Текст книги "Ватутин"

Автор книги: Александр Воинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

– Эх, давно вже я доброго тютюну не палив!

Два загорелых паренька, выглянув из-за его плеча, тоже берут по папиросе и отходят в сторону. Затем к пачке протянулось еще несколько рук, и она мгновенно опустела.

– Берите, берите! – угощал Семенчук, раскрывая другую пачку.

– Ну, дедушка, расскажи, как же вы утекли от немцев? – спрашивает Ватутин и чуть наклоняется вперед, чтобы получше слышать.

– Як тикали? – неторопливо повторяет дед. – Той нимец нас, як худобу, гнав. Усих! Никого не жалив – ни малых, ни старых, ни жинок, ни дидов… Ось мени симьдесят рокив, и то зигнал…

– А что? – крикнула из толпы молодая женщина, которая подарила Ватутину яблоки. – Ты, дид Хвыля, у нас зараз молоденький. Еще семьдесят годков проживешь!

Дед Хвыля грозит ей пальцем.

– Не слухай оцей жинки, товарищ генерал, бо вона з роду дурна. А тикали мы от нимца з переправы…

И он рассказал Ватутину, как на переправе угнанный немцами народ попал вместе со своим конвоем под бомбежку. Конвоиры перепугались, попрятались, а народ в это время разбрелся потихоньку да полегоньку – кто в гай, кто в степь, а кто в балку. Так и утекли.

– Все ушли? – спросил Ватутин.

– Ни, де там! – ответил старик, горестно покачав головой. – Богато людей погнали вороги!

Он отбросил окурок, тут же взял у адъютанта новую папиросу и опять жадно закурил.

– Куда же теперь идешь, дедушка? – поинтересовался Ватутин.

– До дому.

– А что, хата у тебя цела?

– Ни, хати нема.

– А что есть?

– А ничого нема. Тилько ридна земля да добре життя!..

Старик так бодро и спокойно произнес эти слова, что Ватутин улыбнулся.

– Ну, счастливого пути, дед! – протянул он старику руку и попросил адъютанта: – Дайте-ка ему еще тютюну на дорогу.

Машина тронулась и стала медленно пробиваться сквозь толпу. Те, кто еще не видели Ватутина, тянулись, чтобы взглянуть на него, поклониться.

– Товарищ генерал! Товарищ генерал! Подождите трохи! – вдруг закричал кто-то из самой гущи толпы.

Ватутин обернулся и увидел, что к нему, расталкивая людей локтями, пробираются два паренька. Их старые, рваные пиджаки перетянуты ремнями. В руках по автомату.

– Затормози, – сказал Ватутин шоферу. – Что за люди?

Парни подбежали к машине, смущенно остановились. И Ватутин увидел, что перед ним совсем еще мальчики, лет по шестнадцати-семнадцати, не больше, запыхавшиеся, с загорелыми, обветренными, вспотевшими лицами.

Мальчики стояли плечом к плечу, словно чувствовали себя в строю.

– Что вам, ребята? – спросил Ватутин.

– Партизаны мы, товарищ генерал!

– Партизаны? – Ватутин внимательно поглядел на пареньков. – Что ж, у вас весь отряд из таких хлопцев состоит?

– Ни. Тилько мы, разведчики, молодые. А то у нас всякий народ – и старики и жинки… И дид Хвыля з нами.

– С вами? Какой же это дед Хвыля?

– А вот, что тут, на дороге, стоял. Вы еще с ним разговаривали.

– Этот самый старик? Да его же немцы из села вместе со всем народом угнали? Разве он партизанил?

– Эге ж, товарищ генерал, – сказал один из юных партизан. – Он хочь и на селе жил, а дуже нам помогал: за немцами следил, нас прятал…

– Как же ваш отряд называется? Большой он?

– Отряд наш зовется «Октябрьская революция». А уж сколько в нем народу, то мы одному только командующему скажем. Ватутину, генералу. Как бы нам до него добраться, товарищ начальник? Очень нужно!..

– Ну, если очень нужно, так я за него.

– Це як же?

– А очень просто. Я и есть Ватутин, генерал.

Партизаны удивленно переглянулись, словно не веря, что вот так, на дороге, можно встретить самого командующего. Большой начальник, командующий фронтом! Его не сразу найдешь, да и могут не допустить до него. А тут – встретили и запросто поговорили!.. Им в отряде никто и не поверит…

– А хиба ж вы и вправду Ватутин? – спросили пареньки, всматриваясь в генерала.

