Текст книги "Сестры. Дом мертвеца"

Автор книги: Александр Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

6

Теперь Дина начала не на шутку Славу побаиваться. Он же, наоборот, повеселел. Вчера лежал в зеленом кресле почти бездыханный, а сегодня душил, колошматил и хоть бы что. Как ни в чем не бывало купил на рынке соленой капусты, картошки, огурцов, дома принялся готовить сам, не требуя никакой помощи, громко включил какого-то Наймана и Светке про него рассказывал, потом поставил видеокассету с фильмом «Брат». Смотрели они невнимательно, потому что Слава все время болтал. Дина только и запомнила, что там, в кино, был парень, который всех убивал, но любил музыку и спрашивал людей: «У вас есть крылья?» За обедом Слава выпил рюмку водки и рассказал им, чем закончился конкурс проектов птицефабрики.

Из всех городов, даже из Тюмени, съехались конкурсанты, их расселили, два дня заседало жюри, а когда уже определились лидеры и осталось только объявить результаты и голосованием выбрать один из проектов, случилось то, что может случиться только у нас, с горечью поведал Слава. Они, не успев закончить все вечером, попросили разрешение пастора, потому что зала у них не было и все происходило в здании кирхи, оставить там макеты до утра. Утром, когда Слава, пришел в кирху, ни одного макета там не было. Пастор, за которым тотчас сбегали, сам был поражен до крайности. Он вызвал таджика, который обычно делал в кирхе уборку, и спросил, разве тот не понял, что вчера убирать было не нужно. Оказывается, таджик не понял и все унес в мусорный контейнер. Тогда они втроем с таджиком и пастором, который очень переживал и волновался, бросились к контейнеру, но оказалось, что час назад приезжала мусоровозка и увезла все на свалку. Слава решил, что он поймает машину и поедет на свалку отыскивать макеты. Но таджик вмешался и объяснил, что мусора было в этот раз так много, что самый большой мешок в контейнер не вошел. Тот, что был с бумагой. Много белой бумаги таджик сжег. И показал кучку пепла неподалеку. Слава разглядел остатки очень внимательно, нашел кое-какие части, из которых следовало, что это действительно были макеты птицефабрики. И вот, заключил свою историю Слава, из-за того, что один человек плохо понимает язык, на котором говорит другой, пропал труд двадцати восьми архитекторов, деньги, нервы, силы и время.

– А вы его задушили? – спросила Дина. – Ну, таджика?

Слава вначале не понял, а потом захохотал.

– За что? Это было неумышленно. По невежеству.

Потом пили чай с лимоном, а Свету хозяин отправил за мороженым. Об истории с Максимом Слава как будто забыл, но прочитал им за столом лекцию. Бесследности не бывает, уверял Слава. Все происходящее и происходившее в действительности обязательно оставляет следы. Ты рассыпал мелочь возле тумбочки, твоя бабушка наклонилась, чтобы подобрать монетку, и умерла от кровоизлияния. А могла бы жить. Вот тренажер для кисти руки. Если бы Слава не носил его с собой в кармане последние десять лет, то остался бы без паспорта. Все в мире служит для чего-нибудь. Одни поступки тянут за собой другие поступки, и предметы тоже притягивают предметы.

– А воры для чего? – спросила Дина.

– Чтобы ты рот не разевала, – пояснил Слава. – Хотел унести мою память: часы, кольцо, лупу, барометр и на этом нажиться. Но это моя жизнь, мой дом, все тут крепко сцеплено одно с другим, я все контролирую. Весь мой мир подконтролен. Вор бы никогда не попал в этот дом, если бы не две доверчивые девочки, которые его впустили.

– Жалко было, – пояснила Света.

– Это эмоции, – строго заметил Слава. – Жить надо разумом. Завтра я снова уеду в Октябрьск. Еще кого-нибудь жалеть будем?

