Текст книги "Косово 99"
Автор книги: Александр Лобанцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
Общение с сербами проходило в братской обстановке. Мы разговаривали на разные темы при этом в разговоре неизбежно постоянно возвращаясь к тому, что происходило вокруг. Легко можно представить какими словами характеризовали сербы США и лично Билла Клинтона. Дословно всего сказанного я не помню, но сербами президент «величайшей демократии всех времён и народов» Билл Клинтон характеризовался как террорист, пидарас, козёл, фашист, гандон, маньяк и т.д. Мы были солидарны с сербами и безоговорочно осуждали творимое Америкой беззаконие. Я не хотел чрезмерно вдаваться в политику и высказался на тему того, что к политике я по большому счёту равнодушен и меня больше интересует возможность хорошо погулять.
Я не слишком церемонился в выборе слов и жестов и в результате получилось грубовато. Услышав эти слова один из моих сослуживцев сделал мне замечание относительно двусмысленности сказанного мною. По его мнению, из моих слов сербы могут сделать вывод о том, что наши жизненные интересы не распространяются дальше пьянок и баб. В принципе он был прав и поэтому я более подробно разъяснил сербам суть сказанного мною найдя у них полное взаимопонимание.
Один из сербов показал нам как, по его мнению, надо употреблять водку: поставив на стол наполненную стопку он перекрестил её и сказав что-то на вроде «Дай Бог здоровья!» решительным движением руки отправил её себе в рот. Мы последовали его примеру в точности повторив показанный им ритуал. Ритуал нам понравился и мы повторяли его ещё несколько раз. Этот простой сербский мужик пришёлся мне по душе и я захотел подарить ему что ни будь на память о нас и нашей Родине. Единственной подходящей памятной вещью бывшей тогда в моём распоряжении был юбилейный, ещё советский рубль на котором был изображён…Ленин. Очень символично, особенно если учитывать, что трагически развалившиеся государства СССР и Югославия были искусственно созданы коммунистами руководствовавшимися идеями марксизма-ленинизма.
У рубля была своя предыстория. Ещё находясь в Боснии я выменял его у одного из своих сослуживцев на выменянный у «пиндоса» небольшой нож китайского производства. Рубль я хотел снова поменять «пиндосам», но уже на что ни будь более ценное – на зажигалку «Зиппо» или фонарик «Маг лайт». Поменяться с американцами возможность мне не представилась, правильнее сказать не было времени – я уехал в Косово. Рубль же преспокойно проделал весь путь в моем кошельке и вместо американского кармана оказался в кармане сербском. Таким образом, рубль изначально предназначавшийся представителю одного из участников вооружённого конфликта в конечном результате достался его противнику.
Во время одной из поездок я решил поменять американские доллары на немецкие марки. Дело в том, что сербы в Косово не принимали американские деньги к оплате, причиной этого была конечно же ненависть к Америке. Поменять деньги тоже было проблемой – сербы не только не принимали доллары к оплате но и упорно не хотели их менять на марки. В конце концов мне удалось поменять сто долларов по обменному курсу который был сильно занижен относительно существовавшего в Боснии на момент нашего отъезда, при этом мне ещё пришлось уговаривать серба осуществить обмен. Серб пошёл мне на встречу только лишь потому, что я русский десантник, защитник, друг и брат. То, что в центральной части Сербии выменянные у меня доллары можно без проблем обратно поменять на марки и получить при этом прибыль в расчёт не принималось.
После произведённого обмена валюты я двинулся обратно в направлении своего БТРа, мой путь пролегал через небольшой продуктовый рынок. Когда я проходил по территории рынка подошедший пожилой серб вручил мне полиэтиленовый пакет в котором явно просматривалась целая связка колбасы. Я был обрадован нежданно-негаданной возможностью поживится свежей колбаской и поэтому продолжил свой путь к БТРу в приподнятом настроении. По прибытии к своей машине я решил не откладывая дело в долгий ящик уделить внимание содержимому только что полученного от серба пакета. У меня было пиво, открыв бутылку которого я запустил руку в пакет надеясь хорошенько перекусить. Пиво и свежая колбаса – просто чудесно! Однако меня постигло жестокое разочарование: то, что я принял за колбасу на деле оказалось связкой купат. Купаты были абсолютно свежие и конечно же сырые. От свежести купатов толку не было абсолютно никакого – поджарить их мне было не на чем, а сырыми их естественно есть не станешь. «Колбасу», весь пакет, пришлось выкинуть. Обидно.
