Текст книги "Спецгруппа «Нечисть»"

Автор книги: Александр Ищук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

4

Через три минуты мы уже сидели возле стола и пили крепкий горячий чай с баранками. Барон рассказал свежие сплетни из штаба, Зимин попросил меня рассказать про «крестовый поход» морпехов. Ивлев хохотал долго и громко. А вот капитан… Капитан молча пил чай. И такое ощущение, что пил он его, не чувствуя ни вкуса, ни температуры напитка. Он был где-то далеко от нас… Зимин, заметив это, ласково вынул из рук капитана кружку с чаем и выбил из-под него стул. Падение «вернуло» капитана из «астрала».

– Капитан, ты где? – поинтересовался Ивлев.

– Тут я, – ответил он. – Виноват, задумался.

– О чем ты задумался, голубь сизокрылый? – вкрадчиво спросил Зимин.

– О превратностях судьбы, – философски ответил капитан, – о психологии людей, о твердости характера и о стрессоустойчивости.

– О стрессоустойчивости, – повторил Зимин. – Тебе, капитан, еще повезло, что не ты был основным объектом игры. Сашку нашего Ивлев в свое время еще жёстче, чем майора, попытался «прокачать».

– А почему «попытался»? – уловил главное капитан.

– Потому что я плохо его просчитал, – ответил Барон, – не учел специфику его гражданской профессии. Решил, что «стандартным» методом смогу его «прокачать».

– Не получилось? – спросил капитан.

– Не то слово, – усмехнулся Зимин. – Если бы я вовремя не приехал к Барону, Сашку или подстрелили бы, или он всех «костоломов» Ивлева переломал бы. Сашко, ты помнишь?

* * *

Я помнил. Сразу после возвращения с задания меня, вместо доклада Зимину, отправили в управление разведки. К Ивлеву. За те полгода, что я провоевал, Ивлева видел всего два раза, но очень много про него слышал. Первое, что меня насторожило: что отправили меня не на местной машине, а на штабной. И не просто с водилой, а в сопровождении двух комендантских офицеров. И чем ближе мы подъезжали к управлению, тем сильнее крепла в моей голове мысль о приближающейся «жопе». У меня, как и у многих моих бойцов, отходняк от «войны» длился сутки после возращения. В эти сутки я не выпускал своих бойцов из расположения и не давал им спиртного. На доклад, если только он был не срочным, ходил только на следующий день. Именно сутки требовались мне и моим парням на переход из боевого режима в режим «ожидания». В эти сутки мы были излишне агрессивны, интуиция работала на максимуме, а рефлексы управляли наравне с мозгом. Опасны мы были для всех. За исключением Коваля и его головорезов. Потому что они – такие же, как мы. Они все прекрасно понимали. А мы понимали их.

На входе меня обыскали. Обыскали плохо. «Выкидуху» под ремнем не нашли. Странно. Завели в подвал и закрыли в одиночной камере. В камере было тепло и темно. У стены я обнаружил шконку, куда немедленно улегся и попытался уснуть. Ломать голову о причинах моего помещения в камеру я не стал. Все равно не угадаю. Придет время – все сами скажут.

Разбудили меня через два часа.

– Ты уснуть умудрился?! – офигел конвоир.

– А почему бы и не поспать?! – удивился я. – Тепло, сухо, мухи не кусают.

– Я не об этом, – ответил он. – Я б на твоем месте головой об стенку бился или чистосердечное писал, а ты дрыхнешь.

Я чуть задумался, а потом ответил:

– Не в чем мне каяться, совесть у меня чистая, поэтому и сплю крепко.

– Ну-ну, – прокомментировал тот. – Тебя сейчас к следователю, а потом, скорее всего, в пыточную. Дети-то есть?

– А это тут причем? – не понял я.

– После пыточной – точно не будет!

Странно. Непонятно. Над словами конвоира можно было задуматься. Нужно было бы, но не поверил я ему. Чувствовалась в них фальшь. Очень наиграно все. Ладно, решил я про себя, «будем подождать».

