Текст книги "Косово 99"
Автор книги: Александр Лобанцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)
Бывают случаи, что пуля попав в бок одетого в бронежилет человека (с боков брони ни у одного из виденных мною «броников» нет) место того, что бы продолжить свой путь ударяется в бронеплиту изнутри. Пробив человека пуля теряет часть своей энергии и поэтому уже не способна пробить преграду и вырваться наружу. Сильно деформировавшись она рикошетирует и летит снова внутрь тела человека по пути разрывая встретившиеся ей внутренние органы. Броня призванная спасать своего владельца в этом случае убивает его. Уходя в разведвыход или же ведя манёвренные действия в сильно пересечённой местности лучше «броник» не надевать, находясь же на стационарной позиции или передвигаясь на бронетехнике бронежилет лишним явно не будет. Идеальным будет иметь легкий кевларовый бронежилет с воротничком и двумя широкими «хвостами» спереди и сзади которые будут защищать паховую область и позвоночник. Благодаря отсутствию пластин такой бронежилет не будет много весить обеспечивая при этом защиту от осколков и холодного оружия, а также снижая поражающее действие пуль за счёт гашения их энергии. Если бы такой «броник» был у погибшего в Чечне командира моей роты, то ему удалось бы без всякого вреда завершить тот, ставший для него последним, бой. Лёгких кевларовых бронежилетов у нас не было, а надеть тяжёлый уходя в засаду в тыл противника он естественно не мог. Фактически он погиб из-за отсутствия бронежилета, поскольку любой образец «броника» выдержал бы попадание осколков ручной гранаты. В том бою ещё один наш боец, снайпер, также получил осколочное ранение в область лопатки. Будь у него «броник» то встреча с осколком брошенной «чехом» гранаты прошла бы для него в прямом смысле «как с гуся вода». Парень успешно восстановился после ранения, а командира, упокой Господь его душу, уже не вернуть.
Обобщив всё вышесказанное можно сделать вывод: носить или не носить бронежилет каждый должен решать сам в зависимости от боевой обстановки. Применительно к регулярной армии, в которой всё делается по приказу, принятие такого решения лежит на командирах младшего и среднего звена.
У «пиндосов» эта проблема была решена просто, экономическим методом. Если солдат получал ранение находясь без бронежилета там, где бронежилет носить было обязательно то он лишался права получить положенную по страховке денежную компенсацию. Кстати, обычный американский армейский «броник» штуковина весьма не лёгкая. Что касается веса отечественного средства защиты то лично меня он мало беспокоил так как во всех своих миротворческих и боевых операциях я учувствовал в одной и той же должности – пулемётчик БТР-80. Мне не нужно было ни куда ходить, я всюду ездил, точнее сказать, меня всюду возили.
Я купил себе солнцезащитные очки поскольку езда на броне сопряжена с проблемами для глаз. Встречный поток воздуха заставляет постоянно жмурится, а пыль и песок способны причинить вред зрению. При передвижении на броне очки вещь незаменимая. Наша техника находилась в идеальном состоянии и заняться нам было нечем – мы стали помогать ребятам из состава экипажей БМД: у двух экипажей возникли проблемы с подъёмом машин. БМД имеет регулируемую высоту клиренса, что необходимо для успешного десантирования и когда машины не эксплуатируются длительное время то корпус машины опускается в самое нижнее положение (как я понимаю чтобы не просаживать подвеску). Регулировка осуществляется автоматически или в ручном режиме, эти две машины пришлось подымать вручную.