Автоматчики, сидевшие позади Ватутина, засмеялись. Этот смех успокоил молодых партизан.

– До вас, товарищ генерал, нас и послали, – начали они торопливо объяснять, проникаясь доверием к Ватутину и ко всем, кто сидел с ним в машине. – Отряд наш переправу подготовил. В зарослях лодки собраны, бочки, плоты!..

– Вот кстати! – воскликнул Ватутин. – Это вот настоящая помощь! Спасибо вашему отряду, ребята!.. – Он повернулся к адъютанту: – Посадите хлопцев в машину. Пусть едут за нами.

Машина тронулась к Днепру. А навстречу ей все шли и шли люди, возвращались из фашистской неволи…

4

Еще во время боев под Курском гитлеровское командование, очевидно предвидя возможность поражения своих войск, усилило строительство мощной линии укреплений на западном берегу Днепра. Отсюда, с высокой, обрывистой кручи, открывался далекий обзор. Отсюда было удобно обороняться, высматривать на другом, низком, берегу важные цели. И теперь гитлеровцы полагали, что после долгого отступления на запад их войска смогут отдохнуть и перегруппироваться, – русским не удастся преодолеть Днепр. Большинство населенных пунктов у побережья немцы превратили в опорные пункты и узлы сопротивления с круговой обороной. На каждой высоте установили доты с пушками, каждый бугор приспособили под пулеметные гнезда. Дороги и поля, где могли пройти танки, они густо заминировали, а в лесах устраивали завалы. Новая крепость стала на пути наших войск Но если овладеть ею, славный, древний Киев будет освобожден!

Ночь становится все темнее. Дует резкий, холодный ветер, косо летят крупные капли дождя. Где-то в тучах с ноющим звуком проходят вражеские бомбардировщики. С западного берега Днепра взвиваются белые ракеты и нависают над рекой, освещая воду призрачным, бледным светом. Огоньки игристо перебегают по волнам, и темными пятнами проступают островки и кусты, склонившиеся над водой.

Вот с западного берега, через весь Днепр, протянулась струя трассирующих пуль. Стремительно несется пунктир из красных, зеленых, белых искр. Слышен тревожный стук пулеметов. И вдруг откуда-то из-за рощи немцам начинает отвечать автоматическая пушка: она бьет трассирующими снарядами, и уже не искры, а огненные птицы одна за другой летят через реку. Яркие вспышки озаряют сизое небо и сизую осеннюю воду. Р-ррру, р-рру!.. – грохочут где-то обвалы, и далеко по реке разносится тяжелый гул. Это рвутся бомбы.

Ватутин, зябко поеживаясь, идет к землянке. В эти решающие ночные часы он почти все время в войсках. На широком фронте идет переправа через Днепр.

Враги не знали, где начнется переправа, и нервничали, растягивали свои силы, метались. Разведка доносила, что они то укрепляют один участок, то снимают с него войска и бросают их на другой. Нельзя давать врагу передышки. Необходимо тщательно скрыть от немцев основное направление удара. Пусть противник гадает, где будут наступать главные силы.

В темноте к Днепру подходят новые и новые части, движутся темные громады орудий, слышен сдержанный говор солдат.

Ватутин идет узкой тропинкой, уводящей в глубь небольшой рощи. Из темноты его тихо окликает часовой. «Сталинград!» – так же негромко отвечает и Ватутин. «Сталинград» – это пароль нынешней ночи.

Пробежав по небу и озарив края туч, над рощей склоняется луч прожектора, и на мгновение причудливым узором возникает над головой переплетение сучьев.

– Сюда, сюда, товарищ командующий! – говорит офицер, идущий за Ватутиным. – Вот мы тут расположились, проходите.

Но Ватутин и сам видит неясные очертания землянок под деревьями. Около них стоят люди.

