Текст книги "Как игрушки пошли учиться"

Автор книги: Александр Дитрих

Вертушкина села и с победоносным видом оглядела притихшее собрание.

– Все это хорошо, Вертушкина,– поглаживая бороду, заговорил мастер Кузнецов-старший.

– Это все, Вертушкина, хорошо,– тотчас откликнулся Кузнецов-младший.

– Только ведь части для турбины, крылышки-лопатки и все такое прочее, надобно отливать из металла,– вздохнув, сказал Кузнецов-старший.– А работа эта не кузнечная, а литейная, нам незнакомая.

– Незнакомая, стал быть, работа,– развел руками Кузнецов-младший.– Литейная!

Мастера приуныли.

– Эх, была не была! Видно, придется мне менять профессию,– послышался голос Солдатикова. Он стоял в дверях с гитарой за спиной, поскольку только что прибежал с репетиции.

– Ты, Солдатиков, со своими служебными делами зашел бы ко мне лично и попозже,– нахмурился Встанькин.– Тут, можно сказать, жизненный вопрос, туда-сюда, решается, а ты...

– А я как раз по этому вопросу,– отозвался Солдатиков,

пробираясь сквозь толпу.– Я ведь литейное дело сызмальства знаю.

– Все шутишь, Солдатиков,– покачал головой Кузнецов-старший.– Откуда тебе это знать?

– Ну, откуда тебе это знать-то? – хихикнул Кузнецов-младший.– Шутишь!

– Вот чудаки,– улыбнулся Солдатиков.– Не верите? Да я же, можно сказать, родился в форме.

– В форме? Может, вы, дорогой, родились сразу и в каске, и с винтовкой? – с ехидцей спросил профессор Стеклышкин.

Мастера засмеялись.

– А что тут особенного? Так вот и родился,– ничуть не смутившись, подтвердил Солдатиков.– В форме. Но не только в военной, главное то, что я родился еще и в другой форме – в литейной.

– Ничего не понимаю,– рассердился Неваляшкин.– Литейная, военная... Совсем, туда-сюда, запутал. Ну, при чем тут твоя форма? Мы техническую проблему обсуждаем, а ты...

– А я о чем? Да меня же отлили! И теперь, став взрослым, я это дело, можно сказать, до тонкости изучил. Значит, так: сперва нужно из глины, дерева или металла сделать точную модель нужной детали. Потом поместить эту модель в металлический ящик из двух половинок и засыпать всё специальной землей. Землю эту утрамбовывают. Затем половинки ящика осторожно разнимают. Потом деталь вытаскивают а в оставшееся пустое место...

– Ну, зачастил,– схватился за голову Иван Иваныч.– Посыпал, как из пулемета. Ты, туда-сюда, обстоятельнее можешь?

– Эх! – махнул рукой старший сержант запаса.– Раз такое дело, разрешите доложить мою солдатскую автобиографию! – Он перебросил со спины гитару, провел по струнам и, подмигнув пораженному Неваляшкину, запел:

 
Шипел однажды котелок
На ярком на огне.
В нем плыл я вдоль и поперек,
Хоть не имел ни рук, ни ног,
И было жарко мне.
Раз, два – горе не беда!..
Ужасно жарко мне.
 

– Постой, постой, опять не понятно! – крикнул Неваляшкин.– Где плавал? В чем? Ты ведь тяжел плавать-то! Раз уж запел, так пой со всеми подробностями.

– А вы не перебивайте! – мотнул головой Солдатиков и вновь ударил по струнам.

 
Итак, позвольте доложить,
Всем, кто не испытал,
Как неприятно жидким быть:
Не хочешь плыть,
А должен плыть,
Коль плавится металл.
– Раз, два – горе не беда!..—
 

дружно подхватили мастера.

 
Когда в огонь попал,—
 

закончил Солдатиков и сразу же начал новый куплет:

 
В горшке варился не бульон,
Не каша, не компот —
Кипел в нем целый батальон,
Наш оловянный батальон
Из трех стрелковых рот.
– Раз-два – горе не беда!..—
 

хором грянули мастера.

 
И так – за взводом взвод,—
 

допел Солдатиков и, отерев лоб пилоткой, добавил: – Ох, горячее было дело!

