. Ему было неприятно, что Оля позволяет Абрамову давать ему оценки.
Лялин устроился на последнем ряду, ближе к выходу. Зал стал наполняться зрителями. Лялин заметил, как мимо него, словно приведение, прошагал Марк Наумович Блидман с неизменным портфелем из зелёной крокодиловой кожи. Он явился, очевидно, чтобы окончательно добить Ольгиного отца. Лялин пулей выскочил из зала с твёрдым намерением уехать в Москву немедленно, несмотря на скорую ночь.
* * *
... Лялин крутил педали, практически, не видя дороги. Перед его взором неотступно стоял образ Оленьки, удивлённой и расстроенной его внезапным отъездом. "Она, должно быть, не сможет уснуть. О, бедная моя лю..." – подумал он с нежностью, не сумев закончить мысль, поскольку дорога резко пошла в гору и, чтобы крутить педали, понадобились дополнительные физические усилия.
Глава 3. "ЗИЛ"
Часть 1. Стукач и провокатор
Очень часто то, что человеку нужно по-настоящему, само идёт в руки. Так случилось и с Лялиным: в первой же купленной им газете он наткнулся на объявление – автомобильному заводу имени Лихачёва (ЗИЛ) требовался социолог. Он тут же позвонил по указанному в объявлении телефону, и ему предложили приехать для собеседования.
Лялин полетел, ни секунды не сомневаясь в успехе. Теперь, когда у него есть Оля, ему до зарезу нужна была работа. Он не мог, не имел права упустить свой шанс.
Заводские социологи располагались в здании бывшего детского садика. Лялина встретил сам начальник бюро, Дунин Владимир Серафимович – холёный мужчина неопределённого возраста, абсолютно дипломатической внешности. Отличный серый костюм сидел на нём как влитой, белоснежная сорочка пахла зимней свежестью, галстук нежно-голубой расцветки, кажется, светился изнутри, а шикарные очки в роговой оправе придавали его внешности солидную законченность. Расточая умопомрачительный запах французских духов, Дунин вальяжно сидел за письменным столом, изящно откинувшись, с одной рукой за спинку стула, а другой играя ручкой с золотым пером. Движения его дышали значительностью и спокойствием.
Лялин был в некотором замешательстве: на заводе, выпускающем грузовые автомобили, он готов был встретить людей, одетых чуть ли не в телогрейки и кирзовые сапоги, но отнюдь не таких "швейцарцев", как Дунин. Лялин почувствовал неловкость за свою скромную одежду.
Начальник бюро предложил Лялину присесть напротив себя и подождать "одну секунду". Секунда длилась довольно долго. Всё это время Дунин, поочерёдно моргая глазами, молча разглядывал кандидата, демонстрируя при этом капитальное, не показное спокойствие.
Лялин сидел, опустив голову, имея прекрасную возможность под столом рассмотреть лакированные туфли и высокие, уходящие под брючины, носки начальника.
Наконец, в кабинет вошёл неулыбчивый и седой, как лунь, мужчина грузинской национальности, одетый так же, как и Дунин, не без изящества, но скромнее: в свитер и джинсы. Чувствовалось, что стиль одежды выбран им не случайно, а по принципиальным соображениям. В руках грузин держал второй том "Капитала", К.Маркса с множеством жёлтых закладок. Лялин, не осиливший и десяти страниц первого тома великого немца, тотчас признал научный авторитет вошедшего. Змеёй вкралась в него неуверенность в себе и, как следствие, сомнение в успехе своей миссии.
Грузин уселся на свободный стул, положил ногу на ногу, книгу пристроил на колене и представился с едва заметным акцентом и приятным заиканием:
– К-келептришвили Артур – социолог.
– Здравствуйте, – ответил Лялин, дрогнувшим голосом.
– Начнём, пожалуй, – сказал Дунин, глядя на Артура с благоговейным трепетом и обожанием.
– Х-хорошо, – согласился Артур Келептришвили.– Мы ищем человека, который с-согласится участвовать в социологическом исследовании методом включённого наблюдения. Надеюсь, вы знакомы с данным инструментарием?
– Д-да, – коротко ответил Лялин.
– П-прекрасно! Цель исследования определить эффективность системы адаптации молодых рабочих сборочного производства. Меня интересуют реальные процессы, происходящие внутри рабочего коллектива, отчуждённого от основных средств производства. Это, н-надеюсь, п-понятно?
