Текст книги "Завод без людей"
Автор книги: Александр Штейнгауз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Александр Штейнгауз
ЗАВОД БЕЗ ЛЮДЕЙ
Кто не слышал этого слова, кто не употреблял его?
Это слово носится в воздухе, им полны газеты, его с восторгом произносят трудящиеся нашей страны, с тревогой – трудящиеся капиталистических стран.
Это слово – автоматика.
О том, что же кроется за этим словом, мы и хотим рассказать.
Мы расскажем о некоторых важных этапах развития науки и техники, о том, как изменялись и улучшались орудия труда, о том, как люди учились создавать различные машины и механизмы, как совершенствовали и усложняли их и как при этом менялся характер труда человека.
Вам расскажут, как появились первые автоматы, которые вы все хорошо знаете, хотя, наверное, никогда не задумывались об их связи со сложнейшими устройствами современности.
И вы увидите, какие предпосылки и условия привели к бурному росту автоматики и возникновению новых, удивительно умелых и умных машин и даже целых автоматических заводов – заводов без людей.
Поговорим о будущем
живу в Москве. Живу я здесь с рождения. Все вы знаете, что Москва – один из самых больших городов в мире. И часто получается так, что коренной москвич, считающий, что он знает Москву вдоль и поперек, очутившись на какой-нибудь улице, страшно удивляется, что не бывал здесь раньше. А удивляться вовсе и нечему: Москва так велика, что не под силу одному побывать на всех ее улицах и переулках; разве только шоферам такси удается…
Вот и со мной так случалось несколько раз. Однажды поехал я по делам на Якиманку. Пошел по ней, и вдруг показалось мне, что я не в Москве, а в каком-то другом городе. И до того это было странно и почему-то приятно, что я всю эту Якиманку прошел пешком; и только когда увидел в просветах между домами кремлевские звезды, сразу почувствовал, что я в Москве. А ведь Якиманка – большая и известная московская улица…
Во второй раз это случилось со мной недавно. И тут уж совсем странно, на первый взгляд, получилось. Потому что не узнал я улицы, на которой десять лет прожил: все мальчишеские годы, почти до самой Отечественной войны. И не узнал. Только, когда до дома, где я жил, дошел, – узнал. А не был я на этой улице не так уж давно. Раньше я по ней в трамвае проезжал, а теперь в метро под ней езжу. Даже знаю, когда поезд под ней мчится, а вот, как эта улица переменилась, проглядел.
Улица – большая, километра полтора длиной, а за четыре года от старых домов осталось на ней не больше десятка. На месте маленьких деревянных домиков теперь стоят громадные каменные дома.
Но не только этим улица переменилась. Я ее помню такой, какая она в моем детстве была: мощеная щербатым булыжником, с пыльными поросшими чахлой травкой тропинками вместо тротуаров. Проезжал по ней два раза в день грузовик: он очень тарахтел и дымил. Вместо карданного вала у него была цепная передача, вроде как у велосипеда. Зато лошадей было много. С этой московской улицы я даже ездил в ночное. Рядом с нашим двором был конный двор, и возчики нам иногда разрешали ездить на лошадях.
На всей нашей улице был один велосипед. Владел им паренек лет четырнадцати. Когда он появлялся на улице, мы, мальчишки, оравой гнались за ним и просили прокатить. И потом с завистью глядели на счастливчика, которого паренек сажал к себе на раму. Если же мы надоедали ему и он отказывался нас катать, мы бежали за ним покуда было сил и кричали: «Буржуй! Буржуй!»
Вы, наверное, думаете, это очень давно было? Нет, не очень – в 1932 году.
А уже через два года забегали по нашей улице грузовики новой, советской модели, изготовленные на московском заводе, который тогда назывался АМО.
Автомобиль «АМО-Ф-15» выпуска 1924 года.
Теперь грузовики этой модели доживают свой век, но вы их хорошо знаете – это «ЗИС-5». Во всех домах на нашей улице включили электричество, провели воду. Начали строить каменные дома: фабрику-кухню, два пятиэтажных жилых дома.
И хоть на стройках было очень много народа, строили медленно: вывозили землю на лошадях и копали котлованы для фундаментов артели грабарей. У каждого была своя лошадь, подвода, вроде раскрытого гроба, и лопата; ни о каких экскаваторах и подъемных кранах мы, ребята, тогда не знали. Самого строящегося дома из-за деревянных лесов не видно было. А по лесам сновали строители. Даже кирпич поднимали на себе. Одевали на спины специальные носилки – «козу», – в которые накладывали кирпичи, и несли наверх.