Поднявшись выше на этаж, меня завели в камеру. Стандартная камера для допросов: металлический стол и две табуретки. Все наглухо прикручено к полу. В камере меня уже ждал офицер. Судя по погонам и форме, следователь военной прокуратуры. Еще интереснее.

– Старший лейтенант Трофимов доставлен, – доложил конвоир.

– Свободны, – скомандовал прокурорский.

Конвоир ушел. Офицер продолжал сидеть, а я – стоять.

Не обращая на меня внимания, он продолжал изучать толстую папку. Минуты через три наконец вспомнил о моем существовании, поднял глаза и скомандовал:

– Присаживайтесь.

Я сел на табуретку и выжидающе посмотрел на него. Следователь демонстративно захлопнул папку. Как и ожидалось, папка оказалась моим личным делом. Толстая она стала, однако же…

– Лейтенант, – ожил он, – почему вы не спрашиваете, в связи с чем вы тут оказались?

– Здесь вопросы задаете вы, – ответил я и зевнул.

– Ох ты какой! – удивился он. – Доводилось уже тут бывать?

– Внимательнее нужно быть, гражданин следователь, – посоветовал я.

– В каком смысле? – насторожился он.

– В моем деле, – я кивнул на папку, – черным по-русски написано про образование и про место работы до войны. Поэтому у меня к вам нечеловеческая просьба: заканчивайте ваши психологические прелюдии и переходите к сути. Только про процессуальные нормы не забывайте.

– Наглеешь, лейтенант! – угрожающе сказал он.

– Натура такая, – легкомысленно ответил я, – натура и профдеформация. Поэтому не тяните за хрен енота: или спрашивайте, или ведите в камеру. Я не выспался.

– Ты у меня выспишься… – многообещающе пробубнил следователь. Он встал, прогулялся вдоль стола и продолжил: – Я – следователь военной прокуратуры Солодянкин. В производстве у меня находится дело о шпионаже в пользу румынской разведки одним высокопоставленным офицером нашей армии. В ходе следствия был установлен приблизительный круг его сообщников. В него входят не только офицеры штаба…

«Вот только шпионов мне для полного счастья и не хватало», – возникла в голове мысль. Я думал, на уголовщине будут вязать… А шпионаж – это пожизненный расстрел, без права переписки…

– Лейтенант, – вернул меня в реальность следователь, – вы будете сотрудничать со следствием?

– Кто? Я?! Конечно!!! – Я включил дурака.

Следователь недоверчиво посмотрел на меня: видимо, ожидал другой реакции.

– Что вы можете показать по данному делу?

– Все!!!

– Что «все»?! – не понял следователь.

– Могу показать все! – жизнерадостно заверил его я.

– А что вы знаете о вышеупомянутом деле?

– Что какой-то козел при штабе за бабосы или за печенюшки с вареньем сливал проклятым буржуинам секреты секретные…

– Прекратите паясничать!!! – завизжал Солодянкин. Вот только неубедительно завизжал. Казенно как-то…

– Статус?!! – завизжал я в ответ.

– Какой статус? – чуть спокойнее переспросил он.

– Не какой, а чей, – еще спокойнее ответил я.

– Чей? – ровным голосом спросил он.

– Мой.

– Не понимаю.

– Мой процессуальный статус, – пояснил я. – Кто я? Свидетель? Подозреваемый? Обвиняемый? Или, не дай Бог, потерпевший?

– Э-э-э… – замялся следователь. – Вы будете допрошены в качестве свидетеля.

Я молча смотрел на него. Он тоже молчал. Но смотрел он не на меня, а чуть выше и левее. Я обернулся. За спиной не было ни окна, ни зеркала, только обшарпанная стена. Тем не менее ощущение, что за моей спиной сидит суфлер, который руководит капитаном, у меня возникло.

Следователь начал допрос:

– Фамилия, имя, отчество, дата и место рождения?

