Текст книги "Самолеты летят к партизанам (Записки начальника штаба)"
Автор книги: Александр Верхозин
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Александр Михайлович Верхозин
Самолеты летят к партизанам
Записки начальника штаба
Но пусть и смерть в огне, в дыму
Бойца не устрашит,
И что положено кому —
Пусть каждый совершит…
М. Исаковский
Всему свое начало
Полком командует женщина
– Вас вызывают в штаб авиации дальнего действия, – сообщил мне командир полка. – Зачем? Не знаю. – И приказал немедленно ехать.
Штаб АДД располагался в Москве. В отделе кадров сказали, что меня ждет начальник штаба генерал Шевелев. Ответив на уставное приветствие рукопожатием, генерал указал на стул:
– Садитесь, майор, и рассказывайте о вашей службе в Красной Армии, – громко сказал он.
Решив, что генерал туговат на ухо, я так же громко, не садясь на предложенный стул, отрапортовал:
– Призван в 1930 году в морской флот. Через год переведен в ВВС, где после учебы стал штурманом корабля. Затем окончил высшие штурманские курсы и был штурманом эскадрильи. В начале войны по состоянию здоровья переведен на штабную работу. Взысканий не имею. – Последние слова я произнес особенно четко, чтобы генерал понял: перед ним стоит дисциплинированный офицер.
– Отлично, – сказал Шевелев и, глядя мне в лицо, начал объяснять, зачем вызвал.
– Так вот, товарищ Верхозин, существует полк из летчиков Гражданского воздушного флота. Командовать полком назначена Валентина Степановна Гризодубова. Знаете такую летчицу?
– Только по газетам… в связи с перелетом самолета «Родина» на Дальний Восток, – ответил я.
– Этого вполне достаточно, – улыбнулся генерал, – чтобы вас назначить к ней начальником штаба полка. Справитесь?
Предложение было настолько неожиданным, что я не сразу ответил. «Ничего себе, – подумал. – Не хватало еще в женский полк попасть». Я невольно улыбнулся своей судьбе и спросил:
– Полк амазонок будет или как в «Оптимистической трагедии»?
– Вы так обрадовались, – шутливым тоном ответил генерал. – В женский полк хотите? Можете не беспокоиться. Будет триста мужчин и одна женщина, но такая, у которой есть чему поучиться и мужчинам.
Шутку генерала я понял. Он просто отчитал меня за бестактность. Мне оставалось лишь прикусить язык и вести себя поскромнее.
– Полк этот вооружен самолетами, на которых можно возить и людей, и бомбы, – продолжал генерал уже без шуток. – Не стану предсказывать задачи, но, видимо, придется и бомбардировать фашистов, и десанты бросать в их тыл… по мере необходимости. – Он вышел из-за стола, прошелся по кабинету, потом остановился возле меня, предложил сесть и сам присел напротив. – Многие летчики, которых вы примете, в армии не служили, некоторые в возрасте. Не старики, конечно, а так лет под тридцать пять – сорок. В основном москвичи, люди, привыкшие иметь дело с большим начальством… Вот почему я спросил вас: справитесь ли с новыми обязанностями?
– Заверить, что отлично, не могу, но стараться буду, товарищ генерал.
– Вот и хорошо. Поезжайте в свою часть и ждите вызова.
Если бы мне, простому штурману, в субботу 21 июня 1941 года кто-нибудь сказал, что завтра начнется война и я буду штабным офицером, а через девять месяцев меня назначат начальником штаба авиационного полка, которым командует Герой Советского Союза Валентина Степановна Гризодубова, я принял бы это за шутку и тут же забыл бы об этом. Но все это произошло. Жаль было расставаться с товарищами по длительной совместной службе в 1-м полку тяжелых бомбардировщиков, среди которых я приобрел много хороших друзей.
К новому месту службы пришлось выехать в первых числах апреля 1942 года.
