Текст книги "Александро-Невская лавра. Архитектурный ансамбль и памятники Некрополей"
Автор книги: Александр Кудрявцев
Соавторы: Галина Шкода
Жанры:
Путеводители
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Annotation
Альбом посвящен уникальному памятнику отечественной архитектуры XVIII века – ансамблю Александро-Невской лавры и вопросам развития русской и советской мемориальной пластики, рассмотренным на примерах произведений выдающихся мастеров – М. И. Козловского, И. П. Мартоса, В. И. Демут-Малиновского, В. А. Беклемишева, В. А. Синайского, М. Г. Манизера, М. К. Аникушина и других, входящих в собрание Музея городской скульптуры.
Издание включает около 200 иллюстраций, снабженных развернутыми аннотациями, а также резюме и список воспроизведений на английском языке.
АРХИТЕКТУРНЫЙ АНСАМБЛЬ
Иллюстрации
ПАМЯТНИКИ НЕКРОПОЛЯ XVIII ВЕКА
Иллюстрации
ПАМЯТНИКИ НЕКРОПОЛЯ XVIII ВЕКА
Иллюстрации
ПАМЯТНИКИ НЕКРОПОЛЯ МАСТЕРОВ ИСКУССТВ
Иллюстрации
ПРИМЕЧАНИЯ
ОСНОВНАЯ ЛИТЕРАТУРА
СЛОВАРЬ ОСНОВНЫХ СТРОИТЕЛЕЙ АРХИТЕКТУРНОГО АНСАМБЛЯ И АВТОРОВ ПУБЛИКУЕМЫХ НАДГРОБИЙ
АННОТИРОВАННЫЙ СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ [106]
SUMMARY
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108



ЛЕНИНГРАД «ХУДОЖНИК РСФСР» 1986

А. И. Кудрявцев. Г. Н. Шкода
АЛЕКСАНДРО-НЕВСКАЯ ЛАВРА
Архитектурный ансамбль и памятники некрополей
А 46
85. 101
Фотографии Г. Л. Хатина
Рецензент зав. отделом русского искусства XVIII – начала XX в. Государственного Русского музея Л. И. ШАПОШНИКОВА
А 46 Александро-Невская лавра. Архитектурный ансамбль и памятники некрополей. Альбом/Авт.-сост. А. И. Кудрявцев, Г. Н. Шкода. —Л.: Художник РСФСР, 1986
Альбом посвящен уникальному памятнику отечественной архитектуры XVIII века – ансамблю Александро-Невской лавры и вопросам развития русской и советской мемориальной пластики, рассмотренным на примерах произведений выдающихся мастеров – М. И. Козловского, И. П. Мартоса, В. И. Демут-Малиновского, В. А. Беклемишева, В. А. Синайского, М. Г. Манизера, М. К. Аникушина и других, входящих в собрание Музея городской скульптуры.
Издание включает около 200 иллюстраций, снабженных развернутыми аннотациями, а также резюме и список воспроизведений на английском языке.
© Издательство «Художник РСФСР». 1986
Рассчитано на специалистов и широкий круг любителей русского искусства.
АРХИТЕКТУРНЫЙ АНСАМБЛЬ

Каменный городок Невского монастыря – один из первых и самых крупных петербургских ансамблей XVIII столетия. Уникальный и сложный историко-художественный комплекс, выдающийся и в архитектурно-градостроительном отношении, он неразрывно связан своим формированием с историей России и ее культурой. Начало ему было положено одновременно с рождением Петербурга, когда Петр I замыслил увековечить память новгородского князя Александра Ярославича.
Имя и судьба князя Александра издавна связаны с Приневским краем, этим щитом на северо-западных рубежах Древней Руси. Здесь на Неве и юго-западнее – на Чудском озере – победоносно бились новгородские и псковские полки под предводительством Александра Ярославича, мечом оберегая от шведских и немецких захватчиков свою Родину.
