Текст книги "Поцелуй Фемиды"
Автор книги: Александр Белов (Селидор)
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Зато они рассказали Кате про маньяка, который орудует в парйе и насилует почему-то исключительно одиноких лыжниц. Майя не была лыжницей, да и зима осталась позади, но к вечеру бедная Екатерина Николаевна уже не сомневалась: легкомысленная беженка, по привычке вихляя задом, спровоцировала именно того самого маньяка…
В этом месте Игорь Леонидович Введенский сделал рассказчице знак остановиться, уточнил внешние приметы пропавших и взялся за телефонную трубку. Он звонил по разным номерам и всякий раз повторял насчет фиолетового пальто и двухцветной шапочки.
А Витьку пришла в голову своя версия, и он немедленно взялся ее отрабатывать.
– А ну-ка покажи мне, Катя, комнату этой лёди-бледи!
Они вместе прошли сначала в комнату Алеши, потом оттуда в маленькое смежное помещение, в котором стояла кровать и находились личные вещи няни. В то же мгновение оттуда донеслись рыдания Кати и мат взбешенного Витька.
– Мужики, эта сучка сбежала вместе с ребенком! – крикнул он, появляясь в гостиной. – И с вещами… Как будто замела за собой, не за что зацепиться.
– Кто-бы сомневался, – процедил сквозь зубы Введенский, продолжая говорить с кем-то по телефону.
– Степаныч, едем на вокзал, потом в аэропорт! – скомандовал Злобин.
Игорь Леонидович с сомнением покачал головой. Но возражать не стал: "Этому парню обязательно надо действовать физически, иначе – взорвется. Арсений Степанович поднялся и пошел следом за Виктором. К дому Белова они приехали на его транспорте – синем фургончике марки «Фольксваген», который одинаково хорошо годился как для развозки выпечки по торговым точкам, так и для транспортировки больших компаний.
Введенский перестал звонить – теперь он ждал ответных звонков.
Екатерина Николаевна, Александр говорил мне о видеокассете, которую он привез из поездки на Кипр. Могу я взглянуть? – обратился он к хозяйке квартиры. – А вы попробуйте сосредоточиться и вспомнить все, что имеет отношение к приятелю вашей няни, – он вставил кассету в магнитофон и нажал на пуск.
Раздались звуки сиртаки, но на экране ничего не происходило. Оператор неоправданно долго снимал унизанную плодами ветку апельсинового дерева, потом живую изгородь из кустов. У всех, кто находился в. комнате возникло одно и то же ощущение, будто бы кто-то специально издевается над ними, демонстрируя милые пустячки, в том время как здесь такое творится! Игорь Леонидович начал осторожно приматывать пленку вперед, но быстро прекратил это занятие, потому что на экране в ускоренном режиме из автобуса начали быстро-быстро выпрыгивать люди.
Пришлось отмотать назад. Прибывшие в кипрскую деревню экскурсанты спиною вперед втянулись обратно в автобус, и только после этого, повинуясь телевизионному пульту, начали вновь выходить, на этот раз в нормальном темпе. Ага, вот и Белов, на фоне автобуса. Загорелый, в панаме плантатора, улыбаясь, озирается по сторонам. Потом, видимо, спохватившись, помогает выбраться из автобуса двум божьим одуванчикам неопределенного пола.
Следом молодцевато выпрыгивает Удодов. За ним по ступенькам медленно спускается его супруга в макияже, делающем ее похожей на негатив, но Удодову нет дела до жены. Скорее всего, он еще не в курсе, что попал в кадр, но ведет себя так, будто на него смотрит весь мир. Заметив камеру, поворачивается к ней медальным профилем. Вот, мол, я какой весь из себя, смотрите и завидуйте, я гражданин великой России…
Смотреть, как нарядные счастливые люди, украшенные оливковыми веночками, дурачатся, ездят на осликах, падают с осликов, выпивают, закусывают, флиртуют и танцуют, сидевшим пред экраном зрителям было невмоготу. Их было очень много, этих сибаритов. Частью русские – их отличить от прочих очень легко, частью какие-то другие туристы, вероятно, из Европы. Но мелькали и очень смуглые мужские лица арабского типа. Судя по всему, принимали участие в фольклорной вечеринке сразу несколько групп.
