Текст книги "Метаморфозы: танцор (СИ)"

Автор книги: Александр Турбин

День восьмидесятый. Неделя теплых встреч

Взвейтесь кострами.

Мор. Избранные цитаты. Глава «Советы».

На стене были все, кто еще мог ходить. Жители Валенхарра, ополченцы и стражники, старики и дети, мужчины и женщины. Почти три сотни пехотинцев Логора – копейщики, лучники и арбалетчики. И я – черная тень за спиной командира. Советник. Помощник. Идеолог. Самозванец.

Только капитаны знали, за кого я себя выдаю. Только капитаны точно знали, чьи идеи превращали Крепость Валена в крепость. Только капитаны знали – все, что успели сделать, – лишь малая толика от необходимого. Никто не верил в возможность победы. Удержать город? Невозможно. Выстоять против выходящей из-за пологого холма тьмы? Невозможно. Дожить до завтра? Как, если врагов столько?

Их было слишком много – угольно-черных фигур в последних лучах заходящего солнца. Они выстраивались в длинную густую полосу, которая продолжала вытягиваться, огибая периметр городских стен, и казалось, что нет ей ни конца, ни края. Глупо пытаться считать фигуры врагов, размытые контуры в неверном свете заката, но сейчас каждый человек на стене, на крышах самых высоких домов занимался именно этим – считал. Считал, если умел считать, или спрашивал тех, кто считал лучше него. Сбиваясь, теряя десятки, добавляя сотни, ошибаясь и начиная заново. Но одно становилось понятно каждому – врагов тысячи. У страха глаза велики. У большого страха глаза еще больше. И паника начинала бить людей сильнее усталости, лишать остатков и без того невеликих сил. Надо было запретить смотреть, только за всеми все равно не уследишь, а слухи и домыслы в любом случае хуже горькой правды.

Враг не таился, не скрывался – зачем? Им нечего было бояться в этом мире. Это не могучий север, окутанный тайнами, осыпанный славой и ратными подвигами рыцарей-Алифи. Это всего лишь юг, давно склонивший перед шаргами голову, ставший на колени, признавший сурового господина, пусть по какому-то недоразумению Рорка и не пришли в этот городишко еще сотню лет назад. Ничего, они пришли сейчас, чтобы забрать все.

Рорка не спешили. Зачем, если добыча все равно ждет, в ужасе затаившись и попрятавшись за ветхие стены? Пусть ждут, пусть молят своих богов, все, на что эти ничтожества могут надеяться, – быстрая смерть. Если, конечно, им сильно повезет. Рорка смеялись над врагами, пели походные песни, ставили шатры, разводили костры на виду городских стен и снова пели песни. Рорка радовались концу пути и возможности отомстить. Брать город с ходу, после долгой дороги, на голодный желудок, не дав жертвам в полной мере осознать свое безысходное положение, шарги не собирались. Тем более, что ночевать все равно лучше в походных шатрах, а не в каменных клетках.

Погода, словно понимая значение момента, тоже стала меняться – закатное солнце расцветило небо и тучи в многочисленные оттенки красного. Казалось, что облака, уставшие ползти в сером мороке циклона, завертелись в лихой пляске, разбрызгивая по небу капли разноцветных чернил, рисуя безумные картины. Разве бывает такое небо, чтобы взгляд на него вызывал оторопь, немое восхищение и желание запомнить на всю оставшуюся короткую жизнь? Теперь я знаю – бывает. И то, что за этим представлением, в который раз предвещающим кровь и смерть, боль и страх, наблюдал я один, в то время как остальные не отводили взгляда от воинов за стеной, ничего не меняет. Небо смотрело на обреченный город, на многочисленных захватчиков, на серую дорогу, рыжую, пожухшую траву и отдавало прощальные почести.

