Текст книги "Железо и розы"

Автор книги: Александр Лекаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Г л а в а  25.

Костя быстро шел через заводской двор к офису, злой как черт, рядом с ним, возмущенно размахивая руками, семенил сменный мастер. За ночь какие-то твари срезали семьдесят метров кабеля, который питал все производство. Кабель был протянут с соседнего предприятия на высоте десяти метров, но между заборами имелась неохраняемая зона, чем и воспользовалось проклятое ворье.

Пройдя в кабинет, Костя сел за стол я отдал необходимые распоряжения по ремонту, минут через пятнадцать вошел начальник охраны, которого выдернули из дому. – Что за дела? – спросил Костя, ползая взглядом по его небритому лицу, – Куда смотрел ваш сторож? – Это за... – начал начальник охраны. – Я знаю, что за забором! – перебил его Костя, – Он что, не слышал как на столб лезли? Почему он не дернулся, когда вырубили свет? Потому что спал, – вот почему ! – Константин Федорович... – Ладно, хватит! – Костя махнул рукой, – Идите, работайте. Вы оштрафованы на десять процентов зарплаты, со сторожем сами разберитесь. -

Выходя из кабинета, начальник охраны едва не хлопнул дверью, – платит копейки, щеняра, а ведет себя как Рокфеллер. И поигрывая желваками, пошел в дежурку, – отрываться на понуро ожидавшем его там охраннике.

Оставшись один, Костя перевел дух и подвинул к себе настольное фото Елены и сынишки, – такие разговоры давались ему нелегко, крутым начальником он не был. Он был толковым менеджером, мужем дочери хозяина, правой его рукой – и таким же наемным работником, как и человек, которого он только что выгнал из кабинета. Он жил в доме хозяина, в котором могли бы с комфортом расположиться еще десять семей, – но самолюбие его каждый раз ущемлялось, как пальцы в двери, которую без спроса открывал тесть в его спальню, чтобы пожелать спокойной ночи дочери и снисходительно улыбнуться ему, – как пуделю, расположившемуся на ее подушке. Он ездил на работу в машине, принадлежащей фирме, – то есть, хозяину, жена одевала его в лучших бутиках на семейные, – как считалось, – деньги, не осознавая или не желая замечать, какую обиду наносит ему,– не смевшему отказаться от этих штанов и клетчатых пиджаков. Костя был сыном друга хозяина, – иначе и быть не могло, где бы еще Елена могла подобрать себе мужа, не на дискотеках же, – но друга, всю жизнь находившегося у хозяина в подчинении, – холопа, иначе говоря, – иных друзей хозяин не терпел и не имел. Костя был достаточно, хотя и не чрезмерно умен, генетически хорошо ориентировался в людях по принципу «верхний-нижний», разбирался в компьютерных методах ведения бизнеса, о которых хозяин не имел никакого понятия, но главным его достоинством, – была близость к семье, дворовость. Елену он знал с отроческих лет, равно как и ее папу и тетю Клару, к которой мог обращаться без отчества, жена была его первой и единственной женщиной, каковой имела все шансы и оставаться, – Костя, как и его босс, особой пылкостью темперамента не отличался. Он отличался прилежанием, приверженностью регламенту, усидчивостью,– жопой, иначе говоря, – которая не дурила и во многом добросовестно заменяла ему голову, в чем он был весьма сходен с хозяином и привечаем за это. Внешне Костя ничем не отличался от привычных боссу холуев, но в его поколении, свойственные холуйству зависть и вечно больное самолюбие, – прыгнули на качественно иной уровень – и проросли ядовитейшим жалом, неизлечимо мучившим его душу. Костя был бы чрезвычайно опасным человеком, если бы имел смелость. Но смелости у него не было, он был трусом. Он панически боялся Марину, которая в его отрочестве, – пригибала его к земле одним взглядом – и ненавидел ее за это. А теперь, эта тварюка снова появилась в доме, – в его доме, как он уже втайне полагал.

