Текст книги "Паром в никуда (Город пропащих - 2)"

Автор книги: Александр Граков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Это за микролитражку-то? Хорошо, но комиссионные включаем в рассчетную сумму,– Димка протянул ему руку.

Стриж колебался недолго.

– О"кей, приятель. Но за прибамбасы плата вразрез. Гоните двести сверху.

– Что за прибамбасы?– тронул Димку за рукав Вадим.

– Нужные вещи. Плати пять тысяч, потом объясню,– коротко ответил тот. Стриж тут же достал чемоданчик, в котором оказалась портативная пиш машинка, стопка различных бланков и коробочки с печатями и штампами. Через полчаса на имя Вадима было выписано временное водительское удостоверение взамен постоянного, изъятого сотрудниками отдела ГИБДД Московского Юго-Восточного административного округа. Подпись, печать, штампы – все как полагается. Эту справку Стриж передал Вадиму вместе с переоформленными документами на машину и транзитками.

– Физкульт-привет,– рыжий было рванулся в толпу, но Димка притормозил его за рукав куртки.

– Постой, нужно еще кое-что. Если конкретно – ствол.

– Ты че орешь, дурак!– парень даже присел, прячась за автомобиль. Без шухера не можешь? Базлай втихаря. "Макар" подойдет? Отдам по дешевке за двести.

– "Засвеченный"?– в упор спросил Димка.

– А что же ты хотел за пять штук деревянных?– загорячился Стриж.Ладно, от своих щедрот – запасную обойму впридачу.

– Волоки,– Димка вновь тянет руку Вадиму и тот с тяжким вздохом отсчитывает в ее ладонь еще двести долларов. Однако, стоит рыжему отвалить насовсем за ближайший киоск, как он отвязывается на приятеля вовсю.

– Ты хоть знаешь, что оставил меня с сотней баксов на обратную дорогу?

– Не кипятись, юноша,– Димка еще раз обходит вокруг "Ауди", затем ныряет в салон и вновь вылазит оттуда с довольной физиономией. – Во-первых, насколько я заметил, у тебя осталась российская валюта, пусть даже презренная, но вполне платежеспособная. А во-вторых, ты за свой мизер получил сейчас столько благ, сколько не получал ни один транзитник за последние полтора века: полностью оформленный пакет документов на тачку, плюс страховку от дорожных неожиданностей,– Димка швыряет в машину коробку с пистолетом,– да еще официальный пропуск для проезда по Московской области.

– Что еще за пропуск?– Вадим, остывая, косится на него с подозрением.

– А справка гаишная на что? С ней ты не не просто приезжий лох, которого можно ободрать на любом посту, а вполне нормальный московский водила, наглый до беспредела, раз у тебя "права" изъяли. С такими предпочитают обычно не связываться. А вот здесь, на транзитке – видишь маленькую птичку в углу? Это пропуск для братвы, контролирующей выезды из столицы. Все в порядке, мол, пацан заплатил сбор и может порхать себе домой восвояси. Ну и, кроме всего прочего, тебе досталась отличная тачка за умеренную цену. Это все плюсы, минусов пока не просматривается. И чем, скажи, ты недоволен?

– Слушай, Димон, откуда ты всей этой премудрости набрался?успокоенный Вадим уже перегружает свои вещи из салона "Жигулей" во вновь приобретенную машину.

– Поездишь с мое – не того нахватаешься. А вообще – бросал бы ты свое фермерство. Хочешь, скооперируемся? Тачка у тебя теперь приличная, до Москвы и обратно довезет без проблем. А я здесь теперь все ходы-выходы знаю, связями обзавелся. Да и дружок в Москве обретается. Проверенный по зоне. Федор меня, кстати, и вывел на эту точку.

– Не знаю, Димон, посмотрим. Да, все хотел спросить тебя – почему здесь берешь диски, а не на той же "Горбушке", допустим? Или на "Тринити-Трейд"?

