Текст книги "Искры революции"

Автор книги: Александр Панов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

КРАСНЫЕ ФЛАГИ НА ГОРЕ

Ранним утром Первого мая 1904 года жители Сима увидели на Лысой горе красный флаг. Озаренный восходящим солнцем, он горел, как пламя, раздуваемое ветром. На улицах собирались толпы. Это встревожило полицию. Стражники полезли на гору. А флаг извивался, горел и дразнил их. В это время рабочие по одному уходили с завода. Их встречал юноша, державший в руках подснежники. Он говорил каждому только два слова «Карпинский сад». И рабочие шли дальше. Там их ждал другой с такими же цветами. Он говорил: «Ильмовая гора». На горе еще один юноша с подснежниками называл «Голодное поле». Это и был пункт сбора рабочих на маевку.

Между тем полицейские забрались на Лысую гору, но не обнаружили флага. Они увидели его в южной стороне, на Жуковой Шишке. Стражники поспешили туда. Кряхтя, обливаясь потом и ругаясь, они достигли вершины Жуковой Шишки.

– Вот он, дьявол! А-а, чертов огонь! Теперь ты в наших руках! – ругались полицейские, срывая флаг. И только они успели обтереть вспотевшие лбы, как на противоположной – Доменной горе появился такой же флаг.

Пока полицейские лазили по горам, рабочие, шедшие на маевку, скрылись за Ильмовыми горами.

В пяти верстах от Сима, на небольшой поляне, окруженной сосновым лесом, собралось много народу. Здесь впервые сошлись на маевке миньярские и симские рабочие.

После окончания митинга в условленном месте собралось 30 членов кружка Павлова.

– Товарищи и друзья! – с волнением обратился Павлов. – Здесь осталась самая надежная, самая революционная часть молодежи и кадровых рабочих Симского завода. Могу ли я сейчас доверить вам самое сокровенное?

– Можете вполне! – подтвердил Гузаков. – Клянемся хранить тайну!

– Мои верные товарищи! Настало время создать в Симе партийную организацию, – сказал Павлов. – Вам известно, что я член Российской социал-демократической рабочей партии. Сюда на завод я прибыл с поручением екатеринбургских большевиков. Вы слышали на митинге о пролетарском вожде – о Ленине? Так вот, большевики – это последователи Ленина. Я полагаю, что здесь мы организуем такую же группу и сейчас изберем ее руководителя. Вот для этого я и задержал вас. Рекомендую руководителем группы избрать Михаила Васильевича Гузакова.

Павлов близко познакомился с Михаилом, много раз поручал ему сложные дела требующие строгой конспирации и решительных действий. Он убедился в организаторских способностях Гузакова, в его преданности рабочему делу.

– Мы ему верим, изберем Гузакова! – единодушно заявили товарищи, изъявившие желание быть членами партии, которой руководит Ленин.

ПРОВОДЫ ВЕРЫ

Вечер молодежи, организованный Гузаковым в «Доме трезвости», встревожил исправника. Он пытался найти первоисточник «беспорядка». Удалось узнать, что в тот вечер молодежь отмечала день рождения молодой учительницы Веры Кувайцевой – дочери известного петербургского адвоката. Видимо, она является передатчиком «опасных» песен. Улик нет, но на всякий случай исправник полагает, что ее надо удалить из Сима.

Веру уволили с работы. Это известие взволновало Михаила.

– Эх, Вера, Вера! В чем-то они заподозрили тебя. Уличить не смогли, но с работы выгнали, избавились от «опасной» учительницы, – говорил Михаил при встрече с Верой, – останься в Уфе. Наши товарищи помогут…

– Нет, Миша, полиция будет следить за мной и в Уфе. Я пока уеду в Петербург к отцу. Потом вернусь в Уфу.

…Нелегко расстался с любимой Михаил.

– Не горюй, Миша, – утешали друзья, – пойдем этой ночью, назло фараонам, по поселку с песнями. Пусть запомнит народ день отъезда нашей Веры.

