Текст книги "Альфа Эридана(сб. из периодики)"

Автор книги: Александр Колпаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

ПЛЕННИКИ КОСМОСА

Они были пленниками космоса уже третий месяц.

Это случилось через неделю после старта. Звездолет “Тритон” держал курс к планете Уникум.

В злополучный вечер вся команда корабля собралась по обыкновению в штурманской. Капитан Ральф Банч, штурман Майк Уэбб, доктор Отто Кнор и механики Рихард Белл и Джим Гейтс обсуждали только что закончившийся разговор с базой. Дежурный по сектору навигации предупредил, что впереди по трассе обнаружены какие-то темные сгустки, попросил присмотреться к ним, а если удастся, то и “пощупать” зондом.

– Что бы это могло быть? – спросил Банч штурмана.

– Не знаю. – пожал тот плечами, – этот участок, насколько мне известно, всегда был чист, как слеза…

Майк не успел договорить, резкий удар сотряс огромный корпус корабля. Неодолимая сила швырнула звездолет вправо. Их вырвало из кресел, оглушило визгом и скрежетом, завертело, а навалившаяся тяжесть отключила сознание.

Никто серьезно не пострадал. Только Майк разбил при падении нос, и кровь ленивой струйкой стекала к подбородку, да у всех звенело в ушах.

Через минуту уже все сгрудились за спиной Банча у пульта. Майк стал рядом с капитаном.

Банч снова и снова пытался запустить двигатель, выключенный автоматами в момент аварии. Но ни одни из вариантов запуска не дал результатов – автоматы не принимали приказов.

– Все! – сказал Банч мрачно. – Нокаут! “Чист, как слеза”, – зло добавил, передразнивая Майка.

– Не кипятись, Ральф, – сказал штурман, – побереги нервы. Нужно связаться с базой – займись этим, а я выясню, где мы находимся. Похоже, нас здорово сбило с курса.

– Ладно, – буркнул, остывая, Банч и повернулся к механикам: – Мальчики, осмотрите посудину по отсекам. Проверьте и ракетоплан – когда нас будут снимать с “Тритона”, воспользуемся им.

Связаться с базой не удалось, рация оказалась искалеченной. Штурману повезло несколько больше – он смог определить новое направление корабля и его скорость.

Ориентировочные расчеты показали, что со временем они должны пройти около Сиамских близнецов – двойной планеты, лежащей в стороне от караванных дорог и еще не обжитой. И Майк полагал, что, на худой конец, если запоздает помощь базы, эта планета станет их прибежищем. Продуктами они обеспечены, внешние условия на Близнецах, по имеющимся сведениям, вполне сносные, можно будет продержаться немалое время.

Майк с первого же дня аварии старался внушить всем мысль, что из самого отчаянного положения всегда есть выход, надо лишь как следует поискать его. В первую очередь это адресовалось Беллу, Гейтсу и Кнору, младшим членам экипажа.

Однако состояние неопределенности, беспомощности рождало отчаяние, которое исподволь подбиралось ко всем.

К концу месяца сдал капитан. Банч закрылся в своей каюте и почти не выходил оттуда. За ним скис Гейтс. На любое замечание он отвечал грубостью, в глазах его вспыхивала злоба.

Майк был спокоен и бодр. Доктор, правда, тоже держался молодцом. Но это было скорее всего внешнее спокойствие. Нередко Кнор часами, неподвижно сидел в кресле, зажав между колен руки с переплетенными пальцами, и о чем-то думал, думал… Застав его в такой позе, штурман тотчас нагружал его какой-нибудь работой.

– Двигайся, Отто! Двигайся! – говорил он. – Тебе ли не знать, что хандра больнее всего кусает бездельников? Не давай ей пищи, парень!

Обязанности капитана фактически перешли к Майку, и он педантично, изо дня в день занимался и проверкой курса, и подысканием работы остальным членам экипажа. Дважды в сутки включал отремонтированную рацию, чтобы выбросить в космос сведения о местонахождении корабля.

В последние дни Белл и Гейтс возились с ракетопланом, который, впрочем, пострадал при аварии “Тритона” не особенно сильно.

Майк рассчитывал добраться на нем до Сиамских близнецов, когда “Тритон” будет проходить мимо. За день до предполагаемого старта ракетоплана он созвал совещание.