Я ответил. Прогнав меня по анкетным данным, он вдруг предложил:

– Расскажите о вашем последнем задании.

– Что, простите, рассказать? – Я не ожидал такого перехода.

– Что вы и ваша группа делали на последнем задании?

– А категория допуска к секретам секретным у вас какая? – ответил я вопросом на вопрос.

– Лейтенант, я бы на вашем месте не строил из себя умника. Глядишь, штрафбатом бы и отделались.

– Наконец пошли угрозы!!!

– Это не угрозы. Это предупреждение.

– Ну-ну, мера прокурорского реагирования… Гражданин следователь, – не дав ему и рта открыть, продолжил я, – перед тем как сделать процессуальное заявление, я бы хотел обрисовать картину, которая у меня сложилась.

– Извольте, – усмехнулся он.

– Думается мне, дело про предателя-офицера, если оно вообще существует, – это предлог. Люди, которые за вами стоят, желают проверить уровень моей моральной устойчивости или, что еще хуже, пытаются склонить к некому сотрудничеству. Так вот, поспешу вас заверить, что «стучать» не собираюсь. У нас за это можно и финку под лопатку поймать. Так что, – я повернулся к стене, на которую поглядывал следователь, – облезлую культяпку вам промеж глаз, а не меня в качестве информатора.

– Лейтенант, с кем вы общаетесь? Я тут, – ехидненько заметил следователь.

– Да так, «вьетнамский синдром» открылся, – озадачил я его.

– Вы будете говорить?

– Все, начальник, – ответил я, – я в несознанке. Веди меня в камеру, там баланду скоро принесут.

Капитан снова поглядел на загадочную стену и «обрадовал»:

– Пыток не боитесь?

– Конечно, боюсь.

– Так, может, будете сотрудничать?

– А может, вам отправиться в пеший эротический тур?

– Напрасно, напрасно. Конвой!

Вошел конвоир.

– В шестнадцатую его.

– Так точно. Трофимов, на выход.

В коридоре конвоир меня «порадовал»:

– Ну, что, довыпендривался? В пыточную тебя приказано.

– Веди давай.

В шестнадцатой меня ожидала картина маслом: на полу лицом вниз, лежало тело офицера. Судя по неподвижности тела и крови вокруг, оно подвергалось многочисленным побоям. Помимо тела, в комнате находились еще трое. Все трое плотного телосложения, в расстегнутых форменных рубахах. Руки в крови. По локоть. Буквально.

– Принимайте свежее «мясо», – сообщил им конвоир и закрыл за мной дверь.

И снова меня посетило ощущение нереальности происходящего. От лежащего тела столько крови быть не может, форма офицера запятнана лишь в «нужных» местах, руки «палачей» испачканы слишком картинно, а на обуви нет следов крови. В общем, бутафория.

– Здорово, бычье, – поприветствовал я присутствующих, – меня к вам на помощь прислали.

Я повернулся, закрыл засов камеры изнутри, чем вызвал возглас протеста со стороны бычья, и достал нож.

– Эй, ты чего?! – удивленно раздалось из угла.

– Этот, что ли, Родину не любит? – спросил я, указав рукой на лежащее тело. – Ну, ничего, сейчас он заговорит.

Я подошел к лежащему офицеру и со всей дури пяткой ударил в район коленного сустава. Ботинки у меня тяжелые, удары хорошо поставлены, хруст раздался чуть раньше, чем лежащий заорал. Хорошая реакция для человека без сознания… Лежащий попытался перевернуться, но я навернул ему в ребра ногой, и он снова прилег. Тем временем тройка быков вышла из ступора и начала неуверенно двигаться ко мне.

– Назад, петушня, – махнул я в их сторону ножом. И еще раз зарядил лежащему по ребрам. Он снова закричал.

– Старлей, ты чего? – попытался наладить со мной диалог один из быков.

