Текст книги "Как игрушки пошли учиться"
Автор книги: Александр Дитрих
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Когда мы вошли в цех, старичок опять коснулся моего лба, и сразу же я увидел и его и себя.
– Говорил я, что привратник нам поклонится! – торжествующе воскликнул джинн.– Это потому, что я оставил видимыми твои подошвы, о поршень моего сердца. От вида шагающих подошв усатый и сейчас еще чешет в затылке. Мне кажется, что он стал заикаться, но на обратном пути я его вылечу. Пойдем же скорей. И рассказывай громче, ибо в этом грохоте я тебя не услышу.
Попали мы в кузнечный цех. Место, сами понимаете, не из самых тихих. Во всю длину цеха шеренгой выстроились огромные станки – молоты и прессы. Отовсюду несутся шипение и гром ударов. Одни молоты бьют часто, другие пореже.
Подошли мы к ближайшему, старик даже попятился. Нажмет рабочий педаль – свалится сверху стальная болванка – бах! – от раскаленной заготовки искры так снопом и брызжут. Повернет рабочий заготовку, и еще – бах, бах! Металл на глазах меняет форму, словно это и не сталь, а глина.
А другие машины-молоты еще быстрее бахают. У них на плитах-наковальнях стальные формы закреплены. В каждой форме вырезаны углубления и выступы. И сами бойки молотов тоже не гладкие, а фигурные. Шарахнет раз такой молот-штамп по заготовке – и отпечатает на ней все, что вырезано на нижней плите и на бойке. А лишний металл как ножницами обрежет. Трах!..– и еще одна деталь идет на чистовую обработку.
Некоторые штампы-молоты и вовсе автоматически работают. Движется по наковальне стальной лист, останавливается на миг, тотчас ударяет молот, и сразу несколько деталей готовы. В каждой, где надо, выступы, впадины и даже дырки пробиты. Снова передвинется лист – и опять удар. И так все это быстро происходит – едва успеваешь уследить.
Любуюсь я машинами, а у самого на душе кошки скребут, хоть и заняты рабочие, а вдруг кто подойдет и спросит: кто вы, да зачем тут?
На счастье, в цехе оказалась группа ребят-старшеклассников. Экскурсия. Мы к ней и пристроились.
– ...Есть молоты механические, работающие от электромоторов,– объяснял ребятам мастер в синем комбинезоне.– А на многих, в том числе самых мощных – гидравлических, многотонную падающую часть поднимает жидкость. Ее специальные мощные насосы закачивают в цилиндры. Жидкость давит на...
– ...на поршни, не так ли, почтенный? – вмешался мой старик.
– Совершенно верно,– не оборачиваясь, подтвердил мастер.– Стальные штанги, идущие от поршней, соединены с бьющей частью. Заработает насос, жидкость погонит поршни вверх, а с ними поднимается и бьющая махина. Тут рабочий нажмет рычаг, и рухнет плита, ударит бойком по заготовке.
– Это понятно, о искуснейший из кузнецов! – крикнул джинн.– Ты лучше про те молоты расскажи, где сжатый Воз-Дух.
«Ну, думаю, сейчас будет скандал. Ишь разошелся старик, и откуда только прыть взялась, ведь всего два часа назад в кувшине сидел».
И верно: оглянулся мастер и спросил:
– А это кто? Что-то я этого дедушку не видел... Вы в каком классе учитесь, молодой человек?
Тут выступил я вперед и говорю:
– Он не учится, он сам учитель. Из Средней Азии приехал. Для обмена опытом и повышения этой... квалификации.
– Ах, для повышения... Что ж, рад гостю. Вы, отец, спрашиваете о пневматических ковочных машинах? Они перед вами. У каждого из этих молотов и штампов есть свой электромотор и насос-компрессор, который гонит воздух в цилиндры. Сжатый воздух и поднимает молот и бросает его вниз для удара. Как видите, на этих машинах удары наносятся сверху. Но вот другие – они работают как бы лежа. Тут воздух не поднимает, а толкает поршни, а значит, и молоты – с боков. Бьют они по заготовке сразу с двух сторон. Смотрите, как быстро наносятся удары! Ни один, даже самый сильный и опытный кузнец не смог бы работать молотом так ловко и быстро (о силе я уж не говорю).
