Текст книги "Мир Деревьев"

Автор книги: Александр Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Между тем он ни на минуту не забывал о том, что с каждым мгновением приближается назначенный час прихода Зверя. Не забывали об этом те из людей, кому по роду их службы вменялось в обязанности знать о грядущей опасности, а также Деревья. По этой причине у Феллада не было никакой личной жизни, так как специально для него была разработана весьма насыщенная программа психологического тренинга, и после своего возвращения с очередного задания он часами валялся в гипнотрансе, в то время, когда его товарищи развлекались с блудилками и вливали в себя самогон немереными дозами.

Однако никакие будущие катаклизмы и потрясения ни коим образом не освобождали Феллада от его прямых обязанностей. По подсчетам юноши за те четыре года, что он провел в лагере Убанги, граница Дикого леса отодвинулась по всему фронту примерно на пять-шесть километров. Таким образом, с учетом темпов наступления на дикую сельву и того факта, что освоение происходит одновременно с двух сторон – как в Северном, так и Южном полушариях планеты, можно сделать вывод, что до окончательной победы человечеству и мыслящим растениям остается не более пяти столетий.

Нужно отметить, что на протяжении двух лет никто из пластунов не встретил на своем пути страшное существо, уничтожившее шестерых опытных разведчиков и навсегда лишившее разума седьмого, а если и встречали, то поведать об этом уже никому не могли. Выживший член рейдсемерки все эти два года продолжал пребывать в глубочайшей депрессии, из которой его не смогли вывести ни сеансы психотерапии, ни самые эффективные лекарственные препараты, ни хитроумные реабилитационные курсы. Юноше один раз «повезло» лицезреть несчастного. До сих пор при одном воспоминании об этой встрече по коже у него начинают бегать мурашки размером с кулак. Да и как тут не испугаться? Достаточно лишь на мгновение представить, что на месте идиота, пускающего слюнявые пузыри и справляющего под себя естественные надобности, мог быть любой из пластунов, включая самого Феллада, тут не только безобидные мурашки забегают, но леденящий ужас начнет хватать за сердце и выворачивать душу наизнанку.

Все эти два года Феллада не оставляло предчувствие, что именно ему рано или поздно предстоит встреча с загадочным существом. Так или иначе, но эти ощущения его не обманули. Однако обо всем по порядку.

* * *

Сегодня его лично вызвал к себе начальник лагеря Убанги. Даже ввиду неординарного положения нашего героя сомнительное счастье личного общения с высшим региональным руководством выпадало Фелладу не часто. «Почему сомнительное?» спросит какой-нибудь любознательный индивид, совершенно незнакомый с тонкостями местной административной иерархии. А потому, что обычно задания юноша получает от своего куратора, и лишь в исключительных случаях Их Высочество Карамбаль снисходит до личного общения с кем-либо из непосредственных исполнителей. Похоже, на сей раз, появился именно такой исключительный случай.

Штаб лагеря Убанги располагался не в одном из жилых коконов, а в сколоченном из досок и крытом пальмовыми листьями строении барачного типа.

– Привет... Феллад! Проходи и присаживайся, где нравится! – Карамбаль взмахнул рукой в приглашающем жесте, оторвав на краткий миг свой взгляд от лежащей перед ним бумаженции, затем снова вернулся к недописанному документу.

