Текст книги "От первого прокурора России до последнего прокурора Союза"

Автор книги: Александр Звягинцев

Соавторы: Юрий Орлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

«ЧЕЛОВЕК НЕБРЕГУЩИЙ СЛУЖБОЮ»
Генерал-прокурор НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ДОБРОВОЛЬСКИЙ

Николай Александрович Добровольский родился 10 марта 1854 года в семье потомственного дворянина Новгородской губернии. Мальчик рано остался без отца. Воспитывал его отчим, который был преподавателем и обучал будущего императора Александра III, а также великих князей Алексея, Сергея и Павла. Отношения с членами императорской фамилии у него были настолько близкими, что даже императрица Мария Федоровна называла его уменьшительным именем – Рудинька. Благожелательно к отчиму Добровольского относился и последний император Николай II. Свою благосклонность к Рудиньке родственники царя невольно переносили и на его пасынков. Николай Александрович с юношеских лет был связан «особенно теплыми, близкими отношениями» с великим князем Михаилом Александровичем. Однако, по признанию самого Н. А. Добровольского, ни он, ни оба его брата никогда не прибегали к протекции великого князя или какого-либо иного лица из царской фамилии для продвижения по службе. Все же близость к высочайшему двору независимо от желания Добровольского давала ему безусловное преимущество перед другими чиновниками.

В 22-летнем возрасте Николай Добровольский окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета со степенью кандидата прав, после чего поступил на военную службу. 29 октября 1876 года приказом по 1-й гвардейской кавалерийской дивизии он был зачислен в Кавалергардский полк рядовым на правах вольноопределяющегося 1-го разряда.

Добровольский недолго тянул армейскую лямку. В марте следующего года его произвели в унтер-офицеры, а уже в апреле он выхлопотал себе отпуск по болезни на один год.

Не увольняясь из армии, Николай Александрович подал прошение о зачислении его кандидатом на судебные должности при прокуроре Петербургского окружного суда. Такое назначение состоялось 20 мая 1877 года. Спустя год медицинская комиссия, учрежденная при Санкт-Петербургском губернском присутствии по воинской повинности освидетельствовала состояние здоровья Н. А. Добровольского и признала его годным для продолжения службы. Он должен был отправиться в свой Кавалергардский полк. Однако служить в армии ему больше не пришлось, так как к этому времени он, по постановлению общего собрания отделений окружного суда, был уже командирован в помощь судебному следователю 7-го участка Петербурга, с правом самостоятельного производства следственных действий.

27 июня 1878 года Добровольский добился окончательного увольнения в запас и теперь мог спокойно заниматься юриспруденцией. Вскоре он получил чин коллежского секретаря. Расследованием преступлений Н. А. Добровольский занимался, с небольшим перерывом, до апреля 1879 года, после чего был отправлен на выучку в провинцию и назначен товарищем Волынского губернского прокурора. В то время существовала практика «обкатки» молодых, неопытных «юридических птенцов» в старых судебных установлениях. Видимо, Добровольский сумел хорошо зарекомендовать себя, поскольку на следующий год его перевели на службу в новый суд – товарищем прокурора Житомирского окружного суда. Здесь он пребывал два года, иногда исполняя обязанности прокурора, выслужив свою первую награду – орден Св. Станислава 3-й степени и очередной чин титулярного советника.

С 23 мая 1882 года Н. А. Добровольский более четырех лет прослужил товарищем прокурора Киевского окружного суда, а затем в чине коллежского асессора был переведен на аналогичную должность в Петербург. Вскоре он стал надворным советником, а в 1891 году получил орден Св. Анны 3-й степени. В сентябре того же года он переводится на службу в Прибалтику, где занимает первое время должность прокурора Митавского, а впоследствии – Рижского окружных судов.

Н. А. Добровольский служил там почти шесть лет, прибавив к своим наградам орден Св. Анны 2-й степени и серебряную медаль в память царствования императора Александра III, а также получив чин статского советника. После этого он круто меняет направленность своей деятельности – неожиданно оставляет Министерство юстиции и переходит в систему Министерства внутренних дел. Высочайшим приказом от 8 февраля 1897 года его назначают гродненским вице-губернатором. Эту должность он занимал три года, часто заменяя отсутствовавшего губернатора, а в последний год полностью приняв на себя управление губернией. В апреле 1899 года Н. А. Добровольский, без освобождения от своих основных обязанностей, был назначен на три года почетным мировым судьей Гродненского округа и впоследствии еще дважды занимал это престижное место.

