Текст книги "Как игрушки пошли учиться"
Автор книги: Александр Дитрих
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
КОРОЛЕВА С ЗЕЛЕНЫМИ ИСКОРКАМИ, ИЛИ СЛУЧАЙ НА ПОДОКОННИКЕ
Дома я внимательно перечитал удивительный дневник. Некоторые его листы были написаны так поспешно, что строчки налезали одна на другую, не умещались, сползали вниз по краю страницы, многие сокращенные слова я вообще не смог расшифровать, а от них зачастую зависел смысл фраз. Необходимо было идти к Владику за разъяснениями.
Но поговорить с ним удалось не скоро: как назло, что ни день, откуда-то выскакивали непредвиденные и неотложные дела и ломали мои планы. Так я прособирался целую неделю.
Была ранняя весна. Ко дню нашей первой встречи с Вла-диком сугробы уже успели растаять, однако потом вернувшийся морозец вновь прихватил лужицы, остановил ручьи, раскисшая земля закаменела, и когда я отправился на свой старый двор во второй раз, о весне и помина не было. Ночной снег застелил асфальт, крыши, кусты чистеньким пухом. Вдоль стен пробежали собачьи следы, по белому двору расстелились тропки, словно серые полотенца с грязной бахромой. Вокруг детской песочницы с грибком-мухомором вилась полоска обнаженной земли: кто-то катил тут тяжелый ком для снеговика. Сам снеговик, стоявший в конце полоски, был не достроен или кем-то разрушен,– остался лишь огромный шар – пузо, а голова и грудь разбились на куски.
Где живет Владик, я так и не узнал, а во дворе не было ни души. Я постоял, подождал и хотел было идти в соседний двор, как вдруг из-за угла дома вылетел снежок и гулко шлепнул в серый забор. «Эге, так вот где идет игра!» – смекнул я. Однако за углом вместо шумной компании я обнаружил лишь одного-единственного мальчугана лет десяти в пальто нараспашку и съехавшей на затылок ушанке. Волоча развязавшийся зеленый шарф, паренек с каким-то ожесточением швырял снежки в нарисованного мелом человечка и никак не мог попасть.
Мальчик сопел, хмурился и кривил губы. Настроение у него, по-видимому, было отнюдь не радужным.
– Здорово, снайпер! – крикнул я, подойдя поближе.
– А чего? – паренек настороженно оглядел меня и на всякий случай попятился.
– Ничего... Просто так. Одному скучно, верно?
– А чего? – повторил хмурый мальчик, перекатывая снежок в красных, замерзших ладонях.
Я тоже скатал снежок и с треском влепил его точно в цель. (И почему так бывает? Иной раз сколько ни кидай – все мимо, а то с первого раза шлеп – и попал.)
Мальчик оценил бросок: он ничего, не сказал, но холодок в его глазах растаял, теперь в них светилось любопытство.
Я снова бросил и снова попал.
– Во дает! – пробормотал мальчуган.– А еще раз попадете?
– Обязательно! У меня снежки особенные,– отозвался я.– Самонаводящиеся.
– Как ракеты?
– Ага!
Я воспользовался моментом и спросил:
– Послушай, старина, ты не знаешь, как бы мне разыскать Владика Чудобыльского?
– А чего? – опять насторожился мой собеседник.
– Важное дело. Да ты не думай – никаких неприятностей и подвохов. Клянусь моей последней школьной двойкой! Чтоб мне съесть собственные подметки! – поспешно заверил я хмурого паренька.
Тут он впервые улыбнулся.
– А зачем он вам?
– Вот так нужен! – я провел ладонью по шее.– Ты знаешь, где он?
– Угу,– кивнул мальчуган.
– Где же?
Паренек помялся, поднял свалившийся шарф и отвернулся.
– Та-ак... Ты знаешь, где Владик, но это секрет, верно? Паренек пожал плечами и не ответил.
– Хорошо, не хочешь говорить – не надо. Но позвать его ты можешь?
– Тоже не могу,– потупился мальчуган.
– Неужели мне тут целый день мерзнуть? Пойми, Владик ждет меня. (Тут я немного покривил душой. Владик сегодня не мог меня ждать. Он вообще не знал, когда я приду.)
