Текст книги "Kyvernítis (СИ)"

Автор книги: Александр Грохт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

- Не был? - чувствовал я себя дураком. - Но зачем он мне всё это наплёл?

- Кто знает? - пожал плечами отец Онуфрий. - Кровь молодая. Может, просто хотел весу себе прибавить.

- Он знал о временных петлях, - задумчиво сказал Алекс. - Откуда?..

Зазвонил телефон.

Я уже и забыл, что есть такой полезный девайс - наверное, сказывается воспитание Алекса.

Но трубку, из кармана штанов, достал шеф.

- Алло?

Я надеялся, что это звонит Антигона.

Но судя по лицу Алекса, это была не она.

- Котов, - сказал он вслух. - Из скита. Инок Софроний пропал.

Глава 19

- А пропал ли?.. - Владимир задумчиво вертел в пальцах рюмку. В его широких ладонях стограммовый стаканчик казался напёрстком.

- Может, просто сбёг чувак? - высказал версию Чумарь. - Намаялся в скиту по самые помидоры, да и решил на большую землю податься. Я бы сбёг, - он искоса посмотрел на батюшку, и извиняюще пожал плечами. - Извините, если что не так сказал.

- Каждому - своё, - не стал обижаться бывший сержант.

Лихо обезврежено, - думал я. - Дурное влияние схлынуло, книжица и череп едут в Москву. Так что и вправду не о чём беспокоиться. Подался парень в свой Воронеж, к родителям и девушке. Ну и правильно.

О звонке майора как-то быстро забыли. За окнами терема стояла ночь, глухая и непроглядная, как ватное одеяло. А у нас было тепло, уютно. Тлели уголья в печи, перед иконой Николы-чудовторца горела свечка, на столе попыхивал самовар...

Спать почему-то никому не хотелось, и мы продолжили посиделки. "Арктику" допили, и на столе откуда-то появилась пятилитровая бутыль самогону, настоянного на сосновых шишках - смолистого, терпкого и забористого, как наждачная бумага.

После бани, горячей еды и спиртного усталости я уже не чувствовал, только гулкую пустоту где-то внутри головы. Порывался вскочить, бежать куда-то, и приходилось напоминать себе, что всё кончено. Убийцу Нестора и других монахов отыщет майор Котов - у него на преступников особый нюх. На "раз" вычислит.

Чумарь начал напевать что-то себе под нос - на удивление, очень разборчиво, без всякой каши:

На земле весь род людской

Чтит один кумир священный

Он реальный царь вселенной

Тот кумир - телец златой...

И вдруг припев подхватил Владимир, ожидаемо густым басом:

Сатана здесь правит бал

Здесь правит бал

Люди гибнут за металл

За металл!

Воздвигшись над столом, держа рюмку "по гусарски" и чуть покачиваясь, Алекс подхватил мотив, но куплет повёл совсем другой:

Много крови, много песен

За прекрасных льётся дам,

Я же той, что всех прелестней

Песнь и кровь свою отдам...

Песнь и крооовь... Свою отдам!

Залихватски опростав рюмку, он грохнул её об стол, и оглядел собрание: кто, мол, принимает вызов?..

Но никто не принял. Я петь не умею, а батюшка-сержант сидел отстранившись, задумавшись о своём, и только отщипывал мякиш от румяного бока грибного пирога и катал из него шарики...

А потом я отключился. Положил руки на стол, а на них - голову, и провалился во тьму. Снилось, что меня замуровали в каменном мешке, и он такой тесный, ровно гроб, опутанный серебряными цепями.

Испугавшись, я вскинулся, продрал глаза...

Я лежу в своей кровати, на втором этаже. Рассвет ещё только занимается - занавеска на окне сделалась чуть розоватой, прозрачной. И даже чаек не слышно.

Мужики затащили, - лениво подумал я. - Увидели, что я сплю, да и пожалели. Отнесли в кровать...