В феврале 1900 года ему было высочайше повелено занять должность гродненского губернатора. Однако спустя восемь месяцев он уволился и тогда же был утвержден обер-прокурором 1-го департамента Правительствующего сената. За время руководства губернией Добровольский стал действительным статским советником, ему был пожалован придворный чин камергера двора его величества, и кроме того он удостоился двух иностранных орденов – Персидского Льва и Солнца 1-й степени и Черногорского князя Даниила Первого 1-й степени.

Вернувшись в систему Министерства юстиции, Н. А. Добровольский оставался здесь уже до Февральской революции. С 18 октября 1906 года он являлся одновременно и Сенатором, а в декабре того же года получил придворный чин егермейстера. По мнению современников, Добровольский «заявил себя знатоком административного права». В связи с этим, а также благодаря своей близости к высочайшему двору, особенно к тому кругу лиц, который группировался вокруг Г. Распутина, его настойчиво стали продвигать на пост министра внутренних дел. Однако его кандидатура по каким-то причинам все же не устраивала императора.

1 января 1914 года Н. А. Добровольскому был вручен орден Белого Орла. В сентябре 1916 года он оставил пост обер-прокурора и стал заниматься исключительно своими Сенаторскими делами. Наряду с этим его избрали заместителем председателя Георгиевского комитета.

К концу 1916 года, в связи с неуступчивостью министра юстиции А. А. Макарова и его явным нежеланием прекращать дела Сухомлинова и Манасевича-Мануйлова, Г. Распутин стал особенно настойчиво добиваться назначения генерал-прокурором Н. А. Добровольского. С. П. Белецкий, встречавшийся с Распутиным за два дня до его гибели, вспоминал, что он видел в нем «жизнерадостное настроение и полное удовлетворение по случаю полученного им обещания о назначении на пост министра юстиции Н. А. Добровольского, при посредстве которого он рассчитывал добиться окончательного погашения дела Сухомлинова».

20 декабря 1916 года последовал следующий высочайший указ: «Сенатору, двора Нашего егермейстеру, тайному советнику Добровольскому Всемилостивейше повелеваем быть управляющим Министерством юстиции, с оставлением Сенатором и егермейстером».

Последний руководитель Министерства юстиции в царском правительстве и одновременно генерал-прокурор Н. А. Добровольский пробыл в своей должности немногим более двух месяцев. Он так и не был облечен званием министра. Вследствие различных придворных интриг, в переломное и судьбоносное для Российской империи время во главе судебных и прокурорских органов встал человек, хотя и имеющий солидный практический опыт, способный и квалифицированный юрист, но все же не обладавший надлежащей твердостью, присущей некоторым его предшественникам, недостаточно принципиальный, не способный надежно отстаивать интересы законности, и к тому же, основательно запутавшийся в долгах.

Когда Н. А. Добровольский вступил в управление Министерством юстиции, главный инициатор его назначения, Распутин, был уже убит. Поэтому надежды распутинского окружения на прекращение новым министром дел Сухомлинова и Манасевича-Мануйлова не оправдались. Добровольский сумел каким-то образом убедить императора в нецелесообразности освобождения от судебной ответственности бывшего военного министра Сухомлинова и известного мошенника Манасевича-Мануйлова. Но если первое дело попросту «зависло» без всякого движения, то второе все-таки дошло до суда.

Русский поэт А. А. Блок в своей книге «Последние дни императорской власти», написанной на основании документов Чрезвычайной следственной комиссии, в которой он был литературным редактором стенографического отчета, характеризовал обстановку в империи накануне Февральской революции так: «На исходе 1916 года все члены государственного тела России были поражены болезнью, которая уже не могла ни пройти сама, ни быть излеченной обыкновенными средствами, но требовала сложной и опасной операции. Так понимали в то время положение все люди, обладавшие государственным смыслом; ни у кого не могло быть сомнения в необходимости операции; спорили только о том, какую степень потрясения, по необходимости сопряженного с нею, может вынести расслабленное тело».