– Ну, тебе прям сразу все и выложи. А впрочем, почему бы и нет – как будущему компаньону. Видишь ли, на специализированных рынках и цены соответственные. Там все дерьмо стараются спихнуть за фирменное, поэтому и держат марку. И потом, налоговая полиция и федералы при обысках опираются именно на этот фактор: аудио и видеоаппаратуру искать нужно на таких же толчках, среди шмоток или продуктов этим вещам делать нечего. А они, пожалуйста, присутствуют. В порядке, так сказать, исключения. И поэтому контроля, как такового, нет. А где нет контроля – нет налогов. Резонно? Тогда двинули домой. Я поеду впереди, а ты давай за мной, Вадик – хвост в хвост. И старайся не отставать, скоро стемнеет.

Хотя что это я – в такой крутой тачке ты меня можешь кинуть на любом прямом отрезке трассы.

Они довольно благополучно проскочили 33-й километр, выехали на Варшавское шоссе и здесь Димка притопил педаль газа до полика, надеясь добраться до Тулы хотя бы в сумерках. Но, как известно: если очень хочется, тут же вмешивается вездесущий закон подлости – у какого-то Петрухино их тормознул передвижной пост. Вообще-то Димка мог бы наплевать на этот пост с высокой горы – уже почти стемнело, а у патрульных, кроме милицейской формы да разрисованного синим УАЗа, ничего при себе не имелось – ни жезла, ни нагрудных знаков. И он было проскочил его, послав воздушный поцелуй троим ментам и ментовозу. Да оглянулся назад и стал, заматерившись на все заставки: "Ауди" Вадима послушно притормаживала, включив правый поворот. Возвращаться назад было чревато последствиями – Димка знал не понаслышке о злопамятности гаишников в отношении недисциплинированных водителей. Поэтому , проскочив вперед и скрывшись за ближайшим поворотом, он тоже съехал на обочину, за елочки. И закурив, включил музыку, не упуская из виду трассу. Интересно, кто первый проскочит: Вадим или менты в погоню за его "Жигуленком". Так прошло минут двадцать – среди частников, проскакивающих по трассе, не наблюдалось ни ментовозки, ни "Ауди". Через двадцать пять минут Димка заволновался. А спустя полчаса он был уже на трассе, тормозя любую попутку. Остановилась пятая по счету легковушка.

– Случилось что, парень?– приопустив боковое стекло, из салона потасканного "Москвича" настороженно глядел на него дед в рыжем дождевике.

– Слушай, батя, там недалеко передвижной пост стоит...– начал было Димка.

– Никто там сзади не стоит, можешь двигать смело,– дед повеселел и, подмигнув ему, принялся поднимать стекло.– А ежли, допустим, принял выше клапана – могу подсказать объездную путю через Воскресенки.

– Ты может, это, не заметил...бывает,– холодея от дурного предчувствия, пытался реабилитировать себя Димка.

– Ты чо, паря?– дед вновь опустил стекло, возмутясь.– От самой белокаменной, считай, тащусь и нигде милиции не видал. А зрение у меня покуда отменное, бывало...

– Блин, ведь у этого балбеса пушка в салоне!– вырвалось вдруг непроизвольно у Димки.– И он, конечно, не догадался заныкать ее куда подальше.

– Что? Какая еще пушка, у кого? – окошко "Москвича" тут же наглухо законопатилось стеклом и он, чихнув выхлопом, сорвался с места не хуже иномарки. А Димка, наплевав на все законы самосохранения, развернул свой "Жигуль" в ту сторону, откуда приехал.

Вот и столбик с синим указателем "Петрухино" – здесь стоял УАЗ с тремя патрульными. Именно стоял – сейчас на этом месте и бензином не пахло, так же, как и вновь приобретенной иномаркой Вадима. Точно, захомутали парня за незаконное хранение оружия. Значит, нужно возвращаться обратно на 33-й километр, там-то уж обязаны знать о патруле.

– Не могу сказать ничего определенного,– подтянутый дежурный капитан " стекляшки"-стационара чуть ли не руками развел.– На том участке трассы, о котором ты говоришь, никогда не ставятся передвижки. Во-первых, не положено по новому законодательству, во-вторых, ни к чему: через полтора десятка кэмэ, в Бутурлино, такой же пост, как и у нас. Хочешь, по рации свяжусь? Может, оттуда высылали, что маловероятно... Ну вот, как я и предполагал кому охота в ночь на УАЗе шастать по трассе.