...Экскурсия двинулась дальше. Я еле оторвал любопытного джинна от пневматических молотов, и побежали мы вдогонку. Ребят отыскали довольно далеко, у отчаянно грохотавшей закрытой установки. Понять, что происходило внутри, было невозможно. Но вот грохот смолк, мастер открыл стальную дверь, и мы увидели внутри камеры тяжеленную, сверкающую металлом деталь. Она была укреплена над огромной воронкой, а в воронке и вокруг на полу было полным-полно стальных шариков, точь-в-точь подшипниковых.
– Тут тоже своего рода кузница,– объяснил мастер.– Ведь ковка нужна не только чтобы изменять форму детали – удары молотов как бы уплотняют стальную поверхность, делают ее тверже, крепче. Но здесь вроде бы ничего похожего на молоты нет, верно? А на самом деле их тут тысячи, миллионы – вот они! – Мастер зачерпнул пригоршню шариков.– Это и есть молоточки, а вот их «рукоять».– Он показал на трубу, похожую на ствол маленькой пушки.– Самое скорострельное орудие на свете! – гордо сказал мастер.– И самое мирное. Из специального бункера в наш «шарикомет» непрерывно течет поток «зарядов»-шариков, ураган сжатого воздуха подхватывает их и с огромной силой выбрасывает через жерло. Хлещет по металлу стальная струя и за считанные минуты делает то, что обычный кузнец не сделал бы и за несколько часов.
Вскоре экскурсия закончилась, ребята потянулись к выходу, а мой любознательный старикан и не думал о возвращении.
– Пора! – показал я на часы.
– Еще немножечко! – замотал головой джинн.– Только взглянем вон на те удивительнейшие машины.
– Все равно сейчас прогонят, экскурсия-то ушла. И не вздумайте становиться невидимкой – я один убегу.
– О, если б я мог остановить время! – вздохнул старик и понуро поплелся за мной.
У проходной джинн вдруг остановился и стал всматриваться куда-то в даль. Я поглядел в ту сторону и сразу все понял: старик заметил высокие трубы и белые облачка над ними.
– Скажи, мой повелитель, там, где высится что-то вроде огромных бочек со впалыми боками и рождаются белые облака, там тоже... завод?
– Не угадали,– говорю,– там электростанция. Помните, сколько моторов на заводе? Так вот, электричество им дает эта самая станция. Ток от нее приходит сюда по этим проводам.– Я показал на ближайшую мачту линии электропередач.
– Жаль,– старичок сморщился и пожевал губами.– Я думал, там тоже трудится сжатый Воз-дух.
– А он и трудится, да еще как! – выпалил я и прикусил язык. Но было уже поздно.
– Ах, и там тоже! – воскликнул мой старикан.– Значит, именно оттуда сжатый дух шлет свою силу всем станкам?
Он схватил меня за руку и... Я и ахнуть не успел, как мы очутились высоко над заводом. Тут я простудился во второй раз. До электростанции лететь было куда дальше, чем до завода, поэтому мы мчались так, что в ушах свистело. На этот раз старик был хитрее: приземлились мы уже на внутреннем дворе. Что мне было делать? От станции домой надо ехать уже на электричке. Эх, пропадать так пропадать!
– Идем,– сказал я джинну.– Я тут уже бывал и сам покажу, где работает твой сжатый воздух. Так будет быстрее.
Мы пошли. Я помнил только тот путь, по которому ходил раньше с отцом, и потому мы попали сначала в большой пус-стынный зал. Только один звук царил в его гулкой тишине – тонкое и монотонное гудение турбин. Рев и свист раскаленного пара, мчащегося на лопатки многочисленных колес, глушили громадные стальные панцири, внутри которых с бешеной скоростью вертелись турбины. Вырабатывающие электричество генераторы, валы которых вращали турбины, были и вовсе не слышны.
Старичок мой походил по залу, приложил ухо к стальному кожуху турбины и доложил:
– Свистит! – Послушал еще и спросил: – Неужто и тут сжатый Воз-дух?