– Если ждет, тогда другое дело.– Мой новый знакомый швырнул снежок и наконец-то попал в человечка.
– В штабе Владька, вот где.
– А ты почему не в штабе?
От этого вопроса мальчуган мой вновь сник.
– Поссорились?
– Не...
– Тогда, может, пойдем вместе?
– Не...– паренек замотал головой.– Нельзя мне.
– Кажется, я понимаю: ты что-то натворил и ход в штаб тебе временно заказан, так? Но какое же кошмарное преступление на твоей совести? Ты выдал врагу пароль? Бросил в беде командира?
– И вовсе никого не бросал,– буркнул паренек.– Подумаешь... Владька солнечную машину делает, а я от нее стеклышко открутил,– прожигательное. Я бы обратно вставил, только у меня его Пашка Мамон отнял.
– Вот оно что! А этому разбойнику Пашке нельзя было объяснить в подходящей форме, кто он такой?
– Как же, объяснишь ему! Вы Пашку не знаете, он вон какой! – Мальчуган поднял руку и даже встал на цыпочки.
– Да-а, плохо дело. А штаб у вас на Кузином дворе, в сарае?
– А... откуда вы знаете? – опешил паренек.
– Эх, милый, тебя еще на свете не было, а штаб уже был. Ладно, приятель, ты мне ничего не говорил, я ничего не слыхал. А подходящее стеклышко я Владику достану. Будь здоров.
И я отправился в соседний двор. Почему он назывался «Кузин», большинство обитателей окрестных домов объяснить бы уже не смогли. Но «дети» моего поколения еще помнили сердитого долговязого дворника Кузю, который гонял нас, мальчишек, с заборов и ржавых крыш, складов, амбаров и лепившихся друг к другу сараюшек. Как я и ожидал, теперь от сараев не осталось следа. Уцелел лишь один – самый старый, каменный. Когда-то богатый барин, кажется граф, построил позади своего особняка конюшню. В одной ее половине стояли кареты, санки, хранилась упряжь, в другой находились лошади. После революции, как рассказывал нам один старичок, стояла тут извозчичья пролетка и скучала в одиночестве большая белая лошадь. Извозчик помер, кобылу куда-то увели, а какой-то инженер-механик приспособил конюшню под гараж-мастерскую и своими руками собрал автомобиль – «авто», как тогда выражались. Авто, говорил тот старичок, очень здорово дымило, страшно стреляло, однако иногда и ездило. Вскоре машина развалилась, инженер уехал, а гараж постепенно превратился в обыкновенный сарай, набитый всевозможным хламом.
Теперь сарай доживал последние дни: половина его была уже снесена. Разбитая стена скалилась бело-розовыми щербатыми кирпичами, из темного нутра тянуло прелым деревом и пылью, над продавленной крышей корячились черные переломанные стропила.
Как забираться в штаб, я помнил. Оглянувшись, нет ли зрителей (неудобно все-таки – взрослый человек), я вскарабкался на каменный забор, прошел по нему до крыши сарая, осторожно пролез в слуховое окно и прислушался. Из темноты доносились голоса. Высокий девчоночий что-то убедительно доказывал, другой, пониже, принадлежавший какому-то мальчику, опровергал... Речь, как я понял, шла о привидениях.
– Ты про Вия читал? – спрашивала девочка.– Жуть! Прямо мурашки выскакивают... А «Каменный гость» ты читал? Пушкин написал, вот кто! Посвящается Дон Жуану. Так там статуя оживала!
– Ну и что? Пушкин вон сколько сказок написал – и про царя Салтана, и про Спящую царевну... Да что говорить – не бывает на самом деле привидений. Кто их видел?
– Владь, ну что он спорит? – взмолился девчоночий голос.– Скажи ему! Ты ведь сам видел привидение.
– Видел,– согласился знакомый мне голос.– Только, может, это было не привидение, а туман. Когда я сидел на кладбище, здорово похолодало – у меня зуб на зуб не попадал. А над землей в темноте словно белые волны плыли.
– Жуть! Ни за что бы не пошла ночью на кладбище! – с восторгом сообщил тонкий голосок.– Я тоже раз на даче...– Девочка умолкла на полуслове...