…

Утро следующего дня встретило нас видом готовящегося к штурму лагеря Рорка. Юго-западный ветер уносил гул голосов противников куда-то в сторону, не оставляя защитникам города почти ничего. Только хорошо различимое ржание лошадей да звон металла нарушали гробовую тишину, царившую на стене. Город покорно ждал. В такие минуты, когда уже поздно что-то менять, а будущее все еще скрыто густым туманом, любое ожидание – пытка. Оно не добавляет спокойствия и уверенности, оно только забирает последние силы и подпитывает страх. В такие минуты будущее бросает монетку, решая в какое настоящее превратиться. Орел? Решка? Жизнь? Смерть? Будущее – тот еще шулер, беспринципный и безжалостный.

Еще не успело солнце полностью подняться над горизонтом, как разведчики шаргов разъехались в разные стороны, огибая осажденный Валенхарр, оценивая крепость городских стен, качество укреплений и особенности ландшафта. Рорка объезжали город, словно господин свои владения, – деловито и споро, отмечая недоделки и недоработки. Там стена покосилась, тут ров мелковат, да и там тоже, в этом месте частокол просел и накренился, там ворот нет. Нет ворот?

Десяток разведчиков собрался напротив зияющего провала городских ворот, через который можно было видеть пустую улицу и валяющиеся вокруг горы камней. Постояли, обсудили, посмеялись и также деловито продолжили исследовать будущую добычу.

Город испуганно молчал. Ни затаившиеся за частоколом редкие лучники Меченого, ни присоединившиеся к ним охотники Валенхарра не спешили показываться на всеобщее обозрение. Пытливый взгляд Рорка цеплялся только за невысокие городские стены. Это должна была быть легкая добыча.

…

Старый Шен Ро Барчи сидел на серой лошади, слушал приказы, но мысленно был не здесь, не в лагере, а там, на будущем поле боя. У него могло не быть глаза, ушей, носа или даже свободы, но голова на плечах у него все еще оставалась. Старая голова – чтобы думать. И единственный глаз – чтобы замечать. А еще опыт, добытый дорогой ценой. Рорка готовились к легкой победе, как когда-то готовился Шин То Карраш-да. Где он сейчас, младший наследник, так и не увидевший славы? Сгинул сам и обрек на позор всех, кто пошел с ним. И Шен Ро в который раз провел пальцами по обезображенному лицу.

Город стоял перед ними, где-то потеряв створки ворот, одинокий и потерянный, жалкий и обреченный, приготовившийся к скорой смерти. Смерть – единственный дар, которого никогда не жалко, и шарги, посмеиваясь, готовились дарить ее щедрой рукой. Всадники ждали боя, собираясь в сотни и тысячи, шутя и подначивая друг друга. И уже звучали обещания, заклады и споры, кто первым взойдет на городскую стену, кто первым ворвется в город, кто больше нарежет ушей ничтожных в этом славном бою.

Зачем ему, безухому, чужие уши? И старый Барчи кривил потрескавшиеся губы в злой усмешке, глядя на бестолковых юнцов. Он не будет останавливать этих воинов, молодых, быстрых и глупых. И жалеть об их бестолковой смерти он тоже не будет. Нет, он не предложит им посмотреть на длинные рвы, кривыми полосами убегающие от городских стен. Длинные рвы, режущие пространство перед городскими стенами на куски огромной лепешки. Они не были глубокими, эти самодельные лучи смерти, забитые под завязку деревьями, кустами, обломками, щепками, всем тем, что способно гореть. И пусть дождливая погода сделала свое благодарное дело, и поджечь эту мешанину сырых сучьев и листьев стало непросто, умный и привыкший действовать надежно Тун Хар проверил это в первую очередь, – есть и другие способы поджигать пламя.

Нет, он не предложит им посмотреть – ему нечем больше предлагать. И говорить о том, насколько опасно входить в преднамеренно открытые двери, старый Барчи тоже не будет. Потому что нечем ему говорить. Да и незачем, его все равно никто не стал бы слушать. Слишком сильно воины Клана Заката презирают ничтожных, чтобы бояться пустого проема ворот.