– В целом, да, – ответил Лялин.
– П-прекрасно. План исследования изложен в моей программе.
– Да, да, здесь всё написано, – сказал Дунин и протянул Лялину толстую пачку листов бумаги. – Ознакомьтесь.
– Как, прямо сейчас?!
– Н-ну, да, мы д-должны знать – справитесь вы с этим или н-нет.
Лялин принялся листать, однако, присутствие работодателей мешало ему. Он не мог сосредоточиться. Строчки программы расплывались. Перевернув последний лист, Лялин понял, что ничего не понял.
– Н-ну, как, справитесь?– спросил Артур Келептришвилли.
Огромное желание устроиться на работу заставило Лялина уверенно соврать:
– Думаю, да.
– Отлично! Но...– сказал начальник бюро Дунин, – не кажется ли тебе, Артур, что данная кандидатура несколько старовата для молодого рабочего?
Грузин погладил томик "Капитала" и сказал:
– Нет, не думаю. Маркс предупреждал, что с-старение рабочего класса неизбежно. Это, так сказать, первичный признак будущего мирового экономического кризиса. Тенденция ухудшения демографической ситуации – есть данность, с которой нельзя не считаться.
Дунин поочерёдно моргнул двумя глазами, одним движением пальца подправил очки и произнёс:
– Да? Ты в этом уверен? Ну, хорошо, тебе видней.
В эту минуту Лялин думал о том, что в нашей стране всё перепутано: тем, кому сам Бог велел заниматься наукой, прозябают на заводе, а тем, кому самое место на заводе, например, Блидману Марку Наумовичу, протирают штаны в академических институтах.
– Егор Лялин, – торжественно произнёс Дунин.
– Да, да?
– Мы вас берём с испытательным сроком.
"О, как обрадуется Оля!" – первым делом подумал Лялин и, уже исключительно ради своей любимой, поинтересовался:
– Извините, а сколько я буду получать?
– О! – воскликнул Артур Келептришвилли. – Это уже без меня.
Дождавшись, когда за коллегой закроется дверь, Дунин назвал сумму, превысившую самые смелые ожидания Лялина.
Дунин понимающе улыбнулся:
– Как видите, за деньгами у нас дело не стоит, лишь бы вы справились.
– Я справлюсь! Обязательно справлюсь. Даже не сомневайтесь!
"Жизнь прекрасна и удивительна!" – по кругу вертелось у Лялина в голове. Ещё сутки назад у него ничего не было, он был одинок и беден, а сейчас у него есть всё: любимый человек – Оля, Оленька и будут деньги!
К Лялину вернулась уверенность в себе, уверенность в том, что нет такого дела, с которым он не смог бы справиться. Он чувствовал себя неожиданно разбогатевшим победителем. Будущей зарплаты должно хватить на то, чтобы вернуть Вовчику долг за костюм, прикупить себе новую одежду (по образцу начальника бюро Дунина), сводить Оленьку в кино, театр и даже ресторан, не говоря уже о кафешке. Лялин посмотрел на телефон. Он ждал звона от Оли. По каким-то ясным одному ему признакам, Лялин определил, что Оля не звонила и тогда, когда он отсутствовал дома.
Он заставил себя не расстраиваться. Тем более, что ему нужно было ознакомиться с программой исследования, в котором ему предстояло принять участие. После внимательного прочтения радостное настроение его померкло. Согласно документу, он должен был под видом рабочего устроиться в одну из бригад и в течение месяца совершить ряд нарушений трудовой дисциплины: от прогула до распития спиртных напитков на рабочем месте и даже воровства – ему нужно было украсть деталь грузовика, название которой и даже вес в граммах был прописан. При этом, ему предписывалось "архивнимательно" отслеживать реакцию мастера и других начальников и докладывать обо всём увиденном в бюро. Иными словами Лялину отводилась роль шпиона или, точнее, стукача и провокатора.
Удивительные штуки выкидывает жизнь: совсем недавно в ИСИ его незаслуженно обвинили в штрейкбрехерстве, а теперь, на заводе ему реально предстоит стать доносчиком.
Лялин готов был взвыть волком от досады. Хорошо, что он не успел рассказать Оле о своей новой работе, предназначенной исключительно для отмороженных на всю голову дебилов.
