Текст книги "Охвен. Аунуксиста"

Автор книги: Александр Бруссуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Охвен одним прыжком преодолел расстояние, разделявшее его до первой твари. Дикий хохот раздался в голове и пропал. Впрочем, пропало все, кроме врагов. Только они существовали, другого мира больше не было.

Охвен резким замахом отрубил безобразную руку, держащую оружие, прыгнул вперед, кувырнувшись через голову. Дернувшаяся навстречу вторая тварь осталась позади, напрасно махнув своим мечом. Охвен же, подхватив в другую руку вывалившийся из отрубленной конечности клинок, продолжил свое движение вперед. Все его продвижение сквозь нечисть было больше похоже на дикий, временами, непристойный танец. На каждую тварь он тратил лишь один, иногда – два удара своими мечами. Не останавливаясь ни на мгновение, он пронесся, как ураган, сквозь группу нелюдей и выскочил за дольмен. Но тотчас же развернулся и бросился, ощетинившись оружием обратно в толпу.

Ивальд опоздал за рывком карела, но тут же встретился лицом с промахнувшимся по Охвену чудовищем. Сражаясь с ним, он заметил, как промчался сквозь неприятеля его товарищ, отмечая мельком, что некоторые твари падали, сраженные. Другие, скованные близким соседством с себе подобными, не могли как следует нанести удары. Одолев искусного, но медлительного «козла», норманн принял на себя мечи двух других. Пришлось ожесточенно отбиваться, лишь временами обращая внимание на мечущуюся человеческую фигуру.

«Что-то творится с парнем», – парируя удары, думал Ивальд. – «В таком темпе он долго не выдержит – сердце не справится с нагрузкой и лопнет».

Поразив в живот одного из своих соперников, он внезапно понял:

«Черт! Да он же ведет себя, как берсерк!»

В это время Охвен пошел на второй круг, словно не чувствуя усталости. Нелюди изменили тактику, оценив потери. Они попытались перестроиться, чтобы взять неистового карела в кольцо. Но попытка не увенчалась успехом – вмешался Ивальд, к тому времени справившийся со своими врагами. Из глубокого пореза на левой руке сочилась кровь, но он не замечал раны.

«Черт!» – думал он. – «Надо вспомнить заветное слово, выводящее берсерка из транса. Да нет у него этого слова. Не был он берсерком никогда!»

Ничего другого не оставалось, как кричать вслух любые фразы, надеясь, что хоть одна из них достучится до отуманенного убийствами сознания Охвена.

– Веселый Торн! – начал он, продолжая орудовать мечом, пытаясь приблизиться к своему товарищу. – Охвен! Гломма! Гардарика! Ливвик!

Но все напрасно. Если вдруг у карела опустятся от бессилия руки, то норманн не успеет помочь. Залог их успеха – действовать рядом, прикрывая друг другу спины.

– Мама! Лес! Море! – кричал он. – Ладога!

Ему показалось, или Охвен начал действовать спокойнее, переходя из атаки в оборону?

– Охвен! Держись! Я иду к тебе!

– Отходим к скале! – прокричал тот в ответ.

Рывком, они пробились к каменной глыбе. Охвен был с головы до ног испачкан кровью, дышал тяжело, как загнанный конь, но оружие не опускал. Когда они встали плечом к плечу, наступила пауза.

От их врагов осталась только треть. Они уже не выглядели столь уверенно, как в начале поединка, но все же намерения своего не лишились.

«Людишки! К чему ваши тщетные потуги? Вам не выжить! Наступает ночь, это наше время!» – снова зазвучал в головах мерзкий дребезжащий голос.

– Ну, это мы еще посмотрим, – прошептал Ивальд и сымитировал угрожающий выпад. Стоящая перед ним тварь дернулась и напоролась на меч Охвена. Другие взревели – неизвестно, то ли вслух, то ли мысленно – и бросились в атаку. Совсем скоро все было кончено: Охвен сидел на земле, пуская кровавые пузыри и рассматривая грезившиеся ему кровавые круги, Ивальд раздирал свою рубаху, чтобы перевязать свои и Охвена раны.