Пытаясь устроиться поудобнее, я задел доску, за шиворот посыпалась труха.
– Ш-ш! Слыхали? Кто-то крадется! На чердаке воцарилась тишина.
– Никто не крадется,– наконец сказал Владик.– Просто кошка лазит.
– Все это ерунда, верно, Владик? – заговорил еще один невидимка.– Вот пришельцы с других миров, те – да! Те такое могут, что куда там привидения! Владь, ты про пришельцев расскажи.
– Про пришельцев... Нет, об этом как-нибудь в другой раз, а сегодня я лучше одну историю расскажу...
– Про привидения! – потребовала девочка.
Снова в темноте что-то зашуршало, но я был в этом не повинен. Ребята умолкли.
– Не надо про привидения,– решительно сказал какой-то басовитый малыш и, хлюпнув носом, добавил: – Пусть он сказку расскажет.
– Хорошо. Это будет сказочная история,– согласился Владик.– Про королеву... Королеву с зелеными искорками.
По привычке я нащупал в кармане авторучку, но тут же сообразил, что в темноте ничего не смогу записать и что придется положиться на свою память.
Только, как ни старался я запомнить рассказ во всех подробностях, что-то, разумеется, выскочило из головы, что-то получилось потом иначе. Но это мелочи, детали, а все более или менее важное я в тот же вечер записал достаточно точно и полно.
Итак, вот пересказ того, что я услышал на чердаке старого сарая.
* * *
Было утро. Такое раннее, что ни ночь, ни день еще не решили, что им делать. Ночь гадала: пора е'й уходить или можно еще подождать. А день зевал, потягивался и никак не мог начаться. Огни на улицах уже погасли, а в домах – зажигались. На одном конце неба, по-видимому у раздевалки, еще толпились убегавшие звезды, а на другом – из-под серебряного облачного одеяла уже высунулся рыжий солнечный вихор.
В эту самую тихую минуту над городом закружились, затанцевали снежинки.
Они встречались, перекликались, знакомились, приглашали друг друга лететь вместе и... расставались. Расставались, чтобы встретиться с другими. Ужасно ветреный народ!
Натанцевавшись, снежинки садились на крыши, тротуары, деревья, и тут начинались бесконечные расспросы, рассказы, шутки, смех, порой слышались даже песенки... Впрочем, я не знаю всего, что было на крышах, на тротуарах и деревьях – мне известно лишь то, что произошло на одном подоконнике.
Одна за другой спускались сюда на своих кружевных юбочках-парашютах крохотные звездочки. Ах, как они были красивы, как искрились и сверкали, как тоненько позванивали, задевая друг друга!
Это очень обидно, что наши глаза и уши так слабы и несовершенны. Чтобы увидеть и услышать, как болтают снежинки, приходится выбирать самое тихое, сонное время и изо всех сил прислушиваться, вглядываться, пока не зазвенит в ушах, не зарябит в глазах, но даже после этого не всегда удается увидеть и услышать этих удивительных маленьких путешественниц.
Между тем шум, смех, крики на подоконнике становились все громче и все отчетливей.
– Сюда! Сюда! – кричали старожилы прибывающим.
– Ах, осторожней, вы испортите мое платьице!
– Здравствуй, подружка! Сколько лет, сколько зим!
– Позвольте, мы с вами где-то встречались. Кажется, в Гималаях... Или в Антарктике?
– Какой чудесный узор! Вы его сами придумали?
– Звездочка, вспомните, мы же с вами когда-то были дождиком в Африке. Ах, сколько с тех пор воды утекло!
Общество подбиралось самое пестрое. Рядом с важными, видавшими виды путешественницами приземлялись совсем юные особы, лишь недавно научившиеся летать, и поэтому шумные и восторженные. Задумчивые, хмурые снежинки северных морей с удивлением поглядывали на веселых, болтливых соседок, родившихся из морских брызг где-то возле коралловых островов в Индийском океане. Были тут и очень серьезные, ученые снежинки, занимавшиеся исследованием круговорота воды в природе. Были и снежинки-бродяги, давно забывшие, откуда они взялись.
Но главным образом, на подоконнике собрался народ трудовой – тысячи и тысячи мастериц самых разных профессий, известно, что дел у воды на свете столько, что и не перечесть.
