Текст книги "In vinas veritas"

Автор книги: Александр Бруссуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Ни фига себе, какие они здоровые! – кивнул на шевелящиеся усы Макс. И подбросил к ближайшему тараканьему схрону орешек. На него со всех щелей бросились едоки. Но здесь пировать они не стали, потащили в свое укрытие.

– Мерзость, – сказал Паша и быстрым движением ноги придавил одного разнесчастного таракашку. Тот растекся под каблуком, но упорно продолжал шевелить усами. Стол в это время угрожающе закачался, лишенный равновесия толчком мощного бедра водолаза. Шелуха и кое-какая закуска вывалилась на мостовую. Наш народ торопливо похватал свои пивные стаканы.

– Ты поосторожней, эстет! – бросил Макс.

– Ну, все, кранты, теперь они весь стол с собой уволокут, – сказал Саша.

К нежданно – негаданно погибшему товарищу прибежала усатая братва и начала его оплакивать, его же и поедая. Но на свалившуюся сверху еду ринулись еще большее количество тараканов.

Смотреть на это копошение было неприятно, но тут начали проявлять себя прохожие, которые посчитали своим долгом прибить, походя, пару – тройку насекомых. Один дедок в майке и с газетой так увлекся тараканьим боем, что между делом прихлебнул из полупустого стакана, поставленного на стол кадетом. Когда с усачами было покончено, он подошел и показал на стакан, мол, можно ли допить? Илья только сумрачно кивнул.

Видимо, почувствовав, что их здесь давят, больше ни один таракан не вылез на свет. Зато появились сомнительного вида уличные торговцы. Они, выстроившись в очередь, предлагали самые невообразимые вещи: номера машин с оттиском «Rio de Janeiro», карты Бразилии, майки с фамилиями футболистов, зажигалки, брелки, кепки, тапки, какие-то порошочки, мелки (наверно, типа нашей «Машеньки»), коврики. Саша пошел снова за пивом, благо орешки еще не кончились. Паше потребовалось несколько раз вставать с места, чтоб торговый люд в грязных и вонючих одеждах понял, что надо от этих парней держаться в стороне. Только одна самая упорная негритянка, изображавшая беременную, вцепилась в майку электришена и голосила на своем языке что-то, протягивая дурно выглядевшую субстанцию в целлофановом пакете.

– Да отстанешь ты от меня или нет! – вяло жаловался Макс, ища поддержки у корешей. Но Саша ушел за пивом, Паша устал вставать и садиться, а Илья только хлопал глазами, боясь хоть как-то отреагировать. По причине болезненной деликатности электришен не мог повысить голос на несчастную обездоленную гражданку огромной страны. Та это сразу просекла и была готова бороться за доллар вплоть до утра. Хоть Макс и воротил от нее лицо, но она продолжала упорно ловить взгляд. При этом физиономия у нее становилась, как у собаки, попрошайничающей на застолье.

Потом, когда все снова принялись потягивать освежающий напиток, на негритянку перестали обращать внимание, как на часть обстановки. А она так и стояла, вцепившись, будто поймала вора и боялась его отпустить, чтоб не убежал.

– Теперь, как честный человек, ты обязан ее взять на пароход, – смеялся Паша.

– Отошел бы ты со своей подружкой, – поддакивал ему Саша.

Макс мученически дергал плечом, но негра упорно держалась.

– Предлагаю сходить в туалет перед отъездом, – сказал старпом. – По группам.

Туалет в форме мавзолея располагался в двадцати метрах. Сначала пошли ЭйБи и эликтришен со своей пассией. Было интересно понаблюдать, как поведет себя прилипшая особа перед входом. Паша расплатился за двоих и прошел сквозь вертушку. Макс, было, сунулся за ним, но его подружка завизжала на всю улицу, понимая, что вдвоем протиснуться внутрь не удастся. Служитель туалета в ливрее и белых перчатках выглянул из-за плеча застрявшего Макса, но ничего не сделал.

– Да позови ты полицию, – сказал Паша.

– Паша, друг, позови ты! Мне жалко эту несчастную…

– Рабыню Изауру, – подсказал водолаз. – Тогда дай ей денег, чтоб отстала.

