Текст книги "Бригада. От сумы до тюрьмы"

Автор книги: Александр Белов (Селидор)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

XXII

Саша подошел к лежавшим на земле браткам и по очереди пощупал кончиками пальцев у каждого сонную артерию. Не нужно было быть специалистом, чтобы понять, что имеешь дело с покойниками. Он наклонился за выпавшим из рук налетчика пистолетом… И почувствовал, как горячий ствол «Стечкина» уперся ему в шею.

– Не делай глупостей и положи его на место, – услышал он спокойный голос Земфиры.

Она сделала шаг назад, к бамперу грузовика, чтобы выйти из зоны непосредственного контакта с Сашей, несмотря на то, что он без лишних слов выполнил ее команду.

Белов все еще пребывал в полусогнутом состоянии. Он был совершенно сбит с толку. Что за дела? Бандиты обычно не пользуются гранатометами в операциях этого масштаба. Ну зачем, скажите, палить ракетой по ментовке, когда нужно просто отобрать кейс или груз, или и то и другое вместе взятое? А Земфира, значит, на стороне гранатометчиков? А они против ментов и людей Куренного? Эти мысли бегущей строкой пронеслись в голове Саши и остались без ответа.

Дальше он действовал в автоматическом режиме. Схватил обеими руками кейс за ручку, с развороту выбил пистолет у Земфиры из рук и одновременно разжал пальцы. Серебристый кейс, кружась, взмыл в воздух и исчез в темноте. Через мгновение из кустов донесся звук его падения…

Саша тут же, как брейк-дансер, выполнил на пятке второй разворот, более низкий, с подсеч-кой – и Земфира с удивленным криком шлепнулась на пятую точку. Прежде, чем она опомнилась и вскочила на ноги, Белов исчез в придорожных кустах, там, где секунду назад упал кейс.

С противоположной стороны из сгустившихся сумерек на дорогу, освещенную заревом пожара, выходили бородатые люди в камуфляже.

– Здоровеньки булы, Земфира, я Усман, – сказал один из них с сильным украинским акцентом. – Надеюсь, ты не против нашей помощи?

– Какая теперь разница? – раздраженно ответила девушка. Она подошла к лежавшему в паре метров от нее, пистолету и подняла его. – Скажи лучше, что теперь делать? А если кто-нибудь поедет по дороге и увидит здесь этот разгром? А менты? Где они?

Усман повернулся к боевикам, махнул рукой. Через некоторое время из кустов на дорогу буквально вылетели, словно пущенные из невидимой катапульты, двое милиционеров. Они извивались на асфальте, как два полураздавленных червяка. У обоих вместо лиц было кровавое месиво. С трудом, но им удалось принять вертикальное положение.

– Дорога впереди и позади поста перекрыта, – объяснил Усман, – и у нас полно времени, чтобы устроить тут небольшое представление. – Он показал стволом автомата на еле державшихся на ногах милиционеров. – Вот они были в ментовке… Юсуф, давай их в ментовку… А эти в косухах их расстреляли из гранатометов. Хобби у них такое, представляешь, какие уроды?

Пока он описывал мезансцену, боевики с волчьими ухмылками выполняли его указания. – Милиционеров под дулами автоматов заставили войти в периметр поста ГАИ. Оба закричали от ужаса, когда у их ног одновременно приземлились две гранаты. Один за другим раздались два взрыва, разорвавшие их в клочья.

Боевики тем временем переместили трупы братков на позиции, с которых были произведены выстрелы, и вложили им в руки по гранатомету.

– Ось подывитеся, – сказал Усман, паясничая, – совсем распоясались криминальные элементы, на представителей закона поднимают руку.

– Ты лучше скажи, где теперь искать Белова? – поинтересовалась Земфира у предводителя боевиков…

Ванька Белов пока и сам не понимал, нравится ему в интернате или нет. Он впервые в жизни оказался в такой сложной обстановке без мамы. Шубина с самого начала предупредила его, что в конечном счете только от него зависит, останется ли он здесь, в интернате или нет. Решать только ему.

Он уже изучил местоположение классов и других помещений интерната. Оказалось, что помимо спальных корпусов, столовых и комнат для занятий, здесь были и магазинчики, в которых было все от жвачки до самых интересных игрушек и дорогих лакомств. Но чтобы покупать там, нужны особые деньги. На территории интерната имела хождение собственная валюта, красивые купюры, на которых был изображен сосновый бор. Поэтому их и прозвали шишками.