Я был полностью одет, даже в ботинках. Хотя по кухне ходил в носках, я это точно помню: ботинки мои насквозь промокли, и я оставил их в тёплой бане, рядом с каменкой...

Накатило противное чувство, что я всё ещё сплю. Так иногда бывает: думаешь, что проснулся, подымаешься, совершаешь какие-то действия, и только потом просыпаешься по-настоящему. Или не просыпаешься.

Пить хотелось страшно. Я сглотнул сухим горлом и понял, что хочу не пить. А питаться. Да так сильно, что виски ломит и челюсти выворачивает. Проведя языком по зубам, я даже испугался: показалось, что клыки удлинились раза в три...

Где-то Антигона оставляла термос с кровью, - поднявшись, я зачем-то заглянул в фаянсовый кувшин, ничего в нём не обнаружил, кроме дохлого паука, и потащился к двери.

Холодильника в тереме нет, зато есть ледник, или поруб, как его здесь называют. Пристроенная к терему землянка с ледяным полом и стенами, где хранится снедь и банки с маринадами. Помнится, в последний раз Антигона доставала термос именно оттуда... да, точно. Он ещё был запотевший, покрытый мелкими капельками конденсата.

Спускаясь ломаными шагами по лестнице, я отметил, что в горнице стоит мёртвая тишина. Даже ходики на стене, сопровождавшие людской быт размеренным тиканьем, молчат.

Угли в печке потухли. В кухне чисто, прибрано и пахнет холодным пеплом.

Стараясь не шуметь, я отворил небольшую дверку в углу, и ёжась, вошел в поруб. Поморгал, приноравливаясь к скудному свету, падающему из двери, и пошел в глубину.

Шел почему-то очень долго, минут десять. Хотя помнил, что ледник тянется всего метров на пять - шесть.

Наконец дошел до конца, щурясь, поискал на полках, между банок с прошлогодними огурцами и лежалыми яблоками, нащупал холодный металлический бок термоса, свинтил крышку и припал к горлышку.

Ничего не вышло.

Термос оказался пуст. В нос шибал запах застарелой крови, вызывая одновременно отвращение и дикую жажду.

С досадой отбросив бесполезный термос, я почувствовал головокружение, невольно схватился за полку, потянул её на себя, и рухнул на пол в осколках стеклянных банок и брызгах рассола.

Вновь накатила тьма.

Очнулся за столом. Шея затекла, щека, которой лежал на руке, онемела, глаз не открывался.

С удивлением оглядел собрание. Все были на месте: Алекс, нарушая собственный запрет, дымил сигаретой - на блюдце высилась целая гора окурков. Владимир что-то быстро писал в крохотном блокнотике, Чумарь с аппетитом доедал прямо из банки маринованные грибы, а батюшка, прикрыв от удовольствия глаза, прихлёбывал из стакана горячий чай.

Сон. Это был обыкновенный сон.

За окном было светлым-светло. Солнце било прямо в глаза - оно-то меня и разбудило. Озорное светило шарило горячими пальцами по столу, играло солнечными зайчиками на боках самовара, заглядывало в пустые рюмки...

Поднявшись, я распрямил затёкшие ноги, послушал, как хрустит поясница, а потом шагнул к окну, отдёрнул занавеску и распахнул створки на обе стороны.

В прокуренную кухню хлынул свежий утренний ветер. Взметнул с блюдца кучку пепла, смёл крошки со стола, развеял сигаретный дым...

Над озером, кружа хоровод, кричали чайки.

В их крики вплеталась песня. Высокие женские голоса выводили мелодию, ей вторили мужские...

Ах ты солнце, солнце красное

Ты к чему рано за луг катишься...

- Хорошо поют, - умилился Алекс.

Он сидел, мечтательно подперев голову рукой, в уголке глаза дрожала слезинка.

- А что, праздник сегодня? - спросил Чумарь.

