Текст книги "Рассказы о старых книгах (Поиски, находки, загадки)"
Автор книги: Александр Анушкин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
«ОБ ИЗОБРЕТАТЕЛЯХ ВЕЩЕЙ…»
Почти следом за посылкой из Корницкого замка пришла посылка с микрофильмом с берегов Одера, из древнего польского города Вроцлава, из библиотеки Института им. Оссолинских. На сей раз на пленку снята книга под заглавием «Краткое описание кто что изобрел и для пользования людям дал». Издана в Вильнюсе в 1608 г. Карцаном. По всем собранным данным сохранился только один экземпляр ее. Книга уникальна. Написал ее стихами Ян Протасович по мотивам сочинения итальянского ученого Полидора Урбинского «Об изобретателях вещей». Постарался узнать все, что можно об авторе. Родом из Пинска. Занимал пост городского судьи в столице Литовского княжества. В свободное от служебных обязанностей время, как и Беняш Будный, писал стихи, переводил. Под документами, написанными по-русски, подписывался «Иван Протасович». Сочинения писал на польском языке и подписывал их «Ян Протасович». За переложение сочинения «Об изобретателях вещей» Протасович взялся, имея за плечами солидный писательский стаж. Любознательного судью, видимо, привлекала энциклопедичность этого сочинения. В самом деле, в нем шла речь о возникновении наук, искусств, техники, всякого рода ремесел и общественных норм жизни. Трудно сказать, какое издание книги Полидора попало в руки Протасовича – то ли первое венецианское 1498 г., когда в нем было только три части, целиком посвященные светским делам, то ли одно из изданий XVI в., состоящее из восьми частей (пять последних частей итальянский автор добавил около 1517 г., посвятив их религиозным обычаям и обрядам). Если даже Протасович и имел у себя позднее издание, то он использовал из него лишь первые три части светского характера, оставив без внимания религиозную тематику дополнительных пяти частей.
Дабы ничто не мешало, Протасович уединяется в пинскую лесную глушь и пишет свою новую книгу, как он потом вспоминает в предисловии, «живя в обществе сатиров, где, кроме хвороста на веник, ничего больше не достанешь». Готовую рукопись предлагает Яну Карцану, у которого он уже издал ранее несколько сочинений. В 1608 г. книга вышла в свет. Типограф по праву поставил на титуле имя Протасовича как автора «Краткого описания кто что изобрел», потому что тот взял от Полидора лишь сюжет и факты, а изложил все по-своему, в оригинальном толковании, со своими комментариями, порой содержащими сатиру на нравы современного ему общества. Приведу несколько выдержек из того, что написано в старинной книге, хранящейся во Вроцлаве:
Анкус-египтянин для печения хлеба
Печи изобрел, они и теперь треба.
Ботом малым лакедемоняне пользоваться почали,
А потом и меньшие члены заимели,
На них сейчас быстро плавают козаки,
А также искусные в этом рыбаки.
Конечно, у Полидора и в помине нет Козаков, как нет у него, естественно, и многих иных фактов, взятых Протасовичем из белорусской, русской и украинской действительности.
Говорится здесь и о начале «звездарской науки», т. е. астрономии, и о полете Икара «быстрее ветра». Последнее сообщение, пусть о событии мифического характера, напечатанное почти 400 лет назад, было приятно прочесть в дни беспримерных по продолжительности полетов советских космонавтов.
Я увидел в книге Протасовича первое упоминание имени Гутенберга в печати нашей страны.
По-своему преподносит читателю Протасович факты изобретения денег и введения поборов.
Деньги египтяне изобрели ковать,
А люди стали их скрывать.
Подати Дарий ввел и поборы,
Желая иметь достаток спорый.
Потому, просим вас, ни кого иного ругайте,
А лучше всего тот вымысел проклинайте.
Даже факт открытия парикмахерских и обыкновение отпускать пышные бороды послужил предлогом для комментария отнюдь не бытового характера.
Сенатор знатен не по бороде,
А по депутатской мудрости и умной речи…
Имеет и козел длинную бороду…
Так и рыцарь каждый не с тела великости
Бывает познан, а по воинской доблести.
Рассказав о начале употребления вина, автор поэмы ополчается против непомерного поклонения Бахусу, против любителей пить, «пока шеей ворочать могут», пишет о том, как пьянство «может разум отнять и человека в бестию никчемную превратить».