– А дальше? Дальше-то что было? – крикнул кто-то.

– Дальше? Слушайте!

 
А рядом на столе стоял
Березовый солдат.
Как мы, винтовку он держал,
Как мы, опасность презирал,
Но в жидкий гипс солдат попал —
Влип с головы до пят!
Раз, два – горе не беда!..
И нет пути назад.
 

Бедняга! – ахнула Юля Волчкова.– И что ж он там – погиб? Вот ужас!

– Настоящий солдат пройдет огонь, воду, медные трубы и чертовы зубы! – наставительно заметил Солдатиков.– Ничего страшного с моим деревянным папашей не случилось. Мастер взял пилу, распилил гипсовый брусок пополам, вынул березового вояку, снова сложил половинки бруска и сделал сверху дырочку. А потом...

– А ты с гитарой! – потребовал вошедший во вкус Неваляшкин.– С гитарой у тебя, туда-сюда, понятней получается.

– Есть, с гитарой! – отозвался Солдатиков. И – раз, два, три – притопнул ногой, отбивая такт.

 
Раз начал в лад, и кончу в лад.
Брусок пустышкой стал:
Воздушный в нем стоял солдат.
А наш котел с огня был снят
И хлынул в гипс металл!
Раз, два – горе не беда!..
И я тут не зевал.
Нырнул в воронку головой,
Нырнул и зашипел.
Я в форме стал самим собой,
С винтовкой, в каске боевой.
И форму там надел.
Раз, два – горе не беда!..
И духом отвердел.
 

– Вот так я и появился на свет,– перебросив гитару за спину, закончил Солдатиков.– Вынули меня из гипсовой формы, мою собственную, военную, покрасили в зеленый цвет и наказали крепко стоять за правое дело и верно служить ребятишкам-командирам.

А рассказал я обо всем этом потому, что примерно так же, как нас, оловянных солдатиков, на заводах отливают детали для самых разных машин. Только формы для них делают, разумеется, не из гипса. Как я уже говорил, чтобы отлить какую-либо деталь, модель этой детали отпечатывают в специально приготовленной земле – смеси мелкого песка, тонко перемолотой глины и каменного угля...

– Постой, служивый,– перебил Солдатикова Кузнецов-старший.– Помнится, были у нашего хозяина Владика в раннем детстве, когда он еще в садик ходил, этакие разноцветные чашечки с ягодками. Ими Владик делал куличики из песка. Так вот, эти ягодки отлично отпечатывались на песке.

– Стал быть, на куличиках, на песочных,– уточнил Кузнецов-младший.

– А иной раз Владик наоборот делал,– вспоминал Кузнецов-старший.– Он не насыпал чашечку, а вдавливал ее в песок. И опять в ямке ягодки отпечатывались вместе с чашечкой.

– Вот-вот! – обрадовался Солдатиков.– Если в такую ямку залить металл, как раз и получилась бы копия чашечки с ягодками. Уяснили теперь?

– Уяснить-то уяснили,– почесал в затылке Кузнецов-старший.– Однако после каждой отливки земляную форму разрушать придется, чтобы готовую деталь вытащить. А ежели деталей таких много потребуется! Этак мы быстро не управимся.

– Не управимся,– развел руками Кузнецов-младший. Сделал форму, отлил металл и, стал быть, все заново начинай?

– Когда нужно много одинаковых деталей, на заводах применяют обычно чугунные формы,– пояснил Солдатиков. Их сделать труднее, зато отливки в чугунных формах получаются более точные. Ну, а когда требуется литье особо точное, модель детали делается из воска или парафина.

– Из того, который, туда-сюда, на свечки идет? – спросил Неваляшкин,

– Из того самого,– подтвердил Солдатиков.– Парафиновую или восковую модель покрывают особым составом. Застынет этот состав, и окажется воск в тонкой твердой скорлупе. Воск из нее выплавляют, выливают. Пустую скорлупу помещают в ящик и сыплют вокруг нее формовочную землю. Вот теперь можно заливать в скорлупу расплавленный металл. Окруженная плотной землей, тонкая оболочка уже не треснет от его жара и тяжести. А что касается подробностей...

– Уж в подробностях мы и сами как-нибудь разберемся,– поднялся Кузнецов-старший.– Пошли-ка, брат, обмозгуем, чего время терять?

