Текст книги "Косово 99"
Автор книги: Александр Лобанцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
Моментально, не подымая шума и объяснившись знаками мы с Виталиком двинулись в комнату, вход которой, в отличие от кухни, образовывал небольшой выступ. Виталик нацеливал в сторону двери практически бесполезную в замкнутом пространстве СВД, я держал вход на мушке своего автомата. Я всегда таскал с собой весь боекомплект к автомату, даже бронежилет редко снимал, но именно в этот раз я не взял с собой ни одного запасного магазина. Дом был очень близко от госпиталя и я шёл «на пару минут». Я знал, что так никогда нельзя делать в боевых условиях, но в этот раз сделал. Расслабился. Кстати, тогда я был слегка «под пивом». Расслабленность, забывчивость и употребления пива вещи, понятное дело, взаимосвязанные. Мы прекрасно понимали, что если вооружённые албаны пришли за нами то нам не спастись. Несколько секунд за дверью ничего не происходило, а затем звонок, уже более настойчивый, повторился. Мы ждали что будет дальше. Если бы кто-то попытался бы открыть дверь мы бы стали стрелять. Через некоторое время все звуки за дверью прекратились полностью и мы, выждав в тишине пару минут, отправили Джеки посмотреть в глазок.
Джеки был напуган, но к двери подошёл и поглядев в глазок сообщил, что никого не видит. Мы тоже посмотрели в глазок чтобы убедиться в зоркости дебила. Убедившись, что дебил был внимателен и в пределах видимости глазка никого нет мы решили выходить из квартиры едва не ставшей для нас ловушкой. Разговаривать с Родиной нам расхотелось. Прикрывая друг друга мы медленно спустились вниз по лестнице и с облегчением вышли из подъезда. На улице нас радостно приветствовало жаркое балканское солнышко. Придурок Джеки сразу куда-то свалил. Проклиная непрошенных гостей мы пошли обратно в госпиталь. Кто-то из наших ещё раз ходил в ту квартиру позвонить, но придя туда не обнаружил не только оставленного ранее телефона, но даже и проводов. Кто приходил побеспокоить нас так и осталось невыясненным, сербы позже говорили что это были шиптары.
Я уже сказал о том, что пьянка не стимулирует бдительность и то, о чём я сейчас расскажу ещё одно подтверждение вышесказанного. Случилось страшное – в одну из ночей я заснул на посту. Для любого нормального солдата это позорный поступок которому нет оправданий. Я себя не оправдываю, я поступил очень плохо. Случилось это так.
Мне выпало стоять на посту последнюю ночную смену. «Стоять» это к слову, на самом деле мы сидели на стульях. Стулья были установлены возле БТРа и соответственно возле входа в госпиталь. В российской армии строжайше запрещено часовому не только садится, но даже прислонятся к чему-либо. Причина проста: сел – заснул, облокотился – заснул. Заснул – умер. Умер сам и товарищей своих убил. Да может получиться так, что не только товарищей, но и всю страну. Часовому запрещено садится и мы все это знали, однако нас было так мало, а охранять приходилось так много что если бы действовали как положено то нас на долго бы не хватило.
Вообще в подобной ситуации часовых или патрульных должно быть двое, но где их двоих-то взять? В принципе мы вроде как вдвоём несли службу, однако второй часовой как правило спал в БТРе – люди сильно уставали, время для отдыха катастрофически не хватало. Зачастую к неспящему часовому присоединялся Командир, но так было не всегда. Короче, я должен был заступать на пост в гордом одиночестве, причём в самое сонное время. Мой предшественник разбудил меня и убедившись, что я очнулся, отправился спать предоставив мне возможность бдительно нести службу. Я спал в своём родном БТРе и поэтому мне не надо было идти на пост – пост был в десяти метрах от меня.