Вся работа шла довольно слажено и быстро, люди своё дело знали хорошо. Надо отметить что ротный командовал толково, чётко и без ненужной суеты. Капитан З. начал командовать 2ПДР за полгода до моего приезда и его усилиями рота стала лучшей в бригаде. Бойцы его не слишком любили поскольку он был достаточно требовательным, однако уважением он пользовался. До Боснии он служил, кажется, в Новороссийске и соответственно туда же и вернулся после югославской командировки. Примерно через месяц после своего возвращения в Россию я случайно встретил его в московском метро. Общались мы не долго потому как не располагали свободным временем. Во время нашего разговора он спросил меня понимаю ли я для чего он командовал ротой жёстко. Я ответил, что понимаю и действительно это понимал: не было бы строгости была бы анархия, что как для отдельно взятой роты так и для армии в целом смертельно опасно. В общем-то в вопросе личной свободы я всегда придерживался умеренных взглядов, поскольку как и любой здравомыслящий человек я понимал – абсолютная свобода, как и абсолютная несвобода это бред сумасшедшего (например попробуйте полностью освободится от законов физики). Более того, с нравственной точки зрения чтобы быть свободным нужно полностью избавиться от порядочности, человеческого достоинства, чувства справедливости и уважения к самому себе. Короче говоря, что бы стать свободным (с нравственной точки зрения) надо стать полным дерьмом. Свободный человек хорошим быть не может в принципе. Другое дело, всегда оставаясь порядочным человеком, быть вольным в определении своего жизненного пути, нести ответственность за свои поступки по отношению к окружающему миру и соответственно требовать от окружающих аналогичного отношения к себе. В армии, где от действий одного человека зависит судьба всего подразделения порядок особенно важен.
Поговорили с бывшим ротным мы не долго и в конце этого короткого разговора он сообщил мне что его вызвали из отпуска и он направляется к себе в часть, а затем в Дагестан. В те дни в Дагестане полным ходом шла война – бандформирования Басаева и Хаттаба напали на эту республику. В дальнейшем разговаривая с различными людьми на тему вторжения этих банд нами не однократно обсуждалась версия, что действия Басаева и Хаттаба были местью по отношению к России за то что мы помешали реализации американских планов в Косово. Я не утверждаю, что лидеры ваххабитов были напрямую подчинены американским спецслужбам, но то, что эти спецслужбы действовали в Чечне под видом правозащитников и журналистов сейчас уже общеизвестно, следовательно не было никаких неразрешимых проблем для их взаимодействия между собой.
Однако до нашей встречи в метро должно было пройти ещё несколько месяцев и до этого было ещё очень далеко, а пока ротный вызвал к себе всё отделение «бэтэрщиков» и сообщил, что мы вместе с техникой переводимся в четвёртую роту. Это известие не вызвало у нас положительных эмоций, со своей ротой мы чувствовали себя гораздо комфортнее. С другой стороны, я лично был рад тому, что четвёртая рота пойдёт в Косово в числе первых, а наша вторая пока будет в резерве. Вторая рота, в конечном итоге, выдвинулась всего на несколько километров после чего получила приказ вернутся в базовый лагерь. Командир роты разъяснил что в 4ПДР будут переданы только машины и экипажи, а командир отделения БТР-80 останется на месте.
Командиром нашего отделения был здоровенный парень Лёха М. из Екатеринбурга. Лёха был мастером спорта по рукопашному бою, даже находясь на сборах в Рязани он умудрился съездить на соревнования по рукопашке, где успешно занял призовое место и получил незначительную травму ноги. Лёха как и я прибыл в Рязань из спецназа, но из другого батальона – во время срочной службы мы не встречались, во всяком случае я его не помнил. По началу отношения у нас с ним не заладились что едва не привело к конфликту, который без сомнения закончился бы не в мою пользу, зато потом наши отношения стали более чем хорошие. Лёха был человеком неглупым и рассудительным, но при этом достаточно резким, кроме этого он удивительным образом сочетал в своём характере склонность к блатному мировоззрению и чувство справедливости. Последнее, по моему глубокому убеждению, вообще несовместимо, но у него совмещать получалось. В этом отношении другого такого человека я никогда более не встречал, да наверное других таких и не существует.
Когда выяснилось, что командир отделения не едет вместе с экипажами и изменить это нет возможности Лёха был сильно огорчён. Он не показывал своего разочарования публично, но со мной им поделился. Своё разочарование он выразил примерно следующими словами: «Я прошёл хорошую подготовку, я готовился к чему-то подобному и мне всегда хотелось принять участие в таких событиях, плохо что я не еду туда с вами». Я морально, как мог конечно, поддержал его сказав, что вторая рота тоже пойдёт в Косово в скором времени.