Чтобы обрести минутку отдохновения от тягот производственной жизни, Костя позвонил домой – и нарвался на эту суку. – Алло! Алло? – сказала Марина. Костя дал отбой.

– Никто не отвечает, – Марина повесила трубку псевдостаринного телефона.

– Черт с ними, – сказала Елена, – У нас так бывает, когда кто-то пытается дозвониться с мобильника. Хочешь чаю? – И пирожных. И шоколаду. И ликер, – ответила Марина, – И лучше без чаю. – Пошли, – Елена рассмеялась, – Ты же не обидишься, если я буду угощать тебя на кухне? – Не обижусь, если будешь хорошо угощать, – улыбнулась Марина, – «Она будет угощать. На кухне. На моей. Вот, падаль». -

То, что кухня была величиной со средний банкетный зал, ничего не меняло, – оно усугубляло. – Ты помнишь, как мы играли здесь в бадминтон сковородками? – хихикнула Елена. – Очень хорошо помню, я выиграла у тебя тогда всухую, – кивнула Марина, – «И как папик на меня наорал за то, что ты побила какие-то чашки, – тоже помню». -

А «мараскину» у тебя нет? – спросила Марина, когда они сели за стол. – Нет, – покачала головой Елена, – У нас его никто не любит. – Жаль, – вздохнула Марина, – А то этот «кофейный», цветом похож на дерьмо. Ну, ладно, – зато он хорошо пахнет. – Порезать ананас? – предложила Елена. – А, не надо, – небрежно отмахнулась Марина, – Пусть стоит. Может, еще кто-нибудь придет. А к тебе уборщица приходит? – Ну, конечно приходит, – пожала плечами Елена. – То-то я смотрю, сияет все, – уважительно заметила Марина, – Только эти кастрюли не надо чистить песком. – Да никто их не чистит песком! – слегка раздраженно ответила Елена. – Да? – удивилась Марина, – Ну, значит ложками поцарапали. У вас сколько едоков? – Пять, – подумав, неуверенно ответила Елена. – Всего-то? – Марина широко раскрыла глаза, – А крошек на полу, как в общественной столовой, – это к счастью. – Дверь распахнулась и вбежал ребенок, мальчик лет четырех, в матроске. За ним, улыбаясь, вошла пожилая, респектабельного вида женщина, – Ему в общество хочется. – Ах, ты радость моя! – Марина подхватила ребенка на руки, – «Я два аборта сделала, пока ты тут кукушкины яйца бросала, падлюка!». – Мы уже знаем несколько букв, – с гордостью сказала Елена. – Весь в папочку, – быстро ответила Марина,– «Такой же лысый и мерзкий». – И добавила вслух, потеплевшим от чувств голосом, – Я так рада, Ленка, что вернулась домой! – Вдруг ребенок оскалился и пнул ее в голень. – Ой! – няня всплеснула руками, – Он у нас такой шалунишка! – Слава богу, он не повредил себе ножку, – озабоченно сказала Марина, – Это у него не ортопедическая обувь? – Нет, – удивленно ответила Елена, – Обычные сандалии. – Как у десантника, – кивнула Марина, – Где ты их покупаешь? – Это бабушка позаботилась, – улыбнулась Елена,– Она от Темчика без ума. – Это заметно, – сказала Марина, – У него щечки, как попочка. А где старая свинья? – Кто? – опешила Елена. – Ну, свинья, копилка, – Марина ткнула пальцем в одну из полок, – Там стояла. Или вы ее уже оприходовали? – Кто-то ее разбил, случайно, – объяснила Елена. – Конечно, конечно, – понимающе покивала Марина. Ребенок, который выкатывал глаза и надувался, пока она ласково прижимала его к себе, вдруг заорал, широко распяливая толстогубый рот. Марина сморщила нос, – Займитесь-ка и повернув ртом к няне, подтолкнула его в спину, – По-моему, он обгадился. За витражным окном раздался шум подъезжающей машины и через некоторое время, в комнату, распространяя аромат парикмахерской, вошла Клара. – У тебя великолепные духи, – сказала Марина, обнимая ее, – Очень к месту. – Да? – обрадовалась Клара, – Это «Рубиновая Звезда», они очень нравятся твоему папе. – Я его почти не видела, – заметила Марина, снова опускаясь на резной кухонный стул с высокой спинкой. – Он очень занят по работе, – нахмурилась Клара, – Какие-то негодяи украли у них электрический кабель. – Какой ужас! – Марина всплеснула руками и небрежно добавила, – Могу одолжить очень качественного охранника, у меня есть. – Вот-вот, ты скажи ему! – обрадовалась Клара, – А то этот тип, который у них начальником охраны, умеет только огрызаться и водку пить. – Папа проработал с ним много лет, – возразила Елена. – Ну и что? – Клара подняла красиво выщипанные брови, – Много лет твой папа нюхал партбилет. А потом выкинул его и стал миллионером. Пора расставаться с пролетарскими привычками. – «Ты уже с ними рассталась, корова старая»– подумала Марина, – «Скоро расстанешься и с миллионами». –