На подмосковном аэродроме я неожиданно встретил своего бывшего командира полка Ивана Васильевича Филиппова. Он прибыл на должность заместителя командира дивизии, в составе которой находился полк Гризодубовой. «Так вот почему я сюда попал, – мелькнула догадка. – Это Иван Васильевич предложил мою кандидатуру…»
С Филипповым мы летали когда-то на Дальнем Востоке. Он – командиром корабля, я – штурманом. Вторично встретились в начале войны. С ним я совершил свой первый боевой вылет в июле 1941 года. На самолете ТБ-3 бомбили переправу на Березине. Осенью 1941 года полковник Филиппов убыл к новому месту службы. И вот в апреле 1942 года мы встретились в третий раз.
Утром меня вызвали к командиру дивизии. Иду и размышляю о своем командире полка, женщине, которую ни разу не видел. Валентину Степановну Гризодубову знали во всем мире. 24–25 сентября 1938 года советские летчицы Валентина Гризодубова, Полина Осипенко и Марина Раскова совершили беспосадочный перелет Москва – Дальний Восток на самолете «Родина». Они пролетели по прямой 5908 километров, пробыв в воздухе 26 часов 29 минут.
Летчицы установили мировой рекорд дальности беспосадочного полета для женщин. За мужество и высокое мастерство, проявленные в рекордном полете, Валентина Гризодубова, Полина Осипенко и Марина Раскова удостоены высокого звания Героя Советского Союза.
Быть смелой летчицей, установить мировой рекорд на одном самолете – еще не значит иметь способности командира воинской части, где кроме летных качеств нужны знания военного дела и навыки в воспитании людей, в организации их жизни, учебы и боевой работы. Как пойдет дело у этой женщины? Сумею ли я, кадровый военный, быть ей полезным?
Должность командира дивизии временно исполнял полковник И. В. Филиппов. Я представился ему, как полагается по прибытии к новому месту службы. Командир был не один. На меня изучающе смотрела среднего роста женщина, с широко открытыми карими глазами, в которых едва улавливалась усмешка. На ней ладно сидела военная форма. Знаки отличия – подполковника. На груди – Золотая Звезда Героя. Нетрудно было догадаться, что это и есть Валентина Степановна Гризодубова, мой новый командир.
– Это ваш начальник штаба, – сказал командир дивизии, обращаясь к ней. – Знакомьтесь.
Когда вышли из кабинета, Гризодубова спросила:
– Вы не завтракали, товарищ майор? Вот и хорошо. Вместе позавтракаем, но… позже. А сейчас пойдемте в казарму, посмотрим, сколько там можно поставить коек для летчиков.
– Это уже сделали интенданты, – доложил я убежденно.
– А мы проверим. Ведь не интенданты будут командовать полком. – Заметив мое смущение, Гризодубова сказала: – Как вы думаете, начальник штаба, не ошибемся, если мы, прежде чем учить и требовать с подчиненных, займемся подготовкой места, где они будут жить и отдыхать после боя?
– Нет, не ошибемся, товарищ командир, – выдохнул я свое смущение первой встречей со знаменитой женщиной.
В казарме В. С. Гризодубову сопровождали три интенданта, которые доложили ей о готовности обеспечивать летчиков всеми видами боевого довольствия. Валентина Степановна внимательно осматривала комнаты. Там, где ей казалось, что намеченное число коек велико, она тут же измеряла шагами площадь помещения и говорила: «Зачем же так размещать людей, чтобы мешали друг другу…»
За завтраком командир поделилась со мной своими соображениями о подготовке самолетов и экипажей к боевой работе…
В полк прибывали летчики, техники, радисты, которые до войны работали на воздушных трассах страны: Москва – Ташкент, Владивосток, Киев, Тбилиси…
Любовь к Родине, вера в нашу победу и в свои силы помогали им быстрее стать по-настоящему военными людьми.
А какие это прекрасные специалисты!
Еще до прихода в полк завидной славой пользовался на фронте москвич лейтенант Виталий Петрович Бибиков. По настойчивости и упорству во что бы то ни стало выполнить начатое дело он мало имел себе равных в прежней части. Бибиков среднего роста, внешне похож на драматического актера: интеллигентное лицо, приятный голос, чистая русская речь.
