Текст книги "Штурм вулкана"

Автор книги: Александр Белов (Селидор)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

II

Зорин любил приезжать в регионы. В Москве таких, как он, был целый пучок и маленькая связочка, а были даже по-круче его во всех отношениях шишки. Иногда и ему приходилось стоять в пробках, когда проезжал кто-то по-главнее его. Но в маленьких городках, далеких от Москвы, ему доставляло наслаждение наблюдать, как все приводится в порядок, как все прогибаются, стараясь ему угодить.

Приехав в. какой-нибудь очередной Кировск или Ленинск, он знал, что еще пару дней назад на главной площади города асфальт бороздили трещины, а скамейки в центральном парке были не то что выкрашены – их просто вообще не было. Он полагал, что своими визитами помогает простым людям жить лучше, потому что к его приезду в городах устанавливают фонтаны и открывают новые кафе.

Правда, половина всего этого сразу после его отъезда в Москву прекращала работать до следующего его визита, но кое-что все-таки функционировало. Что же касается народа, то до него местному начальству дела нет, а когда Зорин едет, местечковые князьки пыжатся показать московскому гостю, что не зря они свой хлеб жрут и о народе пекутся с утра до ночи, поэтому начинают лампочки в фонари вворачивать и город озеленять.

Пребывание в Красносибирске с первых же минут Зорина сильно удивило. Начать с того, что генеральный директор Рыков не стал лизать ему ягодицы, а, сославшись на занятость, сразу же из аэропорта уехал. Удивительные открытия вообще преследовали Зорина весь день. Из окна машины он увидел работающий на центральной площади фонтан и с усмешкой сказал:

– Небось вчера подключили?

– Не, – ответил водитель, – давно. Как Рыков вернулся, так фонтан и заработал.

Зорин не поверил, остановил машину и спросил у мамаш, гуляющих с колясками. Они подтвердили слова шофера. Зорин обиделся. Значит, не к его визиту фонтан сделали и горожане не ему благодарны за это. И сразу ему показалось, что фонтан – это пустая трата денег, которые могли бы пойти к нему в карман.

Второе потрясение ждало его на алюминиевом комбинате. Обычно, когда он с делегацией приезжал куда-нибудь на завод или на фабрику, то его встречали рабочие в абсолютно новой, только что со склада униформе. Даже дураку было видно, что напялили на рабочих это все полчаса назад по случаю его визита.

И на алюминиевом комбинате Красносибирска рабочие тоже были в новой униформе, но сидела она на них как-то слишком хорошо. На некоторых даже была подшита и подогнана под размер. Зорина это обстоятельство удивило. Он вскользь поинтересовался у народа и выведал, что с униформой проблем нет – выдают как положено, а не к приезду большого начальства.

Но Зорина обидело не это. Он заметил, что вокруг его визита не было суеты, на фасаде не висел сверкающей новой краской транспарант. А ведь обычно, когда он приезжал на какой-нибудь завод, местные начальники старались приурочить какое-то событие к его появлению. Например, запустить новый цех. Зорин приезжал, нажимал бутафорскую кнопку, инженер дергал рубильником, моторы начинали гудеть, все аплодировали, а Зорин говорил речь.

А на Красносибирском комбинате в его честь не сыграли туш. Несколько инженеров поприветствовали его у входа, дали провожатого и разошлись по рабочим местам. Зорин счел это неуважением и оттого был раздражен и непомерно зол. Экскурсия по цехам его мало интересовала.

И только один человек в Красносибирске суетился возле Виктора Петровича, преданно заглядывал ему в глаза и, будь у него хвост, непременно бы им вилял. Этим человеком был младший брат Рыкова – Матвей Алексеевич.

– Вот так, вот так, – тараторил он, холуйски стряхивая специально прихваченной из дома щеточкой прицепившуюся к пиджаку Зорина пыль, – никакого понятия о субординации. Обнаглели все.

А Зорину как раз нужно было сорвать на ком-то злость, поэтому Матвей оказался под рукой очень кстати.

– А ты чего тут трешься? – с гневом спросил Зорин. – У тебя что – дел никаких нет? Вон, все работают, а ты тут с этой щеточкой трешься!