Во время одного из выездов к нам подошёл парень хорошо говоривший по-русски. В течение всего времени, что мы тогда провели ожидая окончания переговоров он общался с нами и помогал нам в общении с находящимися поблизости сербами. Он сам был местным и поэтому помимо налаживания общения мог много нам рассказать об обстановке в Приштине и событиях происходящих вне поля нашего зрения. Как звали его не помню, а прозвище у него было «Чипс». Получил он его из-за «картофельной» фамилии. С учётом обстановки Чипс был очень полезным человеком, и как переводчик, и как своеобразный местный проводник. Чипс просил меня рассказать о нём командованию, он хотел работать у нас переводчиком. Он не понимал, что осуществиться его замыслу было просто невозможно, особенно в той обстановке что нас тогда окружала.
Вообще я даже не слышал чтобы в бывшей Югославии в те годы наша армия нанимала иностранных переводчиков. Штатными переводчиками были курсанты военного училища старших курсов специально приезжающие в Боснию на практику. На всю боснийскую бригаду их было не более десяти человек. Я сказал Чипсу, что расскажу о нём и его способностях командованию, но уже заранее знал о полной бесполезности этой идеи.
Я действительно доложил, что на свете существует такой полезный парень, что зовётся Чипсом, но как и следовало ожидать ничего не произошло. Кстати, переводчик в ходе выполнения своих обязанностей может узнать много различных секретных сведений и поэтому даже если бы в российские миротворческие силы нанимали бы местных переводчиков Чипсу пришлось бы пройди серьёзную проверку. Проверка требует времени, а в данном случае его не было ни у нас, ни у Чипса. Я так до конца и не понял истинную причину того, почему он хотел устроиться к нам переводчиком. То ли он хотел таким образом помочь и своим землякам и нам, то ли он просто хотел трудоустроиться в неспокойное время. Скорее всего и то и другое, но как бы то ни было оба мотива представляются мне вполне нормальными. После того случая Чипса я больше никогда не видел.
В один из дней мне удалось разжиться хорошими солнцезащитными очками. Очки я купил у своего товарища Жени, водителя БТРа N342, пулемётчиком которого был мой друг Серёга С. Очки были знатные – помимо идеального прилегания к моему далеко неидеальному лицу они ещё и имели безопасные для зрения стёкла производства известной фирмы. Фирма занималась изготовлением оптики и мягких контактных линз, следовательно её продукции можно было доверять. Джон купил эти очки на распродаже в американском военном магазине. Изначально они стоили около ста долларов и естественно за такие деньги он бы не стал их покупать. На распродаже Женя «прибарахлился» ими за тридцатку. Джон непродолжительное время носил эти очки, но потом они ему разонравились и он решил поменять их на какую ни будь другую вещь. Мне они нравились и я решил купить их у него. Тоже за тридцатку. У Джона были проблемы с деньгами и кроме причитающейся за очки тридцатки он получил у меня ещё сотню долларов в долг. На момент написания книги он так и не вернул мне занятые тогда деньги, хотя без труда мог бы сделать это. Сто долларов это не много, но всё же за десять минувших лет у меня не раз складывались ситуации когда они бы мне очень пригодились.
Таким образом получилось, что я купил очки за сто тридцать долларов. В принципе, в московских магазинах очки этого производителя стоят от ста долларов и выше – то на то и вышло. Любопытно, что подобным образом поживиться моими деньгами всегда было несложно – чужим людям я не доверял, зато своим друзьям в помощи никогда не отказывал. Меня неоднократно наказывали за доброту (на значительно большие чем сто долларов суммы), но я всё равно не унимался. В конце концов я решил, пусть я буду дурак, но от нуждающихся друзей не отвернусь. Потерять деньги это не так плохо как в трудную минуту отвернуться от друга (который может оказаться вовсе и не другом, а замаскированным недругом). У такой политики оказался неожиданный результат – ряды моих друзей сохранились и преумножились, а гнилые людишки отсеялись. Если моё хорошее отношение к женщинам никогда самими женщинами не ценилось и как следствие не способствовало налаживанию близких отношений, то моя порядочность в дружбе всегда приносила свои плоды. Джон не был моим другом, он был моим товарищем, но с учётом обстановки это было почти одним и тем же. Кстати, разлюбезный Джон, если ты сейчас читаешь мою книгу и помнишь описанные в книге дни то будь добр разыщи меня и верни мне деньги. Ну а если это по какой-то причине невозможно, то купи на них, от моего имени, что ни будь полезное какому ни будь сироте или одинокой матери. Господь зачтёт мне это.