Скорее всего, кто-то из местно-поселковых ментов решил подкалымить на трассе – лохов пощипать. А с дружком своим ты, видать, разминулся, парень,видно было – капитан уже сочувствует Димке.– А давай на Тулу звякнем, пусть его там притормозят, пока ты подъедешь?– предложил он, загораясь идеей. Не хочешь? Тогда возьми наш дежурный номер, назвякивай, может, что обнаружится.

– Спасибо, капитан,– Димка, махнув рукой, пошел к выходу.– Не мог я разминуться с ним, никак не мог. – Буду еще искать. На том же месте.

И он нашел, наконец то, что так боялся найти. Однако не возле указателя, а чуть дальше, в придорожном лесочке, почти у самого края: в свете ручного фонарика появилась сперва неестественно вывернутая рука Вадима, с белым ободком от часов "Сейко" на запястье, а затем и его лицо с залитыми кровью глазами. Кровь вытекала из дырки в простреленной голове. Убийцы так спешили избавиться от тела, что бросили его почти на открытом месте. А может, действовали внагляк – поди найди свидетелей на трассе почти международного значения...

В "стекляшке" на 33-м километре нежно замурлыкал телефон и дежурный капитан, отложив в сторону книгу регистраций, потянулся к трубке.

– Алло, мент, слухай сюда,– раздался в трубке хриповатый голос с наглым оттенком.– Это Лева по мобильнику с тобой базар трет. Из тачки, ясно откуда. Короче, тут меня один кореш просит передать вам, шо возле деревни Петрухино, у шоссе, жмур лежит невостребованный. Понял, нет?

Слушай, какая "Скорая", если у него в лобешнике дырка с цент величиной, в натуре. Не, меня попросили передать, я передал, а дальше ваши ментовские разборки, мне своих хватает через край. Чао-какао!

А Димон в это время гнал свой "Жигуль" обратно в Москву, твердя про себя, как заклинание, адрес квартиры на Смоленской улице. Этот адрес шепнул недавно по телефону его бывший кореш по зоне Федя Стреляный.

– Будешь в Москве – захаживай. Помогу, чем смогу.

Сейчас Димке нужна была помощь Стреляного, как воздух. Он не мог отвезти тело Вадима в милицию – затаскают, как свидетеля, а то еще и дело пришьют. И просто так не мог приехать назад в кубанскую станицу, зайти в дом Вадима, который помогал отстраивать с нуля, и сказать его жене Маринке и двоим детям, что их отец убит по дороге домой в купленной им машине. Дети, конечно, заревут, а Маринка в ужасе распахнет и без того огромные глаза и обязательно спросит:" – А где же был ты, крестный отец вот этих малышей и лучший друг мужа, когда его убивали ?" Не может она не спросить. А что он, Димка, сможет ответить? Скорее всего, Вадим пожил бы еще, после того, как его машину остановил капитан Боровин со своими " шестерками". Они вышли на очередную "ночную "охоту" именно за этой "Ауди" – рыжий Стриж с Жулебинского толчка дал подробное описание лоха и машины, которую следует "прикупить"

на Варшавке – по этой трассе сновали туда-сюда кубанские "челноки".

– Степан Ильич, я тебе говорю – дело стопроцентовое, как обычно,захлебывался словами Стриж в телефонную трубку.– Я ему фикцию выписал, если что– открещусь в любом суде, тачка-то ведь моя, и на меня записана. Так что бери его за жабры и смело вытряхивай из салона, пусть кому хочет жалуется потом. Гляди только, машину не поцарапай, я тебя умоляю.

– Не суетись, щенок,– охладил его Боровин.– Свою долю получишь, не волнуйся и работай дальше в том же духе. Кстати, тебе не кажется, что твоя тачка примелькалась на рынке, а? Ты ее уже четвертому лоху подсовываешь напрокат. Могут ведь ответные санкции последовать.

– Да все они приезжие, какие там санкции, Ильич, у нас на рынке все схвачено, за все заплачено. А вообще-то ты прав, надо бы сменить "колеса" на что-нибудь посущественнее. Я подумаю.