По выражению А. А. Блока, император Николай II, «упрямый, но безвольный, нервный, но притупившийся ко всему, изверившийся в людях, задерганный и осторожный на словах, был уже «сам себе не хозяин». Он перестал понимать положение и не делал отчетливо ни одного шага, совершенно отдавшись в руки тех, кого сам поставил у власти».

Императрица Александра Федоровна, окружив себя «мистическим кругом», через посредство распутинского «фонографа слов и внушений», А. Вырубову, продолжала активно влиять на «большую политику». В кругу «придворной рвани» во всю «кипела борьба мелких самолюбий и интриг».

В конце декабря 1916 года председатель Совета Министров А. Ф. Трепов уступил свое место последнему премьеру царского правительства Н. Д. Голицыну, брезгливо называвшему народ «чернью». А. А. Блок писал, что «среди членов правительства было немного лиц, о которых можно говорить подробно, так как их личная деятельность мало чем отмечена; все они неслись в неудержимом водовороте к неминуемой катастрофе». По его выражению, «эти люди ничего не могли сделать для того, чтобы предотвратить катастрофу».

Пассивно наблюдал за разворачивавшимися событиями и Н. А. Добровольский. Несмотря на то, что в его руках находился довольно мощный репрессивный аппарат, он ничего не делал для обуздания революционной стихии, как, впрочем, и многие другие, несравненно более сильные личности из окружения императора.

Когда началась Февральская революция, Добровольский укрылся в итальянском посольстве, но находился там недолго, всего два часа. Затем он позвонил в Государственную думу и попросил прислать автомобиль, чтобы поехать в Таврический дворец, где намеревался сдаться добровольно. Из дворца его доставили в Петропавловскую крепость.

Подготовка к допросам Н. А. Добровольского в Чрезвычайной следственной комиссии была поручена Сенатору Б. Н. Смиттену. Бывшему министру и генерал-прокурору были заданы вопросы об обстоятельствах назначения его на должность министра юстиции, о взаимоотношениях с императором Николаем II и его семьей, знакомстве с Распутиным, об основаниях прекращения целого ряда дел, о его материальных средствах и другие.

Официально Н. А. Добровольскому вменялось совершение трех должностных преступлений. Их расследованием занимался «командированный в Чрезвычайную следственную комиссию» судебный следователь К. И. Бувайлов. Ему было поручено провести следствие в «кратчайшие сроки», и он с этим делом успешно справился. Наблюдал за следствием Б. Н. Смиттен. Добровольский обвинялся в том, что он, исполняя обязанности обер-прокурора 1-го департамента Правительствующего сената и получив из кассы бывшего министерства императорского двора 20 тысяч рублей, пожалованных государем на пособия особенно нуждающимся чиновникам канцелярии Сената, эти деньги по назначению не передал, а «самовольно обратил на свои надобности», купив, в частности, процентные бумаги, которые внес в Петербургское общество взаимного кредита на свой текущий счет. И лишь в июне 1915 года, спустя несколько лет, возвратил деньги для использования их по назначению.

Допрошенный по этому факту, Н. А. Добровольский виновным себя не признал и пояснил, что по высочайшему повелению деньги были выданы по его ходатайству и в «его распоряжение», но так как вопрос об организации ссудно-сберегательной кассы для выдачи пособий затянулся, то он и решил временно поместить деньги на свой текущий счет. Об этом он имел устную договоренность с министерством императорского двора. Когда касса была открыта, он вернул не только взятые им 20 тысяч рублей, но и полученные от них проценты. Добровольский сказал, что хотя и пользовался некоторое время кредитом, никакого ущерба кассе не причинил.

Н. А. Добровольский обвинялся также в необоснованном прекращении дела некоей Феодосии Шмулевич, а также в получении взятки от грозненского купца Я. Б. Нахимова за содействие его помилованию. Он и в этих случаях не признавал себя виновным.

К концу июля 1917 года следователь К. И. Бувайлов завершил производство по делам и представил все материалы на заключение Чрезвычайной следственной комиссии. До ее решения Н. А. Добровольскому удалось вырваться из Петропавловской крепости. Его жена, Ольга Дмитриевна, усиленно хлопотала перед министром юстиции Временного правительства и Чрезвычайной следственной комиссией об освобождении мужа. В обоснование своих просьб она ссылалась на состояние здоровья Николая Александровича, серьезно расшатанного за последнее время. Освидетельствовавший его доктор Манухин также находил, что ему необходимо «больничное, а еще лучше домашнее лечение». Однако на все эти просьбы она неизменно получала отказы.

