Текст книги "Сестры. Дом мертвеца"

Автор книги: Александр Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

15

Обитатели дома понемногу приходили в себя после боя. Артемий хмурился и курил сигару, что позволял себе только в исключительных случаях, потому что Мариванна на дух не выносила этой вони. Хозяйка, сидя на кровати и вытирая обильные слезы, плакала и причитала: «Это же фашисты, фашисты, гитлерюгенд!», а Нонна божилась, что они держались стойко, ничего не выдали, да и били их несильно. Больше пугали. Грозили утопить в сортирной жиже. Чего надо было, бандиты не сообщили. Интересовались девочками, нет ли в деревне каких-нибудь посторонних, городских, но дамы поняли это так, что девочек ждало насилие, и естественно, ни слова не сказали.

Пока происходили все эти бурные события, Дина скучала в придорожных кустах. Сперва она отошла от места, чтобы разглядеть муравьиную кучу, а потом вдруг увидела белку. Та прыгала с дерева на дерево, весело помахивая хвостиком, и Дина, как зачарованная, шла за ней, стараясь не потерять ее среди ветвей. Прошла она совсем немного, но тут эта хитрованка быстро побежала вверх по стволу и скрылась. Дина поняла, что скорее всего у нее где-нибудь в дупле дом и, может быть, там живут маленькие хорошенькие бельчата. Но добраться до беличьего дома и посмотреть шансов не было, и она решила вернуться к кустам у обочины, полагая, что полчаса скорее всего уже прошли, а значит, Артемий за ней вернулся.

В то, что он не вернется, Дине не очень верилось. Скорее всего, он уже ее ждет. Она заспешила, перепрыгивая через поваленные деревья. Уже показался просвет наверху, но когда она приблизилась, полагая, что это дорога, оказалось, что это всего лишь поляна, а дороги там почему-то не было. Значит, решила Дина, ее запутала белка, крутясь вокруг деревьев, и надо идти в обратную сторону. Она развернулась и пошла назад, стараясь замечать дорогу. Сколько она прошла, было непонятно, лес не прекращался, никаких звуков, кроме птичьего пенья и комариного писка, слышно не было. Хоть бы какая-нибудь машина проехала, что ли...

Потом послышалось журчанье, и она увидела камни, а внизу, под ними, текла узенькая речка, которую можно было перейти по круглым валунам, что она и сделала, но дальше пошли кочки, нога провалилась в воду, и, поняв, на другом берегу речки начинается болото, Дина вернулась назад. Увидела кривое дерево и решила залезть на него, чтобы разведать дорогу. Залезла она довольно высоко, так что смотреть вниз было страшновато, но увидела кругом один сплошной лес, да вдобавок он становился все темнее. Надо поскорее найти дорогу, а то стемнеет и ничего не увидишь. Залезешь в болото, оно чавкнет – и конец тебе. «Ой, мамочка, не хочу!» – приговаривала она.

Потом начали шевелиться кусты. Она вспомнила, как Семен Александрович говорил про волка и лося, которые иногда сюда забредают, и стала размышлять, едят ли они девочек. Лоси, скорее всего, нет, лоси, читала она в энциклопедии о животных, питаются мхом и корой. А вот волки точно едят людей. И будет тут печальная история с Красной Шапочкой, которую даже и спасти некому, потому что никаких охотников поблизости не наблюдалось.

– Эй, люди! – закричала Дина, вспомнив заблудившихся грибников и как те звали на помощь. Но никто не ответил, кроме собственного голоса, который попрыгал, попрыгал между деревьями и пропал. Вот ведь какой, рассердилась Дина на Артемия. Оставил одну у дороги на целых полчаса и даже не ищет. Хорошенькое дело, если ее сожрет волк и найдут одни косточки.

Вот уже и большой палец на ноге заболел, стерся, наверное. Она села на пень, сняла туфлю, на которой лак уже потрескался и сморщился, как бабушкины локти. Оказывается, колготки порвались, большой палец вылез сквозь дыру и посинел.

Она оперлась о пенек, и вдруг из него вылетела желтая в полоску оса. Дина сразу вскочила и, не успев надеть туфлю, бросилась наутек. Но эта гадина летела прямо над головой и грозно зудела. Дина, размахивая башмаком, закричала: «Убирайся, дура такая!» И та вроде послушалась, исчезла, но тут в шею укололо такой болью, что Дина заорала что есть мочи: «Помогите!» и бросилась бежать, ломая кусты и больше не разбирая дороги, успевала только закрывать глаза, чтобы не хлестали ветки.