– Подумай, соколик,– Боровин сложил трубку и пошел переодеваться в форму. Ох, как же он не переваривал эти ментовские шмотки – кто бы знал. Так же, как и должность участкового с ее мизерной зарплатой. Но это была его КРЫША. Под которой можно делать побочную, "черновую" работу. И он ее делал, в основном в ночные часы. Подобрав себе в подчиненные крепких ребят, тоже из ментов. Охочих на легкие дармовые бабки нашлось немало, да не всех можно было брать на дело – много нынче развелось "сырых" – тех, которые пришли в милицию со школьной или институтской скамьи, не хлебнув досыта жизненного дерьма. Таким нет доверия – продадут при первом же шухере. А тех, кто пошел за ним, Боровин уже успел повязать кровью – чужой, конечно. И не одной. В основном они специализировались по машинам. Но приходилось выполнять и особые задания особых людей. Среди заказчиков Боровина числился банкир Левочкин, например. И магнат Аджиев не брезговал его командой, которая была для конспирации разбита на пятерки.

Сегодня они вышли на охоту по наводке. И убивать водителя "Ауди" не собирались – просто выбросить из машины и уехать на ней. Но Вадим-то этого не знал. Слишком поздно он вспомнил о пистолете, лежащем в кармане куртки машина, послушная рулю, уже подворачивала к капитану, властно показывающему на обочину. Нужно было срочно выкручиваться – если по малейшему подозрению затеют обыск...Он с готовностью выхватил документы из бардачка, нащупал последнюю сотню баксов в кармане, мысленно уже простившись с ними, и вышел из салона, неся капитану одну из своих самых обаятельных улыбок.

– Пожалуйста, смотрите документы, а я пройдусь за кустики пока, идет?– Вадим чувствовал, что улыбка обаятельная автоматически перерождается на устах в просящую, но поделать с собой ничего не мог – милицейская форма с раннего детства внушала ему внутренний страх. Наверное, потому, что многих детей часто пугают именно ею:" Вот погоди, придет милиционер..."

Капитан в ответ на его просьбу переглянулся со своими подчиненными, один из которых прыснул в кулак, и снисходительно махнул рукой в сторону леска на обочине.

– Идите, пожалуй, без вас попробуем разобраться.

Обрадованный Вадим чуть ли не бегом понесся в заросли. И когда поросль и сумерки скрыли его от глаз ментов у машины, он с облегчением выхватил из кармана куртки пистолет. И надо же было в это время подняться из-за ближайшего куста четвертому члену группы – Роне. Он заседал там "по-тяжелому", повесив короткорылый оперативный "Кедр" с глушителем на шею. Увидев Вадима с пистолетом в руке, Роня по-своему расценил его замысел и немедля пустил в ход автомат, благо флажок переключателя стоял в положение "одиночный". Оперативность и быстрота реакции не раз выручали его во время несения службы в СОБРе, выручили и сейчас – как он считал. И Вадим с пробитой головой завалился в кусты, у которых стоял.

– Что же ты, падла, наделал?– Боровин, сидевший уже в салоне, свирепо зыркнул на Роню, стоявшего навытяжку подле "Ауди". – Вот что значит не облегчиться с утра – всю малину можно перегадить при проведении ответственной операции. Ладно, что сделано – того не воротишь. Залазь в машину, чучело собровское, я с тобой на хазе побалакаю.

– Куда двинем, Ильич?– севший за руль сержант Юра вопросительно глянул на него.– К Свату в берлогу или...

– Далековато к Свату,– огорченно глянул на часы капитан. – Да и напарник этого водилы, говорил Стриж, где-то рядом шляется. Не дай Бог, поднимет на ноги официальный СОБР. Двигай, наверное, к дядьке Игнату на 83-й километр, там у него все причиндалы для маскировки имеются.

– Так там же...– Юра испуганно зыркнул на Боровина.

– Ша, без тебя знаю, кто там,– прикрикнул на него Степан Ильич.Ничего, как-нибудь поместимся бок о бок с семейкой Раздольского – в тесноте, да не в обиде. Ну, а не поместимся...– не договорив, он вдруг заухмылялся чему-то своему, мечтательно закатив глаза к потолку салона.

Глава 7. " С И Н Я Я Б О Р О Д А ".