Закончив дело, К. И. Бувайлов 31 июля вынес постановление, в котором отметил, что поскольку доказательства виновности Н. А. Добровольского «существенно поколеблены ко времени окончания предварительного следствия», а также учитывая болезненное состояние бывшего министра юстиции, его возраст и семейное положение (у Н. А. Добровольского было пятеро детей. – Авт.), мера пресечения ему изменяется на подписку «о неотлучке» из Петрограда. 4 августа 1917 года Н. А. Добровольский обрел долгожданную свободу.

Уже на следующий день он обратился в комиссию с просьбой разрешить ему выехать для лечения на Кавказ. С большим трудом он достал железнодорожные билеты на 8 августа, но разрешение на поездку ему так и не было выдано. 20 августа Добровольский обратился в комиссию с очередным прошением. Он писал в нем: «Дайте же мне возможность сохранить себя хотя на несколько лет для многочисленной семьи моей, не обрекайте меня на дальнейшую медленную казнь и дайте мне возможность не подвергать голодовке нашу семью, в которой три младших не старше 22 лет и не могут существовать без молока, мяса, масла, яиц и т. п. продовольствия первой необходимости для питания».

22 августа 1917 года Чрезвычайная следственная комиссия под председательством Н. К. Муравьева рассмотрела прошение Н. А. Добровольского и большинством в пять голосов против двух разрешила ему выезд на Кавказ. Через день он получил официальное удостоверение об этом за подписью председателя комиссии.

После Октябрьской революции Н. А. Добровольский проживал на Северном Кавказе. В сентябре-октябре 1918 года, после покушения на В. И. Ленина и убийства М. С. Урицкого, по стране прокатилась волна «красного террора». Не миновала она и Кавказ. «Во исполнение приказа Народного Комиссара внутренних дел тов. Петровского» (как гласило официальное сообщение) в Ессентуках в качестве заложников были взяты 32 человека, в том числе генералы Н. В. Рузский и Р. Д. Радко-Дмитриев, Сенатор Н. С. Крашенинников; в Кисловодске – 33 человека. Всего в концентрационный лагерь в Пятигорске было брошено 160 человек. Среди заложников оказался и Н. А. Добровольский.

21 октября 1919 года Н. А. Добровольский в числе других 59 заложников был расстрелян.

«НЕ ОТСТУПЛЮ ОТ СВОИХ ПРИНЦИПОВ»
Генерал-прокурор АЛЕКСАНДР ФЕДОРОВИЧ КЕРЕНСКИЙ

Александр Федорович Керенский родился 22 апреля 1881 года в Симбирске. Он был четвертым ребенком в семье директора мужской гимназии Федора Михайловича Керенского и его жены, Надежды Александровны. Наиболее ярким впечатлением детства, по словам А. Ф. Керенского, было воздействие на него религии, которая способствовала выработке идеи самопожертвования «во имя народа»; самым же сильным увлечением – книги.

Определенный след в душе мальчика оставила и казнь «Первомартовцев» Александра Ульянова и его товарищей. Ведь юный революционер проживал в Симбирске, блестяще окончил гимназию, директором которой был отец А. Ф. Керенского. Здесь же учился и брат казненного, Владимир Ульянов. По признанию Александра Керенского, симбирский период его жизни оказал решающее воздействие на выбор им своего духовного пути.

В 1889 году, когда Саше исполнилось всего 8 лет, Федор Михайлович получил назначение в Туркестанский край, где ему предстояло занять должность главного инспектора учебных заведений. Семья перебралась в Ташкент. Здесь и прошли гимназические годы будущего революционного генерал-прокурора.

В 1899 году в 18-летнем возрасте Александр Керенский вместе с матерью приехали в Петербург, где он поступил на историко-филологический факультет университета и «впервые в жизни испытал пьянящее чувство свободы». Петербург очаровал и увлек его «полнотой своей внутренней жизни, полнотой умственной и эстетической». Юноша посещал театры, музеи, библиотеки, восторгался игрой блестящих артистов: Давыдова, Сазонова, Комиссаржевской, Савиной, Орленева, Ленского и др.

