Текст книги "Летящие по струнам-2"

Автор книги: Александр Абердин

Зато у меня появилась возможность накатать приказ Цыпе, в котором я в жесткой, категоричной форме потребовал от него срочно создать магический мыслескоп и даже оплодотворил его кое-какими идеями на счёт разработки этой штуковины и ещё шлема правды. Эх, жаль только, что не мне было суждено пожинать лавры, а хитроумным магам-изобретателям из Вышки. Однако, так или иначе, но большую часть работы проделали мы и к пятнадцатому августу, когда должны были состояться общие собрания всех девяти факультетов академии, все нити заговора, опутавшего всю Европу, были раскрыты. Всё началось сто тридцать семь лет назад, когда одному умнику, уже почившему в бозе, пришла в голову блестящая идея поживиться за счёт традиций в Вышке и того, что профессора не лезли в дела студентов. Некий Джеймс Трешер из Лондона, эсквайр, сын запойного пьяницы и картёжника, поступил в Высшую академию магии, а поскольку яблочко от яблоньки и так далее, то уже очень скоро этот тип, не брезговавший ничем, стал пробивать себе дорогу в президенты Первого факультета и весьма преуспел в этом. Задурив мозги множеству студентов, он вскоре воспользовался демократическими правилами и занял этот пост на долгие двадцать шесть лет.

С той поры и повелось, что Первыми президентами становились одни только уроженцы Лондона, но при этом они делали всё, чтобы приехать в Кёнигсберг из любого другого города, но уже на конкретное, тёплое местечко. В общем в какой-то мере академию оседлал криминальный мир Англии, в которой всегда презрительно отзывались о Пруссии. Когда мы с помощью полусотни агентов в Вышке и ещё полторы тысячи агентов в Европе отследили всю сеть и я доложил обо всём дядюшке Фрицу, тот пришел в ужас. Ну, а сегодня, в три часа пополудни вся эта история должна благополучно завершиться. Очное чтение мозгов выявило все жертвы, невольных соучастников, активных участников и всех заправил заговора. Были установлены их банковские счета и найдены ценности, нагло присвоенные и незаконно полученные путём махинаций, а также определена вина каждого. Оставалось только поставить их перед фактом, что заговор раскрыт и эту обузу навесили почему-то на меня. Не знаю, что я сделал дядюшке Фрицу, раз он решил сделать именно меня главным разоблачителем? Мне только этого не хватало для полного счастья.

Пятнадцатого августа занятия заканчивались в час дня. По графику мне как раз выпало весь день находиться в учебном корпусе факультета Артефактной магии. Этот раздел магии, построенный на использовании древних реликвий, мне особенно нравился. Ещё бы, если тебе повезёт и ты сумеешь купить с десяток древних изделий – оружие, украшения, предметы быта и особенно всяческие культовые штучки в виде фигурок древних богов, то у тебя появится прекрасный шанс раскрыть их тайную природу и превратить в мощнейшие магические артефакты. Ничего удивительного в этом не было, ведь таким образом ты мог поставить себе на службу не только духов предков, но и их древних богов. Главное, чтобы тебе в руки попалась такая вещица, которая долгое время, из поколения в поколение, передавалась из рук в руки и потому запомнила множество людей. Особенно ценилось древнее оружие из камня, меди и бронзы, железо ведь стали ковать позже, а также всяческая культовая атрибутика, затем шли ювелирные изделия, но и хорошо сохранившаяся древняя посуда также была хороша и с её помощью маги творили самые настоящие чудеса. Поэтому на всей планете постоянна шел поиск артефактов и куда только не забирались охотники за древностями.