– И денег не хочу давать, – мучился Макс. Потом, решившись, обернулся к воющей негритянке. – Полиция!

Та округлила глаза и уставилась в сторону, указанную электришеном. А он в это время дернулся и исчез за вертушкой, наконец, освободившись. Зато вышел, успевший сделать все дела Павел. Он показал негре огромный кулак и сказал:

– Русская мафия.

Очень уверенно сказал, потому, как та сразу исчезла, не дождавшись возвращения своего робкого друга.

Следующими по очереди должны были посетить мавзолей старпом с кадетом.

Илья заходил первым, Саша за ним. Но когда он зашел в вертушку, по спине последовал мощный удар. Сразу же вращающиеся ворота застопорились, заперев старпома в импровизированной клети. Он обернулся назад, гадая и недоумевая одновременно. Гадал, кто же его так бодро хлопал по плечу, какие-то друзья, случившиеся здесь, что ли? Недоумевал, потому что для проявления радостных эмоций от встречи со старым знакомым все-таки не прикладываются так крепко.

На него смотрел длинный тощий негр с абсолютно белыми глазами. К тому же совершенно незнакомый. Саша обернулся на долю секунды к кадету: может это его кореш? Но Илья, побледнев, стал испуганно пятиться назад. Мгновенно внутри поднялась волна бешенства, старпом резко достал из кармана паспорт и остатки наличности и протянул перепуганному коллеге.

– Бери, гад, – пришлось прошипеть, потому что Илья намеревался пустить струю в штаны, не дожидаясь унитаза. Тот, как зомби, протянул руку, схватив передачу.

Саша повернулся к негру, выворачивая карманы:

– Нету ничего, урод! Понял! – по-русски, конечно же, глядя прямо в глаза, сказал он.

Негру было все равно, он работал по программе, поэтому он вытащил нож и зачастил:

– Мани – мани – мани – мани – мани.

Слова были словно взяты из давешней песни Лайзы Минелли, но голос был крайне неприятным, словно кто-то сморкается в водосточную трубу.

Саша посмотрел на туалетного прислужника – тот и не думал разблокировать свой агрегат, убрав ногу с педали, отпускающей тормоз. Сидел себе спокойно и рассматривал настенную инструкцию, подсказывающую посетителям, как лучше облегчаться, если Вы женщина, а как – если Вы по некоторым признакам смахиваете на мужчину.

– Сейчас будут тебе деньги, только штаны подтяну, – еще больше свирепея, произнес старпом, легко перепрыгивая барьер. Чудо, что он вообще на другую сторону дороги не перелетел. Негр сунул, было руку с ножом вперед, но не очень уверенно. Это уже была другая программа, даже, скорее, импровизация. Обычно испуганные, зажатые в тесном объеме туристы подавленно расставались с дорогими вещами, лишь бы сохранить здоровье. Поэтому нож, выставленный вперед, не достиг адресата. Зато жесткий, усиленный бешеной ненавистью, удар кулаком пришелся прямо в синие губы. Кровь брызнула, как сок с расколовшегося арбуза. Черный бандит боли, скорее всего, не почувствовал, потому как выглядел самим наркоманским образом, а, следовательно, мало восприимчивым. Но дефицит зубов ощутил сразу, поэтому решил побыстрее ретироваться, не привыкший к подобного рода отпору.

Прохожие равнодушно расступились, давая дорогу окровавленному хулигану. Саша с трудом подавил в себе порыв бежать вдогонку. Зачем? Охотничий инстинкт, наверно. Только прокричал вслед:

– Никогда не нападай на русских, придурок!

Доступ в туалет уже был открыт, старпом строго посмотрел на прислужника, тот отвел глаза. Очень было похоже, что они с этим бандитом действовали заодно, числились в одной шайке – лейке.

Внутри мавзолея были зеркала, позволявшие рассматривать себя, совершавшего необходимый ритуал со всех сторон. Илья, стоявший в дверях, показал Саше куда-то за спину. Даже беглого взгляда хватило, чтоб узреть гигантскую прореху в любимой клубной майке от плеча до плеча. Как это негру удалось одним ударом порвать крепкую фирменную вещь? Досадно, что тот убежал, надо было его еще как следует покритиковать за порчу гардероба.