С другой судьбой был летчик старший лейтенант Виталий Иванович Масленников. Роста среднего, подвижный, сухощавый, на лице шрам – след былых летных неудач. Родился он на Урале, в 1930 году окончил Оренбургскую школу летчиков, работал инструктором, а в 1933 году добился назначения в полярную авиацию. Масленников избороздил все небо Севера, научился отлично летать днем и ночью, в любую погоду. Часы отдыха он проводил обычно за мольбертом, рисовал покорившие его северные пейзажи.
А вот капитан Алексей Петрович Янышевский. Ему под пятьдесят. Летную школу окончил на «отлично» еще до революции. А офицерского звания не дали: он был из рабочих. Правда, ему была оказана «особая милость». И вот какая: начальник Гатчинской школы получил высочайшее повеление поднять в воздух одну из многочисленных дочерей самодержца российского и поручил это выполнить не офицеру, которых в Гатчине было немало, а простому солдату – летчику Янышевскому.
В 1916 году Янышевский дрался с немецкими летчиками. После Октябрьской революции без колебаний вступил в Красную гвардию, он знал ее с 1905 года. В гражданскую войну бил в воздухе белогвардейских офицеров, с которыми окончил школу в Гатчине. За подвиги награжден двумя орденами Красного Знамени… После гражданской войны Алексей Петрович стал летчиком Аэрофлота. А когда фашистская Германия напала на нашу страну, он отказался от работы в тылу и прибыл в действующую армию, чтобы сражаться за свою Родину.
Немного позже прибыл в полк капитан Степан Семенович Запыленов. Высокий, сутуловатый, голубоглазый, с резкими чертами лица. До войны был заместителем начальника Московского управления Гражданского воздушного флота, а еще раньше три года служил в Красной Армии. Этот человек умел руководить людьми. В полку его все уважали, а некоторые побаивались и звали за глаза Туча.
Познакомился я и с другими летчиками. Особенно запомнились Николай Игнатьевич Следов, Иван Андреевич Гришаков, Георгий Владимирович Чернопятов, Борис Григорьевич Лунц, Александр Сергеевич Кузнецов, Василий Максимович Федоренко, Михаил Иванович Попович… Все они были хорошими пилотами, крепкие духом, а главное, настроены воинственно. Под стать им были многие штурманы, техники, воздушные радисты и стрелки. Большинство личного состава – коммунисты и комсомольцы.
Более месяца готовили мы экипажи к полетам на бомбардирование войск и военных объектов противника. За это время я неоднократно убеждался, что мой командир – женщина, не служившая никогда в армии, оказалась выше меня в умении организовать летную работу, в обучении экипажей бомбардировочной авиации. Она была вполне подготовлена руководить боевой деятельностью полка.
Подготовка полка к боевым действиям закончилась, экипажи получили самолеты и были готовы к выполнению заданий.
Испытание мужества
В июне 1942 года части 2-й ударной армии вели упорные бои в окружении под Ленинградом. Для снабжения этих частей боеприпасами и продовольствием командование выделило оперативную группу из транспортных самолетов ЛИ-2. От полка Гризодубовой вошли в состав группы шесть экипажей. Было время белых ночей. Как они хороши в мирное время! И какими ненужными казались тогда летчикам: лишали их возможности скрытно проходить линию фронта! Тщетно надеялись экипажи на появление спасительной в этом случае облачности. Погода стояла почти весь июнь ясная. К тому же на маршруте и в районе выброски груза патрулировали истребители противника. В первый же вылет из шести самолетов не вернулись с задания два. Настроение летчиков сильно упало: им предстояло летать еще 10–15 ночей, а при таких потерях от группы за 3–4 дня никого не останется и некому будет завершить выполнение задания командования.