Постепенно снег кончился, снежинки уселись поудобнее и принялись болтать. При этом поднялся такой шум, какой бывает в классе, когда дежурный объявляет, что очередного урока не будет. Снежинки старались перекричать друг друга, и все равно никто никого не слышал.
И тогда на разных концах подоконника раздались голоса: «Пора выбирать королеву».
Между прочим, снежинки всегда так поступают, где бы они ни собрались. Ведь иначе получится беспорядок, толчея, и дружеская встреча кончится спорами, ссорами, будут испорчены платья и настроение, а там сгоряча и растаять недолго.
– Королеву! Выбирать королеву! – зашумели снежинки. Понятно, что королевой подоконника могла стать только та снежинка, которая сделала в жизни что-то очень важное, и потому не многие решились выставить свои кандидатуры. Наконец десять претенденток перекатились в середину и уселись кружком.
– Чур, я первая! – пискнула снежинка с голубым отливом.
– Нет, я! Нет, я! – закричали остальные.
– Пусть говорит Голубая! Слово Голубой! – потребовали слушатели.
И Голубая снежинка начала:
– По-моему, я сделала великую работу. Я хоть и маленькая, но оказалась сильнее каменных гор. Кто там хихикает? Невежды! Слушайте! Не так давно отличная туча прямым ходом доставила меня и моих подруг с океана в горы. Если кто из молодых еще не знает, что это такое, могу объяснить: горы – главные враги воды. Это ужасно высокомерные особы, которые вознеслись выше туч и потому воображают из себя невесть что. Они считают себя самыми высокими, самыми мо-учими, самыми несокрушимыми, самыми важными на земле.
Иногда эти задаваки даже плюются огнем и лавой. Но мы-то с вами знаем, кто на свете всех сильней и важней. Как только стало достаточно холодно, мы, капельки, обернулись снежинками и полетели вниз. Метель в горах была ого-го! – ни зги не видать. Ледяной северный ветер выл, грохотал, строил снежные мосты через пропасти. За одну ночь все вокруг стало белым-бело. Наш десант захватил горы со всеми их перевалами и долинами. Но к утру северный ветер выдохся и уступил место южному. Вдобавок выглянуло солнце. Что тут началось! С гор хлынули ручьи, снежные мосты рухнули, хребты стряхивали с себя лавины. Сорвется снежный козырек с обрыва – и вот уже все сугробы, весь склон гор пришел в движение, поехал вниз. Все скорее, скорее мчится лавина, встречные деревья разлетаются в щепки, скалы и те не выдерживают – летят кувырком... Да, снежная лавина – это зрелище. Но я отвлеклась. Днем камни так нагрелись, что на них никак невозможно было усидеть, снежинки таяли прямо на глазах. Наше белое царство рушилось, исчезало, отступало к вершинам. Началась настоящая паника. И только я сохранила присутствие духа. Я сказала: «Спокойно. Мы растаем, но не сдадимся! Горы победят, но это им дорого обойдется. Пусть все снежинки, как только растают, попробуют забраться в трещинки камней. А что будет дальше – увидите».
День кончился, пришла ночь, а с ней – мороз. Всем известно, что, замерзая, мы, капельки, расширяемся. И вот, почувствовав, что леденею, я напрягла все свои силы и стала давить на стены крохотной пещерки. Щелк! – и каменная чешуйка, под которую я забралась, отскочила прочь.
Щелк! Щелк! – тут и там принялись за дело мои приятельницы. Иные откалывали всего лишь пылинки, а некоторые, собравшись вместе, раскалывали целые глыбы.
Наутро опять потеплело, снова забурлили ручьи. Они были мутными, несли пыль, песок, камешки – все то, что разрушили мы, капельки. Но ведь и сами ручьи – это ведь тоже были мы, бывшие снежинки. Скатившись с камня, я нырнула в ручеек и велела подругам, тащившим вниз свои трофеи, не просто нести их, а бить, царапать песчинками все, что им попадется на пути.