Он выглядел трезвее, чем господа дознаватели. Только щетина закрыла щёки почти до глаз.

- А какой сегодня день? - встрепенулся батюшка.

- Второе сентября, - посмотрев на часы, сообщил рэпер.

- Значит, Попразднство Успения Пресвятой Богородицы, - степенно кивнул отец Онуфрий.

- Праздник урожая, - подтвердил Алекс. - Хороводы вокруг костра, баба на шесту, из крученой соломы, пряники в виде птичек и яблочный квас.

Народ оживился. Владимир, угрожающе качнувшись, воздвигся с лавки, удержал равновесие, и заправляя рубаху в брюки, пробормотал:

- До ветру схожу...

- А давайте все пойдём! - весело вскричал шеф, хватая со стола бутыль с остатками самогону.

- До ветру? - уточнил батюшка.

- На гулянья! - отхлебнув прямо из горлышка, и что самое удивительное, не пролив ни капли на грудь, пояснил Алекс. - Хочется, знаете ли, поплясать. После бессонной ночи - самое то. На девок красных полюбуемся... Они с утра свеженькие, румяные - ммм!.. - он закатил глаза.

Я тоже воодушевился. Вдруг захотелось выйти в чисто поле, подставить грудь ветру...

- Идёмте, батюшка, - Алекс уже подхватил под локоть отца Онуфрия. - Ну какой же деревенский праздник без попа.

Мы выкатились на крыльцо, под ласковые лучи осеннего солнышка. От вчерашней непогоды не осталось и следа, утро радовало умытыми облаками и свежим голубым небушком.

- Почему соляркой пахнет? - неожиданно спросил Чумарь.

Я принюхался. Да. Откуда-то из-за угла удушливо тянуло топливом.

- Кажется, там сарай, - я поджал босые пальцы: по ногам дуло. - Может, трактор, или ещё что...

Странно, я ведь был в ботинках! Потом я сообразил, что в ботинках я был во сне, а сами они стоят в бане, сушатся. Кажется, в рюкзаке я видел кроссовки...

Народ потянулся к деревянной кабинке в глубине двора, а я метнулся в горницу и наверх, в свою спальню. Достал из-под кровати рюкзак, вытряхнул его тут же, на половик, отыскал в мешанине вещей синие с белым кроссовки, напялил на босые ноги - носки искать не хотелось.

Выбегая, бросил взгляд на тумбочку и замер. Чёток не было.

Я точно помнил, что снял их, когда привёл в комнату Алевтину. По её же просьбе... Бросил на тумбочку, да и забыл. Потом, на острове, вспоминал пару раз, а вернувшись, даже ни разу не подумал.

Моргнув, я уже сделал шаг обратно в спальню, но снизу донеслось хлопанье двери и богатырский рёв шефа:

- Кадет! Мы идём на праздник! Кто не успел - тот опоздал...

Плюнув на всё, я скатился по лестнице.

Гулянья развернулись за околицей, между берегом озера и опушкой леса. Длинной вереницей стояли накрытые белыми скатертями столы, на лавках празднично сидели сельчане.

Дальше, возле самой опушки, водили хоровод. Мелькали белые рубахи, яркие сарафаны, люди размахивали сосновыми ветками и пучками свежесрезанных колосьев.

А за столом пили, смеялись и что-то жевали. Я учуял запах жареного гуся, в животе забурчало.

Нам приветливо махали руками, приглашали к столу.

Алекс на пару с Чумарём пошли в хоровод, Владимир устроился на пригорке, размеренно хлопая в ладоши и улыбаясь. Батюшка куда-то делся.

А я пошел к столу.

Скромно пристроившись на уголок, впился зубами в жареную куриную ногу. После нескольких месяцев воздержания, после всех страданий и самокопаний, я отрывался. Мне в тарелку совали квашеную капусту, пирожки с яйцами и луком, варёную картошку в топлёном масле, с чесноком, куски жареной рыбы... Я ел всё.