На аэродром в Хвойную прилетела Гризодубова. Известная старая истина гласит, что жизнь солдат в бою зачастую зависит не только от силы противника, но и от способностей командира, ведущего подчиненных в бой. От того, как правильно и умело организует он предстоящее сражение, зависит, насколько сохранится личный состав.
Валентина Степановна, используя свою власть, по-прежнему могла посылать экипажи в тыл врага и терять их в бою с истребителями противника. Могла, но это было не в ее характере. Она выяснила причины неудач, изучила тактику воздушного противника и предложила изменить тактику действий наших летчиков, чтобы свести на нет преимущества фашистских истребителей в воздухе. Маршрут к цели решили прокладывать над болотистой местностью и лесными массивами и летать по этому маршруту на малой высоте. Самолеты ЛИ-2 сверху оказались невидимыми на фоне леса, тогда как в условиях белых ночей наши экипажи прекрасно видели истребителей противника. Кроме того, из турельных пулеметов ЛИ-2 удобнее было вести огонь по противнику, когда он находился выше. Так светлые ночи, помогавшие фашистским истребителям, стали выручать наших летчиков. Выполнение важного боевого задания пошло успешно.
Из-за коротких ночей вылеты заканчивались рано. Уставшие летчики спали с большой палатке до 12 часов дня. Затем заядлые рыбаки ехали на озеро. К обеду привозили рыбу. Горячую уху хлебали из общей кастрюли, обжигались, со смехом подолгу дули в дюралевые ложки. После обеда положено было еще два часа отдыха, но редко кто засыпал. Любители пошутить иногда отыгрывались на Иване Андреевиче Гришакове. Он по простоте душевной однажды пожаловался друзьям на расстройство желудка, а к врачу не пошел.
– Правильно делаешь, Иван Андреевич, – начал Николай Слепов. – Если пойдешь к врачу, он обязательно освободит от полетов. А что подумает командир? Отчего расстроился желудок у летчика после боевого вылета?
– Зачем смеяться над человеком? – вступился за Гришакова Масленников. – Я видел, как он после жирной ухи пил сырую воду. «Мессеры» тут ни при чем.
– Не обращай на них внимания, Иван Андреевич, – серьезно сказал Борис Лунц. – Продолжай лечиться своим способом и не спеши возвращаться с боевого задания. А то вылетаешь последним, а садишься первым. И впрямь командир заинтересуется, как это у тебя так получается. Да еще прикажет поделиться опытом и вывесить твой портрет на Доску почета.
Шутка была незлой, ведь все знали Ивана Андреевича как отважного летчика и хорошего товарища. И все же он был доволен, когда командир эскадрильи майор Иванов скомандовал:
– Подъем! Пора готовиться к вылету.
Применяя тактику, предложенную командиром полка Гризодубовой, экипажи без потерь совершили более 100 самолето-вылетов, доставили окруженным частям десятки тонн боеприпасов и продовольствия. За успешное выполнение этого задания летный состав был представлен к правительственным наградам и получил благодарность от командующего фронтом.
Но вот беда. Не все выдержали испытание. Люди по своей природе разные. Одни после неудачи становятся более активными, другие теряют уверенность, а некоторые начинают чувствовать страх и даже проявляют трусость. В полку Гризодубовой служил летчик капитан Пеньков. По его внешнему виду никто не подумал бы, что он боится встреч с истребителями противника. В молодости он был боксером тяжелого веса и выглядел внушительным здоровяком. С товарищами говорил покровительственно. А вот перебороть в себе страх перед фашистскими асами никак не мог.
Получилось так: все экипажи, несмотря на понесенные потери в первом вылете, на вторую ночь смело полетели со своим командиром-женщиной на боевое задание. Не было среди них лишь экипажа Пенькова. Он вырулил на старт, взлетел, лег на курс и вскоре сел на своем аэродроме, сославшись на неисправность какого-то прибора. Но прибор оказался исправным.
С Пеньковым говорили многие: командир полка Гризодубова и командир эскадрильи Иванов, товарищи по старой службе в Гражданском воздушном флоте. Все старались помочь ему преодолеть чувство страха. Пеньков выслушивал, соглашался, давал слово, что подобное больше не повторится, но оставался прежним.