Самое же оригинальное в артефактной магии заключалось в том, что если ты охотник за артефактами или тебе совершенно случайно удалось найти древнюю вещицу, то каким бы ты магом не был, магического артефакта ты из неё не изготовишь. Любая древняя вещица обязательно должна быть сначала выставлена на аукционе и куплена, нет, не магом, а торговцами артефактами, а уже потом, когда она будет лежать на прилавке, ты мог прийти в лавку, выбрать понравившуюся тебе вещицу и изготовить из неё магический артефакт для себя или на продажу. У Малкольма имелся очень могущественный магический артефакт, которым он пользовался в своей злонамеренной деятельности – древний малайский трёхволновый крис размером с небольшой кинжал. Малайские крисы, даже недавно изготовленные, и без того являются мощными магическими инструментами, но крис Малкольма был особенным. Какой-то древний кузнец выковал его из очень редкого метеорита, состоящего не из метеорного железа, а из платины, и этим крисом в древности приносились жертвоприношения.

Хотя Малкольм и болтал на каждом углу, что древние малайские колдуны перерезали им сотни глоток, я в это не очень-то верил. Максимум, на чью жизнь посягали древние малайцы, принося жертвы богам, так это куры, редко свиньи. Тем не менее какой-то маг ещё очень давно изготовил из древнего ритуального криса очень мощный магический артефакт, с помощью которого его владелец мог воплощать в жизнь свои замыслы. В общем этот крис Малкольм купил вместе со своим президентским постом в Вышке и мне сегодня предстояло у него отобрать. Я не считал этот крис зловещим, как некоторые из моих друзей, тем более пугающим, так он действовал на первокурсниц, и, уж, тем более, хоть сколько-нибудь опасным. Ну, чего, скажите, может быть опасного в волнистом платиновом ножичке длиной в двадцать три сантиметра и шириной в три? Вот и я тоже считаю, что ровным счётом ничего, если использовать его, как оружие. Тем более, что у каждого студиозуса на поясе болталась шпага, если это парень, или довольно длинный, узкий кинжал, которым были вооружены все девушки и умели ими очень даже неплохо пользоваться. Да, и метательные ножи также имелись у всех.

Преподаватели, между прочим, тоже были все вооружены, а профессор Кабаяси Сэнко, по прозвищу Рыжий Самурай, наш препод по истории холодного оружия, так везде расхаживал с небольшим древним, магическим луком, постоянно летавшим справа от него. Хуже того, этот летающий лук-ханкю ещё и стрелял по нам магическими стрелами тотчас, стоило кому-то шепнуть хоть слово и потому к концу часа мы чуть ли не все были похожи на ёжиков, а всего за пару можно было схлопотать и десятка три стрел в руки и грудь. Правда, стрелки были безвредными, да, к тому же ещё и источали тонкий аромат, который, по словам Самурая помогал усваивать материал. История холодного оружия занимала всего два семестра и потом студенты к ней уже никогда не возвращались, но знать её было просто необходимо по той причине, что в артефактной магии очень уж многое завязано именно на холодном оружии. Опытные и могущественные барахольщики, такое прозвище было у артефактных магов, очень часто налагали магические заклятия на что ни попадя, как раз используя оружейную лексику, и если ты не знаешь, чем гладиус отличается от иберийского меча, то лучше даже не пытаться разрушить такое заклятие. Самурай знал это лучше кого-либо и потому так настойчиво вдалбливал в наши головы свой предмет.

Его лекция в этот день была последней, но такой уж сегодня выдался день, что думать о мечах и копьях никому не хотелось, а потому ханкю Самурая то и дело тренькал, посылая в цель полупрозрачную стрелу. Укол не был болезненным, но минут пять стрела заставляла тебя внимательно слушать красивый, гортанный голос профессора, одетого в самурайский наряд, хотя на японца он был не очень-то похож. Кабаяси был потомком настоящего ниндзи Асахи Сэнко, присоединившегося когда-то к Генри. Этот японский раздолбай, весельчак, пьяница и бабник, узнав о том, что в Пруссии можно любиться с многими девушками из знатных родов и не жениться, сразу же присоединился к нашим друзьям-туристам, но по приезду в Кёнигсберг уже через четыре месяца женился на одной очаровательной баронессе. Ну, а профессором Высшей академии магии он стал ещё в пути. Вообще-то профессура Вышки, это нечто особое. Своих профессоров студиозусы обожали, хотя и давали им прозвища. Зато попробуй какой-нибудь тип с другого факультета начать катить бочки на того же Самурая, его точно в землю втопчут. Лекция закончилась, Самурай встал и будничным тоном поведал нам о том, что мол всё, дорогие мои девочки и мальчики, вы свободны и хотя в ближайшие две с лишним недели вас в аудитории не загонишь, запомните, свои лекции я буду читать даже в пустом помещении.