– Стал быть, обмозгуем и разберемся в подробностях,– пообещал собравшимся Кузнецов-младший.– А время нам терять нечего! – крикнул он и поспешил за братом.

И вновь закипела работа. У огромных печей ослепительно сверкали, шипели и рассыпали фонтаны золотых искр струи жидкого металла.

Первым делом по чертежам Вертушкиной был отлит огромный бронзовый корабельный винт, затем мастера принялись отливать части турбины.

На помощь братьям Кузнецовым пришел и профессор Пистолетов. Узнав, что очень трудно очищать готовые отливки от пригоревшей к ним формовочной земли, профессор быстро смастерил небольшую водяную пушку. Только пушка эта заряжалась еще и песком. Струя воды с песком с такой силой била по металлу, что сдирала приставшую землю, а заодно и ржавчину, словно напильником. Делалось это в специальной закрытой камере, иначе отлетавшие кусочки могли бы искалечить рабочих.

Ученый Стеклышкин сконструировал мощные лазеры – приборы, посылающие тонкие, но сверхъяркие и невероятно горячие лучи. Этими лучами сваривались особо ответственные мелкие детали.

А изготовленные им вогнутые солнечные зеркала варили особопрочные сплавы. Кроме того, Стеклышкин изготовил для всего экипажа корабля отличные подзорные трубы, морские бинокли и даже соорудил небольшой телескоп.

Работа шла днем и ночью, мастера спешили, но неуемный

Иван Иванович все равно прибегал то и дело на стройку и поторапливал:

– Поднажмите, братцы! Помните, каково нашему Владику каждый лишний день на острове мучиться.

Вскоре могучие ребра корабельного корпуса оделись стальной обшивкой, высоко над землей поднялись палубные надстройки, засверкали стеклами иллюминаторы. Оставалось совсем немного. Уже вспыхивали в котлах корабля жаркие огненные струи, уже свистел пар в турбине и быстро вертелся блестящий винт под кормой,– испытания двигателя прошли успешно. Но пока монтировалось внутреннее оборудование, металл корпуса кое-где тронула ржавчина.

– Этак, пока мы достроим корабль, он у нас насквозь проржавеет,– задумались главные кораблестроители, братья Кузнецовы.– Придется бросить все дела и срочно красить корпус.

Но бросать свои дела никому не пришлось. В тот же день на грузовой машине с закрытым кузовом приехал профессор Пистолетов. Ни слова не говоря, он выволок из кузова круглый бак на трех ногах и собственноручно наполнил его краской. Потом достал нечто вроде пистолета с коротким дулом. От пистолета к баку с краской тянулся гибкий шланг. Профессор переоделся в брезентовый костюм и велел спустить ему с корабля «люльку» – небольшую подвешенную на канате деревянную площадку. Затем он подошел к автомашине и включил мотор. Тотчас шланги шевельнулись, как живые, и послышались змеиный свист и шипение.

– Сжатый воздух,– догадался Кузнецов-старший.– В кузове компрессор работает.

– Компрессор, стал быть, работает... Сжимает он воздух и гонит его по шлангу,– добавил Кузнецов-младший.– А зачем – не пойму.

Между тем профессор забрался в люльку, просигналил рукой, чтобы его поднимали, и нажал на спусковой крючок пистолета... Миг – и на борту появилось яркое, все увеличивающееся пятно.