Саша стянул через голову безнадежно изуродованную майку, передал ее кадету, которого все еще била крупная дрожь и пошел к унитазу.

– Не ссы, Илья!

– А я уже.

– Что – уже?

– Уже поссал, – сказал кадет и смутился.

«Надеюсь, что не в штаны», – подумал Саша. Досада просто глодала изнутри. Дать отпор этому черному придурку, как выяснялось, было недостаточно. Да какого черта? Ведь за стенкой сидит сообщник, если не главарь!

Саша вышел из туалета, подошел к столику, за которым расположился прислужник. Тот поднял на старпома наглые глаза. Саша выдержал хорошую паузу и стал делать с ним то, ради чего, собственно, и пришел в этот туалет. Он ожесточенно поливал стол, стены, удивленного безмолвствующего бразильца, хотел оставить метку на потолке, но мочи не хватило (ударение не на втором слоге, а на первом. Впрочем, кому как будет угодно прочитать). Вот теперь можно было возвращаться к товарищам со спокойной совестью. Прислужник, онемевший, молча обтекал. Илья затрусил следом.

– А чего это ты разделся по пояс? – удивился Макс.

Старпом присел, глотком допил оставшееся пиво и рассказал о произошедшем. Парни были очень удивлены.

– Надо же, а мы и не видели, и не слышали ничего, – удивился Паша.

– Бывает, – ответил Саша.

23

– Да, в Бразилии следует держать ухо востро. Как, впрочем, и в Перу, Индии, Пакистане и прочих местах общественного пользования, – вздохнул я.

Мы задумчиво помолчали.

– Полагаю, что время линять отсюда. Как раз можно будет выкроить минутку для посещения местных магазинов перед ужином у диктора центрального телевидения Лари. Пить больше не будем? – это Саша волновался за судьбу канистры.

– Все, вечером у нас мероприятие. Убирай, – это я проявлял выдержку и верность присяге.

Шопинга, как такового не было – мы просто пристреливались к местной ценовой политике и разнообразию китайских товаров. Мне хватало пяти минут для обзора, потом я начинал медленно терять сознание от утомления. Саша же мог ходить в магазине часами, как хирург, копаясь в грудах всячины, сложенной в корзинах.

На ужин мы успели вовремя: энергичный старпом и вялый я. В маленькой столовой народу было тьма. В основном сивого цвета девицы с огромными задами, обтянутыми леггинсами. Они дефилировали между столами, каждым шагом сбивая крутыми бедрами с соседних столов салфетницы.

– Это что – сборная команда ГДР по плаванию? – равнодушно пошутил я прибауткой времен вывода наших войск из Германии, когда мы устроились где-то в углу.

– Да, что это за богатыри, хотелось бы мне знать? – поддакнул мне не служивший в армии старпом.

Около нашего стола винтом образовался напряженный Лари. Он все так же старательно выпячивал зад, подбирая живот, последняя пуговица рубашки как раз над ширинкой была расстегнута. Белоснежная сорочка треугольником раздалась в стороны, являя всем трусы в клеточку, натянутые, наверно, по самую грудь.

– Добрый вечер. Сейчас Вам подадут вашу еду, – громко и отчетливо пропел он нам.

– Позвольте, а меню? – удивился я.

– Для постояльцев, не расплачивающихся наличными средствами, выбор блюд не предусмотрен, – очень громко и очень отчетливо продекламировал он. Пловчихи синхронно взглянули в нашу сторону.

«Что же ты так орешь, дядя?» – подумали мы.

Лари не отходил от нашего столика, наверно, боялся, что мы что-нибудь попробуем спереть. Принесли еду: какие-то холодные макароны, интенсивно перемешанные и взбитые с мучной подливкой.

– Это что? – непроизвольно спросил Саша и сразу же нагнул голову, словно ожидая удара линейкой по темечку.

– Это лазанья, наше фирменное блюдо, – мгновенно отреагировал Лари чересчур громко и чересчур отчетливо.