Ночью, когда в избах симских жителей погасли керосиновые лампы, на улицах грянула песня: «Вставай, подымайся, рабочий народ, иди на врага люд голодный…» Слова запрещенной песни, услышанные от Кувайцевой, в этот час звучали как-то особенно четко. Они всполошили полицию. Заверещали полицейские свистки. Пение прекращалось там, где появлялись полицейские, но возникало на другой улице. Песня непреклонно звала: «На бой кровавый, святой и правый…»

* * *

Вскоре случилось новое происшествие. Кто-то ударил кирпичом по голове мастера кирпичного цеха, когда он шел по темному коридору между кирпичных штабелей. Администрация пыталась найти виновных, но не нашла. Гвельмус пролежал в больнице больше месяца.

– Вы думаете, кто это сделал? – спрашивал партийную группу Михаил Гузаков на очередном тайном сборе. – Скажу вам по секрету – Иван Мызгин. Но товарищи! Наш учитель Павлов наказывал мне не увлекаться расправой с отдельными личностями. Убьете одного, на его место встанет другой такой же. Бить надо только провокаторов и предателей.

Горячая молодежь не сразу согласилась с доводами Гузакова.

– Ну, довольно об этом, товарищи! – остановил спор Михаил. – Миньярцы предложили побывать в Уфе у людей, которые поддерживают связь с Лениным. Собираюсь съездить. На кого возложим мои обязанности?

– На Чевардина Василия! – предложили члены партийной группы.

– Быть по сему! – подтвердил Гузаков. – Миньярцы пообещали доставлять нам запретную литературу. Нужно выделить товарища, который будет принимать и хранить эту литературу.

Группа назначила библиотекарем Мартынова Дмитрия Алексеевича, работавшего заводским писарем. А прятать литературу решили в маленькой восьмигранной избушке.

– Место это очень удобное, – пояснил Мартынов, – избушка на самой плотине, в черте завода. Литературу можно подвозить на лодках по пруду. А прятать – между крышей и потолком. Я пролезаю. Окна у избушки во все стороны. Лучше и удобнее места в заводе не найти.

Восьмигранная избушка, в которой большевики прятали нелегальную литературу.

В помощь Мартынову выделили связных товарищей.

С собрания разошлись по одному, соблюдая осторожность.

В заводской конторе все знали, что Михаил Гузаков самостоятельно готовится к поступлению в землемерное училище. И когда Михаил попросил разрешения поехать в Уфу, начальство не воспротивилось.

Эта поездка окончательно определила судьбу Гузакова. В Уфе он повстречался с профессиональными революционерами и с организаторами боевых дружин на Урале – братьями Кадомцевыми.

Михаил прожил в Уфе несколько месяцев, прошел настоящую школу политической подготовки и в феврале 1905 года возвратился в Сим под предлогом, что из училища его уволили якобы за то, что не справлялся с учебной программой.

ПРАВДА О ЦАРЕ

Михаил привез страшную весть. 9 января трудящиеся Петербурга обратились к царю с прошением облегчить их тяжелую долю, улучшить условия труда, защитить от господ, сосущих кровь из народа. Они шли к нему с иконами, празднично одетые, с детьми. Царь расстрелял просителей. Убито более тысячи, ранено более двух тысяч!

– Мы но можем молчать, товарищи! Надо подымать народ, – говорил Гузаков симским большевикам.

Через день после этого во всех цехах завода и в поселке на каждом перекрестке появились листовки, в которых Уральский комитет РСДРП призывал трудящихся примкнуть к рабочему движению всей России.

В механическом цехе все собрались вокруг Гузакова.

– Товарищи! – громко крикнул Михаил, вскочивший на станок, – народ верил царю! Народ шел к нему со своими просьбами, со своими нуждами, хотел поведать о своей горькой доле, о тяжкой жизни. И этот «всемилостивейший, всемогущий государь» расстрелял народ! Три тысячи жертв в один день! Можно ли верить палачу?!

– Нет! – разом ответили собравшиеся.

– Царь – это самый крупный помещик в России, – говорил Гузаков. – Он так же, как и все господа помещики и заводчики, пьет народную кровь! Он возглавляет строй, который душит свободу народа! Нужен ли нам такой строй?!

