Текст книги "Враг тайный"
Автор книги: Александр Гулевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
Глава 23
Сознание вернулось как-то сразу, и вместе с ним пришла тупая боль в голове. Не сдержавшись, Алексей глухо застонал, приоткрыл глаза, медленно поднявшись, ощутил сильное головокружение. Вновь закрыв глаза, он посидел какое-то время, после чего ощупал свою голову и обнаружил марлевую повязку с большим марлевым тампоном. Когда головокружение унялось, Алексей открыл глаза и огляделся, он находился совсем не в тоннеле, а в какой-то небольшой комнате с овальными стенами и малюсенькими оконцами, больше смахивавшими на бойницы. Поднявшись с кушетки, он осторожно подошел к ближайшему оконцу, выглянул из него и буквально с первого взгляда понял, где он находится, – это была та самая наблюдательная башня городской противопожарной службы, некогда бывшей одной из сторожевых башен крепостной стены. Пришедшая на ум мысль, как он здесь оказался, только появившись, в тот же миг испарилась от того, что он увидел. Из только что подъехавших грузовых машин выскакивали вооруженные бойцы с характерными опознавательными повязками на рукавах, а чуть дальше виднелись машины с прицепленными к ним полевыми орудиями.
– Да, лейтенант, мы оказались в ловушке, из которой для нас выхода нет, пришло наше время умирать во имя империи, – неожиданно послышался за его спиной спокойный возглас Левантина. Медленно обернувшись, Алексей внимательно его рассмотрел и, кашлянув в кулак, задал ему вопрос:
– Как я здесь оказался?
– Мы вас и вашего напарника обнаружили в тоннеле и перенесли сюда, он пришел в себя значительно раньше и сейчас занимает стрелковую позицию в одной из бойниц. Мы готовимся продержаться как можно дольше, чтобы хватило времени Генеральному штабу связаться со всеми частями империи и организовать общую координацию, чем сейчас офицеры Генерального штаба и занимаются. Видите, как мы быстро сработали, одного не пойму, как вы оказались в тоннеле и умудрились включить станцию, будьте добры объясниться, – с чувством удовлетворения высказался Левантин, от чего Алексей про себя ругнулся, такой дурной активности от полковника он никак не ожидал.
– Полковник, я после нашей с вами встречи направился в Департамент градостроительства и в архиве нашел чертежи старых коммуникаций, благодаря чему мне удалось вычислить месторасположение тоннеля и через него попасть в автоматическую станцию и включить ее, но на обратном пути за нашими спинами что-то бахнуло, после чего тоннель стал стремительно обваливаться. Я так понимаю, это вы дверь, ведущую в тоннель, подорвали, в результате чего и произошел обвал. Если бы вы не поспешили, то все было бы проделано тихо и незаметно, но теперь об этом не может быть и речи, хорошо, если сутки продержимся, башню просто расстреляют из артиллерии, пока от нее не останутся горы битого кирпича и камня. Эх, полковник, поспешили вы… – с разочарованием отозвался Алексей, понимая, что теперь ему деваться некуда, все пути возможного отхода были наглухо отрезаны, и во многом он был виноват сам, сразу не обговорив с полковником условия совместных действий. – Хоть расскажите, как вам-то удалось башню захватить.
– По вашему же совету дело и провернули, проследили от башни, куда направляется грузовик, на котором продовольствие привезли, и уже там подсуетились. Выяснили график поставки и, когда они собирались отправлять новую партию, подсыпали лошадиную дозу снотворного в бочку с водой, а спустя три часа мы просто вошли в башню и взяли ее в свои руки. Нашли место, где находился замурованный спуск в подземный тоннель, разбили стену и, спустившись, обнаружили запертую стальную дверь, которую мы и подорвали, – не скрывая гордости за сделанное, ответил Левантин, всем своим видом демонстрируя нежелание принимать в свой адрес какую-либо критику.