Получали их тут за учебу и за выполненную работу. Обслуживающего персонала было полно, одних садовников – трое, и на каждом этаже по дежурной. Но они сами практически ничего не делали. Они только следили за порядком и опекали учеников, но им строго запрещалось вместо них убираться, мыть полы и чистить туалеты.

Зато самим учащимся не возбранялось нанять кого-нибудь за шишки, чтобы произвести уборку вместо себя. Баню перспектива мыть туалет за других ради десяти шишек, на которые можно купить только одну пачку жвачки, не слишком привлекала. А ведь подряд на уборку сортиров еще нужно было умудриться получить. Из-за обилия современной моющей техники эта работа считалась легкой, а выгодных дел тут, как и везде, было гораздо меньше, чем претендентов.

Б любом случае, его не обманули: тир тут был. И в этом тире были не только настоящие кольты, но даже настоящие пулеметы – от АКМ до новейшего «Печенега». Однако один патрон для кольта стоил двадцать шишек, а для пулемета от тридцати пяти. А еще за шишки тут можно было порулить настоящим бронетранспортером и выстрелить из противотанкового гранатомета! Настоящей ракетой! Но стоило это безумно дорого.

Суть педагогического эксперимента заключалась в том, чтобы побудить детей и научить их зарабатывать и тратить деньги, а не сидеть на шее у родителей.

Ванька прикинул, что проще всего было бы не работать, а просто отбирать шишки у коллег, но Шубина его предупредила еще при поступлении, что в интернате действует полиция из старшеклассников. Одни открыто ходят с повязками, другие – оперативники – их не носят. Если попадешься на воровстве, то, во-первых, очень жестко задержат. А потом так оштрафуют, что до конца. учебного придется нищенствовать и на соседей работать!

К Ване на первых порах приставили экскурсовода, страшеклассника Юганова, который за эту услугу получал от дирекции двадцать шишек в час и поэтому относился к своим обязанностям очень серьезно.

– Не вздумай откупаться от тех, кто тебя застукал на нарушении правил, – предупредил он Ивана. – Если дашь взятку, потом два дня сидеть будет больно. И штрафанут. В общем, лучше не рыпаться. Слушай, а это правда, что твой отец – Александр Белый?

Иван настороженно посмотрел на Юганова и насупился. Криминальная слава отца не доставляла ему удовольствия:

– Ну и что? – с вызовом спросил он.

– Клево. Но за тобой, небось, особо будут следить.

– А твой папа кто? – спросил Иван.

– Мой-то… Замминистра. По медицине. Бабок у него немерено, но тут курс двадцать пять баксов за шишку, и… Короче, жмется старикан.

– А помимо этого, официального? – спросил Ванька.

– Мимо тоже можно… Есть тут некоторые, меняют из-под полы. По десятке. Но если поймают – конфискуют и опять же штрафанут. Тут, парень, порядки не то что там, за бортом. Тут полицией ведает один препод – такой зануда. Ничем его не купишь.

– А что, полицейским много платят?

– Не. Меньше, чем юннатам.

– Тогда чего же они?

– Ты в Америке ведь жил?

– Ну…

– А там разве много копам платят?

– Не, мало. Они даже бастуют.

– Вот. А не берут. Почему?

– Ну… Стыдно, наверное.

– Вот и нашим стыдно. Они же клятву там дают. Про честь и всякое такое.

– А юннаты – это кто? – перевел Иван разговор в более конкретное русло.

– Кому биология нравится. Тут так. Первые три класса тебя учат, как сами хотят. А потом – специализация: не хочешь геометрию – не учи, но вместо нее что-то другое надо выбрать. Я выбрал финансовый менеджмент, а теперь думаю – не потяну. Лучше, наверное, геометрия.

– Слышь, а почем это, у юннатов?

– Ну, я точно не знаю. Хочешь, сходим, спросим?

– Хочу.

У юннатов шло занятие, о чем свидетельствовала надпись на электронном табло над дверьми: «Не входить. Идет урок». Правда, в большое стеклянное окно от пола до потолка было видно, что там происходит. Рядом с дверью был небольшой динамик, из которого слышен веселый голос молодой, в кокетливой прическе, училки:

– Вы уже знаете: крысы, которым в те центры мозга, которые ведают счастьем, вживили электроды, готовы тысячи раз, забыв про сон и еду, нажимать педальку, подающую ток на эти контакты. Обычно об этом говорят к тому, что удовольствия, в том числе зрелища, при манипулировании массами порой даже важнее хлеба, то бишь, голода. Если вы покажете толпе врага и дадите его разорвать, она простит вам недостаток пищи.

