Текст книги "Искры революции"

Автор книги: Александр Панов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Лежать на месте, иначе перестреляем всех!

Чевардин рванулся, но жена прижалась к нему:

– Вася, не вставай, застрелят!

В три окна разом запрыгнули трое вооруженных. Один из них бросился к двери, а двое – к постели. В избу ворвалось еще несколько человек.

– Ну, теперь вставай, председатель. Сдавай оружие!

– Я пришел без оружия!

– Обыскать, – приказал Базунов.

«Новые жандармы» перерыли в доме все, но оружия не нашли.

– Где спрятал оружие?

– В лесу, – спокойно ответил Чевардин.

– Одевайся!

На рассвете дружинники застали дома еще несколько бывших красногвардейцев.

– Вот это улов! – торжествовал Базунов.

– Во главе с самим ершом Совдепа! Го-го-го! – гоготал Жеребин.

– Надо их немедленно переправить в Уфу, – предложил Рокутов, – иначе нам придется драться с большевиками. Они даром не отдадут председателя.

– Это ты верно сказал, – согласился Базунов, – постараемся переправить.

ТОТ ЖЕ ХОЗЯИН

Умов приехал в Сим. Он издал приказ о назначении Фирсова управителем завода, пообещал служащим конторы увеличить жалованье и уехал в Ашу.

Фирсов на другой же день объявил умовские приказы и потребовал от рабочих безропотного подчинения. Рабочие зашумели. Профсоюз обратился к управителю с протестом. Но к соглашению не пришли.

Раздраженные, злые рабочие нехотя принялись за дело. Мастера не смели возвысить голос: не подходи, зашибут.

Управитель завода скоро убедился в том, что удлинение рабочего дня, снижение тарифных расценок и отказ от оплаты сверхурочных работ не дали повышения производительности труда. Наоборот, она резко упала и сократилось количество производимой продукции.

Между тем Умов стал финансировать завод в соответствии с выполнением задания. Фирсов выкручивался из создавшегося положения. С одной стороны выпуск продукции резко сокращается, с другой – рабочие требуют выплаты заработка, а денег не хватает. Возмущение на заводе растет.

– Что будем делать, господа? – спрашивал Фирсов главного бухгалтера и старейшего кассира, – не мухлюют ли заведующие цехами? Вы, пожалуйста, тщательнее проверяйте ведомости.

Бдительный кассир Курчатов при выдаче зарплаты наткнулся на фамилию своего соседа.

– Позвольте, позвольте, – крикнул в окошечко Курчатов, – верните-ка мне расчетную книжку, по которой я только что выдал деньги. Эй, кто там получил, слышите?!

– Што вы кричите, гражданин Курчатов? – спросил первый стоящий в очереди рабочий.

– Как что? Это же жульничество! Получили по расчетной книжке моего соседа. А его же нет на заводе. Я знаю, что он ушел с красными!

– А вы бы, гражданин Курчатов, не кричали об этом, – посоветовали зашумевшие рабочие, напирая к окошечку, – выдавай, не задерживай очередь!

Вечером Курчатов, сидя у самовара, рассуждал вслух о случившемся.

– Выходит, что зарплату получает и тот, кто не работает, а ушел с красными. Я заметил в ведомости одного, а их, наверное, много.

– А ты бы помолчал, – посоветовала жена, – сам знаешь время-то какое. Как бы большевики тебя не хлопнули.

– Ты, мать, не пугай, – ответил Курчатов и замолчал.

Наступило тягостное раздумье. Вдруг дзинькнуло окно и из самовара вырвались две шипящие струи горячей воды.

– Ой, стреляют! – крикнула жена Курчатова и погасила свет.

На улице послышался топот, а в простреленное окно потянулась струя холодного воздуха.

– Мать, ты жива? Поберегись горячей струи. Пусть вытечет, потом уберем, а свет пока не зажигай, – сказал очнувшийся Курчатов.

– Вот, Ваня, што я тебе говорила, чуяло мое сердце.

– Ну, помолчи, мать, помолчи. Я сам понял. Это мне предупреждение. Стреляли-то в самовар, а не в меня, дескать, имей в виду и в тебя пульнем. Придется скрыть этот случай. Хорошо, что я еще начальству не сказал.

Больше кассир не придирался к ведомостям.