– Девяносто из ста, что мы сядем как надо, пятьдесят на пятьдесят, что мы продержимся там долго, и десять из ста, что когда-нибудь нас заберут… Вы все погрузили? – обратился он к Беллу.

– Все.

– А кто поведет ракетоплан? – спросил Гейтс.

– Ральф. Кто же еще!

– Ты говорил с ним? Он согласен?

– Да. Он тоже считает, что это единственный выход.

После совещания Майк зашел к Банчу в каюту.

Капитан лежал на диване. Он даже не повернулся в сторону штурмана.

– Ты посмотрел расчеты? – спросил Майк, пододвигая кресло.

Банч скосил на него глаза и промолчал.

– Возьми себя в руки, Ральф! Завтра мы покинем этот гроб. Вспомни, что было на Тик-Таке? Тогда, пожалуй, потуже пришлось, но все кончилось благополучно.

– Ты знаешь хоть одного астронавта, у которого было бы на счету две удачных аварии? – спросил Банч. – Нет таких!

– Ну так ты будешь первым. У нас нет иного выхода.

– Зачем ты их надуваешь? – зло спросил Банч. – Я слышал твои разглагольствования…

– Ну и что? Человек с веселой физиономией мне больше нравится. Он крепче держится за жизнь, с ним легче.

…Ракетоплан опустился на каменистую площадку у основания довольно высоких гор. На Близнецах шел дружный, торопливый дождь. Все пространство вокруг ракетоплана было заполнено водой. Крупные дождевые капли гулко стучали по стеклам иллюминаторов.

– Ну, капитан, можешь рассчитывать на первую премию по пилотированию, – сказал Кнор, выплевывая на ладонь выбитый зуб и улыбаясь до ушей. – Несколько ссадин у членов экипажа и один выбитый зуб – это, по-моему, сверхудача!

– Ральф! Молодчина! Блеск! – заорали все, протягивая через перегородку руки и пытаясь похлопать капитана по плечу.

На угрюмом лице Банча впервые за эти месяцы мелькнула улыбка.

– Ну, ну, – сказал он ворчливо. – Поберегите эмоции. Я здесь ни при чем – просто кто-то из нас рожден под счастливой звездой.

***

Зонд-автомат, запущенный сразу, как только установилась сухая погода, вначале не сообщил ничего интересного. На экране, к которому были прикованы глаза людей, медленно проплывало изображение приютившей их планеты: серые глыбы гор, желтовато-красные пустыни, иссеченные трещинами каменистые плато, ленточки рек и пятна озер. И нигде ни кустика, ни пучка травы.

Майк поставил на контроль сразу три индикатора: “Растения”, “Теплокровные” и “Пресмыкающиеся”. Виток за витком делал зонд по заданной программе, но в его объективы и дешифраторы не попадало ничего живого.

Пока вывели из грузового отсека двухместную танкетку-вездеход, пока опробовали двигатели, спорили, что лучше подойдет для местных условий: гусеницы или лапы, пока чинили левую, чуть помятую клешню-захват, прошло несколько часов.

Громкий переливчатый звонок прервал работу, зонд нащупал что-то из заданного ему для фиксации. Все кинулись в ракетоплан к экрану. На приборной доске мигали глазки двух поисковых индикаторов, сообщая, что зонд обнаружил одновременно и растения, и теплокровные живые существа. Верхний правый угол экрана занимало яркое зеленое пятно леса.

– Сколько до него? – спросил Гейтс, заглядывая через плечо Банча на дорожку с цифрами.

– Пятьсот километров по прямой.

– Перебазироваться бы туда. – предложил с надеждой в голосе Белл. – А, капитан?

– А что? Это идея, – поддержал Майк. – Мы сможем “прыгнуть”? – спросил он.

Банч кивнул:

– Попробуем.

***

Спустя три дня небольшой отряд осторожно приближался к краю леса. Впереди в танкетке ехали Банч и Гейтс, а за вездеходом шагали остальные. На шее у каждого висел портативный “луген” – лучевой генератор, способный на расстоянии до двухсот метров в одно мгновение срезать под корень все эти деревья.