Стало совсем темно. Внезапно раздался грохот, и сверкнула молния. Только вырвалась она совсем не из облаков. Напротив, зародилась она в алтаре и умчалась ослепительной вспышкой ввысь. Алтарь, расколовшись на две половины, вздыбился, как ледяной торос.

Ивальд, перевязав, как мог, себя и Охвена, подставил плечо почти полностью обессилевшему товарищу и решил двигаться к лагерю.

Они уже поднялись по карнизу наверх, как услышали размеренный топот.

– Если это бегут друиды, чтобы расквитаться с нами, то, наверно, их ждет успех, – проговорил Ивальд.

– Убегай! – сказал Охвен и потянулся за своим мечом, но вместо этого потерял устойчивость и опустился на одно колено. – Я их задержу.

Норманн только неопределенно хмыкнул в ответ, осторожно отпустил товарища и вытащил свой клинок.

– Мочи козлов! – сказал он и, вдруг, рассмеялся. Охвен, вспомнив про обычай, тоже попытался выдавить из себя смех, но не получилось.

– Смотри, брат! – сказал викинг. – Это же наши!

Им навстречу, с оголенными мечами и зажженными факелами, одновременно ступая, бежали «девочки» Веселого Торна. Лица у всех были очень суровые и исполненные решительности. Со стороны это выглядело презабавно.

3

Дракару пришлось задержаться на Гуирнси два дня. Разразился ужасный шторм, никак не желающий утихнуть. Но даже когда ветер стих, волнение вблизи острова улеглось, то выход в открытое море показался преждевременным. Здесь, имея достаточно места, чтобы разгуляться, водяные валы вздымали свои гребни выше верхушки мачты дракара. Берег пропал из виду, викинги сели на весла и двое суток гребли, борясь со стихией.

Плохо было не только Охвену, но и некоторым другим, пропитанным морской солью викингам. Карел тупо налегал на весло, временами выворачиваясь в жестоких позывах рвоты прямо себе под ноги. Он понимал, что сдаться морской болезни сейчас – смерти подобно. Густав на румпеле почернел и осунулся от усталости, но место свое не уступал никому. Как сейчас не хватало лишней пары могучих рук! Как недоставало Карла!

Многие, если не все викинги считали, что боги сейчас гневаются на их команду, разрешив морю выказать свой характер. И это наказание они находили справедливым.

Той ночью поднять тело сакса не было никакой возможности: темнота не позволяла рассмотреть вероятность спуска по скалам к морю, даже если обвязаться веревкой. Поэтому все вернулись в лагерь, сопровождая полуживого от усталости Охвена и приободрившегося Ивальда. Викинги поняли, что с их товарищами случилась беда, только после того, как молния с грохотом вонзилась в небо. Карела и норманна перевязали, не обнаружив, кроме глубоких царапин, сколь-нибудь тяжелых ран. Шторм разразился ночью, а с рассветом на месте гибели уже не было тел ни Карла, ни той неведомой девушки. Кто-то, обвязавшись веревкой, все-таки спустился вниз, но кроме бешеной круговерти пены, брызг и грязной от поднятого ила и песка воды ничего не нашел. Тело их боевого товарища уволокло море, не позволив упокоить по обычаям.

В бешенстве викинги вышвырнули с карниза все трупы стариков-друидов. Но море не приняло эту жертву, разбросав изломанные тела по прибрежным камням. Только жадные чайки на лету потирали крылья, дожидаясь, когда ветер позволит им как следует попировать.

Никто из викингов не роптал, что вышли в море в такую погоду. По всем прогнозам никакой бури не предполагалось. Да и сейчас ветер еле ощущался, светило солнышко, но волны накатывались – одна грознее другой.

– Это Карл негодует, попав вместо Валгаллы к морскому царю, – говорили воины.

Не помогали не жертвы, ни молитвы.

– Бискай очень вспыльчив, – сквозь зубы повторял Густав.

– Может быть, также и отходчив? – спросил Охвен, понимая, что речь идет об этом море.