Лишь немного поостыв, Лялин нашёл силы к логическому осмыслению ситуации. Его мысли вертелись вокруг следующих пунктов: во-первых, не он придумал эту зверскую программу и моральная сторона дела целиком лежит на совести автора – марксиста Артура Келептришвилли. Во-вторых, если он откажется от участия в этом исследовании, на его место легко найдут другого, менее щепетильного в вопросах этики. В-третьих, послать к чёрту Дунина энд Келептришвилли равносильно отказу от Оли: без денег он не сможет предложить молоденькой девушке никаких развлечений, кроме прогулок по грязной Москве или сидения дома. Что за этим последует – ясно без всяких слов.
Артур Келептришвилли, рассуждал далее Лялин, бесспорно настоящий учёный, и, похоже – гениальный человек, а гений не может быть плохим или хорошим. Гению нужно просто верить и следовать за ним. "Так я и сделаю!" – решил Лялин.
Часть 2. В соответствии с легендой
Согласно программе, читай – задания, Лялин на общих основаниях, то есть через отдел кадров по своему паспорту, устроился слесарем-сборщиком в автосборочный корпус ЗИЛа. Он попал в бригаду мастера Ивана Петрова.
Перед началом смены мастер провёл с Лялиным инструктаж. Вкусно окая, как могут окать только выходцы Ярославской губернии, Иван Петров объяснил новичку суть работы. Задача была простая: насаживать гайки на колёсные шпильки и главное тут – успеть наживить полный комплект гаек до того, как конвейер протолкнёт автомобиль к следующей операции – окончательного их заворачивания при помощи гайковёрта – инструмента, похожего на огромную дрель. На гайковёрте стоял армянин Акопянц.
– Освоитесь – переведём вас на гайковёрт, – пообещал мастер.
– Простите, а куда денется Акопянц? – поинтересовался Лялин.
– Акопянц станет скользящим рабочим, – сказал мастер, почему-то пунцово покраснев.
Находившийся рядом Акопянц широко улыбнулся, показав большие белые зубы.
Не поднимая глаз, будто стесняясь Лялина, мастер пробурчал:
– Вы вовремя к нам пришли: план растёт, катастрофически не хватает рабочих рук. Я очень рад. Надеюсь, мы сработаемся.
– Спасибо, я тоже надеюсь, – ответил Лялин, подумав о том, что вряд ли этот деревенский парень будет радоваться, когда узнает истинную цель его появления. "Шпион, так шпион – с первой зарплаты куплю себе чёрные очки" – решил Лялин.
Выйдя на точку, Лялин почувствовал волнение. Раздавшийся пронзительный звонок, заставил его вздрогнуть. Конвейер тронулся. На первом автомобиле мастер Петров сам, для примера, наживил гайки.
– Понятно? – спросил он Лялина. – Дальше сами.
Лялин набрал из контейнера необходимый комплект гаек и встал наизготовку.
– Главное – спокойствие, – подбадривал мастер, – у вас всё получится.
Подъехало колесо с голыми шпильками. Первая гайка навернулась легко. В знак одобрения гайковёрточник Акопянц показал ему большой палец.
– Ерунда! Делать нечего! Тут и обезьяна справится, – крикнул ему Лялин.
– Молодца! – похвали мастер. – Я могу идти?
– Давай, давай! – улыбнулся Лялин.
Вторая гайка налезла на шпильку даже легче первой, но едва Лялин отпустил руку, как она покосилась и полетела вниз. Ударившись о металлический пол, гайка по-лягушачьи подпрыгнула несколько раз и покатилась вдоль конвейера. Тем временем, колесо без гаек успело продвинуться метра на полтора-два. Лялин сделал попытку задержать его, ухватившись рукой, но быстро сообразил, что это ему не под силу. Лялин бросился вдогонку за злосчастной гайкой, которая скрылась под стеллажом. Чтобы достать беглянку Лялину пришлось на четвереньках проползти мимо гайковёрточника Акопянца, взиравшего на всё это с немым ужасом. Лялин вернулся на свою точку, когда недоукомплектованный грузовик продвинулся далеко вперед. Раздался звонок. Конвейер остановился. Прибежавший с кувалдой и гайками мастер Петров короткими ударами насадил недостающие гайки и запустил конвейер.
– Какого черта ты полез доставать гаку? – набросился мастер на Лялина.– Нельзя было из контейнера другую взять?
– Растерялся, – честно признался Лялин.
– Эх, ты! – покачал головой мастер и протянул ему кувалду. – На, держи, пригодиться.