Две дородные тётки в красных бусах взяли надо мной шефство, и следили, чтобы тарелка моя - и рюмка - не оставались пустыми...

А потом мои глаза встретились с глазами старосты.

Тот тоже сидел за столом, недалеко от меня. Но ничего не ел, не веселился и выглядел усталым. Только пил.

Перед ним стоял отдельный штоф. И староста, выпив рюмку, тут же наливал ещё и вновь макал усы в самогон.

- Как Гришка? - крикнул я ему сквозь песню, что доносилась от хоровода. - Спит, поди?

Староста вскинул на меня взгляд покрасневших глаз.

- Пропал Гришка, - тихо сказал он. - Не вернулся.

Кусок во рту превратился в жеваную бумагу.

Задохнувшись, я вывалился с лавки, отбежал в сторону и начал кашлять. Изо рта полетели ошмётки еды, мне стало стыдно.

Утерев рот, я вернулся к столу, но садиться не стал. Подошел к старосте. Я помнил, что отчего-то мне этот человек не слишком нравился, но сейчас не было ничего, кроме глубокого сочувствия. И зарождающейся где-то в районе крестца тихой паники.

- Моя подруга обещала его отыскать, - зачем-то сказал я, хотя и понимал: раз Гришки нет, значит, Алевтина его не нашла...

Староста передёрнул плечами.

- А кто этих бесовок разберёт? - он выдохнул. До меня дошел смрад застарелого перегара. - Покрутили хвостами, велели костёр пока не палить, - он кивнул на громадную кучу дров, вокруг которой и водили хоровод... - И сбёгли.

Почему-то я сразу подумал о чётках. О том, какой интерес проявляла к ним ведьма Настасья, и какими глазами смотрела на них Алевтина.

И вот сейчас до меня наконец дошло... В её глазах была жадность. Жажда обладания тем, что принадлежит кому-то другому.

И этим другим был я.

Вдруг, как давеча во сне, свело скулы от жажды крови. Неужели она меня тупо соблазнила? И всё для того, чтобы завладеть чётками из драконьего жемчуга? Впрочем, представив, сколько они стоят...

Как говорил один сыщик, за такой куш многие захотят начать рискованную игру.

И всё равно. Кража - это как-то мелко. Недостойно. Да и честно говоря, попроси она меня - я бы отдал эти чётки без звука. Ещё и радовался бы...

- У вас есть телефон? - спросил я у старосты. Мой остался в тереме, окончательно разряженный.

Мужик молча протянул смартфон. Не новый, но вполне приличный... Я набрал номер и принялся ждать.

После известия о Гришке вдруг отчаянно захотелось убедиться, что с Антигоной всё в порядке.

Как только пошли гудки, в паре метров от меня раздалась мелодичная трель. Смутно знакомая черноглазая девушка в красном сарафане, с красной же лентой в волосах, достала откуда-то телефон, посмотрела на экран, провела по нему ладонью и убрала.

Гудки в моей трубке оборвались.

Я сглотнул. Не глядя, сунул смартфон старосте и пошел на негнущихся ногах к месту, где сидел Владимир.

Упал рядом и тупо уставился на хоровод.

Три, четыре ряда людей, взявшись за руки, бежали вокруг пустого костровища. Одни - по солнцу, другие - против, создавая гипнотический узор, от которого было трудно оторвать взгляд. Над костровищем возвышался крест из связанных бечевой горбылей, увитый диким виноградом и красным осенним плющом. На вершину его был надет череп.

Я тупо смотрел на хоровод и думал об Алевтине. Об её огненных косах, о больших фиолетовых глазах... И вдруг мне показалось, что я её вижу! Знакомый силуэт мелькнул средь танцующих, мазнула бритвой по глазам уже успевшая полюбиться улыбка...

Я вскочил. Затем сел назад.

Да нет. Показалось. Как с той девушкой за столом, с красной лентой... Красной... лентой.