ПАРТИЗАНСКИМИ ТРОПАМИ

В доме Федюковых на окраине Сима по правую сторону реки, ближе к лесу, скрывался председатель партийного комитета Рындин Кузьма Васильевич. Об этом знали только Масленников, Лаптев, Яковлев и Салов Илья. Они вместе с Рындиным договорились о собрании коммунистов и организовали сбор.

В районе Синих камней появилось 16 человек, вооруженных винтовками, наганами и гранатами. Они осторожно пробрались меж крутых гор, через желтые и розовые кусты, среди вечно зеленых елей, сосен и поднялись на каменный хребет.

Это местечко облюбовал еще Михаил Гузаков, скрывавшийся от полиции в пещере Синих камней в 1906 году. Сюда, на Синие камни и пришли в конце сентября 1918 года 16 коммунистов, вызванных из лесу Рындиным.

– Здравствуйте, товарищи! – встретил коммунистов бывший председатель партийного комитета, – удачно ли пробрались сюда, не заметили ли вас контрреволюционные псы?

– Не беспокойся, Кузьма Васильич, мы хорошо знаем свой лесной и горный край, проберемся хоть куда и сам дьявол не заметит.

– Молодцы. С такими хоть из ада выберемся.

– Выберемся! Только почему-то нас маловато. Неужели из 500 только и осталось?

– Нет. Большинство на фронтах. Мне удалось установить, что многие наши коммунисты ушли к Гузакову, к Чевереву и Каширину, с которыми влились в ряды Красной Армии. Ну и часть коммунистов, которых мы не смогли известить, находится в лесах. Часть, как известно, арестована, находится в уфимской тюрьме.

– А отсеявшихся нет?

– Есть. Они проживают в поселке, о себе не дают знать и намереваются приспособиться к обстановке.

– Таких надо по шапке!

– Не торопитесь, товарищи. Коммунисты узнаются в действии. Поживем, увидим. Давайте-ка сегодня договоримся об единых действиях. Прежде всего надо избрать партийный комитет. Мне кажется, целесообразнее избрать тех товарищей, которые живут в поселке легально и активно действуют среди рабочих. Их не знают Жеребины и Базунов, а мы им доверяем. Если же изберем лиц, известных всем, то свяжем себе руки. Им нельзя и носа высунуть. Согласны?

– Согласны. Есть предложения.

– Пожалуйста, назовите.

– Яковлев Михаил Иванович.

– Субботин Андрей Петрович.

– Лаптев Никанор Кондратьевич.

– Я лично за этих товарищей, – сказал Рындин, – других предложений нет? Голосую. Единогласно. Надо, товарищи, зашифровать нашу организацию. Каждому коммунисту присвоить номер, а членам комитета клички.

Теперь, товарищи, обстановка требует, чтобы мы дали клятву. Не возражаете?

– Согласны.

– Тогда повторяйте за мной: Клянусь в верности делу Коммунистической партии; клянусь не щадить своей жизни в борьбе с контрреволюцией за восстановление Советской власти; клянусь сохранять партийную тайну и соблюдать строгую конспирацию. Пусть покарает меня партия, если дрогну в бою и в борьбе. Предателю смерть!

Коммунисты, стоя, повторяли слова клятвы, предложенные Рындиным.

– Теперь, позвольте определить задачу нашей организации. Это – вести агитацию среди рабочих, звать их на борьбу за восстановление Советской власти. Дезорганизовать тыл белой армии. Организовать вооруженное восстание. Помогать семьям красногвардейцев. Вовлекать в Компартию новых членов. Согласны ли с этими задачами, товарищи?

– Да.

– Что нужно сделать в ближайшее время? – спросил Рындин и сам же ответил: Добыть пишущую машинку, упрятать ее в надежное место, достать бумаги, овладеть машинописью и начать выпуск листовок. В профсоюзе, существование которого разрешено даже контрреволюционной властью, усилить легальную работу. Товарищу Минцевичу следует подобрать себе в помощь надежных членов союза. В лесу установить связи со всеми группами. Послать своих товарищей в ближайшие деревни. В Еврал я сам пойду. Объединить красногвардейцев, вернувшихся на завод. И сейчас же надо создать штаб по подготовке к восстанию, создать свою контрразведку, назначить товарища для связи с Миньярской партийной организацией.