Когда Тун Хар выбрал два десятка смельчаков, получивших право первыми въехать в открытые ворота и убедиться, что угрозы нет, Шен Ро лишь хмыкнул – это был один из немногих звуков, оставшихся ему. Два десятка бравых воинов, отличных седоков, храбрецов, не познавших страха? Или два десятка кожаных мешков с костями, разбросанных по равнине?

Двадцать шаргов с гиканьем и улюлюканьем помчались к городу под подбадривающие крики соплеменников и веселый перестук походных барабанов. Вдоль рвов к крепостной стене, а потом вдоль нее – навстречу друг другу, Говорят, стрела боится смельчака, но ни одной стрелы вообще не вырвалось из-за покинутых стен. Два круга по равнине, окутанной высокой, в половину роста человека, желтой травой. Два круга вдоль неширокой дороги, нерешительно вползающей в пустой проем осиротевших ворот. И лишь два трупа ничтожных, висевших на веревках вместо створок, провожали широкими улыбками ловивших кураж воинов.

На третьем кругу половина храбрецов ворвалась внутрь и исчезла в сером провале улиц. А еще через несколько ударов сердца вслед умчался и оставшийся десяток, боясь не успеть к славе, опоздать на встречу с врагами. Ветер не донес ни звука, ни крика, но Шен Ро не нужно было слушать, чтобы представить лучников, посылающих стрелы в лошадей, во всадников, в распахнутые в веселом крике рты и в светящиеся радостью глаза. Никто не выехал обратно. Серый пищевод города проглотил отчаянных храбрецов, не выплюнув даже костей.

Тун Хар был опытен и рачителен. Он ценил жизни своих соплеменников, по крайней мере, до тех пор, пока это не мешало ему выполнять поставленные задачи. Не дождавшись возвращения смельчаков, он без колебаний отправил еще сотню – вперед, только вперед. В этот раз воины медленным шагом подъехали к безмолвным укреплениям, и, не обращая внимания на открытые ворота, повисли на стенах, крючьями и веревками открывая себе путь наверх. Сопротивления не было, ни стрел, ни арбалетных болтов, только пустота и тишина.

Лишь после того, как последний Рорка взобрался на стену, плотным покрывалом рухнули вражеские стрелы, забирая жизни одних и рождая радость в глазах других. Если есть в городе защитники, значит будет бой, а что может быть прекраснее схватки с врагом? Командир сотни, окинув взглядом открывшийся ему со стены вид, подал сигнал к атаке прежде, чем жгучее жало одной из стрел отправило его в холодные объятия смерти. Тун Хар верил своим воинам, как те верили ему – только так можно идти к победе. И он приказал выдвигаться основным силам.

Плечом к плечу несли кони своих седоков к вожделенному провалу в стене, где совсем недавно исчезли два десятка чьих-то друзей, братьев или отцов. Воины Рорка с детства учатся одними коленями управлять лошадью, ведь в любой момент боя могут понадобиться обе руки – для того, чтобы натянуть тетиву, метнуть веревку, покарать врага или помочь другу избежать скорой встречи с Демоном Ту. И в этот раз Клан Заката рвался в бой, подстегивая лошадей, натянув тетивы, приготовив веревки и веревочные лестницы для стен – ворота не единственный способ проникнуть внутрь городских укреплений. И рвала тишину походная песня клана.

 
Наш путь по кострам городов,
Покоренных стрелой и мечом,
Гаснут жизни наших врагов.
День за днем.
День за днем.
 

Глухой рык жестких голосов под аккомпанемент задающих ритм барабанщиков. Им тоже хочется в бой, им тоже хочется увидеть смерть врагов, но сейчас они там, за спиной, потому что в этот миг они – душа, а стук барабана – пульс отряда. И сейчас сердца всех воинов бились в такт знакомому ритму.