Пару раз Введенский отматывал пленку назад, и можно было в подробностях разглядеть сидевших за одним столом Удодова и Белова: оба раскраснелись, в пылу спора машут руками и бросают друг другу оскорбления, какие – не слышно, но явно что-то очень обидное.
Поначалу пленка, выданная участникам праздника в качестве сувенира, претендовала на некую сюжетность… Однако ближе к концу кассеты любые намеки на хоть какую-то логику и последовательность исчезли. Видно, халтура это не только русская болезнь, грекам тоже есть чем похвастаться. Музыкальная подложка с кипрскими напевами давно закончилась, куски видеозаписи с синхронным звуком чередовались с кусками, где звук отсутствовал вовсе. Несколько фрагментов попались вообще «левые»: то ослы шли задом наперед, то выплясывали сиртаки ярко выраженные афроамериканцы, которых не было на пленке ни до, ни после. Оператор, снимавший окончание вечеринки, явно был нетрезв. Не был он трезвым, судя по всему, и в момент окончательного монтажа, а может, просто очень спешил.
Вновь в поле зрения оказался Белов: теперь он спал, сидя на лавочке и уронив голову на грудь так, что оливковый веночек съехал у него на нос. Потом ракурс изменился, Екатерина Николаевна неожиданно для всех вскочила с диван и истошно заорала: «Это она, стерва!»
Кадры, снятые с близкого расстояния, позволяли во всех подробностях рассмотреть выставленные на всеобщее обозрение прелести очаровательной артистки беллиданса. Тип лица у девушки был явно европейский, в то время как весьма откровенный наряд pi движения были классически восточными. Кате стало плохо: в исполнительнице танца живота она узнал «несчастную беженку» – Алешину няню…
Ватсон и Федор перенесли обессилевшую женщину в спальню. А когда вернулись, то застали Введенского внимательно, раз за разом, просматривающим какой-то другой фрагмент; Здесь присутствовал звук, и разговор на английском вели между собою мужчины.
Доктор Вонсовский осторожно тронул генерала за рукав:
– Игорь Леонидович, Алешина нянька, танцовщица, и «восточная галлюцинация» моего пациента – одно и то же лицо.
XLII
Белов никак не мог решить, что лучше – заступиться за Лайзу и других заложников, или сделать вид, что ничего не произошло. Численный перевес был на стороне Грота и его команды, поэтому шансы изменить ситуацию в свою пользу равнялись нулю. Саша счел за лучшее повременить с активными действиями и отошел к стене, визуально контролируя все перемещения отморозков. Другого слова для определения их действий он не находил.
Грот с удовлетворением оглядел собравшуюся компанию и велел шустрому Мориарти «задраить люки». Быстро разобравшись с замком служебного помещения, умелец заклинил его, а потом проверил на Прочность решетки двух имевшихся в комнате окон. Одно из них выходило в тюремный двор, второе, поменьше – на лестницу.
– На хрена мы этого ботаника брали? – спросил сам себя Грот, показывая на оказавшегося англичанином парня, который сидел в углу на корточках и, подобно остальным заложникам, старался не делать лишних движений. – Хватило бы и двух баб, – он неожиданно схватил Лайзу за руку и дернул на себя.
Это замечание Гоблин воспринял как руководство к действию: подскочил к парню, поставил на ноги и технично вырубил его ударом в переносицу. Стекла очков вонзились несчастному в лицо, удар отбросил его назад, он стукнулся затылком о стену и рухнул на пол. Старушка с криком «Билли» бросилась к нему, а Саша – на Гоблина. В прыжке он изо всех сил пнул его каблуком в солнечное сплетение, прежде чем тот упал, развернулся на пятке и в круговом движении вокруг собственной оси вмазал ему подошвой тяжелого ботинка в ухо. Гоблин отлетел к стенке.