Мне было искренне жаль, что он не едет с нами и дело не только хороших отношениях между нами. Леха был сильный боец и случись чего он очень бы пригодился там куда мы собирались ехать. Он был не только толковым рукопашником, он был хорошо подготовлен во всех отношениях. Например он рассказывал (и у меня нет ни малейших сомнений в честности его слов) как на стрельбах он стреляя из СВД со ста метров уверенно попадал в винтовочный патрон. Однажды в журнале «Солдат удачи» я прочитал бредни какого то автора утверждавшего, что такое не возможно. Автору статьи я не верю, а вот Лёхе вполне. Но как бы то ни было Лёха оставался, а мы уезжали.
Наш отъезд однако сильно затянулся так как не было офицера который должен был нас забрать. Он появился когда уже стемнело и мы попрощавшись с ребятами отправились в путь. Мы, это экипажи трёх БТР-80: N341 водитель Серега У. и я за пулемётом, N342 Женя С. и Серёга С. – мой друг и коллега-пулемётчик, N343 Рома Ш. и Виталик Б. (тот самый, с которым мы сооружали мишени на стрельбище). Ехать нам предстояло в населённый пункт Семин-хан где располагался базовый район 4ПДР. Семин-хан был единственным на тот момент районом российского миротворческого контингента находящимся на территории занимаемой боснийскими мусульманами.
Боснийские мусульмане (сербы, а следом за ними и мы называли их «муслы», с ударением на последнем слоге) относились к нам враждебно и в этом базовом районе время от времени случались инциденты. Юные муслы кидались по лагерю камнями и для их отпугивания часовым постоянно выдавались холостые патроны. До нас этот базовый район занимали шведы и от них остались нетипичные для российской армии укрепления, а так же столб с указанием расстояний до разных городов. От Прибоя до Семин-хана ехать примерно час и таким образом в расположение четвертой роты мы прибыли ближе к полуночи. Это оказалось очень даже хорошо поскольку почти все вещи составлявшие имущество роты (палатки, боеприпасы и т.п.) которые не поместились в «Уралы» бойцы успели распределить по ранее прибывшим БТРам.
В четвёртой роте было отделение БТР-80 которое насчитывало три машины, соответственно остальные участвовавшие в марше машины были переданы из других подразделений. Сколько всего их было я не знаю, однако кроме трёх наших машин было ещё по меньшей мере три машины, но из какой роты они были я сейчас уже не помню. Представ перед нашим новым командиром роты мы узнали к какому взводу мы относимся и пошли получать оружие, поскольку прибыли без него.
Получив автомат, боекомплект и штык-нож мы вернулись к своей технике. Оружие получали в спешке и я сразу не обратил внимание на то, что штык-нож имеет на лезвие трещину. Штык-нож к АК-74 выполнен из какого-то лёгкого и хрупкого металла. Прочность его до такой степени низкая, что вообще не понятно как его приняли на вооружение, тем более в комплекте с великолепным автоматом. Современное советско-российское оружие всегда отличалось качеством, прочностью и надёжностью, как в списки вооружения попал этот дрянной штык-нож уму не постижимо. В спецназе автоматы вообще не комплектовались штык-ножами, у каждого бойца был нож разведчика НР-2. Прочность его была настолько высока, что его можно было кидать в каменную плиту без какого то ни было вреда для лезвия (сам пробовал!). Во второй ПДР с десяток штык-ножей от АК-74 было сломано и заменено на сербский аналог. Сербский штык-нож хотя и был от автомата Калашникова, но от его югославской версии и поэтому существенно отличался по внешнему виду от нашего. Однако при этом ножны и рукоятка у обоих штык-ножей были чёрного цвета и поэтому их отличия в глаза не бросались.
Наш новый командир приказал всем изготовить медальоны-смертники. Наш новый старшина принёс ящик из под патронов в котором лежала куча стреляных гильз от автомата. Все принялись писать на бумажках личные данные – фамилию, имя и еще что-то, что именно сейчас уже не помню. Бумажка сворачивались в трубочку и убирались в гильзу которая потом запрессовывалась. В свою очередь гильза убиралась в карман кителя. У меня был самодельный гравированный металлический жетон на котором помимо имени были какие-то мои данные из серии «дорогой друг, если ты нашёл мой труп, то позвони по такому-то телефону», но тем не менее медальон из гильзы я изготовил. Факт изготовления медальонов-смертников вызвал у меня скрытый, но очень бурный восторг. Причина проста: раз нужны такие медальоны, то стало быть и дело намечается серьёзное. Этого-то мне и хотелось. Изготовление медальонов не заняло много времени и вскоре мы пошли обратно к нашим БТРам.