Боль была просто бешеная, жгучая, и хотелось кричать во все горло. Под босую ногу попала шишка, и теперь боль переместилась в ногу. Дина встала и тихо заплакала, что никогда ей не выбраться из этого леса, полного страшилищ, тем более что уже скоро наступит ночь. Она посмотрела на небо, которое стало темно-серым и грозило превратиться в черное, размазала по щекам слезы, надела туфлю и побрела. Куда она брела, было неважно. Но если очень долго идти, примерно ночь и день, все равно ведь куда-нибудь выйдешь. Главное, не сворачивать.

Потом ей показалось, что она слышит голоса, и вслушиваясь, она побрела им навстречу. За деревьями открылось небольшое озеро, каких здесь было видимо-невидимо, а на другом берегу горел маленький костер.

– Эй, люди! – крикнула Дина, но никто не отозвался, и она решила идти вокруг озера, приближаясь к костру. Голосов больше слышно не было, да она уже и передумала кричать. Ведь неизвестно, что там за люди, может, бандиты или лесные разбойники.

Вдоль берега идти было трудно, сыро, ноги промокли, и главное, небо совсем потемнело. На нем уже видны были слабые звезды. Дина брела из последних сил, глядя на спасительный костер, перебираясь через поваленные деревья и снимая с лица паутину. В туфлях чавкало, ноги замерзли, но костер приближался.

Наконец она тихо ступила на поляну. Рядом с костром стоял маленький, словно игрушечный, шалаш. Там кто-то возился в темноте, и на пороге появлялись разные ноги: то высовывались, то прятались. Дина, осторожно ступая, подобралась поближе. В смутном свете костра один человек, навалившись сверху, душил другого, а тот, задыхаясь, тихо, протяжно стонал. Дина отшатнулась от страшного шалаша и спряталась в тень леса, за толстое дерево. Теперь ей стало казаться, что в лесу безопасней. Она присела на корточки и затаилась, раздумывая, стоит ли бежать сразу или чуть передохнуть, ведь душитель ее не заметил. А если он услышит ее шаги и бросится в погоню? Ей ведь не убежать, она слишком устала.

Но тут она услышала смех. Тихий женский смех внутри шалаша. Потом из него, подтягивая штаны, выбрался мужик, за ним тетенька, и они уселись у костра, вытащив из травы бутылку и отхлебывали поочереди прямо из горла. Настроение у них было веселое, и Дина решила выйти из укрытия.

Сперва они напугались, а потом, разглядев Дину, принялись смеяться.

– Ты что же так поздно по лесу шатаешься? Заблудилась? Ты откуда хоть взялась?

Дина переминалась с ноги на ногу, не зная, на который вопрос отвечать.

– Из Крючкове. В гостях у художника живу.

– Тю-ю! Из Крючкове! – удивилась растрепанная женщина. – Так то километра четыре. Где ж ночевать-то ей? – спросила она усатого в тельняшке.

– Телогрейку кину, пусть у костра спит, – рассудил тот.

– Так замерзнет, дитя ж еще, – принялась уговаривать женщина.

– А не хочу я никуда, – воспротивился мужик. – Мне тут хорошо.

– Да добрось ты ее до Марины, тут же рядом. Скажешь, на дороге подобрал. Пусть в доме переночует. Намаялась ведь по лесу бродить. Вон вся зареванная.

Мужик еще поартачился, а Дина молчала. Она углядела в кустах мотоцикл и поняла, что женщина просит отвезти ее до ближайшего жилья. Наконец, Дина села в коляску, и они с мужиком запрыгали в полной лесной темноте. Ехали, правда, недолго. Добрались до какой-то избушки, где горел свет, а дверь им открыла молодая женщина в сером платке, завязанном у подбородка. Мужик развернулся и умчал к своему шалашу с доброй женщиной и бутылкой в траве, а хозяйка провела гостью в дом.

Это был даже не дом, а какой-то спичечный коробок. Кровать и журнальный столик – вот все, что туда входило. Меньше, чем купе в поезде. И стены обклеены газетами. Хозяйка спичечного домика сама походила на спичку. Худая, бледная, с очень большими серыми глазами в красивых загнутых ресницах. Сама страшная, а глаза красивые, но неподвижные. Будто их кто-то изнутри держал и не давал поворачиваться.