– Вам, мозгоклюям, помогаю, – ответил я. – Вы же не справляетесь. Еще чуть-чуть – и он признается, что убил Кеннеди!

– Отойди от него, придурок, – потребовал тот же бык.

– Ты за базаром-то следи, козленыш, – посоветовал я, – а то сейчас рядом ляжешь.

– Мужики, по ходу, он бешеный, – сделал вывод кто-то из быков. – Вяжи его, а то действительно всех порежет.

Они двинулись на меня. Я отошел к двери, чуть подпустил их, а потом, заорав дурным голосом, прыгнул в сторону самого быстрого. Нож в моей руке отвлек внимание противника, поэтому удар ногой в голову он пропустил. Пропустил и прилег рядом с офицером. Я сделал шаг вперед, и нападающие оказались на одной линии, мешая друг другу, чем я и поспешил воспользоваться. В очередной раз, отвлекая внимание ножом, навернул противнику в колено. Противник подсел на поврежденную конечность. Последний из нападавших уже вышел на «оперативный простор» и бросился мне в ноги. Видимо, борец. Странно, что он забыл про нож. Я резко сместился в сторону, и противник пролетел мимо меня. Мимо меня, но не мимо стены. Парнем он оказался крепким. Несмотря на удар головой, попытался встать, но я подскочил к нему и ударил рукой в затылок. Два ноль в мою пользу. Я развернулся к третьему. Третий не стал ждать продолжения «банкета» и заорал:

– Конвой, тревога!!! Задержанный напал на сотрудников!!!

– Леха, козел, если ты опять прикалываешься… – послышался из-за двери голос конвоира. Звякнул щиток глазка. Конвоир очень долго, на мой взгляд, оценивал увиденную картину. В конце концов, он поверил в происходящее и, звеня ключами, завопил: – Задержанный Трофимов, прекратить!!! – Он долго возился с дверью. Наконец до него дошло: – Леха, на кой вы изнутри закрылись?!! – заорал он.

– Это не мы, это старлей.

– Так открой.

– Не могу, он мне колено сломал.

– А остальные?

– Он их вырубил.

– Трофимов, не делай глупостей, – завизжал конвоир, – я сейчас следователя приведу.

Судя по удаляющемуся топоту, он действительно побежал за следаком. Соответственно, времени у меня было минуты две. Должен успеть.

– Леха, – обратился я к палачу, – говори.

– Что говорить-то? – не понял он.

– Правду, родной. Правду. Не доводи до греха. Мне же все равно ничего не будет. Любой психиатр подтвердит, что я сегодня невменяемый. Я сегодня только с задания пришел.

– А если расскажу, ты меня не тронешь?

– Не трону. А будешь волынку тянуть – порву как Тузик грелку.

– Мы должны были тебя запугать. Максимум – чуть-чуть по ребрам настучать.

– Это я уже понял. Цель какая?

– Не знаю. Если бы ты начал рассказывать про последнее задание, то считалось бы, что мы выполнили задачу.

– А если бы не начал?

– Прессовали бы до тех пор, пока нас бы не остановили.

– Кто остановил бы?

– Сигнализация.

– Камера наблюдения?

– Да.

– Как наблюдают?

– Тут в каждой стене спрятано по видеокамере.

– Кто командует парадом?

– Напрямую Солодянкин, но он без ведома Ивлева ничего не делает.

Ну, наконец-то мозаика сложилась. Значит, господин генерал-майор устроил мне проверку на «вшивость». Вот только интересно зачем?

– Трофимов, немедленно откройте дверь!!! – раздался из-за двери голос Солодянкина.

– А мусорка своего отдашь нам на растерзание?! – вспомнил я классику советского кинематографа.

– Какого мусорка? – не понял он. – Ты что, совсем умом тронулся? Открывай, тебе говорят!

– Капитан, у меня чисто теоретический вопрос: а что будет, если не открою?

– Как не откроешь? – удивился он. – Чего ты добиваешься?

– Чего мне нужно было, я уже добился. Мы теперь развлечься пытаемся. Скучно нам!