Стулья были установлены в таком месте где их было плохо видно стороннему наблюдателю, сделано это было для обеспечения хотя бы минимальной безопасности. Когда меня разбудил мой предшественник я проснулся ещё слегка пьяным и именно это и сыграло свою роль. Дойдя до поста я взгромоздился на стул и принялся наблюдать. Как произошло то, что я заснул, я не понял. Я не хотел засыпать, но заснул. Заснул потому что сидел на стуле. Заснул потому что был пьяным. Заснул и подставил себя и всех своих товарищей. Я не помню как я заснул, зато хорошо помню как я проснулся. Я полулежал-полусидел на стуле, было уже совсем светло – солнце явно уже светило не один час. Вокруг меня по своим делам ходили сербские медики и даже их ранние пациенты. Медики не обращали на меня внимания, делая вид что не замечают моего сна. Я встрепенулся и принял вид человека вовсе не спящего, а просто «медленно моргавшего». Типа, я на секунду задремал. Я посмотрел на часы: судя по времени меня уже давно должны были сменить. Поскольку я не мог уйти с поста то мой сменщик должен был проснуться самостоятельно.
Я не знал кто именно из парней должен был меня сменить, с учётом вечерней пьянки возможно, что назначить часового на утро вообще забыли. Как бы то ни было, никто менять меня не пришёл. Чудесно служба организована. То, что меня не пришли менять снимало с моих плеч проблему ответственности за сон на посту поскольку никто не видел меня спящим. Конечно сербы могли рассказать командиру о том, как я «охранял», но в тоже время могли и не рассказать. Я сам конечно же докладывать про «баю-бай» не стал, а спрашивать меня никто и не спрашивал. Никто даже не удивился моему чрезмерно долгому стоянию на посту. Видимо никто и не знал о том, кто именно должен был стоять утром. Да по большому счёту это и не волновало в общем-то никого – все живы-здоровы, ну и ладно. Хотя всё прошло гладко, выводы, причём выводы конкретные, я для себя сделал. Больше НИКОГДА я не повторял эту ошибку и не засыпал на посту.
Ели бы такая история произошла не в Косово, где нам противостояли лохи албанцы, а в Чечне, то я скорее всего проснулся бы в аду (именно туда попадают те, кто спит на посту подставляя таким образом своих товарищей), причём моя голова проснулась бы отдельно от тела поскольку была бы отрезана. Это в лучшем случае – в худшем варианты на выбор, один страшнее другого. По поводу отрезания чеченцами голов русских солдат скажу следующее. Я много раз видел видеозаписи этого процесса и хотя выглядит всё это неприятно и устрашающе (для этого чечены страшилки и записывают), но такая смерть в общем-то лёгкая и быстрая если например сравнивать с тем чтобы живьём сгореть в танке или подорвавшись на мине несколько часов умирать в страшных мучениях. Или, скажем, с тем чтобы часами захлёбываться студёной морской водой вперемешку с мазутом в абсолютно тёмном и задымлённом отсеке затонувшей подводной лодки, понимая при этом, что тебе уже никак не спастись.
То, что чечены убивали наших солдат вполне закономерно – на войне, как на войне. Мы с их боевиками поступали аналогично. Конечно головы не резали, но если чечен попадался с оружием смерть от пули или побоев ему была гарантирована. Ничего жестокого я тут не вижу, на то и война чтобы врагов убивать. Смерть, в том числе и насильственная это неотъемлемая часть жизни, то есть по своей сути насильственная смерть явление абсолютно нормальное. Волк режет овец, слон давит львят, человек ест курицу – в живой природе убийство явление обыденное и если убийство происходит для самообороны или пропитания то в нём нет ничего плохого.
Плохо когда любую живность убивают почём зря, но нет ничего плохого в убийстве как таковом, в том числе и убийстве человека. На войне убивать необходимо для самообороны. Поскольку и война, в виде смертельной борьбы за выживание, повсеместно встречается в живой природе, то соответственно и она является явлением абсолютно нормальным и правильным. За всех пострадавших от войны ответственны те, кто был неправ. Война есть война – «чехи» убивали нас, мы убивали их.