Под моим командованием все так дружно принялись за дело – любо-дорого! Вскоре в наш ручеек влились другие, и он стал настоящим потоком. Неисчислимые армии слившихся капель с ревом мчались в долину. В потоке кувыркались, сшибались и раскалывались валуны, большие обломки дробили и перетирали мелкие. И вся эта масса царапала, пилила, точила стены и дно ущелья.
Только на третий день я и мои подружки вырвались на ровное место и сбросили свой груз на дно реки. Река уже успокоилась, она бежала теперь по пустыне. Груз был такой тяжелый, так много всего мы снесли с гор вниз, что река оказалась запруженной. Она вышла из берегов и пробила себе новое русло.
Надо ли говорить, что моему примеру сейчас следуют все снежинки, попавшие в горы. И, клянусь вам, горы стали уже чуть-чуть ниже. Ну, а дальше? Дальше мы снова испарились (дело-то было уже в пустыне), меня подхватил теплый воздух, умчал наверх, там я долго скиталась, пока не стала частичкой большой снежной тучи... Ну, а туча доставила меня сюда,– закончила свой рассказ Голубая снежинка.– Мне кажется, я делом доказала, что мы, снежинки-капельки – самая великая сила на земле! – и она гордо посмотрела на слушателей.
– Королева! Королева! Ура новой королеве! – пронеслось над подоконником.
Но кричали лишь самые юные и неопытные снежинки.
– Цыц! – прикрикнула на них старая, большая снежинка с желтым отливом.
– По-моему, рассказ нашей Голубой соседки – одно хвастовство. Она ничего не изобрела и никем не командовала. Просто испокон веков все капли делают одно и то же – разрушают все, что находится высоко, и складывают остатки разрушенного внизу. Так было, есть и будет. Одни – старые горы – разрушаются, другие – молодые – растут, их сама матушка-Земля поднимает. Многие из собравшихся здесь были в горах, они могут подтвердить. Нет. Голубая не достойна быть королевой.
– Долой Голубую! – немедленно закричали юные снежинки. Они еще слишком мало знали и потому были очень решительны.
– Пусть говорит следующая! – потребовала молодежь. Следующей была снежинка с оранжевыми блестками, на платьице.
– Прежде чем попасть в тучу и прилететь сюда,– начала снежинка,– я прошла огонь и воду, стальные трубы и чертовы зубы.
На подоконнике захихикали.
– Ничего смешного,– обиделась Оранжевая,– я говорю совершенно серьезно. Я даже в тучу поднялась прямо из трубы. Из высокой-превысокой белой трубы. Но если уж начинать, то сначала. Не так давно я упала на реку. Вообще-то вся она была покрыта льдом, но мне повезло, я опустилась в широкую полынью. Не успела я толком растаять, как вдруг какая-то неведомая сила потянула меня вниз, и через минуту я с удивлением обнаружила, что мчусь по стальной трубе. Куда? Об этом ни я, ни мои соседки-капли не имели ни малейшего представления. Вдруг все мы почувствовали, что стены труб становятся горячее. Наш тоннель то и дело сворачивал, и с каждым поворотом нам становилось все жарче.
– Не могу больше! – пискнула моя соседка и тут же обернулась пузырьком пара.
Вскоре все вокруг забурлило, закипело. Ах, как нам было тесно и горячо!
За стальными стенками труб что-то свистело и гудело. По-видимому, пламя.
– Мы в паровом котле! – крикнул кто-то.– Там за нашими трубами горит нефть, угольная пыль, газ или торф... Ну, попали мы в переделку!
С каждой минутой трубы раскалялись все больше. И тут я обнаружила, что, испаряясь, каждая капля старается занять гораздо больше места. Все мы, обернувшись паром, изо всех сил пытались расшириться – но куда там! Нам мешали трубы. Мы так давили на стенки, что еще немного – и металл разлетелся бы в клочья. Но вдруг впереди показалось маленькое отверстие. О, как рванулись мы на свободу! Миг, и, проскочив сквозь отверстие, я ударилась о какое-то огромное колесо. Оно состояло из множества лопаток, поставленных наискосок. Струи пара ударяли в эти лопатки и вертели колесо.
За первым колесом находилось второе, третье, четвертое... Они с бешеной скоростью крутились внутри огромного стального короба. А называлось все это сооружение – паровой турбиной. Как выяснилось позже, вал турбины выходил наружу и вращал еще одну машину – генератор, который вырабатывал электричество.