С кувалдой дело у Лялина пошло веселее. Однако, вскоре он почувствовал дикую усталость: гайки стали казаться неподъёмными. Появилась резкая боль в спине. Но не было времени даже разогнуться: только разделаешься с одним колесом, как на его место вставало другое и требовало гаек. С каждой минутой у Лялина росло раздражение против конвейера – этого безмозглого и безжалостного животного, сосущего жизненные соки из своих рабов. Какой изверг придумал столь бесчеловечную организацию труда? Лялину казалось – не то, чтобы месяц, как того требовала программа Келептришвилли, но и дня он не выдержит.
– Ничего, братишка, – сказал мастер, словно прочитав мысли Лялина. – Через это все проходят, привыкнешь.
К концу смены Лялин так вымотался, что у него не достало сил подумать даже об Оле.
* * *
В соответствии с программой, свой второй рабочий день на конвейере Лялин начал с опоздания. Это далось ему нелегко. Вышагивая полчаса перед заводской проходной, он весь извёлся. Он и подумать не мог, что нарушать трудовую дисциплину так трудно и неприятно. Но работа есть работа. За это он получит хорошие деньги. Скоро они ему очень понадобятся: ведь вот-вот должна вернуться его Оленька из "Вороново".
Выждав положенное время, Лялин побежал в цех. Почему-то он был уверен, что без него конвейер встанет и в цеху будет тихо. Но нет, работа шла своим чередом, гайковёрты визжали, люди были заняты, и никто в его сторону не повернул головы. На его месте работал мастер Петров.
– А, пришёл! Молодец! А я уж думал, не придёшь, не понравилось парню. Что опоздал – не беда. С непривычки со всяким может случиться. На первый раз прощается, – говорил мастер таким тоном, будто это он сам опоздал на работу и ему было неловко.
Уж лучше бы он накричал на Лялина. По крайней мере, Лялину не так было неловко перед человеком.
– Идите, дальше я сам, – сказал Лялин.
– Вот и лады: побегу в кузовной цех, оттуда сплошной брак идёт. – Сказал мастер и, сделав шаг, остановился. – И, пожалуйста, постарайтесь больше не опаздывать. Очень, понимаете, с людьми сейчас тяжело: многие болеют, то да сё, а на вашу операцию скользящий рабочий не положен. Вот и приходится самому амбразуру закрывать. А тут ещё Людка Стеклова на бензобаках не вышла, ребёночек заболел. Нужно подмену найти. Такие, брат, дела.
Мастер убежал. Лялин набрал гаек и с ненавистью взглянул на приближающееся колесо.
– Что, гадина, жрать хочешь? Сейчас я тебя накормлю, – прошептал Лялин, крепко сжав в руке кувалду.
Часть 3. Гений и злодейство
В этот день Лялин не мог думать ни о чём другом, как только о своём открытии: он нашёл, что программу Артура Келептришвилли нужно выбросить в помойку только на том простом основании, что она не учитывала того очевидного факта, что улыбка, с которой мастер Петров простил ему опоздание, подействовала на него сильнее любого другого наказания. "Что же это получается: в отчёте по этому факту я должен написать, что мастер не принял мер к нарушителю трудовой дисциплины?! Какая глупость!" – думал Лялин. – "Неужели вся теория Маркса имеет подобное упущение?!"
И навсегда останется загадкой, каким образом, в этой связи, в голове Лялина родились стихотворные строки, которые он перенёс на бумагу одним махом, без единой помарки и исправления:
Я знаю, что праздники, праздники кончатся.
Заплещется дождь и одно одиночество
Останется здесь, никуда не уйдёт,
Искать себе новых друзей и забот.
Я знаю, что осень прохладой закружится,
И воспоминаний вчерашние лужицы
Подёрнуты будут искристым ледком,
Как зимние сны, что приснятся потом.
Я знаю, что вы, вы – друзья мои нищие,
Богатыми станете, станете бывшими,
И перекочует тогда пустота
Из ваших карманов в сердца навсегда.
Но всё-таки, всё-таки, Боже, как хочется
Хоть раз рассмеяться в лицо всем пророчествам!
На краешке жизни, у самого дна
Найти изумрудную россыпь добра!
Перечитав несколько раз текст, как чужой, Лялин со страхом подумал: "Я, наверное, гений!"
* * *
Если Лялину так невероятно трудно далось простое опоздание на работу, что уж говорить о целодневном прогуле!