Выпуском 1608 г. и ограничивается судьба произведения Протасовича. Мне не удалось найти следов его переиздания, не нашел я и других примеров стихотворного переложения сочинения «Об изобретателях вещей». Видимо, пальма первенства в этом отношении принадлежит уроженцу Пинска Протасовичу. Ему же принадлежит заслуга составления первой своеобразной энциклопедии в нашей стране.
Пройдет сто лет, и сочинением Вергилия Урбинского заинтересуется Петр Первый и повелит издать его на русском языке. И однажды во время придворного бала Петр спросит сенатора И. А. Мусина-Пушкина:
– Почему по сю пору не переведена книга Виргилия Урбина о начале всяких изобретений? Книга небольшая, а так мешкаете?
Сенатору, наблюдавшему за изданием книг, надо полагать пришлось изрядно покраснеть от неожиданного вопроса и царского упрека. И пришлось поторопить переводчика, а потом наборщиков и печатника. Минуло еще какое-то время, и на прилавках Москвы и Санкт-Петербурга в мае 1720 г. появилась книга «О изобретателях вещей».
60 лет спустя, в 1782 г., сочинение «О первых изобретателях всех вещей», выпустит Н. И. Новиков.
Хотя петровское и новиковское издания непосредственно не связаны с книгой Протасовича, я все-таки счел нужным привести эти факты: они как нельзя лучше свидетельствуют о связи времен и читательских интересов.
АЛМАЗЫ ДРЕВНЕЙ РЕЧИ
Думаю, не погрешу против истины, если скажу: человек, рассматривающий древнюю рукопись или читающий старинную книгу, бывает не менее чем искатель золота или алмазов изумлен, когда вдруг увидит в них какое-то особенное по своему значению слово, проницательную мысль старого автора, в новом свете озаряющее события и явления своей эпохи, скрытые от нашего взора столетиями, а то и тысячелетием.
Многие наши старопечатные книги являются по своему характеру церковно-служебными. Но среди религиозного текста в них зачастую рассеяны комментарии и замечания переводчиков и печатников, основному тексту предпосланы предисловия или же помещены послесловия – они-то и представляют интерес для исследователя, так как сообщают чрезвычайно важные факты, оригинальные суждения о событиях, доносят до нас колорит отдаленной эпохи, убедительно и достоверно рисуют личность автора.
Когда я читал «предмовы» и «сказания» «доктора лекарских наук из Полоцка-града» – Франциска Скорины в его пражских (1517–1519) и вильнюсских (1522–1525) изданиях, то первое, что запечатлелось в моем сознании, как, видимо, и у каждого, кому посчастливилось держать в руках эти книги, – это страстно выраженная автором безграничная любовь к своей Родине-матери, к своему народу. Всюду Скорина с гордостью подчеркивал кровную связь с Отчизной: «С Полоцка-града», «Из славного града Полоцка», «Аз… нароженый в русском языку» (т. е. – я, рожденный в русском языке, русским – А. А.).
Образно, вдохновенно говорит Скорина о великом чувстве любви к Родине в предисловии к книге «Юдифь», изданной в Праге Чешской в 1519 г.: «Поскольку от рождения звери, обитающие в пустыне, знают ямы свои, птицы, летающие по воздуху, ведают гнезда свои, рыбы, плавающие в море и реках, чуют виры свои, пчелы и им подобные обороняют ульи свои, также и люди, где родились и вскормлены суть, – к тому месту великую любовь имеют».
Не менее изумительные строки прочел я позднее у литовского писателя Микалоюса Даукши в предисловии к книге «Постилла» 1599 г.
«Каждый человек от самого рождения своего, с молоком матери впитывает любовь к родному языку. Это – закон природы. Что бы за диво было между зверями, если бы ворона захотела петь по-соловьиному, соловей каркать по-вороньему, козел рычать по-львиному, а лев верещать по-козлиному. Погибли бы присущие каждому животному свойства, прекратилось бы само существование животного мира».
Так и с людьми.
«Не плодородием нив, не различием одежды, не природной красотой страны, не крепостью городов и замков процветают народы, а больше всего тем, что берегут и употребляют свой язык, который сплачивает общество, крепит дружбу и братство. Язык – это узы всеобщей любви, мать единства, отец общества, страж государства. Упразднить язык – значит упразднить согласие, союз и всеобщее благо. Упразднить язык – все равно, что погасить солнце, нарушить мировой порядок, лишить мир жизни славы». «Все это, замечает Даукша, я не с тем умыслом говорю, чтобы только для того, чтобы убедительнее показать значение порицать знание и изучение языков других народов, но для каждого народа родного языка». Даукша подтвердил это собственным примером. Он знал многие языки и свое послесловие в книге, являющееся вдохновенным гимном родному языку, написал по-польски.