Магические стрелы тотчас растаяли в воздухе и мы, на бегу прощаясь с Самураем до сентября месяца, бросились к выходу, а Тишка и вовсе выпрыгнул в окно с седьмого этажа. Ему хорошо, он летать умел, а когда я один единственный раз пытался спуститься на тайном голосе с пятого этажа, так паника была, как во время землетрясения. Зато когда я спустился на лифте вниз, Тихон уже поджидал меня неподалёку от входа с уже осёдланными Мраком и Аспидом. Мы вскочили на коней и галопом поскакали прямо через парк, напрямую, к своей Изумрудной общаге и только через километр, сопровождаемые возмущёнными воплями тех парочек, через которые мы перепрыгивали на скаку, выехали на широкую дорогу. Спешили мы вот по какой причине. Если мы с Тишкой не займём места прямо под Высокой трибуной первыми, то у меня могут возникнуть осложнения. Поэтому мы ещё с утра заказали в столовке две корзинки для пикника с обедом и теперь торопились их забрать. Тишка, как только мы подскакали к общаге, тут же соскочил с Аспида и помчался внутрь, а я взял его жеребца под уздцы и направился к концу корпуса.

Через полчаса, сдав жеребцов с рук на руки конюхам и задобрив их серебром, мы вбежали в главный актовый зал Первого факультета и облегчённо вздохнули, в нём ещё никого не было и мы направились прямиком к тому месту, от которого до высокого, беломраморного подиума, над которым возвышалась ещё более высокая трибуна, было рукой подать. Актовый зал представлял из себя монументальное, эллиптическое в плане сооружение с цельным хрустальным куполом. Только в его амфитеатре, окруженном профессорскими ложами и трёхэтажной галёркой под куполом, могло поместиться одновременно двадцать пять тысяч человек. Актовые залы всех остальных факультетов были вдвое меньше. Оно и понятно, на теормаге училось больше всего студентов и он выпускал самых нужных специалистов в области магии – магов исследователей, тех, кто постоянно развивал магию и делал её всё более и более могущественной силой на планете. Так что не мудрено, что число студентов, учащихся на Первом факе дошло до тридцати двух тысяч человек и если бы не ложи и галёрка, то актовый зал не смог бы вместить всех желающий, а пятнадцатого августа, один единственный раз в году, он был всегда забит студентами и профессорами до отказа.

Между прочим амфитеатр этого огромного магического зала мог опускаться вниз и тогда он превращался в танцевальный, но всего три раза в году, – в День Первокурсника, на Новый Год и в День Выпускника. Мы разложили по полукреслам листки бумаги с магическими заговорами, заняв их для наших друзей и подруг, сели в свои кресла, открыли корзинки и приступили к обеду. Теперь меня уже ничто не волновало, ведь для того, чтобы внезапно запрыгнуть на подиум, мне достаточно сделать два шага вперёд, а там мне поможет на него взлететь Тихон. Пока мы ели, зал быстро заполнялся студентами, а ложи профессорами. Не мы одни оказались умными. Очень многие тоже пришли с точно такими же корзинками и вскоре весь зал заполнился аппетитными запахами. Уж, что-что, а поесть в Вышке любили. Время прошло быстро, вскоре зал заполнился, но наши друзья ещё не пришли. Зато в зале появился и направился к высокому, полукруглому подиуму, приставленному к пирамидальной стелле с трибуной наверху, главный виновник торжества. О, это был весьма броский красавчик, с артистической небрежностью одетый в расстёгнутый синий китель не пойми какой армии, белую рубаху с пышным, кружевным воротником, чёрные штаны в обтяжку и элегантные ботфорты. Он поднялся на подиум и крикнул:

– Друзья мои, как всегда я должен спросить вас, могу ли подняться на высокую трибуну этого собрания, чтобы объявить об очень важном и ответственном мероприятии? Или же кто-то хочет воспротивиться этому и спустить с подиума вниз?