Почти на всех видеозаписях чечены отрезали головы солдатам, которые имея возможность хоть как-то постараться оказать сопротивление абсолютно никак не сопротивлялись, даже не убегали. Они не были ранены и не были связаны, они могли сопротивляться, но просто как бараны ложились под нож. Я понимаю что ребята были шокированы ситуацией, но тем не менее у них было время придти в себя и оказать хоть какое-то сопротивление, по меньшей мере постараться продать свою жизнь подороже, например вцепиться боевику в глаза или оторвать ему яйца. Как говориться – погибать так с музыкой.
Я много раз прокручивал в голове эту ситуацию, в том смысле как бы я повёл себя окажись бы на месте этих пленных ребят. Я много думал об этом и до сих пор не уверен, что у меня хватило бы стойкости и самообладания хотя бы напоследок плюнуть в гнусную рожу своего палача. Но в то же время я чётко осознал, что если бы у меня не хватило стойкости умереть мужчиной, то я вполне заслуживал бы того чтобы меня зарезали как свинью. По заслугам и награда. Женщина может быть слабой и с неё за это нет спроса, мужчина должен быть сильным и его слабости нет оправдания. Человеком можно оставаться даже в аду, мужчиной нужно быть в любых обстоятельствах.
Отрезание голов и тому подобные записанные на видео страшилки про войну многие публичные деятели пытаются использовать для антивоенной агитации. По их мнению война это самое кошмарное явление современности. Кто воюет – тот плохой, кто как крыса прячется от войны – тот хороший. Под такой ширмой поганые трусы прославляют свой страх и обливают грязью героев. Но в действительности война очень далека от лидерства в списке кошмарных человеческих злодеяний. Война действительно является самым очевидным проявлением убийства и разрушения поскольку война это максимальная форма ОТКРЫТОГО противоборства. Но вот если посмотреть внимательно на то, что происходит на автомобильных дорогах России и всего мира то охарактеризовать ситуацию можно только одним словом – бойня. И чё, хоть кто-то выступает за запрет частных автомобилей!? А наркотики?! А гарантирующий стопроцентное вымирание человечества гомосексуализм?! А прерывание жизни нерождённых детишек?! Кто против всего этого борется? Да почти что никто, зато в «миротворцы» горазд почти каждый публичный деятель!
Если война явление природное, то есть вполне здоровое, то вся вышеперечисленная погань является строго противоестественной. Погань созданная гуманными антивоенными гуманистами и высокоумными прогрессивными деятелями прогресса. Кстати по поводу убийства детишек. Спустя несколько месяцев после возвращения из Чечни сидя дома как-то поздно вечером я включил телевизор и случайно попал на передачу посвящённую абортам. В передаче не было истеричных людей «толкающих речи» «за» и «против», передача была конкретная – различные видеосъёмки и комментарии специалистов, никакого ненужного трёпа. Короче говоря, в передаче просто показывали и подробно рассказывали чем являются аборты на самом деле. До этой передачи я очень поверхностно был осведомлён по данной теме, в общем-то меня она и не интересовала по большому счёту – я знал что такое явление есть, но не вдавался в подробности. Увиденное в передаче произвело на меня большое впечатление, и это с учётом того, что менее чем полгода назад я вернулся из Чечни, ещё ранее побывал Косово, да и служба в российской армии с её неотъемлемой дедовщиной и прочими проявлениями жестокости тоже хорошо укрепила мою психологическую устойчивость. В общем жестокостью меня было сложно удивить, но увиденное в этой передаче меня удивило. Удивило настолько, что я пару дней находился под впечатлением от увиденного. Наибольшее впечатление на меня произвела не беззащитность ребёнка который не может ни драться, ни убежать, не подлость матери (у некоторых ещё и находится оправдание таким своим действиям) которая ради того чтобы не осложнять свою жизнь убивает ни в чём неповинного ребёнка, не чудовищная изощрённость истязания детей, а ДОСТУПНОСТЬ этого омерзительного злодеяния. Просто и легко – два часа и две тысячи рублей. Если я убью в драке здоровенного мужика мне дадут десять лет лагеря, а за убийство ребёнка ни хуя не дают!!! Наёмные убийцы берут за свои услуги тысячи долларов, а убийство ребёнка стоит сущие копейки!