Я с наслаждением читал образные «предмовы» Федорова и Мстиславца, братьев Зизаниев Стефана и Лаврентия, Карповича и Смотрицкого, остроумные поэтические комментарии пинского шляхтича и вильнюсского городского судьи Протасовича, оригинальные суждения Беняша Будного.
«Дела и подвиги стойких и мужественных людей светятся, как звезды небесные на века», – читал я в «Казанье» (Сказании – А. А.) Стефана Зизания 1596 г. «Жаждущие узреть дневной свет – с удовольствием смотрят на зарю», – в книге Леонтия Карповича «Казанье двое» 1615 г. В одной из книг 1622 г., прочтенных мною во Львове, встретились строки:
Лети, птаха, за Дунай,
Скажи бусурманам:
– Мы не забудем своего героя,
Подвиги его и раны.
Они напомнили известное место из «Плача Ярославны» в «Слове о полку Игореве».
Полечу кукушкою по Дунаю,
Омочу бобровый рукав в Каяле-реке,
Утру князю кровавые его раны
На могучем его теле.
Вильнюсский автор Якуб Газиуш знал «Слово о полку Игореве» и в «Казанье», посвященном Николаю Зеновичу, павшему в бою с турками, рассказывая о подвигах своего героя, пользовался образами бессмертного древнерусского эпоса.
Каждая старинная книга, которую удается прочесть, дарит нам радость постижения красоты древней славянской речи.
ЯЗЫКОМ ГОМЕРА И ОВИДИЯ
Интерес к античной литературе в нашей стране возник очень давно. Еще в XI в. с греческого языка на русский была переведена «История Иудейской войны» Иосифа Флавия, в XI–XII вв. переведена повесть об Александре Македонском – «Александрия». В начале XIII в. на Руси появляются рукописные сборники «Пчела», в которых помещались не только выдержки из одобренных церковью книг, но и изречения античных мыслителей – Сократа, Аристотеля, Диогена, Пифагора, Эпикура и других. К тому же периоду относится появление рукописного сборника «Менандр мудрый», содержащего афоризмы на бытовые темы из произведений древнегреческого писателя Менандра. В кремлевской библиотеке московских царей Ивана III, Василия III и Ивана IV находились, как показывают документы, сочинения античных писателей – Полибия, Аристофана, Пиндара, Тацита, Вергилия, Цицерона…
В первопечатных книгах эта традиция также находит свое выражение. Образами античной литературы, ссылками на нее насыщены «Предмовы» к книгам, в том числе теологического характера, комментарии к текстам духовного содержания. Читая стропечатные книги, можно наблюдать, как некоторые авторы того времени использовали аргументы из античной литературы для борьбы против мракобесия. В львовской библиотеке Академии наук УССР я смотрел «Книгу нескольких песен», изданную в Вильнюсе в 1573 г. на латыни. Посвящена она событиям 1572 г. во Франции.
Авторы «песен» разоблачают преступления инициаторов Варфоломеевской ночи, массовых убийств гугенотов.
Сборник начинается изречениями древнеримских писателей. «Нападение из-за угла считается доблестью», – приводятся слова Овидия. «Благоденствующее и счастливое преступление называется добродетелью, честные люди повинуются преступным. Право за оружием, законы попирает страх», – гласит цитата из сочинения Сенеки. После эпиграфов излагаются конкретные факты злодеяний, совершенных тогда во Франции.
А вот «Предмова» не из светской, а из церковно-служебной книги «Полуустав» 1622 г. Ее авторы, вильнюсские братчики, рассуждая о хорошей и плохой славе и призывая своих единомышленников к стойкости и мужеству в борьбе с королевско-католической властью, ссылаются на высказывания Аристотеля, Сократа, Овидия, Сенеки и Цицерона, известность которых, по их словам, распространилась «до Кавказа». Но есть и иная слава, отмечают авторы «Предмовы», – слава Нерона и Герострата, что «храм Дианы в Эфесе поджег, лишь бы память по себе оставить». Тогдашнему читателю намек был ясен: польские магнаты и церковь, пытаясь навязать католичество белорусско-украинскому населению, уподобляются Нерону и Герострату.