По ступенькам Ватутин спускается в землянку. Крепко срубленная, она сразу приняла обжитой вид. У стены сложены вещевые мешки, рядом с ними пристроились телефонисты. Посередине землянки небольшой стол, за которым сидят подполковник Федоренко, офицеры, седоусый человек в полувоенной форме и те два паренька-партизана, которых утром Ватутин встретил на дороге. Тут же присутствует и еще один человек, при виде которого командующий невольно улыбается. Это дед Хвыля. Он пьет чай из большой эмалированной кружки, притулившись у края стола. Фигура старика по-военному подтянута. Он опоясан широким солдатским ремнем с двумя подсумками, полными патронов, а рядом с ним стоит прислоненная к стене винтовка.

Увидев Ватутина, Федоренко поспешно встает. Встают и остальные. Дед Хвыля расплескал чай и косит глазами на лужицу, которая, расплываясь, грозит подмочить карту местности, разложенную у другого края стола. Ватутин слышит, как Федоренко шепнул седоусому:

– Командующий фронтом!..

– Я вижу – тут военный совет! – весело говорит Ватутин, делая знак, чтобы все сели. – Какое решение принято?

Седоусый прикладывает руку к козырьку фуражки:

– Разрешите представиться, товарищ командующий фронтом! Командир партизанского отряда «Октябрьская революция» Фролов.

Ватутин подходит к нему. И они здороваются, пожимая друг другу руки, при этом небольшая кисть Ватутина чуть не скрывается в огромной, темной от загара ладони партизана.

– Силен! – говорит Ватутин одобрительно.

– Рабочие руки, – добродушно отвечает партизан.

– Откуда вы?

– Из Донбасса. С шахты «Ирмино».

– Шахтер?

– Да.

– Как же сюда попали?

– Судьба занесла… В сорок первом во время отступления ранили, чуть не пропал. Вот дед Хвыля выходил! – Партизан кивает на старика, который в эту минуту украдкой рукавом смахивал чай со стола. – Потом партизанить стал… Собрал отряд. Сначала маленький. А как люди порасслышали – так и пошли к нам. Сейчас у нас в отряде двести семьдесят человек… Разрешите доложить о действиях отряда?

– И рад бы послушать, да некогда теперь. – Ватутин оглянулся и, увидев, что все продолжают стоять, смутился: – Садитесь же, товарищи! Что вы как на параде!..

Ватутину пододвинули ящик из-под мин, и он сел напротив Фролова. Дед Хвыля и молодые партизаны продолжали стоять.

– Садись, садись, дедушка, чего же стоишь! – сказал Ватутин. – Будь гостем.

– Да нет, я пиду с хлопцами робить, товарищ генерал. – И дед Хвыля взял винтовку.

Но по всему его виду было заметно, что старику очень хочется остаться и послушать разговор генерала с командиром партизанского отряда.

– Успеешь, – остановил его Ватутин. – Подожди, попей чайку, тогда и пойдешь.

Хвыля покорно поставил винтовку на прежнее место и обоим паренькам погрозил глазами, чтобы вели себя тихо.

Федоренко пододвинул карту к Ватутину, опять начавшему разговаривать с Фроловым.

– Есть ли у вас какие-нибудь переправочные средства? – спрашивал Ватутин.

– Есть, товарищ командующий! Здешние болота я и сам хорошо изучил. А в отряде много рыбаков. Как по-твоему, дед Хвыля, тропы есть кому показать?

К Хвыле вернулось спокойствие. Пригладив усы тыльной стороной руки, он ответил с достоинством:

– Скризь любую тропку перейдемо, чоботов не замочим!

Все засмеялись.

– Откуда у вас столько лодок? Как вы их сберегли-то от немцев? – поинтересовался Ватутин.

Ему нравились эти люди, смело делавшие свое дело под самым носом у немцев. Он чувствовал, что на них можно положиться. Такой правдивостью, такой скромной, сдержанной силой веяло от ладного облика Фролова, от его больших рук и легкой усмешки, прячущейся под седыми усами!.. А дед Хвыля? Сколько решимости и смелости в его хитроватых мудрых глазах!.. Да, хорошие, настоящие советские люди!

Думал это Ватутин и в то же время внимательно слушал Фролова.

А Фролов говорил густым, чуть глуховатым голосом:

– Откуда лодки, спрашиваете? То, товарищ командующий, долго рассказывать. Всем народом таскали… Немцы на берегу укрепления строят, а мы лодки прячем: водой заливаем, в песок закапываем… Крестьяне штук пять тайком построили, мы их тоже на острове замаскировали.

– И дед Хвыля работал? – одобрительно взглянув на старика, спросил Ватутин.