Гораздо реже вспоминают, что помимо центров рая, в мозгу есть и центры ада. Московские психологи ставили в клетку к крысам две автопоилки: одну с обычной водой, другую – с водкой, разбавленной молоком. Пока все шло нормально, животные пили только воду. Но когда начали подавать ток на электроды, вживленные в центры ада, крысы сразу переходили на водку – спасались от душевных мук. Они очень быстро становились алкоголиками, пили водку и после того, как переставали раздражать зону ада в мозгах. И только после того, как раз за разом воздействовали на их центры счастья, животные возвращались к нормальной воде. Какие выводы можно из этого сделать? Ну, скажи, Шкандыбин? – она кивком пригласила ответить стеснительного кудрявого мальчика.

– Я думаю, – сказал тот, – что чем примитивнее человек, тем скорее он, если у него стресс или фрустрация, прибегнет к алкоголю.

– Ну, это на поверхности. А какие из этого практические выводы можно сделать, а, Бадалка?

Встала мордастенькая, похожая на отличницу девочка и громко заявила:

– На пьяницу ни в каком деле положиться нельзя. Я бы за такого замуж никогда не вышла!

Сидевшая рядом с ней худышка в роскошном платье хихикнула:

– А где ты сейчас непьющего найдешь? У всех стресс, все и пьют!

– Тише, Дмитрохина. Скажи ты, Лугачев.

– Нужно, чтоб всегда была дешевая водка. И пусть желающие снимают стресс. Это лучше, чем восстание неудачников против тех, кому в жизни повезло.

– Но это же ведет к массовому алкоголизму! – возмутилась Бадалка.

– Ну и бог с ним, – отмахнулся Лугачев. – Зато меньше станут бунтовать.

– Интересная мысль. Это ты сам догадался? – спросила учительница.

– Нет, это мама говорит: не запретили бы водку, СССР до сих пор бы существовал.

– Верно подмечено. Молодец, что к месту вспомнил. Получаешь десять шишек. Еще Екатерина II говорила, что пьющим народом легче управлять. Поэтому в середине позапрошлого века, когда крестьяне громили кабаки и не давали в их селах торговать спиртным, их расстреливали из пушек, как самых опасных бунтовщиков.

– Жалко людей, – сказала девочка со смешными косичками.

– Жалко, Андропович? А себя, своих родных, когда попрут на них трезвые неудачники, тебе не жалко? – удивилась учительница.

Ивану стало скучно: эти ученики все такие умные-занудные, все знают, на все у них готов ответ. Пьяных он не любил, и слушать о них просто не имело смысла. Пустая Трата времени! Ванька потянул провожатого за рукав и увел от прозрачной стены:

– Не, мне это неинтересно. А где тут у вас платят больше всего?

– Как где? В дирекции конечно!

XXIII

Ольга Белова стояла у высокого окна офиса Фонда Реставрации и смотрела на два встречных световых потока фар на дне улицы. Снизу доносилось урчание моторов, скрип тормозов, гудки нетерпеливых водителей и шум толпы, сильно приглушенные тройным стеклопакетом. Лакированные крыши машин сверкали в свете вечерних фонарей, их пассажиры спешили куда-то, на что-то надеялись, радовались жизни. Все, кроме нее, Ольги.

Она только что ознакомилась со справкой о доходах и расходах Фонда за третий квартал текущего года. И последних, то есть раходов, было гораздо больше, чем первых, то есть доходов. А Шмидт при этом как ни в чем ни бывало сидит за столом Белова и играет на его компьютере в какую-то стрелялку, ушел с головой в киберпространство. Нет его здесь. Вот эта способность мужиков играть в свои игрушки, когда мир рушится и не понятно, что будет завтра, приводила ее в бешенство. Да еще включил звук на полную мощность. И Белов был точно такой же!

– Что ты собираешься делать? – спросила она, не оборачиваясь.

Молчанье было ей ответом. Да еще взрывы, выстрелы, хрипы и стоны несчастных монстров.

Она повернулась и уставилась на Митю тем тяжелым взглядом, от которого у того сразу портилось настроение.

Но с недавних пор ему стало плевать, что она им недовольна. И как ни странно, это ее к нему и притягивало. Избалованная Ольга никак не могла понять, как это она может кого-то оставить равнодушным?!