Он выхватил у директора по соцкультбыту его щеточку и зашвырнул ее куда-то за работающие станки. Младшего Рыкова едва кондратий не хватил. Он от страха присел и втянул голову в плечи, как черепаха. Он же хотел как лучше! Теперь прощай карьера – Зорин на него разозлился!

Но ведь дел у младшего Рыкова и правда никаких особенных не было. Не было, потому что старший брат, вернув по желанию Зорина его на должность директора по социальным вопросам и быту, запретил ему свой нос совать в производственные дела. А назначил ему толкового заместителя из молодежи, который всю работу за младшего Рыкова делая, а Матвей просто место занимал, потому что от его кипучей деятельности вреда было всегда больше, чем пользы.

Сорвав гнев на невинном Матвее, Зорин смягчился и в сопровождении свиты направился в столовую, где по случаю его приезда был организован небольшой банкет. Но и там Виктора Петровича опять, как ему показалось, унизили. Вместо того, чтобы на время его визита полностью закрыть столовую от рабочих и дать ему спокойно поесть, отвели какой-то угол и там накрыли столы. Зорин в такой обстановке кушать не стал – от рабочих воняло даже через стенку.

Он понял, что надо ему срочно браться за дело, потому что Рыков пошел совсем не тем путем, который представлял себе Зорин. И в его голове моментально созрел идеальный план, осуществив который, он сделает ход конем и поставит все, что его окружает сейчас, обратно с головы на ноги. Стремительной походкой, злой, как острый кетчуп, он вышел из столовки и, отойдя в сторону от делегации, достал свой мобильный телефон и набрал номер Кабана.

Матвей Рыков и свита, прибывшая с Зориным, терпеливо переминались с ноги на ногу, пока Виктор Петрович разговаривал по телефону. Что именно он говорил и с кем, им слышно не было, потому что неподалеку работал какой-то механизм, похожий на компрессор и страшно грохочущий. И лишь по напряженному лицу Зорина можно было понять, что решает он очень серьезные вопросы.

Иван со своей компанией и спасенный ими длиннобородый «монах» спрятались в брошенном плацкартном вагоне недалеко от Казанского вокзала. Через разбитые стекла вагона доносились, объявления об отправлении поездов и шум колес проходящих электричек.

– Ну, все, нам каюк! – никак не мог успокоиться Лоцман. – Нас всех поймают и убьют! Я этих мафиозников хорошо знаю. Я про них такое слышал, пацаны рассказывали. Они людей живьем в землю закапывают!

– Ты что, хотел, чтобы мы его бросили? – спросил Иван, кивнув на Федора, который еще не отошел от пережитого шока и пребывал в молчании. – Пусть бы они его резали насмерть?

Лоцман покосился на бородатого «монаха» и ответил:

– Тебе-то хорошо, ты в Красносибирск уедешь отсюда сегодня. А мафиозники нас искать начнут и, если найдут, убьют.

А я жить хочу, я еще никогда на море не был.

– Никого из вас мафиозники не видели, – сказал Иван, – они видели только меня. Меня и будут искать. Так что вам бояться нечего..

– Тебе хорошо говорить, – сказал Ботаник, – ты в крайнем случае можешь и домой, тебя твой Шмидт защитит, а нам тут как жить? Думаешь до мафиозников не дойдет от тихновских пацанов, у кого пистолет был?

– Дойдет, – кивнул Тимоха, – им Дурилка расскажет.

Иван понял, что своим поступком, своим геройством он втравил пацанов в нехорошую историю. Сидели они на своем месте, перепадали им крохи, а они и рады были. А теперь из-за Ивана их могут убить. Но с другой стороны, ведь мафиозники собирались зарезать этого убогого длиннобородого «монаха», а Иван спас ему жизнь. И что он молчит-то все время? Молчит и смотрит. Онемел, что ли, от страха?

Иван встал с полки, кивнул пацанам, и они все ушли в соседнее купе.

– Кто-нибудь знает, кто у этих мафиозников главный? – спросил Иван.

– Шаман у них главный, – ответил Лоцман, – я его видел. Он страшный такой, ездит на «БМВ». Говорят, он беспризорника, такого же, как мы, взял за ноги и на две части разорвал.

А где его найти можно? – спросил Иван.