Феллад скромно устроился на одном из стульев, и пока начальник лагеря что-то дописывал, в который раз с интересом рассматривал его плешивую голову. Признаться, до встречи с Карамбалем молодой человек ни разу в жизни не видел лысых людей столь молодого возраста. Вообще-то бритых наголо сколько угодно, но реально человека, столь явно страдающего от выпадения волос, никогда. Хотя назвать начальника лагеря Убанги страдающим, как-то язык не поворачивается – аномальная плешивость ничуть его не беспокоила, поскольку компенсировалась исключительной бородатостью. Злые языки поговаривали, что Карамбаль и не человек вовсе, а самый настоящий мутант, что, мол, Деревья, как ни бились над восстановлением его шевелюры, ничего поделать не могли и, в конце концов, отказались от любых попыток оказать ему помощь. Вообще-то физиологические процессы, связанные с бурным выпадением волос, могут происходить в период глубокой старости человека, но Карамбалю до старости было как с Земли до звезд – всего-то едва за сотню перевалило. Да и выглядел он вовсе не стариком – от силы тридцать пять, ну сорок с большой натяжкой. Не возникало никаких сомнений в том, что процессы старения в его организме протекали в обычном для всех современных людей темпе. Все те же злые языки утверждали, что время от времени Карамбаль необъяснимым образом вновь становится обладателем великолепной густой шевелюры, которая, впрочем, надолго на его голове не задерживалась. Но Феллад к таким слухам относился с нескрываемым скептицизмом, мол, пока своими глазами не увижу – не поверю. Карамбаль был человеком субтильной наружности: невысок, худощав, но, благодаря своему острому языку, он никогда не терялся в компании своих коллег – региональных руководителей. К тому же, группа специалистов под его руководством всегда успешно выполняла планы по зачистке и освоению новых территорий, что в глазах высшего командования делало начальника лагеря Убанги незаменимым работником. Что касается подчиненных, его немного недолюбливали за неприкрытую склонность к ехидству и постоянную готовность с безжалостной жесткостью, осадить любого наглеца, рискнувшего хоть как-то оспорить его право единолично распоряжаться в принадлежащих ему владениях или хотя бы ненароком намекнуть на его выдающую тщедушность или плешивость. Из-за столь странной наружности и определенных свойств характера Карамбаля за глаза называли злым бородатым Гномом, иногда плешивым Гномом, но чаще всего по-доброму – просто Гномом, поскольку подавляющее большинство пластунов все-таки уважали и ценили его как неординарного и, в общем-то, выдающегося руководителя.

Феллад относился к начальнику с должным уважением и никогда не судачил у него за спиной, но если что-то не устраивало юношу, он вываливал всю правду-матку на плешивую голову уважаемого Карамбаля. За прямоту наш герой был ценим начальством, впрочем, за все ту же прямоту бывало, подвергался гонениям, а именно неоднократно отстранялся от участия в некоторых весьма интересных операциях.

Закончив водить пером по бумаге, Гном поднял глаза на Феллада и расплылся в широкой приветливой улыбке. Небесно-голубые очи начальника лучились такой безграничной отеческой любовью, что юноша тут же понял – его ожидает очередная «архиважная и весьма срочная» командировка.

– Уважаемый мастер Карамбаль, я всего лишь вчера вернулся из зоны. – Предвосхищая «просьбу» а, по сути, приказ начальства, первым заговорил Феллад. – Дайте отдохнуть хотя бы пару дней. Сами знаете, как изматывают одиночные рейды. К тому же, я еще даже не приступал к систематизации собранных образцов...

Исчерпав аргументы, он замолчал и немигающим взглядом уставился на высокое начальство. Этим самым наш герой, наверное, пытался загипнотизировать Карамбаля, чтобы тот отменил предстоящее задание.

Однако плешивый Гном был не из тех хлюпиков, которых можно было просто так вот взять и загипнотизировать. Скорее он сам мог заворожить взглядом кого угодно.

– Ты пойми меня Фелл, – не надеясь лишь на магию своих глаз, заискивающим тоном заговорил начальник лагеря Убанги. – Ты и только ты способен в самые кратчайшие сроки выполнить это важное задание. Смекай, парень, сезон дождей начнется не сегодня-завтра, а данных по квадрату ФТ-123 кот наплакал. Каюсь не твоя это вина – я не досмотрел, но ты пойми, через три месяца именно там начнется очередной этап освоения сельвы, а у нас как назло ничего нет. Я, конечно, целиком и полностью осознаю, что не имею права послать тебя туда в приказном порядке, но и ты войди в мое положение, никто из одиночек не успеет собрать необходимые для анализа общей обстановки данные до того как Дикий Лес превратится в непролазное болото. Если бы можно было, я отправил бы туда всех бездельников, ошивающихся в настоящий момент в лагере, но ты же сам понимаешь, чтобы правильно оценить ситуацию на месте, источник должен быть предсказуемо-субъективным. Короче говоря, получается, что на данный момент ты единственный, кого я могу послать в зону с целью рекогносцировки вышеозначенного квадрата. Тебе делов-то пробежаться легкой рысью, внимательно поглядывая по сторонам, а после того, как Деревья вытащат из твоей головы всю полезную информацию, гуляй на всю катушку хоть... ну скажем, пять дней.