– Пар! – ответил я.– Сжатый, раскаленный пар. А идет он сюда по трубам от водяных котлов. В котлах бушует пламя, а раздувает его действительно воздух.
Открыв дверцу, я повел старичка по гулким железным переходам и лестницам вниз. Я помнил, где находится одно из окошек. Открыв заслонку, я подозвал джинна. За толстенной стеной виднелись бесчисленные трубы, сквозь них мчался огненный ураган. Внутри кирпич был оплавлен, кое-где бахромой свисали блестящие розовые сосульки.
Мы спустились еще на этаж и открыли другую заслонку. Отсюда было видно, как снизу бьют ослепительные струи огня.
– Это горит мазут или угольная пыль,– сказал я.– На тепловых электростанциях, находящихся в городах, обычно сжигается газ, чтобы не загрязнять воздух. Но эта станция загородная. И потом – у нее на трубах фильтры стоят, чтобы задерживать всякую вредную дрянь. Что такое угольная пыль– понятно: перемолол каменный уголь в муку – и готово горючее. А мазут мы с вами во дворе видели. Он из цистерны капал, помните?
– Такие черные тягучие капли? Я думал – это «нафта», то есть нефть, по-вашему.
– А мазут, он как раз и делается из нефти. Добудут из нее бензин, керосин, масла, а из того, что останется, можно еще и мазут получать.
Только ни мазут, ни угольная пыль в топки сами собой не попадут – их туда накачивать нужно. Делает это сжатый воздух. Его струи подхватывают горючее, мчат его в котельные установки, вот и бьют там огненные фонтаны. Ревет пламя, лижет трубы. В нижних течет вода, а в тех, что выше, мчится уже раскаленный пар... Сжатый воздух одновременно и горючее несет и огонь раздувает. Между прочим, так же работает сжатый воздух и в мартеновских печах, в которых из чугуна сталь варят. Да и чугун без сжатого воздуха из руды не выплавить.
– Чугун? Это я знаю,– кивнул джинн.– А не скажешь ли, где его плавят?
– Знаю, да не скажу,– категорически заявил я.– Далеко это. Домны металлургического комбината от нас... километров за триста. Там в воздуходувках такие вентиляторы работают – с хорошую карусель! По трубам лошадь провести можно. Ведь доменная печь высотой с многоэтажный дом, представляете, сколько ей надо воздуха? Да еще не с улицы, холодного, а горячего. Иначе в домне жара не хватит, чтобы расплавленная руда вскипела и стала металлом.
– Триста километров...– почесал переносицу джинн.– Что ж, для нас с тобой это не расстояние.
– Дудки! – твердо ответил я.– Немедленно домой. Могу я, наконец, загадать вам хоть одно желание? «Спаситель», «повелитель»!.. Другой от вас, может, мопед бы потребовал, а я даже билет на хоккей не прошу. Мне только одно нужно – попасть скорее домой. Ведь попадет же! Неужели вам в детстве не доставалось за такие прогулки?
О, как это было давно! – Старичок зажмурил глаза и покачал головой.– Как сладко и больно вспоминать ужасные неприятности детства. Что ж, твое слово – закон.
Джинн поклонился, взял меня за руку и... тут я простудился в третий раз. От электростанции до дома мы промчались за несколько минут, но к вечеру здорово похолодало, и, очутившись дома, я так трясся, что зубы стучали.
Джинн мой долго ходил по комнате из угла в угол, поглаживая бороду и морща лоб. Наконец, он взглянул на меня и произнес:
– Мой юный друг и спаситель, ты сам не знаешь, сколько ты сделал для меня. Я был безработным, бесприютным, безымянным... Теперь, благодаря тебе, я, кажется, нашел то, чего был лишен. Не буду тебе больше докучать. Не знаю, сумею ли отплатить тебе сполна, но клянусь, что буду вечным твоим слугой. Однако прости – не только твоим, ибо еще в юности я дал клятву служить всем людям. И все-таки мы с тобой не раз встретимся.
Старичок махнул рукой, тяжело вздохнул, опустился на кресло и исчез.
...А когда пришла мама, температура у меня была уже тридцать восемь и три.
