Текст книги "От первого прокурора России до последнего прокурора Союза"
Автор книги: Александр Звягинцев
Соавторы: Юрий Орлов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)
В приемный день старец явился. С. В. Завадский рассказывал эту историю так: «Егермейстер Малама, заведывавший приемом в министерстве, немедленно бросился в кабинет министра и сообщил о приезде временщика. Ответ был: приму в порядке очереди. Распутин заявил, что ждать ему некогда и уехал. Прием уже кончался, когда он счел за благо вновь прибыть. Министр принял его стоя, не предложил сесть и не подал руки. На просьбу Распутина последовало разъяснение, что назначение нотариусов не касается министра. Распутин прибег к запугиванию, почтительно-смиренным тоном он сказал, что в жене нотариуса принимает живое участие императрица. Получив опять отказ, он поклонился в пояс с вопросом: «Так и передать государыне?» Хвостов заявил, что между ним и царицею посредники не нужны. Распутин ушел со словами: «Спаси вас Господь». Было видно, что такого отпора он не ждал и растерялся от своей неудачи».
А. А. Хвостов был исключительно честным, правдивым и прямым человеком. Когда дело касалось службы или государственных интересов, он не считался даже с родственными чувствами. Характерен такой случай. В сентябре 1915 года министр внутренних дел князь Н. Б. Щербатов был отправлен в отставку. Встал вопрос о его преемнике. Выбор государя пал на Алексея Николаевича Хвостова, бывшего ранее вологодским и нижегородским губернатором и избранного в Государственную думу. Он приходился племянником генерал-прокурору А. А. Хвостову. Председатель Совета Министров И. Л. Горемыкин сказал императору, что неплохо было бы спросить мнение на этот счет у А. А. Хвостова. Государь согласился. Горемыкин счел нужным сообщить об этом разговоре министру юстиции, чтобы вызов в Царское Село не был для него неожиданным.
Вскоре после этого разговора последовало приглашение Хвостова на высочайшую аудиенцию.
Вот что рассказывал об этом сам А. А. Хвостов: «Я немедленно отправился в Царское. Государь меня принял и сказал: «Вам говорил что-нибудь И. Л. Горемыкин о моем предположении назначить А. Н. Хвостова министром внутренних дел? Я хотел бы знать ваше мнение об этом». Я высказал свое совершенно отрицательное мнение. Сказал, что этот человек безусловно несведущий в этом деле, человек и по характеру совершенно неподходящий, что никакой пользы я от этого не ожидаю, а в иных отношениях ожидаю даже вред. Что человек этот весьма неглупый, но не умеющий критиковать свои собственные побуждения и мысли, а такого человека я не считаю достаточно разумным, чтобы занять столь важный пост. Потом говорил, что человек этот не чужд интриг и что я полагаю, он не ограничится этим, столь для него желанным возвышением, а по всей вероятности будет стремиться к дальнейшему возвышению, будет стремиться стать председателем Совета Министров и, во всяком случае, вся служебная деятельность его на посту министра будет посвящена не делу, а чуждым делу соображениям. Государь очень благодарил меня за откровенное мнение. Причем я просил государя помнить, что нахожусь с А. Н. Хвостовым в родстве, и если будет ему известно от государя такое мнение, то едва ли ему будет приятно».
Карьера А. А. Хвостова как министра юстиции и генерал-прокурора закончилась 7 июля 1916 года, когда он неожиданно был назначен министром внутренних дел вместо Б. В. Штюрмера, получившего пост министра иностранных дел (с оставлением в должности председателя Совета Министров).
Незадолго до отставки, а именно 30 июня, когда Хвостов докладывал императору текущие дела (в их числе и Сухомлинова) и, видя, что вокруг него усиленно плетутся интриги, с целью, как он сам выразился, «выкинуть из министерства юстиции вследствие упорства по некоторым делам», он, прежде чем дать на подпись государю документы о замещении ряда важных должностей в министерстве и Сенате, спросил Николая II, может ли считать свое положение «вполне прочным». На это император сказал: «Почему вам это пришло в голову? Конечно, прочно, дайте я подпишу».