Хозяйка вытащила из-под кровати тощий матрац без простыни, рваное одеяло и легла на пол, а Дине уступила кровать. Даже чаю не предложила, а может, у нее и не было? Еще не ночь, понимала Дина, но устала она страшно, а потому, стянув плащ и сырые колготки, улеглась и мгновенно заснула под фланелевым одеялом.

Утром она никак не могла понять, где находится. Птицы заливались, будто в райском саду, никогда она не слышала, чтобы так пели. В маленькое окно светило ослепительно яркое солнце, какое бывает только у моря. И небо в окне казалось пронзительно-голубым. Дина прижмурилась от счастья. Потом, открыв глаза, осмотрелась: какой-то синий потолок, газеты на стенах, и никого нет.

Она выбралась из кровати, ежась, натянула невысохшие колготки и вышла во двор. Перед ней была чисто выметенная дорожка, а по сторонам – деревья и густые кусты. Из кустов то тут то там торчали кресты и еще узкие обелиски с жестяными звездами. Это же кладбище, дошло до нее. А как хорошо, красиво. Каждая могила как домик.

Дина пошла по тропинке, вежливо обходя могилы и по слогам читая имена. Разглядывала выцветшие веночки, букеты, когда-то бывшие розовыми и лиловыми. Кое-где еще попадались астры, и везде было чисто, тихо, можно было посидеть на маленьких лавках.

В самом дальнем углу она увидела Марину. Та подправляла землю на могилке, которая и так была самой красивой, с покрашенным белым заборчиком и новой лавкой. Дина, подойдя поближе, разглядела фотографию, прикрепленную под металлической табличкой, и удивилась. На фотографии было Маринино лицо. Дина отошла подальше, нахмурившись. Что ж это, она себе могилу, что ли, сделала? И фотографию заранее прикрепила. Чокнутая, наверное. Марина подравнивала землю и с кем-то тихо разговаривала. Спрашивала, нравится ли, хорошо ли, удобно ли, называла лапушкой. Дина переступила с ноги на ногу. Марина оглянулась, кивнула и сказала, посмотрев на фото:

– Это сестра моя. Мы беженцы. Дом у нас взорвали, родители погибли, а мы с сестрой выбрались. Три месяца пешком шли, у нас родственники под Псковом живут. А Таня по дороге заболела. Операцию сделали, да неудачно. Началось воспаление, так и умерла. А я ее похоронила, но бросить тут одну не смогла. Двойняшки мы были. Теперь за кладбищем слежу. Живу, чем бог подаст.

Дина встала с лавки.

– Ты, наверное, голодная? – спросила она. – Так пошли в Крючкове, там нас покормят. Пойдем вместе, в гости сходим. У меня там знакомые. Очень хорошие люди.

– Я в гости не хожу, – отказалась Марина. – Репа есть, свекла, картошка своя, огородом живу. Хлеб только закончился.

– А чай? Чая-то ведь нет у тебя? Так и купим заодно.

Марина смотрела на нее растерянно. Потом оглянулась на могилу, точно спрашивая разрешения.

– Я у Семена Александровича живу, – продолжала уговаривать Дина. Хоть хозяйка спичечного домика и объяснила про сестру, но Дине с ней было как-то тревожно. Все равно она сильно смахивала на сумасшедшую. Зачем-то с могилой разговаривает...

Но Марина, услышав про Семена, неожиданно улыбнулась.

– Знаешь его?

– Знаю, – она застенчиво опустила радостно засиявшие глаза. – Он на материну могилу ездит. Хороший. Пойдем, покажу. Ну, могилу, – добавила она, видя, что Дина не понимает, куда ее зовут.

Они пошли по дорожке.

– Я и ему неподалеку место присмотрела, – втолковывала Марина, – чтоб к матери поближе лежал, – Дина от неожиданности даже споткнулась. – Там горка, место сухое, песчаное. И клен такой красивый, возле пего сидишь – и так печально-печально делается.

Чокнутая, решила Дина. Хочет Семена похоронить, а ведь он помирать не собирается, а даже наоборот, жениться хочет. И потом эта Марина его вообще старше, и кто кого по смерти обгонит, неизвестно.

– А этот Егорыч, ну, что вчера тебя привез, он у меня хорошего места не дождется.

– Почему? – удивилась Дина.

– Да они тут с Людкой страстные свиданья устраивают. Устала их гонять. Что у людей за привычка на кладбище любовь разводить? Гоняешь и гоняешь этих полюбовничков.

Дина скромно потупилась. В таких делах она, конечно, не разбиралась, но догадалась, что нарушителям порядка просто не нужны свидетели.