– Полковник, вы видели, что башню окружают и подтягивают полевую артиллерию? – хмуро взглянув на Левантина, поинтересовался Алексей нейтральным тоном и, увидев его реакцию, мгновенно осознал, что на сей раз он вляпался в совсем уж гибельную историю.
– Нет, еще не видел, но сейчас схожу на наблюдательную площадку и посмотрю.
– Полковник, мать вашу так! Бегом наверх и приказывайте своим людям открыть огонь из тех орудий, которые установлены на башне, или вы действительно возомнили из себя сакральную жертву? Так я поспешу вас разочаровать, не выйдет из вас никакой сакральной жертвы, потому как по-дурацки все сложилось, но уж как есть. С башни хорошо видны позиции, на которых собираются устанавливать орудия, так что вперед и с песнями громить врага первыми и не дожидаться, когда они нас опередят, – рявкнул Алексей, не выдержав такого расслабленного состояния полковника, совершенно неуместного в складывающейся обстановке.
– Как вы смеете?! – взревел Левантин, хватаясь за револьверную кобуру.
Ругнувшись, Алексей подскочил к полковнику, от всей души ударил раскрытой ладонью по лицу, резко заломив руку за спину, прижал Левантина к стене и с яростью прошипел:
– Только тронь ствол, шею сверну на раз. Если такие полковники в Генеральном штабе обитают, то нет ничего удивительного в том, что гальзианская политическая разведка чувствует себя в столице Империи Астара как дома. С подобными титанами мысли, как вы, полковник, и не такие неприятности приключаются. Поймите же, наконец, это не игра, никто живым из этой башни не уйдет, мы тут все поляжем, а раз так, то помирать надо с музыкой, да чтобы обыватели Астариума надолго запомнили наш последний бой. Вперед, полковник, это есть наш последний и решительный бой!
Отпустив Левантина, Алексей глубоко вздохнул и, мягко подтолкнув его в спину, краем глаза увидел под кушеткой свою сумку, где было оружие. Пройдя к ней, он присел, увидел, как полковник покинул комнату, и, достав из-под кушетки сумку, открыл ее, взял два револьвера, подвесил кобуры на пояс и, ссыпав патроны в карманы, достал обрез из охотничьего ружья, но повертев его в руках, положил обратно в сумку. Обрез – оружие последнего шанса, которое потребуется, когда противник ворвется непосредственно в башню, тогда ему и цены не будет, а сейчас оно было совершенно ни к чему.
Задвинув сумку обратно под кушетку, Алексей вышел из комнатушки, огляделся, спустился на нижний уровень и увидел полтора десятка вооруженных офицеров, которыми командовал полковник, а за их спинами было видно трофейное оружие, сваленное, как попало, в кучу. Оглядев все это, он поздоровался со всеми присутствующими и негромко задал вопрос:
– Парни, а куда вы пленных подевали?
– Разоружили всех спящих и вынесли за баррикаду, которую плотно заминировали, – ответил смуглолицый офицер и, глубоко вздохнув, заговорил вновь: – С оружием и боеприпасами теперь полный порядок, как и с продовольствием, а вот с водой дело плохо. Мы-то по одной фляжке с собой захватили, а бочку с водой, которую сюда доставили, мы отравили сильнейшим сонным зельем, здесь есть только одна пятнадцатилитровая канистра, и все. Надо было об этом заранее подумать, но мы как-то не учли этот момент, а теперь поздно, воду нигде не взять, мы окружены, и вот-вот начнется артобстрел.
– Плохо дело, – признал Алексей, рассматривая жестяную канистру с питьевой водой и, подумав несколько мгновений, распорядился:
– Каждый из вас сейчас наполняет свою фляжку, берет оружие с боеприпасами и занимает огневую позицию, а оставшаяся вода теперь будет под замком. Если без еды можно продержаться довольно продолжительное время, то без воды мы протянем совсем недолго. Вперед, парни, времени у нас с вами на раскачку нет совсем, да, и вывесите флаг империи на шпиле башни, пусть все жители столицы его увидят.