После этого Хвостов отбыл в кратковременный отпуск. Спустя неделю, председатель Совета Министров Штюрмер неожиданно вызвал Александра Алексеевича из отпуска. Он сказал министру юстиции, что уходит из министерства внутренних дел, а его порекомендовал на свое место. А. А. Хвостов, по его словам до того рассердился, что воскликнул: «Как же вы посмели поднести мне такую пакость, не сказав ни одного слова?» Он сказал Штюрмеру, что это сделано только с одной целью – выжить его из правительства, чего тот и достиг, так как принимать этот пост не намерен. Б. В. Штюрмер в ответ только и смог проговорить, что государь, дескать, будет огорчен отказом.
«В тот же вечер, – рассказывал позднее Хвостов, – я написал Его Величеству, что зная бесконечную милость государя даже по отношению к лицам, впавшим в преступления, я умоляю Его Величество сжалиться надо мной, оказать мне этот знак милосердия и не налагать бремени выше моих сил и способностей. При этом я докладывал государю, что не имею никакой уверенности в том, что смогу оправдать его доверие на этом посту. В ответ я получил милостивое письмо государя, где было указано, что государь понимает это в смысле особой скромности…» 10 июля 1916 года А. А. Хвостов вступил в управление Министерством внутренних дел и перебрался с Итальянской улицы, где располагалось Министерство юстиции, к Цепному мосту. Министром внутренних дел Александр Алексеевич пробыл всего два месяца.
После отставки А. А. Хвостов продолжал исполнять обязанности Сенатора и члена Государственного совета. Высочайшей грамотой от 1 января 1917 года он был произведен в действительные тайные советники. Это была последняя награда императора, которую Хвостов получил за свою 40-летнюю деятельность.
После Февральской революции А. А. Хвостов проживал в своем имении в Воронцовской волости Елецкого уезда. Наряду с другими министрами и высшими должностными лицами царского правительства он был подвергнут усиленным допросам в Чрезвычайной следственной комиссии, но под стражу взят не был.
Когда свершилась Октябрьская революция, А. А. Хвостов счастливо избежал участи многих высших сановников империи, казненных по приговорам революционных трибуналов. Он был выслан в провинциальный городок Елец Орловской губернии, где и провел свои последние годы. В Елецком уезде семья Хвостовых издавна чтилась как исконно-русская и до революции пользовалась большим уважением у местных жителей. Там, по свидетельству дочери А. А. Хвостова, он писал записки о своей жизни. В августе 1922 года Александр Алексеевич тяжело заболел. Вот как описывает его последние дни дочь, Татьяна Александровна: «Умирал он как истинный христианин. Обновленческое движение было им ясно понято и перед смертью он просил нас не уклоняться от православия. Причащался он уже ежедневно, всегда с обильными слезами, и, несмотря на тяжелую болезнь, прочитывал все правильно полностью. Всю жизнь с самого раннего детства он не пропустил ни одного дня, чтобы не прочитать Св. Евангелия. Перед кончиной, за два дня, в самый момент удара колокола ко всенощной под Введение во Храм Царицы Небесной, лицо его просияло и он не отрываясь смотрел перед собой. «Папочка, ты что-нибудь видишь?» – спросила его моя сестра. Он кивнул головой… «Божью Матерь?» – опять спросила сестра. «Да, может быть, Она», – ответил он и с этой минуты до самой кончины не произнес ни одного слова. Он скончался 23 ноября в день своего Ангела – Александра Невского».
О личной жизни А. А. Хвостова известно не многое. Он был женат на Анастасии Владимировне Коваленской. От брака имел четверых детей.
«ЧЕЛОВЕК ТВЕРДЫХ УБЕЖДЕНИЙ»
Генерал-прокурор АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ МАКАРОВ
Александр Александрович Макаров родился 7 июля 1857 года в купеческой семье. После окончания гимназии он поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, а по завершении обучения, в ноябре 1878 года, начал службу в качестве кандидата на должности по судебному ведомству при председателе Санкт-Петербургского окружного суда А. А. Кузьминском. Первое время он подвизался в канцелярии 2-го уголовного отделения, а затем был переведен в 3-е отделение «для защиты подсудимых». Через год Макаров уже помогал судебному следователю 2-го участка Царскосельского уезда. Тогда же он получил свой первый гражданский чин коллежского секретаря.