С экранов телевизора и со страниц газет ловкие журналисты прикрепили к нам, участникам боевых действий клеймо психов, маньяков и УБИЙЦ. Даже принимая на работу на нас косо посматривают – ну как же, воевал, УБИЙЦА, дело ясное. Я не знаю, существует ли в среде психологов такой термин как «синдром Джона Рембо», но если он существует, то ко многим из нас его можно, хоть и с натяжкой, применить. Особо «афганцам» в своё время досталось – «Мы вас туда не посылали». Парней «никто не посылал», зато от них все дружно отвернулись. К нам относятся так: раз воевал, значит УБИЙЦА, и следовательно от убийцы нужно держаться подальше. Так и происходит. Однако зайдя в обычный городской автобус и оглядевшись вокруг увидишь много женщин всевозможных возрастов и в этот момент можно быть уверенным, что находишься среди УБИЙЦ.
В современной России, как мне представляется, большинство женщин нечисты на счёт своих детишек. И эти люди считаются НОРМАЛЬНЫМИ. На них не смотрят косо, не плюют им в лицо, с экранов телевизора их не называют убийцами, маньячками и психопатками. Их берут на работу, им доверяют ответственные посты, их не отталкивает общество. По мнению общества они нормальные, а мы, то есть участники всевозможных войн, нет. А я и не хочу быть нормальным по отношению к такому обществу!!! Более того, я хочу быть максимально ненормальным по отношению к такому обществу. Я хочу быть нормальным по отношению к законам природы, законам данным нам Богом. Для меня современное общество – это общество нравственных уродов. Сколько раз я слышал от «приличных» женщин высказывания по поводу женщин совершивших по их мнению «плохой» поступок: «Вот дура – ребёнка родила! Куда рожать – молодая ещё, пожить для себя надо! Без мужа родила, фу какой срам!» То ли дело женщины «приличные» и «умные», они без мужа, да по малолетству детей не рожают – они их всех убивают. Главное чтобы это не особо известно было, а так всё нормально, всё прилично, всё хорошо. Они же приличные женщины современного общества, общества людей со спрямлёнными телевизором извилинами в голове.
Как тут с чеченами поспоришь когда те говорят, что чем больше русских свиней убьёшь тем меньше греха на земле будет. Правильно «чехи» говорят, да в одном ошибаются – не смотря ни на что, не все славяне ещё в свиней превратились. Есть ещё ЛЮДИ на Руси. Но уже мало. Так что по поводу жестокости войны я думаю всё ясно – война очень далека от лидерства в проявлении жестокости в современном мире.
Тем временем наша жизнь в госпитале шла своим чередом – мы демонстрировали военное присутствие России, мало-мальски выполняли охранную функцию, общались с местными жителями и практически постоянно «употребляли внутрь». Командир хотя и осознавал, что в данной ситуации по-другому быть не может, всё же в меру своих сил и возможностей старался ограничить количество выпиваемого нами спиртного. Однако со спиртным проблем не было и мы могли его покупать и употреблять в любое удобное для нас время, причём делать это не афишируя процесс перед командиром.
Со спиртным проблем не было, не было проблем и с едой. Кроме имевшихся у нас собственных запасов состоящих в частности из коробки рыбных консервов и коробки печенья нам по несколько раз (как правило три раза: завтрак, обед, ужин) доставляли горячее питание. Помимо каши, супа и хлеба продуктовая машина доставляла нам и различные консервы: какао, сгущенное молоко, рыбу, ну и конечно же тушёнку. Консервы были как из армейских запасов так и из числа тех, что послало нам правительство Москвы. В дальнейшем, по мере увеличения численности личного состава, консервов привозилось всё меньше, но в те дни когда мы только заступили на охрану госпиталя «пищевозы» чуть ли не упрашивали нас взять ту или иную банку.