Пройдя все колеса, мы так устали, что хоть и стало нам чуть прохладнее и свободнее, но сил уже никаких не было.
Тогда-то и вырвалась я на свободу, поднялась по трубе и скорей-скорей полетела к ближайшей туче.
Мне пришлось выдержать ужасное испытание, друзья. Но я не жалуюсь. Мне доподлинно известно, что я и такие, как я, мы дали свет домам, уличным фонарям, погнали по рельсам электровозы, зажгли синие огоньки электросварки, завертели валы станков, превратили куски металла в части машин и сделали еще много других дел.
– Королева! Выбираем Оранжевую! – наперебой закричали молодые снежинки.
– Постойте! Это несправедливо! – раздался чей-то голос.– На ледяной бугорок в середине подоконника поднялась толстая белая снежинка.– Это несправедливо,– повторила она.– Подумаешь, я тоже добывала электричество. Я летом попала в реку и текла вместе с миллионами таких же, как я. А потом, когда доплыла до плотины, вода вместе со мной вдруг ухнула вниз и... и ударила по лопаткам турбины. Только не паровой, а водяной. Так что я тоже добывала электричество. Это несправедливо – надо всех выслушать!
– Не надо! Все ясно! – закричали на подоконнике.
– Тихо! – приказала старая желтая снежинка.– Белая сказала правду. Надо всех выслушать. А потому – прошу! – И она пригласила на ледяной бугорок еще одну кандидатку в королевы.
Эта снежинка была темнее других, ее платье было слегка сероватое, будто припудренное пылью.
– Я не хочу приуменьшать заслуг моих предшественниц,– сказала она.– Но я тоже сделала кое-что. Оранжевая сказала, что, обернувшись паром, она добывала электричество. Но, чтобы вода стала паром, нужен огонь. Чтобы был огонь, нужно горючее, скажем, уголь. А уголь для электростанции был добыт не без моего участия.
– Не иначе эта грязнуля была шахтером! – сострил кто-то. Вокруг захихикали.
– Да, именно шахтером,– подтвердила серая снежинка.– Под землю я цопала из озера. Насосы качали воду и гнали ее вниз. А внизу, в забое, стояла пушка. Да не простая, а...
– ...Золотая! – снова сострил кто-то.– Братцы, нас берут на пушку!
Дружный смех прокатился по подоконнику. Но Серая снежинка не смутилась.
– Пушка стояла не простая,– повторила она,– и не золотая, а водяная.
Смех сразу утих.
– Вода из нее бьет с такой силой, что ударь палкой по струе, отскочит палка, если сильнее ударить, палка сломается, а струю ни за что не перебьет. Но палка мелочь – камень и тот не может выдержать. Под землей гидромонитор стреляет по угольному пласту. Вода откалывает, дробит, ломает уголь. А управляет пушкой всего один человек. Если бы вы видели глыбу, которая отвалилась и раскололась в тот миг, когда я и миллионы моих сестриц ударились о черную стену забоя!
Но это еще не все. Раскрошенный чудо-пушкой уголь доставляется наверх не вагонетками, не транспортерами. Его уносит опять-таки вода, то есть мы! Вместе с водой угольную крошку выкачивают из шахты насосы.
Вот и все, что я хотела сказать. А верить мне или нет – это уж ваше дело.
На подоконнике поднялся шум, разгорелись споры: одни считали, что королевой должна стать Серая, другие утверждали, что Оранжевая.
Но тут на ледяной бугорок, сверкая фиолетовыми искорками, поднялась еще одна снежинка:
– Серая добывала уголь! – крикнула она.– Ну и что? Ведь сегодня нефть гораздо важнее, а я добывала нефть.
Все насторожились.
– Нефть – это бензин, керосин, мазут. Это смазочные масла, это резина, пластмассы, искусственные ткани – словом, химия...
– Простите,– перебила старая желтая снежинка,– а ты?.. Ты сама-то что сделала?