– Кто «мы»? – опять не понял капитан. – У тебя что, раздвоение личности?

– Типа того, – насмешливо фыркнул я. – Короче, начальник. Слушай мои требования. Хочу миллион рублей мелкими монетами, пароход к подъезду и секретчицу Танечку из штаба в костюме женщины-кошки. Ах, да… еще ящик водки и закусить.

Судя по лицу «пленного» Лехи, до него начало доходить, что я издеваюсь над следователем. Я подмигнул ему и прижал указательный палец к губам. За дверью послышалось бормотание – следак пересказывал кому-то мои требования. Кто-то засмеялся. И смех очень сильно походил на смех Петровича.

– Трофимов, – снова раздался голос Солодянкина, – так ты будешь открывать или нет?

– Капитан, ты глухой что ли? Ты мои требования слышал?

– Да.

– Ну, так шевелись.

За дверью опять послышался бубнеж капитана. Я подошел к Лехе. Он затравленно посмотрел на меня.

– Не боись, палач. Добивать не буду. Колено действительно сломано?

– Не знаю, но очень больно, и на ногу встать не могу…

– Ладно. Если через десять минут эти придурки ничего интересного не предложат, будем сдаваться.

– А я бы сейчас выпил… – мечтательно пробормотал Леха, – и на секретчицу бы тоже посмотрел…

– Да-а-а-а, – протянул я, – ради Танечки, в костюме, я бы и от выпивки отказался. Насколько я понимаю, она под Ивлевым «ходит»?

– И не только ходит…

– Ну, тогда точно придется выходить. Барон своих не сдает. Ни при каких раскладах.

В дверь кто-то мощно ударил.

– Сашка, террорист долбаный, открывай давай!!!

– Петрович, – а это был он, – выпить есть?

– Ты оборзел, салага!!! Открывай, говорю!

Я отодвинул засов и отошел от двери. Нож спрятал. Дверь медленно приоткрылась. В образовавшуюся щель заглянул Петрович.

– Зимин, мать твою, чего ты тут жмешься? – раздался из коридора командный рык.

– Михалыч, – ответил командному рыку Зимин, – не беги впереди паровоза. С ним лучше перебдеть. Вдруг он еще бешеный. Я ж говорил: не трогать его сегодня. Опять меня не послушал.

Зимин оценил картину внутри пыточной и мое состояние.

– Так мы заходим? – поинтересовался он у меня.

– Чувствуйте себя как дома, – широким жестом предложил я.

– Шутник, едрить твою.

Петрович полностью открыл дверь. За ним стоял сам генерал-майор Ивлев. За Ивлевым переминался бледный Солодянкин, а за Солодянкиным – конвоир и группа вооруженных штурмовиков в полной выкладке.

– Привет честной компании, – поприветствовал я всех, – нам бы доктора.

Зимин вошел в камеру, пристально посмотрел на меня и жестом пригласил генерала. Тот вошел, оглядел присутствующих, поднялся с пяток на носки и обратно, сплюнул в сторону палача Лехи и скомандовал:

– Конвой, раненых в лазарет. Солодянкин, личное дело Трофимова и чаю мне в кабинет.

Он еще раз посмотрел на меня, прищурился и выдал:

– Танечку, говоришь… в костюме женщины-кошки, говоришь… а это мысль! – Потом повернулся к Зимину: – Петрович, на твой взгляд, когда он понял, что это проверка?

– А кто его, убийцу, знает. У него и спроси.

– Так когда? – спросил меня генерал.

– Подозрения появились еще во время обыска. В процессе допроса они усилились, ну, а тут – возникла уже уверенность.

– Хорош, спец, хорош, – одобрил Ивлев, – значит, сработаемся.

* * *

– Помню, помню, – ответил я Петровичу. – Может, вернемся к делам моим прискорбным?