Горячее питание мы практически никогда не брали, как я понимаю в те дни аналогично поступали солдаты на всех постах, поэтому «пищевозы» уезжали обратно с почти полными бачками. Мы всегда брали минеральную воду и иногда консервы. Минеральной воды, в отличие от всего остального, привозили мало и выдавали её скупо. Хорошо ещё что у нас с Толстым был запас «наворованной» английской воды. На улице стояла страшная жара, солнце палило нещадно, раскалённый асфальт отвечал солнцу взаимностью, поэтому есть не хотелось, хотелось пить. Причём пить не что-то тёплое и уж подавно горячее типа чая, кофе и какао, а наоборот, что ни будь прохладительное, например воду. Или пиво. В связи со всем вышесказанным нетрудно догадаться, что из числа предлагаемых нам консервов мы выбирали рыбу и тушёнку которые затем использовали для сервировки импровизированного стола при вечернем застолье.
Кроме всех вышеперечисленных способов питания некоторым из нас в первые дни удавалось ещё и сходить пообедать в кафе. Правда понятие «пообедать» не совсем правильное поскольку люди обедают как правило в середине дня, а мы ходили в кафе то утром, то ближе к вечеру. Однако, с учётом того, что наша трапеза была в сущности полноценным обедом то термин «пообедать» подходит как нельзя лучше. Кафе по-сербски называется «кафана», произносится с ударением на среднем слоге. Слово женского рода. Большинство из нас, российских солдат и офицеров, почему-то говорило вместо «кафана» «кафан». Слово мужского рода и произносилось с ударением на последнем слоге – непонятное и бессмысленное языковое искажение. Все кафаны в Приштине были закрыты и та кафана, что мы посещали в те дни не была исключением. Владелец, а по совместимости и повар-бармен-офицант открывал своё кафе специально для нас.
Это кафе, в котором в дальнейшем произошла встреча едва не ставшая судьбоносной для нас, а возможно и для всего этого города, было типичным для Сербии. Небольшой зал с десятком столиков, да барная стойка, вот по сути и всё, что там было. Но как известно в сербском кафе главное не обстановка, а те блюда что подают в нём. Сербская кухня славится (заслуженно) мясными изысками. В те дни как раз жаренные мясные деликатесы, картофель фри и салат как раз и были нашим обедом. К обеду прилагалось и сто грамм ракии, ну а после обеда кофе. Кайфово было: вокруг опасная обстановка, в кафе комфорт, в руках оружие, в кармане деньги, на столе вкусная еда – век бы так жил. Хозяин кафе, шустрый парнишка возрастом немного старше нас, из уважения к русским братьям пытался обслужить нас бесплатно, но мы каждый раз платили за себя. Дело было не только в чувстве справедливости и нашем понимании того, что в этой обстановке любому из местных сербов будет дорога каждая копейка, но и в элементарном здравом смысле – если не заплатить за обед сегодня то завтра серб кафе просто не откроет. В том смысле, что кафана как всегда будет закрыта, а хозяина мы никаким образом не найдём. Кстати, самого владельца кафе разыскал по нашей просьбе вышеупомянутый полицейский спецназовец. Кафанщик был ему то ли другом, то ли просто знакомым. В один из дней мы заговорили про кафе и пожаловались, что все они закрыты (в воюющем городе это неудивительно), а присутствующий при разговоре спецназовец сказал, что организует нам посещение кафе. В кафе мы наведывались раз десять, потом кафанщик куда-то исчез, да и с сербами отношения в дальнейшем охладились.