Лишь только старый рубака Трувор, Правая Рука, не впадал в уныние. Морская болезнь его не брала, наоборот, очень хотелось есть. Он постоянно что-то жевал. На исходе второго дня борьбы со стихией Трувор осознал, что он уже достаточно съел, и часть былой еды просится вон из организма. То, что многие его товарищи тоскливо и безнадежно блюют, нисколько не смущало и не вызывало у него похожих симптомов. Ему требовалось несколько иное, более привычное для людей дело.

Когда Трувор пристроился на досках, удерживаясь изо всех сил, его голый зад взлетал к самим небесам, а потом стремительно летел вниз.

– Ты только в лодку не попади, гад! – крикнул Ивальд.

– Что? – приложил одну руку к уху Трувор и немедленно вывалился заборт.

Искать человека посреди гигантских водяных гор – дело безнадежное. Но Рогатый будто ждал этого момента: он метнул своему обделавшемуся товарищу веревку, привязал другой конец к банке, на которой сидел, и снова взялся за весло. Это произошло так быстро, что когда обалдевший Густав проревел: «Человек за бортом!», Трувор уже крепко вцепился в спасительный конец.

Поднять его обратно в ладью при такой погоде возможно было лишь только, если преследовались две цели. Первая – как следует ударить человека о борт, чтобы он отцепился, вторая – чтобы перевернуть лодку и всем оказаться в воде, чтоб никому не было обидно. Но Торн считал по-другому.

– Дайте мне бочку масла! Держать руль! По моей команде тащить Трувора и поворачивать бортом к волне! – кричал он приказы.

Охвен настолько утомился, впрочем, как и все прочие члены команды, что они не думали о последствиях, готовые точно выполнять распоряжения вождя.

А Торн меж тем выбил топором у полученного бочонка донышко и рявкнул:

– Тащите девочку! Руль на борт!

С этими святыми словами он одним махом вылил все бочку в море. В это время с другого борта уже подтаскивали взволнованного Трувора. И случилось чудо: волна, готовая перевернуть дракар, уткнувшись в разлитое масло, разом успокоилась.

– Руль на волну! – сразу же крикнул вождь. Следующая волна ударила со всей яростью: трюк с маслом ее обмануть уже не мог. Но дракар тем временем развернулся, а Трувор, сверкнув голой задницей, бросился на свое место и вцепился в весло. Он начал неистово грести, словно пытаясь этим отблагодарить товарищей за спасение.

С этого момента волны, словно утомившись, стали успокаиваться, их высота начала уменьшаться и совсем скоро викинги подняли парус, обессилено откинувшись друг другу на колени.

– Знали бы мы раньше, какую жертву нужно принести, давно бы уже сделали! – сказал Торн. – Трувор! Успел, надеюсь, облегчиться?

– А то! – ответил тот, ерзая на жесткой скамье. Он растер в кровь нежную кожу своих ягодиц, занимаясь греблей без портков. Пока он плавал в море, то содрало с него кроме штанов еще и сапоги.

– Такая вот жертва понадобилась морским богам! – засмеялся Торн.

– Да просто он их своей голой задницей напугал! – поддержал Рогатый. Все викинги сначала через силу, а потом все более естественно засмеялись.

Через день появился берег и деревянная башня Геркулеса на нем, как назвал ее Густав.

– Все, кончился Бискай, – сказал он и шумно выдохнул воздух. – Повезло.

К берегу пристали только, когда достаточно удалились от селения. Уже собираясь провалиться в сон, Охвен подумал, что людям несвойственно долго находиться в море, там у них портится аппетит и настроение. Потом, вернувшись домой, он не будет выходить даже в Ладогу.

Через двадцать дней после начала их похода они дошли до города Абила. После памятного Биская, казалось, наступила стремительная весна. Здесь же у подножий Геркулесовых столбов было лето. Да и вода внезапно стала необычного изумрудного цвета. Через дракар летали радужные рыбки, некоторые попадали за пазуху или за шиворот разомлевшим от тепла викингам. По виду, да и по вкусу они напоминали селедок.