– Да, вернемся, – засуетился Барон. – И так, что тут у нас интересного? Согласно шифровкам агента Доцент, – забубнил он, – на территорию, контролируемую противником, прибывает большая группа американских армейских археологов… – Барон перестал читать и вернулся к «преамбуле», – …армейских археологов… – повторил он и замолчал. Мы молча ожидали продолжения. Барон почесал затылок и посмотрел на Зимина: – Петрович, ты что-нибудь понял?

– Ты бы, друг ситный, полностью бы бумажку прочитал…

Барон задумчиво посмотрел на Зимина и начал:

– Согласно шифровкам агента Доцент, на территорию, контролируемую противником, прибывает большая группа американских армейских археологов. Целью археологической экспедиции является изучение руин замка, находящегося в квадрате «пять». В замке, судя по некоторым источникам, проживал Влад Цепеш. Экспедиция имеет большой запас оборудования и хорошее охранение. Доцент рекомендует обратить пристальное внимание на данную экспедицию, а при возможности – ее уничтожить еще до прибытия к месту раскопок.

Барон закончил и снова уставился на Зимина.

– Михалыч, – обратился к Барону тот, – что ты на меня смотришь, как гимназистка на гинеколога?! Ты этого румына завербовал, ты и расшифровывай его катехизисы!

Ничего не ответив Зимину, Ивлев посмотрел на меня, ожидая версий.

– «Аненербе» жив! – вякнул я.

– Вот и мне в голову те же мысли пришли… – протянул Барон.

– А кто такой «Аненербе»? – робко поинтересовался капитан.

– Молчи, салага! – одновременно рыкнули Барон и Зимин. Капитан весь сжался.

– Михалыч, – заговорил Зимин, – если бред твоего Доцента не касается тоннеля, давай отложим его доклад и посмотрим, чего есть полезного в работе твоих аналитиков.

– Дмитрий Михайлович, – не позволяя Барону переключиться на другую тему, влез я, – а Доцент именуется «Доцентом» потому, что он Доцент?!

– Чего?! – не понял Барон.

– Видимо, это заразно, – пробурчал Зимин, намекая на загадки в шифровке Доцента и мой вопрос.

– Я интересуюсь: агент под псевдонимом Доцент получил свой псевдоним потому, что он матерый урка, ну, как в «Джентльменах удачи»? – пришлось пояснять мне.

– А-а… Не-е-ет, – протянул Барон, а Зимин заулыбался, – еще до войны я познакомился с одним замечательным румыном, профессором истории, который преподавал в одном из Бухарестских университетов. Очень интересный товарищ! Убежденный коммунист, ярый противник НАТО в целом и Америки в частности. Познакомился я не просто так, а с подачи наших «чекистов», он им еще при СеСеСеРе периодически стучал. Так этот профессор сразу понял, кто я и что от него требуется. И согласился сотрудничать не за материальные блага, а за идею, так сказать.

– А почему Доцент, а не Профессор или Академик? – не отставал я.

– Зимина спроси, – посоветовал Барон, – это он придумал.

– Он очень похож на Евгения Леонова, актера, – пояснил Зимин, не дожидаясь моего вопроса, и тут же обратился к Ивлеву: – Михалыч, судя по всему, твой профессор на башку ослаб. Так что его или вытаскивать сюда нужно, или там зачистить, а то «всю малину попалит».

– А зачищать ты поедешь? – с прищуром поинтересовался Барон.

– Могу и я, – легко согласился Зимин.

– Господи, – Барон закатил глаза, – с кем я работаю?! Мокрушник на мокрушнике…

Возникшую тишину робко нарушил капитан:

– А кто такой…

– Влад Дракула это, бестолочь! – опередил Зимин вопрос капитана.

– А почему…

– Фамилия у него такая, – пояснил я.

– Так, завершили экскурс в историю, – отрезал Барон. – Вы, двое, – он ткнул пальцем в меня и Зимина, – закончили понтоваться перед капитаном, а ты, капитан, через неделю лично мне сдашь зачет по народным и ненародным сказкам Румынии. Все понял?