– Ну как же! Он у нас первый плотник!

Хвыля откашлялся и опять разгладил усы.

Ватутин придвинулся к столу, и все почувствовали, что сейчас начнется основной разговор, ради которого сюда и пришел командующий.

Федоренко снял и опять надел фуражку, расстегнул и застегнул полевую сумку. Фролов грудью навалился на стол, чуть покосившись на Хвылю, а тот, в свою очередь, строго посмотрел на обоих пареньков, и без того сидевших тихо.

– Вот что, ребята, выйдите! – обернулся к ним Фролов. – Покурите-ка на свежем воздухе.

Партизаны быстро поднялись, встал и дед Хвыля и, густо закашляв, пошел вслед за ними.

– Товарищ Федоренко, а где ваш замполит? – спросил Ватутин.

– Он сейчас с партийной комиссией в полках – принимает бойцов в партию, – сказал Федоренко. – Вызвать?

– Нет, пусть. Но когда вернется, подробно информируйте его… Итак, товарищ Федоренко, сегодня ночью при помощи партизан вы должны будете начать переправу…

5

2 сентября 1943 года наши войска овладели городом Переяслав-Хмельницким, где почти три века назад казацкая рада, созванная Богданом Хмельницким, решила присоединить Украину к Московской Руси. Сейчас древний город лежал в развалинах. Фашисты разграбили и сожгли его…

По шляхам южнее Переяслав-Хмельницкого мчались танковые колонны генерала Рыбалко. Густая серая пыль повисла над полями дымовой завесой. Автоматчики, закутавшись в плащ-палатки и надвинув низко на глаза зеленые стальные каски, лепились на броне.

Когда передовые части Первого Украинского фронта подходили к Яготину, по приказу Военного совета танкисты генерала Рыбалко, находившиеся в резерве фронта, двинулись в направлении Переяслав-Хмельницкого, обгоняя передовые части, и к вечеру 22 сентября, выйдя к Днепру южнее города, с ходу форсировали реку. Такого стремительного удара немцы не ожидали. Танкисты не встретили организованного сопротивления противника. На плотах и паромах они переправили мотомехпехоту на правый берег и, отразив атаки, овладели несколькими прибрежными населенными пунктами.

У Переяслава Днепр широк и глубок Переправляться здесь оказалось нелегко. Если в первые часы еще можно было пользоваться подручными средствами, то для переправы основных сил армии, танков и машин необходимы были мосты.

Ватутин придавал огромное значение постройке надежного моста, и такой мост построили под огнем противника, и по нему пошли танки, которые тут же вступили в бой, расширяя занятый плацдарм.

А несколько севернее передовых отрядов генерала Рыбалко через Днепр переправились танкисты генерала Москаленко и также завязали борьбу за расширение плацдарма.

Смелые и решительные действия танкистов значительно облегчали начало переправы главных сил.

Гитлеровцы поняли, что допустили большую оплошность, и навстречу нашим частям, форсировавшим Днепр, двинули крупные танковые соединения и моторизованные войска.

Чтобы прервать переброску через Днепр наших войск, фашистские самолеты днем и ночью бомбили переправы. Над рекой стоял вой бомбардировщиков, грохот взрывающихся бомб; вода кипящими гейзерами взлетала кверху и оседала каскадами брызг.

Навстречу вражеским бомбардировщикам вылетели паши истребители, и в воздухе завязалось многочасовое непрерывное сражение.

Особенно ожесточенные бои развернулись около Великого Букрина, где советским войскам удалось занять значительный плацдарм. Чтобы ликвидировать его, немцы направили сюда и авиацию, и новую резервную танковую дивизию, и еще две пехотные дивизии…

Севернее Киева за подступы к нему успешно боролись войска генерала Черняховского, мечта которого в конце концов сбылась: Ставка разрешила ему участвовать в битье за Киев.

Заняв приднепровские городки, группы разведчиков Черняховского начали переправляться через Днепр, с боем захватили клочки береговой полосы – где рощицу, где песчаную косу, где каменистую гряду – и, утвердившись на них, шаг за шагом отвоевывали землю правобережья.

Но гитлеровцы были уверены, что советские войска нанесут свой главный удар не здесь, а южнее Киева. Туда фельдмаршал Манштейн и направлял все новые и новые соединения, ослабляя другие участки фронта.