Вернувшись к своим машинам мы наскоро перезнакомились с ребятами и приступили к погрузке оставшихся на нашу долю ротных вещей. Когда погрузка закончилась кто-то из парней принёс несколько банок пива и угостил нас – с порядком в четвёртой роте дело обстояло не так строго как во второй. Пиво называлось «Златорог клуб» и было самым распространённым видом баночного пива в Боснии тех лет. Примечательно, что это пиво производили не в Боснии, а привозили из какой-то другой страны, кажется Словакии. Было уже за полночь когда мы улеглись спать в своём БТРе. Не смотря на усталость эмоций за день было накоплено много и мы с Серёгой ещё какое-то время разговаривали. Реально уснули около двух часов ночи, а следующий день начался не то в пять, не то в шесть часов утра. Удивительно, но никто из участников марша с кем мне удалось в дальнейшем пообщаться, спустя уже несколько лет после этих событий не мог точно вспомнить дату нашего отъезда. На медали, которой все мы были награждены стоит дата марша – двенадцатого июня. Однако я не могу уверенно сказать, мы выехали из Боснии двенадцатого или же двенадцатого мы прибыли в Косово. Поэтому какой по счёту день июня наступил для нас в тот ранний час я не знаю, но могу утверждать, что это был знаменательный день.
Четвёртая рота относилась ко второму батальону боснийской миротворческой бригады. Как я уже упоминал, за основу батальона отправленного в Косово были взяты подразделения этого батальона. На тот момент командование вторым батальоном осуществлял полковник Павлов. Ничего определённого про него сказать не могу, поскольку ни до, ни после Косово под его руководством служить мне не приходилось. Непосредственно в Косово я видел его всего несколько раз и ничем особенным он мне не запомнился. Штаб батальона был расположен непосредственно в Семин-хане и поэтому комбат возглавил нашу колонну с первых метров её пути. Понятно, что на практике он осуществлял командование только формально – реально общее командование осуществляла группа офицеров штаба ВДВ. Кто служил в армии, не важно офицером или солдатом, будет удивлён тем, что линейным батальоном командовал целый полковник, тогда как по штату должность комбата должна быть занята майором или подполковником. Объяснение такому несоответствию очень простое – деньги. Поясню: служба в Югославии была привлекательна по экономическим соображениям и военнослужащие очень охотно ехали сюда служить даже с существенным понижением в должности. Если добавить сюда ещё и тёплый боснийский климат то для некоторых старших офицеров югославская командировка была поездкой на курорт. Люди приезжали заработать денег и интересно провести время, что на мой взгляд является вполне разумным мотивом поездки в Югославию.
Лично я руководствовался следующими соображениями: во-первых хотелось посмотреть мир, хотелось опасных приключений и в том числе при случае поучаствовать в боевых действиях; во-вторых хотелось помочь сербам (до поездки я предполагал, что наши силы в Боснии оказывают им военную помощь); в-третьих я рассчитывал немного подзаработать. Непосредственно миротворческая деятельность у меня никакого интереса не вызывала, в прочем как и у всех без исключения наших военнослужащих. Даже официально главной задачей стоящей перед нашей бригадой была демонстрация военного присутствия России в регионе. Возможно кто-то и относился к проблемам мира на Балканах очень серьёзно, но лично я за две поездки туда не встретил ни одного такого человека. Практически все мы осуждали беспредел который творили США, также многие из нас сочувствовали сербам, в первую очередь по причине их правоты. Однако, при всём, при этом служба в Боснии была для большинства просто-напросто работой, т.е. способом зарабатывать деньги. Конечно служба в неспокойном регионе была более опасной нежели чем в России, но опасность эта была невелика если, например, сравнивать с Афганистаном, Карабахом и тем более Чечнёй.