Взлётно-посадочная полоса была в хорошем состоянии и её параметры были изучены должным образом. Как я уже упоминал, мне лично даже «выпала честь» поучаствовать в её подробном изучении сопровождая позорного авиатора. Так как полоса была пригодна для того, чтобы принимать самолёты мы рассчитывали на скорейшее прибытие существенного подкрепления из России. Имеющимися у нас силами мы могли только еле-еле контролировать занимаемую территорию, да более-менее обеспечивать собственную безопасность. Причём делали мы это исключительно благодаря спокойной обстановке и огромному перенапряжению всего личного состава батальона – я лично спал не более чем по три-четыре часа в сутки. Так не могло продолжаться бесконечно по целому ряду причин. Во-первых, албанцев день ото дня прибывало и вели они себя всё более дерзко совершая мародёрские вылазки уже и на военные здания находящиеся под нашим формальным контролем. Дома сербов вообще уже горели каждую ночь, постоянно слышалась стрельба. Во-вторых, хотя мы и были хорошо подготовлены, тем не менее наши возможности были не безграничны, мы просто-напросто уставали. В-третьих, мы вообще не обеспечивали безопасности сербам, просто потому, что нас было очень мало. Конечно же, перед нашим батальоном не ставилась задача обеспечить безопасность сербскому населению, нам была поставлена другая, одна-единственная задача: занять аэродром Слатина, но силы КФОР, которые были введены в Косово и к которым мы вроде как принадлежали, якобы вводились в край как раз для установления мира.
Подкрепление или замена нам были необходимы. Но проходил день за днём, а никто из России не прилетал нам на подмогу. Причина была проста – отсутствовал необходимый для пролёта воздушный коридор. Не было разрешения на пролёт, вернее сказать, этого разрешения Россия не получила, в частности от Болгарии. Ясное дело, получить это решение не представляло ни какого труда, да только нам не давали его по причине примитивнейшего предательства. Предали нас все, кто только мог. Все, от кого что-либо зависело в решении этого вопроса. Лизать американскую жопу получая за это американские деньги либеральным лидерам целого ряда стран было приятнее нежели чем сохранять вековую дружбу с Россией. Мы по-прежнему оставались в своём первоначальном составе. Мы не боялись трудностей, но помощь нам, а главное ждавшим от нас защиты сербам была необходима.
Как я понимаю, для урегулирования проблемы с воздушным коридором где-то далеко от Косово велись переговоры. Не с болгарским правительством и ему подобными деятелями, а с руководством стоящих неподалёку от нас солдат. Результатом этих переговоров стало то, что вскоре английские авиаторы осмотрели аэродром уже для приёма своих «бортов». Сербский аэродром был поделен «по справедливости» – половина русским, половина «инглезам». Поделен он был не в смысле проведения на нём границы, а в смысле его совместного дальнейшего использования.
Я не знаю, получила ли наша страна какую ни будь выгоду от того, что англичан пустили на аэродром, но зато я уверен в другом – если бы Россия не пошла на этот шаг не видать нам было бы своих самолётов в Косово. Кроме того, содержание аэродрома требует больших финансовых расходов и для России тех лет это было бы существенным обременением. Значительно выгоднее было бы переложить половину этих расходов на наших британских коллег, что и было сделано. Кстати, в отличие от нас, для англичан аэродром не был единственным способом получать людей и технику – их многочисленные силы прибыли сюда без помощи транспортной авиации. В общем, как я уже и говорил, со второго дня нашего пребывания в Косово большая политика перестала зависеть от наших действий – всё решалось уже далеко от здешних мест.