Но вот, едва успели закончить эти дома, начали на нашей улице строить школу. Начали в мае, а первого сентября я уже пошел в эту школу учиться – очень быстро школу построили. И никаких уже грабарей не было, и кирпич не в «козе» поднимали, а с помощью лебедки и электромотора.
Однако в предвоенные годы улица все-таки мало изменилась, хоть и заасфальтировали на ней тротуары, провели трамвай и засыпали пруды, которых было очень много. В первые послевоенные годы улица тоже мало менялась: дома стояли прежние. Слишком много было разрушено там, где побывали фашистские оккупанты. Но тем не менее провели газ, повесили новые красивые фонари. А зато за последние лет пять, даже за последние три года, улица стала неузнаваемой. Теперь тот дом, в котором я когда-то жил и который был в те годы самым новым и самым большим, кажется маленьким домишком рядом с новыми домами-красавцами.
И сколько в Москве стало таких улиц! Сколько их в других городах! Но скоро их будет во много раз больше, и наши города, поселки и деревни начнут меняться все быстрей и быстрей. Все быстрей и быстрей начнет меняться и сама наша жизнь. Вы тоже, наверное, замечали такие перемены: где был пустырь – выросли за год-два громадные корпуса нового завода или красивые дома жилого поселка. Где была глушь – теперь горят огни новой электростанции или стоят ажурные башни радиостанций или нефтяных вышек. Где раньше едва пробирались верхом на лошади – теперь мчатся грузовики или поезда. Где летом выгорали от засухи поля – проложены теперь каналы и по ним плывут пароходы.
Мы живем с вами в очень интересное время: когда проносятся в воздухе новейшие реактивные самолеты, плывут по морям громадные корабли, когда люди слышат друг друга за тысячи километров, когда закружились над Землей первые искусственные спутники. Многое открыли и изобрели люди!
Но все-таки еще уживаются рядом многие вещи и явления, которые принадлежат разным эпохам: комбайн и серп; прялка и бесчелночный ткацкий станок; водяное колесо и гидротурбина. У нас, в Советском Союзе, весь народ направляет все свои силы на то, чтобы как можно скорее заменить все устаревшие машины новыми; на то, чтобы везде, где это возможно, заменить ручной труд машинным и облегчить человеческий труд. Но нам, советским людям, важно не только облегчить труд человека. Не менее важно, чтобы труд человеческий стал более производительным, чтобы каждый трудящийся с помощью самых совершенных машин производил как можно больше продуктов труда. Потому что только в этом случае мы сумеем жить все лучше и лучше: строить все больше домов, выпускать больше радиоприемников и телевизоров, дешево продавать не только велосипеды, но и автомобили, фотоаппараты, красивую мебель, одежду, книги и все другие товары.
И мы уже многое сумели сделать, многого добились. Но гораздо больше предстоит сделать, ведь мы строим с вами не просто заводы, не просто электростанции: мы строим на нашей земле коммунизм. А это, прежде всего, новая, несравненно прекрасная жизнь всех и каждого.
Мы помним также, что есть на земле и другие страны, в которых хозяева – капиталисты. В этих странах тоже строят самые разнообразные машины, выпускают много товаров, которые еще нередко даже лучше наших. Но мы знаем, что никогда ни один из капиталистов не заботился о том, чтобы облегчить труд рабочих и крестьян, облегчить их жизнь. И поэтому, хоть и строят в капиталистических странах совершенные машины и новейшие заводы, труд человека не становится там легче.
И как ни дико для нас, во многих странах, угнетенных капитализмом, человеческий труд нередко используется так же, как сотни, даже тысячи лет назад.
Еще плавают в пирогах, мелют муку ручной мельницей, жнут урожай примитивными серпами, еще ездят на людях!
Есть еще рабы, бурлаки, еще простаивают в портах подъемные краны, а вместо них уголь и другие товары грузят на корабль люди, на собственных спинах поднимающие непосильные грузы.
И мы, советские люди, сочувствуя угнетенным, одновременно возмущаемся тем, как нелепо, нерасчетливо и унизительно для человека тратится его труд и сама жизнь его. Ведь мы знаем, что теперь есть такие машины, которые могли бы выполнять множество тяжелых работ вместо человека. Но мы знаем также, что машины лишь тогда освобождают людей и их труд, когда ими владеют не капиталисты, а все трудящиеся, весь народ.