«Вот крохобор, – подумал юноша, – мне торчать в лесу как минимум десять суток, а за это всего-то пять дней спокойной жизни. Да и тех потом вряд ли дождешься. Сейчас ему плохо – сверху давит начальство, молнии сыплются со всех сторон на его плешивую башку. А потом, когда все пройдет, ведь наверняка забудет о своем обещании. – И тут же со свойственным своему юному возрасту оптимизмом рассудил: – Ну, если не пять, но трое суток отпуска, пожалуй, удастся из него выцарапать. Весьма кстати – давненько хотел навестить своего друга Квакха, также к Пархаю наведаться не помешает – хлопнуть по маленькой на равных и поблагодарить за мутаген».

Хитроумный Карамбаль пристально наблюдал за выражением лица подчиненного, и поскольку был неплохим физиономистом, раньше Феллада понял, какое решение тот принял.

– Вот и чудненько, мой юный друг! – радостно потирая ладошки, он вернулся на свое место за столом. – А теперь посмотри сюда. – Взмахом руки мастер Карамбаль подозвал подчиненного к расстеленной на поверхности стола карте. – Контрольный рейд начнешь из пункта, отмеченного звездочкой.

* * *

Поначалу все было спокойно. Феллад успел осмотреть более половины условного квадрата ФТ-123, когда начались затяжные проливные дожди – обычное явление для этих месяцев в весенний и осенний периоды. Сейчас в Северном полушарии Земли царила осень, и не было ничего экстраординарного в том, что на экваторе Афры начался сезон дождей. Более того, сезон этот был вполне прогнозируемым явлением. В это время в лагере Убанги, также как в остальных лагерях, расположенных в экваториальной зоне Афры, начинался период активной учебной подготовки личного состава, а также сезон отпусков. Впрочем, оказаться в отпуске Фелладу не грозило, но хотя бы не мокнуть под проливным дождем он вполне мог и лишь по причине раздолбайства некоторых чиновников, вынужден в данный момент любоваться сомнительными красотами Дикого Леса, получая время от времени на свою бедную голову целые потоки освежающей влаги, низвергавшейся с крон деревьев.

Начавшийся с некоторым опережением своего обычного графика дождь сильно мешал сбору информации по заданному району. По этой причине экспедиция грозила затянуться на пару-тройку дней. Однако в силу непоколебимого оптимизма, свойственного большинству юных представителей человеческого племени, он не унывал и расценивал все происходящее с ним как забавное приключение. Бодро шагая по раскисшей от дождя тропинке, протоптанной дикими животными, Феллад старался примечать все даже самые мельчайшие детали окружающего ландшафта, однако усиленное вращение головой на триста шестьдесят градусов ничуть не мешало ему размышлять на самые разные темы, совершенно не относящиеся к его непосредственному заданию.

В данный момент голова юноши была почему-то занята мыслями о нелегкой жизни его далеких предков, имевших сомнительное счастье проживать в здешних местах. Из книг и других письменных источников Фелладу было известно, что до планетарной катастрофы существовали люди не только с белым цветом кожи как сейчас. Также были чернокожие негроиды, и узкоглазые монголоиды, отличавшиеся желтым цветом кожи. После катастрофы уцелела лишь небольшая группа белых людей – так уж получилось. И если узкоглазые с легким желтоватым оттенком кожи индивидуумы изредка появляются на свет даже у родительских пар явно европеоидного типа, то негры не рождаются никогда. По этой причине представления современного человека о черных людях чаще всего базируются на его собственных умозрительных построениях, отчего негры зачастую становятся этакими фантастическими существами, подобно эльфам, гномам и прочим мифическим народам, к тому же наделенными разнообразными чудесными способностями. Именно так представлял себе вымерших чернокожих людей Феллад: это были рослые, могучие существа, способные жить в абсолютной гармонии с природой. Последнее умозаключение он сделал из того факта, что негры в основном обитали в жаркой и не очень приспособленной для жизни Афре, а для того, чтобы выжить в столь трудных условиях нужно обладать не только выдающимися физическими данными, но, как минимум, зачатками магического таланта.