– Теперь все понятно,– дернув себя за бороду, сказал Кузнецов-младший.– Стал быть, сжатый воздух сперва краску из бака подхватывает, а потом через пистолет швыряет ее на металл. Ишь как ровно красит. – Это называется краскопульт,– объяснил профессор, сняв маску.– Я и ржавчину, где надо, счищу очень похожим аппаратом. Только в нем сжатый воздух захватывает уже не краску, а песок. И называется аппарат поэтому пескоструйным. Им и старую краску с домов счищают, и ржавчину с металла. Краскопульт работал так быстро, что за ним не угнался бы целый отряд самых лучших маляров с кистями, да и распыленная краска ложилась удивительно ровно, без потеков. Вскоре прибыли еще машины с красками в тяжеленных жестяных баках. – И зачем столько краски? – удивлялись мастера.– Ее тут, пожалуй, на три корабля хватит. – А затем,– объяснил профессор,– что днище и борта корабля покрывают не одним слоем, а несколькими. И при этом разными красками. Морская вода соленая – железо в ней ржавеет очень быстро. Потому и надо защитить его получше. И не только от воды. В море живет множество мелких водорослей и живых существ, которые любят прилепляться к днищу, В тропических морях, бывает, всего за две недели на дне корабля нарастает живая кора толщиной с кулак. Тащить на себе этот подводный зоопарк кораблю ни к чему – он скорость теряет. И потом эти подводные обитатели очень помогают ржавчине: они находят в краске мельчайшие трещинки, воздушные пузырьки, разрушают тонкую пленку и открывают воде дорогу к металлу. Вот почему краски для подводной части кораблей делают не только особо стойкими – в них еще добавляют специальные яды, чтобы избавиться от маленьких подводных пиратов. Наконец корабль был окрашен полностью. Его днище было оранжево-красным, выше тянулась черная полоса, а борта и надстройки сияли снежной белизной. Неваляшкин ходил вокруг, охал, хлопал себя но лысинке и повторял:

– Какой красавец! Просто сказочный!

Мастера хотели было убрать ненужную люльку, но тут Иван Иваныч вдруг заволновался и, сложив ладони рупором, крикнул:

– Эй, на борту! Стоп! Майна!

Все моряки и портовые рабочие знают, что «майна» – это команда, означающая «спускай груз на тросе» или просто «спускай трос». А если нужно скомандовать «подъем», моряки кричат «вира».

Люльку спустили, Неваляшкин схватил банку с синей краской, кисть и повернулся к недоумевающим мастерам:

– Эх вы, главное забыли! Все я за вас должен думать.

Неваляшкин забрался в люльку, скомандовал «Вира помалу», и вскоре на корме корабля появилась первая крупная буква «С». Буква за буквой, и вскоре все собравшиеся на строительной площадке хором прочли слово: «СКАЗОЧНЫЙ». Название мастерам очень понравилось. Они даже крикнули дружно: «Ура! Да здравствует «Сказочный»!

Спустившись, Неваляшкин вытер руки и стал благодарить строителей.

– Точка, друзья. На славу постарались! А то просто сердце изболелось: мы тут припеваючи живем, а Владик на острове Буяне один мается... Ничего не забыли? Все предусмотрели?

Многие уже хотели бежать домой укладывать чемоданы, когда Неваляшкин остановился, словно споткнувшись, зачем-то снял очки и, растерянно заморгав, повернулся к братьям Кузнецовым:

– Постойте... а... а балласт?!

– Что еще за балласт такой? – удивился Кузнецов-старший.

– Какой балласт? – высунул голову из-за спины брата Кузнецов-младший.– Работали-работали, а теперь, стал быть, еще какой-то балласт.

– Без балласта никак невозможно.– Неваляшкин опять надел роговые очки и, покачиваясь на каблуках, спросил: – Как вы думаете, отчего Ванька-встанька – неваляшка такой упрямый? Отчего, когда меня в детстве клали на бок, я всегда, туда-сюда, вскакивал? А оттого, что у меня внизу был груз для тяжести! А корабль – он тот же неваляшка. Только большой. На самое дно корабля, под трюмами, обязательно укладывают и закрепляют тяжелый груз – балласт. Наклонит волна корабль, вот-вот опрокинет, а он, туда-сюда, снова выпрямляется. А без балласта в шторм очень просто и перевернуться можно. Выходит, и я в инженерном деле пригодился. Думаю, что с балластом вы быстренько управитесь.

– Управимся,– крикнул Кузнецов-старший.

– Это мы быстро,– подтвердил Кузнецов-младший.

Но тут на площадке появился дорожный мастер Бычков с перевязанной теплым шарфом шеей. Недавно Бычков строил мост через реку, оступившись, он свалился в воду и сильно простудился. Все время, пока строился корабль, беднягу держали в постели, пичкали лекарствами и ставили банки.

– Ну и ну-у...– осмотрев корабль, протянул Бычков.– На-му-удрили!!!

– А что, не нравится? – нахмурился Иван Иваныч.

– Чу-удаки...– покачал головой Бычков.– Чему-у тут радоваться? Строили-строили, а главного не проду-умали.