Понимающе переглянувшись, офицеры разобрали ящики с боеприпасами и гранатами и разошлись выбирать каждый себе стрелковую позицию, а двое, быстро отыскав имперский стяг, поспешили на крышу башни. Оставшись в одиночестве, Алексей подошел к ближайшей куче оружия и выбрал себе мощный штуцер с оптическим прицелом, а также схватил за транспортировочную рукоятку тяжелый станковый пулемет и потащил его обратно в комнатенку. С трудом подняв пулемет по лестнице, он закатил его в комнатушку и, передохнув пару минут, установил в оконце. Вновь спустившись на нижний уровень, он накинул на плечи несколько снаряженных пулеметных лент и, взяв в каждую руку по патронному ящику, вернулся обратно. Сделав дело, он подумал какое-то время и решил подняться на смотровую площадку, где стояли орудия.
Вытащив из сумки бинокль, вышел из комнатенки, взбежал по ступенькам на смотровую площадку и огляделся. Шестеро офицеров, переставив орудия, сноровисто подготавливали их к ведению огня, а двое записывали координаты целей, смотря в большую артиллерийскую буссоль. Подойдя к Левантину, изучавшему в бинокль все еще высаживавшегося из машин противника, Алексей в задумчивости постоял около минуты и негромко задал ему вопрос:
– Полковник, когда вы начтете вести огонь по врагу?
– Не стоит спешить, лейтенант, пусть выгрузят снаряды к орудиям, мы подловим момент и нанесем удар именно туда. Место это мы уже вычислили, сейчас там началась разгрузка. Что касается пехоты, то пока опасаться штурма нам не стоит, без предварительной артиллерийской подготовки командование противника на него ни за что не решится. Судя по той скорости, с которой они разгружаются, они не спешат, явно планируют артиллерией нас уничтожить без использования пехоты, но это вряд ли, выждем еще минут так десять или пятнадцать и произведем несколько пристрелочных выстрелов, после чего откроем беглый огонь. Снарядов, в общем, хватает, да и экономить их нет никакого смысла, так что надо сразу заявить о себе очень громко, так, чтобы это услышали и увидели все в городе. Чем больший мы нанесем сейчас ущерб противнику, тем дольше продержимся.
– Соглашусь, в данном случае такая стратегия будет самым наилучшим выбором. Командуйте, полковник, это ваш выход и не мне вас учить, поступайте так, как считаете нужным, – спокойным тоном отозвался Алексей и, осмотрев в бинокль, как продолжают прибывать грузовики с войсками, глубоко вздохнув, пожелал Левантину воинской удачи, развернулся и направился обратно. Вмешиваться и мешать командовать полковнику он не собирался, в артиллерии он толком не разбирался, да и вообще не имел какого-либо военного образования, не его это была стезя, оставалось только быть стрелком.
Вернувшись в комнатушку, Алексей вскрыл ящики с патронами и гранатами и неспешно принялся готовиться к бою. Подготовив ленты и вскрыв ящики с патронами, он проверил состояние пулемета и, убедившись в его исправности, зарядил. Поводив стволом туда-сюда и определившись с сектором ведения огня, Алексей взял в руки штуцер, вставив обойму, передернул затвор и стал внимательно рассматривать в оптический прицел прилегающую территорию. При первом взгляде ничто не выдавало наличие наблюдателей противника, но присмотревшись более внимательно, он одного за другим вычислил пару десятков наблюдателей и снайперов, не так давно занявших свои места и еще не успевших их основательно подготовить, что их быстро и выдало. Стрелять он не спешил, время для этого еще не пришло, сейчас было время наблюдения…