Приблизившись вплотную к лесу, они остановились. Предстояло решить: войти в лес и прочесать его или объехать вокруг весь массив и только после этого начать глубинную разведку. Остановились на последнем.

Вездеход немного переоборудовали. На корпусе укрепили пластмассовую решетку, на которой расселись Майк. Белл и Кнор, и маленькая машина медленно двинулась.

Несколько километров проехали молча.

– Стой! – вдруг закричал Белл. – Смотрите! – и он показал рукой в сторону прогалинки, мимо которой они только что проехали. Все увидели розоватого цвета щит, укрепленный на черно-белом столбике.

Гейтс развернул вездеход к подвел его вплотную к щиту.

Майк, медленно шевеля губами, прочел надпись:

– “Опытная посадка. Разбита специальной экспедицией. Зеленый овраг – заповедник. Повышенная опасность в период дождей”. Все.

– Абракадабра! – фыркнул Банч. – Что за заповедник, почему в слякоть повышенная опасность?

Белл тем временем зашел за щит.

– Капитан, здесь есть схема, – сказал он и повернул щит вокруг оси.

– Вот он, “Зеленый овраг”, – указал Майк на квадратик, обведенный пунктирной линией, расположенный примерно посредине посадок. – Смотрите, условный знак: “Опасно для жизни. Опасность биологическая”.

На схеме были указаны две тропинки, пересекающиеся под прямым углом, три ручья и небольшое озеро.

– Двинем по тропинке, – предложил Белл, – наверняка, найдем еще какие-нибудь следы.

– Нет, – возразил Банч. – Дорога идет мимо оврага. Нельзя рисковать. Сначала обогнем лес, как намечали, а потом посмотрим.

Они сфотографировали схему, развернулись, и вездеход вновь зашуршал траками.

– Хотел бы я знать, как часто они наведываются сюда, – проговорил Банч. – Не должны же они, сотворив такую великолепную штуку, забыть о ней. А, Майк? Наверное, где-то здесь есть лаборатория? А ты как думаешь, Отто?

Штурман промолчал, а Кнор поднял голову и сказал с тревогой в голосе:

– Я думаю о другом, мальчики. Здесь почти нормальные воздух и давление, достаточно воды, исключительно благоприятный температурный режим, нет повышенной радиации. Казалось бы, ничто не мешает биологическому развитию, а поверхность Близнецов пуста и безжизненна. Почему? Вот вы ворчите, когда я вас дважды в сутки ощупываю и осматриваю, – продолжал он после небольшой паузы, – а мне всюду чудится опасность. Возьмите хотя бы случай с Гейтсом… Нервы у парня – дай бог всякому! Отклонений от нормы никаких, заниматься гипнозом здесь вроде бы некому. А поди ж ты, позавчера он, признаться, здорово меня озадачил.

Случай, о котором упоминал доктор, никому не представлялся опасным или странным, скорее показался смешным. На следующий день после прибытия, как только кончились дожди, Кнор и Банч отправились на прогулку. Возвращаясь, они застали Гейтса неподалеку от ракетоплана за довольно странным занятием. Стоя на коленях, механик что-то торопливо выгружал из своих карманов в небольшую свежевырытую ямку. Заметив доктора и капитана, он проворно вскочил и попытался закрыть широкой подошвой ботинка содержимое ямки. В его желтых глазах вспыхнули и тут же погасли злые огоньки.

– Что ты делаешь, Джим? – спросил Банч удивленно.

На лице Гейтса появилась ухмылка.

– Вот, – проговорил он, протягивая Банчу несколько серых камешков. – Мы все будем страшно богатыми людьми, капитан! Это я нашел их! Золото, платина, алмазы!… Их тут уйма!

– Брось дурака валять! – рассердился Банч. – Эта глина и куски гранита – золото? Убери ногу!

В ямке оказался обыкновенный булыжник.

– Ну, так где же твое золото? – обратился к Гейтсу Кнор, внимательно наблюдая за механиком. Тот лихорадочно начал перебирать груду камней, которую только что собирался запрятать. Очевидно, и для него содержимое ямки перестало быть тем, чем казалось двумя минутами раньше. Он смотрел на доктора растерянно. Кнор долго потом тискал и выстукивал Гейтса, проверяя, не свихнулся ли он. А вечером того же дня неожиданно сам признался капитану: в первое мгновение и ему показалось, что в ямке чистейшей пробы золотые самородки.