Настало моё время встать рядом с этим негодяем на подиуме, каждое слово, сказанное на котором, достигнет ушей всех студентов, профессоров и приглашенных на собрание господ. Я вскочил со своего места, сделал пару шагов и с силой подпрыгнул. Тишка придал моему телу должное ускорение и я в считанные доли секунды взлетел на двадцатипятиметровую высоту, шагнул на мраморный подиум и во всеуслышанье заявил:

– Я хочу сделать это, Малкольм, и вот почему. Ты скот, мерзавец и подлая тварь, опутавшая своими паучьими сетями всю Вышку от первого курса и до седьмого. Ты гнусный ублюдок, продающий первокурсниц в Гросселибешнахт старшекурсникам и даже тем подонкам, которые пробираются в академию под видом студентов, хотя не являются ими. Ты опаиваешь зельем первокурсниц и их парней, потом к ним вваливаются твои подручные, устраивают дикие оргии и запечатлевают всё это магическим оком, а затем ты шантажируешь изображениями всего того, что там творилось, высокородных дворян, чем разоряешь многих до полной нищеты. Так как ты можешь после всего этого быть нашим президентом и объявлять о чём-либо? Ты преступник, Малкольм, причём из породы тех, кому место на колесе, а не на обычной плахе, но ты ещё и злейший враг Великой Пруссии и нашего общего благодетеля, короля Фридриха Великолепного, предоставившего нам всем кров, дающего возможность изучать магию в лучшей из магических академий и ничего не требующего за это от нас взамен. Но это уже отдельный разговор.

Как только я взлетел на подиум, в зале тотчас наступила полная тишина, все затаили дыхание и потому мои слова прозвучали, словно артиллерийская канонада. Малкольм, оказался крепким орешком. Он громко расхохотался и воскликнул:

– Мой юный друг, что за вздор ты тут несёшь? Приведи этому благородному собранию хоть одно доказательство! Их у тебя нет ни одного и быть не может потому, что всё это заведомая ложь! Подтверди свои обвинения или проваливай в ту гнусную, вонючую русскую дыру, из которой ты прибыл.

Ах-ах-ах, как же, нашел себе ширму, доказательства ему нужны. Правда, мне всё же польстило, что Малкольм знал, откуда я родом, но это я и так знал. Вот как раз в чём-чём, а в доказательствах я вообще не нуждался. Человек, имевший все нужные доказательства, сам полицай-президент Магишештадта маркиз Гельмут фон-Вайсбер сидел в своей ложе и у него на руках имелись все доказательства, о чём он и заявил во весь голос:

– Свершилось! Малкольм, ничтожество, я дождался этого дня! Нашелся отважный юноша, который посмел возвысить свой голос против тебя. Ты требуешь доказательств? Сейчас я их тебе предъявлю, мерзавец. Как раз месяц назад мудрейшие маги нашей академии создали шлем правды и мы успели его испытать. Когда я надену тебе его на голову, то ты уже не сможешь солгать и ответишь на любой вопрос этого юноши, а поскольку речь идёт о заговоре против короля, то главный королевский прокурор уже спешит в этот зал и ему будет весьма интересно послушать тебя.