Пополнить запасы еды Торн решил в городке Унцы, где располагался огромный рынок. Здесь впервые Охвен увидел черных людей. Пока Торн улаживал все необходимые таможенные формальности, карел смотрел на снующих полуголых, словно равномерно запачканных сажей, крикливых и беззаботных людей. Он им не доверял, памятуя еще дома услышанные от кого-то слова, что черный цвет кожи стал от того, что его проклял бог.

– Это маори, – пояснил Густав. – Они, по сравнению с теми, кто живет по ту сторону моря, просто снежинки. Там вот ходят люди, как головешки. Да! Кроме зубов и глаз ночью и не разглядеть.

Но Охвену было вполне достаточно вида этих маори. Доверия он не вызывал, поэтому отлучиться от дракара карел не решился. Лучше он бессменно будет нести охрану их ладьи, чем снова попадет в неприятность, подобную той, что случилась на Гуирнси.

Он сидел на борту, плавился под солнцем и смотрел, как снуют по поверхности воды мелкие рыбешки. Из камней под кустами высунулся настороженный кот.

– Кис – кис, – сказал Охвен, но кот плевал на эти слова и продолжал смотреть в никуда. Как известно, кошки могут одновременно находиться в двух мирах, по настроению. Может, в потустороннем бытии было, на что смотреть. У него шевелились только уши и ноздри. Временами шкура на хорошо различимых ребрах дрожала, как у лошади, истязаемой гнусом.

Охвен не шевелился, кот тоже.

– Ну и пошел ты в пень, олигофрен, – проговорил карел.

Кот в ответ чихнул и испугался. От чиха он нечаянно вылез из-под камней и теперь снова сторожился, от страха и возбуждения ударяя себя по бокам тощим длинным хвостом.

Северные собратья этого нервного пришельца выглядели не в пример приятнее: шерсть, хвост трубой, усы. А тут – острая треугольная морда, вытянутое, как у крысы тело, отвисший живот, едва различимая на коже шерсть. Сплошное недоразумение, а не кот.

– Что, животными любуешься? – раздался голос, и из-за куста показался вождь, сопровождаемый светловолосым, но ужасно загорелым человеком. Кот при раздавшихся, как гром среди ясного неба, словах то ли осыпался пылью, то ли утек в доступный потусторонний мир. Во всяком случае, Охвен не заметил его исчезновения: вот он был, а вот его нет.

– Там перед рынком еще целая груда собак валяется. Можешь посмотреть, – добавил незнакомец.

– Мертвых? – почему-то спросил Охвен.

– Да нет, вполне живых, – засмеялся светловолосый. – Они здесь все пыльные, рыжие, ушастые. Хвосты, как у дохлых уже целую неделю волков. Наших, северных.

Викинги снова расхохотались, посмеялся и Охвен.

– Знакомься – это Фарнир, – кивнул головой Торн. – Местный воевода.

– Дракон? – вырвалось у карела. Наверно, это было действительно смешно, потому что вождь и его гость так смеялись, что даже стучали ладонями себя по коленам.

– Этот, что ли Хлодвика сделал? – поинтересовался Фарнир.

– Он самый, – ответил Торн.

Потом они долго беседовали между собой в глубине дракара, а Охвен прогуливался вдоль борта. Наконец, Веселый Торн крикнул:

– Охвен, давай к нам, выпьем по чарке.

Отказывать вождю было неудобно, к тому же бражка оказалась на диво холодной и приятно освежала. Затем откуда-то образовалось местное вино в глиняных кувшинах. Оно было терпким и непривычным. Охвен не пытался вступить в разговор, поэтому понял без лишних вопросов, что Фарнир – наемник, ранее имевший знакомство и с Торном, и с Густавом, и даже с покойным Карлом. Вино чуть развязало язык, к тому же не иноземный, а свой, норманнский.

– Рим! Понимаешь, Торн, это Рим! Цивилизация! – говорил Фарнир, потрясая кубком.

– Ну и что? Мы же для них варвары – и только! – соглашался Торн.

– Да, так они говорят. Только это все пустое. Сегодня мы варвары, завтра – они.