Пошла рубка, в ходе которой Саша два или три раза раскидывал нападавших в разные стороны, но, в конце концов, шестеркам Грота удалось его обездвижить, навалившись на него и прижав лицом к полу. Грот подошел к Белову, примерился и с размаху опустил гранату на его затылок. Отморозки бросились в разные стороны, как испуганные тараканы, но Грот со смехом остановил их.
– Спокуха, мудаки, граната учебная!
Он велел им приковать женщин найденными в комнате наручниками к радиатору батареи отопления, а лежавших без сознания Билли и Сашу оттащить в сторону и положить у стены рядом с раненым парнем.
В корпусной бандиты обнаружили, кроме наручников, и другие полезные вещи. Например, еще одну связку ключей, на которой, скорее всего, находился ключ от караульной вышки. Открыв дверцу стенного шкафчика, Заика издал радостный вопль:
– По-по-хоже, нас т-т-тут ждали!
Все увидели, что на полке, поверх нераспечатанной коробки конфет, лежит в хрустящем целлофане букет тюльпанов, а в глубине стоят несколько бутылок коньяка.
Очнувшийся Белов мысленно застонал: наверняка у кого-то из контролеров сегодня день рождения, может быть, даже у Анюты… В сторону Лайзы он старался не смотреть: ну кому, скажите на милость, кому понадобилась его геройская выходка! Лайза тоже делала вид, что с ним незнакома, и вполголоса общалась по-английски со старушкой. Кое-что из сказанного Саша понял и сумел сделать выводы.
Грот подвел итоги первой части операции. По его словам, несмотря на провал основного варианта плана, дела складываются не так уж и плохо. Заложники-иностранцы подвернулись как нельзя кстати. Теперь осталось очень аккуратно обменять их на какое-нибудь приличное средство передвижения. Бандиты сели к столу и начали обсуждать список требований для предъявления тюремной администрации в обмен на жизнь заложников. Настроение у них улучшилось, особенно после того, как они пустили по кругу бутылку коньяку.
Саша, опираясь о стенку, с трудом поднялся на ноги и в сердцах так грязно выругался, что Лайза посмотрела на него с осуждением. Гоблин тоже завозился на полу, медленно приходя в себя.
– Слушай, Грот, – обратился Белов к авторитету– Ты плохо понимаешь ситуацию. Ты попал, на самом деле. Знаешь, кто эти люди? Комиссия Евросоюза по правам человека!
– Тем лучше. Выходит, эта сиреневая миссис Хадсон, покруче будет любого бронежилета. Правда, божий одуванчик? – спросил Грот ничего не понимавшую старушку.
– Бабулю, Грот, точно придется отпустить. И раненого тоже. Ты же никогда не был беспредельщиком!
Грот немного обиделся: кажется, Белов держит его за слабака? В этот момент Билли, до тех пор неподвижно лежавший в углу, начал шарить по полу в поисках очков, его лицо было залито кровью.
– Не двигаться, сука! – авторитет с явным намерением доказать свою крутизну, направился к раненому.
Саша снова не выдержал, встал между ними: в итоге удар достался не заложнику, а Гроту – от Белова, по печени. На этот раз никто не стал вмешиваться в их взаимоотношения.
– Опять ты, Белый, ссышь против ветра, – сказал Грот, отдышавшись. – Не будь банальным. Заика, дай мне букет, – велел он своему убогому ассистенту и снова обратился к Белову – Думаешь, я дебил и ничего не вижу? Дураку понятно, что ты к этой кондолизе неровно дышишь! – он выхватил тюльпаны из рук Заики и подошел к американке.
Саша внутренне сжался и приготовился к атаке, но, как оказалось, напрасно. Грот пригладил ладонью ежик волос на макушке и с ловкостью старого морского волка поклонился удивленной девушке.
– Мисс, – сказал ей он с достоинством, кося глазом на Белова, – разрешите мне от имени российского криминалитета поднести вам этот скромный букет в знак Признательности за вашу, так нужную всем нам, правозащитную деятельность. Ура, товарищи, – он с удовольствием присоединился к гоготу своих шестерок, оценивших, наконец-то, весь смак его издевательской шутки.