…Вездеход прошел еще с десяток километров, и недалеко от опушки, на круглой, как блюдце, полянке радиусом в двадцать-двадцать пять метров показался чистенький белый домик с красной односкатной крышей. Банч хлопнул штурмана по плечу.

– Майк, – проговорил он торжественно, – ты приготовил, что сказать этим парням при встрече?

– Да, капитан. Я скажу, что чертовски хорошая штука созидание и что нет лучших специалистов в этом деле, чем они.

– Ну, это будет не совсем в нашем духе.

– Зато это верно, – вмешался в разговор Белл.

Встреча, однако, не состоялась. На завывание сирены вездехода домик не отозвался.

В комнате стояли стол, два стула, диван у стены, маленький стеллажик с пустыми полками. На всех предметах лежал толстый слой пыли, свидетельствующий о долгом отсутствии хозяев.

– Ни записки, ни привета! – горестно констатировал Кнор.

– Комфорта, конечно, маловато. – заметил Майк, проводя пальцем по пыльному столу, – но лично меня этот шалаш устраивает. Нужно быстрее перевезти вещи и продовольствие из ракетоплана.

– Зачем? – возразил Банч. – Я попробую заставить ракетоплан еще раз прыгнуть. Опущусь напротив хижины, и мы все перетаскаем без труда. И рация будет рядом.

– Там горючее на нуле, – с сомнением проговорил Майк.

– Э-э, – махнул рукой Банч, – хватит! Ждите нас через два часа. Поехали, Джим!

На пороге Банч внезапно остановился и прислушался.

– Птицы, – прошептал он и даже зажмурился от удовольствия. – Убей меня бог, птицы! Послушайте!

Все выскочили наружу и с каким-то щемящим чувством прислушались к свисту и щебетанью, слабо доносившимся из глубины рощи.

– Пошли, Джим, – со вздохом произнес Банч. – Нам нужно успеть.

…Первую глубокую вылазку экипаж “Тритона” предпринял на следующий день. Банч, Майк и Гейтс разместились перед экраном в ракетоплане. Белл и Кнор забрались в кабину вездехода, накрылись прозрачным колпаком, проверили связь, медленно двинулись в глубь леса.

Через несколько километров пути они благополучно форсировали неширокий ручеек, повернули направо и все так же неторопливо поползли вдоль его песчаного берега. Появились небольшие птицы. Они были похожи на земных. Места, до которых добралась танкетка, дышали спокойствием и благодатью.

На краю зеленого оврага вездеход приостановился. Затем Белл осторожно спустил машину по невысокому склону на аккуратную полянку, густо заросшую травой. Размеры этого странного заповедника были невелики – площадка в длину 100-120, а в ширину 25-30 шагов. С трех сторон она была окружена деревьями, а с четвертой, откуда подошел вездеход, пологим валом высотой не более трех метров.

Танкетка продвинулась в центр полянки и остановилась. Герметически закрытая кабина надежно защищала экипаж от любой опасности.

Через минуту точнейшие приборы произвели биохимические анализы. Ознакомившись с ними, Кнор раздраженно заявил, что даст себя четвертовать, если эта полянка не является точной копией их университетского сквера на базе.

Пробыв еще с полчаса в заповеднике и не обнаружив ничего интересного, благополучно возвратились.

– По-моему, никакого заповедника и никакой опасности уже давно нет, – проворчал Белл, выбираясь из кабины вездехода. – Когда-то, возможно, так оно и было, а затем пришельцы все демонтировали, а саму “опасность” увезли на базу, позабыв про щит.

– Еще нужно проверить, – возразил Кнор. – Завтра сходим еще раз на эту райскую лужайку, а затем исследуем и другие места, указанные на схеме.

Поход однако пришлось отложить. Ночью начался дождь.

– Наверное, надолго зарядил, – сказал Майк. – На щите говорится о “периоде дождей”, так что он может продержать нас здесь неизвестно сколько времени.

– Когда мы сели, тоже лило как из ведра, – заметил Гейтс, – а на другой день было сухо.