– А зачем тебе его искать? – сверкнул испуганными глазами Ботаник.

– Я с ним поговорить хочу, чтобы он вас не трогал, – ответил Иван.

Самого Ивана, конечно, трясло от страха при одной мысли о новой встрече с бандитами, но показать себя слабым перед пацанами – нет, это было не в его характере. К тому же Иван понял, что выбраться из этой ситуации без Шмидта вряд ли возможно.

Нужно возвращаться домой.

– Ты что, Ваня, с ума сбрендил? – вскочил с места Лоцман, – Тебе жить надоело? Тебя же на куски порубят и в консервы закатают! Это же мафия, ты что не понимаешь, что ты для них пустое место. Был ты и нет тебя – вот и все!

– Это мы еще посмотрим, – упрямо сказал Иван, выхватив из-за пояса пистолет, – я все-таки Саши Белого сын, а не размазня! Мой отец не отступил бы никогда!

– Я тоже не размазня! – сказал Лоцман. – Я с тобой пойду! Не боюсь я этого Шамана!

– И я! И я! – в один голос воскликнули Тимоха и Ботаник.

Иван помолчал, обдумывая, как начать, и потом сказал:

– Ладно, слушайте, пацаны. Только поймите меня правильно. Нам вместе нельзя. Могут стрелять по мне, а зацепят вас. Я этого не хочу…

– Ваня, но это наше общее дело, – тихо напомнил Ботаник.

– Мы были там вместе, – добавил Тимоха, – и в подвале у Тихно были тоже все вместе.

– И за все, что мы делаем, отвечаем тоже вместе, – поставил точку Лоцман, – поэтому один ты к Шаману не пойдешь. Вместе пойдем. Это я тебе сказал! Я тебя не брошу!

– Они нас искать будут, а мы им стрелку забьем, – с восторгом, словно речь шла о детской игре, воскликнул Тимоха, а игра-то была уже взрослой, но они по молодости этого недопонимали. – Только пистолет бы нам хоть еще один!

– Слушайте, пацаны, – вскочил Лоцман, – у мафиозника этого вывалился в канализацию ствол, когда Иван в него выстрелил. Там вода, воняет, вряд ли они его доставать стали.

– Я могу нырнуть! – предложил Тимоха. – И будет у нас два ствола! Мы будем тогда уже сила! Бригада!

– Бригада, – усмехнулся Иван, – малолетние бандиты…

– Мы не бандиты, Мы за справедливость, – сказал свое слово Ботаник.

В это время из-за перегородки купе появилась голова спасенного ими «монаха». Он пристально посмотрел на Ивана и спросил:

– Мальчик, это ты сказал, что твой отец Саша Белый?

– Ну я, – ответил Иван, – а что?

– Но этого не может быть, – сказал «монах», – сын Саши Белова не может бегать в таком виде с пистолетом по окрестностям трех вокзалов…

– В каком таком виде? – вступился за Ивана Лоцман. – Ты на себя посмотри! Очнулся, бородатый, и никакой благодарности! Мы тебя, дядя, спасли от мафиозников, а теперь ты бери ноги в руки и чеши куда подальше отседова. Или ты думаешь, мы тебя в свою компанию возьмем?

Но Федор не обратил внимания ни на тон, ни на слова Лоцмана. Его глаза изучающе и не отрываясь смотрели на Ивана.

– Ладно, братва, уходим, – сказал Иван, поднимаясь с полки, и обратился к «монаху»: – А вам лучше уехать из Москвы. Если они вас еще раз поймают, то точно убьют.

– Похож, очень похож, – не отрывая взгляда от Ивана, полушепотом произнес «монах», – но этого быть не может, чтобы сын Белова и вот так…

– Ну, не может и не может, отцепись от нас, – сказал ему Лоцман, – пацаны, пошли отсюда!

Он повернулся и, цепляясь за поручни, быстро пошел к выходу из вагона. Остальные один за другим спрыгнули с подножки и побрели вдоль рельсов. Иван молчал и думал о том, зачем этот «монах» расспрашивал его об отце. И как будто он папку его лично знает. Но ведь когда-то, не так давно, по всей Москве висели предвыборные плакаты, на которых был изображен Иван вместе с отцом и мамой. И в газетах их печатали. Многие эти плакаты помнили. Может, и «монах» этот плакат тоже видел.