Впрочем, через три дня джинн снова появился. Ночью я проснулся от того, что стукнула форточка. Открыл глаза, а рядом в кресле, где вы сейчас сидите,– старичок мой, зеленоватый от лунного света. Смотрит на меня и улыбается.
– Я почувствовал, говорит, что ты болен, мой юный друг, и потому не мог не посетить тебя вновь.– Он положил руку мне на голову и добавил: – Завтра же ты начнешь выздоравливать.
А вы-то как? – спрашиваю.– Привыкли немножко к нашей современной жизни?
Разве по мне не видно? Присмотрелся я – ба! – от бородищи джинна осталась куцая шкиперская бородка, вместо усов – подбритые грузинские усики, модный плащ нараспашку, в вырезе пиджака белая рубашка, галстук в полоску...
– Во даю, а? – хихикнул джинн.
– Откуда вы теперь? – спрашиваю.– Где устроились?
– О, этого не рассказать... Всюду и везде. Я помогал поднимать затонувшие корабли и заставлял двигаться суда на воздушных подушках, я надувал крыши зданий... Да-да, не удивляйся, бывают крыши, которые держатся благодаря постоянно нагнетаемому в них воздуху. Еще я пробовал взрывать скалы. Знаешь, если воздух так заморозить, что он станет жидким, можно творить настоящие чудеса. Опусти в жидкий воздух цветок, и он уже не осыплется, станет неувядающим, правда, если уронить, разобьется на кусочки, как стекло. Если смочить жидким воздухом кусок хлеба и бросить его, он взорвется. А простая сажа, пропитанная жидким кислородом, становится настоящей взрывчаткой, с ее помощью подрывники и дробили камень.
Ну, а последним моим делом, от которого я оторвался, чтобы прилететь к тебе, была погрузка огромного корабля. Корабль принимал в трюмы зерно. Так вот, друг мой, зерно из хранилищ порта перекачивает по трубам сжатый воздух.
Ах, как хорошо жить! Никогда мне так не работалось. Я даже стал поэтом, по дороге к тебе я на лету вот что сочинил:
Увезет пшеницы сжатой воз
дух, Коли он зовется «Сжатый Воз-дух».
Будь здоров, старик, не забывай, а мне пора. Дел теперь столько, что рвусь на части.
– До свидания,– говорю.– Может, еще встретимся?
Но вместо ответа лишь звякнула форточка: на кресле никого не было.
– Так-то вот,– закончил рассказ Владик и, хитро подмигнув, сказал: – А теперь будем чай пить, ладно?
БИТЫЙ РЫЦАРЬ
Вскоре я позвонил Владику, чтобы узнать, как он себя чувствует, а еще и сообщить, что срочно уезжаю в командировку и до субботы его навестить не сумею. Однако дозвониться мне так и не удалось: телефон был без конца занят.
Когда, вернувшись, я позвонил вновь, выяснилось, что Владик ушел к врачу.
Изрядно устав после нелегкой поездки, я решил дать себе передышку, прогуляться по весенним улицам, а заодно и Владика проведать.
Приятеля моего я увидел сразу как вошел во двор. Владик стоял возле свежевырытой траншеи, вдоль которой были уложены новенькие трубы, и разговаривал со сварщиком – широкоплечим мрачноватым парнем в тяжелой брезентовой робе. Владик явно о чем-то просил, а сварщик, не обращая на него внимания, старательно прикручивал шланги к высоким газовым баллонам. Владик не отставал. Сварщик открыл краны, закурил и, смерив взглядом Владика, поднес сигарету к отверстию блестящей горелки. Тотчас из наконечника с шипением вырвалась струя синего пламени.
Владик безнадежно махнул рукой, повернулся и пошел было прочь, но тут сварщик окликнул его и указал на что-то лежавшее возле баллонов. Это «что-то» оказалось рукавицами и большой маской-щитком с темным стеклянным окошком. Натянув рукавицы, приладив щиток, Владик взял в одну руку горелку, в другую – стальной прут и присел возле труб.
Я подошел поближе. Трубы были уложены так, что их концы плотно прилегали друг к другу. Владик отрегулировал краниками язычок пламени и принялся за работу. Из-за рези в глазах мне пришлось зажмуриться и отвернуться. Через несколько минут негромкий щелчок возвестил, что работа закончена. На месте сварки металл красновато светился. Придирчиво осмотрев шов, сварщик хлопнул себя по промасленным штанам и выплюнул сигарету.