Маркиз был могущественным магом и отменным левитатором. Мне бы научиться так летать, вот только летел он, держа в руках серебряный шлем правды, довольно медленно. До этого момента я стоял вполоборота к Малкольму, а тут демонстративно повернулся к нему спиной и громко крикнул:

– Ребята, мои друзья сделали то же самое на всех остальных факультетах и поэтому через несколько минут в этот зал придут делегаты от них, чтобы послушать, что скажет этот подонок под магической присягой говорить правду!

– Но ты этого не услышишь! – Взревел Малкольм, выхватил свой крис и рванулся ко мне, чтобы перерезать мне глотку – Я тебя прикончу прямо здесь, вонючий ублюдок.

Ох, до чего же я люблю горячих и несдержанных противников. Особенно если у меня имеются надёжные средства защиты и противодействия их атакам. Едва только крис оказался возле моего кадыка, как шейный платок мигом шандарахнул его разрядом магического электричества в руку, тут же развязался, заплёл кулак вместе с крисом, а я сместился вбок и мигом развернулся на каблуках. Малкольм точно свалился бы вниз, хотя вряд ли бы он расшибся. Тихон мигом зашвырнул бы его обратно, но я и этому не позволил свершиться. Ухватившись за другой конец шейного платка обеими руками, я с такой силой дёрнул за него, что этот верзила вмазался белый мрамор стены. По пути к ней он лишился своего криса, захваченного платком. Я засунул крис карман и приготовился к поединку, то есть стал помахивать платком. Малкольм выхватил из ножен шпагу и бросился на меня, ну, а я стал отбивать его удары своим цветастым шейным платком с рисунками на конную тематику. На нём были изображены вставшие на дыбы Мрак и Гагат. Мой платок имел вес в полтора килограмма, был изготовлен из прочнейших магических наноматериалов и мог проделывать занятные штуки. В общем я отделал им Малкольма похлеще, чем боги поиздевались над верблюдом.

Как только Малкольм, сжимающий в руках покорёженную шпагу с громким воем упал на колени, маркиз фон-Вайсбер приземлился на подиум и набросил на него пеньковую колдовскую верёвку длиной метра в три. Та мгновенно увеличилась в размерах и скрутила преступника по рукам и ногам. Мы подтащили его к краю подиума и маркиз, возложив на голову Первого президента шлем правды, от чего того передёрнуло, строго спросил:

– Малкольм Дуглас, ты совершал все те преступления, в которых тебя обвинил этот студент?

 
Тот хрипло проорал:
 

– Да, совершал!

– Как долго ты их совершал? – Задал вопрос маркиз.

 
На это Малкольм ответил:
 

– Все семнадцать лет, что был Первым президентом.

 
Снизу послышалось:
 

– Гельмут, дружище, спускай это чудовище вниз. Теперь им займутся следователи королевской прокуратуры.

Полицай-президент Магишештадта ухватил Малкольма за шиворот и широко шагнул вперёд. По всему залу уже шли аресты, а чтобы всё прошло тихо, сотни агентов-вирджсёрферов не давали преступникам сказать ни единого слова, не говоря уже о том, чтобы хвататься за шпажонки, как это было дозволено Малкольму. Я остался на подиуме один и не знал, что мне делать дальше. Больше всего мне хотелось забраться куда-нибудь на галёрку и наблюдать за всем происходящим оттуда. Увы, но сбегать мне было нельзя. В зале установилась продолжительная, молчаливая паузы, изредка нарушавшаяся тихим, нервным бормотанием. Тем временем в актовый зал Первого факультета вошло ещё несколько сотен человек, а наши друзья прошли вперёд и сели на свои места. Молчание в зале нарушил Великий герцог фон-Кёнигсмаллер, который громко сказал:

– Господин студент, простите, не имею честь знать вашего имени. Назовите, пожалуйста нам своё имя и прозвище, если такое, конечно, у вас уже имеется.

 
Глубоко вздохнув, я громко ответил:
 

– Меня зовут Матвей Тулкин, а прозвище моё такое, Счастливчик Мэт, Который Всегда Возвращается.