Если учесть, что пять столетий спустя Петр I вел упорную и жестокую борьбу со шведами, пробиваясь к Балтийскому морю и возвращая России ее древние земли, то основание Александро-Невского монастыря[1], в разгар Северной войны, на отвоеванных землях «отчич и дедич», имело большое политическое и историческое значение, подчеркивало незыблемость вновь обретенных границ Отечества.
Сам факт увековечивания в только начавшемся строиться Петербурге памяти легендарного полководца и государственного деятеля, человека, чьи дела и имя чтились среди русских издревле, должен был придать молодой столице значение исключительное, не уступающее тому, какое имела в глазах народа древняя Москва. Для этого предполагалось перенесение в Петербург праха канонизированного в 1380 году Александра Невского, что не могло не вызвать недовольства реакционных кругов – противников петровских преобразований.

1. А. Ф. Зубов. Александро-Невский монастырь. По чертежу Д. Трезини. Лист из „малых видов“ к „Панораме Петербурга“. 1716-1717
Замысел основания монастыря – памятника подвигу Александра Ярославича, по-видимому, относится к 1704 году. Окончательно же Петр I утвердил место строительства только после Полтавской битвы, когда «совершенно камень в основании Санкт-Петербурга положен». Место выбрано не случайно. Предания связывали с ним историческое сражение 15 июля 1240 года, когда новгородцы разгромили вторгшееся в пределы Руси войско ярла Биргера. Однако знаменитая битва, из которой князь Александр Ярославич вышел Александром Невским, произошла не в устье Черной речки, а в устье реки Ижоры, сорока верстами выше по Неве, где еще в XVI веке была срублена деревянная церковь в память победы над шведами. Тем не менее легенда существовала, и, может быть, основанием для нее послужила другая битва – 18 мая 1301 года, когда новгородцы, которых вел сын Александра – князь Андрей, вновь разгромили шведов и разрушили построенную ими в 1300 году крепость Ландскрону, стоявшую близ тех мест, где находится сейчас Александро-Невская лавра. В самом названии местности – Виктори (Виктория – победа) – видели подтверждение легенды, хотя, возможно, возникло оно только в петровское время и произошло от названия «чухонской деревушки Вихтула [. . .], которую по слуху, с чего-то называли Виктори»[2]. Так или иначе, но монастырь был основан здесь[3], и место по левобережью Черной речки (ее позднее переименуют в Монастырку) оградили палисадом. В феврале 1712 года Петр специальным указом распорядился начать строительство, а в марте 1713 года на левом берегу Черной речки закончили сооружение первого здания – деревянной церкви «во имя Благовещения». От этой даты начинается официальное летосчисление Александро-Невской лавры.
С 1712 года основное «партикулярное» строительство велось вокруг деревянной церкви. Создавалась Подмонастырная слобода, на территории которой, окруженной палисадом с пушками, соорудили близ Невы высокую звонницу с часами и шпилем, деревянные «архимандричьи» кельи, братские кельи мазанковые, амбары, погреба, кузни. Здесь же в слободе завели лесопильни, кирпичные заводы, учредили «гошпиталь». В 1720 году при монастыре открыли школу, переименованную позже в Славяно-греко-латинскую семинарию. В том же году «заведена была при оном... типография, в которой первая книга напечатана была Букварь учебный сочиненный... Феофаном Прокоповичем», печатались сочинения Феофана и Гавриила Бужинского – «Школ и Типографий протектора», в том числе «Слово похвальное о Флоте российском и о победе на море» и «О Полтавской и Гангутской победах» и другие книги, в которых проводились идеи Петра. Разворачивавшееся строительство настоятельно требовало прямой связи со строившимся центром города, его Адмиралтейской частью, а также прямого сообщения со старой Новгородской дорогой, поэтому «от [...] монастыря к Адмиралтейству до борку першпективная дорога застроена в 1712 году»[4]. Эта просека и дала начало будущему Невскому проспекту.