Марина не ненавидела мать так, как ненавидела отца, она могла бы даже любить ее, как любила в детстве, – но Клара никогда, ни единым словом, не выступила в ее защиту, не заняла позицию. А теперь, у нее был дом, – полная чаша, муж-добытчик, младшенькая, Темчик – и на хрена ей были проблемы старшей дочери, со всей ее непутевостью? Второй завтрак, минуя тяжелый и вредный обед, легко перешел в файв – о‘клок и Марина умудрилась поцеловаться с отцом и не метнуть презрительный взгляд в холуя, с которым он вернулся с работы.

Г л а в а 26.

Леня Кубаткин, с папкой под мышкой, угрюмо топтал свою землю в сторону гребаного завода, где украли гребаный кабель и гребаные нэпманы, вместо того, чтобы купить новый, – звонят в милицию. Лене было тридцать девять лет и шесть месяцев, – чудовищный возраст, по меркам угрозыска, но сопляки продолжали звать его Леней, он поседел на этой работе, потерял зубы, иллюзии и не приобрел взамен ничего, кроме стойкой уверенности, что весь мир, – дерьмо. Он не имел ни сбережений, ни образования, не умел делать ничего, кроме ментовской работы и выслужился до старшего опера и капитана, только потому, что его прикрывали выбившиеся в начальство однокашники, на которых он горбатил, – ненавидя грядущую пенсию, на которую невозможно было прокормить двух некрасивых дочерей и жену, – больше, чем горбатую работу.

– Я тут уже разобрался, – веско сказал ему начальник охраны, встретивший его на проходной и добавил со знанием дела и почти запанибратски, – Щаc составим протокол и можно писать отказняк. – Вы тут кто? – спросил Леня, глядя ему в грудь. – Начальник охраны, – другим тоном сказал начальник. – Где руководство? – спросил Леня. – Ну... уехало уже. По делам, – начальник потер небритый подбородок, – Вам же еще утром позвонили. – Без вас дел хватает, – процедил Леня, – Где место? – Какое место? – удивился начальник. – Где сп...ли кабель? – раздельно произнес Леня. – А зачем? – начальник пожал плечами, – Ущерб сос... – Где? – скучно глядя в сторону, повторил Леня.

Он потоптался на месте происшествия, не обращая внимания на угрюмо насупившегося рядом с ним начальника охраны, посмотрел влево, вправо, вверх, – усилия предпринятые уркой, чтобы снять кабель, явно того кабеля не стоили. – Чья территория? – спросил Леня. – Ничья, – с непонятной мстительностью ответил начальник охраны. – Вот и обращайтесь ни к кому, – и не оборачиваясь, Леня пошел прочь, так и не раскрыв свою папку. – Эй, эй! – крикнул начальник ему в спину, – А как же... – Леня на секунду остановился, – Пусть хозяин придет в контору и напишет заявление, если хочет. Здравия желаю.-

Бредя на опорный, Леня раздумывал о том, что кабель уже прокололи наркомы из числа работничков этого предприятия, может и сама охрана. Больше некому и незачем, к тому же, они располагали необходимым инструментом на подхвате и ночным временем. Стоило лишь сверить учеты с отделом кадров и пошмонать по скупкам, где у Лени были коны, – легко это дело раскрывалось. Да только на хрена? В контору они прозвонили для чистого понту. Никто не придет. Никто не пришел. Но через три дня, какое-то хулиганье побило окна в офисе, а потом и морду начальнику охраны, да так, что тот оказался в больнице и Костя пришел к хозяину, – больше идти уже было некуда. Хозяин покорчился, пожевал губы и нехотя набрал номер Марины, – через тридцать минут, Алеша вошел в его кабинет.