Так начиналась битва за Киев, начиналась великая переправа через Днепр, еще раз прославившая доблесть советского солдата.

6

Ватутин, командующий армией и с ними подполковник Федоренко и его замполит, майор Корнев, шли берегом.

Уже более часа назад Ватутин отдал последнее распоряжение, но возвращаться с берега Днепра на командный пункт ему не хотелось.

Наступили ответственные минуты боя. Если войскам не удастся закрепиться на том берегу, это уже поражение, которое потребует новых усилий и жертв…

Ватутин искоса поглядывал на Корнева. Тот шагал неловко – приподняв плечи и напряженно вглядываясь в темноту. И трудно было представить себе, что этот сутуловатый, немолодой и неуверенно двигающийся в сумраке человек только что просил разрешить ему переправиться на ту сторону на первой же партии лодок и плотов. Ватутин не разрешил. В ответ Корнев только молча приложил руку к козырьку. Но было видно, что отказ огорчил и обидел его.

В эту ночь в полку Федоренко вступили в партию двести семьдесят бойцов и офицеров. Уже стало славной традицией, что перед ответственным боем поток заявлений с просьбой о приеме в партию увеличивается.

Ватутин знал, что полк Федоренко идет в новое сражение, знал, что это очень трудно, но понимал, что предоставить войскам отдых не может. Если руку, занесенную для удара, остановить, удар потеряет силу.

Прислушиваясь к движению на берегу, к негромкой команде офицеров, к сдержанному говору солдат, что вязали плоты или подтаскивали к воде ящики с патронами, минометы, мины, пулеметы, он с волнением ждал минуты, когда первый отряд двинется через Днепр.

В темноте за кустами тюкал топор, трещали сучья, скрипел под тяжелыми сапогами песок. Бледный свет вражеских ракет путался в ветвях, застревал в них, не проникая в глубину.

– Ух, курить до дьявола хочется! – сказал чей-го хрипловатый голос за кустами. – Товарищ старший, можно… в рукав?

– Ни, друже, подожди трохи, а то пулю в рот получишь.

– А я ее проглочу! – ответил солдат.

В кустах засмеялись.

Ватутину показался знакомым голос человека, которого называли старшим. Где он его слышал?.. Ах да, там, на дороге, у сожженной хаты. Петро Дробот… И Ватутин остановился, прислушиваясь.

– У, хвороба тебе в печенку! – вдруг выругался кто-то, возившийся у самой воды. – Шо ты мене толкаешь? Обережно! Хиба тут лужа? Тут Днипро, чи ты не бачишь!..

– Бачу! Бачу! – передразнил сердитый голос. – Ни черта я не бачу!.. Заноси правей, правей заноси, говорю… Руби сучья!

Застучали топоры.

– Покурить бы! – опять протянул тот же хрипловатый голос. – Товарищ старший сержант, я же в рукав… Хотите, наземь лягу?.. Только затянуться разок! Душа ноет.

– А ты заховай свою душу, друже!

– Не могу… Терпения нет!

В кустах чиркнула спичка.

В ту же секунду послышался короткий мягкий удар – очевидно, кто-то выбил спичку из руки, и она мгновенно погасла. Раздался взрыв возмущенных голосов, но их перекрыл голос старшего сержанта:

– Та ты разумиешь, що ты робишь, Яхлаков?! У тебя разум есть?

– Есть, – буркнул Яхлаков. – Самому хватит и другим останется…

– Тю, разум! – крикнул еще один голос. – Не голова у него, а гарбуз!

– Надо лейтенанту доложить!

– Чего докладывать! Всыпать ему, и все!

– А вы не грозитесь, не боюсь!.. Дальше переднего края не пошлют…

– То правда, що не пошлють, – сказал старший сержант Петро Дробот. – А як пошлють, то ми вас з собою не визьмемо.

От презрения он даже перешел с Яхлаковым на «вы».

– Куда это не возьмете?

– А на той берег… Доверия у нас к вам нема. Разумиете?

– Правильно, товарищ старший сержант! Пусть катится к филькиному дядьке…

– Отправить его отсюда подальше. Трус он!

– Это я-то трус! Кто сказал?

– Я сказал.

– Да я!..

– Чего орешь! Не пойдешь ты с нами… Ясно тебе говорят: доверия нет! И довольно!