Бабищи одновременно обратили к нам свои жующие физиономии. Они перемалывали челюстями кто – стейк, кто – красную рыбу, кто – вымоченную в вине перепелку.

– А запить что-нибудь можно? – сквозь зубы процедил старпом.

Хозяин милостиво кивнул головой, не снисходя до ответа. Это была ловушка, и я на нее купился.

– Мне пива, пожалуйста.

– Пиво только за наличный расчет. Если вы располагаете деньгами, то цена – три фунта за бокал, – проорал удовлетворенный Лари, оглушающе громко и оглушающе отчетливо.

Центнеровые девушки снова вперили в нас свои бессмысленные взгляды. Хотя, пожалуй, что теперь они разглядывали нас с брезгливой жалостью.

«Ох, и сволочь же ты, оперный певец в отставке!» – подумали мы, краснея непроизвольно. Цена за пиво была явна удвоена.

– Спасибо большое за радушие и настоящее уэльское гостеприимство! – старательно выговаривая слова, сказали мы и встали из-за стола.

– Надеюсь, нам удастся перекусить у Стюарта, – проговорил мне Саша, когда мы выходили из столовой под недоуменные взгляды.

В дверях я остановился и повернулся в зал:

– Приятного аппетита! Всем!

Все девчонки разом прекратили жевать и обратили к нам свои лица. Мгновенно оскалились и закивали головами, типа «спасибо». Лари, двинувшийся было за нами следом, остановился и снова напрягся, втягивая прямую кишку.

– Расслабься, Лари! – это уже Саша вставил последнюю реплику.

Через полчаса мы вышли на улицу, чтобы встретить Стюарта.

– Я бы его загрыз! – кипятился старпом.

– Вне всякого сомнения, если бы мы на нашем корвете влили бы в себя все содержимое канистры. И закусили бы этими лошадями, – согласился я.

– Да, девчонки в этом отеле все, как на подбор. Им бы в горящие избы входить и коней на ходу валить, а они этому козлу поддакивают! – не унимался Саша.

Этот момент я как-то упустил из внимания и уже намеревался сделать пару уточняющих вопросов, как из пелены вновь припустившего дождя выплыли очертания Форда – Мондео с лихими, почти спортивными, обводами. Машина приближалась к нам и моргала всеми своими фарами.

– Пожалуй, это за нами, – сказал я пытавшемуся скрыться от мороси под козырьком отеля старпому.

– Парни! Прошу в карету! – сквозь полуопущенное стекло радостно прокричал двойник Джорджа Клуни.

Вечер прошел весело и непринужденно. Кроме большого семейства Стюарта за столом присутствовали его теща, коллега по бизнесу Поль и ливерпульский друг Питер. Собака огромной породы, от рождения именуемая Бобо, легко откликалась на Бобика и норовила залезть под стол, чтоб оттоптать там всем ноги. Ее постоянно и тщетно прогоняли. Мы кормили пса кусочками жаренной в соседним ресторане специально по такому случаю свинины. Он воспринимал угощенье, как дань, и глазами требовал еще.

Под стол Бобик залезал как-то ползком и громко там вздыхал, производя такие звуки, что взрослые смущенно умолкали, а дети начинали хохотать во все горло. Изгоняемый на место строгим окриком Хелен, жены Стюарта, он поднимался на все четыре ноги, уныло опустив хвост между лап, и со столом на спине пытался двигаться по направлению к двери. Пару раз сервировку удавалось спасти, не пролив ни одной капли соуса на скатерть. Но однажды во время перекура Бобик все-таки воспользовался беспечностью хозяев и с грохотом и бряканьем впечатал порядком облегченный стол в дверной косяк. За что был немедленно изгнан из общества и помещен под домашний арест в гараж.

Курили в нашей компании все, за исключением нас с Сашей и детей. Причем, курцы периодически выходили на воздух, где особым образом тянули самолично приготовленные сигарки. Особо увлекалась этим мама Хелен.