Надо же! Коряво, но сойдет. Слышишь, шел бы ты к нам – народ во как нужен! – Он провел рукой по горлу.– Курсы кончишь, я помогу...
– Учусь я,– улыбнулся Владик.
– Учиться будешь в вечерней школе. Я сам кончаю десятый.
Но тут Владик заметил меня и, крикнув сварщику: «Счастливо поработать!» – кинулся навстречу.
– Ну, ты хорош! – встретил я Владика.
– А что? Я ведь выздоровел,– не понял он.– Я к врачу ходил за справкой для школы.
– Не о том речь. Оказывается, ты без пяти минут сварщик, а я ничего об этом не знаю.
– «Сварщик»... скажете тоже! Просто рабочие мне разрешали попробовать на ненужных железяках, вот я кое-что и ухватил. И резать, и варить пытался. И на станках тоже немножко могу. На токарном, например. Я ведь вам рассказывал, что отец меня всюду с собой берет. Где только мы не побывали: видел я и доменные печи, и прокатные станы, видел, как тракторы строят и автоматические станки... На кораблестроительном был, на цементном, на химическом комбинате, на стройках... Да всего и не сосчитать. Отец считает, что человек в наше время должен разбираться в любом деле, и чем больше ему удастся попробовать своими руками, тем лучше.
– Что ж, все правильно. Теперь для меня прояснилось кое-что в твоих историях. Значит, с тобой бывали и всамделишные занятные случаи, без всяких волшебников и чудес?
– Еще сколько! – хмыкнул Владик.– Мне вообще с детства везет. Если во дворе одна-единственная лужа, так все ребята в песочек играют, а я обязательно мокрый. Заберутся ребята на грузовик, посидят там и слезут, а меня шофер нечаянно на другой конец города увозит; если есть на даче одна бодучая корова, так она непременно меня выбирает. Всю жизнь так. Вот недавно в такую историю влипли – кошмар!
– Влипли? Значит, ты был не один?
– Не один. Но я-то был абсолютно ни при чем, вот что обидно.
– И серьезно влипли?
– Да уж крепче некуда. Понимаете, все вышло из-за химии...
– Постой, брат,– сказал я.– Присядем-ка на солнышке и разберемся не торопясь.
Я достал новенький блокнот (уже третий или четвертый) и кивнул Владику: продолжай. Он начал рассказ, я стал было записывать, но спохватился и вывел над первой строчкой:
«ВЛИПЛИ»
...В том, что химия – великая сила, я убедился на собственном опыте. Получилось это из-за Левки Кошелева и рыцаря. Находится этот зловредный крестоносец в Доме пионеров, в старинном особняке, стоит себе как ни в чем не бывало на витой чугунной лестнице, как раз над поворотом перил. А поворачивает лестница на втором этаже, там, где библиотека, наш химический кабинет и дирекция.
Рыцарь здоровенный, бронзовый, в шлеме и латах, как положено. В одной руке держит щит, а в другой – инвентарный номерок и гроздь лампочек в виде факела.
А о Левке разговор особый. Помяните мое слово – этот вредный тип когда-нибудь станет большим человеком. Учится еще в четвертом классе, а упрям, как носорог. Представляете, является к нам в кружок на занятия и требует:
– Запишите!
Мы ему по-хорошему:
– Катись-ка ты, молекула, в «умелые руки», к юннатам или там лепить что-нибудь из пластилина. А до химии – нос не дорос!
Кое-как выпроводили. А на другой день Левка снова тут как тут. Староста Юра Фитиль ему опять по-хорошему:
– Ты,– говорит,– пшено! Вот начнете в школе химию проходить, тогда – пожалуйста, а пока все равно ничего не поймешь. Так что давай отсюда, пока из тебя суспензию не сделали.
Левка заартачился:
– Я,– говорит,– в химии, может, побольше вашего разбираюсь. У меня сосед ученый. Настоящий доктор химии. Он уже мне все-все объяснил. И про кислоты, и про щелочи...