– Нет!!! – громогласно заявили рабочие. Новички, пришедшие на митинг впервые, спрашивали:

– Чей это так говорит?

– Это наш Миша! – с гордостью отвечали рабочие, не раз слыхавшие Михаила.

– Ну и молодец! Вот смелый парень!

– Тише вы, дайте послушать!

Чем дальше говорил Гузаков, тем больше и больше накалялись слушатели.

– Долой кровавого царя! Смерть убийцам народа! Бросай работу, товарищи! Соберем деньги в помощь пострадавшим! – понеслось по цехам.

По рукам пошла фуражка.

Рабочие предъявили администрации свои требования.

В этот день большинство цехов Симского завода не возобновили работу.

Умов экстренно созвал инженеров и мастеров. Он огласил требования рабочих и предложил разъяснить им, что сокращение рабочего дня приведет к разорению завода.

– У нас другая точка зрения, – заявили инженеры Малоземов и Бострем.

– Вы агенты рабочих, способствующие возникновению анархии на производстве, – грубо оборвал инженеров управляющий.

Прошла неделя, затем еще – Умов не объявлял своего решения. На заводе опять возникли митинги. И Умов сдался.

Утром в цехах появились новые листовки. Они отмечали первую победу – сокращение рабочего дня до девяти с половиной часов и звали рабочих к борьбе с самодержавием.

ВЕСНА РЕВОЛЮЦИИ

Весна в 1905 году была очень бурной.

Заводская администрация была обеспокоена резкой переменой людей, ранее безропотных и покорных, теперь требовательных и настойчивых.

Трудно стало администрации разговаривать с рабочими: скажешь неправду – разоблачат агитаторы.

По вечерам на заводском пруду чаще слышатся песни про царя – называют его кровавым, про господ – именуют их живоглотами.

Урядник Чижек-Чечик приказал разгонять лодочников.

В один из таких вечеров, когда стражники гонялись за лодками на пруду, к восьмигранной избушке подплыли Гузаков, Чевардин и Мартынов. Они осторожно вышли на плотину, кругом обошли избушку и внесли в нее кипы листовок.

На другой день в обеденный перерыв рабочие с особым интересом развертывали свои узелки.

– А ну-ка, чего мне сегодня благоверная приготовила на обед?

– Ого, есть что покушать.

Они извлекали из узелков и духовную пищу. Еще с утра каждый обнаружил в своем инструментальном ящике листовку и берег ее до обеда.

Листовка утверждала:

«…Мы требуем, чтобы законы издавались, налоги устанавливались и расходовались с согласия народа! Требуем свободы печати, свободы союзов, свободы собраний, сходок, свободы совести… Товарищи, предъявим господам наши требования Первого Мая!»

Один экземпляр этой листовки попал уряднику. Чижек-Чечик доложил Умову:

– Принес мне судейский писарь Перлаков.

– Полезный парень, держите с ним связь, а Первого мая расставьте секретные посты в поселке, выследите место сборища и схватите главарей.

Настал ожидаемый день, к которому готовились и большевики, и полиция.

Утренний гудок возвестил о начале трудового дня. По широким улицам Сима потянулись цепочки рабочих. Через час завод ритмично задышал, застучал и загрохотал. Мастера доложили управителю, что работают все агрегаты. Полицейские сообщили, что красных флагов не видно, скопления народа не обнаружено, движение в поселке нормальное. Умов был удовлетворен.

А с завода из разных цехов по одному уходили никем не замеченные рабочие. Через три часа заревел гудок. Его зов в неположенное время удивил администрацию и встревожил полицию.

Родившись в котельной, мощный звук разносился за десятки верст, тревожа и поднимая людей.

Администрация и полиция решили, что гудок созывает рабочих на митинг в черте завода, бросились туда. Но там их недоуменно спрашивали: что случилось?

Наконец наступила тишина. Только теперь Умов увидел, что на заводе не осталось и половины рабочих.