С самого первого дня, часа, даже минуты, когда Стреляный доставил его и Елену Сергеевну на этот полуобитаемый островок у разъезда, Раздольский знал – он уже был в этом домике, с его постоянным навозным амбре. И в саду был – запахи спелой вишни и осевшей на листьях пыли от пролетавших невдалеке электричек преследовали его с того самого дня, когда Ефрема Борисовича вывели сюда с повязкой на глазах, перед тем, как под страхом смерти выпхнуть из России в Англию. А заглянув перед расставанием в глаза Стреляного там, за углом сарая, когда он сунул ему в руку пистолет, Раздольский твердо уверился – именно этот человек забирал его отсюда в ту памятную ночь прощания с Родиной. И глаза Федора – цепкие, льдистые и беспощадные, сказали ему больше, чем его предупреждение быть всегда начеку. Стреляный знает много, он знает практически все. И что бы им поговорить тогда подольше, где-нибудь в уединении, да хотя бы на бережку того же Рыбного – очень многое могло бы проясниться в дальнейшей судьбе и его, Раздольского, и Елены Сергеевны. Ведь этот крепкотелый парень мало того, что не дурак, он явно не горит желанием сотрудничать с Аджиевым. И если его как следует "подогреть" долларами из заначки Раздольского и со счетов Елены Сергеевны, а затем тонко намекнуть о сотрудничестве – кто знает, как повернется дело. Но проклятая натура адвоката, мягкотелость и уступчивость не дали Ефрему Борисовичу ухватить за хвост синицу, презрев повторное путешествие за кордон, пусть даже с любимой женщиной. Россия тем и знаменита, что из нее невозможно уехать навсегда – рано или поздно возвращаются те, кто не погиб на чужбине насильственной смертью. Но вначале бегут из нее, как от чумы – неизбежности происходящего в стране. А ведь интерес к жизни у любого нормального человека подогревется ее непредсказуемостью – а что там, за ближайшим поворотом, новым витком Судьбы? Полемика, вечный спор между мечтами и насущным, черт бы его драл,Ефрем Борисович тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли, потянулся к бокалу с вином и... встретил внимательный взгляд, полный проницательности и почти материнской ласки – Елена Сергеевна смотрела на него, лежа на полотенце и подперев голову ладонями согнутых в локтях рук. Все, визы получены, билеты на завтрашний рейс в Англию у Ефрема Борисовича в кармане. Деньги Елены Левочкин перевел со счета своего банка на "Бэнк оф Трейд" почему-то без обычной болтовни и подначек, не взяв с нее даже процентов. Все сборы и сомнения позади, Ефрем Борисович долго не знал, что делать с подарком Стреляного, затем спрятал пистолет в досчатом туалете в конце сада, под потолком, надеясь из Англии прозвонить Федору. Они вышли сегодняшней не по осенне-теплой и лунной ночью на берег пруда, чтобы провести время, оставшееся до отлета, наедине с природой. Когда-то еще предоставится такая возможность,– взгрустнулось Елене Сергеевне.

– Извини, забылся,– Раздольский нежно касается ее щеки и снимает с волос заблудившегося в лунном свете муравья.– Знаешь, я вот все думаю почему Бог не сделает, чтобы любящие друг друга сердца с детства принадлежали друг другу? Представляешь, сколько бы счастливых было на земле? Смотри, как мало нужно любящим: кусочек этого пруда, вишневый сад и небольшой кирпичный домик в нем. Идиллия в лунном свете...

– Не утрируй, Ефрем,– Елена Сергеевна переворачивается на спину, прикрыв глаза, позволяет ему ласкать свою грудь, едва прикрытую полоской бикини.– Жизнь познается в борьбе – это уже прописная истина. За любовь, кстати, тоже нужно бороться, иначе это будет не любовь, а нечто среднее между инстинктом и приятной необходимостью. А как же тогда непременные атрибуты: слезы, тоска, ненависть и ревность, наконец? Убери эти чувства и от любви останется быстро надоедающая преснятина, а если точнее обыкновенная случка, процесс воспроизведения потомства. А теперь насчет твоего упивания ее бескорыстием : отними сейчас у тебя, да и у меня все то, что распихано по вкладам и потайным уголкам – что останется от любви, если не на что будет купить прозаический стакан молока и кусок хлеба? Молчишь, Раздольский? То-то, большая любовь требует соответствующего обрамления. Это как хорошо написанное полотно, прилепленное скотчем к грязной бетонной стене. А заведи его в позолоченную раму, да вывесь в тон с богатым интерьером – получишь истинное наслаждение красотой. Что, и дальше будешь спорить?– Елена, хитро улыбаясь, пристально уставилась в его глаза своим затаенным взглядом.