Сербы взорвали свои артиллерийские склады, однако на некоторых из них всё же успели побывать наши парни. На складах не было исправного оружия (во всяком случае мне не известно о фактах его нахождения), но зато в изобилии присутствовали патроны и гранаты. Как поведали ребята, гранаты у сербов были двух видов: осколочные и начинённые слезоточивым газом. Газовых гранат я так и не увидел, а вот одной осколочной гранатой мне удалось разжиться. Сам я ни разу на сербских артиллерийских складах не был и поэтому не мог самолично пополнить свой арсенал, однако мир не без добрых людей.
Как я уже говорил, я испытывал, да и испытываю до сих пор, тягу к оружию и поэтому получить в своё распоряжение какой-либо новый его образец мне было бы приятно и об этом знал мой друг. Друг выпросил гранату у одного из наших парней побывавших на сербских складах и преподнёс её мне в подарок. Совершая это действие друг имел буквально-таки заговорщицкий вид, предупредив меня ни в коем случае не разглашать источник получения мной данного боеприпаса. Я не разглашал его тогда, а сейчас уже и не помню кем изначально граната была добыта. Опишу лучше саму гранату.
Граната была абсолютно незнакомого мне вида, она имела чёрный пластиковый корпус и была выполнена в форме классической «лимонки». Выкрутив запал и заглянув в отверстие можно было увидеть ровные ряды блестящих шариков уложенных по окружности корпуса и залитых чем-то прозрачным. Я не помню, была или нет на гранате маркировка. Была эта граната оборонительной либо наступательной никто из нас не знал. Тем, кто не знаком с военным делом поясню: оборонительные гранаты имеют гораздо больший радиус разлёта поражающих элементов (осколков) нежели гранаты наступательные. Предполагается, что при обороне солдат будет находиться в укрытии и поэтому взрыв собственной гранаты ему будет безопасен. Атакующему солдату укрываться особо негде и поэтому осколки брошенной им гранаты не должны лететь слишком далеко. Насколько я знаю, во всех современных армиях ручные осколочные гранаты делятся на эти два типа. Крайне важно точно знать к какому типу относится граната которую собираешься применять, поскольку при неумелом использовании можно пострадать самому или же поразить своих товарищей.
К какому типу относилась эта граната я не знал, поинтересоваться на счёт дальности разлёта её поражающих элементов было не у кого – сербских солдат в Косово не было уже давно. Проводить испытания гранаты я не хотел, она была у меня всего одна, а таскать постоянно с собой было не очень безопасно и я решил сохранить её «на всякий случай». Опасность постоянного ношения гранаты заключалась не только в возможном подрыве незнакомого боеприпаса, но и в том, что любой из офицеров мог просто-напросто конфисковать мою гранату, а этого мне не хотелось. В общем, убрал я гранату в надёжное место, а именно спрятал в БТРе. Для страховки я выкрутил из гранаты запал.
На вышеупомянутый сербский вещевой склад мне пришлось наведаться ещё раз. Дело в том, что у меня были американские ботинки которые назывались не то «Алтама», не то «Атлама», в общем созвучно с названием одного американского штата. В американской армии использовались различные типы ботинок, в общей сложности наверное десятка полтора моделей. Те, что были у меня были наиболее распространёнными и по мнению большинства из нас были самыми хорошими. Помимо удобства и приличной долговечности они были ещё и самими экономичными по стоимости. Мне очень нравились эти ботинки, в первую очередь за свою высоту, удобство шнуровки и плотность охвата ноги. Недостатком была подошва которая сильно скользила на мокрой траве и глине.
Не смотря на то, что эти ботинки поставлялись в американскую армию часть из них изготавливалась не в США, а в Китае. Таким образом получалось, что китайская экономическая экспансия достигла Пентагона. Китайский образец отличался от оригинального американского тем, что петли для шнурков у него были выполнены однообразно, сверху донизу. Американский ботинок вместо двух нижних петлей имел дырки как на обычной обуви. Цена обоих экземпляров была одинаковой и составляла около восьмидесяти долларов США. Покупали мы эти ботинки в военном американском магазине, естественно на американской же военной базе. Однообразность петель показалась мне более гармоничной и поэтому при покупке я выбрал образец произведённый в Китае, хотя тогда ещё и не ведал о месте изготовления обуви. Вторым отличием китайских ботинок было то, что их каблуки прибивались к подошве гвоздями, тогда как на чисто американских ботинках они составляли единую литую деталь с ней. Именно эти проклятые китайские каблуки и стали причиной моего появления на сербском вещевом складе.