Годы, последовавшие за Полтавской баталией, отмечены размахом строительных работ. Лик города менялся стремительно на глазах современников. Возникали верфи, склады, крепостные бастионы, дворцы; застраивались кварталы на Городовом и Васильевском островах, вокруг Адмиралтейства; строительство продвигалось по берегам Невы вверх; строились дома за Безымянным Ериком – Фонтанкой, напротив Летнего сада; укреплялись берега и рубились просеки – будущие улицы и проспекты города. Тогда в 1716—1717 годах крупнейшим русским гравером первой половины века А. Ф. Зубовым «в бывшей Петербургской типографии [...] вырезан на медных досках грыдорованным художеством сей царствующий град С. Петербург, который и напечатан в прошпект, на многих листах»[5]. Это была знаменитая «Панорама Петербурга» – изображение торжествующего, только начавшего свое бытие города, увиденного восторженными глазами художника. Образ молодой столицы слагался из того, что было уже возведено, строилось, и того, что только предполагалось «построенну быть» – существовало в чертежах, планах, проектах. Панорама дополнялась одиннадцатью малыми гравюрами, на которых показаны главнейшие – от Кроншлотской крепости до Летнего дворца – сооружения, не уместившиеся на центральной Панораме. Первой была гравюра с надписью «Монастырь святого Александра Невского».

2. Колокольня Александро-Невского монастыря. Первая четверть XVIII в.
Одет в камень невский берег с пристанью. По широкой набережной, вдоль высокой ограды с затейливыми вазами и статуями на столбах, мчатся кареты. За оградой геометрически четко распланированный регулярный сад с фонтанами, а дальше прямоугольное каре великолепного и строгого ансамбля, главным, парадным фасадом обращенного к Неве. Уступами – по три справа и слева – сходятся его двухэтажные с высокими кровлями корпуса к центральному, стремящемуся ввысь, зданию собора. Эти крылья выделены по углам выступами двух высоких зданий, одно из которых, у берега Черной речки, увенчано башней с маленьким световым фонариком. Низкие корпуса с открытыми галереями охватывают с юга и севера просторный внутренний двор, замкнутый с запада нарядной оградой с двумя богато декорированными воротами. Из всего изображенного только деревянное здание на левом берегу Монастырки да перелески, уходящие к горизонту, были реальностью. Еще – Нева и Черная речка. Все остальное предстояло создать так или почти так, как было изображено гравером, который использовал первый, только что сочиненный, план каменного городка. Проект не сохранился, и лишь гравюра Зубова дает представление о том, каким хотели видеть этот необычный для России монастырский ансамбль.
Автором составленного в 1715 году и утвержденного Петром I проекта, определявшего на многие десятилетия и для многих строителей основную идею генерального плана и композиционные принципы ансамбля Невского монастыря, был Доменико Трезини, один из первых архитекторов Петербурга. Инженер, фортификатор, зодчий, приехавший в Петербург в октябре 1703 года и оставшийся здесь на всю жизнь, он сформировался как талантливый градостроитель в самом процессе созидания северной столицы и ко времени работы над проектом уже почти десять лет стоял во главе Канцелярии городовых дел, руководившей громадной стройкой на приневской земле.

3. М. Д. Расторгуев. Проект надвратной колокольни. 1753
Дворцовая светскость и в то же время деловитая простота задуманной Трезини постройки несут в себе характерные особенности новой, формирующейся русской архитектуры петровской эпохи. Партерный сад, подчеркнутая нарядность декора главного фасада, оживленного уступами, открытые со двора галереи низких корпусов «циркумференции», вертикаль четырехъярусной соборной колокольни, напоминающей звонницу Петропавловского собора,– все это в отдельности близко тому, что строили или еще будут строить сам Трезини и его современники. Объединенные замыслом (не просто монастырь, но резиденция, учреждение и дворец вместе взятые), точно выверенным соотношением и сочетанием архитектурных объемов, организованных в строго симметричном построении, учитывающим и окружающий ландшафт с береговой линией, они составляют первый крупный ансамбль города, который должен был вместе с другими сооружениями определять и формировать архитектурно-художественный облик столицы.