На сколько мне известно боевые потери наши миротворцы в Боснии несли только в первый год своего пребывания на территории конфликта. В дальнейшем люди гибли подрываясь на минах когда ходили куда не надо, разбиваясь на собственных машинах когда устраивали пьяные ночные гонки или же страдали в результате типичных для армии несчастных случаев. Поскольку в Боснии служили более опытные военнослужащие чем в целом по России то и несчастных случаев, по моему разумению, там должно было происходить меньше. В этом смысле служить в Боснии было даже безопаснее нежели чем в России. Офицерских должностей, понятное дело, в бригаде было намного меньше нежели чем в России было желающих занять эти должности. Как именно происходил отбор кандидатов среди офицеров и прапорщиков я не знаю, но среди рядового состава всё было достаточно просто. В смысле конкурса у рядового состава дело обстояло примерно аналогичным образом, но поскольку солдат было в бригаде много, то и конкурс на замещение вакантных должностей был намного меньше. В данном случае под словом «солдат» я подразумеваю как рядовых так и сержантов.
Сержантов было не меньше чем рядовых и поэтому частыми были случаи когда командиром отделения был сержант, а в его подчинении, на рядовых должностях, было несколько старших сержантов. В данном случае играла роль только занимаемая должность, а воинское звание никакого значения не имело. Причина была в том, что большинство хорошо служивших солдат, находясь в своей части в России, по ходу службы постоянно росли в воинском звании и к моменту югославской командировки уже имели лычки на погонах. В Югославию уезжали служить военнослужащие которые отслужили в армии не менее года и при этом хорошо себя зарекомендовали (достаточно было не совершать серьёзных проступков и не иметь конфликтов с кем-либо из командования). Югославская командировка в определенном смысле была поощрением за хорошую службу.
Поскольку конкурс, пусть и не очень большой, присутствовал то кандидату на отправку в «Югу» желательно было бы иметь покровителя из числа командования части, а ещё лучше из штаба ВДВ. Кто-то из солдат проходил отбор самостоятельно, кто-то при помощи покровительства. Как правило большинство солдат хотя и действовали самостоятельно, но всё же имели определённое «лобби», при этом варьировался лишь статус покровителей. В вопросах покровительства, как бескорыстного так и платного, большую силу представляли некоторые старые прапорщики. Причина проста – прапорщики несли свою службу на складах: продуктовом, вещевом, ГСМ и от них постоянно всем что-либо было нужно. За долгие годы, проведённые в армии, прапора успевали перезнакомится с сотнями офицеров. Многие из этих офицеров в дальнейшем существенно росли по службе сохраняя при этом взаимоотношения с этими прапорщиками. Надо отметить, что прапора хотя и служили в «тёплых» местах тем не менее не сторонились и опасностей – большинство побывало во многих «горячих» точках. Солдат старшего срока службы всегда сможет запросто подойти к знакомому прапорщику, прапорщик без труда подойдет к знакомому полковнику – дело налажено. Короче, всё как везде, причём не только у нас в России, но и вообще у всех нормальных людей. Хорошо когда личные отношения главнее формальностей, поскольку при таком подходе к делу почти обо всём всегда можно договориться. С другой стороны, если против тебя будут договариваться влиятельные люди то законно найти правду будет очень тяжело. Свои плюсы и минусы есть во всём, так мудро устроена жизнь.
Как я понимаю, в 1999 году все без исключения военнослужащие проходящие службу в Боснии находились там в командировке. Это касалось как солдат, так и офицеров, те и другие после окончания боснийской части своего жизненного пути возвращались обратно в свои подразделения на территории России. Солдаты как правило возвращались для того, чтобы уволится, а офицеры, как правило для того, чтобы продолжить службу. Боснийская миротворческая бригада являлась по своей сути сводной частью, личный состав которой был собран из всех без исключения частей ВДВ. Поскольку худших людей сюда старались не направлять (теоретически, на практике всяких хватало) то можно говорить о своеобразной элитарности этого подразделения. При этом не стоит забывать, что и для зачисления непосредственно в ВДВ был отбор, по меньшей мере по состоянию здоровья и физической подготовке. Конечно не все были богатырями, я например ничем выдающимся не отличался, но и откровенно чахлые людишки в ВДВ были редкостью. Таким образом, в Боснии сосредотачивалось много подготовленных бойцов раскиданных в России по разным дивизиям, бригадам, полкам и батальонам. Именно этим обстоятельством и объяснялось упомянутое мной ранее ненормально большое, даже по меркам ВДВ, количество парней имеющих различные спортивные достижения. По этому поводу уместно будет сделать еще одно замечание, которое будет крайне важно для правильного понимания всего моего дальнейшего рассказа.
