Текст книги "Невидимое дерево"

Автор книги: Александр Костинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава одиннадцатая. Чудеса продолжаются

Так окончилось это воскресенье. Воскресенье кончилось, а чудеса продолжались.

В понедельник вечером возле дома, в котором жили Кузьма Кузьмич и Агрегатов, остановился милицейский «газик».

Вскоре в квартире Агрегатова задребезжал звонок.

Дверь открыл Кузьма Кузьмич.

– Что же вы? – забасил с порога Фёдоров. – Я вас уже минут десять на улице жду. А Леопольд где? Так и опоздать недолго!

– Я уже! – донёсся из комнаты голос Агрегатова. – Я сейчас! Вот только уши ватой заткну, чтобы не просквозило. Там, на Северном полюсе, говорят, ветры ещё сильнее, чем в нашем городе.

Через минуту из комнаты вышел Агрегатов. Он был одет в своё неизменное чёрное пальто с красными пуговицами. Но только вместо чёрных ботинок на ногах у него красовались большие мохнатые унты, которые подарил ему сегодня Кузьма Кузьмич. В одной руке Агрегатов держал ящик с инструментами и разными деталями для Ледяного Дома, в другой – корзинку для провизии.

– А корзина зачем? – спросил Фёдоров.

– А там у меня бутерброды, – объяснил Агрегатов. – Вдруг самолёт не в ту сторону полетит или вынужденную посадку сделает. Питаться-то надо регулярно.

– Конечно, надо, – не выдержал и рассмеялся сержант.

– Смеётесь и зря, – обиделся Леопольд Агрегатов. – В жизни всякое бывает.

– Товарищ Агрегатов, – взмолился сержант, – опоздаем ведь.

Но в машине Агрегатов молчал, только изредка поворачивался к Кузьме Кузьмичу и спрашивал:

– Скажите, а белые медведи – они очень хищные?

– Не очень, – успокаивал Кузьма Кузьмич, – а потом вас защитят полярники и снеговики.

– А полярники мне будут рады?

– Ещё бы, – отвечал Кузьма Кузьмич, – и не только они. Все люди на Земле вам будут благодарны. Представляете, что будет, если исчезнут новогодние волшебники и остановится время?!

– Вот видите, какая у меня важная профессия, – гордо сказал Агрегатов. – Это не то, что сказки придумывать.

Наконец «газик» подкатил к аэропорту.

Возле самолёта, который спецрейсом отправляется прямо на Северный полюс, Агрегатов долго прощался с Кузьмой Кузьмичом и Фёдоровым.

– Товарищ Агрегатов, вас снеговик давно ждёт, и рейс задерживать мы не имеем права, – попросила Леопольда стюардесса.

– А что, снеговик уже здесь? – вспомнил о своём попутчике Леопольд.

– Я его ещё днём на аэродром привёз, – объяснил сержант, – он штурману помогал, объяснял, как из Туткактамска скорее добраться к Северному полюсу.

Только теперь Агрегатов и Кузьма Кузьмич заметили в иллюминаторе самолёта красный нос Леденца.

– А он не растает? – забеспокоился Кузьма Кузьмич.

– Не волнуйтесь, – успокоила профессора стюардесса, – в салоне самолёта есть специальный отсек с низкой температурой.

– Ну что ж, тогда пора прощаться, – улыбнулся Леопольд, пожал Кузьме Кузьмичу и сержанту на прощание руки и начал медленно подниматься по трапу.

– Передайте привет Борьке и всем остальным полярникам! – крикнул Кузьма Кузьмич.

– И снеговикам! – добавил Фёдоров.

– Передам, всем передам! – махнул рукой Агрегатов и отправился вслед за стюардессой в салон самолёта.

Через несколько минут самолёт взмыл вверх и направился к Северному полюсу.

Глава двенадцатая. Подарок

Тридцать первого декабря к Кузьме Кузьмичу пришло несколько самых близких друзей. Они помогали ему наряжать ёлку и слушали рассказ о Леопольде и снеговике.

Где-то за час до торжественного боя курантов Кузьме Кузьмичу позвонили по телефону.

– Кузьма Кузьмич, – забасил знакомый голос сержанта Фёдорова, – поздравляю вас с наступающим праздником. Успехов вам, здоровья в Новом году!

– Спасибо, – поблагодарил Кузьма Кузьмич, – я вам тоже желаю всего самого доброго. Здоровья и счастья вашим друзьям и близким. Вы где сейчас находитесь?