Александр Керенский поселился в студенческом общежитии, расположенном в здании Двенадцати коллегий на Васильевском острове. В солнечном провинциальном Ташкенте он был далек от политических страстей, а здесь, в Петербургском университете, они сразу же захлестнули его. В сентябре 1900 года А. Ф. Керенский перевелся на юридический факультет.

Он хотя и не примкнул ни к каким политическим течениям, все же в общем революционном движении принимал участие, за что и был однажды приглашен «пред лицо» ректора, инспекторов и деканов давать объяснения. На тот раз все обошлось. На втором курсе он стал довольно популярным оратором на студенческих сходках, за что поплатился временным «отлучением» от университета – его отправили в «отпуск» домой, в Ташкент.

В эти годы в жизнь Александра Керенского прочно вошла его первая любовь, Ольга Львовна Барановская, внучка известного китаеведа академика В. П. Васильева. Они стали неразлучны, о чем свидетельствует их переписка. В 1904 году Александр Керенский и Ольга Барановская обвенчались. К этому времени университет был закончен.

А. Ф. Керенский недолго колебался в выборе своего дальнейшего пути. Еще в университете он твердо решил, что карьера кабинетного ученого – не для него. Он подал прошение о зачислении в сословие присяжных поверенных и стал помощником у известного адвоката Н. А. Оппеля. Первое время он оказывал юридическую помощь беднякам в Народном доме, основанном графиней С. В. Паниной, вел другие мелкие дела, которых у него было тогда очень мало. Первый раз ему довелось выступать публично в суде в середине февраля 1905 года. Его патрон, адвокат Оппель, был полностью поглощен общественной деятельностью и поэтому передал своему помощнику одно экстренное дело. В том же году имя Керенского впервые появилось в «досье» департамента полиции. Это произошло после того, как он в числе 217 других общественных деятелей Петербурга подписал заявление-протест министру внутренних дел по поводу ареста депутации во главе с М. Горьким, бывшей у министра накануне Кровавого воскресенья.

После январских событий А. Ф. Керенский стремился установить более тесные контакты с социал-революционерами. Он познакомился с известным террористом Борисом Савинковым и даже выразил желание вступить в его организацию. В декабре 1905 года Александра Федоровича впервые арестовали. Его обвинили ни много ни мало в «причастности к подготовке вооруженного восстания». Поводом для столь серьезного обвинения послужили обнаруженные у него при обыске листовки «Буревестника», в котором он сотрудничал.

В заключении Керенский провел почти четыре месяца, а после освобождения был отправлен в Ташкент под надзор полиции. По возвращении в Петербург он неожиданно получил предложение от присяжного поверенного Н. Д. Соколова выступить защитником по политическому делу в Ревеле. Керенский с радостью согласился. По делу проходила группа крестьян, обвинявшихся в разгроме имения местного барона и сопротивлении властям. 25-летний помощник присяжного поверенного сумел проявить себя в этом процессе во всем блеске. Он был напорист, активен, дерзок и убедительно доказал, что противоправные действия крестьян не идут ни в какое сравнение с жестокой расправой, учиненной войсками с «зачинщиками» беспорядков, многих из которых расстреляли без суда и следствия.

Успех в этом процессе принес молодому юристу некоторую известность. Теперь предложения принять на себя защиту по политическим делам «посыпались к нему со всех сторон».

В июне 1906 года А. Ф. Керенский снова подвергается обыску, вследствие павшего на него подозрения в связях с одним из лидеров партии социал-революционеров. Однако на этот раз, из-за недостаточности улик, дело было прекращено. После этого он, не оставляя политической борьбы, сосредоточил основное внимание на своей профессиональной деятельности – участии в защите по делам.

В начале 1910 года Керенский стал полноправным адвокатом. Он ревностно исполнял свои обязанности, без конца выступал в процессах, активно участвовал в работе Совета присяжных поверенных. По своим адвокатским делам Керенский исколесил почти всю Россию. Он выступал защитником по политическим и уголовным делам, представителем истцов и ответчиков по гражданским делам в судебных установлениях Москвы и Петербурга, Иркутска и Казани, Варшавы и Тифлиса, Саратова и Риги и многих других городов. Его речь звучала в судебных палатах и военно-окружных суда х, в мировых суда х и Правительствующем сенате. Он защищал железнодорожников Полесья, служащих двинской почтово-телеграфной конторы, рабочих Шлиссельбургского порохового завода, студентов Петербурга, редакторов газет, представителей различных партий и организаций, обвинявшихся в организации незаконных забастовок, и многих других лиц. Вел он и общеуголовные дела.