В один из вылетов, как только самолет оторвался от земли, борттехник Яковлев принял какую-то яркую звезду за фашистский истребитель и закричал: «Нас атакует противник!» Пеньков стал заходить на посадку, задел крылом за деревья и разбил самолет. Это было чрезвычайным происшествием. Командира корабля можно было строго наказать и послать в штрафной батальон, в пехоту. Но командование полка пошло по другому пути.
Вскоре на партийном собрании Валентина Степановна выступила с докладом о состоянии дисциплины в полку.
– Дисциплина складывается не только из взаимной вежливости и строевой подготовки, – говорила она. – Главное – высокое сознание своего воинского долга и личной ответственности за судьбу Родины. Каждый из нас должен находить в себе способность преодолевать страх, уметь подчинить свои интересы общему делу. Все мы любим жизнь, но каждому из нас нужно всегда быть готовым отдать ее, если потребуют этого интересы Отчизны. В этом духе воспитывает нас партия…
Партийное собрание осудило случаи проявления трусости и паники в бою. Гризодубова не ограничилась воздействием на Пенькова одними только убеждениями. Она решила применить и другой метод – показать личный пример командира. На очередное боевое задание Валентина Степановна взяла капитана Пенькова в состав своего экипажа. Представьте себе состояние Пенькова в этом полете: здорового летчика-мужчину повела учить смелости в бою летчик-женщина! Пеньков, сидя рядом с Гризодубовой, не мог скрыть своего волнения. А женщина за штурвалом самолета была совершенно спокойна и, словно в обычном учебном полете, делала ему замечания по технике вождения самолета в боевых условиях. Во время этого полета в тыл врага она учила летчика смело вести самолет к цели, когда противник оказывал сильное противодействие – стреляли зенитки, нападали фашистские истребители.
Получив урок, капитан Пеньков исправился и совершил больше сотни боевых вылетов. Изменился у него и характер, он стал скромнее. В разговоре с товарищами голос его звучал не покровительственно, а дружелюбно, он стал равным среди равных. В дальнейшем за успешное выполнение боевых заданий командования был награжден многими орденами и медалями.
…Обеспечив боеприпасами и продовольствием армию, действовавшую в окружении, полк получил новое задание.
Летели днем в осажденный Ленинград. За штурвалом самолета сидела Гризодубова. Вторым летчиком был Жора Чернопятов. Внизу простирались воды Ладожского озера. В воздухе кружились десятки фашистских истребителей. Встреча даже с одним из них не предвещала ничего хорошего. Валентина Степановна снизилась до самой воды – лопасти винтов едва не задевали верхушки волн. Я на всякий случай расстегнул кобуру пистолета. Гризодубова, заметив это, спросила:
– Зачем?
– Тонуть не хочу, – ответил я. – В детстве пробовал, уж очень длинная процедура.
Валентина Степановна передала управление Жоре Чернопятову. Я спросил ее, не слишком ли она рискует. Она ответила:
– Не бойся, начальник штаба, я тоже не хочу тонуть…
Доставив продовольствие героическим ленинградцам, мы благополучно вернулись на свою базу. Во время этого вылета я еще раз убедился в редкой и для мужчины храбрости женщины-командира.
…В последних числах июня противник прорвал нашу оборону на Брянском и Юго-Западном фронтах и развивал наступление на Воронеж. Полк в полном составе летал бомбить фашистские войска южнее Курска. Каждую ночь вылетала на боевые задания и командир полка Валентина Гризодубова. Бывшие гражданские летчики научились отлично наносить бомбовые удары по врагу. Характерным был боевой вылет 16 июля 1942 года. Командир дивизии предупредил, что цель охраняется большими средствами противовоздушной обороны противника.
– Сегодня полк должен поработать так, чтобы фашистам стало жарко, – сказала Гризодубова и приказала мне дать ракету на запуск моторов.