Коммунисты подробно обсудили план действий, распределили обязанности. Начальником штаба утвердили Масленникова Николая Афанасьевича, начальником разведки Усачева Петра Михайловича. Затем, пожав друг другу руки, они разошлись в разные стороны.

* * *

Чехи уехали из Сима. Полновластными правителями в поселке остались комендант Изместьев, глава земской управы Мартынов, начальник белой дружины Базунов, а на заводе – управляющий Фирсов.

Воспользовавшись отсутствием войска в поселке, «лесные люди» почти все побывали дома, запаслись теплой одеждой на зиму и продовольствием на ближайшее время. Многие из них остались на заводе.

Заведующие цехами знали возвратившихся, но молчали. Рабочие же встречали бывших красногвардейцев приветливо и, как обычно, в цехах в обед втягивали их в беседу.

– Интересно, мужики, какое же теперь правительство будет в нашей стране? – обычно первым начинал разговор старый кузнец Мызгин…

– А черт их знает, – сгоряча ответил кто-то.

– Нет, не черт, а газета знает. Она сообщает, што этих правительств целых три, – возразил один из бывших красногвардейцев.

– Это какие же? – допытывался Мызгин.

– Самарское, Екатеринбургское и Омское. А на днях объявили еще четвертое – Всероссийское.

– Вот, мать честная, и те правительства и это правительство. – Мызгин растерянно развел руками, чем вызвал общий смех.

– Значит, жди пятое, дядя Миша! Но им и пятерым не справиться!

– Ох-хо-хо! – потешались рабочие.

Вдруг кто-то заметил проходящую мимо женщину.

– Гляньте, гляньте, никак Матрена сюда пожаловала?

– Эй, Матрена, куда это ты направилась?!

– А вы чего ржете? – ответила Матрена и подошла ближе.

Никто не осмелился ответить, рискуя быть высеченным хлесткими словами Матрены, которую все знали, как очень резкую женщину, выпускающую сто слов в минуту.

– Молчите? А я бы на вашем месте не молчала. У них из рук вырвали невинных людей, упрятали их в тюрьму, хорошим людям там смертью грозят, а эти здесь сидят и ржут. Боитесь заступиться за своих друзей? Да какие же вы мужики? Я вот баба, а не струсила, когда моего племянника Ваську ни за что арестовали. Вырвала его из-под стражи. А вы? Послали бы своего человека в Уфу, взяли бы арестованных на поруки, спасли жизнь хорошим людям, а не ржали бы попусту здесь!

Матрена отчитала мужчин, плюнула и ушла.

Крякнули рабочие, но возразить не могли. Все молча поднялись и разошлись по цехам, но за мысль, высказанную смелой женщиной, ухватился председатель профсоюзного комитета Минцевич. Он подготовил прошение рабочих и собрал подписи. Они обращались к уфимским властям с просьбой освободить из тюрьмы симских рабочих, арестованных по недоразумению. Это прошение заверили в земской управе и со своими делегатами послали в Уфу.

Уфимские власти, игравшие в демократизм, отпустили симских рабочих на поруки общества, обязав их являться в «милицию» трижды в неделю.

Такая победа окрылила рабочих. Они еще больше уверовали в коллективную силу.

Все освобожденные вышли на работу. Заведующие цехами их приняли. Но Базунов, Рокутов и Жеребин усомнились в покорности освобожденных.

– Рабочие выхлопотали красных вожаков, теперь жди какую-нибудь заваруху, – говорил Базунов.

– Надо подорвать доверие к ним у заведующих цехами, – предложил Рокутов.

– Как это сделать? – спросил Жеребин, готовый к немедленному исполнению.

Главари белой дружины договорились подстроить формальный повод для ареста возвратившихся большевиков.

Однажды по механическому цеху пронесся слух о том, что большевики якобы хотят убить заведующего цехом Китаева. Этот слух встревожил всех. Китаев боялся ходить по цеху. Он останавливал каждого встречного и спрашивал: «Вы слышали, говорят, что меня хотят убить большевики, как вы думаете, правда это и за что?»

Явная провокация могла кончиться плохо. Большевики немедленно собрали всех рабочих цеха.

– Александр Васильевич, расскажи, кто тебе говорил о готовящемся покушении? – попросил Чевардин.