Затем последовал короткий, но впечатляющий рассказ о том, как именно он и его близкие поступят с Лайзой, если Саша не возьмет себя в руки и не пообещает вести себя тихо. В противном случае для него тоже найдутся браслеты. Белову не оставалось ничего иного, как пойти на мировую. Растерянная американка застыла с букетом цветов в руке, не зная, как реагировать на поведение этого опасного комедианта, Грота.
– Кончай стебаться, ботало, – устало произнес Саша, – и включи мозги. Пора уже…
В этот момент сработал зуммер допотопного телефонного аппарата, стоявшего на столе служебного помещения. Звонил полковник Медведев, предлагавший бунтовщикам немедленно отпустить заложников и сдаться. В отличие от Грота, ему явно не хватало воображения. И, поскольку взамен тюремный босс не предлагал вообще ничего, даже прощения, стало ясно, что переговоры будут долгими и трудными…
XLIII
Прошло два часа, в течение которых состоялись еще два телефонных разговора. От имени бандитов выступал, разумеется. Грот, а на другом конце провода отметились начальник управления внутренних дел и краевой прокурор.
По указанию Грота Гоблин отцепил «миссис Хадсон» от батареи и, прикрываясь ею, как щитом, выбросил из окна во двор маляву с ультиматумом. Бандиты требовали доставить им четыре автомата Калашникова с запасными магазинами и столько же бронежилетов, подогнать автофургон к воротам изолятора и предоставить борт с запасом горючего до Эмиратов. И еще одно условие: – снять снайперов с крыш соседних домов! Прижатый к стенке полковник Медведев обещал выполнить все требования бандитов…
Снова потекли сначала минуты, а затем и часы ожидания. Гоблин, опять же по наущению Грота, контролировал каждое движение Лайзы, сидя рядом с ней на полу Это занятие ему нравилось, и он всячески демонстрировал Белову, что в любую минуту готов применить насилие:
Несмотря на это Саша говорил с Гротом абсолютно спокойно. Ему уже почти удалось уговорить его передать Медведеву англичанина, который снова потерял сознание. Аргументы Белова были очевидны, а потому убедительны. Во-первых, трое заложников – это слишком много для успешного отхода, двух женщин вполне достаточно. Во-вторых, парень серьезно ранен и нуждается в операции. В дальнейшем он будет только путаться под ногами. А то и вовсе двинет кони, между тем как труп на данном, успешном этапе переговоров никому не нужен.
Реальный же план, который Белов все это время держал в голове, был прост и ясен. Необходимо сначала любыми средствами убедить бандитов отпустить заложников, по крайней мере, двоих из трех. А там видно будет. Внезапно Белову пришла в голову хорошая идея. Решив, что пришло время засветить переданный Федором мобильник, он достал его и набрал номер заводоуправления, К телефону подошла Любочка – будто ждала его звонка. Голос у нее был странный, Саше даже показалось, что она пьяна.
– Люба, не удивляйтесь, это я, Белов, – произнес он «директорским голосом», – немедленно позвоните на телевидение и во все красноси– бирские газеты, в том числе в «Колокол». Если журналюги хотят видеть побег заключенных, пусть едут в Воронье гнездо – немедленно! – убедившись, что секретарь правильно поняла задание, он отключился.
– Нормальный ход, – одобрил Грот его действия. – Чем больше свидетелей, тем больше у нас шансов выйти отсюда живыми.
– Только давай договоримся: как только журналисты будут здесь, ты немедленно отдаешь парня. Поверь мне – так надо.
Грот опять согласился, хотя ему и не нравилось, что Белый ведет себя так, будто главный здесь он.