В этот момент Чижек-Чечик указал в сторону пруда. Там, за прудом, на противоположной юго-восточной стороне от завода, на вершине Синих Камней развевался красный флаг.

– А-а! Вон они где собрались. Разогнать, схватить главарей! – приказал полицейским Чижек-Чечик.

Между тем все покинувшие завод собрались в западной стороне на Малоюзовской горе.

Сюда пришли не только симские, но и миньярские рабочие. Их издавна связывала дружба и родство.

Митинг открыл миньярский товарищ Коковихин. Он предоставил слово товарищу Власу – профессиональному революционеру.

Горячая речь Власа неоднократно прерывалась возгласами «Долой царское правительство!», «Поддержим петербургских рабочих». Оратор внес предложение – создать боевые дружины для вооруженной борьбы с самодержавием. Выступавшие затем Кузнецов, Чевардин – от симские рабочих, Заикин, Коковихин – от миньярских, поддержали предложения Власа.

После митинга симские большевики задержались в лесу. Они сразу же приступили к делу: создание боевой дружины поручили Михаилу Гузакову и Ивану Мызгину. Руководство партгруппой возложили на Чевардина.

* * *

Умов негодовал. Чья-то умная голова перехитрила: вышло так, как сказано в листовке – рабочие праздновали первого мая. Он приказал уволить Гузакова из конторы.

Михаил пытался перейти на производство, но друзья порекомендовали Гузакову съездить в Уфу посоветоваться с руководителями, как быть дальше, а по заводу распустить слух, что Михаил уехал в Уфу, искать работу.

Через несколько дней Чижек-Чечик доложил Умову, что «возмутитель» покоя Гузаков покинул Сим, отправился на поиски работы.

Гузаков пробыл в Уфе недолго. В комитете большевиков ему предложили вернуться в Сим.

– Главная работа для тебя, – сказали Гузакову, – это подготовка народа к решающим битвам за свободу. В стране растет и ширится революционное движение масс. Царское правительство пытается отвлечь трудящихся от революционной борьбы. Оно намерено создать представительное учреждение. Ленин пишет, что это учреждение проектируется в виде совещательного собрания представителей помещиков и крупной буржуазии. Оно является прямо издевательством над идеей народного представительства.

– Надо сорвать сделку буржуазии с царизмом. Поезжай и действуй решительно.

Михаил Васильевич Гузаков (фото 1905 г.).

В воскресенье, 11 июня 1905 года, в Симе дольше обычного звонили церковные колокола.

На молитве священник Жуков объявил верующим, что получено всемилостивейшее благоволение императора о народном учреждении.

– Сестры и братья, – взывал священник, – приглашаю вас прийти сегодня в здание народной аудитории. Там мы прочитаем проект положения о Государственной думе. А сейчас расходитесь и помните о воле господней, выразителем которой является божий помазанник – государь император.

Толпа прихожан потекла по всем переулкам и улицам поселка. На перекрестках появились плакаты, призывающие всех взрослых жителей прийти сегодня в «Народный дом» к 6 часам вечера.

В здание «Дома трезвости», отныне с благословения местных властей названное «Народным домом», собралось людей столько, что не хватило мест.

На сцене, за столом, покрытым зеленым сукном, сидели земский начальник и волостной старшина.

На трибуну вышел высокий, тощий, длинноволосый, с козлиной белой бородкой, с большим крестом на шее священник Жуков. Перекрестившись, он начал читать проект положения о Государственной думе.

Жуков читал около двух часов. И никто ни одним движением не нарушил тишину в зале. Но вот священник окончил чтение. Волостной старшина поднялся со стула, намереваясь что-то сказать. В этот миг на сцену вбежал Миша Гузаков.

– Товарищи! – громко крикнул Гузаков. – Не верьте тому, что сейчас слышали из уст уважаемого батюшки! Священник не о вас печется, и проект о думе, который он читал, выражает не ваши интересы! Царь задумал создать собрание представителей помещиков и буржуев, а не народную думу, не народное учреждение. Это выгодно только вот таким, как этот зажиревший земский начальник, готовый лопнуть от выпитой им народной крови!