Мне не давала покоя тема участия русских добровольцев в боевых действиях на территории бывшей Югославии. Когда я второй раз находился в Боснии в 2001 году я даже хотел съездить на кладбище расположенное неподалёку от населённого пункта Прибой для того чтобы своими глазами увидеть могилы наших парней погибших за идеалы славянского братства. Однако тогда на кладбище я так и не съездил, обстоятельства не позволили. Поскольку я начал интересоваться вопросом участия наших ребят в войнах на территории бывшей Югославии ещё до армии то и в дни косовских событий я выискивал возможность узнать что ни будь новое про этих парней. С подобным вопросом я обратился однажды к сербу-спецназовцу. Он ответил, что ему известно про участие в боевых действиях в Косово одного такого человека. Этим человеком был капитан, танкист. Где конкретно воевал, что делал, откуда именно из России он прибыл серб не знал. А может и знал, да почему-то не стал мне говорить.
Как я уже упомянул, в числе сербского медперсонала было штук десять девушек и естественно они вызывали у нас самый живой интерес. Девушки красавицами не были, просто обычные сербские девушки. Днём мы почти не общались, но вот вечером, когда медики заканчивали свою работу, а мы свой дневной отдых, у нас была возможность пообщаться. Естественно мы были бы рады наладить близкие отношения с сербками, да и они не сторонились нас, однако на сколько я знаю большинство из нас, и я в том числе, остались как говорится не солоно хлебавшими. По вечерам мы собирались за импровизированным столом, общение сопровождалось выпиванием-закусыванием. Девушки практически не пили, но зато мужская часть «общающихся» (мы и сербы) не стеснялась в этом вопросе. В меру наших языковых познаний велось общение, причём с явным взаимным интересом. Наши парни веселились, стремясь не то развлечь сербок, не то развлечься самим. Диалог проходил на смешанном сербо-русском языке с большой примесью жестикуляций и смеха. Сербки вели себя скромно и я до сих пор не понимаю, мы были интересны им как мужчины и они ожидали от нас более решительных действий или же мы были просто диковинкой и в вопросе близких отношений были им неинтересны.
Лично мне проявлять решительность мешал языковой барьер и что более важно один описанный многими поэтами психологический феномен. Что касается языкового барьера, то тут всё понятно – понравившаяся мне девушка не говорила по-русски, а я не владел в совершенстве сербским. Одно дело объясниться с продавцом в магазине, ну или с сербским военным и совсем другое дело объяснять что-то девушке относительно своих симпатий. Да и просто развлекать свою подружку весёлой беседой не зная в совершенстве языка представляется делом весьма сложным. Более важной, нежели чем языковой барьер, была причина чисто психологического характера. Девушка, с которой мне тогда хотелось наладить близкие отношения, понравилась мне и это обстоятельство играло существенную роль. Если все остальные сербки не производили на меня особого впечатление и моё отношение к ним укладывалось в простую формулу «девушки, как девушки», то конкретно эта показалась мне более симпатичной чем другие. Примечательно, что она даже держалась обособленно от других и не принимая особого участия в веселье. Мне она понравилась и я, как всегда со мной бывало в тех случаях когда женщина вызывала у меня искренние симпатии, вёл себя скованно.
Ни в те юные годы, ни даже сейчас я не могу полностью избавиться от дурацкой скованности в общении, когда та или иная женщина нравится мне по-настоящему. Когда общаешься с пусть и красивой, но не особо понравившейся девочкой, то вести себя непринуждённо не составляет труда и совсем другое дело когда к девочке есть искренние, зачастую необъяснимые, симпатии. Начинаешь ощущать какую-то непонятную скованность, как будто боишься её спугнуть, да к тому же никак не можешь подобрать хорошие и правильные слова для поддержания беседы. В результате почти сразу же начинаешь себя чувствовать глупо и это ещё больше усугубляет ситуацию.