– Меня, как и Серую снежинку, тоже пустили под землю,– сказала Фиолетовая.– Насосами накачали. В нефтеносном пласте нефти осталось мало, и сама наверх она уже не шла. Да и выкачивать ее стало трудно. Тогда-то люди и решили пробурить еще одну скважину и пустить по ней воду. Заработали насосы, погнали вниз воду, и стала вода выжимать нефть из всех пор и щелок нефтеносного пласта. А нефть ведь легче воды, вот вода и подняла ее на себе кверху, к нефтяной скважине. Целый год эта скважина стояла без дела. Кое-кто думал, что она вообще свое отработала. Но вот вновь ожили, загудели моторы и погнали по трубам нефтяной ручей. Вот и вся моя история.
– Только-то?! – зашумели снежинки.– Ну, нет! Работа твоя, конечно, важная, но очень уж простая.
– Что ж, если вы хотите узнать о более сложном деле, тогда позвольте мне.– На бугорок вышла снежинка в тончайшем кружевном наряде с вырезами.– Видите ли, я работала на заводе – помогала строить машины,– сказала она.
– Это как же понимать? – крикнули с дальнего конда подоконника.– Подружки, она, наверно, просто пол мыла!
– Да что вы! – отозвались с противоположной стороны.– Эта Кружевная работала не иначе как на токарном станке.
По подоконнику прокатился смех.
– Ой, я сейчас растаю! – запищала какая-то малышка, давясь от хохота.
– Напрасно смеетесь,– сказала снежинка в кружевном наряде.– На станках работали такие же, как я, снежинки. Впрочем, мы тогда были не снежинками, а водяными капельками. Как работали мои подружки? А вот как. Взять хотя бы тот же токарный станок. Вертится на станке стальная заготовка, а с нее резец снимает стружку. Вьется синей пружинкой стружка, и становится заготовка под резцом гладкой, появляются на ней в нужных местах канавки, утолщения.
От такой работы резец ужасно раскаляется, ему бы и минуты не выдержать, если бы не мы, капельки. На то место, где соприкасается резец с заготовкой, непрерывной прохладной струйкой льется специальная эмульсия. Она не только охлаждает резец. Смоченный этой эмульсией, металл заготовки оказывается гораздо податливее сухого.
А основная часть эмульсии, как вы, наверно, догадались,– вода.
Еще я слышала о сверлильных станках, где вместо стального сверла работают тонкие, но необыкновенно сильные водяные струйки. Хоть такие удивительные станки мне не попадались, зато я и тысячи моих подружек изрядно потрудились в кузнечном цехе.
– Нет, вы слышали? – вновь раздался голос все той же насмешницы с дальнего конца подоконника.– Она ковала! Еще бы, такая кроха как размахнется кувалдой – любая сталь в лепешку.
Но на этот раз никто не засмеялся.
– Кувалда? Да разве найдешь ее на современном заводе,– пожала плечами Кружевная.– Но, тем не менее, вода и вправду может справиться с любым, даже самым твердым металлом. Я думаю, всем известно, что вода не сжимается.
Воздух сжимается сколько угодно. Хочешь, мяч накачивай, хочешь, автомобильную шину. Вода – совсем другое дело. Одна моя знакомая капля участвовала в занятном опыте. Ученые взяли железный ящик, налили его до самого верха водой и запаяли отверстие. Потом в этот ящик выстрелили из винтовки. Как вы думаете, что получилось?
– А что тут думать! Пуля пробила железо, а вода вытекла через дырку,– сказала Желтая снежинка.– Разве не так?
– Совсем нет. Как только пуля попала в цель, ящик взорвался, как бомба. Почему? Да потому, что вода не сжимается. Пуля, влетев в ящик, мгновенно заставила воду потесниться, но тесниться ей было некуда – мешали стенки. Вот вода и разнесла их в клочья. Эту особенность воды п использовали инженеры.
В «кузнице» современного завода – длиннющем светлом зале, где я побывала, главную работу выполняли могучие штампы и прессы. Надо, скажем, сделать дверцу или крышу автомобиля, берет механическая рука стальной лист и закладывает его в пресс. У пресса две формы – верхняя и нижняя. Одна форма – штамп, выпуклая, другая – вогнутая. Между ними и помещается лист. Возьмется рабочий за рычаг, тотчас обе формы сдвинутся и сожмут металл с силой в десятки тонн. При таком давлении твердейшая сталь послушно облегает все изгибы, и лист становится готовой деталью...