Все вы, конечно, читали много фантастических повестей, в которых описывается будущее. Все вы и сами не раз задумывались над тем, каким будет оно. Задумывались вы и над отдаленным будущим, до которого никто из нас не доживет, задумывались и над тем близким будущим, которое наступит для вас, когда вы кончите школу, приобретете специальность и сами начнете отдавать свой труд на общую пользу.
О будущем, наверное, думают все. Думаю о нем и я. И об отдаленном и о близком. И я попытаюсь рассказать то, что, может быть, поможет вам думать о вашем будущем.
Но сначала придется рассказать кое-что о прошлом…
отя и коротко, но все-таки придется, потому что будущее всегда в какой-то мере определяется не только настоящим, но и прошлым.
Не задавались ли вы вопросом о возрасте окружающих вас вещей? Что самое старое в нашем доме?
Вот, например, телевизор – это очень молодая вещь. Первые телевизоры начали выпускать за несколько лет перед второй мировой войной. Радиоприемник старше телевизора. Еще старше электрическая лампа накаливания. А вот стол, стул, кровать гораздо старше: им уже тысячи лет. Например, кресла с плетеными сиденьями и гнутыми ножками были уже в древнем Египте, им уже около четырех с половиной тысяч лет. Но и они младенцы в сравнении с обычным глиняным кухонным горшком. А ножик, пожалуй, еще старше. Только первые ножи были сделаны из камня, и лишь много позже их научились делать из металла.
И еще вопрос. Вот говорят: «Изобрели паровую машину, изобрели телеграф, радио, изобрели самолет». А глиняный горшок? Его тоже изобрели? Сел какой-то древний изобретатель, приставил палец ко лбу, подумал, подумал да и изобрел?
Нет, конечно! В те времена люди еще не умели изобретать. Но горшок-то все-таки появился! Как же?
Сейчас все знают, что человек произошел от обезьяны. Известен и путь эволюции от обезьяны до человека. Результаты множества раскопок, проведенных в различных частях света, рассказывают об этом пути. Он был необыкновенно длительным и тяжелым.
Сперва это была борьба беззащитной и технически невооруженной кучки человекообезьян с природой. Борьба жестокая и неравная. В те далекие времена природа почти неизменно одерживала верх над нашими предками. Но все-таки и тогда, необыкновенно давно, человеку удавалось, хоть изредка, побеждать природу.
Подобранная в лесу палка, сломленная с дерева ветвь или найденный камень становились оружием в руках человека: с их помощью человек охотился, защищал свою жизнь. Но палкой или камнем могли пользоваться, и наверняка пользовались время от времени, простые обезьяны. Однако делали они это почти бессознательно. Предки же человека постепенно стали пользоваться этими орудиями сознательно и, что самое важное, сами начали выделывать и совершенствовать свои орудия.
В этом их главное отличие от обезьян, и с этого и начинается история человека, потому что, начав выделывать орудия, человек стал трудиться.
Труд изменил передние лапы человекообразных обезьян, превратив их в самое совершенное на земле орудие труда – человеческие руки. Но труд создал человеку не только руки. Он научил его ходить на двух ногах, развил мозг, научив говорить и думать.
Умение пользоваться палкой и камнем, умение выделывать из них примитивные орудия, умение ходить и говорить, умение пользоваться огнем – вот величайшие победы, одержанные прародителями сегодняшних людей. И эти победы, возможно, были самыми великими, самыми основными в борьбе человека с природой: ведь они уменьшили зависимость человека от природы, позволили ему жить лучше, чем зверю; позволили ему развиваться все дальше и все быстрее.
Можно ли сказать, что человек изобрел огонь? Нельзя. Можно ли сказать, что человек изобрел первые способы применения огня? Тоже – нет. Можно только сказать, что в течение многих и многих поколений он приспосабливался к огню и приспосабливал огонь для своих нужд. Сколько лет, сколько тысячелетий прошло, пока люди привыкли не бояться огня?! Но сколько же лет понадобилось, чтобы они поняли, как этот огонь поддерживать, не говоря уж о том, чтобы его добывать?!
Точно так же и с глиняным горшком. Его тоже не изобретали. Его учились делать. Тоже очень долго, как и все другое, что начал изготавливать человек.
Древние каменные (1, 2, 3, 4, 6, 7) и гончарные (5, 8) изделия.
А начал он изготавливать все больше и больше различных вещей и вместе с этим начал учиться понимать окружающую его природу: приручил скот, стал засевать землю полезными растениями, обрабатывать ее. Стал строить постоянные жилища.