В январе 1880 года молодому юристу доверили самостоятельно производить следственные действия, чем он и стал заниматься уже в 7-м следственном участке Санкт-Петербурга, где, впрочем, задержался ненадолго. В течение последующих четырех лет Александр Макаров исправлял секретарские обязанности в канцелярии председателя окружного суда и в 1-м уголовном отделении. В конце октября 1882 года его направили в распоряжение председателя департамента Санкт-Петербургской судебной палаты, А. Ф. Кони, на время образования делопроизводства в Новгородском окружном суде. За две недели работы с выдающимся юристом А. А. Макаров успел многому научиться.
В 1884 году 27-летний Макаров получает свою первую самостоятельную должность – Городская дума избирает его «добавочным» мировым судьей по городу Санкт-Петербургу. В следующем году его назначают членом окружного суда. В 1887 году указом Правительствующего сената А. А. Макарова утверждают в должности санкт-петербургского почетного мирового судьи. В этом звании он прослужил два года, а в январе следующего был награжден орденом Св. Станислава 2-й степени.
После основательной ревизии Прибалтийского края только что назначенный министром юстиции и генерал-прокурором Н. А. Манассеин, с одобрения императора Александра II, начал проведение там судебной реформы. Для этого потребовались квалифицированные кадры прокурорских и судебных работников. Среди кандидатов на руководящие должности в Прибалтике был и А. А. Макаров. 32-летний юрист в октябре 1889 года стал первым прокурором Ревельского окружного суда. В этой должности он прослужил почти пять лет, зарекомендовав себя хорошим профессионалом, строгим, но внимательным руководителем. Здесь он достиг чина коллежского советника и получил очередной орден – Св. Анны 2-й степени.
В апреле 1894 года Александр Александрович возглавил прокуратуру Нижегородского окружного суда, где и выслужил чин статского советника. В начале 1897 года Макаров стал прокурором Московского окружного суда. Дел у московского прокурора было много: контроль за товарищами прокуроров и судебными следователями, участие во всевозможных комиссиях и заседаниях, прием посетителей и масса других. Прокуратура тогда вела наступательную борьбу с преступностью, много внимания уделяла разоблачению расхитителей и растратчиков.
В Москве А. А. Макаров оставался около двух лет. 24 мая 1899 года в чине действительного статского советника он был переведен в Киев на должность председателя окружного суда, прокурором которого был талантливый юрист С. Н. Цемш. На место Макарова в Москве заступил А. В. Степанов.
В новой должности А. А. Макаров служил до 14 марта 1901 года, удостоившись за свою деятельность ордена Св. Владимира 3-й степени, а затем вновь перешел в прокуратуру. Он стал прокурором Саратовской судебной палаты. Здесь ему пришлось работать вместе с губернатором Петром Аркадьевичем Столыпиным.
7 апреля 1906 года А. А. Макаров в качестве старшего председателя возглавил Харьковскую судебную палату, но пробыл на этой ответственной должности только полтора месяца. Назначенный в правительстве И. Л. Горемыкина министром внутренних дел П. А. Столыпин, успевший за время совместной работы в Саратове по достоинству оценить деловые качества Макарова, в мае 1906 года пригласил Александра Александровича к себе заместителем. В восхождении А. А. Макарова по ступеням служебной иерархии начался следующий, более ответственный период.
Назначение Макарова товарищем министра внутренних дел совпало, с одной стороны, с усилением террористической деятельности социалистов-революционеров, а с другой – с введением военно-полевых судов и наступлением царизма на революционное движение. Ему достался самый боевой участок. Как заместитель министра он курировал департаменты полиции и духовных дел иностранных исповеданий, а также состоящий при министерстве техническо-строительный комитет.
С. Ю. Витте считал серьезной ошибкой назначение на эти посты П. А. Столыпина и А. А. Макарова. Он писал, что со времени вступления Столыпина на пост министра «последовала полная дезорганизация полиции». В это время работа полиции строилась в основном на провокациях. «Вся полиция в такое трудное время очутилась в руках лиц, совершенно незнакомых с тем делом, которым они должны были заниматься», – писал Витте.