– Да что с тобой спорить, если в тебе практицизма больше, чем любви,Раздольский, смеясь, навалился на Елену Сергеевну, обцеловывая ее лицо, подбираясь к точке за ухом. Наконец он достиг губами заветного уголка Елена тяжело задышала, вздрагивая всем телом, ее руки обвили тело Ефрема, подбираясь к единственному элементу одежды – плавкам...

– Хорошо лежим,– грубый голос, раздавшийся над самыми головами, разрушил лунную идиллию на фрагменты серой ночной обыденности, заставив Елену Сергеевну испуганно вскрикнуть, а сердце Раздольского сжаться от нехорошего предчувствия. Над ними темной глыбой навис участковый Бородин в своей обычной милицейской форме, а немного поодаль из кустов выломились еще три или четыре неясно-подобные личности.

– Ф-фух, это вы, капитан,– Елена Сергеевна, разглядев, наконец, ночного пришельца, вздохнула с заметным облегчением.– Ну нельзя же так, Степан Ильич – ломиться в чужую жизнь, даже не постучав.

– Пардон, мадам,– развел руками тот, делая вид, что не понял намека,не нашел дверь в Природе. И потом, мне до зарезу необходим ваш...э-э-э, супруг. В участок пришла ориентировочка из Центра, на троих особо опасных преступников. Так вот, один из них – точная копия Ефрема Борисовича.

– Бог мой,– Елена Сергеевна засмеялась нервным смехом.– Ну вы же знаете, капитан, что он здесь ни при чем.

– Знаю, не знаю, мое дело проверить ориентировку,– ухмыльнулся Боровин.– Юра, ну-ка отведи господина Раздольского в дом и более тщательно проверь документы. А мы с Еленой Сергеевной пока искупаемся в пруду,– он начал торопливо разоблачаться.

– Шагай,– сержант толкнул Ефрема Борисовича в спину.– Будешь сопротивляться – нацеплю браслеты.

Это было как в кино: милиция, ночь, обыск,"браслеты". Словно вернулись сталинские времена полувековой давности, когда людей брали прямо из постели. Но это ведь не сон, не иллюзия...

– Слушайте, здесь явно допущена какая-то ошибка,– запротестовал было Ефрем Борисович. – У меня адвокатская фирма в России и филиал за границей...– он оглянулся назад, надеясь что-то разглядеть там, за кустами.

– Топай, я сказал, фраер нещипаный,– пинок под зад прервал его объяснения.– Чего вертишься, найдется и на твою маруху петушок.

А капитан Боровин между тем за это время успел разоблачиться до трусов. Елена Сергеевна, потерявшись, с открытым ртом следила за происходящим, не понимая, то ли вновь смеется капитан, то ли всерьез решил арестовать Раздольского. Наконец ее прорвало.

– Степан Ильич, надеюсь, вы пошутили насчет задержания Ефрема Борисовича?

– Конечно пошутил, дорогая,– капитан, завидя бутылку вина, присосался к ее горлышку и опорожнил в один присест.– Мешал он мне, твой Раздольский, с самого первого дня мешал. Вот ты мне скажи, почему таким облезлым козлам достаются прекрасные женщины вроде тебя, тогда как простой российский мент обязан довольствоваться объедками с чужого стола, а? – принятое на водку вино быстро делало свое дело – Боровин пьянел и возбуждался на глазах.

– А почему на "ты"?– оскорбилась было Елена Сергеевна. – Мы что, с вами...

Договорить она не успела – капитан схватил ее за горло, второй рукой рванув узенький лифчик бикини, и опрокинул в траву.

– Да потому что я сейчас познакомлюсь с тобой так близко, что между нами исчезнут как моральные преграды, так и физические,– он грубо захватил край узеньких плавок вместе с кожей.

– А вот этого не надо,– вдруг произнесла Елена Сергеевна так спокойно, что Боровин даже отрезвел на минуту.