Каким-то образом я умудрился оторвать и потерять один каблук, а без каблуков, понятное дело, ходить неудобно. На вещевом складе валялась куча поношенных сербских ботинок и подобрав пару с наименее сточенными каблуками я принялся ремонтировать свою обувь. Оторвав каблуки от подошв сербских ботинок я начал осуществлять нехитрый ремонт ботинок американских. При помощи пилы универсального ножа «Викторинокс» я подогнал каблуки по размеру, а затем рукояткой штык-ножа приколотил их на место. Получились американо-китайско-сербские ботинки. На момент моего последнего появления на складе там ничего мало-мальски ценного уже не осталось, всё было уже унесено нашими или, что тоже вероятно, албанцами. Надеюсь всё же нашими.
Албаны мародёрствовали всё более дерзко, если первые дни они только понемногу грабили отдельные сербские дома, то сейчас беззащитные сербы уже подвергались массовому, фактически промышленному грабежу. Только лишь грабежом дело не заканчивалось, разграбленные сербские дома зачастую поджигались. Каждую ночь горели «погребальные костры» сербской культуры в Косово. Я никогда не считал сколько именно сербских домов сгорало за ночь, сколько их горело одновременно, но точно знаю – их было по настоящему много. Днём мародёрства слегка стихали (надо же когда-то отдыхать), но естественно не прекращались.
Мы ни во что не вмешивались и так было практически всё время. Например, прибегают на пост сербы, просят помощи. Старший поста уточняет, что же именно произошло. Выясняется примерно следующее: в непосредственной близости от поста шиптары грабят сербский дом, уже избили и изнасиловали старуху (видимо молодых в доме не было), имущество уносят. Старший отдаёт приказ бойцам: «по коням», едем сербов защищать. Связывается с оперативным дежурным, докладывает о происшествии и о своих намерениях … но получает приказ ничего не предпринимать, оставаться на месте. После этого ему, т.е. старшему поста, приходится ещё и объяснять сербам почему он не будет их защищать.
Начальство далеко и оно не видит перед собой плачущих сербов, а ты рядом и когда объявляешь людям пришедшим просить защиты у тебя, здоровенного, экипированного и вооруженного десантника, что ты отказываешься их защищать то чувствуешь себя, мягко говоря, некомфортно. Чувствуешь себя предателем, хотя сам лично никого не предавал. Погано себя чувствуешь. Просто пиздец, как погано. Это не разовый случай, так было всё время.
Если не слишком задумываться над ситуацией то можно сделать вывод о том, что командование берегло нас, прекрасно понимая, что двести, даже хорошо подготовленных, человек не смогут обеспечить безопасность сербам. При этом пытаясь оказать сербам помощь мы легко могли попасть в специально подготовленную для нас албанцами засаду. Более того, албанских мародёров необходимо было или убивать, или задерживать, однако и в том и в другом случае нам не миновать реальных боестолкновений с бесчисленными шиптарами, которые по-прежнему почему-то упорно не желали на нас нападать. Мы не боялись воевать против албанов, но было ясно, что большого успеха в этом деле нам не достигнуть (опять же, нас было слишком мало) и следовательно провоцировать их было делом бессмысленным – сербам это бы вряд ли помогло. Тут примечательно другое, когда наконец-то прибыло долгожданное подкрепление помощь сербам всё равно не оказывалась. Приходят на ум слова полковника услышанные мной в первый день пребывания в Косово. Глубокомысленные слова. Слова о том, что воевать мы тут не будем.
Несколько раз по ночам открывалась стрельба по мародёрам пытавшимся залазить в находящиеся под нашим контролем здания на прилегающей к аэродрому территории. Стреляли наши часовые, или вернее сказать патрульные. Ни разу никого не убили и не задержали. Следов ранений, типа крови и окровавленных тряпок обнаружено не было. Ответный огонь мародёрами не вёлся. Днём мы постоянно ездили гонять организованные группы мародёров пытавшихся выносить имущество из административных и военных зданий. Оккупанты действовали всё масштабнее.
Однажды мы – я, Толстый и офицер, бывший старшим нашей машины, получили приказ выдвинуться к одному из зданий и удалить оттуда группу замеченных там албанских мародёров. Подъехав к указанному казённому помещению мы застали этих деятелей за работой – они копошились там старательно выискивая что-либо ценное. На дороге стояла их машина, старая раздолбанная легковушка. Само по себе событие заурядное, если бы не один момент.