В российской армии тех лет практически не было частей которые были бы укомплектованы контрактниками на 100%. Наша миротворческая бригада наоборот, полностью состояла из контрактников, самые молодые из которых к тому времени непрерывно отслужили в армии не менее полутора лет. Все мы прибыли из самых разных подразделений, принеся таким образом с собой опыт всех Воздушно-Десантных Войск. Постоянно общаясь, мы делились этим опытом, передавали его таким образом друг другу. Многие ребята из числа тех, кто служил в миротворческой бригаде, в России занимали совершенно другие должности и дальнейшем прошли переподготовку. Например, мой друг Сергей С. во время срочной службы в Ульяновске был номером расчёта зенитной установки ЗУ-23х2. В Рязани он освоил вооружение БТР-80 (на сборах обучали весьма поверхностно, но за первые недели пребывания в Югославии мы восполнили пробелы в знаниях), получив таким образом ещё одну воинскую специальность и соответственно больший опыт общения с оружием, техникой и способами их применения. Таких примеров было множество, при этом большинство бойцов уже на срочной службе осваивали по нескольку воинских профессий, некоторые принесли с собой опыт полученный в других родах войск (во второй роте был парень, Володя Б., который во времена своей «срочки» служил в морской пехоте… во Вьетнаме). Были военнослужащие имевшие опыт участия в боевых действиях, в основном это были офицеры. Я не буду утверждать, что наша часть была наиболее подготовленной частью в российской армии тех лет, но то, что она существенно отличалась от обычных частей очевидно. Профессионализм нашей части был намного выше чем в обычных частях такого количественного состава, и особенно это касалось индивидуальной подготовки. Кроме этого, рядовой состав российской армии тех лет был как правило возрастом 18-20 лет, мы в свою очередь 20-22, при чём, как я говорил, даже самые молодые из нас полтора последних года провели в армии.
Колонна состоящая в основном из БТРов с облепившим их десантом медленно выползла из ворот базового лагеря. Выползла и остановилась. Простояли мы более часа и лишь затем чётко и организовано двинулись в путь. Причина задержки мне не известна, возможно командование с целью перестраховки просто провело подъём личного состава на час раньше запланированного срока. Ехать нам предстояло в обратную сторону относительно нашего вчерашнего маршрута. Спустя приблизительно час мы достигли Малого Прибоя – нашего «родного» базового лагеря. Базовый лагерь был пуст: весь личный состав за исключением нескольких человек оставленных для охраны находился в своих «бэшках» которые длинной зелёной змеёй растянулись вдоль дороги по которой мы ехали. Однако в Косово они так и не пошли, проехав несколько километров колонна остановилась и простояв какое-то время вернулась в место постоянной дислокации. Мы же двигались дальше, и спустя еще примерно час проехали населённый пункт Углевик в котором помимо сербской ТЭЦ находился самый крупный базовый лагерь нашей миротворческой бригады.
Как я уже упоминал личный состав российских миротворческих сил размещался в самых неожиданных местах хитроумно приспособленных под казармы. Мы жили в помещении бывшего магазина (в 2001 году, когда бригаду сократили до полка, магазин снова стал магазином, кажется автозапчастей), в Семин-хане казармой служил бывший шведский базовый лагерь, при этом солдаты жили в палатках, в Вукасавцах что-то наподобие базы отдыха. В Большом Прибое люди тоже жили в палатках, а весной и осенью к прочим бытовым неурядицам добавлялась повсеместная грязь. Единственным на моей памяти забавным моментом окружающей обстановки была бегающая по лагерю собака на боках которой краской была нанесена надпись «СФОР». Кто и зачем пометил её таким образом мне неизвестно, логика нанесения этой надписи также далеко неочевидна. Или кто-то из наших парней решил таким способом поглумиться над армейской повадкой клеймить все нужные и ненужные вещи, то ли кто-то из местных жителей так высказал своё отношение к миротворческим силам, в смысле того, что «сфоровцы» это грязные собаки.