 
Из шелков богатых одежд
Тот шатер, что с собою несем.
В нем обрывки их жалких надежд.
День за днем.
День за днем.
Там сталь им не нужных клинков,
И жаркое золото в нем
Корон, что снимаем с голов.
День за днем.
День за днем.
 

По пятьдесят всадников в ряд, двадцать рядов – шарги не какие-нибудь безродные Рорка, чтобы идти на штурм толпой. Хаос нужен для других битв и сражений, для степи, для простора. Вокруг достаточно места, чтобы первая тысяча могла свободно развернуться и выйти из-под обстрела. Тун Хар всегда оставлял путь к отступлению. Отступление – не бегство, а он – не младший Шин То, презиравший врагов. За первой группой воинов в рыжих куртках еще двадцать рядов с промежутком в сотню шагов. И глаза их горят тем же огнем будущей схватки, а губы так же бросают чужому городу беспощадные слова:

 
Где-то там, на пороге Земли,
Перед Ночью, к которой идем,
Мы бросаем трофеи свои.
День за днем.
День за днем.
 

У воинов первого ряда нет оружия в руках, их цель – обеспечить дорогу для своих братьев. Сегодня веревки – их оружие, лестницы – их задача. А луки в руках друзей – их щит.

 
Ну, а головы наших врагов
Мы с собою навечно берем.
Будут чаши для наших столов.
День за днем.
День за днем.
 

Волна лошадиных тел затопила равнину, полетели веревки, потянулись ввысь гибкие плетеные лестницы, а середина первого ряда уже провалилась в пасть открытых ворот, так и не дождавшись отпора со стороны защитников. Нет врага на стенах? Открыты ворота? Враг бежал в испуге? От Клана Заката нелегко сбежать. Шарги спрыгивали с лошадей и карабкались по лестницам на стены. Это практически невыполнимая задача для рыцаря в доспехах, но воины в кожаных куртках с нашитыми металлическими бляшками справлялись с этой задачей просто и весело. Потому что главная цель любого шарга – смерть врага. И самая большая радость в жизни – достичь цели. Все жаждали боя. И только тысяча резерва во главе с самим Тун Харом ждала поодаль. Помощник Вождя никогда не сливал всю воду в одну бутыль. Он всегда оставлял резерв.

Шен Ро карабкался на стену одним из первых, он тоже держал в руке верный кривой клинок. Старый сотник, переживший десятки схваток, не стал удивляться отсутствию ливня стрел из-за частокола. Он еще помнил катастрофу, лишившую его, отменного бойца и хорошего командира, возможности с шуткой встретить протянутую ладонь Демона Ту. Эту шутку он выбирал и лелеял долгие годы, оставляя ее для смерти. С некоторых пор ему незачем шутить. И нечем.

Частокол встретил его треском зацепившегося за гвоздь рукава, мокрой соломой, уложенной по дну боевого хода, кучами мусора, стойким запахом нечистот да видом развороченного города. Разрушенные дома, наваленные груды камней, стрелы, летящие из многочисленных окон, превращенных в бойницы. Слева, в нескольких десятках шагах перед проемом ворот, шла бойня. Нагромождение валунов не давало возможности влетающим в город всадникам изменить направление движения и свернуть, а тела храпящих лошадей, напирающих сзади – остановиться. Был только один путь – вперед в узкое горло и вниз, в огромную яму с обломками деревянного настила. Защитникам не нужны были стрелы, копья или арбалеты – всадники сами проломали непрочные мостки, чтобы скакавшие следом за ними проломали рухнувшим вниз глупые головы, а потом и сами погибли под копытами следующего ряда. Огромная яма заполнялась телами воинов и лошадей, криками и предсмертными стонами, но вал Рорка неумолимо катился в ворота.