А. А. Макарову как бывшему прокурору было довольно сложно срабатываться со своими подчиненными. На многие вопросы он смотрел с точки зрения законности, а это не всем нравилось. Обладая неплохими ораторскими способностями, Макаров часто поднимался на думскую трибуну, чтобы отстоять тот или иной законопроект, разработанный министерством внутренних дел, ответить на запросы депутатов, дать справку по расследуемым уголовным делам или разъяснения по сложным вопросам внутренней жизни империи. По словам В. Н. Коковцова, сменившего на посту председателя Совета Министров Столыпина, выступления Макарова в Государственной думе, причем по делам «крайне щекотливого свойства, отличались всегда большим тактом, эрудицией и определенностью и снискали ему то уважение, без которого участие в работе законодательных учреждений для представителя правительственной власти просто невозможно».
Товарищем министра внутренних дел А. А. Макаров служил до января 1909 года, получив чин тайного советника и одновременно став Сенатором. 1 января 1909 года он был назначен Государственным секретарем, что для него было «весьма неприятно». 17 января 1909 года А. А. Макаров, без освобождения от своих основных обязанностей, был утвержден членом Алекссеевского главного комитета по призрению детей лиц, погибших в войне с Японией. За служебное рвение он был удостоен новых наград: ордена Св. Владимира 2-й степени, золотого нагрудного знака в память столетнего юбилея Государственной канцелярии и, как жест особой милости, – ему был пожалован фотографический снимок Их Императорских Величеств вместе с наследником.
В сентябре 1911 года от руки террориста погиб председатель Совета министров и министр внутренних дел П. А. Столыпин. Император Николай II перед своим отъездом из Киева предложил пост председателя Совета Министров Владимиру Николаевичу Коковцову. Министром внутренних дел стал А. А. Макаров. С января 1912 года он одновременно являлся и членом Государственного совета.
В первых числах апреля произошло трагическое событие на приисках Ленского золотопромышленного товарищества – колонна рабочих организованно направилась к администрации, чтобы вручить прошение прокурору, но была расстреляна. Ленская трагедия всколыхнула всю страну. В Петербурге началась стачка протеста, которая затем перекинулась и на другие губернии.
6 апреля Макаров, находившийся на отдыхе, получил срочную телеграмму об этом событии от своего заместителя И. М. Золотарева и немедленно выехал в Петербург. Он прибыл в столицу 9 апреля, когда страсти кипели вовсю. Левые партии в Государственной думе внесли запрос правительству, требуя разъяснения создавшегося положения. Александру Александровичу, только что прибывшему из Крыма и не успевшему полностью войти в курс дела, пришлось выступать в Государственной думе. Он произнес речь, концовка которой всех ошеломила. Он сказал о расстреле рабочих: «Так было, и так будет впредь».
Впоследствии, на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии, А. А. Макаров сказал, что теперь он не «защищает своей речи», произнесенной в Государственной думе, так как он «был односторонен, был самонадеян, был вследствие этого ложен в своей речи».
Объясняя причину появления знаменитой фразы, произведшей такой резонанс, А. А. Макаров сказал: «Я никогда своих речей не писал, а намечал себе что-нибудь в уме. Так что это вышло у меня совершенно случайно. С другой стороны, это было сказано не в том смысле, – отнюдь не в общем. Впоследствии придали этой несчастной фразе слишком, по-моему, распространительное толкование. А касалась она того, что если на маленькую воинскую часть, которой поставлена задача охранять порядок, наступает громадная толпа в несколько тысяч человек, то она находится в таком положении, что может быть этой толпой смята, и ей приходится стрелять. Вот смысл».
Однако этих слов Макарову не простили. С. В. Завадский писал, что после Февральской революции он был арестован, конечно, не за одни слова, а за все свое прошлое в совокупности, но не освободил его А. Ф. Керенский только за эту злополучную фразу.
А. А. Макаров был освобожден от должности министра внутренних дел 16 декабря 1912 года, с изъявлением ему высочайшей благодарности.
В течение нескольких лет он оставался лишь членом Государственного совета, примкнув там к правой группе, а также присутствующим в Правительствующем сенате. Новый и последний взлет карьеры А. А. Макарова пришелся на лето 1916 года. 7 июля император подписал указ, который гласил: «Члену Государственного совета, Сенатору, тайному советнику Макарову Всемилостивейше повелеваем быть Министром юстиции, с оставлением членом Государственного совета и Сенатором».
Столь высокое назначение А. А. Макаров получил в то время, когда самодержавный трон раскачивался с удвоенной силой и вот-вот готов был рухнуть, погребя под своими обломками почти всех, кто находился рядом с ним. До крушения царизма оставалось немногим более семи месяцев. Макаров сумел продержаться в генерал-прокурорской должности только пять.