– Это как понять? – подошел Кузнецов-старший.– О чем ты?

– Ты о чем, Бычков? – подхватил Кузнецов-младший.– Как тебя понять? Может, ты еще не выздоровел, температура у тебя?

– Не проду-умали,– повторил Бычков.– Корабль-то мало построить. Его еще спу-устить надо. На воду-у... А как теперь в море стащить таку-ую махину-у?..

На площадке воцарилась тишина. Только теперь все увидели страшную ошибку: корабль стоял слишком далеко от берега.

Бычков обошел вокруг «Сказочного», измерил расстояние до берега, спросил о глубине бухты, потом достал записную книжку и принялся что-то высчитывать. Наконец он подошел к приунывшим мастерам и сообщил:

– Ничего, спу-устим корабль. Ну-ужно только «слип» у-устроить.

– Слип? А что это такое? Первый раз слышу.– Неваляшкин вопросительно поглядел на братьев Кузнецовых. Те в свою очередь переглянулись и пожали плечами.

– «Слип» – слово английское,– объяснил Бычков.– Означает «скользить». Хорошо, что я свое детство помню, как по наклонной дорожке ходил. Вот и тут такая ну-ужна. Корабли как на воду-у спу-ускают? По наклонному-у пу-ути! По «слипу», значит. Под днище подводят специальные тележки и спускают корабль вниз на тросах, а можно и по-другому-у.

– Ну-ну! – подтолкнул Бычкова Иван Иваныч.– Не тяни, туда-сюда!

– Можно соору-удить из толстых прочных балок наклонный настил и смазать его густым машинным маслом, корабль заскользит по нему и съедет в воду.

– Немедленно за дело! – скомандовал Неваляшкин.– Слыхали? Справитесь?

– Корабль построили, а уж слип как-нибудь одолеем,– усмехнулся Кузнецов-старший.

И вот наступил торжественный миг. По команде из-под днища были выбиты деревянные клинья, удерживавшие корабль, и «Сказочный» сперва медленно, почти незаметно, потом все быстрее заскользил по слипу вниз, к морю. От огромной тяжести толстенные деревянные балки под кораблем дымились. Минута и, подняв фонтаны брызг, «Сказочный» закачался на вспененных волнах.

«Ура-а-а!»—прокатилось по набережной.

Оркестр, сверкнув трубами, грянул туш. Сонных чаек словно смело с воды, и долго еще они с отчаянными криками метались в синем небе.

Вскоре у причала загудели лебедки, началась погрузка. Помимо горючего, пресной воды, продовольствия нужно было запасти великое множество самых разных вещей, необходимых в дальнем плавании. Вездесущий Неваляшкин не расставался с пухлой общей тетрадью в клеточку, где было записано все: от зубных щеток до полного собрания географических карт и от иголок с нитками до личного оружия. Да-да, оружие тоже было взято на борт – мало ли что может случиться в пути, особенно если этот путь возьмет да и завернет вдруг в такие места, о каких ни один мореплаватель и слыхом не слыхивал.

Участники спасательной экспедиции томились на берегу, сидя на чемоданах. Вот уже и погрузка закончилась, но капитан Неваляшкин все не разрешал посадку: необходимо было провести ходовые испытания судна.

В пробном плавании придирчивые испытатели тщательно проверили все до последнего винтика: двигатель, вспомогательные механизмы работали, что называется, «как часы», судно отлично слушалось руля, и все бы ничего, но, когда спустилась ночь, кто-то заметил, что корабельный компас ведет себя как-то странно. Стрелка компаса не желала смотреть, как ей положено, на север – на Полярную звезду, она отклонялась то к западу, то к востоку и никак не могла успокоиться. Видя это, забеспокоились и мастера. Еще бы! С таким компасом в открытом море и до беды недалеко. Хорошо, если только адресом ошибешься – не туда приплывешь, а ведь можно очень просто и на скалы налететь.

Компас разобрали, почистили, проверили, опять собрали, но капризная стрелка по-прежнему показывала куда угодно, только не на север.

Долго ломали головы мастера, пока не сообразили: стрелка-то намагничена, а корабль железный. Кругом металл, да еще провода электрические – вот магнитная стрелка и беспокоится, тянется к стальным деталям, а не к северу.