– Я, братцы, не знаю, сказать ли? Люди-то надежные говорили мне.

– Нет, это не надежные люди! Это провокаторы, подлецы! – кричали рабочие.

– Сказали мне об этом Девкин и Жеребин.

– А-а, сволочи! Не верь им, Александр Васильич.

– Проголосуем, кто за доверие Китаеву?

Все подняли руки.

– Смотри, Александр Васильич, верь нам!

* * *

Когда опустела заводская территория и в поселке вспыхнули огоньки, на пруду появилась лодка. Она тихо подплыла к плотине и, высадив пассажира около восьмигранной куполообразной избушки, удалилась в сторону Доменной горы. Высадившийся взял удилища, прихватил ведерко и поднялся на земляной вал.

– Эй, рыбак, ты куда? – окликнул плотинный сторож, вышедший из избушки.

– Я домой, Дмитрич. Мне здесь ближе. Пропусти, пожалуйста.

Сторож подошел ближе, посмотрел на бородатого, длинноусого мужика и спросил:

– А што же ты в лодке с ними-то не поехал?

– Да они поплыли к Доменной горе, а мне оттуда шлепать по грязи далеко.

– Ну уж ладно, иди.

Рыбак не спеша пошел через заводскую территорию в сторону проходной будки. Вдруг зазвенело разбитое стекло, хлопнула дверь в конторе, послышался топот. Рыбак бегом пустился в сторону конторы.

– Вот он, вот, держи! – кричал рыбак, зовя сторожа.

Сторож ринулся навстречу кричавшему, но он петлял между корпусами цехов.

В это время из конторы вышли двое с какими-то предметами. До их слуха донеслось:

– А-а, попался, мошенник! Зачем стекло разбил? Сюда, сюда, Михеич!

– Слышь, – сказал Усачев, – ловко он разыграл.

На крик прибежал плотинный сторож. Два сторожа встретились. Пока они разбирались, кто кричал, трое на лодке скрылись.

Сторож, вернувшийся в контору, не сразу понял, зачем потребовалось кому-то разбить стекло. Только утром, когда пришли служащие, он узнал причину.

– Где же машинка, где бумага, где копирка? – спрашивала машинистка.

– А-а, обманули старика! – взвыл Михеич.

– Кто обманул, в чем? – спрашивали служащие.

Старик рассказал о случившемся ночью. Между тем похитившие машинку и бумагу благополучно добрались до Широкого дола.

* * *

В цехах Симского завода, остерегаясь белой разведки, рабочие вспомнили былую практику осведомления друг друга… и пошли гулять рукавицы по всем цехам.

«Кто такой Колчак и что он несет рабочему классу? – читали рабочие. – Из всех царских генералов, поднявших знамя борьбы против русской революции, Колчак самый серьезный и самый опасный враг рабочего класса. Колчак – имя, знамя, вокруг которого собрались царские прихлебатели, фабриканты, заводчики, помещики, жандармы, дворянские пропойцы, распутники, попы, казнокрады всех сортов и рангов.

– Товарищи рабочие! Идет неприкрытое самодержавие, которое хочет в потоках крови потопить рабочий класс России, лишая его всех завоеванных свобод. Колчак объявил мобилизацию. Ему нужна армия душителей революции. Товарищи, неужели среди вас найдется тот, кто пойдет в армию Колчака и как палач поднимет руку против рабочих, против революции?

– Товарищи, мы – рабочие и зовем своих братьев рабочих на бой против помещиков, капиталистов и царских генералов! Долой контрреволюцию и ее агента Колчака!»

Листовки обошли всех рабочих проникли в поселок. Каждый встречающийся с другом спрашивал:

– Читал?

– Да.

– У тебя, кажись, Ванюшка призывного возраста?

– Да. Уже пирует с друзьями.

– Скажи ему, што призывной пункт в Уфе, а отсюда никто сопровождать не будет. Дорога до Уфы длинная. Ясно?

Друзья понимали друг друга с полуслова.

В поселке гуляла мобилизованная молодежь.

Комендант поселка Изместьев объявил приказ Колчака о мобилизации, известил каждого призываемого, указал сроки, место явки в Уфе.

В назначенный день из поселка по уфимской дороге и к железнодорожной станции потянулись подводы.