Каменное строительство на правобережье Черной речки началось в 1717 году и возглавлять его было поручено А. Д. Меншикову. Строили «с поспешанием» сразу северо-восточное угловое здание двойной двухэтажной церкви и первый, примыкающий к ней, уступ с кельями и трапезной – часть будущего Духовского корпуса. Трезини лично руководил «каменным делом» только первые годы. Строительство каменной Петропавловской крепости и одноименного собора, проектирование здания Двенадцати коллегий, работа над планами города и застройки Васильевского острова, многочисленные менее масштабные, но не менее важные для строящегося Петербурга срочные проектные и строительные работы оставляли немного времени для ежедневного участия и непосредственного наблюдения за сооружением монастырского ансамбля. Уже через год появилась необходимость в опытном помощнике, который мог бы вести дальнейшие работы по указаниям Трезини. Таким помощником с середины 1718 года стал архитектор Христофор Конрат, а с начала 1720 года Теодор Швертфегер, «архитект прусские земли», с именем которого связан большой период строительства монастыря и первое изменение его генерального плана. Дело в том, что Трезини спроектировал главный вход в собор со стороны Невы, то есть с востока, там, где по церковным канонам, должен быть алтарь. Эта ошибка вынуждала пересмотреть проект. Хотя Трезини с 1720 года почти полностью отошел от строительства монастыря, тем не менее весьма вероятно его участие в переделке проекта вместе с Швертфегером.
Проект Швертфегера до наших дней не сохранился и так же, как первоначальный, известен по гравюре, сделанной П. Пикартом в 1723 году.
Перерабатывая генеральный план, Швертфегер придал большую барочную изощренность и сложность трезиниевекому каре, изогнув линии боковых корпусов, внес коррективы и в разработку фасадов центрального корпуса. Если у Трезини главным был фасад, выходящий на Неву, то теперь, после переориентации собора алтарем на восток, главным стал внутренний фасад, выходящий во двор.
Увеличил Швертфегер и количество угловых башен – от одной у Трезини до четырех. По новому проекту предполагалось также создать итальянский регулярный парк с каналами и радиально расходящимися аллеями от главного въезда на территорию монастыря с западной стороны, судоходный канал и рыболовный пруд – с восточной. Однако общая идея ансамбля, принадлежащая Трезини, осталась та же. Лишь собор в центре ступенчатых корпусов стал по проекту иным. Исправив погрешность Трезини и развернув собор на сто восемьдесят градусов, Швертфегер спроектировал его заново, целиком изменив внешний облик. Графическая четкость и стройность силуэта трезиниевского здания сменилась монументальностью форм, усложненностью объемов двухбашенной колокольни и высокого купола, поднявшихся над крестообразным в плане трехнефным собором.
После разработки нового проекта, утвержденного Петром I, Трезини полностью отошел от строительства монастыря. К этому времени были завершены основные строительные работы по возведению всех трех уступов Духовского корпуса и Благовещенской (нижней) церкви. Достраивал здания и руководил работами уже Швертфегер. 30 августа 1724 года в присутствии Петра I состоялась торжественная церемония освящения верхней церкви «во имя Александра Невского», и в тот же день в ней была установлена привезенная ранее из Рождественского монастыря, что во Владимире на Клязьме, гробница с прахом Александра Ярославича[6].