Если девочка «понимающая» то она сама найдёт нужные для поддержания беседы слова и выправит ситуацию, ну а если нет (а таких, к сожалению большинство) то общения, а как следствие и близких отношений, не получится. Кстати, всемирно известных японских гейш, которые вопреки расхожему мнению не были обычными проститутками, по мимо прочего обучали и умению поддерживать приятную беседу. Неплохо бы девочкам всего мира освоить эту не слишком хитрую науку. Так вот, если ко всему вышесказанному добавить ещё и заметно увеличившийся из-за моей скованности языковой барьер, то становиться очевидно, что тогда в качестве кавалера я выглядел не слишком ярко. Я конечно познакомился с ней, но интересно продолжить общение у меня не получалось.
Чтобы направить ситуацию в благоприятное для развития отношений русло я попросил помощи у находящегося по близости серба, коим оказался уже знакомый читателю полицейский спецназовец. Я спросил у него о том, как мне объяснить девочке о своих симпатиях и желании отношений, но серб в ответ засмеялся и сказал мне чтобы я просто подошёл к ней, взял её за руку и сказал ей что теперь она моя девушка. Это простой и наверное самый правильный способ для всех времён и народов, но я не воспользовался им опять же по причине этой своей дурацкой скованности. Дурацкой, потому что в этой ситуация я и был самым настоящим дураком. Кроме того вечера я видел эту девушку ещё несколько раз, если не считать дневных рабочих часов. Ничего у меня с ней не вышло, что и является вполне закономерным результатом моей, в общем-то неправильной для мужчины нерешительности. Сам виноват. Таким образом эта девушка полнила длинный список упущенных мною возможностей в отношении с женщинами. А список этот весьма велик, и что интересно в нём есть и женщины с которыми мне удалось однажды наладить близкие отношения, но вместо того чтобы продолжить эти отношения и наслаждаться красотой и лаской я, по тем либо иным причинам, терял связь с уже опробованной мною и при этом хорошо относящейся ко мне красавицей.
Нет разницы, по воле случая, либо по причине моих глупых действий терялась связь, так или иначе эти девочки пополняли перечень упущенных возможностей. И хотя в отношениях с женщинами, образно выражаясь, и на моей улице переворачивался КАМАЗ с пряниками, причём переворачивался неоднократно, всё же упущенных возможностей было гораздо больше. Кстати, эту книгу я пишу как правило по ночам, поскольку именно ночью появляется вдохновение. Другие мужчины этой же самой ночью наверняка заняты чем ни будь более приятным нежели чем шлёпаньем пальцами по клавиатуре, я же пишу книгу, а тем временем моя жизнь проходит. Оцени юмор, дорогой читатель.
У одного из наших парней всё же сложились отношения с сербкой. Полностью характера этих взаимоотношений я не знаю, я не особо в это вникал, но парниша неоднократно отпрашивался у командира покинуть наше расположение на всю ночь. Естественно он отстаивал на посту положенное ему время, а уж затем устремлялся к своей подруге. Как он решал этот вопрос с командиром я не знаю. Само по себе ночное путешествие по неспокойной Приштине для русского солдата представлялось делом весьма опасным, а если добавить к этому полное отсутствие какой либо связи между нами и героем-любовником (портативных радиостанций у нас не было, а сотовые телефоны тогда были нераспространенны) то получалась полнейшая авантюра. С военно-юридической точки зрения это было преступлением. И тем не менее капитан В. разрешал парню ходить на свиданья. Разрешал он это потому, что был адекватным и мудрым человеком. Командир прекрасно понимал, что находясь в госпитале мы представляем из себя замечательную жертву и если многочисленные албаны захотят хорошенько нам врезать им не придётся особо утруждаться – наш пост, особенно в дневное время, был как на ладони. Идти на свидание по уничтожаемому мародёрами городу было опаснее чем сидеть в госпитале, однако в случае толкового нападения шансы погибнуть были девяносто девяти процентные в обоих случаях.