* * *

Очередная встреча Чевардина с Разуваевым была очень короткой. Начальник почты быстро сунул Чевардину бумаги и шепотом сообщил:

– Я переписал копии телеграмм, присланных Фирсову и Изместьеву: прочтешь, поймешь. А пока все. За мной, кажется, следят базуновцы.

Чевардин поспешно ушел с почты. Ему не терпелось прочесть полученные телеграммы. Пользуясь тем, что в этот день врач дал ему справку о болезни, Чевардин пришел домой. Дома его ждал связной из Широкого дола.

– Я только што получил, кажется, важные документы, – сказал Чевардин, – давай прочитаем и лети скорей в штаб. Вот што-то из Аши Фирсову.

«Направляю копии телеграмм Рейкинга для сведения. Содержание их оставьте в секрете, не оглашайте. На днях похоронили заводовладельца Умова. Скончался после тяжелого ранения. Смотри телеграмму. Сегодня получили вагон муки. Выделим немного вам. С уважением». – Подпись неразборчива.

«Телеграмма Уральского промышленного комитета.

Председателю Совета Министров П. Вологодскому 19 ноября 1918 года.

В Симском округе за короткое время третий террористический акт. Тяжело ранен ружейным залпом через окно Умов, ранее убиты два инженера-чеха. Подобные случаи лишают округ администрации и сделают оставшуюся безвольной. Недопустимо ограничиться судебным расследованием, обыкновенно в таких случаях безрезультатным, необходимо объявление правительства, что в таких случаях предприятия будут закрываться, впредь до обнаружения виновных. Эту меру применить к Балашевскому заводу, если в назначенный правительством срок виновные не будут обнаружены. Уралпромком Гейкинг».

«Телеграмма из Уфы Изместьеву.

На призывной пункт ваших явилось только трое. Примите меры».

– Вот это новости. Буйвол Умов сдох. Убили через окно. Туда ему и дорога, – воскликнул связной, – а в лес, к нам уже прибыло пополнение земляков.

– Лети, друг, скорей в штаб, пусть печатают листовку, – сказал Чевардин.

Через день по заводу гуляла листовка. Фирсов, побаивающийся рабочих, с ужасом узнал, что рабочим известно о смерти Умова.

– Откуда они узнали об этом? – рассуждал Фирсов, пригласивший к себе Базунова, – переписка о похоронах Умова хранится только у меня. Получил я ее по почте.

– Земля, говорят, слухом полна, – ответил Базунов, – могли узнать в Аше, в Миньяре. Но мы понаблюдаем за почтой.

Наблюдение за почтой ничего не дало Базунову. Тогда он сговорился с миньярским начальником контрразведки офицером Шалашовым о провокации.

Однажды во множестве писем Разуваев обнаружил простое письмо на имя Базунова. Увлеченный своим занятием Разуваев вскрыл письмо. В нем было распоряжение Шалашова, написанное чернилами, об аресте всех лиц, взятых обществом на поруки. Разуваев заклеил конверт, сунул его в общую почту для разносчиков и немедленно ушел на завод, чтобы встретиться с Чевардиным.

На следующее утро, до заводского гудка, в домах поднадзорных лиц побывали базуновцы, но никого не застали дома.

– Не застали?! Значит, предупреждены, – рассудил Базунов. – Ну, посмотрим, кто тут передатчик.

«Новые жандармы» установили слежку за действиями начальника почты Разуваева.

* * *

На заводе все больше и больше росло влияние коммунистов. Они были уже в каждом цехе. Рабочие явно сочувствовали большевикам. Хотя они не могли назвать имен большевиков, но по суждениям определяли, что тот или этот непременно большевик. Нередко рабочие называли большевиками и беспартийных, которые смело высказывались в защиту интересов трудящихся. В рабочей среде всегда защищали каждого осмелившегося выступить открыто и не терпели доносчиков. Многие считали, что в этом коллективе не может быть предателей. Каждого земляка они встречали очень доверчиво.

– О-о! Алексей Александрович, сколько лет, сколько зим не виделись! – приветствовали рабочие бывшего начальника штаба симской Красной гвардии Деулина.

– Да, через год вот зашел на завод.

– Ну, рассказывай, зачем пожаловал? Где работаешь?