Лошадь хорошо держит шаг на твердом грунте, по рыхлому песку, но здесь единственный путь вперед пролегал не по земле – по телам, мягким, податливым, кричащим и пытающимся спастись. Лошади вставали на дыбы, рвали удила, заваливались набок и падали вниз еще одним рядом. А потом еще. И еще. И становилось понятно, что въезд в ворота – путь смерти, в котором нет почета.

Стена, усыпанная бойцами Рорка, кипела, воины перекатывались за край, пользуясь крутым скатом из бревен и досок, булыжников и валунов, за которыми так удобно прятаться в поисках жертвы, и дальше вниз – в город. Шен Ро не стал удивляться, зачем кому-то было выполнять столь бессмысленную работу и таскать тяжеленные камни к стене, укладывая их скатом высотой в несколько ростов. И гвоздь, пробивший его ступню, не вызвал у старого сотника вопросов, тот только скривился и хромая сделал следующий шаг вниз. Он не удивился даже, когда правая нога оступилась на неверном основании и провалилась в пустоту, наглухо застряв и лишив хозяина возможности умереть в бою.

Когда стрелы и болты, летящие с расположенных выше чердаков, окон вторых этажей, с крыш домов, стали забирать жизни бойцов, карабкающихся вниз, еще выбирающих место для следующего шага, старый сотник не удивился тоже. К этому моменту он окончательно убедился в том, что привычный мир – свихнулся.

…

Тун Хар смотрел, как первая тысяча бойцов скрывается в городе, забирается на стены, уверенно, слаженно, умело, и чувствовал удовлетворение. Задание Вождя будет выполнено, ничтожные должны быть наказаны, младший Шин То отомщен, а потом они снова отправятся в путь. Потому что Куаран ждет, а Клану Заката еще понадобятся несколько тысяч опытных воинов. Что городишко удастся взять вообще без жертв, Тун Хар не верил, но жертвы – ничто по сравнению с целью и мечтой увидеть великую Бабочку востока. И даже ему, уроду, не жаждавшему славы и битвы, такая мысль грела сердце.

Когда вторая тысяча стала забираться на стену, а в проеме ворот почему-то образовалась давка, помощник Вождя скривился с досады. И только когда весь участок стены вспыхнул, объятый пламенем, высоким и ревущим, а ветер стал уносить черный дым и крики гибнущих в пожаре воинов, Тун Хар понял масштаб катастрофы. Большая часть наступавших уже была там, в огненной ловушке, в которую превратилась городская стена, огонь рвался по частоколу, горящие бревна падали вниз, поджигая огрызки деревьев, уложенных в ров. Пламя бежало вдоль рва, быстро, слишком быстро для сырой древесины, а следом занималось поле высокой сухой травы. Дорожки огня, проложенные врагом в траве, соединяющие рвы между собой, отрезали всадников от выхода из этого безумия.

Сигнал отступления уже почти ничего не решал, хоть Тун Хару и хватило мужества признать ошибку. Лошади отказывались идти в огонь, поднимались на дыбы, роняя седоков и лишая их надежды. Бушующее пламя поднимало столбы черного дыма, наполненного искрами и пеплом, но юго-западный ветер не доносил даже сажи и копоти до застывшего Тун Хара. Это была первая битва умудренного опытом помощника Вождя, когда посланные в бой воины возвращались только летящими искрами и чуть слышным запахом жареного.

…

– Что ты наделал, Рим? Как ты мог?

– Ты неправильно ставишь вопрос, Бравин. Как я мог поступить иначе? Когда его предали все, кто-то должен был сохранить верность.

Двое Алифи, двое близких друзей, два воина в бесконечной борьбе света и тьмы. Мастер битвы и мастер заклинаний, молодые, обласканные судьбой лишь в последний момент, вознесенные на вершину войной, талантом и доверием погибшего Владыки.