Первые орудия, которые выделывали люди, годились для всего, потому что делать умели они очень немногое. Но когда человек научился обрабатывать камень, понадобились и другие орудия. Сами по себе они уже меньше годились для добывания пищи; они предназначались для обработки камня. Для обработки дерева понадобились каменные подобия ножей. Научился человек плести сети – потребовались грузила. И чем более умелым становился человек, тем больше приходилось ему разнообразить и совершенствовать орудия.
Вначале каждый человек едва мог прокормить себя, своего детеныша. Орудия и методы, которыми он пользовался для добывания пищи, были столь примитивны, что в одиночку человек не смог бы выжить. Поэтому люди сообща, целыми племенами, трудились, владели орудиями производства и поровну делили добытое. Трудились все одинаково. Но по мере того как орудия совершенствовались, стало возможным разделить труд: дети и старики делали более легкую работу, мужчины охотились, женщины собирали растительную пищу. Даже такое, самое простейшее, разделение труда позволило людям добывать больше, чем раньше.
Это, однако, был лишь первый шаг. Постепенно труд стал разделяться между людьми все больше. Но не только между отдельными людьми; появились различия в труде целых племен. Одни племена занялись разведением скота, другие стали обрабатывать землю, а третьи по-прежнему добывали средства к существованию охотой и рыболовством.
Древнее изображение гончара.
Такое разделение труда оказалось очень важным. Теперь людям не приходилось заниматься всеми делами сразу, и поэтому они сумели гораздо быстрее накапливать опыт и знания и совершенствовать свои орудия производства. Скотоводы научились так ухаживать за животными и так подбирать их, что они стали получать от животных больше мяса, жира, молока, шерсти. Земледельческие племена также сумели лучше изучить свойства растений, научились лучше обрабатывать почву.
Росло разделение труда и внутри племен. И, наверное, одной из самых первых специальностей на земле стала гончарная. Когда же научились плавить металл, появились и кузнецы. Они ковали наконечники для стрел и пик, мечи и лемехи для сох и топоры.
Но как мог гончар заниматься только изготовлением глиняной посуды, как мог кузнец только ковать? Зачем посуда, если в ней нет еды, если с ее помощью нельзя защититься от холода? Зачем топор кузнецу: из него ведь не сваришь щей, не сошьешь кафтана? Или когда целое племя занимается скотоводством, но не возделывает хлеба, не собирает меда, не добывает металла: как может прожить такое племя?
Вот тут-то и пришел на помощь обмен. Гончар мог обменивать свои продукты труда – свои гончарные изделия – и на топор, и на хлеб, и на мясо, и на одежду – на всё, что было ему нужно. Точно так же кузнец: за свои топоры, копья, лемехи мог он получить и глиняную посуду, и одежду, и другие товары.
Однако такая специализация возникла, когда люди стояли уже на довольно высоком уровне развития; когда их накопленные тысячелетиями знания и опыт стали помогать выделывать значительно более совершенные орудия производства, когда на смену камню стал приходить металл; когда каждый человек своим трудом мог добывать и выделывать больше продуктов труда, чем нужно ему для самого скудного существования.
Итак, труд стал приносить человеку гораздо большие плоды. Можно было бы трудиться меньше или при той же затрате сил прокормить не только себя, но и еще людей. Казалось бы, должна была наступить эпоха счастливого расцвета человечества. Но этого не произошло. Наоборот, если раньше человечество знало только одну борьбу – борьбу за существование, борьбу с природой, – то после того как люди научились вырабатывать более того, что необходимо каждому в отдельности, человечество разделилось на два враждебных лагеря: лагерь эксплуататоров и лагерь эксплуатируемых, угнетенных. Эксплуататоры заставляли угнетенных работать на себя. Они отбирали у них все выработанные продукты, кроме жалкой доли, необходимой для того, чтобы угнетенный человек – раб – не умер с голоду.
Теперь уже человечеству пришлось вести борьбу на два фронта. В целом оно продолжало биться за свое существование, бороться с природой, а внутри разделившегося на лагери человечества разгоралась не менее тяжелая и непримиримая борьба классов.
Человечество отважно боролось с многочисленными врагами, отстаивая свое существование, завоевывая себе само право на жизнь.
И в этой титанической борьбе человек начал прибегать к различным хитростям – изобретать оружие, которое он мог противопоставить страшным зубам и когтям диких зверей, оружие, с помощью которого он мог добывать себе пищу.