Поднимая клубы пыли, один за другим взлетали самолеты. Под фюзеляжем каждого висели тяжелые фугасные бомбы. Валентина Степановна вылетела первой.
Вторым пилотом в ее экипаже был Николай Игнатьевич Слепов – Гризодубова готовила его на инструктора и проверяла технику пилотирования Слепова с правого сидения. Штурманом корабля летел капитан Николай Николаевич Покачалов. Небольшого роста, круглолицый, с веселыми глазами. Сумку с картами он носил на длинном ремне, она болталась на уровне коленок, отчего Покачалов казался еще ниже. Он очень гордился, что летит с Гризодубовой. За бортового техника попросился в тот вылет инженер полка Николай Иванович Милованов, старый сослуживец Гризодубовой по Управлению международных авиалиний. Этот высокий пожилой уже человек в авиации работал с первой мировой войны. Летчиков и товарищей по службе независимо от их звания и должности он ласково называл «голуба». «Давай лети, голуба, все будет в порядке», – напутствовал старый инженер каждого летчика перед вылетом. Меня он звал «командующим».
– Разреши мне, «командующий», самому лететь с командиром, – попросил он, – чтобы не волноваться на земле за исход опасного боевого полета.
В состав экипажа входили также бортрадист Георгий Щукин и стрелок Михаил Глушак.
После возвращения с боевого задания я узнал от летчиков экипажей, что на подступах к цели стояла сплошная стена зенитного огня. Длинными лентами тянулись в ночное небо трассирующие снаряды. Они рвались впереди самолетов, выше, ниже. Не одно мужественное сердце дрогнуло тогда. Штурман Покачалов вспоминал позднее, как инженер Милованов реагировал, когда зенитные снаряды рвались рядом с самолетом. «Ах бандиты, что делают», – ворчал старый инженер. А увидев взрывы своих бомб в гуще гитлеровских войск, он кричал: «Так их, бандитов, так…»
Гризодубова вышла на цель первой. За ней Чернопятов, Миненков, Попович, Бибиков, Масленников, Гришаков, Федоренко, Запыленов, Лунц и другие летчики. Экипаж Чернопятова сбросил осветительные бомбы. Район расположения вражеских войск стал виден как на ладони. С самолета Масленникова полетели вниз две крупные ротативнорассеивающие авиабомбы. На земле возникли десятки пожаров, наблюдались сильные взрывы.
Зенитные батареи врага били с нарастающей силой. Прожекторы лизали черное небо. На их подавление зашли самолеты Бибикова и Федоренко. Борттехники и стрелки по команде штурманов выбрасывали в открытые двери осколочные бомбы. Вот потух один прожектор, второй… Будто невидимая рука выключила рубильник яркого электрического света. Огонь противника резко ослаб. Остальные самолеты бомбили цель в относительно спокойной обстановке, с двух-трех заходов.
Осколком снаряда заклинило рулевое управление самолета Федоренко. Машина пошла на снижение. Борттехник Тимофей Артемьевич Шибаев немедленно вскрыл пол грузовой кабины, обнаружил место повреждения и устранил неисправность.
Последним над целью пролетел самолет-фотограф. Летчик Борис Лунц и штурман Ашот Каспаров сфотографировали результаты боевой работы своих товарищей…
После возвращения с боевого задания командир полка находилась на старте. Вдруг все увидели, что самолет соседнего полка стал подавать световые сигналы бедствия: «Иду немедленно на вынужденную посадку». Моторы не работали. Не дотянув 100 метров до посадочной полосы, самолет ударился о землю и загорелся. Огонь мгновенно охватил машину, языки пламени лизали несброшенные бомбы. Послышался крик о помощи. И, как ни странно, ни командир соседнего полка, ни офицеры штаба не бросились на помощь своим товарищам. Их сковал страх перед неизбежным взрывом бензобаков и бомб. Пример показала В. С. Гризодубова. Она побежала к горящему самолету, за ней последовали офицеры и сержанты нашего полка. Обжигая лица и руки, люди открыли заклиненную дверь самолета и вытащили раненых из огня. Опоздай они на одну минуту – все было бы кончено…
Утром, возвращаясь с аэродрома, я спросил Гризодубову:
– Товарищ командир, когда вы бежали к самолету, знали, что он может в любую секунду взорваться?