Я медленно, сам себе не веря, полез в задний карман джинсов и вытянул на свет замурзанную мятую тряпочку, которую несколько дней назад сорвал с косы черноглазой навки в лесу. Я её вычеркнул из памяти - ведь Алекс чётко доказал, что всё это было во сне.

А вот поди ж ты. Навка из сна сидит за праздничным столом, и держит в руках телефон Антигоны.

Я его узнал: вместо брелока у неё там фигурка "Хелло Китти", сплетённая из бисера... Амальтея подарила. Она любит заниматься рукоделием.

- Ну капец, - сказал я, накручивая на палец мятую ленточку. Красную, того самого оттенка.

- Что-тот случилось? - наклонился ко мне московский дознаватель. В ладони он уже не хлопал, но за хороводом следил не отрываясь.

- Нас водят по кругу, - прокричал я ему в ухо. Зачем-то потряс ленточкой перед глазами и кивнул на хоровод: - Ведьмины круги.

Владимир внимательно осмотрел хоровод и повернулся ко мне.

- Повтори, - медленно попросил он. Лицо у дознавателя было неподвижное, каменное. Такие бывают у очень пьяных людей.

- Терем, остров, лес, остров... - я нарисовал в воздухе невидимый круг. - Мы застряли во временной петле. И не можем из неё вырваться.

Для верности я потыкал пальцем в череп, надетый на навершье креста. Владимир смотрел на него несколько секунд, моргая, дыша с присвистом, затем сказал:

- Мы обезвредили Лихо.

- Нас водит не Лихо, - я только сейчас понял одну штуку, от которой мне стало по-настоящему страшно. - Владимир! - закричал я не своим голосом. - Где ваш молот?..

Он посмотрел на свои пустые руки, а потом выругался тихо, беззвучно, по-чёрному.

- Настасья его взяла, - обиженно сказал он и надул губы, как ребёнок. - Сказала, в баню с молотком нельзя. Заржавеет. А я и поверил.

- Даю на отсечение что угодно: у Алекса револьвер пропал.

Мы, помогая друг другу, поднялись, и направились к хороводу. Шли мы трудно, словно сквозь тяжелую маслянистую воду. И всё время забывали о цели этого похода.

Я любовался вспыхивающими над головами людей цветными кругами, огненной цепью, протянутой сквозь их руки, всполохи, несущиеся от сердца к сердцу...

- Как красиво, - поделился я с дознавателем.

- Ты про плетения? - он со знанием дела кивнул. - Да, очень здорово. И как искусно! Прямо кружева...

Я опять почувствовал себя, как во сне. Когда видишь, что происходит что-то абсурдное, какая-то порнуха чёрная, но думаешь, что это нормально...

- Вы тоже их видите? - я сосредоточился на красных кругах над головой каждого танцора.

Каждой мысли приходилось буквально продираться сквозь ватный туман в голове, сквозь звон в ушах и в костях тела...

Это всё песня, - решил я. - Слова перестали быть понятными, они были резкими, пронзительными, и жалили воздух. Люди выкрикивали их словно по команде, в едином порыве.

- А вон и Алекс! - вскрикнул я и шатаясь, устремился к шефу.

Ноги заплетались, перед глазами прыгали венки из живых цветов, надетые на ладные девичьи головки, но я сжал зубы и с упрямством пьяного пытался поймать Алекса за рукав.

Наконец я его зацепил и не слушая возражений потащил из круга танцующих. Мне старались помешать. Кто-то хватал за руки, одна из навок повисла на шее и обхватила мою голову, чтобы поцеловать, но я оттолкнул её свободной рукой, и высоко поднимая ноги, волок шефа подальше от хоровода.

- Что ты... Куда ты... - Алекс всё порывался вернуться в круг. Глаза у него были круглые, пьяные и безумные, на шее, как бусы, болтался чей-то венок, незаправленная рубашка билась вокруг бёдер.