Они поняли, что так он их отругал, это была выволочка, и больше ничего не последует. Так что можно было сказать, что конфликт разрешился ко всеобщему удовольствию, а виновный наказан. Но когда, по команде раздевшись, легли спать и Дине в лицо снова стала светить луна, она почему-то вспомнила этого Максима. Как он сидел на земле, держась за горло, с серо-синим лицом, и волосы у него тоже были серые. Он был похож на маленького волка, случайно забежавшего во двор, спасаясь от собак. И лицо у него было тупое и испуганное. Конечно, такой злой и умный, как Слава, всех победит. Только все равно ей бы не хотелось иметь такого папу. И где его жена, дети, друзья? Вон сколько пустых диванов, а ни одного друга что-то не видно.

Засыпая, Дина старалась представить себе что-нибудь хорошее, так ее научила мама, чтобы не приходили страшные сны. Сейчас она придумала, что они со Светой уехали далеко-далеко, например, в Индию, где всегда солнце. Они живут вдвоем на берегу океана в маленьком домике. У них только две кровати, стол и телевизор с магнитофоном, белые занавески, и вовсю гуляет прохладный ветер. Весь день они плавают, загорают и репетируют танцы, а вечером за ними приезжает огромный белый автомобиль, как у Аллы Пугачевой, и везет в большой и яркий город, где они выступают, исполняя танец живота. А после концерта сидят в зале, пьют сок со льдом, потягивая из трубочки, и слушают музыку, а потом автомобиль отвозит их назад, в маленький домик у моря, и они снова спят и спят под шелест океана. И никто им больше не нужен.

В этот день, полный событий, они вообще забыли позвонить родителям.

Утром, когда хозяин очень рано, не устроив обычной побудки, уехал в Октябрьск, они опять остались одни. Вначале обсудили вчерашнее поведение Славы. Дина уверяла, что он псих, маньяк и пьяница. Водку бузгает, людей душит и рисует нечеловеческие картины. А Света возразила, что он надежный, с таким не пропадешь. Просто у него был стресс на почве работы, поэтому он пил и дрался. Максиму этому не повезло, но что ж поделать, сам нарвался и поделом. Если б все были такими, как Слава, воры бы давно повывелись.

Но Света, хоть и защищала хозяина, тоже не могла забыть свирепых Славиных пинков и как он хватал женщину в фиолетовых тапках за горло, а она, побагровев, как помидор, хрипела и вертелась в его руках. И главное, виноваты были они с Динкой. Им было скучно, одиноко, вот и пустили первого встречного. И не очень удобно было оставаться у Славы после случившегося. Чувствуешь себя виноватой, даже если тебя простили. «Я не буду ругать вас за доверчивость, – сказал вчера Слава, – потому что это свойство порядочных людей».

Света позвонила домой, но телефон упорно молчал. Тогда они, посоветовавшись, оделись и решили туда наведаться. Вышли, сели на трамвай и поехали. К дому подходили осторожно. Света приказала Дине спрятаться в соседнем дворе. Присесть на лавку со старушками и ждать ее, а сама приблизилась к дому, но заходить во двор не стала. Во-первых, стало понятно, что нужно было прийти вечером, так хотя бы можно сразу определить, есть кто-нибудь дома или нет. Во-вторых, во дворе стояла незнакомая вишневая «мазда», которой Света раньше никогда не видела. В-третьих, возле ворот с внутренней стороны отирался какой-то тип.

Впрочем, не какой-то. Именно такой, какие обычно крутятся возле крутых: с лицом, не имеющим выражения. С бесчувственной рожей исполнителя чужих приказов. Он стоял, курил, сплевывал, поглядывал по сторонам и вдруг заметил за оградой Свету. Они обменялись взглядами. Мысль, промелькнувшую в ее глазах, он, несмотря на тупость, поймал мгновенно. Ей нестерпимо захотелось бежать, а он с той же силой внезапно захотел ее поймать. Он насторожился, как гончая, но Света, зная, что от собак бегать нельзя, сделала над собой усилие и, медленно отвернувшись, не спеша пошла вдоль ограды. Он, сразу потеряв интерес к дичи, сплюнул и остался на месте.

Засада, решила Света. Ждут, что они домой вернутся. Не дождутся.

Света свернула во двор, где довольная Дина сидела на лавке рядом со старушками. В кулаке у нее была горсть семечек, в кармане конфета, и она с интересом слушала, как одна из бабушек рассказывала, что сумасшедший в метро громко обзывал всех на эскалаторе мошенниками, проститутками и наркоманами. И никто даже милицию не позвал, как будто так и надо.