– Ну, и где же вы работали раньше, – лениво произнес хозяин, – До того, как вас... нашла моя дочь? – Экспедитором, – вежливо ответил Алеша, – У ее первого мужа. Контролировал и охранял грузы. – Это называется, – «экспедитор»? – хмыкнул хозяин. Алеша промолчал. – Ладно, что вы конкретно умеете делать? – вздохнул хозяин. – Я умею охранять грузы, территорию и конкретных лиц, – ответил Алеша. – Да? – вяло удивился хозяин, – Вы получили специальное образование? Спецназовец? – Нет. Филолог,– ответил Алеша. – Вот как? – хозяин широко открыл набрякшие глаза,– И что вы собираетесь делать на моем заводе? – Пока ничего, – Алеша пожал плечами, – Меня оторвали от работы и попросили оказать помощь. Я пришел посмотреть, в чем эта помощь может заключаться. – Ну-ну, не надо быть таким заносчивым, молодой человек, – хозяин начал багроветь, – Вы бандит, я так понимаю? – Алеша удовлетворенно прикрыл веки, чтобы скрыть блеск глаз, – этот тип не умел контролировать себя, болтал, влезая в неведомые ему дебри, где легко потерять язык вместе с головой и пытался обидеть человека, в помощи которого нуждался, – он был дураком, с этим будет легко. – Нет, – мягко сказал Алеша, – Я не бандит. Бандит, это тот, кто состоит в банде. А я решаю вопросы частным образом для частных людей. Марина мне платит и я ни разу не разочаровал ни ее, ни обоих ее мужей. Если вы не нуждаетесь в моих услугах, – просто скажите и я уйду. – Ну, ладно, – босс помолчал, пережевывая извилинами сказанное Алешей, – Я возьму вас исполняющим обязанности заместителя начальника охраны. Временно. Так, Марина платит? – Платит, – кивнул Алеша. – Значит, у меня будете получать полставки. Сторожа. Справитесь с обязанностями, пока выйдет постоянный работник, – получите премию, – веско сказал босс, – Сто еврей дам. – Хорошо,– сказал Алеша. – Конечно, хорошо, – осмелев, прорезался Костя, при виде уже купленного товара, – Сто евриков, ни за что, ни про что. -

Г л а в а  27.

Во дворе раздался шум машины и выглянув из окна особняка, Алеша понял, что случилось то, чего он опасался, – девки сорвались. Они выходили из сияющего черным лаком джипа «чероки», – Зебра, в своем черном платье, едва прикрывающем черные трусы спереди, – сзади их просто не было, Гела, в чем-то очень похожем на парадный наряд африканского вождя из шкуры леопарда, – очень похожей на настоящую и Эвелина, смахивающая на нимфетку из подпольного журнала для извращенцев, – в белоснежной блузе из полупрозрачного шифона она могла бы выглядеть почти одетой, если бы не рейтузы из того же материала в алую полоску. Алеша усмехнулся, – да, эти три стервы резали глаз, сердце и ниже, как три бритвенных лезвия, чуть припачканные кровью и на фоне бликующего хромом «черри» ассоциировались с постером из «Пентхауза», – но кто мог бы заподозрить в них воспитанниц спецприюта и уродов в масках, перебивших персонал «Кредита»? Они сделали гигантскую глупость, – но все, что они сделали и Алеша вместе с ними, было глупостью не меньшей, чем этот пожар в лесу, пожирающий листья и возможно, замаскировавшись сдуру, как клоун в цирке, – они сделали не большую из них. Оставалось надеяться, что ростовщики не выкладывали свои тугрики по номерам, а если выкладывали, – то Алеша, как и любой дурак, – всегда готов был выкинуть свой последний козырь.