Вообще теща Стюарта пришла в восторг от специальности Александра и при любом удобном моменте пытала его штурманскими терминами, заглядывая ему в глаза и хватая за руку. В ранней молодости ей удалось побывать в движении хиппи, в должности начальника, наверно. Не единожды приходилось путешествовать на чем попало и куда попало и спать под открытым небом. Отдавая дань той бурной жизни, теперь она со сподвижниками гоняет по местным рекам на плотах и лодках в поисках адреналина. В истинно морских названиях она, на мой взгляд, превосходила нас со старпомом вместе взятых. Выпустит к потолку или небу струйку дыма и извергает из себя: «браво, эхо, чарли – чарли» и в подтверждении слов флажно начинает семафорить, используя вместо флажков добытые из кармана салфетки, платки или что-то наподобие, вызывающее у меня ассоциации с гардеробом. Бобик воспринимал эту лихую отмашку, как сигнал к действию, если, конечно, в это время он не сидел в подстольной засаде, и начинал развязно прыгать на своих негнущихся четырех руках – ногах, роняя стаканоподобные капли слюны нам на штанины. Собаку успокаивали заваливанием, а теща вопрошала: «Правильно?» мы энергично кивали головами: «Правильнее не бывает!»

Пол легко улыбался и безудержно хохотал, когда мы со Стюартом предавались воспоминаниям о былых геройствах. Питер тоже был настроен очень доброжелательно, но предпочитал отмалчиваться. Дети слушали раскрыв рты, но не пытались привлечь к себе внимания.

Словом, все было так замечательно, что под конец нашего мероприятия я затосковал о своей семье. Она должна была здесь присутствовать, чтоб увидеть, как могут совершенно нормально вести себя буржуи – капиталисты. Стюарт быстренько прочувствовал мое состояние и отвел меня на второй этаж к телефону.

– Звони своим. Не стесняйся, разговаривай, сколько хочешь, да не забудь привет от нас передавать.

А потом, когда позвонил домой и Саша, мы отправились обратно к Лари на ночлег. Стюарт нас вмиг домчал на своем лимузине. По пути мы обменялись восторгами по поводу великолепного вечера.

– Спасибо, старина, за такой прием, – это я произнес кодовую фразу, которой прорвал плотину восхищения, созданную в открытой русской душе нежненовгородца Саши. Он ликовал, что еда была превосходной, что выпивка была изысканной (пили мы только кофе, подразбавленный ликером «Шеридан»), что общество было приятным, будто мы были знакомы не один год, что это был просто настоящий праздник.

– Очень рад от Вас это слышать, – проговорил нимало не смутившийся Стюарт, – но уловил я некоторую долю сожаления, что приходится вам возвращаться вновь к житейским делам. А они отнюдь не веселые. В чем дело?

– Да задолбал тут один козел, хозяин этого богом забытого приюта. Одно радует, что через полтора суток уедем отсюда, – не вытерпел старпом.

– Может Вам помочь чем? – великодушно потряс кулаком Стюарт.

– Нет уж, сами справимся. Нам бы только день простоять, да ночь продержаться, – поспешно вставил свою реплику я.

Обменявшись на прощанье крепкими рукопожатиями, мы прокрались никем не замеченные в наши номера. Я засыпал исполненный радости с улыбкой на губах. В эту ночь мне приснился мой первый странный сон. Вероятнее всего, кошмар.

24

Начиналось все как обычно: пошли титры «ужасы моряков» и я оказывался на пароходе. Оглядывался по сторонам для приличия и с криком «хей – хо!» начинал участвовать в действии.

Наверно, у каждой специальности есть свои кошмарики, которые из профессионального энтузиазма преследуют по ночам утомленного труженика, пусть даже у него и совесть чиста. Учителя пропускают уроки, медики нечаянно режут у пациентов необязательные для удаления органы, летчики падают вместе с самолетами, таможенники неправильно оформляют документы, налоговики лишаются вдруг работы и заветных удостоверений, менты ловят – ловят нементов – и никак поймать не могут, судьи – … Впрочем, не важно.

Морякам снятся сны, что их гордый и мощный бриг вдруг начинает плыть по суше. Море кончается, кругом кусты и камни, а судно плывет со скрипом и ударами винта о скалы. Ужас! Самое время для пробуждения и похода в туалет. Или замены постельного белья и ночного гардероба, если не повезет.