Возле машины стоял албанец одетый в сербскую армейскую камуфлированную куртку. На одном плече у него был пришит традиционный шеврон ОАК-УЧК, а рядом были прикреплены чётки, видимо обозначающие какой-то высокий статус их обладателя. Этот тип был явно лидером мародёров. Мы со старшим пошли выгонять из здания лазающих там албанов, Толстый остался в БТРе. Он нервничал, и хотя мы были в пределах прямой видимости, требовал чтобы мы далеко от БТРа не отходили. Мы прекрасно понимали, что углубляться на территорию где сейчас находилось неизвестное количество албанов было опасно, но в тоже время делать что-либо было необходимо. Офицер знаками объяснил лидеру мародёров, чтобы он вместе со своими помощниками «валил» отсюда. Тот понял, что от него требуется и дальше произошло событие которое мне запомнилось. Главный албан что-то крикнул своим подручным и те кинулись вон из здания с просто таки невозможной быстротой. Я много раз наблюдал с какой панической быстротой забитые и «зачморённые» молодые военнослужащие выполняли указания «дедов», но то проворство и страх, с каким кинулись бежать мародёры показались мне нереально-невероятными. Увиденное произвело на меня большое впечатление. Как я понял, старший мародёр обладал очень большой властью над своими младшими коллегами. Такой власти можно было добиться только одним способом – безжалостной жестокостью.
Мародёры, в количестве примерно десяти человек, залезли в свою машину и отъехали на несколько сотен метров. Там они остановились и стали ожидать нашего убытия, видимо надеясь продолжить своё занятие, но мы уезжать не спешили. Они тоже не двигались с места и тогда мы подъехали к ним и в максимально решительной форме потребовали «уёбывать на хер отсюда». Мне невыносимо хотелось открыть по этой мрази огонь, благо их машина представляла прекрасную цель для моих пулемётов. Я очень хотел получить приказ на открытие огня, но приказ так и не поступил – албанцы не спеша уехали. Зря мы тогда эту сволочь отпустили, ох зря. Если уж нельзя было расстрелять этих гадов, то нужно было хотя бы сжечь машину, лишив их таким образом возможности вывозить награбленное.
Кому-то может показаться, что я слишком кровожаден и поэтому будет интересно узнать сколько же человек были убиты лично мною. По поводу кажущейся кровожадности я отвечу следующим: я человек добрый, но в смерти, даже насильственной ничего сверхъестественного и ненормального не вижу. Смерть, как таковая, это не хорошо и не плохо, смерть это естественная и неотъемлемая часть жизни. Как я уже говорил, смерти боятся только дураки и трусы, ни к тем, ни к другим я себя не отношу. Я уверен в существовании Бога, я знаю что всё живое произошло от него и является его своеобразным отражением и поэтому рассуждаю так: поскольку лишение жизни является причинением вреда, то соответственно оно должно быть обосновано той, либо иной необходимостью. Применительно к лишению жизни человека такой необходимостью может быть самооборона либо наказание за существенное злодеяние. Самооборона в мирное время подразумевает непосредственное участие в нападении со стороны того, от кого ты защищаешься, в военное или другое чрезвычайное время достаточно самого факта принадлежности человека к враждебной группе. Люди равноправны (но естественно не равны), следовательно по своему произволу не могут распоряжаться жизнями других людей. В отношении живой природы, животных и растений, принцип не причинения необоснованного вреда так же актуален: нужна пища – убей животное, нужны дрова – сруби дерево, но ничего, никогда не уничтожай без необходимости. Подытожив вышесказанное можно следующим: я, в отличии от большинства людей, не считаю сам факт убийства чем-то плохим, плохим и злодейским я считаю необоснованность причинения вреда, в данном случае лишение жизни. Получить ответ, что обосновано необходимостью, а что не обосновано любой человек может понаблюдав за живой природой – там есть ответы на все вопросы. В этом смысле абсолютно правы власти Китая установившие за убийство редкого тигра смертную казнь. Человек по своему статусу главнее огромной полосатой кошки, но тем не менее природа заботится в первую очередь о сохранении вида, а уж затем о сохранении его отдельных представителей. Опять повторюсь, что милосердие это хорошо, а вот человеколюбие (гуманизм) это плохо. Такая моя жизненная философия, всё очень просто. Предполагаю, что сторонники христианских ценностей будут возмущены таким мировоззрением, но лично меня их мнение мало беспокоит, мне давно с ними не по пути.