– А может, им нужно, чтоб их никто не видел? – спросила она, заглядывая в глаза Марине. – Чтобы людей не было?

– Людей не было? – поразилась та и широким жестом показала рукой на могилы. – Да тут их сотни!

Дина оторопела, представив скелеты в полусгнивших гробах, и осмелилась возразить.

– Так ведь они же мертвые.

Марина укоризненно покачала головой.

– Они только говорить не могут. Но все видят и слышат. Все! А когда к ним привыкнешь, они знаки будут подавать. Вот, смотри, Нина Петровна Олешко уже второй раз вазочку уронила. А я ведь в тот раз ее вкапывала. Это не ветер, это Нина Петровна. Значит, не навещают ее, сердится она или грустит. Но навещать некому, сын в городе, я одна с ней иногда поговорю. Свечку бы поставила, да денег нет...

– А Петр Гаврилович тоже сам ограду сломал? – спросила Дина, увидев покривившийся заборчик с выпавшей доской.

– Само собой, – кивнула Марина. – Овдовел недавно, вот и горюет. Жену его полгода назад похоронили, а он уже семь лет, как на небесах.

Дина заметила на овальной фотографии лицо малыша. Может, трехлетнего, может, поменьше. Могила у него была, как садик за новой оградкой, чистенькая, ухоженная. Наверное, такой он маленький, что и знак подать еще не умеет, а может, ему не о чем грустить, раз и так его любят и помнят. Он же хорошенький.

Они с Мариной обошли полкладбища и вернулись в спичечный домик уставшие. Дина страшно проголодалась. Хозяйка налила ей молока в миску, покрошила остатки хлеба и дала ложку. Совсем бедная женщина, посочувствовала Дина. Вправду она верит, что мертвые с ней разговаривают, или притворяется? Может, она это все придумала, чтобы не было скучно?

Позавтракав, Дина снова принялась за уговоры. Ей нужно было попасть каким-то путем в Крючкове. Наверняка, и Света, и Артемий уже ее обыскались, но как туда добираться одной?

– А у меня там сестра, – добавила Дина. – Она меня потеряла, я же в лесу заблудилась, еще вчера. И она, наверное, уже с ума сходит.

Это тотчас же подействовало – Марина согласилась ее сопровождать... Но оставить любимое кладбище заставила себя с трудом. Глаза у нее стали такими умоляющими, когда она оглянулась на могилу сестры. Точно она просила у ней прощения за то, что уходит.

Они медленно брели, то сворачивая на шоссе, то, сокращая путь, лесом по тропинке, а Марина рассказывала Дине про любовь. Это была история про любовь одной лошади Пржевальского к другой. Когда-то в одном зоопарке жил самец лошади Пржевальского, и ему привели подругу. Но потом выяснилось, что он не очень породистый, и поэтому его невесту отдали другому, настоящему породистому самцу, а клетки их находились напротив. И тогда первый начал отказываться от еды и чуть было не умер. Служители зоопарка догадались, в чем дело, и продали этого несчастного в другой, современный зоопарк, без клеток и заборов, но зато с глубокими рвами.

И как только его привезли в этот замечательный зоопарк, он разогнался, перепрыгнул через ров и, сломав себе ноги, все-таки добежал до первого попавшегося самца лошади Пржевальского и бросился на него. Его едва сумели отогнать, а потом сделали укол, чтобы не мучился, потому что сломанные ноги у лошадей не срастаются. А его невеста, что осталась в старом зоопарке, жить с другим Пржевальским не захотела, и за это он ее убил, ударив копытом в голову.

История Дину поразила. Вот какой бывает настоящая любовь! Интересно, козы способны на такое чувство? А люди?

– И у людей такое может быть, – заявила она, подумав.

– Конечно. Люди же из природы взялись, – рассудительно произнесла Марина.

Света с Артемием, Мариванной и Яной искали Дину, пока не стемнело. Света знала, что Динка может убрести куда угодно, потому что ничего не боится, а сидеть на одном месте терпения не хватает. Только вот куда она отправилась на этот раз? Артемий утешал Свету, как мог, но вернувшись в дом, где ни хозяина, ни Динки не было, Света не могла найти себе места. А вдруг Дина вздумала прогуляться по лесу и забрела в болото? Вдруг ее кто-нибудь подобрал на шоссе и завез невесть куда?

Промучавшись до часу ночи, она встала, зажгла свет и принялась топить печь, потому что не могла согреться под двумя одеялами. Когда огонь уже разгорелся, на улице послышалось фырканье мотоцикла. Потом оно смолкло, и комнате появился Семен. Выгрузил на стол чай, макароны, спички, сахар, попросил пожарить ему картошки и сел смотреть, как она возится с хозяйством.