Здание двойной Благовещенской-Александро-Невской церкви – первое по времени каменное сооружение ансамбля, один из самых характерных памятников петербургской архитектуры начала XVIII века. Прямоугольное в плане, двухэтажное, с двухсветным верхним этажом и высокой голландской с переломом кровлей, оно отличается простотой, практицизмом и универсальностью. Только восьмигранная деревянная башня с высоким, обитым железом и по нему крашеным куполом и лантернином – фонариком под малым граненым медным куполком с крестом – заставляет увидеть в ее облике культовое сооружение. Почти полностью сохранился (там, где он не был сбит при позднейших пристройках) декор фасадов и башни. Нижний этаж рустован, что придает всему зданию монументальность, устойчивость. Верхний – членен межоконными пилястрами, подчеркивающими его высоту и легкость. По рисункам Трезини резаны в белом камне сочные ионические капители, лепнина и маскароны в наличниках двух ярусов окон второго этажа. Особенно хорошо сохранился северный фасад с алебастровым рельефом вазы в лучковом фронтоне. Грани купольной башни украшены дубовыми пилястрами с резными капителями, кронштейнами фонарика и головками ангелов вокруг малого купола.

4. План Благовещенской церкви
До 1760-х годов здание не имело той великолепно декорированной и значительной по размерам пристройки, сооруженной вместо скромного каменного крыльца главного входа, которая сейчас скрывает целиком западный фасад. Оно было проще и строже. Эта простота сказывалась и в планировке интерьеров двух просторных помещений первого и второго этажей с четырьмя опорными колоннами в каждом: более массивными – в нижнем и легкими, стройными и высокими – в верхнем. Первоначальное убранство интерьеров – деревянная и каменная резьба, а также росписи (потолочные, стенные и в куполе), созданные по рисункам и указаниям Трезини и Швертфегера мастерами, среди которых были живописцы И. Никитин, И. Одольский, И. Вишняков, резчики Ф. Чижиков, П. Сакульский и другие, были заменены во второй половине XVIII века. Не сохранился до наших дней каменный иконостас и позднейшее убранство.

5. Г. А. Качалов. Панорама Александро-Невского монастыря. 1748
В конце XVIII столетия у южной стены здания образовалась так называемая «палатка», в которой производились захоронения, так же, как и в самом здании Благовещенской церкви, где сразу было предусмотрено строительство усыпальниц на двадцать пять мест. В 1822 году к зданию пристроили одноэтажную заалтарную ризницу, которая вместе с «палаткой» и пристройкой к первому уступу Духовского корпуса несколько исказили его облик.
При Екатерине I и А. Д. Меншикове строительство продолжалось с прежним размахом. Швертфегер, получавший теперь непосредственные распоряжения от Меншикова, оказался во главе строительных работ, которые были частью грандиозной стройки города.
На территории монастыря одновременно велись работы по возведению каменного городка, по расширению Подмонастырной слободы и созданию производственной базы строительства. Материалы шли как свои (например, кирпич), так и привозные, вплоть до леса. Леса по Неве были заповедными и рубить их разрешалось только по царскому указу. Поэтому лес сплавляли и везли издалека: из Олонецкого уезда – бревна, дубовые доски – из Старой Руссы, сосну для свай заготовляли за Шлиссельбургом. Белый камень для отделочных работ шел из Старицких каменоломен, плиту ломали на реке Тосне, там же выжигали известь для каменных работ. Железо покупали у Н. А. Демидова на его Сибирских заводах, а также на петровских Олонецких заводах. Запасы материалов, особенно кирпича, извести и плит, были велики. То, что не шло сразу на монастырскую стройку, порой ссужалось на второй Зимний Дворец Петра I, на Итальянский дворец (за Фонтанкой) Екатерины I, на стройку в Адмиралтейство и т. д.