Теперь о том, сколько человек я лично лишил жизни. Многие люди узнав о том, что я был в Косово и Чечне, в надежде услышать душещипательную историю, спрашивали скольких я убил своими руками. Я не барон Мюнхаузен и к моему большому сожалению мне нечем было потешить их любопытство – я не знаю сколько человек убил лично и даже убил ли я вообще кого-нибудь. Мне не приходилось видеть результаты своего огня и поэтому я могу лишь надеяться что «меткие пули» моих пулемётов настигли-таки ловких боевиков. Что касается соучастия в убийствах людей то на войне в той или иной роли я принимал участие неоднократно, сколько именно уже даже не помню. В мирной жизни в убийствах я принимал участие один или два раза, точно вспомнить не могу, обстоятельства второго случая почти стёрлись в памяти. Но, так или иначе оба случая были однообразными. Моё соучастие происходило в форме финансирования убийства. Мой друг просил у меня денег на оплату аборта своей подружки и я естественно не мог не «выручить» его. Мне было немногим более двадцати лет и я не задумывался особенно над тем, чем на самом деле является прерывание беременности. Всевышний избавил меня от того, чтобы я совершил такое злодеяние в отношении своего ребёнка – как я уже говорил, в юности я не был слишком избалован женским вниманием, а послеармейское навёрстывание упущенного проходило уже с осторожностью и пониманием. Сейчас я даже радуюсь, что в юные годы не обладал смазливой рожей и не отличался особо привлекательным поведением, также я очень рад тому, что в юности не был чрезмерно силён – со своими тогдашними представлениями о справедливости я бы «наломал дров» и в конечном итоге бесцельно, глупо и бестолково пропал бы.
Проходили дни, а самолёт из России так и не появлялся. Албанцев становилось больше и больше, их численность росла в арифметической прогрессии. Обстановка накалялась, мародёрства и грабежи сербского населения достигли своего апогея. Несмотря на все наши ожидания в отношении нас шиптары не проявляли особой агрессии. И тогда и сейчас мне очень интересно узнать как поступило бы верховное командование в России если бы у нас произошли масштабные боестолкновения с албанцами.
Воздушный коридор по-прежнему не был нам предоставлен и поэтому получить по воздуху подкрепление мы могли только если бы правительство не побоялось нарушить международные правила перелёта. Получить подкрепление наземным способом было маловероятно поскольку со всех сторон мы были окружены силами НАТО и опять же албанцами. Наземный способ получения подкрепления также как и воздушный предполагал пересечение границ нескольких государств. В дальнейшем, когда подошли наконец-то прибывшие нам на замену силы, доставка техники осуществлялась сначала по морю до Греции, а затем по железной дороге почти что до места. Кто не в курсе – Греция входит в состав НАТО. Наземный способ достаточно долгий по времени и поэтому абсолютно нереальный. Проще говоря, если бы подмога шла к нам по земле то идти ей было бы уже не за чем. Мы, или справились бы с албанцами и отошли на контролируемую сербами территорию, или были бы частично уничтожены, а частично рассеяны и соответственно как военная сила прекратили бы своё существование.
Конечно же была ещё и наша миротворческая бригада в Боснии, но во-первых её ресурсы были невелики, а во-вторых нашим ребятам опять же потребовалось бы пройти большое расстояние по территории Сербии, а затем ещё и по территории Косово где уже хозяйничали албаны. Таким образом единственным и незаменимым способом доставки основных сил был воздушный. Перелететь и не нарушить воздушное пространство других стран было невозможно. Следовательно, в случае начала наших столкновений с албанцами руководство нашей страны либо должно было бы пойти на международный конфликт либо должно было бы бросить нас на произвол судьбы. Конечно, был и третий вариант: в случае начала боевых действий какая ни будь из стран-предателей всё же разрешила бы пролёт над своей территорией, но думается мне, это произошло бы с существенной задержкой по времени которой хватило бы для нашего уничтожения.