Пропаганда античной литературы шла и в виде отдельных изданий сочинений греко-римских авторов. Многократно выпускаются сочинения Цицерона: «Об обязанностях» – в белорусском местечке Лоске в 1576 г., а затем в Вильнюсе в 1583, 1593 и 1606 гг., «О старости» – в Вильнюсе в 1595, 1603 и 1606 гг., «О дружбе» – в Вильнюсе же в 1603 и 1606 гг. Настоящее увлечение Цицероном! Но оно было несколько иным, чем, скажем, у великого итальянца Франческо Петрарки. Если Петрарку привлекали в Цицероне красота и образность его слова, то белорусских переводчиков (того же Беняша Будного) и издателей – прежде всего гражданский смысл речей Цицерона.
Языком Гесиода и Овидия местные авторы XVI – начала XVII в. обличали пороки и противоречия феодального и нарождающегося буржуазного общества. В 1603 г. из типографии Карцана, особенно ярко популяризирующей античных авторов, вышла на польском языке поэма Яна Козаковича «Орех волошский» – вольное переложение приписываемого Овидию произведения «Орешник». Содержание поэмы: стоящее при дороге ореховое дерево жалуется на то, что каждый, кому не лень, сбивает с него палками и камнями не только орехи, часто еще недозрелые, но и листья, ломает ветви, уродует ствол. В судьбе орехового дерева нетрудно угадать судьбу простых людей, создающих все блага жизни, но испытывающих жестокое угнетение со стороны феодальной знати. Герой поэмы грустит по «золотому веку», когда деревья росли привольно, сады бурно цвели, и плодов «полно везде было», мечтает о том, что вернется еще эта счастливая пора, и деревья «на почве особой» будут расти в безопасности.
Мечту о наступлении «золотого века» я прочел и во второй книге, изданной в 1608 г. в анонимной вильнюсской типографии. «Толкование богинь славянских» – так называется это сочинение некоего Мартина Пашковского.
Поводом для написания книги, как сказано на титуле, послужило «веслое видение солнца с Панной в золотом окружении 30 мая 1608 года». «Видение», надо полагать, представляло собой метеор, пролетевший над городом, а наблюдавшие полет «дорисовали» картину необычного явления, представив его в виде «Панны в золотом окружении». Автор книги меньше всего говорит о полете небесного тела.
Это послужило ему только предлогом для того, чтобы познакомить читателя с легендой о четырех веках и подвергнуть критике современное общество, когда «стыд святой шею сломал, правды не стало», водворилась страсть к наживе, погоня за «золотом проклятым», «различные напасти обуревают людей», «крови разлияние великое, плач и стоны людей повсюду». В книге звучит мечта о возвращении «золотого века», о мире и благоденствии людей, чтобы жили все согласно, без ссор и раздоров, сообща пользовались дарами природы, которых вполне достаточно на земле. Дважды снимали тогда (в легендарный «золотой век» – А. А.) урожай с виноградников, садов и нив, а овец своих пастырь в хлев не закрывал.
Открываю поэму Гесиода «Труды и дни», читаю:
Жили те люди как боги, с спокойной и ясной душою,
Горя не зная… Недостаток
Был им ни в чем неизвестен. Большой урожай и обильный
Сами давали собой хлебодарные земли.
Они же,
Сколько хотелось, трудились, спокойно сбирая богатства,—
Стад обладатели многих…
Я не держал в своих руках замечательные книги Козаковича и Пашковского. Каждая из них дошла до наших дней в одном экземпляре, и хранятся они: первая – в Корницкой, а вторая – в Краковской библиотеках Польской Академии наук. Мне прислали оттуда микрофильмы уникальных изданий, и я получил возможность смотреть и читать их в Крыму, вдали от Корницкого и Вавельского замков.
В ЗАЩИТУ ДАЛЕКИХ «ИНДОВ»
Открытие Америки Колумбом произошло в 1492 г., и вскоре о нем стало известно не только в Испании, но и в других странах Европы. Узнали об этом и на Руси.
Первые же письменные сообщения о Новом Свете на русском языке относятся примерно к 1530 г. Они содержатся в одной из рукописей Максима Грека, приехавшего в Москву по приглашению великого князя Василия III для перевода церковных книг. «Нынешние же португальцы и испанцы, – писал Максим Грек, – недавно, лет 40 или 50 тому назад… начали переплывать океан на больших кораблях и открыли множество островов, из коих некоторые обитаемы людьми, а другие необитаемы; и землю Кубы, настолько великую, что даже обитатели ее не знают, где она кончается… Ныне там открылся новый мир и новое собрание человеческое».