Еле-еле мы выставили его. Только Левка все равно забрался на дерево и подглядывал в окно за тем, как мы опыты ставили.
Приходил он еще раза два, но после того, как дежурный сделал ему психологическое внушение с применением колена, исчез.
И хоть Левку мы больше не видели, но его присутствие все время чувствовалось: то на столе новое пятно появится, то исчезнет пробирка с реактивом, то приготовленный опыт окажется на полу...
Долго мы караулили Левку, но он такой хитрый – ужас! – пробирался в кабинет только тогда, когда там никого не было.
Однажды пришли мы пораньше, кое-что приготовить к занятиям. Открываем кабинет, а там! – кошмар, вонь, дым и ни зги не видно. Тут в дыму Левка на нас и вылетел.
– Ага! – говорим.– Ты что наделал?
– Ничего,– отвечает.– Опыт химический. Получилась реакция с выделением тепловой энергии.
От такого нахальства мы чуть совсем не задохнулись. Выскочили на площадку, а Левку кто-то успел за куртку схватить.
– Вот теперь-то,– говорим,– мы уж тебе выделим энергию!
Поднес Юра Фитиль к Левкиному носу кулак и спрашивает:
– А известно ли тебе, химик; что такое плюмбум?
Левка завертелся ужом, рванулся, кто-то кинулся наперерез, и в эту самую критическую минуту «пес-рыцарь» зашатался и с пушечным грохотом закувыркался по мраморной лестнице.
Будь на его месте другая статуя, она бы никогда не разбилась на столько кусков. Но что хорошего ждать от мрачного средневековья?
Мы смотрели на бренные останки и думали о том, что хорошо было Александру Невскому: бей себе рыцарей на Чудском озере сколько влезет – и ни тебе директора, ни завхоза.
Левка хотел было удрать, но, видя, что нам теперь не до него, остался.
– Надо срочно клеить,– наконец произнес староста.– Может, казеином попробовать? За ночь высохнет, а, когда развалится, мы будем уже ни при чем.
– Казеин не возьмет,– сказал кто-то.– Лучше «Универсальный».
– «Универсальный» слаб. Тут надо клей «БФ».
– А какой? «Бээфы» бывают разные.
Заспорили мы, зашумели, а Левка и говорит:
– Натворили дел, голубчики! Художественное произведение кокнули, историческую редкость – вдребезги, а знаете, сколько статуя стоит?! Ладно, теперь слушайте. Если запишете меня в кружок, завтра к вечеру рыцарь будет как новенький. У меня сосед химик, как раз по клеям специалист. Он все что хочешь сделает – не то что рыцаря, автомобиль склеит.
– Ну, это ты того...– говорим,– загнул насчет автомобиля, но если сосед и правда склеит рыцаря, обещаем все в полном составе просить за тебя Борника («Борник» – это Борис Николаевич, руководитель кружка).
– Тогда собирайте куски и пошли. А насчет автомобиля я не вру. Сосед все что хочешь склеит.
Быстро убрав следы преступления, мы отнесли металлолом к Левке домой и разошлись. Настроение у всех было самое скверное. Мне этот рыцарь даже ночью снился. Сидел он за столом директора, щелкал костяшками на счетах и записывал что-то на своем щите. При этом голова его была сама по себе – стояла вместо письменного прибора. Глянул я на щит, а там единица и целый выводок нулей. За нулями, как собачонка за цыплятами, увязалось слово «рублей». Встал рыцарь, взмахнул мечом, а голова его со стола как заорет: «Ну, Чудобыльский, теперь ты за все ответишь! В кандалы его! В темницу! И пусть сидит, пока родители не принесут выкуп».
Не помню, как я досидел до последнего урока. Вечера я, разумеется, не дождался и прямо из школы побежал к Левке выяснять нашу дальнейшую судьбу. Позвонил к нему в дверь – тихо. Позвонил еще, и тут из соседней квартиры вопль: «Давай сюда! Дверь открыта. Только в комнату входить воспрещается!» Что за штучки? Вхожу в прихожую, открываю дверь, за которой Левка вопил,– ну и картина! – посреди комнаты зеленоватая лужа, в ней склянки, куски рыцаря и... сам Левка.