– Земляков повидать. Работаю в Уфе. А скажите, на заводе работает Василий Андреич?

– Это Чевардин, што ли? Работает. Он по-прежнему в механическом цехе.

– Спасибо. Его надо повидать. До свидания.

Поспешный уход Деулина вызвал разные толки. Встретившиеся удивлялись тому, что бывший начальник штаба красных свободно разгуливает по заводу, но полагали, что он мог остаться вне подозрения, так как год работал в Уфе.

Деулин столкнулся с Чевардиным неожиданно.

– Ба! Ты ли это?! Каким образом? – воскликнул Чевардин, остановив входившего в цех Деулина.

– Да, ты не обознался. Здравствуй. Нам надо поговорить. Скажи, когда и где?

– Так уж с места и в карьер?

– Обстоятельства требуют.

– Ну, приходи после работы ко мне домой.

– Хорошо. Пригласи членов парткома.

– Зачем?

– У меня особое задание.

– Постараюсь.

– Пока, до вечера. Я не прощаюсь, встретимся.

Чевардин сообщил членам парткома о встрече с Деулиным. Председатель парткома Яковлев решил, что по такому поводу следует созвать расширенное заседание партийного комитета.

Вечером, соблюдая осторожность, в доме Малькова собрались члены парткома и приглашенные ими товарищи.

– Вы, товарищи, – обратился Яковлев, – все знаете Деулина как бывшего начальника нашего красногвардейского штаба. Он сегодня приехал к нам из Уфы и предъявил документ от уфимского подпольного центра большевиков. Поэтому я собрал вас. Послушаем товарища Деулина.

– Извините, товарищи, за экстренность созыва этого совещания, – сказал Деулин, – но сами понимаете, время военное и обстоятельства требуют быстрых и решительных действий. Я командирован для согласования действий. Уфимская организация готова к восстанию. Однако она считает необходимым действовать одновременно с вами. Вот меня, как знающего Сим, и послали для установления связи с большевистскими силами заводов Симского округа. Вот давайте и договоримся о выступлении. Прежде всего, товарищ Яковлев, доложите о ваших силах.

– Мы, в основном, готовы. В нашей партийной организации сейчас 60 коммунистов. Но выступит с нами человек 300. Они уже вооружены и ждут приказа. Эти силы находятся в лесу и частично здесь, в поселке.

– Очень хорошо. А кто в вашем штабе и где он?

– Ты их, вероятно, не знаешь, потому не стоит и называть. Но люди опытные.

– Прекрасно. А где же Рындин, почему он не на заседании? Ведь, как мне помнится, председателем комитета был он.

– Да, был он. Мы создали политический центр. Рындин руководит этим центром. Центр держим в строгом секрете.

– Смотри ты, какие молодцы. Но мы отвлеклись. Я полагаю, что вы правомочны решать?

– Конешно.

– Тогда давайте условимся так. Завтра же вы приведете все в боевую готовность и ждите приказа о выступлении. Я сегодня выеду в Миньяр, затем в Ашу. Потом доложу уфимскому центру. Вас известят о часе восстания. Согласны?

– Центру виднее. Мы подождем.

– Отлично. У вас есть связь с миньярцами?

– Да.

– Кто лично поддерживает связь?

– Яковлев.

– У меня к вам просьба. Разрешите товарищу Яковлеву поехать со мной в Миньяр. А то я не знаю людей, хотя явки имею. Но лучше явиться со связным, безопаснее, не возражаете?

Партком отпустил Яковлева. Они ночью уехали в Миньяр.

На следующий день, 26 декабря 1918 года, партком созвал общее собрание коммунистов в доме Золотова. Закрыли окна, двери, расставили вооруженных часовых в укрытых местах, сделали все так, как учили опытные подпольщики. Обсудили вопрос о восстании. Начальник штаба немедленно приступил к выполнению решения партийного собрания. Он приказал всем группам быть начеку и сам перевез в поселок, в свой дом, один пулемет.

Между тем Яковлев и Деулин прибыли в Миньяр. Всю дорогу в поезде Яковлева мучил один вопрос: правильно ли я делаю, что за собой веду еще человека к миньярским подпольщикам без их разрешения?

– Ты о чем размышляешь? – спросил Деулин, наблюдавший за поведением Яковлева.