– Сохранить верность, проявив глупость? Рим, Толариэль – подлец и изменник. Он заслуживает смерти. И я клянусь, он ее найдет, я отдам всю жизнь, если надо, но он заплатит. Но потом, понимаешь? Потом. Сейчас важнее было удержать Аюр. Теперь ты изменник хуже Толариэля. Он убил Владыку и тех немногих, кто ему остался верен, а Рорка убьют всех. И речь уже не только о нашем городе. Если падет Куаран, Рорка будет не остановить. Ты подставил под удар всех.

Собеседник упрямо мотнул головой.

– Я не мог иначе, Бравин. Потому что иначе нет смысла, разве ты сам не видишь? Мы уже не отличаемся от Рорка. Мы стали такие же – коварные, бьющие в спину, режущие своих, подкарауливающие за углом, жестокие и упивающиеся кровью. Варвары. Ничтожества. Это все мы, Бравин. И я лучше лягу под этими стенами, пытаясь доказать, что еще есть те, кто помнит о свете, чем буду держать Аюр в угоду подлецам и убийцам.

За тонкими стенами шатра лагерь кипел, готовясь к битве. Не с кем было договариваться – в городе узурпатор и отряды, убивавшие друзей. Некогда было ждать, готовить осаду, выкуривать и выманивать защитников – орды Рорка за спиной. И Римол готовил свою армию к штурму родного города.

– Пусть так. Ты прав, поздно жалеть, переправ все равно не вернуть, но думать-то еще не поздно. Ты же знаешь сам, идти на штурм нельзя, Рим. Стены Куарана не должны пострадать, им еще придется удерживать Рорка. И твои воины будут нужны для этого.

– Этот безумец не откроет ворот, Бравин. Не откроет. Он упивается властью, слишком много крови у него на руках. Ты знаешь, прежде чем идти на город, Рорка должны были взять Иллион. Мне слали птиц из форта – после каждого штурма, по нескольку раз в день. Бравин, уже больше суток птиц нет. Тебе объяснить, что это значит? Враг близко, друг, слишком близко и ждать нельзя. Если мне придется встретить шаргов в поле, это будет конец всему. Там Клан Заката и Клан Теней, и множество других племен. Они идут отовсюду, их десятки тысяч. Я должен сделать так, чтобы между моими отрядами и Рорка стояли стены Куарана. Даже если мне придется для этого взять город силой.

Тысячи шатров вокруг, тысячи воинов возле шатров, большая часть тех, кто отбивал атаки шаргов на переправах, были здесь. Они стояли возле родного города, смотрели на запертые ворота и ощетинившиеся копьями стены.

– Все держится только на Толариэле, Рим. Только на нем, умрет он и рыцари Ордена сдадут город сами. Я привел звено карающих, нам нужно просто попасть внутрь городских стен. Они смогут это сделать, я в них верю.

– Друг, причем здесь вера? Или ты решил, что в Куаране кроме Ллакура карающих нет? Он – лучший, спорить не буду, потому Владыка и оставлял его возле себя. Но его звено не единственное. Большинство убийц я направил на юг, там они нужнее. Кому-то нужно наводить страх, перехватывать обозы, не все так стойки, как шарги. Но и с собой я захватил два звена. Только нет входа, понимаешь? Толариэль завалил все подземные ходы, намертво. Несколько магов контролируют периметр. Почти все войско Ордена сейчас на стенах. Не пройти, только штурм.

– Штурм? Вот так просто? Римол, ты не только слуга своего Владыки, ты еще Алифи, ты воин, на тебя смотрят и равняются тысячи. Ответь мне. Не перебивай, просто ответь. Сколько воинов погибнет во время этого безумия? Сколько будет раненых? Что будет с укреплениями города? И кто остановит Рорка в таком случае? Подожди, Рим. Дай мне время. До следующего утра, больше не прошу. Как другу поверь. Нельзя идти на штурм.

Они спорили в походном шатре, и грозные стены Куарана возвышались вдали. Родные стены, вдруг переставшие быть домом.