– Интересно, почему все-таки в период дождей была “повышенная опасность”? – спросил Белл, обращаясь к доктору.

– Почему “была”? Может быть, и сейчас есть.

Гейтс оказался прав – уже к вечеру ливень внезапно прекратился, и небо стало быстро очищаться. Когда на следующее утро они вышли из домика, поднявшееся солнце досушивало травяной коврик и пористую почву Близнецов.

Шли тем же путем, каким двигалась танкетка, и через два часа оказались у ручья. Посоветовавшись, решили осмотреть Зеленый овраг и уже потом отправиться к озеру, которое находилось недалеко от заповедника.

Небольшая серая птичка выпорхнула из-под ног Белла. Опустившись в нескольких шагах на длинную тонкую ветку, она повернула голову в сторону пришельцев, сверкнула черными бусинками глаз и робко пискнула.

– Вот вам и приглашение хозяйки леса, – заметил Кнор, улыбаясь. – Майк, ты у нас полиглот, переведи, что она говорит.

– Птичий язык – это больше по твоей части, Отто, – засмеялся штурман. – Но вообще-то ее чириканье означает что-то вроде: “Добро пожаловать, дорогие гости!”.

– Сейчас я вам покажу класс! – заявил Гейтс и прицелился в птицу лугеном.

Вспугнутая птаха свечой взмыла вверх и на мгновенье замерла в воздухе. И тут же ее пронзила молния луча. Вспыхнувший комочек упал в кусты.

– Отставить! – зарычал Банч.

– Их здесь пропасть, – смеясь, возразил Гейтс. – Одной больше или меньше – какая разница?

– Согласно одной концепции, – сказал Кнор, переглянувшись с Майком, – жалость и сентиментальность – суть признак неполноценности. Но по мнению большинства разумных существ, подобный поступок есть не что иное, как подлость…

– Чихал я на ваше “большинство”! – с вызовом отозвался Гейтс. – Я…

– Пошли! – сердито оборвал его Банч и шагнул в сторону зарослей.

До заповедника оставалось совсем немного, как вдруг Гейтс остановился и сказал:

– Слышите?

Тонкий звенящий писк привлек внимание всех. Первое впечатление было такое, будто кто-то невзначай придавил каблуком мышь или землеройку. А спустя некоторое время весь лес наполнился птичьим писком.

Банч недоуменно пожал плечами и, встретившись глазами с Кнором, спросил:

– Что бы это могло значить?

Теперь уже осторожно, все время прислушиваясь, они продвинулись еще немного вперед, стараясь не шуметь и уже не ломая ветки, а аккуратно отводя их в сторону или подныривая под них.

Лужайка, как и в прошлый раз, когда ее осматривали Белл и Кнор, была пуста – ничего, кроме густой зеленой травы.

– Спустимся? – тихо предложил Белл.

Банч кивнул, и все сошли вниз. У подножия склона они остановились, скованные смутным ощущением тревоги, причины которой никто не мог понять.

– Смотрите, смотрите… – прошептал Гейтс.

В центре полянки, в том месте, куда указал механик, шевельнулась трава, вздулась зеленым пузырем и беззвучно лопнула. И они увидели какое-то, до невероятности странное, бесформенное, студнеобразное существо, непрерывно увеличивающееся в объеме, ритмично выбрасывающее и вновь втягивающее толстые дрожащие щупальца. Под бледно-серой кожей, если это только была кожа, виднелись тонкие капилляры, в которых пульсировала, пузырилась темная жидкость. Временами раздавался тонкий звук, действительно очень напоминающий мышиный писк, пропущенный через усилитель, – и в центре всей массы появлялось светлое пятно.

Вид “студня”, как его окрестил Белл, может, и не внушил бы им особого страха, если бы не предупреждение на щите. Не сговариваясь, они изготовили лугены и начали медленно пятиться назад, выбираясь из низины.

Некоторое время “студень” продолжал делать ритмичные вдохи и выдохи, то выпуская, то втягивая щупальца, и, казалось, совершенно не обращал внимания на людей, но затем одно из щупалец неторопливо поползло в их сторону.