6. П. Пикарт. Александро-Невский монастырь. По проекту Т. Швертфегера. 1723
Так же, как и строительный материал, со всех концов России прибывали и сами строители. Рабочих рук требовалось много, особенно мастеров – каменщиков, кузнецов, плотников, столяров. Их высылали семьями на жительство в Монастырскую слободу из дальних и ближних вотчин. Но рук постоянно не хватало, поэтому, помимо особо присылаемых, работники нанимались по контракту из дальних губерний, нанимали порой и беглых. Тяжелые условия работы, стремление администрации заставить работать сверх договора, побои, неисправная выплата жалования – все это было обычным явлением на стройке, которая тем не менее подвигалась довольно быстро, как и благоустройство земель.
До 1724 года был разбит огромный сад на месте, предусмотренном планом Швертфегера, построены оранжереи. К каменному городку вела «большая першпективная дорога», обсаженная березками (только в 1724 году их высадили до пятисот), упиравшаяся в деревянный, сначала наплавной, позднее подъемный мост напротив Благовещенской церкви. Кирпичную высокую стенку, укрепляющую и поныне берег Монастырки у моста, впервые выложили в 1723 году. К 1723—1725 годам относятся большие «деревянные работы» на левобережье Черной речки и застройка у монастыря «першпективной дороги» по обе ее стороны домами и усадьбами работавших на строительстве. Рядом со стройкой поселился и Т. Швертфегер.
Это был опытный строитель, несомненно одаренный архитектор, работавший в России с 1713 года. После назначения вместо Д. Трезини главным архитектором постройки каменного городка[7] и переработки его первого генерального плана Швертфегер, как уже говорилось выше, вначале руководил завершением строительства Благовещенской церкви и сообщающихся с ней трех уступов главного корпуса или, как его называли, главной линии. К 1725 году они были в основном закончены. Так же, как и Благовещенская церковь, композиция и декор этих построек отличаются особенностями, свойственными творчеству спроектировавшего их Трезини.
Здания двухэтажные под высокой, крытой железом кровлей. Сквозная, открытая галерея, предвосхитившая близкое ей решение в трезиниевском здании Двенадцати коллегий, обращена во внутренний двор. Главный дворовый фасад корпусов, их строгий ритм подчеркнуты членением на каждом этаже одиночными колоннами. Ионические капители колонн и маленькие маскароны на месте замкового камня дополняют сложный декор фасада и оживляют его.
Каждый корпус-уступ имел свое назначение. Первый от Благовещенской церкви предназначался для приемов, для чего на всех этажах, позади галереи, были устроены просторные залы – трапезы. Два остальных планировались как келейные. Перестройки значительно исказили первоначальную внутреннюю планировку и облик интерьеров. В меньшей степени это коснулось фасадов здания, почти не изменившихся до наших дней, за исключением галерей, которые остеклили в 1760 году. Изменения же интерьеров связаны с тем, что Благовещенская церковь – единственная в те годы теплая церковь монастыря – всех прихожан вместить не могла. Это побудило в 1819 году объединить два этажа первого уступа в один двусветный белоколонный зал и пристроить к нему с востока алтарь. В 1822 году переделанное архитектором В. П. Петровым помещение было освящено как церковь «Святого Духа». С тех пор за всеми уступами закрепилось общее название – Духовской корпус.
В 1725 году, то есть ко времени окончания уступов Духовского корпуса, по другую сторону строящегося главного собора начали бить сваи под фундамент последних трех уступов главной линии, повторяющих композицию и всю структуру Духовского корпуса. Но главной заботой была центральная соборная церковь. Строительство ее началось еще при жизни Петра I, в мае 1722 года. Тогда спешно сделали фундамент – за двадцать дней – и в июне состоялась торжественная закладка собора. Все внимание Швертфегер отдал этому зданию, строившемуся уже только по его проекту. Сохранилась модель собора, дающая хорошее представление о том, каким мог быть композиционный центр ансамбля, не помешай тому поспешность Швертфегера и некоторые исторические события.