- Револьвер проверьте, - крикнул я ему на ухо.

- Что?.. Зачем тебе?

- Проверьте, говорю.

Шеф хлопнул себя по одному бедру, по другому... Не только револьвера, но и ремня с кобурой на нём не было.

- Ведьмы, - со значением сказал я. - Мы попали в ведьмин круг.

- Что ты несёшь?..

Но до него начало доходить. В глазах вдруг появились недобрые огоньки, кулаки сжались.

Люди в хороводе бежали всё быстрее, всё громче рвалась в небо песня. Крест, увитый зелёной гирляндой, начал вращаться, череп на верхушке слабо засветился.

К нам подошел Владимир. Недрогнувшей рукой он держал за шиворот Чумаря. Тот вяло отбивался, клянча:

- Пустите, дядя Вова... Там девки мне обещали показать...

- Покажут, - ласково соглашался дознаватель. - Догонят, и ещё раз покажут...

- Обманули нас, Володенька, - сказал Алекс и икнул. - Закружили, захороводили и обвели вокруг пальца. Им нужна Книга.

- Сами они её взять не могли, - понятливо согласился московский дознаватель. - А мы её достали, привезли и поднесли им на блюдечке с голубой каёмочкой.

- А на хрена она им, дядь Вов? - спросил рэпер.

- Натура у них такая бабья, сынок, - пожал плечами дознаватель.

Мы с Чумарём переглянулись.

- Тот, кто лежал в гробу - их властелин и повелитель, - пояснил Алекс. - Ведьмы - они как кошки. Каждая сама по себе, и себе на уме. Но все они, до одной, поклоняются рогатому властелину - он даёт им первородную силу и объединяет.

- Так значит чувак, что в каменном гробу тыщу лет спал, и есть их рогатый властелин? - удивился рэпер. - Что-то я рогов-то не припомню...

- Они как бы подразумеваются, - махнул рукой Алекс. - Это, скорее, символ... Но это не важно. А важно то, что все ведьмы, до единой, считают себя его женами, и сделают для своего повелителя всё, что угодно.

- Чегой-то вы, дяденьки, ересь несёте, - покачал головой Чумарь. - Не протрезвели, видать. Знавал я ведьм в Москве, пил с ними да кувыркался... Но о рогатом муже ни одна из них и не поминала.

- Ведьмы подписали пакт в одна тысяча четыреста восемьдесят шестом, - сказал Алекс. - Великую Инквизицию помнишь? Тогда их хорошенько прижали.

- Я б сказал, прижарили, - нехорошо усмехнулся Чумарь.

За что получил воспитательный подзатыльник...

- Генрикус Инститор составил документ под названием "Малес Малефикарум", который, входя в силу, должна подписать всякая ведьма, - веско сказал Алекс.

- Отречение от Рогатого Повелителя, - кивнул Владимир. - Иначе - костёр.

- То есть, подписав пакт, они обязуются следовать правилам Совета? - уточнил я.

- Именно, - кивнул шеф. - И тогда вольны жить, как им вздумается и делать, что захотят. В рамках закона, разумеется.

- Но если они нарушают пакт...

- Сгорают, как свечки, - шеф показал руками, как они горят. - Пуфф!.. Это как оковы Справедливости. Только действует сразу, не откладывая в долгий ящик.

- Значит, Настасья и Алевтина...

- Каким-то образом умудрились снять заклятие Пакта. Или вовсе его не подписывали, - заключил Алекс.

- Отступницы, - добавил Владимир.

- А мы-то дураки, сами всё им отдали... - протянул Чумарь. - А ить хорошо, что мы сейчас пьяные!

- Это почему? - удивился шеф.

- А потому, что море по колено. Были б трезвые - руки б на себя наложили. От глубокой депрессии.