Догадавшись, в чем секрет, мастера сообразили и как отучить беспокойную стрелку от вранья. Выручили... стальные брусочки. Отклоняется стрелка вправо, значит, нужно укрепить брусочек слева, кончик стрелки сразу потянется к нему. Если стрелка передвинется дальше, чем нужно, значит, надо отодвинуть брусок. Так постепенно и заставили стрелку смотреть точно на север.

Но едва мастера перевели дух и вытерли лбы, как на мостик влетела Юля Волчкова. За ней, тяжело отдуваясь, поднялся начальник службы погоды Шариков, последним вошел ученый Стеклышкин.

– Что у вас с компасом? – сердито спросила Волчкова.– Почему меня не позвали?

– А мы и сами с усами,– усмехнулся Кузнецов-старший.– Все уже наладили, можете не волноваться.

– Все, стал быть, уже наладили,– подхватил Кузнецов-младший.– Чего волнуешься, Волчкова? Ты бы лучше своими делами занималась.

– А компасы как раз мое дело. Самое прямое.– Волчкова даже топнула от негодования.

– Твое? – изумился капитан Неваляшкин. – Да что ты в этом смыслишь? А впрочем, мы действительно все отладили, хоть сейчас подымай якоря, и, туда-сюда, полный вперед!

– Ах, так! А если впереди магнитная буря?

– Чего-чего? – Неваляшкин уронил свою капитанскую фуражку, подхватил ее на лету и вновь водрузил на голову.– Магнитная, говоришь? А что она, туда-сюда, намного сильнее обычной?

– Простите, но эти явления нельзя сравнивать,– вмешался начальник службы погоды Шариков.– Магнитные бури бушуют не на морях-океанах, а высоко-высоко над нашей планетой. Мы, метеорологи, о таких бурях узнаем заранее, а вы... вы даже ничего и не заметите! – магнитная буря невидима.

– Невидима?! – Иван Иваныч даже присвистнул.– Ну, ежели невидима, тогда пускай себе бушует. Это нас не касается.

– Касается, еще как касается. Ай-яй-яй, а еще моряки! – Шариков шагнул к компасу.– К вашему сведению, эта штука во время магнитной бури будет показывать такое, что рулевому жарко станет – бедняга подумает, что восток, запад вместе с севером и югом в догонялки играют. Стрелка будет метаться, вертеться, и никто не сможет понять, в какую сторону идет корабль.

– Это как же понимать? – насупив мохнатые брови, проговорил Кузнецов-старший.– Строили-строили, а теперь, выходит, и от берега не уходи?

– Мало обыкновенных бурь, так на тебе – еще и магнитные. И откуда эти небесные катавасии берутся, пропади они пропадом!

– Вот-вот,– подхватил Кузнецов-младший.– Откуда, стал быть, берутся эти, пропади они пропадом, магнитные катавасии? А то ведь строили-строили...

– Попробую объяснить,– заговорил молчавший до этого ученый Стеклышкин. Он порылся в портфеле и достал спелое яблоко.– Вот вам.

– Спасибо, конечно, но...– капитан Неваляшкин обвел взглядом приунывших мастеров. – ...Но нам сейчас, туда-сюда, не до еды.

– Оно не для еды, а для наглядности. Это наша планета.– Стеклышкин взял яблоко за черешок.– Вот тут – Северный полюс, снизу – Южный. Надо вам сказать, что, занимаясь телескопами, я довольно основательно изучил астрономию. Так вот, земной шар – это огромный магнит. Как и положено магниту, Земля имеет два магнитных полюса. Они хотя и не совпадают с географическими, но находятся от них очень близко. Если бы не было этих магнитных полюсов, не было бы на свете и компасов. Именно благодаря тому, что наша планета – магнит, стрелка компаса и поворачивается одним концом к Северному магнитному полюсу, а другим – к Южному. И все бы хорошо, только работает этот гигантский магнит, так сказать, с некоторыми перебоями. А виновата в этом не столько наша планета, сколько Солнце. На Солнце довольно часто происходят взрывы невероятной силы. Эти взрывы электризуют воздушную оболочку Земли и вызывают те самые магнитные бури, о которых я вам говорил. Стрелка компаса в это время уже не чувствует притяжения магнитных полюсов планеты. Поняли?