Решение соборной церкви, ее структура, весь облик отмечены явным влиянием южнонемецкого барокко. Контрастность сочетаний объемов, обилие круглой скульптуры и лепного декора, усложненность архитектурно-декоративных форм и элементов, насыщенность ими, особенно барабана купола и двух четырехъярусных башен-колоколен, представляют немалый интерес для понимания сложного и неоднозначного характера развития русской архитектуры первой четверти XVIII столетия. Сейчас трудно судить об органичности подобного здания в сдержанном архитектурном окружении из построенных или начатых строиться зданий Трезини, тем более что собор должен был стоять не совсем на месте существующего ныне собора И. Е. Старова. Как и в первоначальном проекте Д. Трезини, он был расположен глубже, внутри ансамбля, лишь выступая алтарной частью за линию внешнего фасада корпусов. Основной объем собора воспринимался со стороны замкнутого двора и там, учитывая центральное положение, его эффектная декоративность была, вероятно, и органична, и необходима.
Вся энергия Швертфегера сосредоточилась на скорейшем возведении собора. К 1727 году стены возвели под крышу, начали возводить барабан купола и колокольни. Однако после 1727 года работа замедлилась, а к 1730 году всякое строительство прекратилось.
Лишь после воцарения Анны Иоанновны в апреле 1732 года последовал указ, касавшийся «каменного строения» Невского монастыря: велено было «строение продолжать из казны», на что ассигновали двадцать тысяч рублей. Заведовать «Конторой строения...» поставили давно «обретавшегося» на строительных работах известного подполковника Военной коллегии М. О. Аничкова. Однако и он, и Контора подчинялись Канцелярии от строений, возглавляемой с петровских времен энергичным и знающим У. А. Сенявиным и Д. Трезини. Канцелярия руководила всем строительством города, но вскоре централизованное руководство было разделено между различными ведомствами, отчего происходила неразбериха и «конфузия». В довершение всего, по настоянию вошедшего в милость Б.-Х. Миниха, Сенявин и Трезини были отставлены от Канцелярии и вместо Сенявина поставлен бывший парикмахер, «гоф-интендант» Кормедон, человек, близкий Миниху. Все это не могло не сказаться и на строительстве монастыря. Отошедшему от дел за последние два года Швертфегеру предложили возобновить работы, и контора даже наняла каменщиков, но они «за самовольною архитектора Фегера от строений отлучкою и непоказанием им работ, разошлись»[8]. Собор, вчерне, все же достроили, назначив вместо Швертфегера талантливого ученика Трезини М. Г. Земцова, а Швертфегеру в 1733 году указом Сената велено «от оного дела и от службы отказать»[9].

7. Неизвестный мастер. Модель Троицкого собора, (архитектор Т. Швертфегер). 1720-е гг.
Занятый на строительных работах в городе М. Г. Земцов не долго пробыл архитектором в Александро-Невском монастыре. Его деятельность здесь ограничилась указанием при достройке первого уступа второго корпуса главной линии, что создавался по другую, южную сторону собора. В 1735 году Земцова назначили архитектором Главной полицмейстерской канцелярии, то есть фактически главным архитектором города. Вместо Земцова продолжение строительства возложили на П. М. Еропкина, но и он ничего практически не смог сделать. После образования в 1737 году Комиссии о Санкт-Петербургском строении, руководителем которой стал Еропкин, он полностью переключился на разработку проекта преобразования Петербурга. В этой громадной, новаторской работе выдающегося зодчего было уделено внимание и комплексу Александро-Невской лавры в общей планировке Московской части столицы. Любопытным является изменение, внесенное им в план западной стороны каре – полуциркуль вместо прямой линии галереи-ограды с центральными воротами, ведущими в парк. Решение это не было учтено в дальнейшем строительстве ансамбля, как не осуществились при жизни Еропкина его градостроительные идеи.