– Это потому, – вмешалась бабушка с кошкой, которую она вывела гулять на поводке, как собаку, – что теперь в психбольницу отправляют только с личного согласия. Потому им все можно, и воду ночью пустить из крана, чтоб весь дом залило, и костер в квартире на полу поджечь. Спасу не стало. Все психи на воле. А раньше сидели там, где им положено. И политические, кто несогласный, тоже сидели. А теперь они вместо больницы в телевизоре друг на дружку с кулаками напрыгивают, эти ненормальные. Даже в Думе их большинство.

Дина на это покивала и, поколебавшись, с чего начать – с конфеты или семечек, – решила, что лучше с конфеты.

В этот момент во дворе появилась Света.

– Поехали! – кивнула она сестре.

– Куда? – спросила Дина, не вставая с лавочки.

– На вокзал.

– Чего там делать-то?

– К родне поедем. Только Славе ключи вернем.

Дина с сожалением поднялась. Со старушками ей было интересно. Мама с папой при ней взрослых разговоров никогда не вели. Только бабушка. Но бабушку она видела редко...

Они вернулись в Славину квартиру, Света села и написала записку: «Спасибо Вам за все. Мы поехали к родственникам в Куровскую». Зачем она это приписала? Просто чтобы он на всякий случай знал, где они. Вдруг объявится Алик? Хотя на Алика она не слишком надеялась. Может быть, ей просто хотелось, чтобы хоть один человек знал, где они. Чтобы от них остались хоть какие-то следы, по которым их можно будет отыскать. Ведь даже макета птицефабрики, над которым она трудилась, и того нет. Его тоже сжег злосчастный таджик.

Дина, заглянув ей через плечо, спросила:

– Зачем ты написала, куда мы едем?

– Ну, так... Чтобы все было по-честному.

– Чтобы он нас выследил, как Максима? Вдруг ему не понравится, что мы ушли? Тогда он нас догонит и назад притащит. Коробки свои клеить.

– Хоть кому-то пригодимся, – вздохнула Света.

Она быстро уставала от ненужности. Не умела бездельничать, быть ничем не занятой, не иметь привычных забот, не думать о ком-то, о той же бабушке, например. Если бы можно было остановиться где-то на подольше, она бы была этому человеку благодарна просто за то, что для нее нашлось место. Место, где можно хоть чем-то заняться, а не чувствовать себя щепкой, которую несет течением.

Света вынула из Славиной коробки с мелками розовый, и они вышли на улицу. На темно-серой стене дома она нарисовала две фигурки в юбочках – одну побольше, другую поменьше. Дине рисунок понравился, но беспокоила мысль, что Слава отправится за ними в погоню. Он ведь любого выследит, если захочет. Вряд ли ему придется по вкусу их побег.

Славу и в самом деле огорчил их уход. Возвращаться домой, когда в окнах за занавесками горит свет, гораздо лучше, чем приходить в пустую и темную квартиру. Дом с детьми уютней и живее. Когда птички упорхнули, сразу стало грустно. Хорошие девочки: старшая – серьезная, будет красавицей. Да и маленькая гордячка прелесть.

Он побродил по опустевшей тихой квартире, пошуршал бумагой на столе. В бумагах обнаружил детский рисунок: зверек возле забора, то ли собака, то ли волк с серой шерстью на шее у него висела веревка. Неподалеку сидела женщина в фиолетовых тапках, широко разинув рот и выпучив глаза, у нее на шее тоже болтался обрывок веревки. В центре приплясывала рыба в очках и шляпе, широко разинувшая беззубый рот. В правом верхнем углу стояла маленькая принцесса в бальном платье и бриллиантовой короне. Картина называлась «Всех передушу». Слава повертел листок и усмехнулся...

Девочки, больше не оглядываясь на покинутый дом, уже второй из чужих домов, зашагали в сторону трамвайной остановки. Трамвай довез их до вокзала. Уже через час, сидя в людной электричке, они забыли про ночь в квартире мертвеца. Про синие стены, про кактус, про шаги на балконе, про холодный каменный угол, где Света зажимала сестре рот. Слава, Максим, утренние побудки под вой кошмарного будильника – все забылось почти мгновенно.