Я стоял на корме парохода, название которого никак не мог вспомнить. Кругом вода, народ суетится, создавая видимость работы. Я тоже начал придумывать, что мне необходимо сейчас проделать в машинном отделении. Как, вдруг, вижу по бортам судна берега. Ура! Значит я на речном флоте, значит я в своей молодости.

Хорошо ездить по рекам. Куда ни взглянешь – красота: деревья, поля, кривые сараи, эвересты гниющих бревен, интеллигентные неандертальские мальчишки с улюлюканьем бросают по пароходу камнями, притворяющиеся задумчивыми вислоухие собаки. Это, если по нашим водным артериям. А если по зарубежным – то, конечно, можно за борт вывалиться от однообразия и скуки.

Мы шли по нашей реке, но берега как-то подозрительно становились все ближе к бортам. Я оставил идею спуститься в подвал и прямиком направился в рубку. На речном флоте такое поведение не возбраняется – там нет ни одной кислой рожи седовласого европейца – капитана. А если бы появилась, то я его лично бы выбросил за борт с криком: «Что русским хорошо, то немцам – смерть!»

На мостике было пусто, поэтому я стремглав бросился к шишке (той части судна, заменившей штурвал). Покрутил ее, выравнивая судно, как мог, призывая на помощь опыт моей давнишней плавательской практики. Навыки судовождения оказались несколько утраченными: кормой мы зашелестели по береговым кустам, потом винт замолотил по дну. Я втянул голову в плечи, но на удивление пароход никуда не наваливался и даже скорость не потерял. Помчались, как судно на воздушной подушке прямо по полю. Я, потея, норовил выправить курс и вернуться в русло реки – неудобно будет перед встречными пешеходами рассекать тут на такой бандуре. Тщетно. Плюнул на это дело и поехал дальше.

– Браво, браво, – раздался из штурманской язвительный голос.

Я вздрогнул от неожиданности: мне казалось, что я здесь в одиночестве. Кто же это может быть? Конечно, капитан, Валерий Иванович Логвинов. Вот, кстати, и он сам, но, почему-то, совершенно в противоположном голосу углу. Валерий Иванович появился у двери на крыло левого борта. Как обычно, с папиросой в одной руке, носовым платком в другой, в огромных очках с толстыми линзами. Он удивленно посмотрел на меня, но не сказал ни слова. Все правильно, покойники редко разговаривают – ведь погиб он уже давным-давно.

Кто же тогда подал свой противный голос? Я, боясь оторваться от шишки, заглянул в штурманскую, вытягивая шею. Кроме сгустка темноты ничего не рассмотрел, как ни старался.

– Рули, рули, не отвлекайся, – раздался тот же неприятный баритональный дискант, – еще будет достаточно времени, чтоб увидеться.

Потом, после паузы, в течение которой я пытался заставить себя бросить это неблагодарное занятие – ведь я не штурман! – и спрыгнуть на сушу:

– Редкостная удача! Теперь все намного упрощается! – голос ликовал.

Я наконец-то сумел оторвать себя от выполнения чужой работы и бросился вон из рубки. Свесился с крыла и чуть не вскрикнул: вода, куда ни взгляни, а вокруг судна нарезает круги огромная, как Моби Дик, касатка полностью в подводном положении. Даже плавник, этот огромный полумесяц, не выступает над поверхностью. А вода настолько чистая, что сначала я увидел одинокую рыбу – лоцмана, неотступно следующую за китом, а потом само гигантское порождение холодной полярной воды и льдов. Стало страшно до жути – и я, наконец-то, проснулся.

Полежал, переваривая увиденное. Часы отсвечивали начало третьего. Я перекрестился, как умел, посмотрел в сторону окна и пробормотал: «Куда ночь – туда и сон». Так у нас в Карелии старые люди учили поступать, отгоняя дурные сны.

Утром в столовой нас уже поджидал друг – Лари, мощные девушки занимали весь предоставленный объем, стулья трещали в такт работы тяжелых челюстей. Лари набрал в грудь воздуха, видимо хотел поприветствовать нас, но Саша его опередил:

– Что? – дико вращая глазами, встал он напротив хозяина гостиницы.