Первым не выдержал Гейтс. Зарычав, он включил аппарат, и тонкая, нестерпимо яркая игла впилась в глыбу “студня”. Гейтс повел раструбом, пытаясь разрезать глыбу пополам, но на бледно-серой коже странного существа не осталось никаких следов действия луча.

– Брось! – приказал Банч, пятясь от щупальца, которое уже успело приползти на склон.

Ближе всех к краю обрыва стоял Кнор. Лицо его было бледным, а руки судорожно сжимали небольшую садовую лопатку, которую он подобрал около домика и захватил с собой. Когда между носком его ботинка и концом щупальца осталось несколько сантиметров, Кнор с силой воткнул острие лопаты и полупрозрачный отросток и быстро отскочил назад.

Колыхания “студня” прекратились. Все щупальца втянулись, и только на краю лужайки, подпрыгивая, забился на траве отрубленный кусок. Он напоминал только что вытащенную из воды и брошенную на песок рыбу. Раздался тихий, совсем другого оттенка по сравнению с прежним, испуганный писк, и отрубленный конец щупальца подскакал к неподвижному телу “студия”, влип в него, растворился в общей массе.

– Вот это да! – изумился Белл, вытирая вспотевший лоб.

Между тем огромная серая туша, замершая на мгновение темным валуном, шевельнулась и начала быстро уменьшаться в объеме. Она растаяла, не оставив никаких следов. Полянка опустела. Даже трава на том месте, где только что возвышался трясущийся бугор, была свежей и несмятой. Только небольшая черная полоска спекшейся почвы – след луча, выпущенного Гейтсом, – отчетливо выделялась на зеленом фоне. Однако наступивший покой уже не мог обмануть, беспокойство все сильнее начало охватывать людей.

– Нужно удирать отсюда. – сказал Гейтс мрачно, – не то будет поздно…

– Внимание! – предупредил Белл. – Вон там кто-то прячется, – и он показал рукой на слабо шевельнувшиеся ветки кустарника.

В том месте раздвинулись ветки, и на полянку прыгнул небольшой серый зверек, напоминающий хомяка.

– А, чтоб ты сдох! – почти радостно выругался Белл.

Зверек слабо пискнул, скрылся в траве и вдруг взвился вверх… Затем опустился. Вверх-вниз, вверх-вниз, – забился он словно бы в конвульсиях. Это был… отрубленный кусок щупальца!

– Кусок! – завопил Гейтс и стиснул рукоятку лугена. – А-а-а-а! – захрипел он и с искаженным гримасой лицом стал бить лучом по полянке, где один за другим вздувались и лопались зеленовато-серые пузыри со множеством извивающихся щупалец. Большинство из них толстыми серыми змеями стремительно тянулись к склону, на котором стояли люди. Одновременно астронавты ощутили незримое пока что присутствие кого-то и в своем тылу. Чей-то свирепый, безжалостный взгляд, казалось, вонзился в самый мозг.

Майк почувствовал, как у него противно затряслись коленки, а тело покрыл липкий, холодный пот. Он судорожно сглотнул и резко обернулся.

Продавленный в кустарнике вездеходом коридор, по которому они пришли сюда, был весь заполнен студенистой массой, и серые щупальца виднелись повсюду меж веток и листьев. Только тропинка, идущая вокруг зарослей, была пока свободной, и астронавты кинулись бежать по ней прочь. Ветви стегали по лицу, рвали куртки. Люди не замечали этого, не чувствовали боли, подгоняемые свистом и писком. Майк, споткнувшись, упал спиной на что-то упруго-мягкое. Раздался нестерпимо пронзительный свист. Все вокруг стало молочно-белым, а на грудь навалилась страшная тяжесть. Он почувствовал, что задыхается, что вот-вот потеряет сознание.

Стиснув зубы и обливаясь потом, Майк пытался столкнуть с груди тяжесть, разорвать клубы тумана, закрывшие солнце. Его руки упирались в белую гору ваты, навалившуюся на него. Нечеловеческим усилием он перевернулся и пополз вперед.

– Н-нет, – хрипел он, чувствуя, что каждая мышца напряжена до предела. – Не выйдет! – повторял он упрямо, продолжая ползти. – Не вы-ы-йдет!