Как только Шмидт, Белов и Степаныч после «перестрелки» на броневике-джипе выехали из Измайловского парка, – чтобы заехать на стоянку и забрать оттуда «девятку» Власова, у Шмидта на поясе запищал мобильник. Тот глянул-на дисплей и сказал:

– Оксана SMS прислала, значит Иван где-то рядом с ней! Нужно нам поспешить.

Он резко вывернул руль автомобиля и свернул направо, педаль газа вдавив практически в пол. Но как он ни старался набрать скорость – тяжелый джип, двигался как асфальтоукладочный каток – его бронебойные качества полностью нейтрализовали скоростные.

Когда они приехали минут через сорок на место и Шмидт выглянул из джипа, Оксана сразу же подбежала к нему. Белов оценил девушку – она была хороша во всех отношениях – стройная фигурка, высокая грудь и сама кровь с молоком.

– Вы опоздали, – сказала Оксана, – ехали целый час! Я же написала – скорее! Ребята отдали мне долг – тридцать долларов и сразу же исчезли. Я пыталась их задержать – вон девчонки видели, уговаривала сходить в кафе, но пацаны куда-то спешили, не согласились.

– Мы сделали глупость, – сказал Шмидт, хлопнув себя по лбу, – надо было мне догадаться сразу же после того, как SMS получили, Океане перезвонить и сказать, что ты, Саша, здесь в Москве. Оксана бы сказала об этом Ивану, и он наверняка бы дождался нас. Но голова не работает после этих прогулок по вечернему парку.

– Ребята, кажись, в какой-то Красносибирск собираются, – добавила Оксана, – серьезные такие стали из себя, деловые, прямо бригада.

– Бригада сопливая, – натянуто усмехнулся Белов.

Ему стало нехорошо. Очень ему не хотелось, чтобы единственный сын пошел по его кривой дорожке.

– А еще, – тут Оксана перешла на тревожный шепот, – мне тут по секрету девчонки рассказали, что Иван со своей бригадой людей Шамана постреляли.

Шмидт и Белов переглянулись. Каждый вспомнил о злополучном австрийском пистолете, выкраденном Ванькой из оранжереи. В оружии была полная обойма, а значит, Иван мог натворить беды. Белов пожалел, что учил сына стрелять в тире. Уж лучше бы Иван на скрипке играл! За это хоть не убивают. «Убивают, но не так часто», – поправился Белов.

– Какого Шамана людей они постреляли? – спросил Шмидт. – Этого, что ли, делового с трех вокзалов, что нищенский рынок курирует?

– Да, – кивнула Оксана, – того самого, ну, он типа смотрящего над инвалидами N и другими нищими, которые в электричках попрошайничают.

– Серьезный пацан, – покачал головой Шмидт, – на голову сильно отмороженный, и пацаны у него все такие же.

– Мне сказали, что люди Шамана теперь Ваньку ищут, – продолжила Оксана, – хотят его убить. Но я то не будь дура пустила слух, что Иван Белов это того самого Шмидта приемный сын, а настоящий его отец – известный авторитет Саша Белый. Теперь люди Шамана подумает, прежде чем по нему стрелять.

– А ты сообразительная, – сказал Белов, – а откуда ты про меня и про Шмидта знаешь, кто мы такие?

– Я ей рассказал, – пояснил Шмидт.

– Да, я сообразительная, – кивнула Оксана, – родись такая умная девушка, как я, в пределах Садового Кольца, так она бы уже и школу экстерном закончила, и в МГИМО училась бы. А у меня пять классов образования украинской школы, и «мои университеты» на Тверской.

– Ладно, хватит болтать, прощайся с девочками, залезай в машину, ты больше сюда не вернешься, – сказал ей Шмидт.

Белов заметил, что между молоденькой проституткой и Шмидтом больно уж доверительные отношения. Не то чтобы это его волновало сильно, но все-таки тог жил с его бывшей женой и воспитывал его сына, поэтому за его моральным обликом Белов считал себя обязанным следить.

– Ты не подумай ничего, Саша, – словно почувствовал его мысли Шмидт, – просто хочу помочь девчонке выбраться из грязи.