– Объясни, – потребовал вождь.

– В кого у нас верят? В какого бога? – спросил Фарнир и налил всем вина. Повернулся к Охвену. – Ты вино вон этим сыром заедай – непередаваемый вкус!

– В Одина верят, в нового бога – Христа тоже верят, – пожал плечами Торн.

– И никто никого не гоняет? Хочешь – верь, хочешь – нет.

– А чего гонять, не злым колдовством ведь занимаются? – пожал плечами вождь.

– Вот! – он поднял вверх указательный палец. – В Риме еще совсем недавно при императоре Диоклетиане на христиан гонения были, до сих пор отдельные граждане боятся Христа поминать.

– Это как – гонения? – вырвалось у Охвена.

– Ну, там львами потравить, камнями закидать или чего-нибудь еще, – махнул рукой гость. – Они до сих пор читают и верят Цельсу с его «Правдивым словом»!

– Варвары! – сказал Торн, и все закивали головами: да, римляне – варвары. Охвен не понимал ни слова, но тоже старательно хмурил брови и дул щеки. Вино приятно кружило голову, окутав действительность, как бы, туманом. Слова, что долетали до него, были теперь слышны, словно сквозь завесу.

– Вот попомни мои слова: пройдет, может, сто, может, двести лет и там, – Фарнир указал себе рукой за спину, – родится новая вера, которая в конечном итоге сметет все с лица земли. И себя тоже. Они принесут свою благую весть, в которой назовут Иисуса для краткости Исой, напишут непонятные слова, побуждающие к действию.

– Что за слова? – спросил Торн. – Не убий, не укради, не возжелай?

– И эти тоже, но их вряд ли кто будет вспоминать, – Фарнир пригубил свой кубок. – А будут чтить что-нибудь другое. Например, «поистине наш бог не ведет людей неправедных». Или «сражайтесь с теми, кто не верует в нашего бога». А, может быть, «поистине, неверующие для вас явный враг». Но точно – «сражайтесь с ними, пока не будет больше искушения, а вся религия будет принадлежать нашему богу». Назовут эти строки «Трапеза», «Покаяние», «Женщины», «Корова», чтоб было наглядней.

Гость замолчал и одним глотком допил вино. Охвен непроизвольно снова наполнил его кубок.

– А дальше что? – вопросил он, хотя смысл сказанного все равно от него ускользал.

– А дальше – ничего.

– Ну и ладно, – вставил вождь. – Давай-ка лучше былые времена вспомним.

Они начали говорить между собой, называть незнакомые имена, смеяться над шутками, понятными только им. Охвен выпил с сыром еще один бокал вина, подивился удивительному вкусу, и, вдруг, наступили сумерки. Точнее говоря, пришла ночь. Вокруг устраивались на ночлег викинги. Торн сидел на борту и задумчиво смотрел на звезды.

– А где Фарнир? – спросил Охвен.

– Дракон? – переспросил вождь.

Карел пожал плечами, подождал еще немного, но Торн сохранял молчание. Тогда молодой воин направился к своему месту, на корму дракара. Наступил поочередно на беззащитно раскинувшегося Рогатого: сначала на живот, потом на руку. Тот не возражал, даже не выругался. Пробрался к себе и долго искал флягу: пить хотелось просто убийственно.

– Что-то загрустил наш вождь, – сказал Густав.

– Почему?

– Вот этого я не знаю. Но если человек долго смотрит на Кол, значит, сомнения у него. Хочет от этой неподвижной звезды уверенностью зарядиться. Понял?

Охвен кивнул. Действительно, если и ему было не по себе, то взгляд на звездное небо успокаивал. Особенно, если смотреть на Полярную звезду.