Тот поперхнулся заготовленными словами и несколько робко переспросил:

– Что – что?

– Хорошо! – старпом кивнул головой, будто догадываясь о чем-то ужасном, и повернулся ко мне. – Ваша реплика, сэр!

Я немного удивился, но виду не показал:

– Что, что, что?

Саша торжественно повернулся к озадаченному Лари: тот от внезапного волнения перестал даже втягивать живот, который не замедлил свеситься чуть ли не до спинки соседнего стула.

– Что, что, что, что? Итак? – старпом сделал ручкой поощряющий жест, но Лари промолчал, представляя собой школьника у доски в поисках правильного ответа. – Извините, нам некогда. Два традиционных английских завтрака. С Вашего позволения, кукурузные хлопья мы возьмем с собой для второго завтрака. Насколько мне не изменяет память, у Вас есть такое традиционное понятие?

Хозяин только молча кивнул и скрылся где-то в кухонных недрах.

Девицы зашевелились и осторожно начали пересмеиваться. Саша величественно им поклонился и прошел к зарезервированному для нас месту. Я по пути захватил с собой несколько пакетов с кукурузными хлопьями.

– Круто ты с ним обошелся, – похвалил я старпома.

– А нефиг ему выеживаться.

– Наверно, спалось сегодня плохо? – без всякой задней мысли спросил я.

– Да, действительно, кошмары мучили, – вдруг согласился он.

– Какое совпадение – меня тоже.

Далее за предоставленной яичницей с грибами и несъедобной сосиской мы поочередно в красках расписали наши ночные страхи. При разных картинах, узренных каждым, оказалось одно совпадение: гадкий голос из клубка тьмы, бросивший нам почти одинаковые реплики.

– Странно. Наверно, место какое-нибудь дурное. Недаром же здесь хозяин такой противный, – сказал старпом.

– Завтра переедем на базу, где осядем надолго, там все должно быть по-другому, – предположил я.

– По какому – по-другому?

– Поживем – увидим.

25

День начинался как обычно: визит вежливости к лысому агенту, переход до морских пловцов, ныряющих с пирса, приветственное помахивание ластами, встреча с мертвым судном. Дождь то прекращался, то продолжался. В основном, продолжался. Потом мы разбрелись каждый по своим делам: Саша перекладывал с места на место наше добро, прикидывая, что бы такого интересного добавить для быстрейшей реализации, я же пошел охотиться на баклана, вооружившись гайками.

Тот гордо восседал на пьедестале фальшборта, который уже предъявлял признаки жесточайшего окисления: из-под кучи помета пробивалась, как весенняя травка, бурая ржавчина. Мой прицельный бросок гайкой пришелся метрах в десяти от мишени. Птица услышала звук броска, поднялась на цыпочки и пренебрежительно отряхнулась, выдавив из себя очередную порцию гуано. Я подкрался ближе и запустил очередную пулю, стараясь сделать навес. Опять неудачно, но уже ближе. Тогда я сказал баклану:

– Ты, козел, что мне пароход портишь? Почти новый?

Он крякнул мне в ответ, но с места не сходил.

Я метнул гайку совсем удачно: она просвистела у птицы над ухом. Но она этим ухом не повела. Только склонила голову набок и спиной вперед попятилась к самому краю фальшборта. «Точно, – пришло мне в голову, – без ушей, как без рук – нечего терять». Чувствуя, что скоро кидаться будет не в кого, я торопливо запустил, как сеятель, целую очередь из своих снарядов одновременно. Они просвистели везде, но ни один не свистнул баклану по клюву. Тот преспокойно, копируя манеру Саутина, сиганул вниз, вынырнул на пределе видимости, и давай изгаляться! То на спинке проплывет, то дельфинчиком, а то, вдруг, даже брассом.

За спиной у меня раздалось вежливое покашливание. Я резко обернулся и обнаружил перед собой грустные, участливые глаза, рот, искривленный в улыбке и такую штуку на шее, которую обычно носят иностранные попы в кино.

– Я Вам не помешал? Здравствуйте!

«А я тут птичку запускаю!» – подумал я, но ответил по протоколу:

– Рад Вас приветствовать на борту нашего судна. Чем могу быть полезен?