Но еще больше ее беспокоило собственное финансовое положение. Когда Белов был рядом, она могла говорить о том, что на деньги и роскошь ей плевать. Но сейчас, когда вокруг не было заметно желающих из всех сил ей услужить, ее мироощущение несколько изменилось. И не потому, что она стала корыстолюбивой. Для этого тоже нужен определенный характер, которым Ольга не обладала. Просто срабатывал простой рефлекс: то, что кажется не очень нужным, пока оно есть, становится крайне необходимым, когда это отбирают для кого-то другого.

А ее Митю, того самого немногословного услужливого Шмидта, который еще недавно готов был целовать ей ноги, точно подменили. Судя по справке, он тратит безумные деньги на собственную охрану и гораздо меньше уделяет внимания делам Фонда.

– Ну что ты молчишь? Ты собираешься хоть что-нибудь делать? – спросила она снова более требовательным тоном.

Шмидт будто не слышал: он воевал с монстрами. Тогда Ольга подошла к блоку питания компьютера и выдернула вилку из розетки… Словно очнувшись, Шмидт закинул руки за голову, потянулся и лениво спросил:

– А ты хочешь что-то делать? Пожалуйста. Проблем хватает. Налицо организованный накат на все наши филиалы. Таможня задержала наши вагоны с металлом. И не известно, куда делся наш состав с холодильниками и кондиционерами. Банк напутал со счетами, и нечем смазать таможню и забашлять железнодорожников. Еще? Кабан набрал силу и снова вышел на тропу войны. Он наезжает на наши точки по всей Москве! Вот… – Шмидт выдвинул ящик стола, достал-из него пистолет и, положив на стол перед собой, пододвинул к Ольге. – Вот, возьми. Это на тот случай, если решишь Кабана загасить. Белов бы именно так и поступил. Еще? Подрядчик должен нашу долю от дома на Краснохолмской, но он клянется, что все забрали Тушковские и менты. Поедешь разбираться? Тачка – у входа, броник – в шкафу, пистолет у тебя уже есть.

– Как тебе не стыдно! – пустила Ольга в ход главный козырь. – Кто из нас мужчина?

– И в самом деле, – удивился Шмидт, – кто тут мужик? Неужели я? Тогда, значит, ты – женщина?! Тогда чего рот открываешь, пока тебя не спросили? Ты уж определись, дорогая. Если-ты главная, то – разруливай ситуацию сама. А если нет, то умолкни и жди, когда взрослые дяденьки что-нибудь придумают. Если все так плохо, незачем было покупать эту чертову скрипку, – Дмитрий уже не первый день пенял ей за это более чем несвоевременное приобретение, а ей нечего было возразить. Она все-таки купила ee.

Ольга замолчала. Ей было известно, что в США ежегодно создается примерно шестьсот тысяч фирм. Затем в течение года около четырехсот пятидесяти тысяч из них – разоряются. И это в Соединенных Штатах, где дети с искусственным молоком из пластиковой бутылки, поскольку американские матери берегут форму груди, усваивают рыночные заповеди.

А в России, где маркетинг все еще существует на уровне «не обманешь – не продашь, не обвесишь – не заработаешь», разоряются почти девяносто девять процентов вновь образованных фирм. Жесткий естественный отбор в действии.

Но Ольге казалось, что эта печальная статистика никоим образом ее не касается. Она надея-лась, что ей удастся уберечь от распада и разорения империю Белова, которая досталась ей по наследству от пропавшего без вести мужа. Расставаться с этой иллюзией ей не хотелось и даже было больно. Главным образом потому, что это означало бы признание своей собственной некомпетентности и, следовательно, его, Белова, превосходства. При нем-то Фонд пусть и не без проблем, но развивался по восходящей. «Чтоб ты сдох, Белов», – подумала в сердцах Ольга.

Рассчитывать ей сейчас было не на кого, кроме Шмидта. Она умела давать неплохие советы. Но одно дело советовать, а другое – их реализовать. Она, например, ничего не понимала в силовых акциях. Это мог и знал, как делать, только Митя. Она постаралась улыбнуться ему и сказала, в оптимальной пропорции перемешав в голосе нежность, ласку и ехидство:

– Ну и что же эти замечательные дяденьки придумали?

– Давно бы так, – без малейшего торжества в голосе ответил Шмидт, пропуская мимо ушей ее язвительный тон. – Ты не задавалась самым очевидным вопросом?