«Черри» не выглядел так, как будто его хозяин лежит в багажнике, – он выглядел как только что сошедший со стапелей торпедный катер, об который еще не успели разбить ничью голову – и не заботясь об отпечатках пальцев, не обращая внимания на застывший постер из «Пентхауза», Алеша полез в салон сразу, сбежав по ступенькам. Он быстро нашел новенький техпаспорт, выданный на имя Афанасьевой Ларисы Дмитриевны и такую же водительскую лицензию, – с фотографией лыбящейся Зебры. – Муха не еб...ась, – гордо сказала она, заглядывая ему через плечо. При одном лишь взгляде на документы, Алеша сразу все понял и уже не сомневался, что где-то рядом лежит и совершенно легально выданный паспорт, – который через минуту и нашел. Инга воспользовалась уникальной возможностью, которой навсегда, вместе со многим другим, лишены взрослые, – она заплатила за аренду свидетельства о рождении, какой-то полу-беспризорной дуре, которой через пару месяцев исполнялось шестнадцать лет и получила за нее абсолютно подлинный паспорт. Когда же арендодательница истратит все деньги на дрянь из киосков и цыганских поселков или истечет срок договора или возникнут форсмажорные обстоятельства, в виде нужды в очередной афере, вроде замужества, – она просто получит новый, заявив о потере паспорта и если она хотя бы одного пола с арендобрателем, то ни у кого не возникнет сомнений, что за пару-тройку лет девочка могла и изменяться. Четырнадцатилетний гражданин имеет законное право купить или продать, хоть пароход и без паспорта, но за получение полноценных водительских прав в шестнадцать лет, конечно же пришлось чуть-чуть приплатить, – ну и что? За это дело платят и в тридцать.

Задрав свою шкуру, Гела выдернула из шелкового треугольника на лобке, за-менявшего ей кошелек, портмоне, чемодан и банковский сейф, синекожую, на американский манер, как свежий утопленник, паспортину с устрашающими вилами на этикетке, – А такое видел? – Ты губы себе не прищемила? – нейтрально спросил Алеша, не обращая внимания на еще пахнущий паспорт, – какая разница чью родословную арендовала Гела? Перед тем, как занавес опустился, он успел увидеть перламутровую рукоять револьверчика, торчащую из того же места, – как много, умеючи и при желании, можно уместить в клочок материи, недостаточный даже чтобы высморкаться, – для человека с большим носом. – Причем тут губы? – не поняла Гела, не подозревавшая о наличии каких-то губ в обычной шмоньке, – но Алеша уже сунул руку ей между ног и выхватил контрабанду, – Что это? – Газовый фуфель, – огрызнулась Гела, – За кровные бабки купленный. Но в него влазит патрон от «пээма». – Алеша не хуже нее знал, что куда влазит. Он раскрыл игрушку, которая сламывалась, как ружье, без всяких лишних прибамбасов, – в четырех гнездах барабана поблескивали донца патронов с армейской маркировкой. Такие волынки с клеймом «береты» затеяли делать еще югославские Кулибины, затем подхватили ушлые хорваты с албанцами, – специально для СНГ, – куда их легально импортировали ребята с очень высокими, надо полагать, «крышами». По документам эти стволы проходили как «револьвер сигнальный», вся хитрость заключалась в качестве оружейной стали, выдерживающей многократную нагрузку пороховых газов, а минимальный допуск, пропускающий гильзу боевого патрона был незаметен на глаз, – если его слишком широко не раскрывать. Ментовские верхи непо-средственно участвовали в этом приколе, а низы, хоть сколько-нибудь имеющие в голове, – знали о его наличии, но смотрели мутным глазом на то, что не запрещено официально, – просто облагая это негласным налогом через разрешительную систему или в обход нее. – Где ты его взяла? – спросил Алеша. – В магазине купила, в паспорте разрешение лежит. Дай сюда, – Гела забрала из Алешиных рук и вернула игрушку в свое гнездо, – У меня продавец знакомый, сто баксов сверху за культурное обхождение. – Алеша не сомневался, что такие же штучки есть и у подельниц, в соответствующих местах, – Эвелина не могла не оценить преимуществ гладкого ствола, с трех метров сбивающего человека, как удар лома, не оставляя никаких надежд, в том числе и на идентификацию пули и не спрашивал, откуда у них знакомые в оружейных магазинах, – он никогда не контролировал барышень полностью и очевидно было, что их светская жизнь не кисла в болоте, ни когда они курировали его у минерального источника, ни после.