В зале раздался дружный смех. Оскорбленный земский начальник вскочил как ужаленный и быстро пошел к выходу. За ним устремились купцы и некоторые заводские мастера.

– Только власть рабочих и крестьян, – продолжал Гузаков, не обращая внимания на уход земского начальника, – способна облегчить нашу жизнь, дать свободу народу, а не это придуманное министром Булыгиным бесправное и чуждое нам учреждение!

Священник Жуков пытался остановить оратора, но разгорячившийся Гузаков отмахнулся от него и продолжал говорить.

Михаил взмахнул рукой и в зале грянула сочиненная кем-то злободневная частушка: «Эх, ты, дума, думушка, богатеям кумушка!»

Народ поднялся, смеясь и подпевая, дружно двинулся на улицу.

Сбежавший с собрания земский начальник предложил полиции арестовать Гузакова за оскорбление должностного, высокопоставленного лица.

Полиция рыскала по поселку в поисках «дерзкого возмутителя покоя».

А Умов упрекал всех чиновников в либерализме и требовал от полиции более решительных мер.

* * *

Исправник каждый день строчил донесения в губернское жандармское управление о поведении рабочих в Симе:

«…рабочие выдвигают требования об отводе в бесплатное пользование лугов и леса поблизости села;

…в квартире Чевардина собирается группа рабочих завода. На собраниях говорят о том, что нужно требовать равенства, свободы и т. п., читают листовки революционного характера, поют революционные песни;

…по негласным агентурным сведениям в доме Чевардина открыта библиотека с книгами, не пропущенными цензурой. Заведует библиотекой Василий Дмитриевич Озимин;

…в доменном цехе инженер Малоземов провел беседу о жизни рабочих во Франции;

..в цехах Симского завода появились в большом количестве прокламации, призывающие поддержать забастовку железнодорожников».

Исправник в основном точно фиксировал события. В октябре 1905 года забастовкой были охвачены все железные дороги страны, многие фабрики и заводы.

В Сим известие об этом привез Михаил Гузаков, вновь побывавший в Уфе после своего выступления о булыгинской думе. Он сообщил симским большевикам, что царь перепугался мощного пролетарского движения и 17 октября издал Манифест. В Манифесте обещаны народу «незыблемые основы гражданской свободы: неприкосновенность личности, свобода совести, слова, собраний и союзов».

– Нам надо разоблачить лживость царских обещаний. Видимо, местные власти попытаются что-то предпринять. Мы должны противопоставить их действиям свои.

Слух о царском Манифесте молниеносно облетел поселок. Чиновники земской управы, конторские служащие и даже стражники с возгласами «Свобода!» расклеивали Манифест всюду.

Затрезвонили церковные колокола.

Ликующий священник возвестил о божьей милости, дарованной в царском Манифесте. Церковный хор с упоением пел «Боже царя храни…»

А в это время в механическом цехе завода большевики собрали общезаводское собрание. Сегодня пришли на собрание даже мастера, конторские служащие и инженеры.

«Свобода, свобода!» – восклицали мастера. А инженер Малоземов, заигрывающий с рабочими, пожелал высказаться.

– Граждане, – говорил Малоземов. – Царь объявил свободу народу. Он обещает созвать законодательную думу, привлечь к выборам все классы населения. Воспользуемся же правом, узаконенным в высочайшем Манифесте!

В толпе раздались разрозненные выкрики «Ура!»

– Граждане, – продолжал Малоземов, – наступает эра содружества всех классов и рассвета демократии! Мы выберем своих депутатов в Государственную думу и тогда…

– Знаем, что будет тогда! Довольно болтать о рассвете! – понеслось со всех сторон.

Малоземову говорить больше не дали. На станок поднялся Гузаков. В толпе пронеслось: «Ш-ш-ш, тише! Миша с нами!»

– Товарищи! Тут инженер Малоземов проповедовал содружество классов и мирное процветание при существующем строе. Это, товарищи, болтовня!

– Правильно! – подтвердили возгласы.