– Чего этого?

– Грубить не надо, Степан Ильич, вам не идет,– довольно непринужденно рассмеялась Елена Сергеевна.– Если уж смотреть правде в глаза до конца – вы мне понравились в прошлый раз, когда произносили красивые тосты и стихи. А сегодня, извините...Но это поправимо. Я сама сниму то, что вам мешает, а вы постарайтесь не изнасиловать меня, а доставить хотя бы минимум удовольствия, идет?

– А...что для этого надо?– подрастерявшийся капитан пытался собрать воедино разъехавшиеся по пьяне мысли.

– Для начала хотя бы отпустите мое горло, а заодно и руки, чтобы я могла продемонстрировать вам последнюю стадию стриптиза,– вновь рассмеялась Елена Сергеевна.– Кстати, свои трусы можете не надевать.

Последняя фраза явилась решающим фактором в пользу ее доводов совсем обалдев, Боровин отпустил ее и приподнялся. Размаха для женской ноги оказалось недостаточно, тогда Елена Сергеевна поджала правую и тут же с силой выбросила ее, целясь пяткой в ничем не прикрытую капитанскую мошонку. И, конечно же, попала – взвыв от тягучей тупой боли, Степан Ильич покатился в траву, зажимая руками естество. А она, недолго думая, рванулась к недалекой воде, собираясь рыбкой ускользнуть от насильника и...упала, больно ударившись правым боком – ярость победила боль и капитан провел подсечку свободной рукой.

– Ах ты, стерва,– он навалился на женщину, распаленный желанием мести и, рванув на ней трусики, отшвырнул в сторону клочок материи.Удовлетворить просишь? Это мы сейчас, по полной программе,– капитан замахнулся, намереваясь рубануть ребром ладони по беззащитной шее в районе ключицы.

– Ефре-е-ем!– Елена Сергеевна успела вскрикнуть во весь голос от охватившего ее ужаса, а затем потеряла сознание от шокового удара. И беззащитная в своей наготе оболочка, не подчинявшаяся больше ее воле, равнодушно приняла в себя чужеродные и тело, и семя насильника...

Ефрем Борисович понял все, когда увидел, как трое милиционеров, загнав во двор красивый автомобиль, довольно шустро принялись разбирать его на части, относя их в полосатый УАЗ, стоявший у калитки. Он же был начитанным человеком, этот адвокат, и прекрасно знал, в каких случаях, кроме несения службы, может пригодиться милицейская форма.

– Роня,– позвал сержант, усадив Раздольского на лавку,– покарауль фуцина, покуда я пошурую в хате насчет документов.

– Всегда готовы,– один из "слесарей" бросил ключи и сел возле Ефрема Борисовича, закурив сигарету. Автомат он повесил на плечо. И в это время от пруда раздался сначала вой Боровина и его отчаянные маты, а затем полный боли и ужаса крик Елены Сергеевны.

– Не дергайся,– Роня, уловив движение Раздольского, перебросил автомат на грудь.– Нажрешься свинца за милую душу. Ничего с твоей шмарой не будет – у нашего шефа балдометр на пару сантиметров меньше моего,– Роня заржал, восхищенный собственным остроумием. Вдруг из домика выскочил сержант Юрка, размахивая какой-то корочкой.

– Что там капитан с этой бабой делает?

– А что еще можно с бабой делать, как не трахаться?– продолжал заливаться Роня.– Что, хочешь присоединиться?

– Наоборот, отмежеваться, и чем дальше, тем лучше. Как бы завтра самого капитана не трахнул кое-кто другой,– загадочно ответил Юрка, исчезая в зарослях. Он еще что-то там крикнул, но Ефрем Борисович уже не слушал. Сейчас наступил тот самый момент, когда можно было осуществить план, который возник в голове Раздольского как-то спонтанно. Он поднатужился и...громко испортил воздух так, что Роню отмело от него, как от прокаженного.

– Ах ты, козел!– заорал он, замахиваясь на Ефрема Борисовича прикладом автомата.– И воняешь, как козел.

– Приношу свои глубокие извинения,– пролепетал Раздольский, прижимая к груди руки,– но подперло дальше некуда. Если не отпустите в туалет, может случиться еще большая беда.