– Постой-постой,– перебила Фиолетовая снежинка, она была очень раздосадована своей неудачей.– Прессы, штампы – все это хорошо, но причем тут ты?
– Не торопитесь, сестрица, сейчас узнаете.
Всем хороши прессы, только изготавливать для них сложные штампующие формы – очень уж кропотливое и дорогое дело. И вот инженеры решили: зачем нам две формы, когда можно обойтись всего одной, нижней! А сверху пусть будет давить... вода. Она сумеет сделать стальной лист покорным и податливым, словно тесто,– где надо, растянет сталь, где надо, изогнет, словом, заставит металл повторить все выступы и впадины нижней формы – матрицы.
Сказано – сделано. Отгородили в цеху специальное помещение, построили в нем бетонный бассейн и на дне его укрепили эту самую матрицу.
– Как же вы заставите воду сталь прессовать? – удивились рабочие.– Нельзя ли нам поглядеть?
– Ни в коем случае! – категорически отказали инженеры и повесили на дверь табличку: «Не входить! Опасная зона!» Положили инженеры на нижнюю половинку прессформы стальной лист, подвесили над ним небольшой сверток, от которого тянулись два проводка, наполнили бассейн водой и ушли. Надо ли говорить, что вместе с миллиардами капелек в бассейн попала и я.
Мы ничего не подозревали и весело плыли по кругу вдоль бетонных стенок, как вдруг грянул взрыв. Взорвался подвешенный в середине серенький пакет. Мгновенно нас сдавила невероятная, чудовищная сила. А когда мы опомнились, ровный стальной лист был уже не ровным, внизу лежала дверца автомобильной кабины. Что же произошло?
Оказалось, это взрывная волна так надавила на стальной лист. От могучего удара лист изогнулся, растянулся, плотно облег все выпуклости, вошел во все впадинки матрицы и стал готовой деталью. Я ведь не зря говорила: вода не сжимается. Вот она и передала всю силу взрыва, только распределила ее равномерно по всему листу.
Так я и работала в кузнечно-прессовом цехе.
– Да-а...– протянула Желтая снежинка.– Что и говорить, дело тебе досталось самое мудреное. Но, может быть, кто-то еще считает себя достойной стать королевой нашего подоконника на это утро?
– Я! – пискнула еще одна снежинка.– Я тоже была под землей. Мы строили там пещеры, растворяли известняк, а потом из него делали каменные сосульки-сталактиты.
– Не годится! – сказала Желтая снежинка.– Старо! Так испокон веков работают все капли, попавшие под землю. Я сама прошла этот путь и знаю; чтобы построить даже самую плохонькую пещерку, нужны тысячи лет.
– Я! – раздался еще один голос.– Я прошла по трубам, прошла сквозь фильтры и стала питьевой водой.
– Нет, я! – перебила другая снежинка.– Я была частичкой самой красивой радуги.
– А я бабочку сшибла! Мною выстрелила удивительная тропическая рыбка-брызгун. Она снайпер и всегда так добывает пищу.
– Подумаешь! – не согласилась ее соседка.– Я растворяла краску, которой художник рисовал картину!
– Я! Я! Нет, я! – перебивая друг друга, кричали обитательницы подоконника. Повсюду вспыхивали споры, снежинки не слушали друг друга, ссорились.
– Пусть королевой будет Оранжевая! – требовали одни.
– Нет, Серая,– не соглашались другие.
– Хотим Фиолетовую! – упорствовали третьи.
– Голубую! Голубую! – кричали четвертые.
А самые молодые снежинки, собравшись в кружок, дружно скандировали:
– Кру-же-вну-ю!
И снова на ледяной холмик поднялась Желтая снежинка.
– Дорогие подруги! – сказала она.– Раз вы спорите, стало быть, никто из тех, кто рассказал о своих делах, не годится в королевы. И все-таки среди нас есть достойная, вот она.
Все обернулись и увидели скромную, маленькую снежинку в платьице, сверкавшем зелеными искорками.
– Эта малышка не хочет говорить о себе,– продолжала старая снежинка.– Она считает свое дело самым простым и самым обычным.