С конца XVI в. сообщения об Америке все чаще появляются в книгах, особенно в полемической литературе, которая получила широкое развитие на западе нашей страны в связи с попыткой воссоединения православной и католической церквей. Сторонники унии и ее противники приводили в печати различные аргументы, ссылались на конкретные факты. Тут-то и был в числе других использован факт открытия Америки и «обращения» ее коренного населения в христианство. При этом католические и униатские писатели приводили его как показатель роста влияния католической церкви, а противники католицизма и унии разоблачали методы «христианизации», осуществляемой Ватиканом.
Перелистаем страницы некоторых книг, напечатанных в нашей стране в XVI–XVII вв. Вот сочинения Станислава Гродзицкого «Об исправлении календаря». Оно вышло в Вильнюсе дважды в 1587 г. и третьим изданием – в 1589 г. Автор заявляет, что в то время, когда православие зашло в тупик, и сами руководители Восточной церкви – константинопольские патриархи – после захвата Константинополя турками оказались в плену у неверных, «вера костела Римского ширится в Индиях, Бразилии, Японии, Китае, Перу и в других краях». Вторично факт обращения «индийчиков» в католицизм приведен Петром Скаргой в книге «Описание и оборона собору русского Берестейского» (Брестского – А. А.), напечатанной на русском языке в 1597 г. По мысли иезуитских авторов, такие сообщения должны были убеждать читателя в необходимости унии.
Противники католицизма и унии не остались в долгу. Изданные в Вильнюсе и Остроге книги Андрея Волана, Стефана Зизания, Христофора Вронского, Мелетия Смотрицкого на многочисленных фактах и примерах убедительно обличали преступные действия «римских рыболрвов», которые всюду пытаются раскидывать свои сети, огнем и мечом расправляются с инакомыслящими.
Наиболее обстоятельно о методах «освоения» Нового Света сказано в сочинении Юстия Липса «О постоянстве. Книг двое». Его перевел на польский в 1599 г. Я. Пиотрович, а напечатал в 1600 г. Карцан. Из этой книги тогдашний читатель узнал:
«Небольшое число иберов (испанцев – А. А.) высадилось в новых краях, а какие горы трупов они наложили здесь? Какие напасти и разрушения принесли? 20–30 солдат валили невооруженных аборигенов, как траву косили. Где же ты теперь, наибольший остров Куба? ты Гаити? ты Юкатан? Которые до этого имели стотысячное население, а теперь в некоторых районах едва 15 для размножения осталось» (буквально – «на семя» – А. А.). Такая же участь, продолжает автор, постигла Перу и Мексику. Все эти некогда богатые и густонаселенные земли теперь опустошены, словно бы «от какого небесного огня сгорели».
Несколько позднее о том же говорится в сочинении известного киевского ученого Захария Копыстенского «Палинодия». Оно написано около 1621 г. как отповедь на книгу униата Льва Кревзы «Оборона единения церквей», изданную в 1617 г. Копыстенский цитирует авторитетные источники и приводит убедительные факты, обличающие Ватикан. Он рассказывает о таком случае: на Тридентском соборе французские представители спросили испанских, почему «неслушне и нехристиански король гишпанский индов берет», войска посылает против безоружных островитян. Отвечало на это испанское духовенство, что «король гишпанский з милости христианской хочет индийчиков навернути и посылает казнодеи до них, которих же бы они не побили посылает при них войска, и не чинит гвалту индом, одно казнодеев своих боронит, абы индове не побили. Разсмеялися все на тую отповедь гишпанскую, а болш о том мовити заказано…»[3]3
Неслушне – несправедливо; казнодей – проповедник; гвалт – насилие, жестокость; заказано – запрещено.
[Закрыть] В дальнейшем Копыстенский раскрывает истинную причину экспедиций «гишпанцев» за океан и сравнивает действия испанских колонизаторов с действиями шляхетско-католических властей и униатов на Украине и в Белоруссии, заявляя по этому поводу: «если в Индии шукает гишпан золота, а в владыцтвах Русских шукают унитове гроший, нехай же той фарбы набоженства занехают», т. е. пусть тогда оставят лживую маску благочестия…
Небезынтересно отметить, что это место из сочинения киевского автора XVII в. совпадает с позднейшей характеристикой, которую дал испано-португальским колонизаторам Ф. Энгельс в своем произведении «Крестьянская война в Германии». «Золото искали португальцы на африканском берегу, в Индии, на всем Дальнем Востоке; золото было тем магическим словом, которое гнало испанцев через Атлантический океан… золото – вот чего первым делом требовал белый, как только он ступал на вновь открытый берег».
Остается неясным, почему сочинение Копыстенского, подготовленное к печати, не было опубликовано. Оно дошло до нас только в рукописи, хранящейся в Киеве в Публичной библиотеке УССР.