– Так точно!

– Умница. – Барон потряс головой и снова углубился в секретные документы. Минуты три он перебирал бумажки, читая их «по диагонали». На одной из них Барон снова «споткнулся». – В рот вам потные ноги! – выругался он. – Опять нечисть!

– Чего-чего?! – заинтересовался Зимин.

– А фамилия-то какая препоганая!

– У кого? – Зимин встал и начал через плечо Барона читать докладную. Дочитав до конца, он рассмеялся: – Чего ты ждешь от офицера с фамилией Мерзяев?!

– Твою мать! – повернувшись в сторону, где располагалось управление, раненым кабаном взревел Барон. – Где этот Мерзяев?! Где этот недонюханный капитан?! Дайте мне его сюда, я его донюхаю!

– Я тут, товарищ генерал-майор, – раздался осипший от страха голос капитана.

– Что тут? – не понял Барон.

– Я, – пояснил капитан.

– Головка от… курвиметра, – рявкнул Зимин. – Внятно объясни.

– Капитан Мерзяев – это я, – проблеял тот, – и докладная, которая у вас в руках, тоже моя.

Барон удивленно уставился на капитана, а Зимин уселся за стол и захохотал.

– Зимин, – наконец ожил Барон, – что ты там про зачистку говорил?

Я посмотрел на капитана – вид у него был похуже, чем у нарцисса-майора.

– Так я, – сквозь смех выговорил Зимин, – про Доцента говорил, а не про капитана, Господи, прости Мерзяева…

Барон глубоко и медленно вздохнул, после чего смял докладную и положил ее перед капитаном.

– Еще раз сказки без голых фактов увижу – разделишь участь Коня. Понял?

– Так точно! – сорвавшись на фальцет, отрапортовал капитан.

– Ух ты, мать вашу, какой у меня сегодня насыщенный день! С утра как началось… – Барон углубился в папку и почти сразу обнаружил то, что искал. – Так, согласно данным моих яйцеголовых, через пять дней, то есть 26 июля, в расположение третьей пехотной дивизии румын должен прибыть заместитель командующего. Из штаба он должен отбыть наземным транспортом 25 июля. А теперь внимание – правильный вопрос: на чем должен ехать указанный румын, чтобы за сутки преодолеть расстояние, которое на машине преодолевают за двое суток? И это в лучшем случае.

– Он пойдет через тоннель? – робко спросил капитан.

– Есть такая вероятность, – согласился Барон.

– А если его возле гор будет ждать самолет или вертушка? – продолжил капитан.

– И такое может быть, – не стал спорить Ивлев, – но шансы, что он пойдет через тоннель, очень велики. Так, по крайней мере, утверждают мои аналитики.

– Данные на этого красавца есть? – поинтересовался я.

– Конечно! – обрадовал Ивлев. – Вот тебе очень секретная папочка, выучи все наизусть. Как выучишь, запихай ее в сейф. Как ты понимаешь, из здания не выносить, перед прочтением съесть. Если вопросов нет, то остальные свободны.

– Капитан, – я окликнул Мерзяева на выходе, – если вас не затруднит, дождитесь меня в коридоре.

– Хорошо, – удивленно ответил тот, не заметив хитрых ухмылок Зимина и Барона.

С документами я управился довольно быстро и убрал их в сейф. Замок у сейфа кодовый, так что закрылся он без проблем. В коридоре сидел напряженный Мерзяев.

– Пойдемте, капитан, на воздух. – Я ухватил его за локоть, и мы вышли на улицу. Отойдя метра на три от крыльца, я обратился к нему: – Капитан, как вас, кстати, звать по имени?

– Станислав.

– Александр.

– Очень приятно.