А вокруг продолжались народные гулянья. Летела в небо песня, хороводы слились в одну цветную юлу, за столами народ лежал вповалку - надеюсь, от самогона, а не от ведьминского дурмана. Я прерывисто вздохнул.

- Не расстраивайся, кадет, - снова угадал мои мысли шеф. - Не везёт в любви - повезёт в смертельной битве.

- Она чётки забрала, - пожаловался я.

- Вернём, - пообещал Алекс. - Чтобы драконий жемчуг сработал - его подарить нужно, и чтобы непременно от чистого сердца. Так что покража ведьме бочком вылезет... А я дурак.

- Почему?

- Встретил старую знакомую, расчувствовался... Вспомнил молодость лихую. А лицензию у Настасьи спросить забыл. Как корова языком.

- Ладно, отцы, что делать-то будем? - Владимир нервно огляделся и поёжился. Рука его, лишенная молота, смотрелась неприлично голой.

- Их слишком много, - тихо сказал Алекс. - И они очень сильны. Детский лагерь, затопленный город - всё их наманекюренных ручек дело. Нас отвлечь хотели...

- А Лихо-то, поди, они и разбудили, - подал голос Чумарь. - Если считать по убийствам монахов, они тут уже два года, как окопамшись. Книгу добыть хотели.

- И самое главное, где их теперь искать? - Владимир задумчиво попинал пучок жухлой истоптанной травы. От ботинка взметнулась облачком пыль. Красная, как плетения над головами у танцующих.

- Шеф, - я глянул поверх хоровода. Плетения красных нитей сливались, соединялись в единое кружево, как бы заплетая людей в свою сеть. - Шеф, вы тоже это видите?

Судя по глазам Алекса - да. Видел. Стало быть, гипотеза о том, что это мои личные пьяные глюки, отпадает.

Расширенными глазами шеф смотрел на хоровод, на высокий крест, на дома по другую сторону от костровища...

- И что это значит? - спросил Владимир.

- Они всё ещё здесь, - ответил Алекс, глядя на череп.

Глава 20

- Ты серьёзно? - спросил Владимир, но тут же кивнул. - Да, похоже, ты прав... Интересно, почему мы только сейчас обо всём допетрили?

- Потому что они хотели выиграть время, - Алекс казался уже совсем трезвым, сосредоточенным. - Для этого нас заманили в петлю... Да они наш собственный терем ловушкой сделали! Главное правило в общении с ведьмами какое? - кажется, он спрашивал у нас с Чумарём, но мы лишь дружно пожали плечами. - Не приглашать в свой дом и не брать еду из их рук. А мы дураки.

- Простите, - повинился я. - Я не знал...

- Я сам виноват, - махнул рукой Алекс. - Привёл тебя в избушку на курьих ножках, да ещё и слушать ведьму заставил... Давно, давно они это готовили.

- На то, чтобы пробудить Рогатого, много энергии надо, - с сомнением произнёс Владимир, отвлекая нас с шефом от самобичевания. - Где они её возьмут?

- А ты что, ещё не понял? - Алекс кивнул на хоровод, который вращался с бешеной силой. То и дело из цепи вылетали люди и без сил падали на землю. Но хоровод смыкался, и продолжал своё кружение.

Череп на кресте горел всё ярче.

- Они не посмеют, - потряс головой московский дознаватель. - Принести в жертву столько народу - этого им никто не попустит. - Людские жертвоприношения запрещены Советом...

- Да плюнь ты уже на Совет, Володенька, - махнул рукой Алекс. - Сам подумай: где сейчас мы, а где они... С Рогатым, боюсь, даже Скопин-Шуйский не справится. В одиночку, конечно. Ведьмы правильно всё рассчитали. И тщательно подготовили. Они не могут проиграть.

- Поэтому они нас не трогают? - спросил Чумарь.

Правильный вопрос. Я и сам думал: мы находимся в эпицентре их колдовства. Можем помешать, сделать так, что всё рухнет. Почему они нас не трогают?