Саша попросил Лайзу передать старушке, что он восхищен ее выдержкой. Мол, она ведет себя очень достойно, ни на минуту ее не оставляет присутствие духа. Выслушав перевод, та расплылась в широкой американской улыбке. Поправив шейный платочек свободной рукой – вторая снова была пристегнута браслетами к батарее, старушка ободряющим жестом потрепала Сашу по щеке…
Через час во дворе тюрьмы появилась стая журналистов. Телевизионщики уже снимали топтавшихся на раскисшем снегу генералов и полковников от МВД и спецназовцев в тяжелом вооружении, в шлемах, с дубинками и щитами. Все шло нормально, без эксцессов, никаких свидетельств приготовления к штурму заметно не было…
Женщины вели себя молодцом и слали Саше ободряющие улыбки. Сидевшие за столом Грот и его безбашенные гвардейцы, Заика и Мориарти, начали клевать носом. Сказывалось напряжение, долгие часы ожидания и выпивка. Саша подумал, что Грот был неправ, позволив своей шатии-братии прикончить весь имевшийся запас коньяка.
Позвонил полковник Медведев. Видимо его достала неизвестность, и он попытался выяснить, все ли в порядке. На всякий случай он еще раз подчеркнул, что все условия будут выполнены, но для подготовки самолета требуется время. И сообщил, что в течение получаса к ним поднимутся санитары с носилками для эвакуации раненого.
– Только не вздумайте со мной шутковать, – предупредил Грот полковника, – а если собираетесь, то заранее готовьте три гроба европейского образца с надписью ООН.;
Медведев еще раз пообещал не проводить штурма и положил трубку…
Саша мысленно усмехнулся. Можно было не сомневаться, что в штабе принято решение брать штурмом корпусную и, обещая Гроту самолет, переговорщики просто тянут время.
Когда в камере стало одним заложником, меньше, Белов осторожно выглянул в окно.
– Слышь, Грот, – позвал он авторитета, – ты видел чердак жилого дома?
Грот напряг зрение и выдал длинную матерную тираду.
– Снайпер, мать его за ногу! Медведь же обещал мне, что снимет снайперов с крыши!
– Это не просто снайпер. У него в руках не снайперская винтовка, а «Муха». Догадываешься, что это может означать для нас всех?
Гранатомет в руках спецназовца, смотревшего в этот момент сквозь прорези своей маски на окно корпусной, мог означать только одно – что жизни заложников не самое важное в этой истории с захватом. Лайза, сообразив, что ситуация обостряется, заволновались. Старушка произнесла несколько гневно-вопросительных фраз по– английски.
– Что она говорит? – обратился к Лайзе Грот.
– Она говорит, что они не посмеют стрелять в комнату, где находятся члены комиссии Евросоюза и ООН.
– А ты как считаешь, Грот, посмеют или не посмеют? – Саша пристально смотрел ему в глаза, пока не убедился, что тот понял, о чем идет речь.
А именно: заложники здесь не только члены европейской комиссии. В этой комнате заложники все. Причем караулит их не рецидивист типа Грота, а некто неизмеримо более жестокий. Ему нужно одно – избавиться от Белова любой ценой. И жизни тех, кто в момент его смерти случайно окажется рядом с ним, не имеют ровно никакого значения…
На груди Белова завибрировал спрятанный под ветровкой мобильный телефон. Он отошел в сторону и нажал кнопку включения.
– Саша, слушай внимательно, – услышал он в трубке голос Введенского. Связь была отличной, й все присутствующие слышали слова звонившего: – Штурм намечен на двадцать ноль-ноль…
– Но мы же отдаем заложников! – попробовал возразить ошарашенный таким поворотом событий Белов. – Здесь еще две женщины!
– Это не имеет значения. Не перебивай и слушай. Штурма не будет. Но ровно без двадцати восемь с чердака жилого дома по вашему окну будет произведен выстрел из гранатомета. Ты понял меня?
– Да, понял, спасибо за информацию.