 
Ректор всплеснул руками и весело воскликнул:
 

– Вот даже как? Не тот ли ты Счастливчик Мэт, который некоторое время назад провалился в Аид вместе со своим конём и учинил там такое, что его черти только через неделю вышвырнули, собрав целую армию из самой отборной и опасной нежити?

А вот об этом мы как раз не договаривались. Ректор, трёхсотдвадцативосьмилетний крепкий старикан с длинной белой бородой, по прозвищу Весёлый Художник, явно пытался пропихнуть меня на пост Первого президента. Ага, как же, размечтался, мне только этого не хватало, и я для начала хмуро буркнул:

– Ничего я там не устраивал. Так, подшутил немного над Вием, а потом слегка погонял его нежить и целую неделю скакал до выхода, но мне мои друзья тем временем другой открыли.

 
Великий герцог кивнул и громко сказал:
 

– Счастливчик Мэт, ты сверг узурпатора, о подлых делишках которого мы многое знали уже давно, но не могли ничего поделать. Мы ведь не можем вмешиваться в ваши дела. Гросселибешнахт не наступит, если ты не поднимешься на эту трибуну и не объявишь, что начинается подготовка к ней, чтобы те, кто не желает в ней участвовать, могли заблаговременно уехать в Кёнигсберг и переждать это время там. Ну, а кроме того ты должен теперь подготовить выборы новых президентов, поскольку все прежние, кроме президента всей академии, были замешаны в преступлениях Малкольма. Так что поднимайся на трибуну, мальчик мой, и сделай то, что должен сделать.

Я поклонился залу и повторил ту же фразу, которую не так давно произнёс Малкольм, но никто не бросил мне вызова. Тогда я попятился назад и магическая сила вознесла меня на вершину стелы. Стоя там, я помахал руками и крикнул:

– Ребята, я объявляю о начале подготовки к Гросселибешнахт! Кому она не по нраву, пусть покинет на время Магишештадт, а потом вернётся назад и никто этого даже не заметит! А теперь, ребята, послушайте, что я хочу вам сказать. Пост Первого президента очень много лет занимали алчные негодяи, о чём я узнал совершенно случайно от одной девушки, которой Малкольм исковеркал все её годы обучения здесь. Знаете, ребята, я не удивлюсь, если на этот пост снова будет избран какой-нибудь хитрый плут и мерзавец, умеющий понравиться всем. Если мы не хотим, чтобы это произошло снова, то должны всё переменить. На пост президента Первого и всех остальных восьми факультетов, нужно избирать юных, восторженных, преданных одной только магии, первокурсниц, которым никогда не придут в голову мысли об интригах и наживе. О ежегодных перевыборах нужно забыть и выбирать президентов факультетов сроком на три года. Это достаточно большой срок, но за это время ни одна из девушек не успеет стать злой и черствой ханжой. Давайте проведём выборы президентов через три месяца после Гросселибешнахт. Этот ритуальный магический кинжал, который я забрал у Малкольма, будет вручён госпоже Первому президенту и с его помощью она исправит всё то зло, которое причинил Вышке этот урод. Кто за это предложение, прошу встать и поднять вверх кинжалы и шпаги.

Несколько секунд все молча обдумывали услышанное, а затем все вскочили на ноги и над их головами засверкали клинки. Ну, а меня та же магическая сила спустила вниз, на подиум и я спрыгнул с него и мои друзья плавно опустили меня на пол, после чего бросились обнимать и поздравлять с таким неожиданным предложением, которое так понравилось всем студентам после свержения всесильного Малкольма. Потом ко мне стали подходить один за другим студенты-старшекурсники и молча пожимать мне руку. Мы им только улыбались в ответ и ничего не говорили. Ну, а вскоре мы собрались в "Монплезире", этом притоне матёрых аристократов, в который часто приходили подраться и поскандалить с нами революционно настроенные простолюдины, от которых было принято откупаться бочонком доброго вина или того более, бочкой свежесваренного пива, и закатили там грандиозную пьянку в честь грядущей Гросселибешнахт.