– Да у меня орден и три медали «За отвагу». Да я, может, пять «языков» привел!.. Да я… – Яхлаков захлебнулся от чувства горькой обиды.

– Горазд! А ну идить с тими вашими медалями до лейтенанта и доложите ему, шо ви приказ порушили, – сказал старший сержант Дробот. – Хай вин виришае, що з вами треба робити…

Солдаты замолчали.

– Молодец! – тихо сказал Ватутин командирам. – Здорово он его!..

– Ну, шо ви стоите, як та дубина на огороде? Идите себе! – опять донесся из кустов строгий голос старшего сержанта.

– Да что вы, ребята, на самом-то деле? – уже просяще заговорил Яхлаков, видимо сдавая позиции. – Я в разведке, у самых немецких постов, и то курил. Перед немцем кланяться заставляете!

– Ладно, будет врать! Иди!

– Ребята! Ну, чего вы? Ну, не буду курить, ежели так…

– Это ты лейтенанту объясняй.

– Да ну, ребята, чего ж вы на самом-то деле! – Голос Яхлакова стал обиженным и жалобным. – Как с врагом…

– Ты и есть враг, когда Гитлеру огнем сигналы даешь!..

Браня Яхлакова на все корки, солдаты не переставали работать. Стучали топоры и молотки, ударялись друг о друга бревна.

– А ну, хлопцы, перестаньте з ним балакать! – сказал Дробот. – Чувахин, визьми у Яхлакова топор!.. Хай соби иде до лейтенанта.

– Ребята, а ребята! – продолжал упрашивать Яхлаков.

– Заплакал! Маленький!..

– Ему бы соску да бутыль с первачом.

– Ты комсомолец, Яхлаков?

– Комсомолец.

– Зря. Выгнать надо. И выгоним…

– Ребята!..

– Заладил: «Ребята, ребята!» Иди отсюдова! Не мешай…

– Ребята, да ведь я, ей-богу, не буду больше!.. Пусть у меня…

В кустах примолкли. Очевидно, солдаты, сорвав первую злость, не могли уже с прежней суровостью гнать Яхлакова.

– Значит, осознал? – помолчав, спросил его старший сержант.

– Осознал.

– Совсем осознал?

– Совсем.

– Ну, дивись!.. Чувахин, отдай ему топор!..

Этот простой, случайно подслушанный солдатский разговор, то суровый и гневный, то добродушный и шутливый, Ватутину понравился, и он оценил его не меньше, чем письменные сводки из частей о моральном состоянии войск и высокой сознательности бойцов.

– Надо будет взгреть еще этого Яхлакова! – тихо сказал командарм подполковнику Федоренко. Ему было неловко перед командующим, который оказался свидетелем недисциплинированности его солдата.

– К чему? – услышав командарма, возразил Ватутин. – Сильнее, чем товарищи, взгреть его нельзя. Он это теперь надолго запомнит…

Они прошли еще метров сто и у небольшого мыса, поросшего густыми кустами верболоза, увидели группу солдат и партизан, спускавших на воду лодки. Тут был и командир партизан Фролов.

Когда Ватутин подошел к мысу, на воде покачивалось уже больше десятка рыбачьих лодок. А метрах в пятидесяти, за песчаным холмом, готовился к переправе передовой отряд.

Федоренко исчез на минуту, потом вынырнул ил темноты и доложил:

– Товарищ командующий, плоты и лодки готовы! Разрешите начинать посадку?

– А люди?

– И люди готовы, товарищ командующий.

– Начинайте!

– Есть начинать!

Голос Федоренко стал глуше. Операция была рискованная. Кто знает, что ждет первый отряд там, на скалистом, обрывистом берегу? Да и доплывут ли они до него? Подполковнику Федоренко было бы много легче, если бы он сам пошел с первым отрядом. Но он должен распоряжаться боем отсюда, должен подготовить отправку и второй и третьей групп, должен прикрыть огнем, когда понадобится, своих передовых бойцов…

И он не столько представил себе, сколько почувствовал все, что должно было сейчас произойти: и стремительную высадку на правом берегу, и короткий бой с растерявшимся от неожиданности врагом, и счастливое ощущение того, что ты первый утвердился на новых позициях, а за тобой идет вся армия. Ох, скорей бы уж все начинать!..