– И последнее: оцепление в районе жилого дома отсутствует…
Связь оборвалась. В комнате повисла гнетущая тишина. Потом Лайза шепотом начала переводить соседке на ухо все, что сумела расслышать и понять. Саша бросил взгляд на большие. электронные часы на стене помещения: было четыре минуты восьмого…
Введенский! Единственный в мире человек, который способен в эту минуту спасти ни в чем неповинных людей. Он не случайно предупредил Белова о том, что оцепление вокруг дома, где засел спецназовец, снято. Этот организационный шаг вполне понятен: ни единая душа не должна знать, то именно и откуда стрелял в заложников. А если никто не видел, то замести следы будет гораздо легче.
Белов высветил на экране номер Введенского, чтобы забить его в память, но оказалось, что он был в телефонной книжке. Попытки дозвониться генералу в течение следующих пятнадцати минут не дали результата: ответом были короткие гудки. Время поджимало. А может, задействовать Виктора и охрану комбината? Вот только как на него выйти? Вряд ли он сейчас на работе. Саша набрал номер тетки.
– Катя, как у вас дела, где Виктор? – Белов знал, что в последнее время вся компания часто собирается у него дома, а Катя и Витьком и вовсе сдружились.
Ответом ему были хлюпающие звуки. Прошло несколько бесценных секунд, прежде чем Саша понял, что тетушка просто не может говорить из-за того, что ее душат слезы.
– Где Виктор? Что случилось? – заорал он, чувствуя, что вот-вот взорвется от напряжения.
– Мы едем в аэропорт! – Катя рыдала в трубку, уже не пытаясь сдерживаться. – Алешу украли… Кабан со своей стервой… В аэропорт его повезли!
XLIV
Белов сразу понял, что ситуация изменилась и побег должен состоятся. Он аккуратно сложил и спрятал на груди мобильник. На губах его играла улыбка, которая ни в коей мере не отражала того, что творилось у него в этот момент на душе. Как всегда в минуты крайней опасности на Сашу снизошло абсолютное спокойствие.
– Грот, слушай сюда… – тихо сказал он, понимая, что должен найти максимум несбиваемых, убедительных доводов, чтобы сделать Грота своим союзником: от его поведения в этот момент зависел успех задуманного.
Белов нашел эти слова, и Грот понял его замысел. Они обменялись рукопожатиями. После этого Саша подошел к Лайзе, поцеловал и провел рукой по ее волосам.
– У тебя нет выбора, кроме как поверить мне, – повернулся он к Гроту. – Я люблю ее, и я обязательно вернусь…
Шел мелкий, назойливый дождь. Яркие лучи прожекторов шарили по фасаду девятого корпуса, то и дело заливая светом служебное помещение, на полу которого, скорчившись, сидели вперемежку палачи и жертвы, уже успевшие перепутать, кто из них кто. Темной оставалась только крыша режимного корпуса и жилой дом, одним боком вплотную примыкавший к ней со стороны улицы Свободы. Окна его были погашены, из чего Саша сделал вывод, что жильцы уже эвакуированы. Значит, дело серьезное, и на чердаке жилого здания все еще сидит и ждет приказа спустить курок человек в черной маске…
Он был профессионалом, и ни разу не позволил себе задуматься, кто именно находится там за зарешеченным окном, по которому ему надо выстрелить. Если бы он думал о подобных вещах, то не был бы профессионалом.
Другой человек тоже был доволен тем, что крыша тюремного корпуса и примыкающий к ней с улицы Свободы жилой дом окутаны мраком. Потому что по этой крыше он сейчас шел, и меньше всего хотел, чтобы кто-нибудь это заметил. В отличие от гранатометчика, сидевшего в чердачном помещении, человек, идущий по крыше, не торопил время, а наоборот, пытался его остановить…
Люди, сидевшие на полу в закрытом служебном помещении, не сводили глаз с больших электронных часов на стене. Показав без десяти минут восемь, большая стрелка, казалось, застыла навечно, растягивая невыносимую пытку ожидания конца. Вместе с ней застыл на окне и луч прожектора, осветивший в комнате все детали, включая узор на шейном платочке пожилой англичанки. Потом стрелка дернулась и продолжила свое движение. Никто не ответил: радоваться было рано. И только когда время перевалило за половину девятого, Грот первым встал, уже не таясь, подошел к окну и попытался разглядеть во тьме силуэт жилого дома.