 
Глава 4
Королева Гросселибешнахт
Началась подготовка к Гросселибешнахт. Вообще-то поначалу я не очень-то себе представлял, к чему тут вообще готовиться? Эка невидаль, найти себе парня покрасивее, чтобы не было противно, улыбнуться ему и протянуть бутон розы, а потом, пардон, упасть на что-нибудь мягкое и раздвинуть ноги пошире. Э-э-э, не тут-то было. Девушки, решившие, что девственность отныне будет им только помехой в дальнейшей карьере магессы, относились к этому очень серьёзно. Тем более, что из казны академии специально выделялись деньги для того, чтобы построить для них всего на одну единственную ночь альковы один другого удивительнее. К тому же эта Гросселибешнахт обещала быть совершенно грандиозной. О том, что во время этого, в общем-то магического посвящения в магессы частенько случаются неприятные казусы, было известно давно. Девушка вручает магический бутон одному парню, а вместо него в её магический альков вторгается совсем другой и она оказывается по сути дела изнасилованной, а зачастую и опозоренной, но ничего не может с этим поделать и вынуждена потом смириться с этим унижением.
На этот раз всё должно было произойти иначе хотя бы потому, что уже на третьи сутки было объявлено о том, что по решению королевского суда ещё до наступления Гросселибешнахт будет подвергнуто казни через колесование порядка семисот пятидесяти самых гнусных преступников прошлых и нынешних лет и что многие их жертвы смогут пройти через процедуру магического обновления судьбы. Это означало, что через год многие сотни, если и вовсе не тысячи девушек будут приняты в Вышку совершенно бесплатно, то есть за счёт тех денег, которые король Великой Пруссии намерен конфисковать у всех преступников. Однако, в этом году в Вышку и без того было зачислено на первый курс двадцать две тысячи студентов и почти пятнадцать тысяч из них были девушками. Более того, из Магишештадта уехало в Кёнигсберг лишь несколько сотен первокурсниц, а те студентки со старших курсов, которые до этих пор старательно избегали Гросселибешнахт, решили остаться. Поэтому все силы магов-мастеров были брошены на изготовление совершенно фантастических альковов. В том числе плавающих и даже летающих.
Наши подруги, словно с ума сошли, и тоже бросили все свои силы на подготовку к этой магической ночи. То, что ребёнок, зачатый Гросселибешнахт чуть ли не с этого самого момента становился магистром магии и потом оставался в стенах академии, а таких профессоров было больше половины, вообще-то меркло по сравнению с тем, какая счастливая судьба суждена той девушке, которой посчастливится если не найти себе спутника жизни, то хотя бы испытать райское блаженство в эту чудную, волшебную Ночь Великой Любви. Между прочим, судьба Мэгги и Николя тому наглядное подтверждение. Во-первых, им уже очень скоро будет возвращено всё их имущество, да, ещё и будет выплачена большая компенсация за причиненный им моральный ущерб, во-вторых, своё обучение Мэгги продолжит бесплатно, а, в-третьих, Николя, жившего в Кёнигсбёрге и работавшего в магической конторе Малкольма за чашку супа, пригласили на собеседование в королевскую коллегию магии, тот прошел его с блеском и получил приглашение стать придворным магом короля Фридриха по делам развития Высшей академии магии.