В тот же вечер, Леня Кубаткин сидел в пивняке со знакомым гаишником и пил с ним водку. – Представляешь, – рассказывал гаишник, – Сегодня приходит одна писюха регистрировать машину. Красивая, правда, как на витрине. – Машина? – меланхолично спросил Леня. – Нет, писюха, – объяснил гаишник. – У кого? – поинтересовался Леня. – У меня, – ответил гаишник и замолчал, мрачно хрустя огурцом. – Я тебе не верю, – сказал Леня и тоже замолчал. – Тебе показать? Как ты мне можешь не верить, – горько сказал гаишник и извлек из кармана несколько бумажек, – Когда мы бухаем с тобой на ее деньги? – Действительно, писюха, – сказал Леня, презрительно посмотрев на бумажки. – Так я ж и говорю, – воспрянул гаишник, – Приходит сегодня одна писюха... – Так кто у кого взял, я не понял? – угрожающе перебил его Леня. – Ну... я, – подумав, ответил гаишник. – За что?! – страшным шепотом спросил Леня,– За что ты, гад, взял деньги у бедной девочки? – Так машина ж была, – «че-ро-ки»! – простонал гаишник. – Ну и что? – прищурился Леня, – Может, она тонну шипованной резины стерла за эту тачку, а ты с нее последние копейки... – Так она ж еще и номер захотела! – закричал гаишник. – Какой? – быстро спросил Леня. – 01-666-ХА-ХА, – четко ответил гаишник.

Если бы кто-то услышал этот разговор со стороны, – он бы подумал, что общаются два пьяных ментовских дебила. Но Леня и его собеседник, отнюдь не были пьяными дебилами, – они были очень неглупыми людьми и в пивняке не было столько водки, чтобы напоить их пьяными. Просто они знакомы были уже очень давно и всегда беседовали так за выпивкой, подначивая друг друга, чтобы внести маленькие «ха-ха», в совсем не располагавшую к смеху жизнь – и обменивались информацией, между делом. Гаишник-то был гаишником, – но был он еще дознавателем, расследующим обстоятельства ДТП, – что в связи с массой злоупотреблений на почве страховки, требовало и качественных мозгов и немалого опыта.

– Красивая, говоришь, писюха? – задумчиво спросил Леня. – Писюха,– кивнул гаишник, – на вид лет девятнадцать, не больше. И красивая, – он закатил глаза, – Смерть. Ноги, сиськи, попа,– во! – гаишник что мог, показал руками, – И все наружу. Волосы полосатые, как у зебры. – Что-то такое замелькало в голове у Лени, как полосы на экране старого, черно-белого «Рекорда», который стоял у него в летней кухне. Выкинь «Рекорд», Леня, он пережил свое время, он слишком хорошо работает, несмотря на то, что его так много били по голове, выкинь, Леня, не вспоминай. – Увидишь такую, как гаишный жезл, – ухмыляясь, продолжал гаишник, – Сразу встанет, как пограничный столб любой. Мимо не проедет. И откуда они берутся такие, прямо на дороге? А посмотришь по телевизору на этих «королев красоты», – ну, раскладушки, ей-бо. И за что им такие бабки отстегивают? – За то, что ты плюешься, но смотришь, – ухмыльнулся Леня, – Как на мудака с жезлом. Не дашь, – душу вытрясет. -