– Похоже, у Белова получилось, – сказал он сам себе.
– Сто пудов, что он не вернется, – откликнулся из своего угла Гоблин. – Я бы точно свалил…
– А это мы сейчас у его бабы спросим! Эй, как тебя там…
Лайза не стала дожидаться, пока бандиты припомнят ее имя.
– Если Белов не вернется, – сказала она с вызовом, – вы меня убьете. И вам станет немного легче.
Когда Саша, мокрый до нитки и покрытый ссадинами, появился в корпусной, обстановка была уже совсем другой. Все были на ногах и возбужденно галдели. Грот только что закончил последний раунд переговоров с начальником УВД.
– Белый! Где тебя черти носят! – закричал он, с трудом сдерживая желание обнять бывшего врага. – Лимузин у ворот! Самолет под парами. Мэмз, надеюсь, вы едете с нами?
Дружный хохот сотряс стены комнаты: все симптомы так называемого «стокгольмского синдрома» были налицо. В психике людей, которые в течение часа готовились к смерти, произошли серьезные сдвиги. С пленниц были сняты наручники, причем старушка выпросила у Грота свои браслеты – на память. Она уже представляла, как под гром оваций выступает с трибуны ООН с вещественными доказательствами своего похищения.
И только Белов не принимал участия в братании преступников с их жертвами, мыслями он был далеко, далеко отсюда. Несколько минут назад, на мокрой крыше тюрьмы, в двух шагах от воли, он пережил адовы муки. Его душу буквально раздирали пополам два чувства: в одну сторону тянул маленький мальчик, сын сестры, в другую – любимая женщина. Саша так и не сделал выбора – он должен спасти их всех…
Первым с ярко освещенного прожекторами крыльца изолятора начал спускаться во двор Грот. Он прикрывался, как щитом, ничуть не испуганной старушкой, прижав ее к сердцу сгибом локтя за шею. Только теперь Грот пожалел, что не взял достаточное количество заложников для прикрытия. Чтобы исправить ошибку, он поднял над головой гранату: это должно отбить у снайперов охоту к пулевой стрельбе. За его шиной появилась Лайза Донахью с букетом тюльпанов в руках, за ней, стараясь держаться в фарватере, гуськом шли Мориарти, Гоблин и Заика. Замыкал процессию Александр Белов.
Дождь лил не переставая. Периферийным зрением Саша засек горстку промокших до нитки телевизионщиков, продолжавших вести съемку. Это вселяло надежду: в присутствии стольких свидетелей, прессы и в непосредственной близости от руководства МВД никто не станет расстреливать представителей ООН. Но что будет потом?
Полковник Медведев не обманул. Белый фургон с работающим двигателем ждал их сразу же за воротами изолятора. На первый взгляд в нем никого не было. Когда до него оставалось пройти всего ничего, Белов, замыкавший шествие, негромко, но уверенно скомандовал:
– Отставить посадку! Впереди по курсу синий фургон – бего-о-м марш!
Ни заминки, ни возражений ни у кого не возникло. Сплоченности этой, по сути, очень разно; родной команды мог бы позавидовать любой командир спецназа. Как-то незаметно, само собой получилось, что власть тихо-мирно перешла от Грота к Белову. Даже здоровенный Гоблин готов был ходить перед ним на задних лапах, как медведь в цирке.
Хорошо знакомый фургончик с надписью «Сибирский крендель» Саше удалось разглядеть еще с крыши тюрьмы. И теперь Степаныч, подтверждая, что появился возле изолятора совсем не случайно, дважды мигнул фарами, вышел наружу и открыл все двери для ускорения погрузки. Уже через минуту вся компания неслась по мокрому шоссе в чистеньком, восхитительно пахнущем хлебом фургоне в направлении аэропорта. За рулем сидел Белов: Степаныча он решил не впутывать в эту опасную историю. Обе женщины, обнявшись, разместились на пассажирском сидении справа от Саши. Воры с комфортом устроились в салоне.