Прошло минут пятнадцать, и все это время Алексей, не отвлекаясь ни на что другое, вычислял наблюдателей, снайперов и пулеметчиков, что в целом у него получилось неплохо. Устало опустив штуцер, он глубоко вздохнул, размялся и, открутив крышку фляжки, сделал маленький глоток воды, и в этот момент на смотровой площадке знатно ухнуло, а затем еще несколько раз. Быстро закрутив крышку и бросив фляжку на кушетку, он хотел было подойти к окошку и посмотреть, но где-то в трех или четырех километрах рвануло так, что затряслась вся башня, и, не удержавшись на ногах, Алексей упал на пол. Вставать он не решился, предпочтя выждать, когда вся эта свистопляска прекратится, и даже когда перестало трясти башню, он еще какое-то время лежал, после чего медленно поднялся и, стряхнув с себя пыль, подошел к окошку, посмотрел в него, но ничего не увидел, кругом, куда ни кинь взгляд, висела густая пыль. Когда она осела, Алексей, не сдержавшись, выругался сквозь зубы, все его труды пошли насмарку, от тех зданий, где засели наблюдатели и снайперы, остались лишь горы битого кирпича, а на месте, где выгружали снаряды, зияла гигантская воронка, стремительно наполняющаяся водой из разрушенного водопровода. Нанесенный противнику ущерб был серьезным, восполнить который было не так-то и просто, и действительно, их не беспокоили вообще никак более пяти часов, ну а потом как-то вдруг начался массированный артобстрел…
Сколько продолжался методичный обстрел башни, Алексей не знал, он давно потерял счет времени, башня сотрясалась от постоянных разрывов артиллерийских снарядов среднего калибра, но несмотря на это, древнее крепостное сооружение не имело пробитий, правда, от этого было нисколько не легче. Каменная крошка, отваливающаяся с внутренней стороны, била по телу очень болезненно, а от кирпичной и штукатурной пыли дышать было еще тяжелее, отчего приходилось заматывать лицо куском разорванной мешковины, но она не сильно-то и помогала. От постоянного грохота Алексей даже при наличии беруш практически оглох, как и оставшиеся после уничтожения наблюдательной настройки с артиллерийскими орудиями буквально через двадцать минут после начала обстрела. Артиллеристы погибли вместе с ними, но успели своим яростным огнем наделать противнику немало бед. Как ни удивительно, но полковник Левантин выжил и продолжал командовать обороной башни, хотя в этом особой необходимости уже не было, противник не спешил пускать в атаку свои пехотные подразделения, предпочтя вести огонь издалека.
– Когда же это, наконец, закончится?! – не выдержав, взревел Алексей, не узнавая своего голоса, и, схватившись за штуцер, взялся рассматривать возможные места, где могли укрыться артиллерийские корректировщики. Несколько минут потребовалось, чтобы выявить корректировщика и снять его. Он хотел было продолжить, но вдруг ощутил, как на его левое плечо легла чья-то рука. Резко обернувшись, Алексей увидел человека с чумазым лицом, обсыпанного пылью с головы до ног, и лишь только внимательно приглядевшись, он его узнал, это был Левантин.
– Все плохо, лейтенант, башня долго не продержится, от силы часа полтора, максимум два, но не более. Все же кладка башни древняя, уже пошли трещины, и они постепенно расширяются. Надо разделиться, большая часть спускается в казематы и будет оборонять до конца работающую подстанцию, а несколько человек останутся в башне и будут продолжать изображать оборону. Таким образом, мы хоть какое-то время, да выиграем, – громким голосом высказался полковник и потряс контуженой головой, пытаясь унять звон в ушах.
– Левантин, идите в казематы и забирайте с собой всех бойцов, оставьте только двоих добровольцев, какое-то время мы продержимся, а когда совсем уж припечет, спустимся. Понятно, что обломки башни завалят вход в казематы, и мы окажемся в смертельной ловушке. Будут они разбирать завалы или нет, теперь уже для нас особого значения не имеет, мы свой долг выполнили, осталось с честью сложить свою голову, и только, – отрешенно сказал Алексей и, коротко взглянув на помрачневшего полковника, глубоко вздохнул, вновь приложился к оптическому прицелу и, поймав в него зазевавшегося вражеского наблюдателя, точно выстрелил.