– Чего ж не понять...– пожал плечами капитан Неваляшкин.– Только от этого нам не легче. Ты лучше скажи, Стеклышкин, что с компасом делать, как нам, туда-сюда, одолеть эти самые бури?

– Об этом вы лучше у специалиста спросите,– сказал Стеклышкин, подтолкнув Юлю Волчкову.– Это по ее части.

– Все очень просто: нужно сделать еще один компас,– Волчкова посмотрела на озадаченных мастеров и улыбнулась.– Я имею в виду не простой, магнитный, а – гирокомпас. Если вы помните, в детстве я просто обожала вертеться на одной ножке.

– Ну да...– кивнул Иван Иваныч.– Тогда ты была не инженером, не Юлей Волчковой, а просто юлой, или волчком.

– Вот-вот! В этом-то и дело. Кто в детстве запускал яркие, жужжащие волчки, тот знает: пока волчок крутится, он очень устойчив. Качни его, волчок все равно примет прежнее положение. Но наш хозяин Владик, как, наверное, и многие другие ребята, пробовал запускать волчки не просто на полу, а в руке между пальцами. При этом волчок вертелся уже не стоя, а на боку. Конечно, удержать пальцами быстро вертящийся волчок нелегко, но и нескольких секунд достаточно, чтобы заметить одну странность: если руку поворачивать, наклонять, волчок как бы сопротивляется этому. Остановился волчок – делай с ним что хочешь, но когда волчок вертится, он всеми силами стремится оставаться в том положении, в котором его запустили...

– Погоди,– перебил Иван Иваныч.– Насколько я помню, наш Владик любил еще раскручивать колесико подшипника. Зажмет середку пальцами, а другой рукой погоняет.

– Правильно. И этот подшипник вел себя точно так же, как волчок. Попробуйте повторить этот опыт и сами убедитесь: поворачивая пальцы, в которых зажат быстро вертящийся подшипник, вы сразу же почувствуете довольно значительное сопротивление. Давно замечено, что чем тяжелее, массивнее вращающееся на оси колесо-маховик, чем выше его скорость, тем труднее наклонить, повернуть его. Эта особенность волчков-маховичков – стремление сохранить первоначальное положение – и была использована в гирокомпасах. Кстати, первая половина этого слова, «гиро», произошла от греческого «гирейо», что означает «вращаюсь». Сердце гирокомпаса – тяжелое, быстро вертящееся колесо-маховик. Это колесо никогда не останавливается и не снижает скорости, потому что его непрерывно раскручивает электрический моторчик. А закреплена ось с колесом свободно, она как бы в люльке подвешена.

– Стал быть, на шарнирах! – уточнил Кузнецов-старший.

– Вот-вот. И потому ничто не мешает волчку-гирокомпасу сохранять свое положение. На море зыбь, судно раскачивается а ось маховика смотрит по-прежнему в ту сторону, куда ее нацелили, когда впервые раскрутили. Ну, а нацеливают эту ось точно на север.

Находится гирокомпас в специальном помещении, в глубине судна, чтобы ничто не могло нарушить работу чуткого механизма. А в ходовой рубке перед рулевым или штурманом установлены «репитеры» – электрические приборы, повторяющие показания гирокомпаса.

Ну, а поскольку наш «Сказочный» отправляется в труднейшее плавание по неведомым водам, к неизведанным берегам, я и подумала, что...

– Правильно подумала! – решительно заключил капитан Неваляшкин.– А потому приказываю: завтра к полудню на корабле должен стоять гирокомпас. В тринадцать ноль-ноль назначаю отплытие.

– Будет сделано! – дружно гаркнули мастера и побежали выполнять последнее задание.

...На другой день ровно в тринадцать ноль-ноль раздалась команда: «Отдать швартовы!» И тотчас с чугунных тумб были сняты тяжелые канаты, удерживавшие «Сказочный» у причала.

– Малый вперед! – крикнул в переговорную трубу капитан и передвинул рукоять машинного телеграфа. В тот же миг за кормой вскипела вода, задрожала палуба, над бухтой протянулся зычный бас гудка, и «Сказочный» медленно отвалил от бетонной стенки. Капитан Неваляшкин взял под козырек, а все, кто находился на палубе, принялись махать шляпами и платками.