– Господа мечтают о сделке с царем, – продолжал Гузаков, – пугают его революцией, а сами крадутся к власти. Хотят разделить власть с царем. Теперь, когда по всей стране поднимается могучая волна революции, малоземовская болтовня особенно вредна! Не поддавайтесь краснобаям, не верьте лживому обещанию Манифеста! Долой самодержавие! Под наши знамена! На улицу, товарищи!

Рабочие хлынули в заводские ворота. У выхода развернулись и поплыли красные флаги.

Мощные колонны пришли к Народному дому.

Митинг начался без объявления об открытии. На большой камень, заменяющий трибуну, поднялся земский врач Леонид Модестович Кибардин.

– Да здравствует свобода! – крикнул Кибардин. – Граждане, я называю вас гражданами на основании прав, дарованных царским Манифестом! Пользуясь этим правом, мы с вами изберем своих представителей в Государственную думу, которую царь обещает созвать в декабре. Наши представители проведут в жизнь такие законы, какие нам нужны. И без крови, без оружия и восстания мы вместе со всеми классами добьемся демократических свобод.

Речь врача подкупала неискушенных в политике слушателей. «Без крови, без восстания, вместе со всеми классами построим новую жизнь» – как заманчиво! И в народе уже раздались возгласы:

– Да здравствует свобода! Да здравствует Манифест?

Но только закончил свою речь Кибардин и еще не улегся шум одобрения, как на камень поднялся Гузаков Михаил.

– Товарищи! Дорогие товарищи! – волнуясь, обратился Гузаков. – Вы только что слышали сладкую речь многоуважаемого врача. Его бы устами да мед пить! (В толпе послышался тихий смех). Он говорит, что нам дарована свобода и что мы без крови построим новую жизнь. Но оглянитесь кругом, товарищи, и вы увидите гору мертвых тел, вы увидите море крови! Вспомните расстрел в Златоусте, расстрел тысяч людей в Петербурге. Кто стрелял? Кто пролил народную кровь? Это сделало правительство, которому сегодня поют славу господа Кибардины за «дарованную» свободу. Нет, товарищи, этот «дар» не может примирить нас с таким правительством. Тысячи убитых, десятки тысяч осиротевших завещают нам ненависть к царскому правительству! Это правительство сегодня уступило перед силой народа, испугалось размаха революции, а завтра, передохнув и собравшись с силами, оно будет душить нас. Свобода собраний, союзов, свобода слова – это, товарищи, только наше оружие для дальнейшей борьбы. Нам мало такой свободы. Нам нужно есть, пить, одеваться. Нам необходимо образование. Мы хотим быть людьми!

– Правильно! – гудела толпа.

– Мы, большевики, стремимся к такому строю, при котором не будет господ, живущих за наш счет, – мы сами будем хозяевами заводов, фабрик и земли! – закончил свою пламенную речь Гузаков.

– Ура! – покатилось в толпе.

На камень взобрался Малоземов. Но народ не дал ему вымолвить слова. Чевардин Василий запел: «Вихри враждебные веют над нами…» Многолюдный хор подхватили покатилась песня по поселку.

* * *

Народ еще долго гудел на улицах. Некоторые легковерные защищали «высочайший» манифест. Местные чиновники и заводская администрация всемерно поддерживала эту точку зрения.

– Этот Гузаков, господа, опаснейший оратор, – заявил Умов, слышавший выступления Гузакова. – Преследуя его, мы сами создаем ему симпатию народа. Надо прекратить преследование и постараться скомпрометировать его. Надо расколоть народ, создать свои организации. Подумайте об этом, господа.

Земский начальник вместе со священником созвали общепоселковое собрание граждан.

Священник Жуков старательно разъяснил собравшимся значение «высочайшего» Манифеста для народа. Он предложил организовать в Симе «Союз Михаила Архангела», который якобы будет защищать права народа, узаконенные в Манифесте, и не позволит бунтовщикам мутить народ.

Предложение священника поддержали заведующий ремесленной школой Костырев, казначей завода Курчатов и электротехник Александров, изъявившие желание быть членами «Союза Михаила Архангела».