– По крайней мере, еще как минимум сутки мы сможем обеспечить бесперебойную работу подстанции… – выдохнул полковник, и по еле уловимым ноткам в его голосе Алексей понял, что где-то в глубине души полковник сожалеет о своей спешке, но несмотря на это, предстоящей своей гибели он не боялся. Аккуратно подтолкнув его в спину, Алексей взглядом указал, что ему следует делать, и полковник от переполнявших его чувств отдал воинское приветствие и поспешил вниз, где укрывались от обстрела его офицеры.
Проводив взглядом Левантина, Алексей, тяжело вздохнув, вновь взялся за штуцер и, выловив еще одного наблюдателя, выстрелил, но на этот раз не попал, пуля угодила в остатки кирпичной стены, отбив изрядный кусок кирпича. Ругнувшись сквозь зубы, он сделал шаг в сторону, и в этот момент разрывная пуля попала в откос оконца, отбившееся каменное крошево осыпало его с головы до ног, а спустя какие-то считаные мгновения одновременно в башню попало несколько снарядов. Башню тряхнуло, да так, что Алексей, не удержавшись на ногах, упал на пол, буквально на его глазах в стене образовалась сквозная трещина, она с каждым мгновением расширялась, отчего послышался страшный скрежет каменной кладки. Башню трясло, вот-вот она должна была рухнуть.
Резко вскочив на ноги, Алексей вытащил из-под кушетки сумку, достал из нее очки пилота и, натянув их на глаза, перевязал лицо куском ткани, оторванным от шерстяного одеяла, оглядевшись по сторонам, сквозь зубы выругался. Деваться ему уже было совершенно некуда, металлическая винтовая лестница, ведущая вниз, обвалилась, тем самым отрезав путь к отступлению, оставалось только бежать на самый верх… Недолго думая, Алексей схватил штуцер и, перепрыгивая сразу по нескольку ступеней, понесся на самый верх, когда он выбрался на разрушенную артиллерийским огнем наблюдательную площадку, всем нутром ощутил, как под ним древняя башня стала с неимоверным грохотом складываться…
Сколько продолжался этот ад, Алексей не знал, ему все происходящее показалось вечностью, пришел в себя он лишь тогда, когда перестало все, его окружающее, трястись. Что происходило вокруг, он не видел, в воздухе стояла густая пыль. Протерев стекла очков и убедившись в полной бесполезности этой затеи, Алексей прислушался к себе и попытался встать, но не смог, левая нога онемела и практически не двигалась, а все тело ныло от тупой боли. Пошарив рукой вокруг себя, он нащупал какую-то круглую палку и, опираясь на нее, с немалым трудом поднялся, выбрав наугад направление, медленно побрел вперед.
Идти на ощупь, опираясь лишь на длинный шест, было тяжело и не совсем удобно, пришлось поискать в дополнение к нему что-то еще, и это оказалась обычная армейская винтовка с примкнутым штыком. Снять его не удалось, защелка оказалась наглухо забитой песком. Мысленно махнув рукой, Алексей продолжил брести дальше, и в какой-то момент густые клубы пыли перед ним развеялись, и он от неожиданности замер. Алексей стоял на довольно высокой горе битых каменных блоков, а метрах так в ста от него двигался длинный строй солдат противника, они медленно шли в его направлении, но вдруг увидев его, строй по какой-то причине сначала замедлил шаг, а потом и вовсе остановился.
Вдруг ударили резкие порывы ветра, и над его головой что-то сильно захлопало. Подняв голову, Алексей от изумления крякнул, в левой руке он держал не просто длинный шест. Он держал имперский флаг, который до недавнего времени развевался на обороняемой ими бывшей дозорной башне, а в правой руке – винтовку… Лучи солнца в какой-то момент отразились от штыка, отчего пришлось зажмурить глаза, слишком уж болезненно это оказалось для глаз, даже прикрытых защитными очками. Чтобы хоть как-то снять напряжение текущего момента, Алексей поднял повыше флаг и, наклонив винтовку, прихрамывая на левую ногу и превозмогая боль во всем теле, направился на вражеский строй, и в этот момент вдруг словно из ниоткуда появились несколько военных бипланов с опознавательными знаками имперской штурмовой авиации. Юркие штурмовики, сбросив сразу с десяток малых бомб на вражеский строй, принялись его обстреливать из пулеметов. После того как прогремели взрывы, противник бросился врассыпную, кто куда, не разбирая дороги.