Белов пожал плечами – мол, мне нет никакого дела да твоих с Оксаной отношений. И все-таки ему было непонятно – неужели и Шмидту Ольга уже надоела?

– Полагаю, нам надо двигать к Шаману, – предложил Шмидт, – прямо сейчас, не откладывая этого дела в долгий ящик. Я этих прохиндеев вокзальных знаю. Сплошь одни отморозки. Если они Ваньку раньше нас найдут… даже говорить об этом не хочется.

– А ты знаешь, где его искать? – спросил Белов,

– Я знаю, – неожиданно вмешалась в разговор Оксана; – была пару раз у него на выезде. Поезжай прямо, а там покажу.

Скулы у Шмидта заходили ходуном. Белов заметил, что хоть тот и отпирается, что к Оксане неравнодушен, а все-таки ему неприятно, что девчонка к Шаману в берлогу ездила.

Шмидт завел мотор и выехал на проспект.

Услышав в трубке голос самого Зорина, Кабан покрылся холодным потом. Приехав домой, он закрылся на все ключи и заперся в туалете. Его бил озноб. Ему казалось, что в дверь сейчас позвонят и придет сам Белов, вырежет замок в металлической двери «болгаркой», а потом пристрелит его.

Но потом до него дошло, что за этот промах накажет его не Белов, а Зорин, который сделал ставку на Кабана, а выпало опять зеро, на которое поставил везунчик Белов. И теперь Кабана, как ненужную фишку, выбросят. В туалете Кабан провел чуть ли не полсуток, но к нему так никто и не пришел. Он уже начал было успокаиваться, как вдруг зазвонил его сотовый и на дисплее четко высветилась надпись «Зорин В. П.».

– А-а-а, а-а-а, – сказал Кабан, прежде чем выдавил «Алле».

Глупо было прятаться от Зорина – все равно найдет, из-под земли достанет, так лучше уж прямо посмотреть смерти в лицо, и Кабан взял трубку. Но первые же слова, сказанные Виктором Петровичем, развеяли его опасения, и камень с души с грохотом рухнул, едва не разбив унитаз на котором Кабан просидел пол суток.

– Рома, ты что в туалете? – спросил Зорин.

Кабан опешил от его проницательности и оттого, что в кои-то веки Зорин назвал его по имени.

– Да, а откуда вы знаете? – спросил удивленный-Кабан.

У него сразу же закралось подозрение, что Зорин вмонтировал по всей его квартире жучки, но разгадка была проще.

– Звук какой-то туалетный, – пояснил Виктор Петрович, – или это из-за роуминга?

– Ага, – согласился Кабан, сославшись на неведомый ему роуминг.

Он решил сразу же чистосердечно раскаяться и признаться, что проработанное и сто раз выверенное покушение на Белова провалилось из-за того, что в дело неожиданно вмешался Шмидт. Но только лишь он произнес фамилию Белова, как Зорин прервал его и сказал буквально следующее:

– Оставь в покое этого малька, нам нужна сейчас более крупная рыба и важно ее не спугнуть. Сейчас же езжай в аэропорт и чтобы в течение суток был в Красносибирске. Инкогнито, по чужому паспорту. У меня к тебе очень серьезное дело.

– Хорошо, – с готовностью согласился Кабан, – уже еду.

– И легенду придумай себе на всякий случай, – подсказал ему Зорин, – зачем ты едешь в Красносибирск.

– Так с вами встретиться… – не подумав, ляпнул Кабан.

– Ты еще на телевидение сходи и рекламу дай, что это я тебя вызвал, – сердито ответил Зорин, – запомни – ты московский бизнесмен, едешь в Сибирь разведать рынок для продвижения своего товара. Сейчас тут Рыков людям зарплату поднял, бизнесменов много толпится, так что твой приезд не вызовет подозрений. Понял?

– Ага, – ответил Кабан, – а какой товар я буду продвигать?

– Хоть что-то ты можешь придумать сам? – вконец разозлился Зорин и отключился.

Кабан не был таким тупым, каким мог бы показаться стороннему слушателю разговора. Просто звонок Виктора Петровича был очень неожиданным, и Кабан еще не успел прийти в себя после перенесенного потрясения. Да и не было никакого стороннего слушателя у их разговора. А если и был, то об этом никто не узнал.