От пота щипало глаза. Болела голова. Невидимый обруч сжимал голову временами так сильно, что от боли заходилось сердце. Но он понимал, что единственное спасение для него – движение. Остановиться – значит, погибнуть.

Тяжесть, придавившая его, исчезла внезапно, он ткнулся лицом в землю, раскинул руки и потерял сознание.

Из забытья Майка вывел доктор Кнор. Вдохнув несколько раз резкий запах нуфила, Майк очнулся и попытался сесть. Но только с помощью доктора ему удалось приподняться. Недалеко от себя он увидел других членов команды: рычащего и дергающегося Банча, связанного по рукам и ногам. Лежавшего без движения Белла. А чуть в стороне – Гейтса, крепко обхватившего ствол дерева и замершего в этой позе. Одежда у всех, за исключением доктора, была изодрана в клочья.

– Сиди, Майк, – сказал Кнор, быстро осмотрев его. – Я займусь Рихардом и Джимом.

– Что с Ральфом? Почему он связан?

– Буйствует. Я вынужден был связать его.

Белл быстро пришел в себя, и Кнор, усадив его рядом со штурманом, принялся тормошить Гейтса.

Но механик Гейтс был уже мертв.

– На “Тритоне” его еще можно было спасти, – устало пояснил Кнор, – а здесь… – он не договорил и понурил голову. – Я пошел за вездеходом, – сказал он, – иначе мы не доберемся.

По дороге назад, под шорох траков вездехода, Кнор рассказал, каким был финал их отступления. Настигнутые “студнем” Белл и Майк оказались сбитыми с ног, начали корчиться и извиваться, а затем медленно поползли по тропинке. “Студень” ничего особенного с ними не делал, он просто сидел на их спинах и размахивал своими веревками-щупальцами.

Гейтс и Банч свернули с тропинки и, словно пытаясь найти защиту у деревьев, прильнули к стволам сосен. Механик и не пытался защищаться, втянул голову в плечи и глухо мычал. Банч, напротив, ожесточенно отбивался. Он прислонился спиной к дереву и лугеном, как палицей, пытался сокрушить надвигающуюся на него студенистую тварь.

– Бей их, Отто! Бей! – кричал он доктору. – Ну, что же ты?!

Однако Кнор оказался совершенно парализованным и не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Он стоял неподвижно, но его не коснулось почему-то ни одно из щупалец “студня”. Потом доктор услышал, как захохотал Банч. Захохотал оглушительно, давясь и кашляя. В его налитых кровью глазах Кнор уже не видел ни ярости, ни страха, но не видел и мысли.

“Студни” как-то внезапно исчезли, и доктор бросился на помощь друзьям.

Гейтса похоронили неподалеку от домика. Вокруг маленького холма трое его товарищей совершили обряд прощания. Банча с ними не было. Он в это время лежал связанным на диване и, словно в бреду, сыпал проклятиями.

Кнор терпеливо врачевал агрессивно настроенного пациента, не теряя надежды на успех. Но самым сильным средством оказалось сообщение, полученное астронавтами спустя неделю после похорон Гейтса. Когда Белл, регулярно проверявший запись сигналов, в один прекрасный день с воплем влетел в комнату, крича, что к Близнецам приближается звездолет, Банч задрожал всем телом, резко дернулся и потерял сознание. Очнувшись, он вполне здраво возмутился по поводу связанных рук и ног и с командирскими нотками в голосе потребовал освободить его.

Сообщение, вылечившее капитана, явилось хорошим лекарством и для остальных членов команды. Оно вмиг сняло усталость и апатию, все повеселели. Во время генеральной уборки жилища Белл обнаружил в стене небольшую аптечку. Ее плотно пригнанную дверцу, сделанную из того же материала, что и стены, они не заметили раньше, при первом беглом осмотре комнаты. Кроме нескольких пустых пузырьков с белым осадком на дне и пластмассовых тюбиков с мазью, внутри маленького шкафчика оказалась толстая тетрадь – чей-то дневник с записями двухлетней давности.

– Держи, Майк, – сказал Белл, протянув находку штурману, – может быть, тут, сказано о заповеднике?…

Майк начал перелистывать тетрадь, а все остальные, побросав работу, придвинулись к нему.