- Потому что они забрали нашу силу, - с нажимом сказал Алекс. - "Бойся Данайцев, дары приносящих". Вергилий. Энеида.

- Мы вкушали их пищу, - мрачно подтвердил Владимир. - Мы пили из их рук. И теперь мы им не страшны. Они смеются над нами.

- И что, вы вот так сдадитесь? - удивился Чумарь. - Дядя Вова! Дядя Саша!.. Да вы чего?..

- А ты попробуй что-нибудь сделать, - ядовито посоветовал Алекс. - Попробуй остановить хоровод.

Чумарь прищурился, критически изучая оставшихся в хороводе людей. Вокруг, словно оборванные лепестки, вповалку лежали те, кто выбыл.

Рэпер скинул куртку и рубаху, оставшись только в штанах. Деятельно потёр руки...

- Так что, дядь Вов, дозволяете? Всё, что угодно?

- Развлекайся, - разрешил московский дознаватель. - Снимешь плетения - хоть людей выведем из-под удара.

Чумарь вышел вперёд, упёрся покрепче ногами в землю, и заговорил. Слов, как всегда, было не разобрать. Но зато я увидел, как из его рта потянулась синяя цепочка. Как змея, вплелась она в красные ведьминские заклятья, и стала их рвать на кусочки.

Падая на землю, они походили на обломки раскалённой цепи, которая прожигала траву.

- Смотри-ка, - удивился Алекс. - Могёт твой ученичок!

Татуировки на спине, на шее, на черепе Чумаря пришли в движение. Они ожили, потекли, превращаясь в знаки неизвестного мне рунического письма. И от каждой руны, сплетаясь с синей цепью, потянулись свои цепочки...

Татухи - его предмет силы! - с восторгом подумал я. - Гениально! У меня украли чётки, у Владимира обманом выманили молот, у Алекса - револьвер... А набитые на коже руны можно снять только с самой кожей.

От этих мыслей я почувствовал прилив сил. Вспомнил, о чём говорила Алевтина и сложил пальцы в мудру. В середине живота зародилось приятное жжение. Оно собралось в ком, выбралось наружу и устремилось к цепи Чумаря. Соединилось с ним и цепь окрепла раза в два. Красные ведьмины плетения начали рваться гораздо быстрее. Хоровод замедлил свой бег, усталые запыханные люди недоумённо оглядывались, старались вырвать руки из хватки соседей, спотыкались, нарушая стройный ритм...

- А дайте-ка и я попробую!

Рядом с нами встал Алекс.

- Сергеич, ты это... Поаккуратней, - неуверенно предупредил Владимир.

- Поздно, Володенька, - отмахнулся шеф. Встал в классическую позу декламатора - одна рука прижата к груди, другая отведена в сторону. Нога отставлена для равновесия. И начал:

Нет, весь я не умру - душа в заветной лире

Мой прах переживёт и тленья убежит

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит...

Плетения ведьм начали вспыхивать прямо в воздухе, не долетая до земли. Круг распался. Но от каждого человека к черепу всё ещё тянулась тонкая красная нить.

Мы

разносчики новой веры,

красоте задающие железный тон

Чтоб природами хилыми не сквернили скверы

в небеса шарахаем железобетон

Чеканные Владимирские рифмы ни с чем нельзя было спутать!

Победители,

шествуем по свету

Сквозь рёв стариков злючий...

Плетения ведьм вспыхнули в последний раз и погасли. Череп вновь стал мёртвой желтоватой костью. Люди вповалку повалились на вытоптанную траву. Отовсюду неслись стоны, тихие жалобы и плачь.

Ведьмы затанцевали бы людей до смерти, - подумал я. - А вся сила ушла бы в череп...

Стало необыкновенно тихо. Потемнело: в небе начали скапливаться тучи. Они наслаивались на солнце и медленно закручивались против часовой стрелки. Гигантская воронка раскрывалась точно над нашей поляной.