После беседы c Зориным у Кабана полегчало на душе. Он даже посмеялся над тем, что пол суток безвылазно просидел в туалете. Зорин знает, что говорит. Недаром он столько лет у власти – и вашим, и нашим угодит, кого надо подсидит. При старом президенте процветал и при новом ко двору пришелся, потому что нюх имеет, как у собаки, всегда чувствует, откуда и куда ветер дует.

Кабан вылез наконец из туалета, умылся холодной водой, тряхнул головой и громко запел. Теперь он чувствовал себя легко и свободно, перспектива стать народным избранником и заседать в Госдуме снова замаячила перед ним, и он старался не вспоминать, что буквально несколько часов назад собственноручно завалил из пистолета своего лучшего и первейшего помощника.

III

Закончив говорить по мобильному телефону возле проходной Красносибирского алюминиевого комбината, Виктор Петрович засунул свой телефон в карман пиджака стоимостью в две тысячи долларов, на лице его отразилось благодушие, и он поманил к себе пальцем Матвея Рыкова. Тот с готовностью подбежал и встал в позу: «Чего изволите-с?».

– А скажи, Матвей Алексеевич, готов ли ты возглавить комбинат?

У Рыкова-младшего от этого вопроса в зобу дыхание сперло. Он-то грешным делом подумал, что его, несчастного неудачника, и с директоров по социальной культуре и быту скоро снимут, а ему предлагали повышение, да еще какое! Впрочем то, что его на комбинате за умного человека не считали, он приписывал не собственной нерадивости и тупости, а проискам брата, который, по его мнению, боялся, что Матвей займет его место и оттого всячески его гнобил.

– Я всегда готов! – заорал он, как юный пионер, только что руку в салюте не вскинул.

Зорин по-отечески взял Рыкова под локоток и повел вдоль фасада главного цеха алюминиевого комбината.

– Понимаешь, Матвей Алексеевич, – назидательно произнес Зорин, – мне и другим московским товарищам кажется, что твой старший брат пошел по пути не созидания, а разрушения. А тебе как кажется?

– Мне тоже так кажется! – захлебываясь от переполняющих его чувств, закричал Матвей. – Всем рабочим зарплату поднял, а мне нет!

– Да-да, – согласился Зорин, – то, что он совершенно не думает о близких ему людях, о людях, которые его подняли – все эти факты налицо. Мне кажется даже, что чеченский плен подействовал на его психику не в лучшую сторону. Поэтому нами принято решение отстранить господина Рыкова от руководства комбинатом и назначить тебя временно исполняющим обязанности генерального директора.

Матвей даже зажмурился от удовольствия, как домашний, откормленный китекэтом котяра. Он представил, как сидит в просторном кабинете генерального директора, вызывает к себе на ковер своего старшего брата и начинает его разносить при всех: замах, а Олег только молчит и униженно смотрит себе под нош.

– А скажи, – продолжил Зорин, – у твоего старшего брата ведь ты единственный родственник? Детей, жены у него нет?

Жена его Татьяна погибла при захвате Олега похитителями, – ответил Матвей, – а детей у них не было…

Зорин на мгновение задумался и произнес туманную фразу:

– Выходит, что ты единственный наследник своего брата…

И тут до Матвея дошел истинный смысл слов, произнесенных Зориным. Понял, что фраза «отстранить от руководства комбинатом» имеет другой, более короткий смысл. Она означала не отстранить от руководства, а просто устранить, устранить физически. От этого открытия Матвея сначала бросило в жар, а потом тело покрылось холодным, липким потом, по спине забегали мурашки.

Но самообладание быстро вернулось к нему. Столько бессонных ночей провел он, ворочаясь в постели и размышляя о том, как бы ему завладеть всеми богатствами брата, а не влачить жалкое существование на мизерную зарплату в три тысячи долларов, унижаясь и заискивая перед старшим братом, которого он ненавидел сильнее, чем злейшего врага. Теперь-то он, имея такого могущественного покровителя, ему за все отомстит!

И Рыкову-младшему представились пальмы Канарских островов, обнаженные мулатки, разминающие ему натруженную спину на солнечном берегу бирюзового моря, соленые волны которого лижут ему пятки.

– Но пока молчок! – строго сказал Зорин. – Нужно сделать так, чтобы твой брат ни о чем не догадывался, потерял бдительность. Он пока; слишком озабочен перестройкой на комбинате и обустройством Красносибирска, чтобы следить еще и за подковерными интригами.

– Но этот Белов, – от гнева стиснул зубы Матвей, – я его ненавижу! Он как раз следит за подковерными интригами!

– За Белова не беспокойся, – уверенно пообещал Зорин, – из Москвы он

пока не вернется. Какой бы он ни был патриот комбината, а собственный сын ему дороже. И я сделаю так, чтобы Белов еще долго оставался в Москве. А потом, когда ты займешь место генерального директора, останется только дернуть за ручку и смыть Белова со всей его компанией в унитаз.

– Да, но ведь мой брат очень популярен среди народа, – начал уже сомневаться Рыков-младший, – его поддерживает" полковник Басовитый и наши местные бандиты с Семеном во главе.

– Вот это мне вообще не понятно, – всплеснул руками Зорин, – столько сил было положено, чтобы Басовитый и этот смотрящий не пересекались и друг друга грызли. Как говорится – разделяй и властвуй. А тут вдруг они объединились и выкинули из города Барона. Как такое вообще могло случиться?

– Это все Белов! – прошипел Матвей. – Это он смог их помирить!

– Время работает на нас, – успокоил Матвея Зорин, – так что нам волноваться не о чем, все вскоре станет на свои места. А пока поехали в управление и как будто этого нашего разговора не было.

– Слушаюсь, – полушепотом ответил Рыков-младший, преданно глядя Виктору Петровичу прямо в глаза.

В районе трех вокзалов ржавели брошенные пассажирские вагоны. От них уходили в сторону бурлящего города трое мальчишек. Из вагона выпрыгнул бородатый мужчина в длиннополой одежде и поспешил вслед за ними.

– Ребята, погодите! – окликнул он Ивана и его друзей, догнав их между двумя заборами, где они собирались присесть на траве.

– Вот привязался, черт бородатый! – тихо сказал Лоцман. – Чего ему надо?

Тем временем «монах» подошел к Ивану, усевшемуся на поваленное высохшее дерево и сказал:

– Если ты действительно сын Александра Белова, то я тебе хочу сказать, что очень хорошо знаю твоего отца. Можно сказать, я его друг.

– Друг? – с сомнением переспросил Иван и усмехнулся.

Он знал друзей своего отца – Космоса, Фила, Пчелу, и они были совсем не похожи на этого бородача в коричневой рясе, напоминавшего беглого монаха, выгнанного из монастыря за склонность к вранью. Космос, Фил и Пчела были всегда хорошо одеты, ездили на дорогих иномарках, а уж в сегодняшней ситуации, если бы каждого из них прижали к стенке хоть трое, хоть пятеро бандитов, они бы не повели себя так, как этот монах – они бы раскидали мафиозников, как щенков. Вот какими были друзья отца, а этот – смотри-ка ты, тоже примазывается.

– Меня зовут Федор Лукин, – представился «монах», протянув Ивану руку, – но для вас просто дядя Федя.

– Дядя Федя съел медведя, – выпалил Тимоха, и все громко рассмеялись.

Но бородатый не обиделся, рассмеялся вместе с ними и сказал, что именно так его в детстве и дразнили. А потом присел на дерево рядом с Иваном и рассказал ему всю историю от начала до конца. Как он, Витек и Степаныч нашли на свалке тяжелораненого Александра Белова, как выходили его, как потом сражались за свою свалку, как после чеченского плена отец Ивана уехал в Красносибирск и стал там начальником службы безопасности комбината.

Пацаны слушали молча. Похоже, бородатый, которого они сегодня спасли от смерти, не врал и действительно хорошо знал Ваниного отца.

– Так вы знаете, где в Красносибирске живет мой папа? – спросил Иван. – Адрес его знаете?

– Конечно, – ответил Федор, – я жил этажом ниже, а потом уехал оттуда.

– А зачем же вы оттуда уехали? – спросил Лоцман, перейдя на «вы».