– Каким?

– Почему Белов бросил и тебя, и Фонд Реставрации, в который вложил столько сил и средств? И почему до сих пор я жив?

– Он не знает про нас с тобой?

– Не смеши. Белов не знает о том, что ты мне дала?

– Какая ты свинья! – крикнула обиженная до глубины души Ольга, тбпнув ногой.

– В смысле? – удивился Шмидт. – А-а, ну пусть будет – спала со мной, если это тебе больше нравится? Или копулировала – еще лучше? Разве тут в словах дело? Ты в суть смотри, в корень.

Ольга смотрела на него полными слез глазами. Она начала понимать, что Шмидт чем-то страшно обижен и мстит ей. Но за что? За что? За то ли, что она ему отдалась, думая, что приобретает нового, надежного друга. Сначала ведь он относился к ней с трепетом, чуть ли не носил на руках! Все изменилось после того дорожного* происшествия с Ванькой, когда тот чуть не попал под рефрижератор, а Дмитрий его спас. Головой он что ли ударился?

Да, что-то здесь не срастается. Саша жив, и что он должен думать о них со Шмидтом? А то, что теперь их связь, возникшая после покушения, выглядит, как причина этого покушения! Но если так, тогда почему, действительно, Шмидт до сих пор жив?

– Ты думаешь, небось: «нет человека – нет проблемы», так? – усмехнулась она. – А ты не задумывался над тем, что становится с теми, кто активно применял этот принцип? Где они? Вспомни. Они там же – в могиле. Ты знаешь, на чем горит большинство? На непонимании одного простого закона. Он гласит: решение любой проблемы означает появление как минимум двух новых! Как минимум. Возьми простой и типичный случай. У человека нет денег. И он думает: вот бы мне хоть немного разбогатеть, сразу станет легче. И вот, допустим, нашел он деньги. И что? Одна его проблема решилась. Зато появились другие: эти деньги надо куда-то спрятать, чтобы не украли, эти деньги надо во что-то вложить, чтобы не обесценились, эти деньги надо на что-то тратить, а соблазнов и возможностей вокруг столько, что выбрать не просто, глаза разбегаются! А ведь еще появился риск быть в любую минуту убитым из-за этих денег… То же самое и с убийствами. Я думаю, Белов под конец уже начал это понимать: каждое убийство не столько решает, сколько порождает все новые и новые проблемы. С наследниками, с дележкой, со свидетелями, с конкурентами, с милицией, наконец…

– Ну-ну, это все слишком заумно, философия, а в жизни все гораздо проще, – покачал головой Шмидт. – Ты не увиливай от ответа, почему Белов оставил в живых нас с тобой?

О себе Ольга не думала. Она была почему-то уверена, что Белов по-прежнему ее любит. Ей даже в голову не приходило, что он способен поднять на нее руку. И вдруг она догадалась! Она прямо-таки физически ощутила, что Шмидту за что-то стыдно перед Беловым, и он вымещает на ней свои комплексы. Да, что-то между ними когда-то произошло, чего она не знает! Он комплексует, а из нее делает козу отпущения! Это объясняет и его холодность, и все его выкрутасы за последние полгода.

– Ты думаешь, это не в его стиле? Согласна. Он очень злопамятный, поганец. Но объяснить это несложно. Подумай: если бы Белов хотел нас с тобой убить, он бы давно убил. Так? Значит, не хочет. Почему? Потому что это не настоящий Белов! – внезапно к ней пришло озарение, она нашла ответ, который все объясняет и ставит на свои места. – Да, настоящий Белов – мертв! А этот – подставной. С его помощью просто хотят прибрать наш Фонд Реставрации. Понимаешь? Нас с тобой просто пугают покойником!

– Ты хочешь сказать, – удивился Шмидт, – что нам надо его выследить и того, отправить к настоящему?

– Ни в коем случае! – возмутилась Ольга. – Зачем? Накликать новые проблемы? Надо гасить огонь огнем, встречным палом. Переведи стрелку, навесь на мнимого Белова грехи настоящего. Ты ведь знаешь о Белове достаточно, чтобы он всю оставшуюся жизнь эту кашу расхлебывал! И ты знаешь тех, кого это заинтересует!

Дмитрий откинулся на спинку кресла и с интересом посмотрел на возбужденную своим открытием любовницу… Он то в отличие от нее видел Белова, и знал, что тот жив на все сто процентов. Но какова Ольга-то! Прямо леди Макбет.