Федоренко сильно устал. Подготовить передовой отряд к отправке было нелегко. Надо быстро и прочно прикрепить к плотам пушки, которые все время стремились сползти в воду; надо найти способ передвигать по реке эти тяжелые плоты, придумать, как довезти, не подмочив, сухой паек в бумажных мешках. Да мало ли еще что!.. Удачно вышло, что под рукой оказался этот партизанский начальник, Фролов. Полезный человек – сметливый, расторопный, приученный ко всему годами трудного партизанского быта…

Дружная, тихая работа на берегу заканчивалась. За несколько часов Федоренко успел провести несколько репетиций, и солдаты уже хорошо знали, как им надо действовать, когда начнется переправа.

Ватутин, не вмешиваясь, одобрительно следил, как распоряжается Федоренко.

Вдруг прямо перед генералами из темноты вынырнула высокая фигура деда Хвыли с веслами на плече.

– Уже воюешь, дедушка? – узнав его, спросил ласково Ватутин.

– Воюю, воюю, товарищ генерал Николай Федорович! – ответил старик.

– Сам тоже – на тот берег?

– Пиду… Покажу бойцам стежку, трохи побуду и – назад, за другими.

– А хватит у тебя сил?

– Э, силы в мене богато, – посмеиваясь, ответил старик. – Дай боже, штоб така сила у всякого доброго казака була!

– Ну, иди, иди! Спасибо!

Дед скрылся в темноте. Небольшими группками на берег стали выходить солдаты и молча рассаживаться по лодкам.

Лязгали в темноте пулеметы. Много хлопот доставили орудия, покачивающиеся на зыбких плотах. Несколько раз над самым местом погрузки нависали горящие ракеты, но немцы словно не замечали лодок с солдатами.

Федоренко и Корнев обходили лодки, отдавали распоряжения. Все понимали, что предстоит необычайный бой. Как только лодки окажутся на быстрине, они тут же попадут под прямой обстрел орудий противника с гребня, и спастись от этого огня можно лишь стремительным форсированием Днепра.

С тихим шумом набегали на берег волны. С севера дул холодный, пронизывающий ветер. В тучах гудели самолеты.

Одна за другой лодки стали отходить от берега и исчезать в темноте. Тут же, в кустах, чуть ли не рядом с Ватутиным, примостился телефонист с трубкой, прижатой к уху. Черный телефонный провод уходил в реку. Где-то вдалеке на лодке негромко верещала катушка, с которой разматывался провод… Еще полчаса – и телефонный кабель свяжет берега.

Заложив руки за спину и крепко сцепив пальцы, Ватутин слушал удаляющийся скрип уключин.

Прошло минут пять. На вражеской стороне вспыхнув прожектор. Луч его, медленно прощупав небо, угас, так л не осветив реку.

Густой мрак висел над Днепром. Лодки словно растаяли, растворились в нем. Что там с нашими? Ничего не слышно, не видно. Но, судя по тому, что немцы не стреляют по этому участку реки, можно предположить, что переправляющиеся пока не обнаружены.

Из-за реки непрестанно, методично бьют орудия. Снаряды разрываются в воде, вздымая бурлящие фонтаны. Случайный снаряд может попасть и в лодку.

Время тянется медленно. Ватутину пора на командный пункт, но он не уходит, решает подождать еще. Если высадка удастся здесь, то она удастся и на других участках фронта.

Подходит Федоренко и молча останавливается. Ватутин слышит его прерывистое дыхание, слышит, как трещит у него в руках ветка, которую он нетерпеливо крошит на мельчайшие куски. Знакомая лихорадка тревоги и ожидания…

– Скоро, Федоренко, будешь в Житомире, а?

– Как возьмем, товарищ командующий… – отвечает Федоренко, стараясь попасть в тон. – Темно, ничего не видно! Даже ракет не бросают!

– А это хорошо, что не бросают. Значит, не обнаружили.

– Не люблю неизвестности, товарищ командующий.

– Терпение, товарищ Федоренко, терпение…

– Да я, товарищ командующий, просто за людей беспокоюсь…

– А ты давно из Житомира?

– С детства уехал.

– Куда?

– Сначала в Москву, учиться – дядя к себе взял, – а потом в Воронеж. Там и жил пятнадцать лет.

Ватутин усмехается:

– Выходит, ты воронежец, а не украинец.

Говоря это, он продолжает всматриваться в даль. Но там ни единого признака начавшегося боя.