Ну, что это были за дела, связанные с развитием, как раз мы знали лучше всех и уже довольно скоро мне предстояло встретиться с Николя. Ох, как же мне повезло, что мой шустрый напарник не успел сделать своего чёрного дела с Мэгги, а то мне было бы потом очень неловко с ним разговаривать. Зато теперь, хотя и пообнимавшись с ней полчасика, я мог стать другом их семьи. Между нами ведь кроме поцелуев ничего не было. Но самое главное, год, проведённый в борделе, а также то, что случилось после того, как они стали супружеской, по сути дела, парой, уже вычеркнуто из их жизни навсегда и никто, ни при каких обстоятельствах, даже я, не сможет им сказать об этом. Лично Весёлый Художник сотворил над ними магический заговор. Теперь они жили в очаровательном замке на берегу моря, у них была своя яхта и плеск волн уже не напоминал Мэгги о том, что под их аккомпанемент ей приходилось принимать клиентов. Бордели в Магишештадте сохранились и куртизанки по прежнему могли принимать в них развесёлых студиозусов, вот только хозяева в них сменились полностью и очень многие отправились на эшафот. Тут ничего не поделаешь, головы на Земле Магии, в отличии от Земли Прима рубили за всяческие мерзостные преступления направо и налево, без всяческого снисхождения.
Пока наши подруги готовились к Гроссенахтлибе, мы посещали все лекции, а те, которые не могли посетить, записывали на магическое видео, отправляя на них вместо себя дрессированных филинов, их сдавали напрокат, как это часто делали те студенты, которые записывались на два или три факультета. Именно таким образом, за девять дней до Гросселибешнахт, я и познакомился с Тианайей. Точнее с посланным ею на факультет магической медицины дрессированным белоголовым орлом, который сел на спинку стула рядом со мной и вперил свой взгляд в профессора Сару Кельвин. На шее орла висело довольно большое магическое око явно инкской работы из обсидиана и хрусталя, оправленное в серебро, а на оправе было выгравировано имя хозяйки Тианайя Агуэна, седьмая группа первого, третьего и пятого факультетов. Девушка, а я счёл имя девичьим, почему-то интересовали именно лекции Сары Кельвин, пожилой и очень мудрой магессы. Это меня сразу же заинтриговало и я послал с орлом записку его хозяйке, но Тианайя на неё не ответила, хотя я всего лишь предлагал ей выпить по чашечке кофе и побеседовать о медицине инков.
Меня это не остановило, я тут же взял напрокат в одной из магических лавок скворца-розыскника, показал ему снимок магического ока, накормил спелой, сладкой черешней и тот, весело вереща, умчался на поиски. Через два с половиной часа я уже знал, что Тианайя Агуэна сидит в читальном зале Большой королевской библиотеки и жуёт всухомятку какие-то не слишком аппетитные на вид коржики, вчитываясь в толстенный фолиант. Время близилось к семи вечера, занятия заканчивались обычно в пять, а потому я тут же отправился в столовку и заказал там роскошный обед из меню инков и через полчаса поскакал в библиотеку. Вскоре я вошел в небольшой, совершенно пустой читальный зал, в котором никого, кроме худющего голема в чёрном, выдающего книги и скромно одетой высокой, черноволосой и очень красивой, просто невероятно красивой девушки, стройной и худощавой, но с пышной грудью, кожа которой была подобна лепестку магнолии, а губы ярче коралла, никого не было. Голему, пока не подойти к его конторке, я был совершенно неинтересен, девушке, увы, тоже. Тианайя на меня даже не взглянула.
Меня это нисколько не расстроило. Правда, мой интерес к магической медицине инков несколько поугас, да, что там, он попросту испарился, зато у меня появился интерес совершенно другого рода и я, велев Моте засохнуть и молчать, как рыба, вмёрзшая в лёд, решительно направился к девушке. Молча отобрав у неё книгу, точнее отодвинув её в сторону, я тут же принялся, как заправский официант, сервировать стол к обеду. Та посмотрела на меня удивлённым взглядом и тихо сказала по-немецки:
 

– Но я ничего не заказывала.

Знание немецкого или русского языка, было обязательным требованием к абитуриентам. Все лекции в Вышке читались только на этих двух языках, хотя русских и, вообще, московитов в ней училось совсем немного, всего человек двести на всех курсах вместе взятых. Тианайя немецкий язык выучила в совершенстве, хотя главным языком классической римской магии всё же была латынь. Вежливо поклонившись девушке, я сказал: