Текст книги "Под гнетом окружающего"
Автор книги: Александр Шеллер-Михайлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Вечеромъ въ этотъ же день и на слѣдующій день утромъ она была, повидимому, спокойна, хотя и не такъ оживлена, какъ во всѣ другіе дни. На нее очень сильно подѣйствохала вчерашняя сцена. До сихъ поръ Задонскій соглашался со всѣми планами Лизаветы Николаевны, какъ взрослые соглашаются съ дѣтскими фантазіями изъ желанія не заставлять дѣтей капризничать; теперь Михаилъ Александровичъ невольно открылъ молодой дѣвушкѣ свой настоящій взглядъ на дѣло, и этотъ взглядъ непріятно встревожилъ ее. Впервые ей показалось, что онъ смотритъ на нее, сакъ на игрушку, что онъ дастъ ей роль своей спасительницы, какъ взрослые въ шутливой борьбѣ съ ребенкомъ поддаются ему и признаютъ его своимъ побѣдителемъ. Эта роль пробуждала въ молодой дѣвушкѣ не боль, но страхъ за свое будущее. Задонскій счелъ необходимымъ, при первомъ удобномъ случаѣ, еще разъ извиниться передъ нею. Она грустно улыбнулась.
– Что это ты, милый, извиняешься, какъ школьникъ! – говорила она. – Я и не думаю сердиться. Меня, просто, серьезныя мысли осаждаютъ… Справиться съ ними не могу сразу.
Вслѣдъ за этимъ Лиза поспѣшила перемѣнить разговоръ и начала черезъ силу смѣяться и подтрунивать надъ управительскими «ангелочками».
А управительскіе «ангелочки», эти наивныя и невинныя пансіонерки, уже давно все сильнѣе и сильнѣе косились на Лизу и какъ-то ухитрялись мгновенно вспыхивать краской стыдливости при встрѣчахъ съ нею. Онѣ старались уходить изъ дома графини тотчасъ послѣ обѣда, чтобы «не мѣшать Лизаветѣ Николаевнѣ и Михаилу Александровичу». Онѣ вскрикивали «ахъ!» при встрѣчѣ съ влюбленной парой въ саду и старались избѣгать этихъ встрѣчъ, холя злая судьба, постоянно искушающая невинныхъ младенцевъ и праведниковъ, дѣлала именно такъ, что «апгелочки» вездѣ и всюду налалкиванісь на падшую дѣвушку и ея друга… А онѣ такъ боялись этихъ встрѣчъ! Но что вы подѣлаете противъ судьбы?.. На другой или на третій день послѣ непріятнаго объясненія двухъ молодыхъ людей, «ангелочки» хотѣли, по обыкновенію, уйти послѣ обѣда съ грустными и очаровательно-стыдливыми лицами, но Задонскій, боявшійся остаться въ этотъ день съ-глазу-на-глазъ съ Лизой, замѣтилъ имъ.
– Вы, вѣрно, какой-нибудь подарокъ папашѣ вышиваете, что постоянно такъ сильно спѣшите домой?
Ангелочки покраснѣли и засмѣялись.
– Нѣтъ… право, мы ничего не вышиваемъ… но…
Барышни конфузились все болѣе и болѣе. Задонскій въ душѣ хохоталъ надъ ними и даже подумалъ: «а вѣдь вы преразвращенныя дѣвчонки!»
– Что же это за но? – допрашивалъ онъ.
– Мы здѣсь лишнія! – потупили онѣ глаза и зардѣлись до самыхъ ушей.
– Вы – лишнія? – съ комическимъ ужасомъ воскликнулъ Задонскій. – Помилуйте, мнѣ всегда такъ грустно, что вы пролетаете и скрываетесь, какъ весеннія бабочки.
Барышни еще болѣе смутилось.
– Да., вамъ… но… – снова залепетали онѣ.
– Опять но! Боже мой, сколько у васъ этихъ но? – смѣялся Задонскій.
– Но, можетъ-быть, Лизаветѣ Николаевнѣ будетъ непріятно, если мы станемъ оставаться здѣсь, – застѣнчиво прошептали невинныя простушки.
– Помилуйте, я увѣренъ, что Лизавета Николаевна будетъ очень рада вашему присутствію здѣсь, – проговорилъ Задонскій. – Неправда ли, Лизавета Николаевна? – обратился онъ къ Лизѣ.
Она сидѣла у рояля и, нахмуривъ брови, разсматривала какія-то ноты. Это шутовство было ей непріятно. Казалось, она ожидала, что дѣло не кончатся добромъ. При вопросѣ Задонскаго она какъ-то горько улыбнулась и неожиданно подняла свою голову, такъ что ея ясные и еще спокойные глаза прямо устремились на смущенныя лица двухъ невинныхъ дѣвицъ. Въ теченіе минуты Лиза не произносила ни слова. Ей было почему-то отрадно насладиться смущеніемъ невинныхъ «ангелочковъ», постаравшихся тонко намекнуть грѣшницѣ, что она грѣшница, и этимъ намекомъ уколоть ее.
– Почему же вы думаете, что мнѣ непріятно ваше присутствіе? – спокойно спросила она черезъ минуту, и по ея губамъ скользнула презрительная усмѣшка.
Повинныя созданія потупили глазки и съежились.
– Можотъ-быть, мы мѣшаемъ, – начали онѣ.
– Чему? – спросила Лиза, настойчиво преслѣдуя ихъ насмѣшливымъ взглядомъ.
Въ этомъ взглядѣ уже сверкалъ едва замѣтный огонекъ злорадства. Казалось, что эта грѣшница хотѣла показать «ангелочкамъ», что онѣ совсѣмъ не такъ безгрѣшны въ душѣ, какъ выглядятъ.
– Ахъ, Боже мой!.. Просто мѣшаемъ вамъ говорить съ Михаиломъ Александровичемъ, – отвѣтили барышни.
– А развѣ вамъ мѣшаютъ посторонніе люди говорить съ мужчинами? – допрашивала Лиза, заставляя невинность высказывать грѣшные помыслы.
– Нѣтъ! намъ! – обидчиво произнесли наивныя дѣвицы. – Намъ никто не мѣшаетъ…
– Почему же вы думаете, что мнѣ могутъ мѣшать, если вамъ не мѣшаютъ посторонніе свидѣтели вашихъ разговоровъ съ мужчинами?.. Объясните, пожалуйста, это… Слышать подобное объясненіе очень любопытно, особенно отъ васъ.
Лиза продолжала преслѣдовать своими насмѣшливыми и уже совсѣмъ злыми глазами смущенныя лица барышень. Къ ея величайшему изумленію, онѣ вдругъ захныкали.
– Вы насъ оскорбляете!.. Мы… мы не позволимъ смѣяться надъ собой… Мы честныя дѣвушки! – заговорили онѣ прерывающимися голосами.
Лиза поднялась съ мѣста и быстро подошла къ нимъ.
– Вы жалкія, а не честныя дѣвушки! Если бы вы были честныя дѣвушки, то вы не подозрѣвали бы ни въ чемъ дурномъ другихъ людей, ничѣмъ не заслужившихъ этого, – рѣзко проговорила она, сверкнувъ глазами, и вышла изъ комнаты.
Вся эта сцена произошла такъ неожиданно для всѣхъ дѣйствовавшихъ въ ней лицъ, что они не могли сразу опомниться.
Давно уже невинныя барышни хотѣли уколоть и оскорбить Лизу за ея «позорное для всѣхъ дѣвицъ» поведеніе; давно Лиза негодовала на нихъ за ихъ постоянное смущеніе, за ихъ постоянныя вскрикиванія при встрѣчахъ съ ней; но никто изъ нихъ даже и не подозрѣвалъ, что дѣло разыграется такъ неожиданно и такъ непріятно. Вообще большая часть рѣзкихъ стычекъ между людьми происходить не вслѣдствіе заранѣе подготовленныхъ и обдуманныхъ плановъ, а является случайно, въ пылу увлеченія. Иногда человѣку приходится горько раскаяться за горячее слово, не приносящее никому пользы и надѣлавшее много вреда. Но слово, какъ птица, вылетитъ, не поймаешь… Лизѣ оставалось только ожидать новыхъ сценъ за свою невольную смѣлость; барышнямъ оставалось только пожаловаться папашѣ на оскорбившую ихъ негодницу. Отчасти, чтобы избѣжать возможныхъ объясненій съ графиней, которой управляющій могъ пожаловаться, отчасти, чтобы успокоиться отъ несвоевременныхъ ухаживаній Михаила Александровича, Лиза уѣхала въ Бабиновку.
Дома она застала одну изъ сосѣднихъ помѣщицъ, заѣхавшую къ нимъ случайно. Это удивило Лизу, такъ какъ къ нимъ рѣдко заѣзжали сосѣди, бывшіе въ ссорѣ съ ея матерью. Лиза видѣла въ этомъ посѣщеніи нѣчто особенное, нѣчто выходящее изъ ряду вонъ и имѣющее какія-нибудь болѣе серьезныя причины, чѣмъ простое желаніе повидаться съ сосѣдями. Разговоры между Дарьей Власьевной и ея гостьей шли очень незначительные и вообще не клеились. Наконецъ, гостья обратилась съ сладенькимъ лицомъ къ хозяйкѣ.
– А васъ можно поздравить, Дарья Власьевна? – спросила она вкрадчивымъ голосомъ.
– Съ чѣмъ, матушка, Марья Ивановна? – изумилась хозяйка.
Гостья-помѣщица замялась.
– Можетъ-быть, это нескромность… Можетъ-быть, это одни слухи, – начала она. – Вы, пожалуйста, не сердитесь за мой вопросъ!.. Я такъ люблю ваше семейство!.. Но я слышала, что наша милая Лизавета Николаевна замужъ выходитъ за племянника нашей графини.
– А-а! – произнесла Дарья Власьевна и постаралась сдѣлать равнодушное лицо. – Это слухи, слухи!.. Навѣрное еще ничего нельзя сказать… Правда, Михаилъ Александровичъ хорошій человѣкъ и, можетъ-быть, Лиза ему нравится, и къ семейству нашему онъ расположенъ… Но вѣдь десять разъ примѣрь, а одинъ отрѣжь… Лиза у насъ еще молода!.. И я вѣдь мать! Мнѣ тяжело разставаться съ нею, мнѣ полюбоваться на нее хочется!.. Конечно, противъ судьбы со пойдешь, дочь при себѣ на вѣкъ не оставишь…
Дарья Власьевна говорила очень гордо и серьезно. Лиза, отвернувъ голову къ окну, молча смотрѣла на дорогу.
– Дай Богъ, дай Богъ! – вздохнула гостья. – Только какъ на это графиня посмотритъ; вѣдь родъ-то ихъ…
– Ахъ, Владыко Небесный! – вспылила хозяйка. – Да развѣ мы-то мѣщане, что ли? Что намъ въ роду-то ихъ? Наши отцы и дѣды тоже дворянами были и царю вѣрой и правдой служили! Да мой отецъ крестный самъ генераломъ былъ! Вотъ что!.. И къ тому же графиня такъ насъ любитъ; Лизу она и теперь за дочь считаетъ, ну, и мнѣ постоянно поклонъ, и то, и се, пято и десято пришлетъ… Не ѣзжу я къ ней, – такъ вѣдь я еще не достроилась, вѣдь я матъ семерыхъ дѣтей, я не могу, какъ другія, по гостямъ рыскать, чужіе пороги обивать.
«Мотай себѣ на усъ, матушка, мотай себѣ на усъ», – мысленно произносила Дарья Власьевна.
Лиза не выдержала долѣе этого разговора и разомъ рѣшилась превратить толки. Она не знала, что съ подобными вопросами къ ея матери уже пріѣзжали человѣкъ пять-шесть, и думала, что, зажавъ ротъ этой сплетницѣ, можно окончательно превратить и всѣ дальнѣйшіе толки.
– Михаилъ Александровичъ и не подумаетъ на мнѣ жениться, и я сама никогда не пошла бы за него замужъ, – рѣзко сказала она, поднимаясь со стула. – Я попрошу васъ, – обратилась она прямо къ гостьѣ: – говорить всѣмъ, что эти слухи ложь и что не хорошо и не честно мѣшаться въ чужія дѣла.
Лиза вышла изъ столовой.
– Да что же это она у васъ! Еще графиней не сдѣлалась, а съ благородными людьми, какъ съ холопьями обращается, – обозлилась гостья. – Ну, замужъ не идетъ, такъ еще хуже – любовницей слыветъ… Объ этомъ весь уѣздъ толкуетъ!.. Вѣдь я только изъ вѣжливости предупредитъ васъ намеками хотѣла. А вы и уши развѣсили, повѣрили, что когда-нибудь племянникъ графини можетъ жениться на вашей дочери!.. Да вы на себя, на свой домъ-то только взгляните!
Хозяйка и гостья сцѣпились, какъ двѣ дворовыя голодныя собаки, которымъ бросили кость. Лиза слышала половину всей этой грязной брани и трепетала всѣмъ тѣломъ. Для нея ясно стало, что она сдѣлалась сказкой, предметомъ пересудовъ и толковъ для всѣхъ окрестныхъ жителей.
– Что-жъ, за чѣмъ пошла, то и нашла! – горько усмѣхнулась она. – Цѣлый мѣсяцъ зато была счастлива.
Она задумалась объ этомъ счастьи; почему это даже и оно казалось ей теперь не счастьемъ, а тяжелымъ, горячечнымъ бредомъ, опьянѣніемъ отъ горя.
– Нѣтъ, этого мнѣ мало, мнѣ чего-то другого нужно, – шептала она и скорбно опустила голову на руки.
Въ этомъ забытьи она просидѣла до поздней ночи. Богъ знаетъ, что она думала, что придумала.
V
Невинныя управительскія барышни, между тѣмъ, явились въ слезахъ къ своему папашѣ послѣ сцены съ Лизой.
– Что это вы, мои цыпочки, расплакались? – приласкалъ ихъ нѣжный отецъ, котораго онѣ очень тяготили своею пансіонерскою неспособностью ни къ какому дѣлу. – Ну, стоитъ ли вамъ связываться съ этой дѣвчонкой. Ее вамъ ничѣмъ нельзя пристыдить, у нея весь стыдъ давно потерянъ. А она вамъ всегда можетъ непріятностей надѣлать.
– Да зачѣмъ же она насъ оскорбляетъ, мы честныя дѣвушки! – восклицали, всхлипывая, невинныя барышни.
– А, все-таки, надо терпѣть и молчать, – наставительно говорилъ отецъ. – Вы можете и Михаила Александровича вооружить противъ себя, связываясь съ ней, потому что онъ увлеченъ ею. «Не борися съ сильнымъ», сказалъ премудрый Соломонъ, – окончилъ управляющій, не зная точно, говорилъ это Соломонъ, или не говорилъ.
– Намъ обидно, что онъ эту низкую дѣвчонку выше насъ ставитъ.
– Не выше васъ, нисколько не выше, чистыя мои птички! Онъ, просто, играетъ съ нею, потому что съ такими дѣвчонками можно играть молодымъ людямъ. Хорошо она поетъ, только гдѣ-то сядетъ. Будетъ время, и близко это время, когда онъ ее броситъ, какъ выжатый лимонъ. А вы молчите и ждите. Блаженъ мужъ, иже не иде на совѣтъ нечестивыхъ. Помните, что это въ священномъ писаніи сказано… Графиня стара, не сегодня, завтра умретъ, – тогда Михаилъ Александровичъ самъ себѣ господинъ будетъ и о какой-нибудь Лизаветѣ Николаевнѣ и думать не станетъ. Ему будетъ нужна невѣста со средствами… Ну, тогда и мы подумаемъ, что дѣлать, и мы лицомъ въ грязь не ударимъ. Кто знаетъ, можетъ-быть, тогда Бабиновка-то и съ молотка продастся, можетъ-быть, и мы помѣщиками будемъ… Будущее только одинъ Богъ знаетъ. Въ руцѣхъ Его сердце… Нѣтъ, это не то! – махнулъ управляющій рукою, неудачно подобравъ текстъ. – А и не сдѣлается ничего, такъ все же Михаила Александровича намъ раздражать не слѣдуетъ, потому что не самъ же онъ управлять имѣніемъ станетъ, и намъ же выгоднѣе, если онъ другого управляющаго не возьметъ.
Отецъ поцѣловалъ дочерей и еще разъ замѣтилъ имъ, что надо молчать и терпѣть, что всѣ честные и невинные люди всегда молчали и терпѣли, что это и въ священномъ писаніи сказано. Въ подтвержденіе послѣдняго, управляющій привелъ цитату изъ заповѣдей блаженства и, вполнѣ довольный и самимъ собою, и своими текстами, сталъ пить чай.
Управляющій графини, надворный совѣтникъ Андрей Андреевичъ Терпуговъ, кругленькій, какъ арбузъ, жирненькій, какъ сало, выглядѣвшій какимъ-то куцымъ херувимчикомъ съ вербы, былъ человѣкъ сдержанный, онъ какъ кротъ рылся гдѣ-то незамѣтно, во мракѣ, скопилъ многое невѣдомо для людей, постоянно обладалъ манерами смиреннаго кота, незамѣтно выпускающаго свои когти изъ мягкихъ лапъ; онъ всегда говорилъ: «Моя изба съ краю – ничего не знаю!» Люди называли его – то примѣрнымъ и набожнымъ человѣкомъ, то продувною бестіею; то добрымъ простякомъ, то кремнемъ и кулакомъ; такія разнорѣчивыя мнѣнія зависѣли вполнѣ отъ того, кто говорилъ про него, такъ же, какъ и его образъ дѣйствій зависѣлъ отъ того, съ кѣмъ онъ велъ дѣло. Только въ двухъ случаяхъ оставался онъ неизмѣннымъ въ сношеніяхъ съ людьми различныхъ званій и состояній, это въ непреодолимой страсти говорить не то, что думаетъ, и думать не то, что говоритъ, да въ любви опираться во всемъ на священное писаніе, которое онъ коверкалъ безъ всякой пощады. Онъ ухитрялся какъ-то такъ подбирать его тексты, существовавшіе иногда только въ изображеніи Андрея Андреевича, что оно давало ему возможность и учить повиновенію слугъ, такъ какъ власти отъ Бога; оно же давало ему возможность холодно относиться къ страданію ближнихъ, такъ какъ мзда ихъ будетъ великою на небесахъ; оно же мотивировало его взяточничество, такъ какъ онъ признавалъ, что всякое даяніе благо и всякъ даръ совершенъ; однимъ словомъ, Андрей Андреевичъ выворотилъ наизнанку всякое библейское выраженіе, да этимъ и оградилъ свою совѣсть отъ всякихъ нападеній… Говоря не то, что онъ думаетъ, Андрей Андреевичъ очень часто говорилъ невообразимо глупо, но поступалъ чрезвычайно умно. Иногда онъ прикидывался такимъ дурачкомъ, что люди, изъ сожалѣнія, начинали поучать его, а онъ, похлопывая въ умиленіи глазками, выслушивая ихъ умныя рѣчи до конца, узнавалъ до тонкости умственныя способности своего собесѣдника, такъ сказать, раскусывалъ его, да потомъ и нападалъ на него съ самой слабой стороны, если ему приходилось столкнуться на практической почвѣ. Теперь онъ рѣшился не вмѣшиваться въ отношенія Лизы и Задонскаго, чтобы не раздражать послѣдняго, и надѣялся, что время сдѣлаетъ свое. Планы его невинныхъ дочерей насчетъ любви Задонскаго къ которой-нибудь изъ нихъ не имѣли въ его глазахъ почти никакого серьезнаго значенія, и поэтому онъ дѣлалъ видъ, что они имѣютъ для него значеніе; но очень большое значеніе придавалъ онъ своему плану забрать въ руки Задонскаго и, главнымъ образомъ, его имѣніе, когда умретъ графиня, и потому никогда не высказывалъ этихъ надеждъ. Иногда онъ даже улыбался, помышляя о томъ, что первые будутъ послѣдними, а послѣдніе – первыми, и почему-то ему казалось въ эти минуты, что не Задонскій, а онъ самъ, Андрой Андреевичъ Терпуговъ, будетъ хотя не номинальнымъ, но зато фактическимъ наслѣдникомъ Серпуховской, то-есть приберетъ къ рукамъ все Приволье.
Рѣшимость Терпугова молчать и терпѣть спасла Лизу отъ непріятныхъ послѣдствій ея необдуманной ссоры съ невинными дѣвицами. Графиня ничего не узнала объ этой исторіи и снова прислала за Лизой экипажъ. Это было на другой день послѣ пріѣзда Ивана Григорьевича въ Приволье. Онъ, какъ мы видѣли, рѣшился узнать подробно объ отношеніяхъ Лизы и Задонскаго, и потому дня черезъ три завернулъ въ управляющему. Невинныя барышни обыкновенно имѣли привычку «презирать» поповича и говорили съ нимъ только изъ снисхожденія къ его студенческому сюртуку. Но въ настоящее время, сверхъ всякаго ожиданія, онѣ очень обрадовались молодому гостю. Это немного удивило Ивана Григорьевича, и онъ сталъ тщательно доискиваться причинъ такой неожиданной привѣтливости. «Вѣрно что-нибудь сообщить хотятъ!» – подумалось ему. Сначала разговоры шли о столицѣ, барышни охали и вздыхали о столичномъ обществѣ, котораго онѣ никогда не видали во время пансіонской жизни; онѣ жаловались на деревенскую скуку и на провинціальныхъ жителей, съ которыми еще не были знакомы, и, наконецъ, перешли къ болѣе интересному предмету.
– А вы были у Баскаковыхъ? – вдругъ спросили онѣ въ одинъ голосъ.
Иванъ Григорьевичъ насторожилъ уши и сразу почувствовалъ въ этомъ вопросѣ желаніе барышень разсказать ему нѣчто интересное.
– Былъ, – отвѣтилъ онъ.
– Ну, какъ нашли у нихъ все? Не замѣтили ли какихъ перемѣнъ?
– Нѣтъ, кажется, ничего не замѣтилъ…
– Ахъ, что вы! – воскликнули разомъ обѣ сестры. – А Лизу вы видѣли?
– Видѣлъ.
– Ну, такъ какъ же не замѣтить перемѣны!
– Право, я никогда не могу ничего сразу замѣтить. Ужъ вы лучше сами объясните мнѣ, какая тамъ перемѣна случилась, – улыбнулся онъ, догадываясь, что именно возможность сообщить объ этой перемѣнѣ заставила барышень разсказать даже ему, презрѣнному поповичу.
Дѣйствительно, барышни, краснѣя и потупляя глазки, таинственно прошептали:
– Да вѣдь она влюблена!
За этими стыдливо произнесенными словами вдругъ полился цѣлый потокъ такихъ же таинственныхъ разсказовъ, какъ «они» сидѣли вечеромъ въ саду, какъ «они» катались вдвоемъ, какъ «они» играли въ четыре руки на фортепіано, какъ «они» избѣгали общества, и тому подобное, все въ томъ же родѣ. Иванъ Григорьевичъ чутко слушалъ невинную болтовню и старался составить по ней кое-какія заключенія о степени серьезности дѣла. Наконецъ, эта болтовня была прервана появленіемъ Андрея Андреевича
– А, это онѣ вамъ про наши сельскія исторіи разсказываютъ, – засмѣялся Андрей Андреевичъ жирнымъ смѣхомъ. – Какъ же, какъ же, и у насъ своя романы затѣваются. Только глупости все это, шалости… Вотъ, къ концу лѣта уѣдутъ наши за границу, и конецъ весь!
– Кто это уѣдетъ за границу? – спросилъ Иванъ Григорьевичъ.
– Да ея сіятельство съ Михаиломъ Александровичемъ.
– Какъ? онъ уѣзжаетъ? – тревожно поднялся съ мѣста Иванъ Григорьевичъ.
– Да. Что же тутъ удивительнаго? – равнодушно спросилъ Андрей Андреевичъ. – Не все же въ вашей глуши жить, надо и на свѣтъ посмотрѣть.
– Но она-то знаетъ ли это?
– Кто это? Лизавета-то Николаевна?.. Нѣтъ, должно-быть, не знаетъ… Это ей маленькій сюрпризъ будетъ… къ именинамъ, – снова засмѣялся жирнымъ смѣхомъ Андрей Андреевичъ и шутливо ущипнулъ отъ нечего дѣлать за щеку одну изъ своихъ розовенькихъ дочерей.
Ивана Григорьевича точно чѣмъ-то пришибло. Онъ торопливо взялся за фуражку и, несмотря на упрашиванья остаться, ушелъ, почти убѣжалъ изъ дому управляющаго.
Нѣсколько минутъ онъ быстро шагалъ во дорогѣ безъ всякаго сознанія и безъ всякой цѣли. «Однако, куда же я бѣгу? Ужъ не къ графинѣ ли?.. Чортъ побери, надо предупредить Лизавету Николаевну… Но какъ ее поймать!..» Иванъ Григорьевичъ рѣшился попытаться подстеречь ее и переговорить съ нею въ графскомъ саду; онъ боялся, что подастъ поводъ къ толкамъ, если просто велитъ слугамъ графини вызвать къ себѣ Лизу, такъ какъ подобное необычайное свиданіе непремѣнно заставило бы графиню спросить у Лизы, зачѣмъ онъ вызывалъ ее… Главнымъ же образомъ заставляло его дѣйствовать такъ желаніе сообщить Лизаветѣ Николаевнѣ свое извѣстіе между прочими разговорами, не придавая ему особеннаго значенія, чтобы не стать въ смѣшное положеніе, если Лизавета Николаевна знала и прежде о намѣреніяхъ графини и Задонскаго.
Дня черезъ два Ивану Григорьевичу удалось встрѣтиться съ Лизой въ привольскомъ саду. Передавъ ей нѣсколько извѣстій о ея домашнихъ, которыхъ онъ видѣлъ ежедневно, онъ замѣтилъ вскользь:
– А вы нагуляться здѣсь досыта хотите, покуда не опустѣютъ палаты.
– Отчего же имъ опустѣть? – удивилась Лиза.
– Да вѣдь графиня осенью уѣзжаетъ за границу, – отвѣтилъ Борисоглѣбскій, видя по лицу своей собесѣдницы, что она ничего не знаетъ объ этихъ предположеніяхъ.
– Можетъ-быть, это только слухи, – усомнилась Лиза.
– Нѣтъ, это дѣло рѣшеное, – утвердительнымъ тономъ отвѣтилъ Борисоглѣбскій. – Она, по словамъ Андрея Андреевича, въ сопровожденіи Михаила Александровича хочетъ проѣхать въ Ниццу и…
– Что это вы за слухи разносите! Я ничего не знаю, а вы знаете…
– Да мало ли чего вы не знаете, а я знаю, – шутливо замѣтилъ Борисоглѣбскій.
– Этого не можетъ быть… Михаилъ Александровичъ не можетъ уѣхать…
– Не можетъ? – переспросилъ Борисоглѣбскій, пристально взглянувъ на Лизу.
– Да… то-есть… У него есть въ Петербургѣ обязательства, – смущеннымъ голосомъ произнесла молодая дѣвушка, замѣтивъ свою опрометчивость и стараясь поправиться.
– Все-то у нихъ долги, и все-то неоплатные! – усмѣхнулся Борисоглѣбскій.
Лиза промолчала.
Въ это время на аллеѣ показался Задонскій. Онъ удивился, увидавъ съ Лизой Борисоглѣбскаго, и сухо поклонился ему.
– Я вамъ не помѣшалъ? – спросилъ онъ Лизу.
– Напротивъ того, я рада, что встрѣтила васъ, – отвѣтила она. – Я, вотъ, хотѣла васъ поздравить съ вашею будущею поѣздкой за границу…
– Кто это вамъ сказалъ такую штуку? – засмѣялся Задонскій, стараясь подавить смущеніе.
Лиза указала на Борисоглѣбскаго.
– Вы, однако, больше меня самого знаете о моихъ планахъ, – насмѣшливо проговорилъ Михаилъ Александровичъ.
– Вашихъ плановъ я не знаю, а вотъ планы вашей тетушки случайно сдѣлались мнѣ извѣстными, – спокойно и холодно отвѣтилъ Борисоглѣбскій. – И я счелъ своею обязанностью сообщить ихъ Лизаветѣ Николаевнѣ… Неожиданности и сюрпризы иногда нездоровы…
– Ну, до меня планы моей тетки не касаются; къ тому же я вышелъ изъ тѣхъ лѣтъ, когда люди подчиняются чужой волѣ,– презрительно замѣтилъ Задонскій.
– Лѣта-то тутъ ни при чемъ. Все зависитъ отъ того, кто намъ выражаетъ свою волю, – усмѣхнулся Борисоглѣбскій.
Задонскій строго и надменно посмотрѣлъ на него.
– Что вы этимъ хотите сказать? – угрожающимъ тономъ промолвилъ онъ и, кажется, однимъ взглядомъ хотѣлъ уничтожить Борисоглѣбскаго.
– Да то, что бываютъ и такіе случаи: мы служить хотимъ, а начальнику нашъ носъ не нравится, ну, вотъ, онъ и посылаетъ насъ, не спрашивая о нашемъ желаніи, отдыхать отъ трудовъ служебныхъ… Бываютъ и другіе случаи, когда мы по чужой дудкѣ пляшемъ, да вы, Михаилъ Александровичъ, ихъ и сами подобрать можете.