– Подождите! – отмахивался от них штурман. – Я хочу найти главное, остальные потом. Ага! Вот, кажется. Ну, слушайте!

“…26 марта. Сегодня ботаник видел черта. Самого настоящего, хвостатого. С рогами и копытцами. Точно такого же, как его изображали в старину. Возвратившись в лабораторию, ботаник нарисовал его портрет. На кинопленке же ничего не оказалось, кроме травы и деревьев. Так оно и должно быть. Нечистой силы для киноаппарата не существует. А вздувшаяся скула существует – черт двинул ботаника, когда тот хотел пощупать его рожки – Иван Сергеевич говорит, что нужно быть поосторожнее.

Следующий дождик мой. Удивительно, но мне не везет. Стоит пойти с ботаником или шефом – получается, а когда один – ничего не встречается. Не заповедник, а тоска зеленая”…

Следующая запись, в которой упоминался заповедник, была сделана 17 апреля.

“…Три дня шпарили дожди, и очередь моя! Но… Иван Сергеевич сказал, что после такого потопа лучше всего идти всем вместе. Я предложил идти с интервалами: сначала к оврагу иду я, за мной через несколько минут ботаник, потом к нам присоединяется Иван Сергеевич. Он сказал: “Нет”!

Пошли вместе.

Ну и “псевдо”, скажу я вам! Иван Сергеевич говорит, что явление первоклассное, он давно такого не видел.

Весь овраг кишел страшилищами. Драконы, один безобразнее другого, ящеры, какие-то гигантские грибы… Сначала “жители” заповедника поплясали и покривлялись, а потом устроили свалку. Один из драконов метнулся в нашу сторону. И хотя он был “псевдо”, миф, пустое место – изо рта его вылетело метров на пять пламя (пламя тоже “псевдо”, но лоб у меня в волдырях настоящих. Чудес на свете нет – это я знаю, а волдыри есть и болят)”.

“…18 апреля. Утром ходили к озеру пересчитывать мальков. Никак они не могут прижиться. С птицами получилось, а мальки гибнут. Обнаружил щуку двухметровую, она мне подмигнула. Я обрадовался и заорал так, что Иван Сергеевич испуганно обернулся, а щука метнулась в глубину.

Я и сам знаю, что это не щука, а “псевдо”, откуда здесь щуке взяться? Меня радует, что и у меня теперь получается”.

“…20 апреля. Просмотрел свои записи. Дополняю их пояснениями, полученными от Ивана Сергеевича.

Заповедник на Близнецах создавался не для “кого”, а скорее для “чего”. В овраге часто наблюдаются явления псевдоматериализации мыслей, чувств. Иван Сергеевич называл ученых, которые этим занимаются, – Эйтаро, Яблонский, Тибор… Есть уйма книг, посвященных данному вопросу. Я не биолог, поэтому не все понял из услышанного, но в главном разобрался. Вообще явление довольно странное. Подобно редким минералам, оно встречается повсеместно, но в слабом проявлении. Здесь же псевдоматериализация проявляется очень сильно. Мы еще точно не знаем причин, но в, период дождей, собственно, сразу после дождя, эффект усиливается в несколько раз. Механизм самого явления довольно ординарен – суть того, о чем вы в данный момент думаете, либо того, о чем вы думаете чаще всего, может быть, ваша собственная суть, тотчас возникает перед глазами как нечто абсолютно реальное, начинает жить, существовать самостоятельно. Оно – это нечто – движется, угрожает, нападает.

Шевельнулась у вас подсознательно мысль об опасности, и оно делает соответствующее угрожающее движение. Чем беспокойнее и изобретательнее ваша мысль, тем активнее или агрессивнее становится вызванный к жизни образ. В ряде случаев вы испытываете целый комплекс глубочайших и естественнейших ощущений и совсем забываете о нереальности того, с кем имеете дело.

Иван Сергеевич объяснил возникновение волдыря на моем лбу. Самовнушение. Организм принял к исполнению ложный сигнал: “ожог”, и защитные силы обволокли “обожженное” место пузырьком жидкости…”

– Хотел бы я знать, – сказал Майк, закрывая тетрадь и обращаясь к Кнору, – почему в нашем случае псевдоматериализацня выразилась в такой чудовищной форме? Ты знаком с этой теорией?