Весь прогульный день Лялин провёл дома, меряя комнату шагами из угла в угол. Как наваждение, перед ним маячила наивная улыбка мастера Петрова. Неужели, и на этот раз он его простит, не накажет?
Лялин мучился завтрашним днём, когда ему нужно будет предстать пред светлые очи мастера. "Нет, нужно заболеть или, лучше, вообще, пnbsp; – Д-да, – коротко ответил Лялин.
ослать к чёртовой матери Келептришвилли с его долбаной программой включённого наблюдения!" – думал Лялин. В этом случае он останется без работы и денег. Тоже не есть хорошо, тем более, что со дня на день должна вернуться из "Вороново" Оля. Деваться, кажется, было некуда и, опять же, не зря в народе говорится – "взялся за гуж, не говори, что не дюж".
Утром следующего дня Лялин шёл на завод, как на аркане, готовый во всём признаться мастеру – кто он и с какой целью заслан к нему в бригаду. Издалека заметив Петрова, Лялин спрятался за стеллаж. Петров разговаривал с толстым и лысым мужчиной в синем халате. В такой спецодежде ходило высокое начальство. До Лялина долетали обрывки фраз, из которых следовало, что начальник страшно недоволен мастером.
– Ещё раз допустишь такое безобразие, и я не посмотрю, что ты в передовиках ходишь, уволю! – пообещал толстяк и пошёл дальше.
Лялин вышел из-за укрытия.
– А, это ты? – сказал мастер.
– Случайно не моему поводу? – не удержал вопрос Лялин.
– По поводу всего: людей не дают, качество комплектующих не улучшается, а план растёт. Ну, их – надоело! – махнул рукой мастеру. – Сам-то как? Жив-здоров? – и, как бы давая подсказку, добавил. – Наверняка, температура была, врача вызывал, и есть больничный лист.
Лялин опустил голову:
– Я абсолютно здоров.
– С родственниками что-нибудь случилось или, не дай Бог, с родителями?
– Нет, с родителями тоже всё в порядке.
– Тогда что? – удивился мастер. – Получается – прогул?!
Произнесено это было с такой внутренней болью и сопереживанием, что у Лялина защемило в груди.
– Выходит, что так, – согласился Лялин.
– Придётся Вас наказать!
– Вот это правильно! – даже обрадовался Лялин.
– Как правильно?! Вместе с Вами лишат премии всю бригаду.
Лялин захлопал глазами.
– А Вы как думали: мало этого, ещё и тринадцатой зарплаты не будет. Послушайте, Лялин, либо Вы дадите мне слово, что больше не будете нарушать, либо...Короче, сами решайте.
Мастер ушёл. К Лялину подошёл гайковёрточник Акопянц и поинтересовался:
– Что, крепко досталось от мастера?
– Совсем не досталось, даже выговор не сделал.
– Вот, что за человек?! – воскликнул армянин. – Разве можно с нами быть таким добрым? Недаром его зовут Ваней-Петей!
– Почему Ваней-Петей?
– Да, потому, что он не рыба и не мясо! Характера нет у человека. Однозначно, пропадёт парень.
– Кажется, ты прав, – согласился Лялин, думая о следующем понедельнике – дне, когда, согласно программе, ему предстоит на рабочем месте организовать распитие спиртных напитков.
Но пока, слава Богу, была пятница и, следовательно, впереди Лялина ждали два дня отдыха, когда обо всём можно подумать, а главное – в субботу он должен встретить Олю и обязательно с подарком. Лялин мечтал о джинсах для неё, которыми торговали с рук прямо в вестибюле гуманитарного корпуса МГУ. Он блаженно улыбался, заранее предвкушая бесцеремонность, с которой Оля примет подарок, не поинтересовавшись ни его стоимостью, ни тем, откуда он достал деньги, что явится убедительным доказательством того, что Лялин ей не чужой человек, а ... , но об этом ему даже страшно было подумать!
Часть 4. Не выдать себя
– Ехать! Всенепременно ехать! – убеждённо говорил Артур Келептришвилли.
Нет слов, грузин, безусловно, гениальный человек, но со своим марксистско-ленинским "всенепременно" он явно перегибал палку.
– Ехать?! – изумлённо вскричал Лялин. – Зачем? Какой в этом смысл?