8. Мастер С. Соренсен . Модель Троицкого собора (архитектор И. Е. Старов). 1778-1780

9. План Троицкого собора
После трагической смерти П. М. Еропкина строителем ансамбля, так и не продвинувшегося в годы правления Анны Иоанновны, вновь назначили М. Г. Земцова. Еще в первое его заведование работами, в 1734 году, на стройку был принят в числе прочих «каменных дел мастер» К.-Ф. Фоссатти, по-видимому, довольно опытный строитель, который в дальнейшем примет участие как исполнитель в сооружении ряда монастырских зданий. В 1740 году он обратился в контору с заявлением о ненадежности сводов собора. Возведенный вчерне, не штукатуренный, не покрытый крышей, собор простоял долгие годы заброшенным, и при первом осмотре выяснилась необходимость срочного его ремонта.
Особая комиссия для обследования состояния собора была назначена уже после смерти Анны Иоанновны. Возглавлял ее фельдмаршал Б.-Х. Миних. В составе комиссии, помимо сенатора А. Л. Нарышкина и генерала Измайлова, были архитекторы Б.-К. Растрелли, М. Г. Земцов, Я. И. Шумахер, И. К. Коробов, П. и Дж. Трезини. Выяснилось, что собор из-за недостаточной прочности фундамента осел, дал трещины на сводах и стенах и грозит обвалиться. Поэтому после повторного обследования архитекторами было решено разобрать его «до подошвы». Одновременно Канцелярия от строений, в ведение которой с января 1741 года целиком перешло строительство, поручила той же Комиссии решать вопрос о дальнейших работах. Решено было продолжать их, руководствуясь, в основном, старым генеральным проектом. Но до возобновления строительных работ прошло еще немало времени. Только после воцарения Елизаветы Петровны, с конца 1741 года, начался новый период в строительстве ансамбля.
Середина XVIII столетия – время, когда Россия переживала подъем национального самосознания и рост могущества страны, что, в свою очередь, предопределило расцвет ее культуры и искусства. В 1740—1750-е годы русская архитектура интенсивно развивается, используя достижения предшествующих лет.
Овладев богатым арсеналом средств художественной выразительности, используя все многообразие композиционных приемов современной европейской архитектуры, русские зодчие в развитии национальных форм барокко обращаются и к отечественному архитектурному наследию. Пластическое богатство, декоративная насыщенность характеризуют облик многих сооружений – как отдельных зданий, так и целых ансамблей той поры.
Новое время, новые эстетические требования, созвучные эпохе, неизбежно должны были отразиться и на строительстве Александро-Невской лавры, внести свои изменения в композиционное решение и декоративную обработку объемов зданий. Эти изменения, не нарушавшие композиционного единства и образного строя ансамбля в целом, делались всеми архитекторами, участвовавшими в его возведении.
Наиболее длительный период строительства – девять лет – связан с деятельностью П.-А. Трезини. Ко времени начала его работы в каменном городке завершенными были Благовещенская церковь, Духовской корпус и вчерне первый уступ южного корпуса главной линии, не считая собора, который по решению Комиссии должны были разобрать. После работы Комиссии и данных ею рекомендаций к дальнейшему строению городская Канцелярия от строений и Комиссия строений Петербурга порознь рассмотрели этот вопрос и проекты, предложенные архитекторами. Отклонив сочиненный Растрелли проект, Комиссия строения в представлении Сенату в 1742 году писала: «Два флигиля с церковью надлежит построить по накладке архитекторов Осипа и Петра Трезиных, Земцова и Шумахера»[10]. В 1742 году начали подготовку под фундамент корпусов и церкви, но из-за отсутствия Земцова работы поручили мастеру К.-Ф. Фоссатти. Однако кладку фундамента ему не доверили и в Москву, в Сенат, где он находился во время коронации Елизаветы, пошло ходатайство о присылке архитекторов: «дабы такое знатное строение производилось по их показаниям, понеже Канцелярия того фундамента оному Фасатию без апробации и показания архитекторского поручить не смеет»[11]. После этого руководство работами было доверено указом Сената от 10 сентября 1742 года П.-А. Трезини.