– Знала, – ответила она.
Мы искренне завидовали ее смелости и чувствовали себя виноватыми. Ведь и мы были на старте, но не бросились первыми, чтобы помочь гибнущим людям. И, только увидев пример своего командира, последовали за ней…
Возбужденные летчики долго не могли заснуть, обсуждали подробности событий этой ночи. Зашел разговор, должен ли и в каких случаях летать на боевые задания командир авиационного полка. Говорили об этом не случайно: командир соседней части больше отсиживался на аэродроме, а наш командир часто летала на боевые задания.
– Когда все экипажи поднимаются в воздух, командир обязан находиться в боевом порядке полка, – доказывал майор Иванов. – Но каждый день летать ему незачем, да и некогда – есть и другие обязанности.
– Согласен с вами, – заявил старший лейтенант Слепов. – Поэтому считаю, что наш командир стартует очень ретиво: слишком часто летает.
– Ну, так то ж наш командир, – многозначительно сказал старший лейтенант Иншаков. – Она! Да еще Герой Советского Союза.
– Она – настоящий Герой, – вставил Борис Лунц.
– А я знаю такого, который, получив это звание, сел в кабинет, сделал из себя «наглядное пособие» и учит других. А склонности к подвигам больше не проявляет.
– Грош ему цена, такому герою. Давайте спать, – подвел итог дискуссии Константин Никифорович Иванов.
…На командный пункт пришел техник по фото Михаил Александрович Станкеев – чернявый, среднего роста, лицо симпатичное. Он появлялся всегда, когда был нужен. По глазам Станкеева я заметил, что принес он хорошую весть. На развернутых снимках четко была видна роща, прилегающая к небольшой речушке. Площадка между рекой и рощей вся усеяна воронками от взрывов бомб и горящими автомашинами. Я отчетливо видел полосы черного дыма. Они тянулись по снимку с точек, где горели склады боеприпасов и горючего.
– Молодец, Станкеев, – похвалил я техника.
– А я-то при чем, товарищ начальник. Ведь это летчики так разделали!
– При том, дорогой, что снимки эти сделаны подготовленными вами аппаратами. Хорошие снимки – наглядный документ командирам наземных частей, что их просьба к летчикам – поколотить противника до появления его на переднем крае – выполнена добросовестно. Значит, и пехота будет смелее драться с побитыми фашистами.
Снимки немедленно были отправлены в штаб дивизии.
Хорошее настроение испортилось у меня вызовом к начальнику тыла гарнизона, генералу интендантской службы Поджарову. «Зачем понадобился ему в семь часов утра?» – недоумевал я. Но, вспомнив прошлые вызовы, не стал утруждать себя догадками. Поджаров за год войны не изменился, остался мирным генералом. Отвечая за тыловые подразделения и за гарнизонную службу, он больше всего интересовался соблюдением распорядка дня: чтобы люди ложились спать и вставали в строго установленное время. А то, что многие улетали с вечера в тыл врага и часто возвращались оттуда утром, в его распорядке дня не предусматривалось. Как и в мирное время, Поджаров выходил рано утром на дорогу, останавливал всех, кто шел с аэродрома, и строго спрашивал, почему они ходят по гарнизону до подъема.
Иногда Поджаров появлялся на аэродроме. Как-то позвонил мне дежурный по аэродрому и скороговоркой доложил, что у самолетов ходит генерал. Я бросил работу в штабе и первой попавшейся машиной поехал на аэродром. У каптерки стоял инженер Милованов. Один.
– Ну, что тут случилось?