– Ты что,– говорю,– сидишь, как маленький? Немедленно вставай и отвечай: почему не сдержал обещание?
– Потому не сдержал,– отвечает,– что встать не могу.
– Ах так? Шутки шутить вздумал? Ну так я тебя сам подниму.
– Не... не поднимешь. Меня, брат, теперь и подъемным краном не возьмешь. Да и тебя тоже.
Не выдержал я, хотел шагнуть к этому типу, но... не тут-то было, мои ноги словно вросли в землю.
– Ну теперь и ты влип! – злорадно заявляет Левка.– Тебе остается одно – выпрыгнуть из ботинок на сухое место. Это ведь новейший клей. Из семейства эпоксидных смол. Им скоро дома будут склеивать. Возьмут стену, помажут – и к железным балкам шлеп! Быстро и дешево. А в этой луже, между прочим, не один клей, а целая дюжина собралась, и все разные. Совершенно неизвестная науке смесь. Между прочим, мое изобретение! Правда, я хотел взять с полки всего один пузырек, но они все вдруг как посыпались!.. Это, в общем, хорошо, что ты пришел, а то скучно! Я уже давно так сижу.
Левка говорил, а я тем временем лихорадочно пытался отодрать ботинки от пола. Гиблое дело! Оставалось одно – по Левкиному совету попробовать выпрыгнуть из ботинок. Не знаю, что вышло бы у вас, но я с первой же попытки сел. И сел накрепко.
– А ведь я предупреждал,– рассудительно заметил Левка.– Говорили тебе: входить воспрещается!
– Что же... теперь? – робко спросил я.
– Попытайся выскочить из брюк,– посоветовал Левка. Я представил себе, сколько мне бежать до дома, подумал о
том, что, возможно, к брюкам уже приклеились трусики, и решил, что пытаться не стоит. Положение было отчаянным.
– Могучая штука! – вдруг заявил Левка.– Как держит, а? Может быть, я и правда совершил открытие? Как ты думаешь, смогут химики разобрать, какую смесь я сотворил, когда свалилась полка?
Нет, Левка определенно будет большим человеком: в такую минуту он думал о химии!
– Ты чего молчишь? Давай разговаривать, а то скучно.
– Погоди! А что, если опрокинуть со стола графин? Может, он разведет эту смолу?
– Куда там! – махнул рукой Левка.– Эпоксидной смолой покрывают винты кораблей, чтобы их не разъедала морская вода. Смола эта ничего не боится. Она металлы склеивает так, что ни водой, ни бензином не возьмешь. Представляешь, ломается в поле трактор, нужно тащить его на ремонт за десятки километров. Но вместо этого тракторист берет бутылочку смолы, добавляет в нее из другой бутылочки специальный отвердитель, склеивает деталь, ставит на место и – полный вперед! Сила! Думаешь, вру? Честное слово!
А еще я точно знаю: теперь на заводах многие части машин не склепывают, не сваривают, а склеивают. Карбинольным клеем, например. Он так металлические детали схватывает – никакими силами не оторвешь. Им даже треснувшие шестерни в машинах склеивают. Или взять металл и стекло. Раньше надежно соединять их не умели, а теперь карбинольным клеем – пожалуйста. На века склеивает.
От Левкиных слов мое настроение не улучшилось.
Неожиданно для себя я тихонько проскулил:
– Помогите!
– Безнадежно,– задумчиво произнес Левка.– Только что хлопнула дверь – это ушла соседка, так что мы одни.
А со двора доносились чьи-то голоса, смех, где-то стучал мяч. По потолку ползла муха, она была совершенно свободна и могла лететь куда захочет. Но муха не улетала. Ей, по-видимому, нравилось смотреть на нас. Она, наверно, вспоминала свою липкую мушиную бумагу и злорадно потирала лапки. Время остановилось, казалось, оно тоже приклеилось. С трудом дотянувшись до тумбочки, я достал какую-то химическую книгу и стал ее листать, в надежде отыскать в ней рецепт, чтобы отклеиться.