Между делом Света рассказала ему, что сегодня произошло в деревне. И что пропала Дина! Она заметила, что глаза у него радостно загорелись, как всегда, когда появлялись плохие новости. Он ерзал на месте, цыкал и явно сожалел, что пропустил все важные события. И лишь потом, заметив, как расстроена Света, решил проявить сочувствие.

– Да в лесу заблудиться негде, – утешил он ее, – туда два километра, сюда три, хочешь-не хочешь, а через час выйдешь в поле или на дорогу, если не по кругу ходить, а по прямой. Да не психуй ты, уже подобрали ее, точно тебе говорю. Утром доставят... А бандиты – те снова приедут. Пора бомбами запасаться.

– Какими бомбами? – удивилась Света.

– Какими-какими, – передразнил ее Семен. – Обычными, как у чеченцев. Чтобы в джип метать.

Света посмотрела на него, как воспитательница детского сада на трудного ребенка, и строго сказала:

– Сема, нельзя рисковать. Давай обойдемся без этого. Где этот милиционер, которого ты обещал?

– Я передумал. – Он отвел в сторону свои удивительные разноцветные глаза. Радостного блеска в них сейчас не было. – Я тебе уже говорил.

– Хорошо, – наклонила голову Света, – отдадим родителям Дину, и я к тебе вернусь.

– Чего ты мне гонишь-то? Чего гонишь? – недоверчиво произнес Семен и забарабанил пальцами по столу. – Не умеешь брехать, так не берись.

Света посмотрела упрямо ему в глаза. Ей было не до шуток.

– Чем тебе поклясться?

– Жизнью, – сказал он очень серьезно.

– Хорошо. Клянусь жизнью, – бездушие Семена вызывало у нее ненависть, и она с вызовом спросила: – Устраивает?

Он по-детски шмыгнул носом и объявил:

– Я пошутил. Ты тоже... Ты, если б захотела, давно бы сдалась ментам... А ты нет, сидишь, ждешь у моря погоды. На всем готовом что ж не пожить... И еще чтоб я тебе служил, милицию тебе на подносе прибез... – Он сложил пальцы в фигу и приставил к ее носу. – А это видела? Ты меня даже ни разу не попросила ласково. Просто погладила бы по плечу... А ты сидишь и бычишься... Сама тогда разруливай, я тебе не слуга, – он встал, хлопнул дверью и вышел, оставив Свету наедине с картошкой.

Она терпеливо дожарила ее, взяла сковороду и направилась в баню. Щеки у нее пылали, то ли от жара плиты, то ли от гнева. Открыв двери бани, она поставила сковороду на порог, молча повернулась и собралась уходить. Но Семен успел схватить ее за руку.

– Слушай, а у тебя кто-нибудь был? Ну, парень?

Света вырвала руку и отрицательно помотала головой.

– А научиться хочешь?

– А ты что, специалист? – Света недоверчиво усмехнулась.

– Увидишь.

– Хорошо. Показывай, – она выжидательно уставилась на него.

Не ожидавший такого ответа Семен сплюнул и выругался.

– Иди спать, дура, – он махнул рукой: мол, что с тебя взять...

Света побрела по темному огороду в дом. Луна светила тускло и торжественно. Высохшие заросли сорняков шуршали от ветра, она поежилась от осеннего холода. Господи, что делать с этими детьми? Где Динка, и как убедить этого дурака, что все всерьез, что вокруг люди, живые люди, а не машинки, паровозики и солдатики?

Света едва не заплакала от бессилия, но сжала зубы и сдержала себя. Она вернулась в дом, села на табурет, потушила свет и принялась смотреть в окно. Под луной дорога блестела загадочно, как и ночная роса на обочине. В этот миг ей показалось, что все это сон. И этот дом, и электрички, и Семен. Надо просто сделать над собой усилие, – и проснуться дома, в своей постели.

Через полчаса Семен явился к ней. Они поругались еще раз, и он убежал в баню злой и расстроенный. В ярости скинул на пол шайку и длинно выругался. Света осталась сидеть одна у окна, мечтая об одном – очнуться ото сна... Как иначе вырваться из этого тупого кошмара?

Через час она постучала в дверь бани – Семен ее впустил. Положил на плечи руки, уткнулся лбом в лоб и попросил: «Ну хватит уже меня изводить!»