«У каждого дня своя забота», – говорила бабушка. Страх и беспокойство отступили, теперь хотелось есть. Как назло, рядом сидела тетка, поперек себя шире, предлагавшая подруге то булку, то банан. Дина старалась не смотреть в сторону жевавших подружек, тем более обе ели некультурно, набивали полные рты.

Замелькали вагоны на сортировочной, вошел слепой в очках с аккордеоном, затянул ржавым испитым голосом «Синий платочек». Потом явился шустрый парень с мылом и зубными пастами «Лесной бальзам» и «Кедровый бальзам». Запинаясь о саженцы в проходе, пробрался газетчик, и все принялись дружно разгадывать кроссворды. Станции все были разные. На одной толпился народ, все кричали, продавали кто что. Дина загляделась на светло-зеленое платье в алых маках с большим белым воротником. На следующей станции людей почти не было, зато гуляли две огромные собаки, черная и рыжая.

Дина отвлеклась от окна: в вагоне вдруг стало шумно, появились две цыганские девочки, может, лет пяти, с грязными ногами в стоптанных сандалиях, замурзанные, как свинюшки, в длинных, цветастых, косо сидевших юбках. Маминых, что ли? Дина смотрела на них во все глаза, а Света искоса. Всклокоченная цыганская девочка дернула за рукав тетку, жующую банан.

– Дай на хлеб.

– Где родители-то? – подозрительно осведомилась та.

– Нет родители. Дай на хлеб! – цыганка шмыгнула носом и поддернула сползавшую юбку.

– Родители, небось, побираться заставляют? А? Где мама-папа-то?

– В турме. Дай на хлеб. – Девочка подставила тетке прямо под нос грязную ладошку ковшиком. Та усмехнулась, достала из сумки батон и, щедро отломив половину, протянула:

– Вот, возьми. Хлеб.

Цыганская девочка смерила тетку уничтожающим взглядом и неожиданно выбранилась:

– Сука.

– Что я говорила! – обрадовалась тетка. – Они ж не голодные, хлеб не берут, им деньги подавай! А я всегда так делаю – проверяю.

Дина проследила, как отломленная половина батона скрылась обратно в теткиной сумке, и поймала неодобрительный взгляд Светы. Конечно, хотелось бы вести себя получше, но хлеба хотелось не меньше. Выбирать между примерным поведением и батоном было непривычно, с такими проблемами Дина раньше не сталкивалась, но решила, что будет вести себя, как Света.

Следующим заявился мужик с пирожками. Это было уже слишком. Запахи расползлись по всему вагону. Дина мужественно отвернулась к окну, изо всех сил стараясь не глядеть ни на пирожки, ни на Свету. И даже запах этот не вдыхать.

– Сколько стоит? – вдруг спросила продавца Света.

– С мясом – шесть, с картошкой – четыре.

– Тебе какой? – она поглядела на Дину. Дине показалось, что она ее проверяет.

Она собрала в кулак всю свою гордость и, сильно оттопырив нижнюю губу, произнесла:

– С картошкой.

Продавец подал ей пирожок в засаленной бумаге, и она принялась есть, а Света смотрела в окно на мелькавшие светленькие, по-осеннему грустные пейзажи.

Похоже, что с ночи в доме мертвеца она и вправду стала чем-то вроде матери, и это не давало расслабиться. Приходилось думать сразу о многом: что есть, где спать, где достать денег и кто сможет их приютить, если Наташа с Аликом найдут их не сразу. Самое главное было до них дозвониться. Хотя бы выяснится, ищут их или нет. А если с родителями что-нибудь случилось, то Света вообще остается одна с Динкой и больной бабушкой на руках.

Они сели в электричку до Куровской, где жил Наташин двоюродный брат Валерка, бабушкин племянник. Валерка работал шофером, имел жену Зою и двух сыновей-погодков, Саньку с Мишкой, довольно противных. В позапрошлом году, когда еще была жива бабушкина сестра Нюра, они гостили там летом, а Валерка тогда подрался на автобазе и ему выбили передние зубы.