Сил идти дальше не было, Алексей воткнул знамя между камнями, устало присел на обломок каменного блока и, уложив винтовку на колени, прикрыл глаза и вытянул сильно разболевшуюся левую ногу. Желание продолжать участвовать во всей этой истории у него пропало, он и так сделал больше, чем планировалось, и с этой минуты посчитал взятые на себя обязательства перед баронессой выполненными в полном объеме.
Сколько он так сидел на теплом камне, прислонившись спиной к валуну, он не знал, просто в какой-то момент его кто-то потряс за плечо, Алексей с трудом разлепил глаза и увидел перед собой знакомого офицера, командира одной из рейдовых групп, который что-то ему говорил, но Алексей ничего не слышал. Сняв очки, он провел ладонями по ушам и, взглянув на них, увидел кровь от порванных барабанных перепонок. Показав офицеру жестами, что ничего не слышит, Алексей достал из внутреннего кармана блокнот с ручкой и написал, что под развалинами наблюдательной башни в казематах заблокирован полковник Левантин с бойцами, и передал его офицеру. Поняв, что происходит, офицер отдал команду сержанту, он помог подняться на ноги Алексею и провел его до бронированного автобуса, усадив на место рядом с водителем, велел тому куда-то его отвезти.
Водитель завел двигатель, сделал широкий круг, выехал на сохранившуюся дорогу и куда-то поехал. Алексей безучастно сидел рядом с водителем и отрешенно смотрел в окно, видел, как части, верные присяге, входили в столицу и брали все новые и новые районы и целые административные округа под свой контроль. Где-то противник, не принимая боя, отступал, где-то он яростно оказывал сопротивление, но его без всякой жалости зачищали, применяя для этого не только штурмовые подразделения и артиллерию, но и авиацию. Генеральный штаб, воспользовавшись восстановлением связи, вернул в свои руки управление войсками и решительно взялся за подавление инспирированного гальзианской политической разведкой путча. Впереди было много работы – полное освобождение столицы и наведение порядка с последующим проведением масштабного следствия относительно всего произошедшего, выявление всех заговорщиков и их заслуженное наказание по всей строгости имперского закона…
Автобус выехал на окраину города и, двигаясь какое-то время по объездной дороге, прибыл к какому-то особняку, превращенному во временный военный госпиталь, где были развернуты десятки палаток с красными крестами.
Водитель, остановив машину возле палатки первичного приема, быстро выскочил из кабины, помог Алексею выбраться из машины и, сопроводив его в палатку, передал дежурной медсестре, лихо козырнув, развернулся и поспешил к автобусу, а спустя минуту выехал из полевого госпиталя.