Машина набирала обороты, все скорее бежали назад берега, и вот уже оставшийся позади городок стал виден весь целиком.

Иван Иваныч вздохнул, сунул в рот новенькую трубку (он не курил, но считал, что настоящему капитану трубка в зубах так же необходима, как форменный китель и фуражка с золотым якорем), а затем поднес к глазам тяжелый морской бинокль. Впереди расстилалась синяя пустынная гладь. Где-то там за горизонтом спасательную экспедицию подстерегали опасности, испытания, приключения, а еще дальше, в самом конце пути, ждал затерянный в неведомых водах крохотный, похожий на горбушку островок.

...Потянулись дни, похожие друг на друга, как волны за бортом. Команда быстро освоилась со своими обязанностями, и вскоре мастера стали заправскими моряками.

Штурманы Стеклышкин и Шариков ежедневно в полдень определяли по солнцу местонахождение корабля, а затем вычерчивали по карте пройденный путь. Красная линия становилась все длиннее, она переходила с одной географической карты на другую и наконец подошла к самому краю последней. Больше карт не оставалось: «Сказочный» пересек все, что умещалось в географическом атласе, и вышел в те неведомые воды, о которых по вечерам в портовых тавернах старые морские волки рассказывали такие удивительные истории, что одни слушатели только ахали и чесали в затылках, а другие качали головами да посмеивались.

Пройдя мимо острова Фомы и Еремы, «Сказочный» достиг скалистых берегов Кукарекании. Здесь удалось лишь пополнить запас пресной воды и собрать несколько корзин удивительных плодов, с виду похожих на свеклу, а по вкусу напоминающих клюкву в сахаре. Заходить в глубь прибрежных зарослей путешественники не решались, так как, по слухам, кукареканские племена отличались воинственностью и терпеть не могли иностранцев.

Затем «Сказочный» изменил курс и вскоре вышел в Южный Штормовитый океан. По мнению большинства членов экспедиции, именно в этом океане и должен был находиться необитаемый остров Буян, о котором сообщил несчастный Владик.

Несмотря на тропическую жару, путешественники почти не покидали верхнюю палубу. Вооруженные биноклями и подзорными трубами, они до рези в глазах всматривались в морскую даль, надеясь отыскать на горизонте долгожданное темное пятнышко.

Солдатиков соорудил себе наблюдательный пункт выше всех на мачте. Иногда, оторвавшись от небольшого телескопа, он брался за гитару, чтобы хоть немного развеселить приунывших спутников. Глядя на них сверху, Солдатиков даже песенку сочинил, правда, не очень веселую:

 
Зорко смотрим вдаль мы,
Ищем в море пальмы.
Вдоль плывем и поперек!
Где ж горбушка-островок?
Океан вокруг безбрежный,
Только солнце и вода.
Может, Владик к жизни прежней
Ох, не вернется никогда.
 

Впрочем, островов в Южном Штормовитом океане попадалось довольно много, но все они, увы, оказывались обитаемыми: и острова Япти-Тапти, и Трапапа, и Мармеландия, и архипелаг Большие Баклуши, и остров Святого Бармалея.

У дикарей-бармалейцев удалось узнать, что дальше в океане ничего нет до самой «Великой стены», по которой «божественная огненная черепаха Солнце» вползает на небо.

Пришлось экспедиции продолжать поиски наобум. А горючего в трюмах оставалось все меньше, и неизвестно, куда бы занесла судьба путешественников, если б не одно событие, круто изменившее курс «Сказочного». Рано утром с мачты донесся крик Солдатикова: «Прямо по курсу – корабль!»

Тотчас все бинокли и подзорные трубы нацелились на маленькую точку. Точка быстро росла и вскоре оказалась старым парусником.

– Похоже на бриг,– сказал капитан Неваляшкин и велел просигналить неизвестному судну: «Кто такие? Почему нет флага?»

Вместо ответа от борта брига отделился белый клубок и – бу-бум! – над водой покатился пушечный выстрел. Тотчас на мачте развернулся черный флаг с белым черепом.

– К оружию! – отчаянно закричал капитан Неваляшкин.– Всем покинуть палубу! Солдатиков, занимай оборону!