Лялин посмотрел на начальника бюро Дунина – свою последнюю надежду. Владимир Серафимович, как всегда в минуты умственно напряжения, исполнил несколько циклов поочерёдного моргания глазами и вдавливания указательным пальцем душки роговых очков, и спросил:
– В самом деле, Артур, если эта поездка не связана с предметом нашего исследования, то зачем Лялину ехать? А?
– Вы, значит, тоже наивно полагаете, что эта поездка бессмысленна? – спросил Келептришвилли, явно подражая Сталину.
– Пусть товарищ Келептришвилли объяснит нам свою точку зрения, а мы послушаем, – произнёс начальник бюро также на сталинский манер.
Товарищи развлекались в то время, как Лялину было не до смеха: для него вопрос стоял ребром – ехать или не ехать в зиловский двухдневный дом отдыха, путёвку в который Лялину вручил в конце смены мастер Петров со словами: "убедительно прошу вас поехать, отказ не принимается". Лялин, может быть, и рад был бы поехать, но как быть с Олей, которая завтра должна вернуться из "Вороново"? Если он уедет, то не сможет её встретить!
– Вы с-спрашиваете, зачем Лялину нужно ехать в дом отдыха? – задумчиво сказал Артур Келептришвилли, как истинный гений, не стеснявшийся думать в присутствии других людей. – Дело в том, что при разработке программы я сознательно не учитывал влияние фактора свободного времени на морально-психологический климат трудового коллектива, который, в свою очередь, тесно коррелирует с уровнем трудовой дисциплины. Нельзя исключать, что поездка в дом отдыха поменяет весь фон исследования. Не считаться с этим мы не имеем права. Нам необходимо знать, что будет происходить в этом доме отдыха.
– М-да, – сказал Дунин, – звучит весьма убедительно.
Лялин не выдержал.
– Как, что будет происходить?! – крикнул он в лицо Келептришвилли. – Известно что – одно пьянство и б..., и больше ничего!
– К-кто вам сказал такую глупость? – побелев лицом сказал Келептришвилли.
– Какая разница? Допустим, Акопянц сказал.
– К-кто такой Ак-копянц? Социолог?
– Нет, обычный гайковёрточник, но очень умный человек.
Келептришвилли устало улыбнулся, как улыбаются взрослые над высказываниями детей.
– С-свободное время остаётся свободным временем, – пояснил он, – Даже не смотря на пьянство и, как вы выразились, б... Для науки абсолютно не имеет значение то, чем объект исследования занят во в-внерабочее в-время. Лялин, настоятельно рекомендую почитать Маркса и, уже обратившись к Дунину, сказал. – За ночь я н-напишу дополнение к программе и н-новый вопросник. Потрудитесь завтра же передать эти материалы Лялину в дом отдыха. Х-хорошо?
– Сделаем, – ответил начальник бюро, провожая своего товарища и коллегу, готового не спать ради дела, взглядом полным восхищения.
Лялин сидел, будто придавленный чем-то тяжёлым к стулу. Судьба, кажется, разводила его с Оленькой. "Прости, меня, моя лю.." – только и успел подумать Лялин, как его перебил начальник бюро:
– Хотите таблетку валидола?
– Спасибо, нет. Со мной всё в порядке, – ответил Лялин.
* * *
Мрачный прогноз Лялина насчёт "сплошного пьянства и б..." в двухдневном доме отдыха оправдался на двести процентов. Едва вереница из десяти громадных автобусов отъехала от второй заводской проходной, как началось безудержное пьянство: пили все одинаково много, без различия возраста, пола и занимаемой должности.
Мастер Петров всё время держался подчёркнуто рядом с Лялиным. И в автобусе они сидели рядом. С задних рядов приплыла непочатая бутылка водки.
– О! – будто удивился мастер. – Будете из горла?
– Можно, – равнодушно согласился Лялин, считавший, что терять ему уже нечего.
– Есть предложение: сразу перейти на "ты".
– Почему бы и нет, мне без разницы, – опять согласился Лялин, стараясь погасить раздражение к Петрову, явно набивавшемуся к нему в друзья. Людей, домогавшихся его расположения, Лялин необъяснимо презирал.
Открыв зубами пробку, Мастер Петров предложил:
– Пей первым.
Лялин сделал небольшой глоток и вернул бутылку.
– И-эх! – залихватски крикнул Петров и одним махом ополовинил бутылку.
После небольшого молчания Петров сказал:
– Вот, смотрю на тебя, Лялин Егор, и не пойму: странный ты какой-то. Никак не могу раскусить тебя, в смысле понять.