– Да ничего, «командующий». Все в порядке. Был тут генерал Поджаров, спрашивал, почему грязные колеса у самолетов. Я ответил, что самолеты только пришли после вылета. «Безобразие тут у вас творится, – рассердился генерал. – Я в кавалерии служил и после каждой поездки на лошади копыта ей мыл».
– Еще что? – торопил я Милованова.
– Ничего особенного. Нашел в траве окурок, промасленную тряпку. Мотористу за это дал трое суток ареста. Вот и все, голуба…
В этот раз Поджаров вызвал меня тоже после очередного «контрольного обхода».
– Почему ваши люди по утрам песни горланят? – ответил он на мое приветствие.
– Они только в четыре утра с боевого задания вернулись, товарищ генерал, – вступился я за летчиков.
В то утро начальник гарнизона встретил экипаж старшего лейтенанта Григория Кузьмича Иншакова, смелого воина, любителя шуток. Летчики после удачного вылета с песней направлялись в общежитие.
– Долго вы будете ночью по гарнизону шляться? – строго спросил Поджаров.
– До дня победы, товарищ генерал, – весело ответил Иншаков.
– Поболтай мне еще – под суд отдам за пререкания.
– А я думал, поздравите нас. Здорово же мы бомбили сегодня!
– Почему от вас водкой несет? Где были сейчас?
– Приказ выполняли: положенную после боя стограммовую порцию водки выпили перед завтраком.
– А ну, пойдем в комендатуру, там поговорим.
– А вы знаете, товарищ генерал, почему мы до Москвы отступали? – Иншакова все еще не покидало веселое настроение.
– Не знаю и знать не хочу, – грубо ответил Поджаров.
– Отступали потому, что были у нас в начале войны и такие вот генералы, как вы. Но вы последний!..
Днем Иншакову отдыхать не пришлось. Началось дознание. Летчика привлекали к ответственности за пререкания с начальником гарнизона.
– Что вас толкнуло на пререкания с генералом? – задал я вопрос Иншакову.
– Ответственность за судьбы Родины, – ответил летчик.
– При чем же здесь грубость, пререкания?
– Пожалуй, лишние, – сказал Иншаков, подумав. – Моя слабость – я не терплю людей двух сортов: трусов (они попадаются очень редко) и «остолбенелых», то есть тех, до которых не дошло, что делается вокруг. Все люди озабочены, не жалея ни сил, ни жизни, ведут борьбу за будущее. И вдруг попадается человек, не понимающий этого. Вы знаете, он опаснее труса.
Мы сказали Иншакову, что согласны с ним целиком, но его пререкание со старшим начальником – нарушение воинской дисциплины. Устав партии предусматривает много возможностей для армейского коммуниста высказать свое мнение и защищать его без нарушения дисциплины, в основе которой лежит беспрекословное выполнение приказов старших начальников. Иншаков согласился с нами и сказал, что готов нести ответственность за невыдержанность.
Долго Гризодубова доказывала генералу Поджарову, что его распорядок дня пригоден только для мирных условий, что ему надо готовить в бой летчиков, вселять в них бодрость и уверенность в победу, а не дергать людей ненужными придирками, будто они виноваты, что воюют ночью. Убедить человека, который остался глух к неоднократным призывам партии отрешиться от мирного благодушия и зазнайства, не удалось. Тогда Валентина Степановна обратилась за помощью в партийные органы… Генералу пришлось проститься не только с мирным настроением, но и с должностью начальника авиагарнизона.
26 июля временно исполняющий обязанности командира дивизии полковник Филиппов вызвал Гризодубову и меня на командный пункт дивизии. Иван Васильевич имел такой вид, будто собирался сообщить нам что-то очень важное. Его орлиный нос, казалось, опустился еще ниже, карие глаза были грустными. Я знал Филиппова давно: он выглядел таким всегда, когда был чем-нибудь взволнован.
– Знаете, Валентина Степановна, – начал он, – командующий получил указание от ставки: выделять самолеты для полетов в тыл фашистских войск, к партизанам, и приказал возложить эту задачу на ваш, 101-й полк. Как вы смотрите на это?