В 1912 году А. Ф. Керенский выставил свою кандидатуру от «Трудовой группы» на выборах в 4-ю Государственную думу по г. Вольску Саратовской губернии. В Думе он стал лидером фракции трудовиков и в течение пяти лет стремился объединить, в целях борьбы с самодержавием, все патриотические течения, от правых до левых. Почти сразу же он занял ключевое положение и в верховном совете масонской ложи «Великий Восток народов России» и одно время был ее генеральным секретарем.

В. Д. Набоков считал, что «в большой публике» Керенского стали замечать только со времени его выступлений в Государственной думе, хотя и после этого он продолжал пользоваться репутацией «человека даровитого, но не крупного калибра». Будучи неплохим, а главное, эмоциональным оратором, он благодаря нескольким ярким выступлениям стал «замечен и узнаваем». Сам Керенский считал себя убежденным социалистом и демократом. Он искренне верил в правоту избранного им пути – пути революционера и государственного деятеля.

К концу 1916 года революционное движение в стране усилилось. Несмотря на это, многие думские лидеры все еще считали, что в России «революция невозможна и недопустима». Прогрессивный блок вынашивал идею некоего дворцового переворота, в результате которого должно было последовать смещение императора Николая II и возведение на трон наследника Алексея, с назначением при нем регентом великого князя Михаила Александровича. А. Ф. Керенский был в курсе всех событий и даже участвовал в секретной встрече лидеров Прогрессивного блока, на котором обсуждался этот вопрос. С думской трибуны он еще более беспощадно громил правительство. Свое выступление 16 декабря 1916 года он начал так: «Господа, теперь вы сами видите, что слова, которые можно сказать о власти, которыми можно заклеймить власть, преступную перед государством, все сказаны…»

После Рождественских каникул Государственная дума долго не открывала своего заседания. Правительство вынашивало планы ее роспуска. Наконец, 14 февраля 1917 года заседания возобновились. Уже на следующий день Керенский сказал с ее трибуны: «Хаос налицо перед вами, и я спрашиваю вас, есть ли у вас сознание и чувство политической ответственности в этот исторический момент подчинить свои личные и классовые интересы единству, единым интересам государства? Я вам скажу, что этого сознания у вас нет».

27 февраля 1917 года, несколько подрастерявшиеся от неожиданно грянувшей революции, депутаты Государственной думы собрались в Таврическом дворце. Совет старейшин предложил избрать особый комитет Думы для «водворения порядка в Петрограде и для сношения с учреждениями и лицами», который вскоре получил название Временного комитета Государственной думы. В него вошел и А. Ф. Керенский. Почти одновременно с этим образовался и Временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов. Керенский и здесь заочно был избран товарищем председателя Петроградского Совета.

Временный комитет Государственной думы приступил к формированию нового правительства. 2 марта его состав был уже одобрен. Председателем правительства и министром внутренних дел стал князь Г. Е. Львов, а министром юстиции и генерал-прокурором – А. Ф. Керенский.

Александр Федорович оказался на гребне своей славы. Каких только восторженных эпитетов не расторгала тогда ему печать. Его называли «министром правды», «народным трибуном», писали, что без него «русская революция немыслима» и т. п. По свидетельству современников, в составе правительства он с самого начала играл «первенствующую роль», был популярен и среди простого народа, и среди интеллигенции.

3 марта 1917 года А. Ф. Керенский официально принял дела Министерства юстиции. В тот же день он подписал свой первый приказ. В нем было сказано: «Поручаю академику Академии наук, Нестору Александровичу Котляревскому, вывезти из департамента полиции все бумаги и документы, какие он найдет нужным, доставить и поместить их в Академию наук».