Борисоглѣбскій говорилъ твердо и не спѣша. Его лицо не выражало ни гнѣва, ни раздраженія, но выглядѣло сухо и черство въ эту минуту. Въ его голосѣ не слышалось ни насмѣшливости, ни угрозы, но слова выговаривались до того отчетливо и рѣзко, что Задонскій не рѣшился отвѣтить достойнымъ образомъ на дерзость «поповича». Въ его головѣ почему-то промелькнула ни съ того, ни съ сего, мысль, что такіе люди, – обломы, – не имѣютъ привычки стрѣляться, а, въ крайнемъ случаѣ, просто бьютъ своихъ вздорныхъ противниковъ.
Иванъ Григорьевичъ пожалъ руку Лизы и неторопливо завернулъ въ другую аллею.
Молодая дѣвушка въ недоумѣніи смотрѣла на Задонскаго. Онъ молчалъ, ощипывая сорванную съ дерева вѣтку.
– Неужели въ этихъ слухахъ есть хоть доля правды? – спросила, наконецъ, Лизавета Николаевна.
– Ни малѣйшей!.. Тетка, можетъ-быть, и собирается за границу, но я-то не поѣду, – отвѣтилъ Задонскій.
– Она, однако, говорила тебѣ объ этомъ?
– Нѣтъ… Сперва были предположенія, но потомъ объ этомъ и забыли…
Лнаа недовѣрчиво смотрѣла на Михаила Александровича.
– И кто это ему передалъ эти извѣстія? – спросилъ онъ.
– Андрей Андреевичъ…
– А-а! мстить за дочерей! хочетъ этимъ путемъ разссорить насъ… Наивный человѣкъ! – засмѣялся Задонскій и сталъ острить насчетъ управляющаго.
Лиза задумчиво, безъ улыбки слушала остроты. Ей было не по себѣ. Въ душу начинало закрадываться сомнѣніе.
Прошло немного времени, во «дворцѣ» графини произошла новая, непріятная для Лизы исторія. У графини обѣдало нѣсколько человѣкъ гостей. Это былъ день именинъ графини. Бесѣда шла по обыкновенію монотонно, графиня говорила съ авторитетомъ и почти одна, гости почтительно соглашались и удивлялись. Лиза давно привыкла къ этимъ офиціальнымъ обѣдамъ и скучнымъ разговорамъ, а потому не обращала особеннаго вниманія на то, что говорилось около нея. Вдругъ ея слухъ былъ пораженъ особенно возвысившимся голосомъ графини.
– А я вотъ все прихварываю, – говорила она, такимъ тономъ, какъ будто желала, чтобы всѣ слышали каждое ея слово.
Лиза взглянула на нее и удивилась, замѣтивъ, что глаза графини смотрятъ прямо на нее.
– За границу докторъ совѣтуетъ ѣхать на зиму, – продолжала графиня, не спуская глазъ съ Лизы. – Тяжело мнѣ разставаться съ Привольемъ и, еще, слава Богу, что я не одна поѣду, что Мишель ѣдетъ со мною…
Въ комнатѣ, среди всеобщей тишины, звонко прозвенѣла, какъ оборвавшійся колокольчикъ, упавшая на полъ серебряная вилка. Лакей подбѣжалъ и наклонился, чтобы поднять ее и подать Лизаветѣ Николаевнѣ. Графиня пристально, испытующимъ взглядомъ, смотрѣла на смущенную дѣвушку. Лиза сдѣлала надъ собой нечеловѣческое усиліе и улыбнулась.
– А я проиграла пари, – обратилась она, со. смѣхомъ на посинѣвшихъ губахъ, къ сидѣвшему возлѣ нея Андрею Андреевичу: – я пророчила Михаилу Александровичу, что онъ съ ума сойдетъ отъ скуки въ нашемъ Привольѣ…
Управляющій какъ-то глупо осклабилъ зубы.
– Я первый разъ слышу отъ васъ, дитя, что въ Привольѣ вамъ кажется такъ скучно, – строго и серьезно замѣтила графиня.