В среде присутствующих пошел говорок: «Жаль, нет здесь нашего Михаила, он бы задал жару этим архангелам».

Председательствующий на собрании земский начальник уже потирал руки от удовольствия. «Все идет так, как мы хотели». Но в зале возник шум, около сцены появился Михаил Гузаков.

Земский начальник Менкаржевский не смог воспрепятствовать выходу на сцену нежелаемого оратора.

– Товарищи! Вы поняли, в какую организацию приглашает вас глубокоуважаемый духовный отец? Такие организации уже существуют в некоторых городах и очень себя проявили. Эти назвавшиеся защитниками прав народа и состоящие в «Союзе Михаила Архангела» громилы организовали ряд кровавых еврейских погромов. Видите ли, назвали евреев бунтовщиками. «Защитники» хотят поссорить народы между собой. Они при содействии полиции нападают на митинги, собрания граждан и избивают революционеров. Народ назвал таких «защитников» черносотенцами. Вы хотите стать членами такого союза?

– Нет! – хором ответили в зале.

Земский начальник, сидевший за столом, вскочил и забегал по сцене. Михаил воспользовался этим. Когда Менкаржевский был близко от него, Гузаков еще громче крикнул:

– Товарищи, вас приглашают в союз с ними. Ну какой же он вам союзник?! Вы посмотрите на него…

В дверях появились стражники. Мгновенно наступила тишина.

– Вот вам свобода собраний! – крикнул Гузаков, указав на полицейских, и спрыгнул со сцены.

– Долой паразитов! – загремел народ.

– Расходитесь, товарищи! – предложил Чевардин Василий.

Люди покинули зал.

«Союз Михаила Архангела» на Симском заводе так и не был создан.

* * *

События в Симе в 1905 году набегали одно на другое.

К лесничему пришла группа рабочих с просьбой разрешить порубку строевого леса. Лесничий отказал. Обиженные рабочие вернулись в доменный цех. Их тотчас окружили друзья.

– Э-э, не спрашивайте, – отмахивались обиженные. – Что может ответить барский слуга. Отказал. Все они паразиты. Гнать надо таких.

Неожиданно в цех зашел Михаил Гузаков и его друг Андрей Салов.

– Есть предложение, – обратился Гузаков к шумевшим рабочим, – выгнать из завода господских прислужников.

– Надо список составить! – предложил кто-то.

– Мастера Холодилина! Смотрителя Вериго! Бухгалтера Войтковича! – посыпались предложения.

Составив список, рабочие, предводительствуемые Гузаковым, пошли по цехам. Они вывели из цеха мастера Холодилина и смотрителя Вериго.

– Веди их за ворота! – скомандовал Андрей Салов. Рабочие подхватили под руки ненавистных мастеров и с шумом поволокли, а Андрей Салов вооружился метлой, заметал следы изгоняемых и выкрикивал: «Скатертью дорога, на завод вас больше не пустим!»

У конторы показался бухгалтер Войткевич.

– Вот еще одна господская шкура! – крикнул Салов.

Молодежь бросилась за бухгалтером, забежавшим в контору. На втором этаже их остановил Умов.

– Как вы смеете?! – крикнул Умов. – Войткевич назначен господином Балашовым. Только он и может освободить бухгалтера. Не трогать! Иначе я позову полицию!

– Не пугайте, господин хороший, – ответили Умову.

Группа молодых рабочих накинула на Войткевича его пальто, шапку, сунула ему в руки трость и со свистом вытолкнула за ворота.

– С богом, булануха, на тебе не боронить! – крикнул Андрей Салов. Раздался громкий смех.

– Товарищи, – обратился к рабочим Гузаков, – теперь расходитесь по своим местам. Вечером приходите в Народный дом.

К началу открытия собрания в Народный дом войти уже было невозможно. Люди толпились на улице. Сюда пришли не только рабочие завода, но и крестьяне из ближних деревень.

На сцену вместе с Гузаковым поднялись два незнакомых симцам человека. Один – кудрявый, брюнет, выше среднего роста, второй – рыжеватый, такой же рослый. Гузаков предоставил слово первому, назвал его Николаем Ивановичем.