Летом 1955 года на выставке достижений Чехословакии много народа собралось возле стендов с прекрасным спортивным инвентарем. Тут было всё: и коньки, и мячи, и хоккейные клюшки, и мотоциклеты, и велосипеды. И каждый посетитель подолгу останавливался перед тем, что ему больше всего нравилось.
Остановился и я. Но не перед мотоциклетом и хоккейной клюшкой, а перед луком и коробкой длинных, красиво оперенных стрел. Лук и стрелы были сделаны, прямо скажем, здорово! Так здорово, что я очень пожалел, почему такие луки и стрелы не изготавливаются у нас и не продаются в магазинах. Я бы с удовольствием пострелял из лука. Это не менее интересно и увлекательно, чем стрельба из хорошей спортивной винтовки. Будем надеяться, что в скором времени у нас тоже привьется спортивная стрельба из лука.
Наверное, все в детстве делали луки. Но наверняка не все делали их как следует. Хотя бы потому, что это совсем не так просто, да и не все знают, как нужно делать. Я тоже делал в детстве луки. И очень неплохие. Даже составные луки, чуть похожие на двухслойную рессору. Высотой они были до полутора метров и при полном натяжении тетивы (я проверял их пружинными весами) давали усилие около пятнадцати килограммов. Очень трудно было делать хорошие прямые стрелы и жалко было ими стрелять: как бы куда не улетела. Потеряется, и весь труд пропадет. А стрелял лук далеко– метров на восемьдесят. Рукой забросить стрелу или даже камень такого веса – дело безнадежное.
Что же тогда говорить о настоящих луках, которые за пятнадцать тысяч лет своего существования были доведены до совершенства! В руках охотников они превращались в грозное оружие, способное соперничать с кремневым ружьем. Вспомните хотя бы об индейцах. Известно, например, что с помощью лука индейцы могли нанести серьезное поражение на расстоянии 80—100 метров. Из тяжелого индейского лука можно было стрелять на расстояние 275, 365 и даже 450 метров! Причем живая сила стрелы была такой, что стрела пробивала человека насквозь на расстоянии трехсот шагов. Более того, стрелы с каменными наконечниками могли навылет пробить туловище такого огромного животного, как бизон!
И ото в то время, когда копье, брошенное рукой человека, могло поразить добычу не далее как на 30–40 метрах. Нынешний мировой рекорд метания копья около 80 метров, но не надо забывать, что на таком расстоянии поражающее действие копья ничтожно.
Самострел.
Чем же объясняется столь большая сила действия лука? Ведь, кажется, он, как и копье, приводится в действие рукой. Дело в том, что стрела, пущенная из лука, вылетает не под действием силы руки непосредственно, а под действием весьма упругих тетивы и древка лука. По существу, и древко и тетива представляют собой пружину, лишь взводимую от руки. Чем быстрей сокращается такая пружина, тем больше начальный толчок и тем дальше и быстрей летит стрела. С помощью руки человек никогда не сможет создать столь же большой начальной скорости.
Вот тем-то и отличался лук от других современных ему орудий, что в нем, вероятно совершенно бессознательно, заложена очень важная идея, которой через много веков спустя стали широко пользоваться. Это – идея накопления и преобразования силы и энергии.
Лук и его дети – самострел, или арбалет, и баллиста – уже ушли из нашей жизни. Теперь их сыщешь только в музеях. Они уже давно заменены гораздо более совершенным оружием.
Баллиста.
Но все ли, чему научился человек, что человек изобрел в ту далекую эпоху, устарело столь же безнадежно?
Нет, далеко не все. Очень многими вещами мы пользуемся и по сей день. Очень многие производственные процессы, особенно в сельском хозяйстве, дошли до нас мало изменившись. И, несмотря на то что вещами этими и процессами пользовались непостижимо давно, несмотря на то что мы теперь открыли огромное количество тайн природы и накопили множество всяческих знаний и опыта, вещи, которые дошли до нас и которые мы широко применяем, мало изменились в сравнении со своими далекими предшественниками.
Я недавно видел фотографию медной кирки, найденной в Венгрии. Этой кирке ни много ни мало – 4500 лет. Но форма ее почти не отличается от форм современной!
Медная кирка, найденная в Венгрии.
Мало того, что по сей день мы пользуемся не только братьями и сестрами вещей и предметов, созданных тысячелетия назад, мы еще применяем и другие завоевания наших предков: они открыли множество очень важных производственных процессов.
И лук, который большинство из вас, конечно, не раз держало в руках, – свидетельство первых открытий человека, первых побед над противодействующими силами природы.