Император Николай II, освобождая А. А. Хвостова, возлагал определенные надежды на нового генерал-прокурора, полагая, что он будет «понятливее» и «более податлив» и что высочайшие повеления будет ставить выше закона. Но государь и на этот раз ошибся. «Честный нотариус», как, по свидетельству С. Ю. Витте, за глаза называли при дворе А. А. Макарова, оказался слишком упрямым, когда дело касалось исполнения самим же императором утвержденных законов.
Принципиальную позицию занимал А. А. Макаров и по делу бывшего военного министра Сухомлинова. Он отказался прекратить это дело, несмотря на высочайшее повеление.
Переполнила же чашу терпения Николая II «несговорчивость» генерал-прокурора по делу И. Ф. Манасевича-Мануйлова. Оно возникло в августе 1916 года и было довольно заурядным – шантаж банка. Давление в связи с этим делом шло и на министров внутренних дел А. А. Хвостова, а затем А. Д. Протопопова, и на генерал-прокурора А. А. Макарова. Причем оно было настолько сильным, что последний вынужден был даже заявить, что он примет меры к тому, чтобы «не относящиеся к существу обвинения Манасевича-Мануйлова факты были отброшены», и чтобы «предметом судебного разбирательства» было только его дело. Однако это не устраивало тех, кто стоял за спиной мошенника.
Дело было назначено к слушанию на 15 декабря, а накануне под вечер Манасевич-Мануйлов явился к следователю и заявил, что уже состоялось высочайшее повеление о прекращении дела, о чем ему Распутин сообщил телеграммой из Ставки. Об этом разговоре следователь сразу же поставил в известность прокурора судебной палаты Завадского. На следующий день прокурор узнал, что действительно генерал-прокурор А. А. Макаров получил телеграмму от императора. В ней была написано: «Повелеваю прекратить дело Манасевича-Мануйлова, не доводя до суда».
Макаров не стал беспрекословно выполнять это повеление. Он тут же написал всеподданнейший доклад о том, что не считает возможным прекратить дело без суда и просит не приводить в исполнение повеление императора до его личного доклада. Ответа на свою записку Макаров так и не получил.
20 декабря 1916 года последовал освобождении его от должности «согласно прошению» (которого он добровольно высочайший указ об не подавал), с оставлением членом Государственного совета и Сенатором. 1 января 1917 года А. А. Макаров получил чин действительного тайного советника, а 4 января возглавил Особое присутствие для предварительного рассмотрения всеподданнейших жалоб на решения департаментов Правительствующего сената. Управляющим Министерством юстиции был поставлен Сенатор Н. А. Добровольский.
После Февральской революции А. А. Макаров, как и многие другие бывшие министры царского правительства, был арестован. Он неоднократно допрашивался в Чрезвычайной следственной комиссии. Товарищ председателя этой комиссии С. В. Завадский признавался, что из всех узников Керенского были два министра, Макаров и Маклаков, при допросе которых он отказался присутствовать, и что его угнетали разговоры в президиуме комиссии о предании суду А. А. Макарова. Он объяснял это тем, что за пять месяцев совместной деятельности «увидел в нем, правда, человека, несомненно склонного к формальности, но умеющего много работать, спокойно и внимательно прислушивающегося к чужим мнениям и чужим возражениям, уважающего суд и не останавливающегося перед опасностью потери министерского поста, из-за отстаивания того, что ему представляется законным и должным». Макаров содержался в Петропавловской крепости. Ходатайство его об освобождении по состоянию здоровья, а также прошение жены, Елены Павловны, о переводе мужа в «Кресты» оставались без удовлетворения. Лишь только 27 сентября 1917 года следователь П. Г. Соколов, допросив в очередной раз А. А. Макарова в качестве обвиняемого, вынес постановление об изменении ему меры пресечения на «подписку о неотлучке из места постоянного жительства в Петрограде». 3 ноября, только после того, как Елена Павловна внесла за своего мужа залог в сумме 50 тысяч рублей, Чрезвычайная следственная комиссия освободила А. А. Макарова, «ввиду тяжелой болезни», о чем на следующий день выдала официальное удостоверение.
После Октябрьской революции А. А. Макаров вновь был арестован и в 1919 году расстрелян.