– Побаиваюсь. Как бы нам обоим не влипнуть. Я давно не был в явочном адресе. Вот и думаю, что, пожалуй, тебе лучше подождать моего возвращения. Потом уже уверенно пойдем вместе.

– Ну что ж, если сомневаешься, так и сделаем.

В явочном адресе Яковлева ошеломили.

– Ты привел Деулина?! Он же провокатор! К нам сегодня примчался нарочный из уфимского большевистского центра. Им удалось установить, что в контрразведке под псевдонимом Арбатова Леонида Михайловича числится провокатор Деулин. Наши товарищи видели его, когда он здесь заходил в контрразведку к Шалашову. Мы искали его, а он к вам примазался. Веди нас скорее, надо схватить подлеца.

Яковлев привел товарищей к месту, где оставил Деулина. Но увы, предателя и след остыл.

* * *

Ночь. Метель. Как гончие псы ворвались в дом Усачева белогвардейцы.

– Ни с места! Будем стрелять, если кто пошевелится! Хозяин, зажигай лампу!

Чиркнула спичка в дрожащей руке хозяина и погасла. Вспыхнула вновь, и разлился по избе тусклый свет.

– Где твой сын? Что молчишь? Отвечай!

Взвизгнула плеть возле уха и обожгла спину старика.

Заголосила мать, истерически закричала перепуганная дочь.

– Не бейте, смилуйтесь над стариком!

– Молчать! Ну, скажешь теперь?!

– Не знаю.

– Взять его!

Старик наспех накинул шубу на окровавленную спину, сунул ноги в валенки и на седую голову надел шапку-ушанку.

– Тащите старого хрыча, там все скажет!

Хлопнула дверь, завизжала огретая плетью собака, бросившаяся к хозяину. Заскрипели полозья на улице.

К вою метели прибавился плач во многих домах симского поселка. Каратели арестовали в эту ночь десять стариков, трех старушек и схватили не успевших скрыться подпольщиков – Парова, Карякина, Изюмова и Лаптева.

Утром метель успокоилась. В тихий морозный день особенно слышен каждый звук. Люди, проходившие мимо клуба и умовского дома, трепетали от криков и стона.

– Проходи, проходи, не задерживайся! – приказывали часовые каждому прохожему.

Слух о том, что арестованных избивают, разнесся повсюду. Рабочие предложили профсоюзу предъявить протест карателям и потребовать от них человеческого обращения с арестованными. Председатель профсоюзного комитета Минцевич составил петицию, собрал множество подписей и сам обратился к начальнику карательного отряда Шалашову.

– Как вы посмели собрать подписи под такой кляузой?! – рявкнул Шалашов.

– Это собрала профсоюзная организация, чтобы убедить вас. А я выполняю волю профсоюза, – ответил Минцевич.

– Какое дело профсоюзу до политики? Вам известно, что профсоюзам запрещается вмешиваться в политические дела?

– Да. Но это просто гуманность, требование обращения с людьми по-человечески.

– Мне все ясно! Можете идти!

Минцевич ушел. А в следующую ночь арестовали и Минцевича. Каратели вывели Минцевича из умовского дома со связанными руками.

– Вас пешком сопроводит конвой на станцию Кропачево. Оттуда поездом отправят в Омск на суд, – объявил Шалашов.

…Поселок спал. Сыпал пушистый снег. Потеплело. Пятеро конвоиров, вооруженных шашками и наганами, повели Минцевича за реку Сим. Конвоиры подгоняли арестованного.

– Быстрей, быстрей шагай!

– Куда торопиться? За ночь дойдем.

– Не рассуждай!

Перешли реку, поднялись на крутой берег, прошли мимо новых домов, миновали поселок и дошли до тропы, сворачивающей в сторону умовской дачи.

– Поворачивай направо.

– Почему? Дорога идет влево.

– Не рассуждать, пойдем через дачу.

Минцевич, недоумевая, свернул направо.

– Развяжите мне руки.

– Сейчас.

Двое конвоиров подошли вплотную к Минцевичу. Прошли несколько шагов.

– Ну, чего же вы не развязываете?

В ответ конвоиры столкнули Минцевича с тропы вправо. Минцевич шагнул дальше по глубокому снегу, пытаясь выбраться из какой-то ямы, в которую его столкнули.

– А-а, ты бежать? Руби его!