– Взаимно. Так вот, Станислав, скажу сразу: о содержании нашей с вами беседы Зимину и Барону очень скоро станет известно. Если этого не сделаете вы, это сделаю я. Не нужно делать таких честных и удивленных глаз. От этих двух, – я ткнул пальцем в сторону штаба, где остались Зимин и Барон, – у меня секретов нет. Почти нет. Один процент из ста можно не считать. И то этот процент не тайна, а версия без фактов. А версий без фактов, как вы уже поняли, командиры не любят.

– Да, понял, – согласился он.

– Так вот, – продолжал я втираться капитану в доверие, – если до ухода за линию фронта я не успею слить информацию шефам, или они вас о ней спросят, настоятельно рекомендую говорить правду.

– Спасибо за предупреждение.

– Теперь о главном: прежде чем спросить о содержании вашей докладной записки, я хотел бы поделиться с вами информацией как раз из разряда нечисти.

У капитана от удивления открылся рот. Я не стал заострять на этом внимание и продолжил:

– На протяжении последних полутора месяцев меня, моих бойцов, а также Коваля и его банду не покидает ощущение, что за линией фронта за нами кто-то постоянно следит. Но ни одна проверка не выявила слежки, и ни одна операция не была сорвана. Пока мы списываем это на психологическую усталость, но устать все разом и в одинаковой степени – это, согласитесь, маловероятно. И, самое интересное, ощущение слежки усиливается по мере приближения к горам. В долине все относительно спокойно. Это все, что я имею вам сказать. О нашей паранойе я устно докладывал Зимину. Коваль тоже. А теперь скажите, Станислав, ваша докладная не о том же?

Капитан глубоко вдохнул, шумно выдохнул и, часто заморгав, выпалил:

– В лесах предгорья бойцы видели привидения.

– Кто именно?

– Пехотинцы, из одиннадцатой гвардейской.

– А кроме них?

– Информация исходила только от них.

– Рассказали сами или их «слили»?

– «Слили».

– О привидениях можно подробнее?

– Если мой информатор… – Он смутился и замолчал.

– Стас, не строй из себя целку. Мы взрослые люди.

– В общем, – вздохнул капитан, – со слов пехотинцев, в предгорье параллельным с ними курсом двигалось нечто необычное. Какие-то сгустки темноты, перемещающиеся от дерева к дереву. На сближение не шли, атаковать или привлечь внимание не пытались. Как только бойцы удалились от гор, таинственные объекты исчезли.

– Какие предположения у тебя лично, что это может быть?

– Не знаю, у меня всего один вариант – неизвестная природная аномалия.

– Это все?

– Да. Александр, ты встречал подобное?

– Нет. И не видел, и не слышал. Спасибо за информацию.

– Пожалуйста.

Распрощавшись с капитаном Стасиком Мерзяевым, я остался на том же месте и закурил. Как только Мерзяев скрылся из виду, из штаба выскочил Зимин:

– Говори, – потребовал он.

– Среди рядового или младшего командного состава одиннадцатой гвардейской у нашего Стасика есть стукачок. Скорее всего, тыловик.

– Почему ты так решил?

– С воюющей частью гвардейцев капитан не смог бы наладить нужный контакт, а вот среди тыловиков – легко. Об этом косвенно говорит и тот факт, что стукачок передает рассказы других, а не повествует сам.

– Это все?

– Все.

– Ай, маладца!

– Сам знаю.

– Он тебе про привидения рассказал?

– А зачем, по-твоему, я его тут обхаживал?

– Тоже хорошо.

– Петрович, – тормознул я собирающегося уходить Зимина, – как ты думаешь, что это за привидения?

– Сань, вот, ей-богу, не знаю. Как только появится информация, тебе и Ковалю первым сообщу.

Зимин ушел к Барону, а я пошел собираться. «Коридор» через линию фронта будет в четыре утра. У соседей намечался артобстрел противника, который будет прикрывать разведку боем, которая, в свою очередь, прикроет наше проникновение.

Расположение встретило меня разухабистым «Варягом». Судя по тому, что у исполнителя присутствовали и голос, и слух, пел Булатка. Не стал мешать певцу и пошел упаковываться.