Перед обедом он подавал команду бабушке Нюре: «Мать, ссы на стол!» Все каждый раз хохотали как сумасшедшие, хотя знали, что он из-за выбитых зубов не может по-другому назвать «щи». А Валерка злился и грозил своим приятелям предъявить счет за нанесенный материальный ущерб.

Свете хотелось спать, но как только она прикрывала глаза, начинали одолевать тревожные мысли и почему-то представлялось, что они с Диной остались совершенно одни, что Алика, мамы, бабушки больше нет на свете, а им предстоят долгие-долгие мучительные скитанья, которые неизвестно чем закончатся.

Чтобы отвлечься, Света стала прислушиваться к разговорам. Тетка с бананами, та, что бдительно проверяла цыганских девочек, рассказывала подруге про какую-то Зину.

Зина эта жила с мужем Колюней в полуразрушенной избе, потому что Колюня во хмелю принимался рубить топором все подряд и порубал не только мебель, но и рамы, двери, стены и крышу. Такая жизнь Зине надоела, и она, заняв денег, купила старый-престарый автомобиль, освоила вождение и стала торговать по отдаленным деревням товаром первой необходимости: стеклянной тарой под соленья, резиновыми сапогами, ножницами, мукой, крупой, солью, подсолнечным маслом. Летом, когда понаехали дачники, у которых денег куры не клюют, она и сервелат, и печенье, и сыр возила. И к осени с долгами рассчиталась. А как только она домой заявилась, собой довольная, да еще сказала, что она, может быть, платье и сапоги себе теперь купит, Колюня, в отместку за долгие отлучки и что она его кормить перестала, порубал ей топором машину. А когда она поехала в ремонт, ее гаишники арестовали и машину отняли. Плакали в общем и сапоги, и платье. Пришлось снова у родственников деньги занимать и начинать все сначала. И на этот раз, когда Зина наторговала на семь тысяч, она домой деньги уже не повезла, а отдала родне и долг, и свои, те, на которые ей снова товар закупать надо было. Так, думаешь, что они сделали?

Света открыла глаза и посмотрела на тетку. Та перешла на громкий трагический шепот. Эта сраная родня те деньги закурковала! Заявили, что она, мол, им должна была за баню, которую сто лет назад они ей отдали, потому что старая была да гниловатая. Тогда Зинка эту баню всю по бревну раскатала, выпросила у знакомого шофера грузовик, и с ним вдвоем они эту баню родне вернули. Привезли и выгрузили, а потом она месяц разогнуться не могла, спину надорвала.

Света на этом месте задремала, а когда проснулась от толчка вагона, то увидела, что Дина продолжает слушать историю Зины с неослабевающим интересом, глядя на рассказчицу во все глаза. Света усмехнулась: та еще страшилка, не хуже, чем у Оли Яницкой – и снова незаметно задремала под мерный стук. Она пришла в себя, когда мимо нее, толкаясь, пошли на выход пассажиры. Это была Куровская.

На станции обнаружился телефон-автомат. Купленный жетон тут же провалился. Местные жители и дачники быстро рассеивались. Разбегались, как горошины, и пропадали в кустах по обе стороны от железнодорожного полотна.

Появились цыганские девочки, требовавшие в вагоне денег на хлеб, перешли на другую сторону перрона, пристроившись по краям такого же чумазого, как они, пацана, видимо, старшего брата, который уверенно вышагивал впереди, как вожак, не оглядываясь и не сомневаясь, что его свита на месте. За ухом, в черных волосах торчала сигарета. У ларьков стояли старая «Волга» и милицейский уазик. Цыганское семейство во главе с вожаком направилось было к «Волге», но мордастый милиционер пальцем поманил их к себе.

Цыганский мальчишка – Дине казалось, что он ее нисколько не старше, просто много о себе понимает – нехотя свернул и сунул что-то в руку милиционеру.

– Че не густо? – лениво спросил тот, выкидывая окурок.

– Сам по вагонам пошарься, – беззлобно отозвался пацан и ловко увернулся от подзатыльника.

– Я тебе пошарюсь счас... Никого не видел, беглых, чехов?

– Не-а, – ответил тот уже на ходу и, не оглядываясь, направился к «Волге» вместе со своим девичьим эскортом.