– Сейчас – на службе. Я сегодня дежурю по городу. Вот, позвонил вам, решил поздравить.

– И очень хорошо сделали. А ещё лучше было бы, если бы сами к нам заглянули. У меня тут собрались друзья, и я им как раз про наше с вами приключение рассказываю. Приезжайте…

– Не могу – служба.

– А вы ненадолго. Минут на десять. Пожалуйста, – попросил Кузьма Кузьмич.

– Ладно, – пообещал сержант и уже вскоре был у Кузьмы Кузьмича дома.

Кузьма Кузьмич познакомил сержанта с друзьями, усадил за стол, угостил Фёдорова свежезаваренным чаем с мятой, налил в блюдце янтарного абрикосового варенья. Какое-то время все молчали.

Кузьма Кузьмич чувствовал, что сержанта ещё что-то волнует, беспокоит, но расспрашивать не хотел. Если сержант Фёдоров сочтёт нужным, спросит сам.

Так и произошло. Отодвинув от себя чашку с недопитым чаем, сержант попросил у гостей прощения и сказал:

– Простите, Кузьма Кузьмич, что в такой праздничный час говорю о делах, но меня волнует ваш сосед. От него есть какие-то известия?

– К сожалению, никаких. Я уже тоже стал беспокоиться, – вздохнул Кузьма Кузьмич. – Но будем надеяться, что всё закончиться благополуч…

Договорить Кузьма Кузьмич не успел, так как в это время зазвенел дверной звонок.

Кузьма Кузьмич открыл дверь и… ахнул от неожиданности.

В дверях стоял Дед Мороз.

– Кузьма Кузьмич Принцесскин? – спросил Дед Мороз.

– Он самый, – растерянно ответил Кузьма Кузьмич.

– Вам посылка, – сказал Дед Мороз и весело улыбнулся. – Новогодняя подарочная.

Дед Мороз достал из мешка небольшую коробку и вручил её Кузьме Кузьмичу.

– Поздравляю вас с наступающим Новым годом! Успехов вам, здоровья и счастья! Весёлого настроения и радостных улыбок в Новом году, – пожелал на прощание Дед Мороз, и не успел Кузьма Кузьмич что-либо сказать, как гость скрылся за дверью.

– Кто это? – спросил из комнаты сержант Фёдоров.

– Представляете, – подошёл к сержанту Кузьма Кузьмич, – приходил Дед Мороз. Вот принёс какой-то подарок. Это, наверное, мои сотрудники меня поздравили. А Дед Мороз явно из бюро услуг – студент театрального института. Интересно, что это коллеги мне подарили?

Кузьма Кузьмич открыл коробку и от удивления развёл руками:

– Вот это подарок!

В центре коробки, бережно завёрнутый в вату, лежал расколотый на две половинки ярко-синий ёлочный шар. Рядом с шаром находилась праздничная поздравительная открытка:

«Дорогой Кузьма Кузьмич, поздравляем Вас с наступающим Новым годом – сказочным чудесным праздником. Пускай Новый год будет для всех людей радостным, мирным и счастливым, пускай на земле всегда живут сказки. Передаём Вам наш северный сувенир – ёлочный шар, из него в этом году родился Дед Мороз.

Ваши Леопольд и Борька Агрегатовы».

– А вы говорите – студент! – радостно рассмеялся сержант Фёдоров, разглядывая расколотый шар. – Дед Мороз это был! Самый настоящий Дед Мороз. С самого Северного полюса!

Невидимое дерево

Глава первая. Шур Шурыч и ворона Розалинда

Посреди площади, которая называлась Круглой, росла волшебная ёлка.

Волшебной она была по многим причинам и прежде всего потому, что была невидимой. Да, да, никто в городе уже много лет не видел ни самого дерева, ни тех вещей, которые, словно Новогодние украшения, висели на его ветвях.

Чего только там не было: зонтики, книги, корзинки, перочинные ножи, валенки, папки для бумаг, галоши, бинокль, картины, домашние туфли… Но больше всего было здесь шляп, кепок, ушанок и музыкальных инструментов – скрипок, флейт, барабанов, гармошек…

Невидимыми были и те, кто жил на ветках этого необыкновенного дерева. А жили на нём два старых приятеля: бывший домовой Шур Шурыч, который теперь поменял профессию и работал, как он утверждал, тренером по храбрости, а также его подружка – говорящая ворона Розалинда. Вот и все, кто жил на этом дереве.