Первый незнакомец (а это был профессиональный революционер Элькинд) говорил об эксплуатации помещиками и заводовладельцами рабочих и крестьян, назвал конкретные факты по Симу. Второй незнакомец (тоже профессиональный революционер, фамилию которого и партийную кличку оставили в тайне), рассказал о международном рабочем движении. Их речи сопровождались возгласами рабочих, которые вскакивали с мест, высказывались. Потом на сцену поднялся рабочий Миньярского завода Стукин. Он порекомендовал пригласить на собрание Умова. Собрание избрало делегацию, которая тотчас ушла к Умову. Между тем рабочие обсудили требования, подготовленные большевиками. Умов пришел в сопровождении инженеров Малоземова и Бострема. Поднявшись на сцену, он перешел в наступление.

– Я возмущен вашими самовольными действиями и протестую против удаления с завода мастера, смотрителя и бухгалтера.

– А-а-а! – взвыл зал. – Долой негодяев! Мы их не пустим на завод!

Гузаков поднял руку. Шум стих.

– Господин Умов, не разжигайте страсти. Подпишите, пожалуйста, ваше согласие.

Гузаков подал Умову бумагу. Умов прочел требования. Они были краткими:

1. Сократить рабочий день на заводе до восьми часов.

2. Увеличить заработную плату рабочих на 20 процентов.

3. Возвратить в рабочую кассу сто шестьдесят четыре тысячи рублей, образовавшихся от процентного вычитания с заработка рабочих.

4. Убрать лесные кордоны. Уволить лесничего Попова.

5. Разрешить населению Сима бесплатную заготовку строевого леса и бесплатное пользование лугами.

6. Не допускать на завод мастеров, которые грубо обращаются с рабочими.

7. Не увольнять рабочих с завода без согласия рабочей комиссии.

Умов побледнел. Он сунул эту бумагу в руки инженерам, стоявшим рядом, и сквозь зубы процедил:

– Я не самоубийца. Подписывать себе приговор не буду!

– У-у-у-у! – загудел народ. Многие вскочили с мест. Кто-то крикнул:

– Тащи его со сцены!

Гузаков преградил дорогу прорывавшимся к Умову. Малоземов и Бострем оттащили Умова в глубь сцены, умоляя его подписаться под требованиями, уступить, обещать, не лезть на рожон, иначе – разорвут.

Холодный пот выступил на лице Умова. Он протянул трясущиеся руки, взял бумагу, ручку и, подписавшись под требованиями, подал бумагу Гузакову.

– Товарищи! – крикнул Гузаков. – Управляющий округом согласился удовлетворить наши требования, он подписался!

– Ура! – покатилось по залу. – Дорогу господину Умову!

Управляющий вместе с инженерами покинул зал.

Рабочие избрали комиссию, которой поручили следить за выполнением своих требований и постоянно контролировать деятельность заводской администрации.

* * *

Более веселого настроения у симских рабочих, пожалуй, не было за всю историю завода. В декабре 1905 года они получили повышенную зарплату, работали по 9 часов в сутки, обходились без выгнанных мастеров. Никто им не препятствовал бесплатно заготовлять строевой лес и дрова.

На завод прилетела весть о том, что в Москве восстал народ, идут баррикадные бои. «Вот она – революция!»

– Товарищи! Ну разве мы можем равнодушно ожидать конца боев в Москве? – говорил Гузаков на собрании большевиков. – Там сейчас, может быть, решается судьба революции. Надо помогать! Я поеду в Москву драться за свободу!

– Мы все с тобой! – крикнул Мызгин Иван.

Партийная организация создала вооруженную группу из 10 человек, во главе с Гузаковым, и отправила ее на поддержку москвичей.

* * *

В январе 1906 года тишину заводского поселка нарушила разудалая песня:

 
По Дону гуляем, по Дону гуляет,
По Дону гуляет казак молодой…
 

На главной улице симцы увидели сотню вооруженных казаков, лихо восседавших в седлах.

Из дома в дом разнеслась весть о прибытии вооруженных казаков.