– О, я думаю, вездѣ скучно безъ дѣла, а въ Привольѣ болѣе, чѣмъ гдѣ-нибудь, такъ какъ здѣсь всѣ, начиная съ васъ и кончая послѣднимъ мужикомъ, заняты работой. – бойко проговорила Лиза, едва переводя дыханіе. – А Михаилъ Александровичъ такъ молодъ, что ему должно быть не только скучно, но даже стыдно сидѣть безъ дѣла…
Графиня была совсѣмъ сбита съ толку. Она заговорила о поѣздкѣ за границу именно только для того, чтобы узнать, какъ приметъ эту новость Лиза. Оброненная вилка въ одну минуту объяснила графинѣ все. Но смѣхъ Лизы, тотчасъ же бойко заглушившій жалобный звукъ скатившагося на полъ серебра, но ироническія фразы Лизы насчетъ Задонскаго, фразы, напоминавшія постоянныя насмѣшки этой вострушки надъ Михаиломъ Александровичемъ, снова заставили графиню подумать, что между молодыми людьми нѣтъ ничего серьезнаго, что если Баскакова и увлеклась молодымъ человѣкомъ, то очень не сильно, что, наконецъ, вилка могла упасть чисто случайно, и ея паденіе не имѣло никакого значенія, что легкая блѣдность Лизы могла быть просто слѣдствіемъ смущенія отъ неловкости. Лиза, между тѣмъ, какъ будто желая окончательно сбить съ толку графиню или стремясь подавить невольно роившіяся въ головѣ мысли, продолжала насильно смѣяться и подшучивать насчетъ Михаила Александровича. Графинѣ начинало казаться, что Лиза радуется отъѣзду Михаила Александровича; ей думалось, что нравственной дѣвушкѣ надоѣли его неотвязчивыя ухаживанья и любезности. Лиза, между тѣмъ, чувствовала, что если обѣдъ продлится еще долго, то ея смѣхъ кончится не хорошо. У нея никогда въ жизни не бывало истерики, теперь она чувствовала возможность подобнаго припадка… Къ ея счастію, обѣдъ пришелъ къ концу… Всѣ встали изъ-за стола… Графиня подошла къ Лизѣ и нѣжно поцѣловала ее въ лобъ…
– Но обо мнѣ, дитя, вы, вѣрно, вспомните безъ смѣха? – ласково промолвила старуха и поспѣшила прибавить:– Ну, полноте, полноте, дитя! Зачѣмъ же плакать? Будемъ живы – увидимся!
Лиза быстро поцѣловала руку графини и, подавляя рыданія, вышла изъ комнаты.
Графиня стояла съ задумчиво-опущенной на грудь головой.
– Да, я всегда знала, что она любитъ меня. И я сама привыкла къ ней, какъ къ дочери, – тихо проговорила она и провела рукой около глазъ… Богъ знаетъ, хотѣла ли она этимъ движеніемъ отстранить отъ глазъ какую-нибудь созданную воображеніемъ непріятную картину, или желала предупредить во-время слезы, еще не скатившіяся съ рѣсницъ на ея худыя щеки…
Она, по обыкновенію, ушла въ свой кабинетъ; гости группами разбрелись по комнатамъ. Управляющій выждалъ удобную минуту, когда лакеи ушли за чѣмъ-то изъ столовой, и подошелъ къ столу, на которомъ отобралъ четыре ломтика бѣлаго хлѣба. – Это моимъ цыпочкамъ, – проговорилъ онъ самъ себѣ. – Пусть и птицы небесныя знаютъ, что у насъ сегодня праздникъ!
Онъ по чистотѣ своего сердца очень любилъ собственноручно кормить куръ и цыплятъ, и въ такія минуты его кругленькая добродушная фигурка выглядѣла поистинѣ умилительно. Отойдя къ окну, онъ вытащилъ изъ кармана бумажку – бумажками были всегда полны его карманы – осмотрѣлъ ее со всѣхъ сторонъ и, удостовѣрившись, что бумага не нужна, не дѣловая, сталъ завертывать въ нее хлѣбъ, стоя спиною къ комнатѣ. Совершивъ эту операцію, спрятавъ завернутый хлѣбъ въ карманъ, онъ медленно заходилъ одинъ по столовой и, прочищая перомъ зубы, предался тѣмъ глубокомысленнымъ и благодушнымъ размышленіямъ, на какія бываютъ способны только жирные, ощущающіе полное спокойствіе совѣсти люди послѣ изобильнаго и хорошаго обѣда.
«Это просто чортъ, а не дѣвка, – разсуждалъ онъ съ самимъ собою. И что бы вышло изъ нея, если бы она въ хорошія руки попала, женой степеннаго, да умнаго человѣка сдѣлалась? Вѣдь золото, просто золото!.. У самой кошки на сердцѣ скребутъ – а она смѣется… А наша-то сіятельная таращитъ на нее глаза и ничего не видитъ… Да, ей бы умнаго, дѣлового мужа надо, – далеко бы ушла!.. Ей не нарядовъ, не обниманій нужно; ей ломовую работу подавай, ей командовать въ домѣ позволь, ей за себя постоять дорогу открой, и ужь слезъ да вздоховъ отъ нея не услышишь… Нѣтъ, мои не то!.. Мои не въ меня, – въ мать пошли… Съ покойницей не умѣлъ возиться, ну и съ ними не умѣю сладить… И ласкаешь, и цѣлуешь ихъ, да нѣтъ, это все не то! Ущипнешь ихъ въ шутку покрѣпче, такъ онѣ ужъ и въ слезы!.. Вотъ мнѣ бы жену такую, чтобы на нее какъ на себя положиться могъ… Нажили бы мы деньгу!.. А вѣдь эта пошла бы!.. Ей-Богу пошла бы теперь… А?»
Управляющій остановился у камина и самодовольно взглянулъ въ зеркало на свое заплывшее жиромъ, животное лицо съ маленькими маслянистыми глазками.
«Не казистъ, – добродушно усмѣхнулся онъ надъ собою:– а пошла бы, и за такого пошла бы, потому что ей, во-первыхъ, лица и не надо, а во-вторыхъ, всеравно, она теперь чорту баранъ будетъ».