Медсестра, бегло осмотрев Алексея, задала ему вопрос, но он отрицательно мотнул головой, жестами дал понять, что ничего не слышит, и указал на левую ногу, боль в которой все усиливалась. Понимающе кивнув, медсестра удалилась и вернулась обратно в палатку уже с седовласым врачом, который велел медсестре помочь пострадавшему раздеться и взялся за его осмотр, занявший около получаса. Когда все было завершено, медсестра помогла Алексею дойти до бани, где двое банщиков помыли его и выдали казенную пижаму с тапочками, после чего медсестра сделала ему два укола и передала медицинское заключение. Взяв лист, он внимательно его прочитал и тяжело вздохнул, все его тело было сплошной отбивной, однако это не представляло какой-либо угрозы для его жизни, даже перелома ноги не было, ему прописывались покой и усиленное питание. Что же касается слуха, то результат не был столь радужным, существовала немалая вероятность того, что слух к нему уже никогда не вернется, но в целом, исходя из того, какую передрягу с обрушением наблюдательной башни он пережил, можно сказать, что ему еще несказанно повезло…
Поблагодарив медсестру, Алексей вышел из палатки и увидел, как из только что остановившегося бронеавтомобиля выпрыгнула баронесса и хотела было пройти в особняк, но увидев его, на какой-то момент замерла. Быстро взяв себя в руки, бросилась в сторону Алексея и, схватив его за плечи, что-то стала ему торопливо говорить, но тут вмешалась медсестра и потребовала не беспокоить пациента. Внимательно ее выслушав, баронесса задала несколько вопросов, затребовала лист бумаги и ручку, и когда медсестра их принесла из палатки, быстро что-то написала и передала лист Алексею. Взяв его, он вчитался в наспех написанный текст и от злости скрипнул зубами. Фаина, будучи в подразделении спецсвязи, придержала на какое-то время пришедший приказ, подписанный начальником тайной полиции, об его задержании с последующим расстрелом как агента гальзианской политической разведки, подписанный смертный приговор прилагался. При таком положении дел оставаться в госпитале было никак нельзя, надо немедленно бежать…
Фаина, не дожидаясь реакции Алексея, поцеловала его в щеку и, бережно подхватив под руку, повела к бронеавтомобилю и помогла ему в него забраться. Когда Алексей с удобством расположился, села за руль и, захлопнув дверь, вывела машину из полевого госпиталя и направилась к выезду из города. Проводив задумчивым взглядом удаляющийся бронеавтомобиль, медсестра глубоко вздохнула и собралась было вернуться в палатку, но увидела лежавший на земле лист и, подобрав его, прочитала текст, написанный молодой женщиной, прибывшей за пациентом. Охнув, тут же бросилась в соседнюю палатку и, найдя врача, отозвала его в сторону и совсем тихо зашептала:
– Вольдемар Маркович, похоже, у нас будут крупные неприятности, пациент наш последний, оказывается, висельник и изменник, которого приговорили к расстрелу.
– С чего ты это взяла, Мария? – удивленно приподняв брови, таким же тихим голосом поинтересовался врач, внимательно изучая испуганные глаза медсестры.
– Вот возьмите и сами убедитесь. Девица, приехавшая в госпиталь на бронеавтомобиле, увидев нашего пациента, затребовала лист бумаги и ручку и на моих глазах написала записку и вручила пациенту, после чего они уехали, лист же этот пациент, видимо, в спешке выронил. Даже не знаю, что теперь и делать… – с испугом прижав руки к груди, выговорила медсестра и с надеждой посмотрела в глаза задумчивого врача.
Перечитав написанный второпях текст, Вольдемар Маркович поразмыслил какое-то время и, придя к определенному решению, достал из кармана старую потертую зажигалку, смял лист бумаги, поджег, и когда он полностью сгорел, растоптал ногой и, осмотревшись по сторонам, совсем тихо произнес:
– Ты ничего не видела и ничего не знаешь. Не думаю, что на нас выйдут офицеры тайной полиции, мы ведь ничего предосудительного не сделали, оказали первую медицинскую помощь пострадавшему человеку, и все. Этот неизвестный, получив помощь, уехал на бронеавтомобиле, чему найдется по крайней мере несколько свидетелей. Так что если на тебя выйдут, держись именно этой версии и ничего не бойся. Ты меня поняла?
– Да, Вольдемар Маркович, я вас поняла.
– Вот и хорошо, а теперь выбрось все произошедшее из головы и займись делом, в самое ближайшее время начнут поступать раненые в большом количестве, и всем станет не до того… – отозвался врач и, ободряюще подмигнув медсестре, провел ее в палатку, достал из сейфа с лекарствами бутылку вина и, разлив его в хрустальные бокалы, предложил выпить. Мария малыми глотками выпила весь бокал и, поблагодарив врача, поспешила в приемную палатку, на ее душе стало легче, тревожность, вызванная прочитанной запиской, отступала.