После рассказанной Федором истории он проникся к нему уважением и решил больше бородатому не тыкать.

– Мне там было тесно, – ответил Федор, – смотрел я на эту мышиную возню и думал – есть ведь где-то другие города и страны, есть люди, которые живут не так, которым не надо горбатиться с утра до ночи, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Да дай бы бог, чтобы на кусок хлеба, а то ведь на совершенно не нужные человеку вещи – видики, телевизоры, компьютеры, автомобили!

– Ну, не скажите, – возразил Тимоха, – от компьютера я бы не отказался…

– Надо жить на лоне природы, заниматься охотой, рыболовством, разведением скота, – продолжил Федор, – вместо телевизора по вечерам любоваться закатом, вместо магнитофона слушать пение птиц, вместо того чтобы сражаться с компьютерными монстрами виртуальным мечом, нужно иметь настоящий меч и уметь им владеть.

– От настоящего меча я бы тоже не отказался, – сказал Тимоха, – а лучше пистолет, как у Ивана.

Федор нахмурился, глянул на сына Белова, который невозмутимо сидел на дереве, качая ногой, и спросил:

– Откуда у тебя пистолет?

– Взял у отчима на время, – ответил Иван.

– Дай его мне, – предложил Федор и протянул руку

– Вот еще, – возмутился Иван, – надо вам пистолет, лезьте в канализацию и доставайте оттуда. А это мой!

– Ты не понял меня, – помотал головой Федор, – мне твой пистолет не нужен, но и тебе не нужен, ведь вы все еще дети. Вы должны учиться, постигать мудрое, доброе, вечное. Твой отец не одобрил бы того, что у тебя в таком юном возрасте есть свой пистолет и ты из него стреляешь в людей!

– Не в людей, а в мафиозников, – поправил его Лоцман, – а вы не забывайте, что мы вас спасли от смерти. Если бы у Ивана не было пистолета, то и вас бы уже не было в живых!

– Так-то оно так, – согласился Федор, – да не все так просто, как на первый взгляд кажется. А почему, Иван, ты дома не живешь, а бродяжничаешь по Москве с пистолетом за пазухой?

Иван, которого Лукин сумел расположить к себе, рассказал Федору о том, как поссорился с матерью из-за отца, ушел из дому и теперь хочет поехать в Красносибирск. Сказал, что хочет жить с отцом, а не с матерью и Шмидтом. Федор расспросил и ребят, как они оказались на улице. Слушая, только кивал головой, и лицо его становилось все серьезнее.

Шмидт и Белов, оставив в бронированном джипе на улице Оксану со Степанычем, поднялись на высокое крыльцо зала игровых автоматов «Лови удачу». Они прошли вдоль длинного, двухстороннего ряда пиликающих и визжащих одноруких бандитов и прочих агрегатов и остановились у металлической двери, возле которой угрюмый охранник нес свою службу. Там, за металлической дверью, находилась штаб-квартира Шамана.

Охранник пропустил их, Шмидт и Белов прошли по узкому коридору в комнату, освещенную ярким красным светом, откуда доносилась громкая музыка. Шаман был мужиком лет тридцати, худощавым и смуглым. На малолетке лет в четырнадцать ему выкололи ножом глаз, и теперь на его месте был стеклянный протез, который всегда смотрел куда-то вбок, придавая лицу жуткое выражение. Своей кличкой Шаман был обязан бурятскому происхождению, нрав имел свирепый и несдержанный.

Он жестом предложил Шмидту и Белову присесть на кожаный диван, а потом так же жестом приказал своей охране приглушить музыку и убраться вон.

– Есть к тебе разговор… – начал Шмидт, но Шаман поднял руку.

– Я знаю, о чем будет базар, – хриплым голосом произнес он, – так что давай не будем тратить времяг на предисловия. Это кто? – спросил он, кивнув на Белова.

Сомнительно было, чтобы Шаман не знал, кто такой Белов, видимо, он напоказ понтовался, и Шмидт, который по московским уголовным меркам весил тяжелее Шамана раз в двадцать, как «Белаз» по отношению к «Запорожцу», понял, что в этой стычке за спиной «вокзального потрошителя» встал кто-то из серьезных, оттого Шаман и позволяет себе его перебивать.