– А что такое?
– Ну, как же – вроде ты из обыкновенной, рабочей семьи, а рабочей косточки в тебе нет ни грамма. И смотришь на меня, как будто изучаешь. Слушай, ты, случайно, не американский шпион? – сказал мастер и уставился на Лялина.
Не отводя глаз, Лялин на ощупь дотянулся до недопитой мастером бутылки водки и влил в себя всё содержимое, ни разу при этом не моргнув.
– Вот это да! – восхитился Петров, тем не менее, продолжая буравить Лялина.
– Ерунда, для меня это семечки. Значит, ты считаешь, что я американский шпион?
– Вроде того.
– Ты не прав, – сказал Лялин, обтерев губы рукой, – я не американский шпион, а ... английский!
После чего, забыв о времени, они гипнотизировали друг друга, будто вычисляя долю шутки в сказанном, пока оба не рассмеялись. Они хохотали долго, до боли в животе, до слёз, не находя в себе сил остановиться. Трясясь всем телом, мастер делал попытки спросить что-то ещё, но только задыхался, хрипел и, прося пощады, махал обеими руками. Первым успокоился Лялин.
Через некоторое время пришёл в норму мастер.
– Вот это – да! Давненько я так не смеялся! – сказал он, вытирая слёзы. – Что это такое было?
– Не знаю, должно быть – нервная разрядка.
На задних рядах автобуса затянули:
Выходила на берег Катюша,
Выходила на берег крутой!
Мастер Петров обнял Лялина за плечи и, не договариваясь, они дружно выкрикнули:
– Эх!– и уже вместе со всеми подхватили:
Выходила песню заводила,
Про того, которого любила,
Про того, чьи письма берегла!
Часть 5. Битва с бабами из кузовного цеха
Судя по безразличию, с которым обслуживающий персонал дома отдыха взирал на бессмысленные круговые хождения гостей, сопровождаемые дикими криками и пьяными разговорами, густо замешанными на мате, с истерическим хохотом и хлопаньем дверями, это расселение по комнатам ничем не отличалось от сотни предыдущих.
Лялина поселили вместе с мастером Петровым в двухместном номере. Из автобуса к ним был перенесён и спрятан под кроватью "бригадный стратегический запас" – три ящика водки. Не успел Лялин, как следует, осмотреться, как позвали на ужин.
Еда была обильной, но не вкусной. Из столовой отдыхающие сразу потянулись на дискотеку, устроенную в фойе перед баром и откуда слышался грохот музыки. Чувствовалось, что народ хорошо знал порядки. Лядин попытался улизнуть к себе в номер – отдохнуть немного, но мастер Петров его остановил:
– Чудило! Времени и так в обрез! Дома выспишься! Сейчас здесь такое начнётся – туши свет! – И увлёк Лялина на середину площадки.
Некоторое время Лялин танцевал в паре с Петровым. Затем к ним присоединилась целая группа сильно крашеных девиц. Когда включили пульсирующий свет, Лялин перестал понимать – то ли он танцует с одной девушкой, то ли с разными. Неизвестно, каким образом в руках Лялина, вдруг, оказалась бутылка водки. Не рассуждая, он сделал несколько глотков и бутылка, будто сама собой, растворилась в темноте.
Перед глазами Лялина, как в ускоренном калейдоскопе, замелькали разные лица. В конце концов, ему это надоело.
– Отошли все на ...! – Махнул рукой Лялин и продолжил танец в одиночку.
Он пытался изобразить цыганский танец. В такт музыке Лялин старательно задирал ноги и сильно бил по ним ладонями, повторяя:
– Вот, как надо, Абрамов! Вот, как надо, Абрамов!
И только одна мысль беспокоила его – почему никто не восхищается его умением танцевать? Неужели, никто не видит, как он ловко выворачивает ноги и изящно колотит руками?
Несколько раз к нему приближались девушки, они тёрлись об него, мешая танцу. Лялин объявлял им, что он английский шпион, и девушки в недоумении отходили.
– Я английский шпион! – Несколько раз прокричал Лялин в дёргающуюся толпу, которой не было до него никакого дела.
Вдруг перед ним появилось красное лицо мастера Петрова.
– О! Ваня-Петя! – обрадовался Лялин. – Ни рыба, ни мясо! Ты откуда, друг?
– Я пропал, выручай! – крикнул ему в ухо мастер.