4

Последнюю стоянку они разбили в безлюдной местности на африканском берегу, не доходя до мощного, укрепленного стражей и войском Икосиума. Викинги отсыпались, зная, что через сутки их ждет конечная цель: то, что именовалось Карфагеном. Собственно говоря, Карфаген был лишь ориентиром. Торн вел своих викингов отнюдь не любоваться пейзажами. Манила блеском богатств затерянная между скал деревушка, в которой, по неизвестно как добытым сведениям, хранилась малая толика сокровищ былого могучего города-государства. Вождь очень верил в свою удачу, но, чем ближе был финал их почти месячного перехода, тем более сомнения одолевали его душу. Можно было, конечно, и поразбойничать немного в море, но римляне, истребив в свое время почти всех финикийских пиратов, были суровы и бескомпромиссны при обнаружении флибустьеров. Викинги никого не боялись, но встречаться с быстроходными имперскими галерами не имели никакого желания.

Однако судьба распорядилась иначе.

– Вижу парус! – крикнул стоявший на носу дракара воин с непроизносимым именем: Петья.

– Две ладьи под одним парусом! – добавил он, спустя некоторое время.

– Больше никого не видать? – спросил Густав, а Торн хмыкнул и тряхнул головой.

– Всем смотреть вокруг! – приказал он.

Викинги принялись ставить козырьками ладони к глазам, словно норманны состязались между собой: кто быстрее что-нибудь увидит. Охвеном тоже овладело чувство азарта, казалось, накрывшее всех в дракаре.

– Будет дело! – прошептал Густав. Тон его слов был довольным. – Разгоним скуку.

– Повернуть щиты на бой! – раздалась команда, и «девочки» Веселого Торна захохотали во все горло.

Дракар по ветру стремительно шел на сближение с неизвестными, но совсем не быстроходными и явно не боевыми ладьями. На них заметались фигурки людей – заметили, видать, что им грозит. Кто-то оттуда начал стрелять из луков, но стрелы с шипением летали где попало. Лишь одна случайно была поймана парусом и застряла в нем, как оставленная в полотне иголка.

– Мочи козлов! Ха-ха, – сказал Торн.

– Ха-ха! Мочи козлов! – завыли викинги.

Столкновение было жестким – не было смысла беречь чужую посудину, которой все равно уготована была участь лечь на дно. Люди в жилетках и мешковатых штанах, потрясавшие своими кривыми мечами, попадали на палубу. Охвен первый раз видел в одной команде столь разномастную орду. Были люди с белой кожей и светлыми волосами, были коричневого цвета с черными, как смоль бородами и наголо обритыми головами, были вообще черные, как древесный уголь. Эти оказались совсем без одежды, только в намотанных на бедра тряпках.

Схватка была ожесточенной, но недолгой. Никто не молил о пощаде, да в плен брать никого и не собирались. Несколько человек бросились за борт. Черные выли, как нелюди. Они вообще, видя тщетность своего положения, закрывали глаза и бестолково махали оружием, зачастую поражая своих товарищей. Самый последний, оставшийся на ногах из них, коротко разбежавшись, прыгнул на лодку, что была прицеплена на канат сзади. Уже в воздухе он понял, что не долетит, растопырил в разные стороны руки и ноги и ухнул в воду. Все это время он пронзительно и неприятно кричал. Охвену он напоминал черного паука, такой же мерзкий и вызывающий брезгливое чувство.

– Тьфу, – сплюнул черному вслед Густав. – Срамота!

Когда сопротивление было сломлено, мертвых и раненных повыбрасывали за борт и принялись искать добычу. Она оказалась невелика: узелок с драгоценными побрякушками. Больше делать на этой захваченной посудине было нечего, тем более что в любой момент по наитию могли появиться какие-нибудь грозные римские галеры.

Великан-молотобоец воткнул в палубу железный костыль и размашистым ударом по нему боевым молотом пробил днище обреченного судна. Взметнулся веселый фонтан морской воды. Когда перерубили канат, связывающий две ладьи, то одна из них сразу же затонула, словно только того и дожидалась. Хорошо, что не та, куда еще не ступали викинги.

– Ну вот, давайте посмотрим теперь, ради чего у нас завязался весь этот сыр-бор, – бросил Торн и первым прыгнул на трофейную посудину.