Первым же своим циркуляром прокурорам судебных палат и окружных судов министр юстиции А. Ф. Керенский предложил освободить всех политических заключенных. Он писал: «Предписываю немедленно под вашей личной ответственностью освободить всех осужденных и подследственных, заключенных по политическим преступлениям всех категорий и преступлениям религиозным. Предлагаю произвести личное освобождение, передав каждому освобожденному приветствие от моего имени. Предпишите начальникам охранных отделений немедленно освободить всех задержанных в порядке охраны по тем же преступлениям». Председателям судебных палат, окружных судов и съездам мировых судей было предложено все приговоры, решения и определения судебных мест объявлять от имени Временного правительства в следующей форме: «По указу Временного правительства…»

А. Ф. Керенскому пришлось одновременно решать множество сложнейших вопросов: здесь и наведение порядка в столице, и замена старого чиновничьего аппарата, и образование новых судебных учреждений, и отмена устаревших, противоречащих «революционному правосознанию» законов, и расследование деятельности высших царских сановников и т. п.

Вознесенный на Олимп славы, присяжный поверенный А. Ф. Керенский, конечно же, не мог обойти особым вниманием свою корпорацию. В первый же день управления Министерством юстиции он обратился к советам присяжных поверенных с телеграммой, в которой просил их «принять посильное участие в установлении истинного правосудия в нашей Родине и поднятии его на высоту соответствующую величию народа и важности исторического момента».

А. Ф. Керенский с головой окунулся «в народную массу». Он как никто другой сумел извлечь пользу из многочисленных поездок, встреч, выступлений перед самой разнообразной аудиторией. Позднее он писал: «Обращаясь к представителям различных общественных организаций с изложением платформы нашего правительства, я мог видеть своими глазами, что эта платформа соответствует стихийному стремлению людей самим выработать новую политическую и государственную систему взглядов и осуществить великие чаяния России о свободе, за которые отдано столько лет борьбы». В те дни, как вспоминали современники, популярность Александра Федоровича была огромна и все росла. Он умел «зажигать сердца людей» и был «всеобщим оракулом, вождем и любимцем».

В своей кадровой политике А. Ф. Керенский вначале довольно строго придерживался основного принципа – назначать на все высшие должности лиц с более или менее популярными именами и только при условии, если их указывали различные общественные или политические организации. Эта практика, безусловно выигрышная с точки зрения приобретения популярности, вскоре принесла довольно отрицательные результаты. Как правильно подметил А. А. Демьянов, «часто выходило так, что популярность не связывалась с интересами дела. Популярный книжный человек не являлся человеком дела».

Первым своим товарищем (т. е. заместителем) А. Ф. Керенский назначил присяжного поверенного А. С. Зарудного (сына известного деятеля судебной реформы С. И. Зарудного), которого очень любил и даже называл «маленьким Львом Толстым» (за его твердые убеждения).

Министр юстиции Керенский работал всегда исключительно много.

Часто он и его товарищи ночевали в служебных кабинетах. Днем его трудно было застать на месте; у него никогда не было ни одной свободной минуты. Руководители департаментов старались приходить к нему по делам утром, когда он только что вставал и пил кофе. Министр «схватывал предмет беседы на лету», поэтому говорить с ним было довольно легко. Однако давало о себе знать отсутствие у него практического опыта. Он разбрасывался, хватался за многое разом и не умел «отгораживаться» от мелочей. В начале марта были произведены первые назначения в Правительствующем сенате, аппарате Министерства юстиции, а также в судебных палатах и окружных суда х.

Со времени вступления в должность А. Ф. Керенскому в качестве генерал-прокурора пришлось не только направлять всю деятельность лиц прокурорского надзора в принципиально новых условиях, но и организовывать расследование дел первостепенной важности. Революционно настроенные солдаты и рабочие, проявляя инициативу, самочинно задерживали высших должностных лиц царского правительства, чинов полиции, жандармерии и охранки. Чтобы избежать ненужных жертв, необходимо было сразу же направить эту стихию в нужное русло, если уж не закона (царские законы здесь явно не годились, а новых еще не было), то, по крайней мере, «революционной целесообразности». В то же время требовалось срочно разобраться и с тысячами лиц, арестованных царскими властями за различные преступления. Что касается политических, здесь все было предельно ясно. Распоряжение об их освобождении было дано Керенским незамедлительно. Но многие сидели в тюрьмах и за совершение уголовных преступлений. Для этих целей было образовано 20 следственных комиссий, которым предписывалось обойти все места заключения и выяснить, за кем из арестованных не числится никаких дел и кто из них может быть освобожден.