– Должны бы уже высадиться, – со скрытой тревогой говорит Федоренко.

– Они и высадились.

– Что же молчат?

– Значит, обстановка такая…

Федоренко и сам достаточно опытный командир, чтобы понимать это. Но ему хочется, чтобы скорей начался бой, чтобы томящая неизвестность развеялась, чтобы стало ясно, что и как предпринимать дальше.

– Ничего не слышно? – спрашивает он телефониста, сжавшегося в комок у подножия дерева.

– Даже не щелкает, товарищ командир.

– Беда, прямо!.. Наверно, провод порван. Проверьте!

На песке и в кустах лежат солдаты, приготовившиеся к бою, если надо будет поддержать высадившихся. На противоположный берег наведены орудия и пулеметы. Тысячи невидимых глаз вглядываются в ночь, стараясь угадать, что происходит за черной пеленой.

Наконец послышался скрип уключин, и на воде появились неясные очертания лодки.

– Разрешите, товарищ командующий, я пойду посмотрю? – сказал майор Корнев.

– Идите!

Корнев, ломая кусты, напрямик побежал к месту, где причаливала лодка.

– Товарищ командующий, – через минуту доложил он взволнованным шепотом, – наши достигли берега! Немцы их пока не обнаружили… Не пора ли перебросить еще людей? Лодки идут сюда.

– А это кто приехал?

– Старший сержант Дробот. С ним дед Хвыля.

– С деда хватит и одной поездки, – сказал Ватутин. – Поберегите-ка его… И… начинайте посадку второй группы!

– Теперь и мне можно, товарищ командующий? – спросил Корнев.

– Теперь и вам. Отправляйтесь! Организуйте там дело.

Корнев мгновенно исчез в кустах, где ждал своей очереди резерв.

Одна за другой из темноты появлялись лодки. Солдаты рассаживались и сейчас же отталкивались от берега.

Федоренко не сразу заметил, что его замполит ушел.

– Эх, и не попрощались!.. – досадливо пробормотал он. – Да и не надо было мне его отпускать. И здесь для него дел хватит…

Внезапно над Днепром вспыхнули десятки ракет. И лодки этой, второй партии, едва достигнув середины реки, оказались видными как на ладони. Четыре немецкие батареи тяжелых минометов разом обрушили свой огонь. Стараясь определить по звуку, откуда стреляют минометы, Федоренко приказал бить по ним изо всех орудий.

По-прежнему не вмешиваясь в распоряжения подполковника, Ватутин внимательно наблюдал за ним. Ему нравилась решительная точность приказов Федоренко. Когда дело дошло до боя, он был на своем месте. Да, несомненно, на своем месте!

На Днепре яростно рвались вражеские снаряды. Осветительные ракеты теперь висели в небе целыми гроздьями. Над ними метались черные тени «юнкерсов». Рвались бомбы, поднимая тысячи тонн боды.

Вот мертвенный, чуть зеленоватый свет ракеты осветил разбитую лодку. Она так быстро погружалась в воду, словно кто-то тянул ее вниз. Доплывет ли хоть кто-нибудь из ее команды?.. А на той стороне снизу вверх тонкими струйками летят уже красные и зеленые огоньки. Это дерутся те, кто достиг правого берега.

Ватутин, не отрывая глаз, все вглядывается и вглядывается туда. Удержатся ли? Уцелеют ли?..

– Киев! Киев! – вдруг отчаянно закричал телефонист. – Да, слышу, слышу!.. Орел!.. Орел!.. А, чтоб вас!.. Куда вы там подевались? Думал, уже всех порубали! Кто это?.. Петро Дробот? Здесь командир!..

Телефонист хотел что-то сказать Федоренко, но тот сам выхватил у него трубку:

– Кто говорит?.. Лейтенант Макеев! А где Корнев?.. Да, Корнев!.. – Тревога за жизнь замполита не оставляла его. Он ругал себя, что молчаливо согласился с просьбой Корнева, не настоял перед командующим, чтобы тот отменил свое решение. – Как не прибыл?.. Что? Потоплена лодка?.. Ах, черт возьми!.. А это точно?.. Ну, а у вас что?.. Ага! Да, да… Слышу… Слышу! Держитесь!.. Держитесь, говорю! Поможем!.. Обязательно поможем!..