На дне лежали связанные люди. Во ртах у них торчали кляпы, они беспокойно шевелились, изгибаясь телами, и мычали. Три человека даже в таком непристойном состоянии производили впечатление уважающих себя людей. Только уважали себя они по-разному: один все пытался отползти подальше от других, а оставшиеся двое одновременно выгибались, и даже мычание у них было одинаковым.

– Пощады и помощи просят, не иначе, – кивнул на них Рогатый.

– Ты понимаешь в мычании? – удивился Торн.

– Нет. Но что они еще могут говорить, – пожал плечами викинг. – Не угрозы же нам!

– Лучший способ проверить, – сказал Густав и, подойдя к одному, наиболее достойному на его взгляд, обрезал кинжалом путы.

Тот резво вскочил на ноги, вытащил кляп и замолчал. Пока он растирал себе руки-ноги, викинги внимательно следили за ним.

– Ну? – с угрозой выдавил Густав.

Пленник, словно очнувшись, благодарно кивнул всем сразу, и жестом попросил нож у стоявшего рядом кормщика. Тот, мгновение помедлив, протянул ему оружие.

К удивлению воинов, освобожденный пленник не стал избавлять другого связанного человека от уз и даже не кинулся с кинжалом на готового к отпору Густава, а, опустившись на корточки перед пытавшимся отползти мужчиной, молниеносным движением перерезал тому горло.

Вздох изумления вылетел у викингов. Они схватились за мечи, но освобожденный пленник быстро поднял руки, всем своим видом говоря, что он больше не будет и ножик вернет. Все это время никто не проронил ни слова.

К нему подошел вождь, но тот, приложив руку к груди, испросил разрешения разрезать ремни на товарище. Торн символичным жестом поинтересовался, не горло резать? Нет – нет, замотал головой человек, освободил своего коллегу, торжественно вернул кинжал поджидающему Густаву и смиренно склонил голову.

– На каком языке с тобой можно говорить? – спросил Торн.

Пленник ответил, но для многих, в том числе и Охвена, не нашлось ни одного знакомого слова: что-то, звучащее, как фибуля, мондибуля, краниум, церебрум.

К вождю протиснулся Петья:

– Я знаком с латынью.

Викинги расселись по бортам, пока происходили оживленные переговоры. К удивлению Охвена, Торн время от времени вставлял свои фразы, словно этот язык для него был тоже немного знаком: «Когито эрго сум», или вообще «Дум спира сперо». «Ин винас веритас» – вызвала усмешку даже у Густава. Закончил он, гордо подбоченясь: «Сэ нон э верро э бэн тровато».

Пленник после этого выволок откуда-то из-под скамьи небольшой сундучок, и жестом предложил вождю посмотреть. Посмотрели, конечно, все.

Вот это уже было успехом! Деревянный ящик оказался наполнен золотыми монетами. Викинги оживились, пихая друг друга локтями. Но ни Петья, ни сам вождь, казалось, не обращали внимание на всеобщее радостное возбуждение. Торн – потому что замыслил что-то, викинг – потому что знал что-то.

Былые пленники перебрались на дракар, ладью опять же затопили. Время двигаться дальше. Но тут вождь поднялся с места, поднял руку, требуя внимания:

– Девочки! Наши планы чудесным образом изменились! То, что мы добыли сегодня тяжким трудом – лишь треть, если не четверть того, что нас ожидает в скором будущем. К Карфагену мы не пойдем! На этот раз.

Никто не сказал ни слова. Торн оглядел всех, но не заметил на лицах ни тени сомнения, только интерес.

– Вот это мне нравится! – сказал он. – Мы вместе сможем свернуть горы! Ха-ха!

– Ха-ха, – откликнулись викинги.

– У нас нашлось дело. Очень прибыльное дело! Нас хочет нанять этот человек! – продолжал вождь и указал рукой в сторону пленника, освобожденного первым.

– Кто он? – спросил Ивальд.

– Ни много, ни мало, правитель одной маленькой страны, осколка великого Карфагена. Сегодня мы были для него самой судьбой, освободив от неминуемого рабства.

– И что нужно сделать? – воскликнул кто-то.

– Ничего особенного: вернуть ему престол.