Взвизгнула в воздухе шашка. Еще и еще… Удары стали частыми. Минцевич упал. Озверевшие конвоиры изрубили его. К утру вырос бугорок, скрывший кровавые следы гнуснейшего преступления.

* * *

Карательный отряд продолжал свое подлое дело. Арестовали начальника почты.

– Ну-с, господин Разуваев, расскажите, кому вы передали текст моего письма об аресте большевиков? – спросил Шалашов.

– Я не понимаю вас, господин Шалашов.

– Ах, не понимаете. Вот это вы читали? – Шалашов показал свое письмо, адресованное Базунову.

– Читал.

– По какому праву?!

– По праву цензора, вскрывающего всю простую почту.

– А секретные донесения и телеграммы переписывали тоже по праву цензора?

– Это ложь. Я честно выполнял свои обязанности начальника почты и больше ничего.

– Вы будете отвечать по существу?!

– Мне нечего сказать.

– Ну, тогда мы поможем. Увести и согреть этого «честного» начальника.

Через полчаса к Шалашову снова втолкнули Разуваева. Но он уже не мог ни стоять, ни сидеть.

– Эк, черти, перегрели. Унести!

Избитого, без сознания, Разуваева увезли в Ашу. На другой день из Аши Шалашов получил телеграмму:

«Разуваевым покончено, расстреляли».

Шалашов прочитал и бросил телеграмму на стол, как пустяковую бумажку.

В это время в кабинет вошел куренный мастер Садов Дмитрий Петрович.

– Что вы хотели сообщить мне, господин Салов?

– Я говорю, господин Шалашов, что большевики убили моего сына Василия.

– Ну это же было в прошлом году. Чего же вы хотели сказать о сегодняшнем?

– А сегодня большевики скрываются в избушках дровосеков на моем участке. В Казамаше, верстах в тридцати от Сима. Там выжигают уголь наемные люди.

– Как вы узнали о большевиках?

– Я привез хлеба, мяса, словом, продукты углежогам и дровосекам. Роздал им, у меня еще осталось. Ну, ко мне и пришли эти самые большевики. Продай, говорят. Я им и продал остатки.

– Много ли их там? Кого вы знаете лично?

– Много ли, не знаю. Я видел этого, ну у которого плечи косая сажень и ростом он полторы сажени, как его, хохла, Мосур Родиона. Он, говорят, у них главный.

– Хорошо. Как туда добраться?

– Завтра туда поедут углевозы, могут довезти и вас.

Отряд карателей во главе с офицером Ахмедьяновым разместился в глубоких угольных коробах, закрылся угольной сеткой и незамеченный никем выехал из Сима.

К месту расположения группы Мосура каратели приехали ранним утром. Партизанские патрули приняли обоз за углевозов и допустили карателей к своей избушке. Вдруг из коробов выскочили люди с винтовками. Ахмедьянов первым ворвался в избушку и столкнулся с великаном.

– Руки вверх! – крикнул Ахмедьянов и в ту же секунду пошатнулся, на его голову опустился увесистый кулак Родиона, но падая, офицер выстрелил. Мосур одним ударом убил его и свалился замертво сам. Долго раздавались выстрелы в морозном воздухе. Партизаны ушли в глубь леса.

* * *

Вслед за первым в Сим прибыл второй карательный отряд под командованием Монича. Каратели каждый раз входили в Сим, как в хорошо защищенную крепость. Воинский эшелон высаживался на станции Симской и оттуда девять верст до завода вел наступление по всем правилам военного искусства: впереди шла разведка, за ней отряд в полной боевой готовности – с винтовками на изготовку и с пулеметами.

Тех, кого каратели считали большевиками, им не удавалось взять с налету. Предупрежденные Изместьевым, это он делал, боясь мести, большевики уходили в лес или прятались в укрытиях. Почти у каждого подпольщика, который оставался в поселке, имелась на всякий случай нора у соседа или укрытие в самом заводе. А на случайно захваченных молодых рабочих каратели состряпали дело. Привлекли троих. Четвертый, Лаптев, убежал.

На все вопросы обвиняемые отвечали отрицательно, хотя они безусловно знали своих организаторов и расположение основных большевистских сил, находящихся в лесу. Никакие пытки не сломили молодых коммунистов.