– Извините за беспокойство, – представился он и добавил, сняв обязательный на территории порта шлем безопасности, – я из морской миссии. Зашел узнать, не нужно ли Вам чего-нибудь?

– Минутку, сейчас я Вас проведу к нашему старпому – он с удовольствием побеседует с Вами.

Не успел миссионер опомниться, как я уже умчался наверх, взывая:

– Саша! Выходи, подлый трус! Дело к тебе!

За мной трусил, безнадежно отставая, посетитель.

Саша вылез откуда-то сбоку с бутылкой «Абсолюта» в руках, откликаясь:

– Драться – так драться. Что в попу-то кричать?

Потом заметил человека выглядывающего из-за меня. Человек, в свою очередь, заметил бутылку. Старпома он тоже зафиксировал мимолетным взглядом. Саша попытался спрятать бутылку за спину, но она была литровой и поэтому всегда лукаво выставляла на всеобщий обзор белую алюминиевую манящую пробку.

– Ну, я, стало быть, пошел? – невинно поинтересовался я.

Саша сделал мне страшные глаза и изобразил миссионеру жест свободной рукой:

– Прошу Вас в каюту капитана.

Я спустился вниз, пережидая момент, чтоб потом войти к напарнику в разгар их общения. Но у трапа уже пасся, переминаясь с ноги на ногу, Алекс Скотт, собственной персоной, весь затянутый в резину.

– А, Скотина, ну заходи, заходи.

– Да я, собственно говоря, на минутку. Только узнать. А где твой друг? – поинтересовался он.

– У себя в каюте, сказал я и добавил, – Его ксендзы охмыряют.

Алекс хмыкнул, покачал головой и выглядел несколько смущенным.

– У тебя какое-то дело к старпому? – помог ему справиться с приступом стеснительности я.

– Да, то есть, нет, – он слегка развел руками и продолжил, – дело к Вам обоим. Мне ребята заказали сигарет. Говорят, у русских всегда можно прикупить курево и водку.

– Ну, я вообще-то не совсем русский, но дело не в этом. А водку мы не продаем.

Боевой пловец сразу повеселел и ободряюще похлопал меня по плечу, ожидая продолжения.

– Значит, желаете купить сигареты «ЛМ»?

– Да, да – «ЛМ», а что – у вас есть?

Я внимательно посмотрел в глаза, стараясь углядеть в них намек на провокацию властей, но ничего не заметил. По здравому смыслу нельзя было соглашаться, никаких гарантий на честность сделки с береговой стороны.

– Да не бойся, никакая я не подстава, – снова похлопал меня по плечу резиновый человек. – Решайся скорей – у меня кофетайм кончается.

– За сколько твои друзья готовы взять у нас блок? – решился я, прикинув, что мы все равно собирались эти сигареты продавать.

– По пятнадцать фунтов, если несколько, – легко ответил Алекс.

– Для начала десять блоков устроит?

– Двадцать, – закивал головой ныряльщик, – сейчас достану лавы.

Я с интересом уставился на него: откуда же он вытащит деньги, если весь затянут резиной? Но Скотина был хитрой скотиной: отработанным жестом он залез к себе за отворот и выудил целлофановый пакет с наличностью.

– Вот триста. Если хочешь – пересчитай.

– Верю, верю. Погоди, сейчас принесу, – я перехватил банкноты, трясущейся рукой запихал их в карман и горным козлом заскакал по трапу. В след мне донеслось:

– Прошу только в какой-нибудь пакет уложить – не тащить же их в охапке через всю верфь!

Когда Алекс Скотт с мусорным мешком на плече отправился восвояси, я, ликующий, побежал проведать Сашу. На радостях даже забыл, что у них там религиозные разговоры в самом разгаре.

Вбежал в каюту как раз вовремя: старпом разливал по рюмкам уже изрядно початую бутылку водки. Закуска, как обычно, изобиловала: три печенья и банка майонеза. Значит, меня здесь ждали, раз еда на троих.

Миссионер посмотрел на меня блестящими глазами и расплылся в улыбке. На сей раз она ему удалась гораздо лучше.