Шоссе, ведущее в аэропорт, в этот час было почти пустым. Непогода загнала людей в теплые квартирки и дома, в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Дорога была скользкой, как стекло, однако фургончик мчался на очень приличной скорости. И было похоже, что их никто не преследует.
– Какого черта, Белый! – опомнился вдруг Грот, успевший к этому времени полностью утратить позиции лидера. – В том ментовском фургоне наши автоматы остались и броники!
– Хрен пластидный там остался, а не автоматы, – огрызнулся Саша. – Сейчас бы от нас уже клочки летали по закоулочкам.
Грот не нашел, что возразить, и в салоне надолго воцарилась тишина. Только однажды старушка громко спросила:
– Liza, could you explain me what is “bozhy oduvantchik”?
Лайза что-то тихо объяснила, после чего дама, повернувшись к сидящим в салоне, – с достоинством объявила:
– My name is Melany!
– Очень приятно, – откликнулся кто-то из зэков.
А буквального через минуту после этого, несколько запоздавшего официального знакомства Белов сбросил скорость в виду железнодорожного переезда. Шлагбаум был опущен, и слева метрах в пятидесяти гудел приближающийся состав.
Фургон продолжал ехать накатом, когда Белов неожиданно наклонился вправо, резко открыл дверь, а следующим движением руки выпихнул обеих женщин наружу. В ту же секунду «Фольксваген» газанув, смел шлагбаум, и перелетел через рельсы перед самым носом локомотива…
XLV
Судья Чусов не только выжил, но и почувствовал себя гораздо лучше уже через несколько дней после госпитализации. В его истории болезни вместо совсем уж невеселого слова «инфаркт» было записано – «предынфарктное состояние». Слабое, но все-таки утешение. Однако до поры до времени он не спешил рекламировать свое выздоровление и приберегал этот сюрприз ко дню повторного, заседания суда. Кардиологи в этом вопросе были с ним солидарны.
По этой причине заведующий реанимационным отделением всякий раз лично выходил к многочисленным посетителям, которые буквально штурмовали больничный порог, так им приспичило пообщаться с судьей. «Только через мой труп?» – говорил заведующий с интеллигентной улыбкой особенно настырным ходокам, Опытный врач и администратор «методом мягкой лапы» умело нейтрализовал любые попытки солидных, хорошо одетых мужчин проникнуть в реанимационное отделение, где «боролся со своим сердцем» Чусов.
Именно боролся и именно с сердцем. Заглянув в черную бездну, судья не увидел в ней ничего, что могло бы послужить оправданием несправедливому приговору, который он чуть было не вынес. И полегчало Андрею Ивановичу вовсе не потоку, что врачи совершили чудо и вытащили его с того света, а оттого, Что он принял то решение, которое ему подсказало сердце.
После этого все встало на свои места. Верно в народе говорят: все болезни от нервов, но еще правильнее было бы сказать – все болезни от сердца. Одновременно отпала и необходимость прикрывать свою исколотую витаминами задницу. Душевный покой важнее! Ну лишится он на старости лет положенных надбавок, да и черт с ними… Будет лишний повод подсесть на диету: и так он слишком толст, а это, опять же, на мотор лишняя нагрузка. Вот ведь как все в жизни взаимосвязано! Да и перед сыновьями не стыдно будет, что еще важнее.
Чусов достал из портфеля, контрабандой доставленного в реанимацию, обвинительный приговор, аккуратно порвал в мелкие клочки. Потом открыл форточку, высунул в нее ладонь: ветер подхватил и унес обрывки того варианта судьбы Белова, которому не суждено было сбыться
XLVI
Проскочив переезд, Белов не стал тормозить, а наоборот, дал по газам и помчался на максимальной скорости в сторону аэропорта. Позади громыхал колесами бесконечный, в километр длиной, товарняк. Отлично, у женщин есть время найти себе укрытие! Возмущенные зеки за его спиной орали и размахивали кулаками. В салоне гулял ветер, так как лобовое стекло было разбито при столкновении со шлагбаумом, но это нисколько не охладило их пыл.