– В штаны навалишь, что ли?– вновь заржал Роня.– Садись вон за лавкой и валяй в траву.

– А вы снова нюхать будете?– вызывающе спросил адвокат.

– Тьфу, ч-черт,– сплюнул Роня.– Ладно, пошли проведу.

И через несколько минут тяжелая рубчатая рукоятка "Стечкина", притаившегося до поры над туалетной балкой, удобно легла в ладонь Раздольского.

– Степан Ильич, шеф,– сержант выскочил из кустов на берег пруда и застыл, как вкопанный: капитан, в чем мать родила, топил Елену Сергеевну недалеко от берега. Он держал ее за оголенные ноги, подняв их высоко над головой, в то время как очнувшаяся женщина билась, как пойманная рыба, стараясь вырвать из плена воды голову, чтобы глотнуть хоть немного ночного воздуха. С каждой секундой ее сопротивление ослабевало и вскоре отчаянные рывки перешли в нечто, похожее на конвульсии...

– Прекрати сейчас же, придурок,– очнувшийся от временного шока Юрка, забыв о субординации, вылил на голову капитана словесный поток такой отборной матерщины, что у того от изумления руки разжались сами по себе. Тело истерзанной пленницы, освободившись из его жилистых рлап, стало медленно погружаться в мутную воду пруда. – Ты что, гад, всех нас хочешь угробить вместе с собой ?– сержант, чуть не плача от бессильной ярости, выхватил пистолет и лязгнул взводимым затвором.

– Да ты ошизел, жорик?– Боровин чуть в воду не нырнул от неожиданности, а завидя ствол, направленный в его голову, почему-то прикрыл рукой причинное место.– Не дури, Юрка, птичка вылетит – не поймаешь. Поздно потом веники вязать будет.

– Вытаскивай бабу из воды, слышишь, и чем быстрее, тем лучше. Я тебе здесь растолкую, что по чем,– Юрка по-прежнему не отводил пистолета. Это подействовало без промедления: капитан ухватил Елену Сергеевну подмышки и, вытащив на берег, опустил в траву, отдуваясь.

– На, забери, можешь даже на круг пустить, мне не жалко,– он по-своему понял Юркино возбуждение.

– Загляни сперва в корочку,– сержант бросил ему документ,– а после базарить будем, кого на что пускать.

– Подожди, оденусь,– Боровин наскоро обмундировался и взял в руки корочку.– Паспорт вроде бы. А ну, посвети зажигалкой. Аджиева Елена Сергеевна, русская, родилась в Москве, год рождения...Постой, ты хочешь сказать...– капитан выпустил из рук паспорт и он мягко шлепнулся на тело Елены Сергеевны, заставив ее вздрогнуть и застонать.

– Это не я хочу сказать, а ксива,– сержант спрятал пистолет за пояс, поставив на предохранитель. – Если "китаец" выяснит, кто забавлялся с его женой на берегу этого болота – последствия нетрудно себе представить. Его мясник Гриша может с одного удара оттяпать башку топором. А может и потянуть удовольствие, разделывая фраера на фаршмак,– он вздрогнул, поежившись. – Теперь ты понял, Борода, во что мы вляпались?

– Не лох, сообразил. А может, того...концы в воду, а?– капитан, даже не обратив внимания на кличку, заглянул Юрке в глаза.– И ее хахаля туда же.

– Не проканает,– жестко возразил Юрка.– Во-первых, у наших языки по пьяне развязываются, что ботало у коровы. И потом – кто-то же привез этих... сюда, на Игнатову хазу. Кто? Вот на этот вопрос...

Договорить ему не дали выстрелы, раздавшиеся из вишневого сада.

– А ну, сбегай узнай, что там случилось,– Боровин мотнул головой в ту сторону.

– Нверное, все-таки кончили адвоката,– сожалеюще цокнул языком Юрка, уматывая по тропинке в сторону домика. А капитан, упав на колени возле обнаженного тела той, котрую он недавно истязал, бережно принялся вытирать его огромным махровым полотенцем, на котором лежала до этого Елена Сергеевна. Потом принялся лихорадочно натягивать платье на дро жащую в ознобе женщину, бестолково матерясь шепотом – ничего путного в голову больше не лезло.