Могло даже получиться, что вернувшийся ранним утром герой-любовник обнаружил бы всех нас уже «немного неживыми». Забавно было бы посмотреть на его объяснения командирам по поводу того, как могло случиться такое чудо, что он не только остался цел и невредим, но ещё и вообще ничего не может рассказать о ночном происшествии на посту. В данной ситуации важен интересный психологический момент который всегда присутствует когда в подобной ситуации оказывается человек не лишённый нравственности и лишённый железных нервов. Порядочный и не обладающий стальной выдержкой человек начинает испытывать чувство вины за то, что его не было с ребятами когда они погибали. Даже если человек понимает, что его вины в происшедшем нет, всё равно где-то в глубине души гложет червячок не давая забыть о случившемся. Даже если человек понимает, что он не смог бы помочь своим товарищам, он чувствует себя виноватым в их гибели. Мысли о том, что он мог помочь (хотя реально не мог), что от него всё зависело (хотя реально могло и не зависеть), что именно он сделал что-то неправильно (хотя реально делал правильно) долго не дадут покоя порядочному, но не обладающему крепкими нервами, человеку. Об этом психологическом моменте я знаю не только из умных книжек.
Однажды, уже в Чечне, я по ошибке чуть было не поубивал несколько своих пацанов. Ошибка была не моя, а командира их группы, который давая мне целеуказание перепутал «право» и «лево» относительно ориентира и в результате скорректировал огонь моих пулемётов на собственную группу. Когда через полминуты я понял, что отстрелялся по своим, единственной моей мыслью было: «Господи, прошу тебя, пожалуйста сделай так, чтобы я никого из своих пацанов не задел». «Задел» в данном случае означало убил или изуродовал – после попадания пули калибра 14.5 мм легкораненых не бывает. Я почувствовал себя виноватым в происшествии, хотя я точно выполнил приказ. Интересно, что КПВТ тогда заклинило: я отстрелял примерно полкороба, а затем произошло утыкание патрона (нечастое явление) и именно поэтому я прекратил огонь. Когда я устранил проблему прошло несколько десятков драгоценных секунд и я получил по рации команду перенести огонь на другой объект.
Я понимал тогда, что если бы произошло непоправимое то моей вины в этом не было – я стрелял точно по целеуказанию, но стрелял-то ИМЕННО Я! Я стрелял, значит я и мог что-то изменить! Хотя, что я мог изменить… Кстати, командиру попутавшему «право» и «лево» ничего особого не сделали, просто сказали что он долбоёб и чтобы в следующий раз внимательнее был. Так вот, парняга придя по утру в госпиталь мог обнаружить нас, своих товарищей, мёртвыми и если бы он был не бездушным человеком он бы сразу осознал, что в то время когда он наслаждался общением со своей подругой нас убивали. Парнишка не был бездушным человеком, и вот почему.
Когда мы уезжали из Косово, он, вместо того чтобы просто взять и свалить не попрощавшись, заглянул напоследок к своей подруге и не имея возможности чем-либо иным помочь ей в предстоящих страшных испытаниях уготованных всем косовским сербам хотел оставить ей пятьсот долларов, сумму по нашим меркам существенную. Сербка отказалась, ответив просто и конкретно – «Я не курва!». Парень предлагал ей помощь, а не оплачивал её ласки, но тем не менее она отказалась. Этот парнишка, впрочем как и все мы, не был богачом. Деньги вполне пригодились бы ему дома, но он хотел использовать их в качестве помощи для своей подруги. Причём эту подругу он никогда бы больше не увидел. По современным циничным и корыстным меркам такое рыцарство является не слишком разумным. Однако, не все люди придерживаются современных мерок. Лично я их не придерживаюсь, я считаю что о выгоде не стоит забывать никогда, но всё же порядочность превыше выгоды. Наверно так думал и мой товарищ прекрасно отдавая себе отчёт в том, что уже в самое ближайшее время для любого косовского серба настанут голодные дни и каждая копейка будет на счету. Он хотел хоть чем-то помочь своей сербской подруге, но та от помощи отказалась, посчитав предложенные деньги попыткой оплатить услуги. Ну и дура.