Дина глядела, как Света вывернула карман и вытряхивает мелочь, подсчитывая монетки, чтобы купить новый жетон. Дина пожалела, что съела пирожок с картошкой, теперь, кажется, и денег нет, чтобы позвонить.

– Ты папе звонишь?

– Куда ж еще...

Мелочи едва набралось. Света терпеливо слушала гудки, но трубку никто не брал. Не дозвонившись, они обогнули здание станции и пошли вдоль главной улицы дачного поселка искать дом Валеры. Жил он вроде бы на Лесной, номера Света не помнила, но надеялась, что узнает дом.

Она узнала не дом, а овчарку Милку. Услышав лай, из глубины двора, откуда-то из кустов, выбрался и повис на калитке веснушчатый пацан. И сразу уставился на Динины красные колготки. Дина хотела ему сказать, что за погляденье деньги платят, но передумала. Изучив как следует ноги в колготках, он принялся разглядывать Динин блестящий плащ с пояском, но Света прервала сеанс.

– Привет, Мехондий, – сказала она, – родители дома?

Тут он заметил Свету и завопил, как оглашенный:

– Ма-ам!

– Орет громче себя! – рассердилась Дина, слегка вздрогнув от вопля.

– Ма-ам! – повторился кошмарный рев, но вместо мамы над забором появилась еще одна веснушчатая физиономия, поменьше. Снова началось разглядывание. Дина переступила с ноги на ногу и скромно потупилась. Посмотрела на свои лаковые ботинки – они блестели и выглядели неплохо. Крик пацана раздался в третий раз.

– Ма-ам, Светка приехала, Наташкина дочь, с другой дочкой!

Веснушчатые девочек опознали, но калитку открыть не соизволили. Наконец появилась худая и сутулая женщина.

– Здрасьте, тетя Зоя, – сказала Света.

– Здрасьте, – вежливо поздоровалась Дина.

– Валер! – вместо ответа заорала худая.

– Че это с ними? – шепотом поинтересовалась Дина. – Чего они такие? Орут, орут и даже за забор не пускают.

Тетя Зоя суетливо отгоняла собаку, гремела цепью, потом крикнула еще громче:

– Валера!

Наконец на крыльце появился хозяин с немытой головой, в семейниках. Света с Диной снова вежливо поздоровались. Валера опасливо огляделся по сторонам, открыл калитку и уставился на Дину:

– Это Наташкина?

– Да. Дина.

Валера оглянулся на любопытных пацанов и прикрикнул:

– А ну живо в дом, чего повисли!

Те спрыгнули с калитки и незамедлительно исчезли, Зоя то смотрела настороженно, то отводила глаза. Все они были какие-то напуганные и оттого казались на одно лицо.

– Дядь Валер, можно мы у вас переночуем? – спросила Света. – Надо дозвониться родителям, чтобы они за нами приехали.

– А что случилось-то? – перебил он, продолжая крутить головой во все стороны. – Неприятности какие?

– Нас забрать должны были и не забрали... Позвонить надо, сказать, что мы у вас...

Валера сделал шаг вперед, прикрыл, за собой калитку, загораживая вход во двор, снова огляделся по сторонам и, понизив голос, каким-то униженным тоном забормотал:

– Свет, ты это, знаешь, того... мне чужие проблемы не нужны... Ты пойми правильно: у меня свои дети есть... ее-то отец отмажется, а мне потом, знаешь... Ты приезжай одна, если чего надо, мы ж не чужие люди, но без этого, чтобы... – Он будто случайно скользнул взглядом по лицу Дины, – без проблем потом...

Дина ничего не поняла. Света тоже поняла не сразу, но когда осознала, что их гонят, ей отчего-то стало стыдно, и она быстро отвернулась.

– А, ну мы тогда пойдем...

Чувство было такое, будто ее ударили в лицо. Но стукнул какой-то слабак, которому и отвечать не стоит. Вообще ничего не стоит с ним делать. Такой уж уродился.

– До свиданья, – вежливо попрощалась Дина, заметив, что Света попрощаться забыла и идет впереди, видимо, задумавшись. Они побрели назад, к станции.