Глядя на меня, Левка тоже взял книгу (ему было проще, он влип у самого стола). Рецептов по отклеиванию в книгах не оказалось, зато я узнал, что здания и вправду можно склеивать из готовых бетонных деталей, что сейчас, например, крыши часто клеют. И фасады облицовывают тоже с помощью клея. Намешают в клей, скажем, каменноугольную крошку и обрызгают этой смесью стену. Крошка блестит, переливается, и никакая погода ей не страшна – полвека простоит без ремонта. Оказалось, что мраморные плиты на стенах и колоннах московского метро держатся тоже на клее – на карбинольном.
Перелистал я еще несколько страниц, вижу на картинке знакомый московский мост. По мосту машины едут, люди идут. А под картинкой написано, что мост этот целиком склеен. Склеен синтетическими смолами из отдельных бетонных частей. То есть частей этих уже нет – все стало одним целым. Теперь таких мостов уже много. Окликнул я Левку и говорю: – Знаешь, теперь огромные мосты запросто склеивают, как бумажный змей или елочные игрушки. – Это что! – отозвался Левка.– Я вот прочел, что хирурги внутри организма разрезанные органы научились склеивать. Правда, клей быстро рассасывается, но за это время разрез уже сам успевает зарасти.
– Эх, наш бы клей рассосался,– вздохнул я.– А ты слыхал про бетон без цемента?
– Без цемента не бывает,– не согласился Левка.– Цемент обязательно смешивают со щебнем или песком, и разводят водой – вот и получается бетон.
– И вовсе не обязательно. Можно и без цемента,– торжествующе объявил я и показал книгу.– Тут написано, что есть такие синтетические смолы, намешаешь в них песка или щебня, и получится пластобетон. Он еще надежнее и служит дольше. Пластобетоном плотины покрывают, дороги. Тогда им ни сырость, ни морозы – ничего не страшно: вечные!
– А знаешь, как корабль можно построить? – спрашивает Левка.– Не большой, а, скажем, яхту? Очень просто! Сделал из фанеры модель – форму, взял эпоксидную смолу, стеклянную ткань – и клей ее на форму, как обои на стену. Обклеил фанеру тканью, на нее еще слой, еще. Пять слоев, когда засохнут, такую прочность дают, хоть вдесятером пляши – не сломаешь. Между прочим, так кое-где делают кузовы легковых автомобилей. И не ржавеют, и красить не надо.
– Неплохо,– говорю.– Но ты подумай, какая прочность у клея! Резец на токарном станке режет твердейшую сталь. Режет с помощью маленькой керамической пластинки (она тут получше металла работает). А пластинка эта приклеена. Надо же! – сталь режет, а все равно не отлетает. Или вот алмазные круги. Эти вообще все что хочешь мигом в пыль сотрут. А алмазный порошок к этим кругам тоже приклеен.
– А шубу на клею хочешь? – спрашивает Левка.
– Нет,– говорю.– У меня уже и так штаны на нем.
– Ну и зря. Между прочим, меховой воротник на твоей куртке – клееный. Чтобы сделать искусственный мех, обязательно клей нужен. Ведь каждый волосок, он не сам по себе на материи держится, а потому что приклеен.
Не знаю, сколько бы мы так сидели, но в соседней квартире зазвенел будильник. И тут меня осенило: телефон! Ведь Левка наверняка знает, где работает его сосед.
Потянув за шнур, мы свалили аппарат, потом через «справочную» узнали нужный номер и...
Я не буду рассказывать о том, как мы объясняли сотрудникам химического института свое бедственное положение. Сначала нас не понимали, потом в трубке что-то долго пищало, выло и ухало. Только минут через пять, когда на другом конце провода все отхохотались, позвали Левкиного соседа. Сосед примчался на такси с бутылью какого-то растворителя и стал поливать им Левку, меня и пол. А пока мы отклеивались, рассказывал всякие истории про современные клеи и про их огромное будущее.
Но будущее клея мне в голову уже не лезло: я думал про свое собственное.
Через несколько минут мы поднялись и принялись растирать онемевшие ноги. Штаны были безнадежно испорчены. Одно хорошо – рыцаря сосед склеил. Сказал, что если мы будем бить еще раз, то разобьется он уже в других местах, а склейки останутся. Но проверяет это пусть кто-нибудь другой. С меня хватит.
Нет, что ни говорите, а химия – это великая сила.