Унылая обстановка Большого Прибоя приводила некоторых воинов к желанию развеселиться. Веселились при помощи «весёлой» травы. Часто можно было увидеть стоящих на КПП бойцов закапывающих друг другу в глаза капли типа «Визин» и высказывающих опасения насчёт того «как бы не попалиться». Капли «Визин» были предназначены для снятия покраснения глаз, в данном случае вызванного действием травы. Парни пользовались каплями так естественно и непринуждённо что у меня создалось впечатление, что круговорот состоящий из нахождения на КПП, курения «дури» и закапывания «Визина» у них продолжался непрерывно. Отчасти парней можно было понять: постоянное хождение в наряд на КПП это страшная рутина.
В дальнейшем постоянно ходя на КПП в Углевике, не имея склонности к употреблению наркотиков, я развлекался понемногу попивая пиво, слушая плеер и общаясь с местными жителями. К пиву, да и просто так я иногда брал пиццу «Атлантида» привозимую из одноимённой пиццерии едущими по пути знакомыми мне сербами. Когда кто-либо из них выезжал через «мой» КПП я уточнял у водителя предполагаемое им время возвращения и если ждать было не долго я давал деньги и в скорости пицца приезжала ко мне. Пицца хотя и называлась «Атлантида» к морепродуктам отношения не имела, а была классической: сыр, томаты, ветчина, грибы, соус и специи. От пиццерии до меня ехать было всего ничего и поэтому я наслаждался великолепно приготовленной пиццей «с пылу, с жару». Я рьяный гурман и сладкоежка и хорошо покушать для меня всегда представляло немалую ценность. При этом по современным российским меркам большущая пицца стоила копейки – 9 марок (меньше 5 долларов США) что тоже можно оценить положительно. Конечно кушать, пить пиво, слушать в наушниках музыку и разговаривать с посторонними лицами находясь в наряде на КПП запрещено, однако мои развлечения были намного более безобидными нежели чем у тех, кто нёс аналогичную службу в лишённом маломальских бытовых условий Большом Прибое.
Солдаты и офицеры которые служили в Углевике в свою очередь располагались в помещениях ранее предназначавшихся для рабочих то ли строивших, то ли обслуживающих ТЭЦ. Во время моей второй поездки в Боснию я служил именно в этом базовом районе и могу заверить что уровень комфорта там существенно выше нежели в Прибое и Семин-хане. Общежития рабочих были разделены на комнаты по шесть-восемь человек в каждой, комната была оборудована большим шкафом, везде были телевизоры и видео (естественно купленные на свои деньги) которыми можно было пользоваться в любое время дня и ночи. В каждой казарме стояли водонагреватели, вся территория базового лагеря была заасфальтирована. Углевик был наиболее удалённым от зоны разграничения сербов и мусульман (хорватов в зоне ответственности нашей бригады не было) базовым лагерем. Не удивительно, что наш штаб располагался именно здесь и соответственно группа офицеров взаимодействия с американцами находилась при нём. Непосредственно американцы также занимали часть базового района разделённого на две неравные части маленькой речушкой. Американцы жили на одной стороне этой речушки – наши на другой. Одно из наших подразделений находилось на их стороне реки и помогало «пиндосам» охранять лагерь, а соответственно группа «зелёных беретов» располагалась у нас (кто не знает, поясню: «зелёные береты» это крутейший американский военный спецназ). Почему именно эти ребята оказались размещены в нашей части базового лагеря можно только предполагать. Не иначе как случайно. Но о американских спецназовцах чуть позже – сейчас о группе взаимодействия. Как я упомянул выше американцы располагались в меньшей части базового лагеря: с одной стороны у них была речка, с другой дорога которая шла из Сербии через город Биелину в сторону Прибоя и далее в мусульманскую часть Боснии. С этой дороги проезжающие мимо сербы иногда стреляли по американской части лагеря, однако при мне не было случая чтобы кто-либо из «пиндосов» был подстрелен.
По этой же дороге двигалась и наша, направляющаяся в Косово колонна. По планам США русским вообще не было места в этом подготовленном для полной албано-американской оккупации крае. С наблюдательных вышек американские солдаты сразу бы увидели необычно большую колонну российской бронетехники и соответственно доложили бы «на верх», однако как бы стремительно не развивались дальнейшие события в натовских штабах воспрепятствовать нашим действиям НАТО уже не смогло бы – сформированная колонна двигалась организовано и быстро.