Ворона Розалинда просыпалась раньше Шур Шурыча. Он ещё спал, а она уже отправлялась на поиски потерянных, забытых или просто выброшенных вещей, которые она приносила на ёлку и аккуратно развешивала на ветках. Это было её любимое занятие.

В этот день ворона задержалась дольше обычного и Шур Шурыч волновался.

Он сидел на широком, крепком суку и, приставив бинокль к глазам, внимательно высматривал свою приятельницу, ворча под нос: «И где это её нелёгкая носит… долетается… врежут ей из рогатки и чучело сделают».

Так вот, в это самое время на площади и появились экскурсанты, которые, как известно, люди очень любопытные и которых интересует абсолютно всё.

Экскурсанты расположились рядом с ёлкой, которую они, конечно же, не видели, повернулись к экскурсоводу и стали внимательно слушать.

Экскурсовода звали Ксенья Петровна, в руках у неё была указка, а на носу – большие тёмные очки с зеркальными стёклами, которые делали её похожей на инопланетянку.

– Товарищи, – обратилась экскурсовод Ксенья Петровна к туристам, – мы находимся с вами на площади, которая ещё вчера называлась просто Круглой.

– Неужели она сегодня называется уже Квадратной? – задал вопрос усатый экскурсант в кепке.

Ксенья Петровна этому экскурсанту ничего не ответила. Она на него только посмотрела, но посмотрела так, что тому стало неловко: он покраснел, закашлялся и спрятался за спину другого экскурсанта.

Убедившись в том, что провинившийся осознал свою ошибку и сейчас раскаивается, Ксенья Петровна продолжила свой рассказ.

– Так вот, – сказала она, – с сегодняшнего дня эта площадь будет называться площадью Двух Мастеров…

Честно говоря, Шур Шурыч экскурсоводов недолюбливал, и прежде всего потому, что, приходя на площадь, они обычно говорили: «На этой старой площади нет ничего интересного, поэтому задерживаться здесь мы не будем».

«Ну и не надо, ну и не задерживайтесь, – думал в таких случаях Шур Шурыч, – ну и шагайте с нашей площади. Сами вы неинтересные».

Но сейчас бывший домовой услыхал такое, что сразу отложил в сторону бинокль и стал внимательно слушать, о чём говорит Ксенья Петровна.

А говорила она вот о чём:

– Когда-то давным-давно жили в нашем городе два брата – два мастера.

Старший брат шил шляпы, кепки, колпаки, ушанки – одним словом, головные уборы, как теперь говорят. А второй был музыкальных дел мастером. А ещё жил с ними в доме домовой, и звали этого домового, как гласит легенда, Шур Шурыч…

Теперь-то вы понимаете, почему Шур Шурыч, открыв от удивления и неожиданности рот, стал слушать рассказ экскурсовода Ксеньи Петровны: говорили о братьях и о нём.

– Такое странное имя у домового было потому, – продолжала рассказывать Ксенья Петровна – экскурсовод, – что обычно домовые скрипят или в трубу дуют. А Шур Шурыч любил сидеть под столом и шуршать.

Но братья были, очевидно, люди с крепкими нервами. Я, например, терпеть не могу, когда под столом кто-то шуршит, у меня от этого мигрень начинается, а братья терпели…

«Вовсе и не терпели, им это даже нравилось», – подумал Шур Шурыч, но вслух об этом не сказал. Он даже на Ксенью Петровну не обиделся. Шур Шурыч её простил.

«Главное, – подумал он, – что у неё дикция хорошая, внешность внушительная и слушают её внимательно».

И он тоже стал слушать.

– Более того, – говорила Ксенья Петровна, – братья с этим Шур Шурычем даже советовались. Так, однажды они по его совету возле своего дома дерево посадили. Легенда говорит, что это была ёлка, но вы же знаете, – обратилась Ксенья Петровна к экскурсантам, – что ёлки в наших местах растут плохо и поэтому я думаю, что это была липа…

Тут Шур Шурыч не выдержал и громко сердито сказал:

– Сама ты – липа!

– Кто сказал «липа»? – строго спросила у экскурсантов Ксенья Петровна. – Я спрашиваю, товарищи, кто сказал «липа»? Это ужасно некультурно и, если вы сейчас же не признаетесь, я прекращу экскурсию.

И тут, к удивлению Шур Шурыча, вперёд вышла девочка с рыжими косичками, девочки тоже бывают участниками экскурсий, и сказала:

– Извините, пожалуйста. Я больше не буду. Рассказывайте дальше.

– Очень нехорошо! – сердито сказала Ксенья Петровна. – Пионерка, наверное. Моя дочка никогда бы себе такого не позволила.

Ксенья Петровна поправила очки и продолжила рассказ:

– Посадили братья по совету Шур Шурыча возле дома дерево, и не думали они, что однажды совьёт на нём гнездо необыкновенная птица.

– Соловей, – хором сказали все экскурсанты.

– Нет, товарищи, не соловей.

– Бе-е-е-ркут, – мечтательно сказал усач в кепке.

– И не беркут. На дереве свила гнездо ворона.

– Ворона, – огорчённо вздохнули члены экскурсии, а один из них, всё тот же усач, даже про себя добавил:

– Хоть бы уж попугай, а то ворона…

Но Ксенья Петровна его замечания, к счастью, не услышала и объяснила, почему ворона была необыкновенной птицей.

– Ворона, – сказала она, – была говорящая. И звали её, товарищи, Розалинда. Да, да, не удивляйтесь, именно Розалинда. Более того, она обижалась, если кто-то называл её просто Розой. «Имя – Роза, – говорила она, – больше подходит курам, но никак не такой воспитанной и интеллигентной птице, как я». И, нужно сказать, ворона Розалинда в самом деле была умной птицей. Именно она и посоветовала братьям повесить на дереве скрипки, флейты, гармошки, шляпы и кепки.

«Пусть, – сказала Ворона, – будет это дерево витриной».

Это была дельная мысль. Изделия мастеров теперь были видны издалека, потому что дерево стало самым высоким в городе.

«Вот это точно, – заметил шёпотом Шур Шурыч, – не было и нет дерева выше нашего».

Липа была очень высокой. И это возмутило правителя города, генерал-губернатора.

«Ничего не должно быть выше моего дворца», – рассердился генерал-губернатор и приказал спилить дерево.

«Ничего у тебя, генерал-губернатора, не выйдет. Не отдадим мы тебе наше дерево, – сказал старший брат – шляпных дел мастер и достал заветную шапку-невидимку.

Эту шапку он мастерил долгими зимними вечерами. Все уже давным-давно спали: и младший брат, и Шур Шурыч, и говорящая ворона Розалинда, – а он всё мастерил и мастерил свою волшебную шапку, вышивал на ней таинственные узоры, украшал северным речным жемчугом и красными южными рубинами. Ведь это была не обыкновенная шапка, а невидимка, и так просто её за час-другой не сделаешь.

Так вот, достал старший брат свою волшебную шапку и повесил её на дерево. И только он это сделал, как дерево сразу стало невидимым.

– Какая красивая легенда, – вздохнул усатый экскурсант.

– Да, – согласилась Ксенья Петровна, – красивая, но всего лишь легенда, сказка, хотя некоторые легкомысленные и суеверные жители нашего города утверждают, что здесь по-прежнему растёт волшебное, невидимое дерево, на котором якобы живут домовой и ворона. Но, – улыбнулась Ксенья Петровна, – вы понимаете, надеюсь, что ни домовых, ни говорящих ворон в реальной жизни нет, тем более невидимых. Это противоречит законам физики.

Тут разговорчивый усач опять сказал:

– А я на этой площади, когда маленький был, музыку слыхал. Очень хорошую музыку.

– Верно, товарищи, – кивнула головой Ксенья Петровна, – иногда на этой площади слышны странные звуки. Но это, товарищи, не музыка. Это своеобразный эффект, так называемая аэродинамическая труба, которая возникает…

Но когда возникает эта «аэродинамическая» труба, Ксенья Петровна договорить не успела. Шур Шурыч поднёс к губам висевшую рядом флейту и, закрыв глаза, заиграл мелодию песни, которую так любили когда-то петь братья.

Экскурсанты слушали открыв рот. Они были очень удивлены. Но Ксенья Петровна сказала:

– Вот видите, самая обыкновенная аэродинамическая труба. А теперь, товарищи, пойдёмте. Наша экскурсия ещё не закончилась.

Все ушли, а Шур Шурыч по-прежнему сидел на ветке и играл на флейте.

Шур Шурыч был так увлечён музыкой, что даже не услышал, как рядом с ним опустилась ворона Розалинда.

Розалинда укрепила на ветке свою новую находку – большую рыжую плюшевую обезьянку, а затем, приблизившись к Шур Шурычу, громко сказала:

– Крррещендо на флейте. Бррраво!!

Шур Шурыч от неожиданности уронил флейту и сам чуть было не полетел кубарем вниз, но его вовремя удержала ворона.

– Чего б это я над самым ухом каркал?! – сердито закричал он.

– Во-первых, я не каркала, – обиженно сказала ворона, – и, во-вторых, мне показалось странным, что вы вдруг ни с того, ни с сего занялись музицированием.

– Ни с того, ни с сего? Сама ты «ни с того, ни с сего»! Знаешь, какой сегодня день?

– Неужели работников торговли?! – ахнула ворона. – Обожаю этот день. Везде всего много. На раскладках пряники, кренделя – ешь – не хочу, и продавцы весёлые и, я бы сказала, даже вежливые.

– Ух, и обжора ты, Розалинда!.. Пряники, кренделя. Бери выше. Сегодня, Розалинда, нашу площадь переименовали. Во! И назвали её знаешь как?

– Крак?

– Площадью Двух Мастеров.

– Кракой подарок! Кракой сюрприз! – радостно воскликнула ворона. – Значит, братьев помнят, их не забыли. Кракая радость!

Она ещё долго восхищалась новостью, но Шур Шурыч её уже не слушал. Он смотрел на принесённую вороной обезьянку, и его настроение становилось всё хуже и хуже.

– Что это такое?! – прервал он восклицания вороны.

– Обезьяна.

– Вижу, что не павлин. Я спрашиваю, ты где её взяла? Ведь это же Викина любимая игрушка.

– Вы знаете хозяйку обезьянки?

– Конечно. Она живёт вон в том доме, – указал Шур Шурыч на серый девятиэтажный дом на противоположном конце площади. – Я к ней иногда прихожу. Шуршу у неё под кроватью. Пугаю. Чтобы она в конце концов перестала пугаться и стала смелой. Тренирую.

– Извините, но я, право, не знала, что это игрушка вашей знакомой барышни.

– «Барышня, барышня». Сама ты – барышня. И вообще при чём здесь, знакомы или нет. Ведь ты у ребёнка игрушку забрала. Стыдно…

– Вы ошибаетесь, – в свою очередь обиделась ворона, – я никогда ни у кого ничего не забираю. Все эти вещи потерянные, выброшенные или забытые.

– Вот именно: «забытые»! А вдруг человек вспомнит, будет искать, а вещи – нет. Что тогда?

– Крак что тогда, что тогда?! Я всегда оставляю записку, – ворона полезла в небольшую сумку, висевшую у неё на шее, и достала оттуда записку. Она развернула записку и стала читать. – «Записка. Потерявший пусть придёт к невидимому дереву и спросит ворону Розалинду. Вещь будет возвращена в целости и сохранности».

– А вдруг твою записку прочитать не смогут? У тебя же почерк неразборчивый. Да и кто увидит невидимое дерево? Нет, обезьяну придётся отдать, – упорно стоял на своём Шур Шурыч. – А потом, это не она её выбросила. Обезьянку выбросили Викины родители.

– Родители?! – удивилась ворона.

– Да, – кивнул головой Шур Шурыч. – Они считают, что Вика уже взрослая и ей нужны серьёзные игрушки. А она обезьянку любит. Я знаю…

– Пусть будет по-вашему. Вы меня уговорили, – сказала Розалинда, сняла с ветки обезьянку и полетела вслед за Шур Шурычем, который быстро шагал по площади, к дому, где жила девочка Вика и её родители.

Как только Шур Шурыч и ворона Розалинда покинули дерево, они тут же перестали быть невидимыми. Они стали обыкновенными. Обыкновенная большая чёрная птица и обыкновенный небольшой старичок в ушанке и валенках.

Невидимыми они были только тогда, когда находились на дереве.

Глава вторая. Тапочки

Вика сидела на полу и крутила большой разноцветный кубик Рубика. Кубик не складывался, и девочка была расстроена. Но дел было не только в этой игрушке.

Что кубик? Кубик – это мелочи.

Даже то, что мама забрала у неё любимую плюшевую обезьяну («Ты уже большая, – сказала она, – и хватит заниматься глупостями»), даже это можно пережить. Хуже другое…

Вика не любила, когда мама и папа ссорились. Ей тогда становилось так страшно, словно она заблудилась. А лес тёмный и незнакомый, и она из него никак не может выбраться, потому что никого, кроме неё, в этом лесу нет: ни людей, ни птиц, ни зверей – кругом один лес, чёрный, молчаливый, одинокий. Даже птиц нет. Жуть!

И зачем они только ссорятся?!

Раньше они, правда, тоже иногда ссорились. Но редко. Поссорятся, а потом сразу помирятся. Вика даже думала, что это игра у них такая – поссорились, помирились…

Это было раньше. А теперь… Как начнут… А потом молчат и друг с другом не разговаривают… как сегодня.

А тут ещё этот кубик… не складывается. Что делать?

Вика вздохнула и сказала сама себе:

– Мама – умная, старший экскурсовод. Папа тоже умный – старший инженер. А я, как говорит мама, – никаких талантов! Ни каких!

Последнее слово Вика сказала громко, и в комнату заглянул мама.

– Что ты говоришь? – спросила она у дочки.

Вика подняла голову, попробовала улыбнуться, но улыбка получилась печальная:

– Ничего, мамочка.

– А мне послышалось, что ты что-то сказала. Ну как, получается?

– Пока не очень, – призналась Вика и принялась изо всех сил вертеть кубик.

– А у Пети, сына моей сотрудницы, получается. Он, кстати младше тебя на два месяца, – сказала укоризненно мама и снова ушла на кухню.

Всё это видели и слышали стоявшие возле окна ворона Розалинда и Шур Шурыч.

– Это Викина мама? – спросила ворона.

– Да, мама – экскурсовод Ксенья Петровна, – тихо ответил Шур Шурыч.

Как только за мамой закрылась дверь, из своего кабинета вышел Викин папа – Артур Иванович.

Папа был обут в один тапочек. Второй он уже искал полдня. Из-за этого они с мамой и поссорились. Папа всегда что-то теряет. А мама говорит, что она дома только тем и занимается, что всё за ним подбирает…

– Малышка, – спросил папа у Вики, – как идут дела?

– Никак, – ответила Вика.

– А ты складываешь по системе?

– По системе. Но пока не получается.

– Ничего, получится, – сказал папа и поправил очки. – Запомни, – сказал он Вике самым серьёзным голосом: таким голосом он разговаривал по телефону со своими сотрудниками, – запомни, что в жизни самое главное – система и порядок. Если жить по системе, то многого можно добиться. Ты, кстати, мой тапочек не видела?

– Нет, – ответила Вика.

– Я тоже, – почесал папа переносицу. – Но ничего, это не самое страшное. Давай, малышка, трудись, – потрепал он её по плечу и ушёл обратно в свой кабинет.

– Тружусь, – прошептала Вика и снова начала вертеть кубик. И тут… вдруг… из открытого окна влетела и упала прямо ей на колени плюшевая обезьянка.

Вика на какое-то мгновение растерялась, а потом бросилась к окну. Она подбежала так стремительно, что Шур Шурыч и ворона даже не успели спрятаться. Вика во все глаза глядела на стоящих на подоконнике большую, чёрную птицу и невысокого забавного бородатого человечка.

Кожа у человечка на лице была тёмная, а глаза голубые и поэтому казались очень яркими.

Если бы Вике было года три-четыре, она бы наверняка решила, что это герои какой-то сказки. А теперь… теперь с каждым годом она всё меньше и меньше верила в сказки. То есть она любила их читать и смотреть мультфильмы тоже любила, но уже всё реже надеялась, что когда-нибудь к ней придёт добрая волшебная фея. И вдруг этот человек с птицей…

Шур Шурыч и ворона тоже были растеряны. Они никак не ожидали столкнуться нос к носу с девчонкой.

Первым нарушил молчание Шур Шурыч.

– Между прочим, меня зовут Шур Шурыч, – сказал он и двумя пальцами приподнял шапку.

– А меня, – приложила крыло к груди ворона, – все называют…

Но Вика перебила ворону, она вдруг вспомнила… Она вдруг догадалась… Неужели это те самые? Говорящая ворона Розалинда и Шур Шурыч, о которых ей когда-то рассказывала её мама. Без сомнения те самые! И Вика крикнула:

– А я знаю, я знаю! Да, да, вы – домовой Шур Шурыч, а вы – говорящая ворона Розалинда!

– Верно, – кивнула ворона, – но разрешите полюбопытствовать, откуда вам известны наши имена?

– Мне о вас мама рассказывала, – объяснила Вика. – Только она сказала, что всё это неправда и в жизни домовых и говорящих ворон не бывает. А зовут меня Вика.

– Нам ваше имя известно, – сказала Розалинда, – нам вообще многое известно. Мы с Шур Шурычем прожили столько лет… так что, поверьте нам и нашему жизненному опыту: есть и домовые, и говорящие вороны.

– Я-то вам верю и опыту вашему тоже, – вздохнула Вика, – а вот мама и папа – нет.

– Нам, домовым, – признался Шур Шурыч, – жутко обидно, когда в нас не верят. Ведь мы, домовые, – народ обидчивый.

Вика на мгновение умолкла, затем внимательно посмотрела на Шур Шурыча и спросила:

– Скажите, а это правда, что домовые счастье приносят?

– А как же… Только я этим делом уже давно не занимаюсь. У меня теперь другая, современная профессия. Я теперь по спортивной части, так сказать, тренер по храбрости. Вот залезу под стол и шуршу, шуршу – детишек пугаю. А там глядишь – и перестанут бояться. Очень серьёзное дело.

– Значит, это вы у нас дома под шкафом и под столом шуршали?

– Конечно, я. А кто же ещё? Поэтому мне и имя твоё, и все игрушки твои знакомы. Но только я к тебе, если честно сказать, с большой неохотой всегда хожу. У тебя, Вика, условия труда для меня плохие. Мне чем больше пыли – тем шуршать легче. А у тебя её совсем нету. Одно наказание. Тренировать тяжело.

– Всё-таки жаль, что у вас теперь другая профессия, – вздохнула Вика и вдруг почувствовала, как печаль и грусть снова возвращаются к ней.

– А чего жалеть, – продолжал рассуждать Шур Шурыч. – Приносить счастье – это дело, конечно, хорошее и нужное, да только…

Но тут Шур Шурыча прервала Розалинда. Она наклонилась и зашептала ему на ухо:

– У девочки, кажется, неприятности.

– Ты думаешь? – также шёпотом спросил Шур Шурыч и достал из кармана тонкие, в серебряной оправе, круглые очки.

– Кажется, ты права, – сказал Шур Шурыч, посмотрев внимательно на девочку.

Он спрятал очки в кармашек жёлтого жилета и, перепрыгнув через подоконник, оказался в комнате.

– Если разрешите, мы у вас немного погостим, – сказала Розалинда и вслед за Шур Шурычем перелетела в комнату.

– Славное у вас, барышня, жильё. Очень уютно, – тоном старой опытной хозяйки сказала Розалинда, оглядывая комнату.

Тут из-за двери послушался голос мамы:

– Вика, как успехи?

– Пока не получается, – ответила Вика и быстро спрятала под диван обезьянку, которую ей вернули ворона и бывший домовой.

Розалинда и Шур Шурыч тоже решили, что лучше будет не попадаться маме на глаза, и залезли под стол.

Сделали они это вовремя, потому что через мгновение в комнату вошла Викина мама, Ксенья Петровна. Она была одета в плащ и собиралась уходить. Ксенья Петровна подошла к девочке и громко, так, чтобы слышал Викин папа, сказала:

– Обед на столе. Я приду поздно. У меня конференция. Приду часам к семи.

В это время в комнату вошёл папа. Он тоже, судя по всему, собрался уходить.

– Скажешь маме, – сказал он так, будто бы мамы в комнате не было, – что я ушёл на собрание, тоже буду поздно. Может быть, в семь, а возможно, и в девять.

– Мама сказала, – дрожащим голосом прошептала Вика, – что обед на столе.

– Передашь маме, – сказал папа и надел шляпу, – что я сегодня сыт по горло.

Папа вышел.

Мама посмотрела вслед папе, передёрнула плечами и сказала:

– Папу не жди. Пообедай сама. Ужин приготовлю я.

Мама поправила плащ, накрасила губы своей любимой розовой помадой и тоже ушла.

Шур Шурыч и ворона вылезли из-под стола.

– Чего это они «передай папе, передай маме»? А? – спросил Шур Шурыч, кивая на захлопнувшуюся за родителями дверь.

– Поссорились, – ответила Вика и вдруг почувствовала, как слёзы ручейками побежали из глаз. Больше Вика терпеть уже не могла. Она шмыгала носом и одновременно говорила: – Они, когда ссорятся, всегда так друг с другом разговаривают, а мне плакать хочется, мне, мне…

– Во-о даёт! – всплеснул руками Шур Шурыч. – Под столом шуршал – не боялась, а теперь ревёшь. Стыд и позор!

Шур Шурыч достал из кармана огромных размеров цветастый платок и вытер Вике нос.

– Вам, очевидно, неприятно об этом говорить, – подала голос ворона, – но позвольте у вас спросить, отчего они поссорились?

– Из-за тапочка. Папа куда-то задевал свой тапочек. А мама говорит, что ей надоело искать его вещи. Вот из-за этого и поссорились, – развела Вика руками.

– А тапочек был, наверное, редкий? Антикварный? – спросил Шур Шурыч.

– Нет, самый обыкновенный, – ответила девочка и шмыгнула носом.

– Тогда не понимаю, – пожал плечами Шур Шурыч, – я бы из-за обыкновенного никогда не поссорился. Вот скажи, Розалинда, я с тобой когда-нибудь из-за тапочка ссорился?

– Вы всегда в валенках ходите, – ответила ворона.

– Вот видишь, из-за тапочек – никогда. Ладно, не огорчайся. Найдём мы твоему папе его тапочки.

– Не сомневайтесь. Обязательно найдём, – поддержала Шур Шурыча ворона Розалинда.

– Значит, так, – стал вслух рассуждать Шур Шурыч. – Тапочки обычно теряются где? Под диваном, – сам себе ответил бывший домовой.

– Вы в этом уверены? – заглянула под диван ворона.

– А как же! – опустился на колени Шур Шурыч, надул щёки и изо всех сил дунул. Из-под дивана вылетело небольшое облако пыли, и ворона с Викой стали дружно чихать.

– Совсем пыли нет, – сердито сказал Шур Шурыч. – И как так жить можно? В некоторых домах пыли – во! – показал он растопыренную ладонь, – пальцев на пять, а то и больше. А у тебя? Кот наплакал. Совсем пыли нет.

– А тапочка? – спросила Вика.

– И тапочка тоже нет, – поднялся с пола Шур Шурыч. – Может быть, за шкафом? – предположил он и принялся двигать шкаф.

– Помогите, – пыхтя от натуги попросил он, и Вика стала Шур Шурычу помогать.

Но шкаф не двигался. Он словно приклеился к полу.

– Всё ясно, – сказал Шур Шурыч, снял шапку и вытер со лба пот, – мы его не с той стороны толкали.

– По-моему, это не имеет никакого значения, – заметила ворона.

– По-моему, по-твоему, – передразнил ворону Шур Шурыч. – Тёмная ты птица, Розалинда, и в шкафах ничего не понимаешь. Давай, Вика, помогай.

Вика и Шур Шурыч теперь стали толкать шкаф в противоположную сторону.

– Раз-два, взяли, – командовал Шур Шурыч. – Ещё раз, взяли… Кажется, сдвинулся, – пыхтя от натуги, выдавил из себя Шур Шурыч.

– Ничего не сдвинулся, – сказала Розалинда, спокойно наблюдавшая за стараниями Шур Шурыча и девочки.

– По-мо-гай, – прохрипел Шур Шурыч.

– Всё равно нам с ним не справиться, – продолжала настаивать на своём ворона, но всё-таки тоже принялась толкать шкаф.

Они очень старались, особенно Шур Шурыч, и в конце концов шкаф отошёл от стенки.

– А вы говорили, – торжествующе сказал Шур Шурыч, заглянул в образовавшееся между шкафом и стеной пространство и вытащил оттуда тапок.

– Вот! – поднял над головой Шур Шурыч свою находку. – Я же говорил, что он за шкафом. Эх, мне бы образование: я бы директором трёх школ стал и одного детского сада.

– Ура! – закричали вместе ворона и Шур Шурыч.

Они радовались и кричали, но Вика почему-то не радовалась.

– Ты чего? – спросил Шур Шурыч.

– Это не тот тапочек, – вздохнула девочка, – этот папа потерял в прошлом году.

Все умолкли.

Шур Шурыч вздохнул и сердито бросил тапок обратно за шкаф. Даже Розалинда, которая не любила, когда бывший домовой вёл себя подобным образом, на этот раз промолчала. Она тоже была огорчена. И тут вдруг ей в голову пришла, как ей показалось, прекрасная мысль. Она подпрыгнула, взмахнула крыльями и стала кружиться по комнате.

– Вспомнила! – закричала ворона Розалинда. – Ждите меня здесь. Я скоро! Кракое прекрасное решение! – крикнула она и вылетела в окно.