«Очень плохо, что ни одного чернокожего человека не сохранилось, – мысленно сожалел юноша. – Какая невосполнимая потеря для человечества».

Изумлению юноши не было бы предела, узнай он об истинном положении дел на Земле во время тех нескольких десятилетий, предшествовавших глобальной катастрофе. Он даже не мог себе представить, что цвет кожи человека мог стать причиной для взаимной ненависти. В страшном сне ему не могли присниться такие понятия как белый, черный и желтый расизм. Вряд ли он смог поверить, что один человек мог убить другого лишь из-за того, что цвет кожи, форма глаз и прочие биометрические параметры его жертвы не соответствовали каким-то определенным стандартам. Окажись Феллад на Матушке-Земле каким-либо фантастическим способом где-нибудь в начале двадцать первого века от Рождества Христова, вряд ли он смог бы разобраться во всех тонкостях межрасовых, межнациональных и межрелигиозных отношений того времени. Скорее всего, ему пришло бы в голову, что он очутился в сумасшедшем доме планетарного масштаба, в котором роль санитаров и лечащих врачей выполняют сами пациенты.

Все-таки нашему герою повезло родиться не в двадцать первом веке, а спустя восемь тысячелетий, поэтому он имел полное право идеализировать своих далеких предков и сожалеть о бедных негроидах и монголоидах, чей бесценный генетический материал был навсегда потерян для человечества.

Феллад настолько увлекся мыслями о чернокожих чудо-богатырях, обитавших когда-то в этих местах, что перестал должным образом контролировать окружающее пространство. За что, в конце концов, и поплатился. Когда юноша оказался на расстоянии полутора десятков метров от рухнувшего от старости ствола дерева, на него обрушился ментальный удар такой силы, что для неподготовленного человека все могло бы закончиться кровоизлиянием в мозг с последующим обширным инсультом или даже летальным исходом. Однако общение с Мудрым Квакхом очень многому научило молодого человека, поэтому ему хоть и с небольшим опозданием, все-таки удалось отразить существенную часть психоэнергетического заряда, направленного точно промеж его серо-голубых глаз. И все-таки той дозы, что он получил, было вполне достаточно, чтобы на какое-то время парализовать человека, но ее было мало для того, чтобы отключить его сознание. Не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, мысленно ругая свою беспечность, на чем Свет стоит, Феллад завалился, будто подрубленное дерево прямо физиономией в раскисшее от дождя месиво, в которое на тот момент начала превращаться звериная тропа. На свое счастье он упал немного боком, так, что лишь правая половина лица оказалась в грязи, рот и нос оставались на поверхности, что давало возможность ему дышать. Кроме того, положение его тела вполне позволяло скосить левый глаз, чтобы хорошенько рассмотреть коварное существо, продемонстрировавшее столь необычные охотничьи навыки.

Минут пять после того, как Феллад оказался в беспомощном состоянии, ничего не происходило. Затем из-за поваленного и успевшего наполовину сгнить ствола показалась пара глаз на тонюсеньких стебельках. Какое-то время означенные органы зрения крутились на все триста шестьдесят градусов, изучая окружающую обстановку, причем делали они это совершенно независимо друг от друга, как будто принадлежали двум абсолютно разным существам. Убедившись в том, что ничто вокруг обездвиженной жертвы не вызывает каких-либо опасений, глаза как по команде сфокусировали все свое внимание на беспомощной фигуре уткнувшегося лицом в раскисший краснозем человека. И как апофеоз затянувшегося действа над бревном показалась здоровенная шишковато-бородавчатая голова. Как только башка полностью высунулась из-за бревна, существовавшие до этого отдельной независимой жизнью глаза с громким хлюпом втянулись в глазницы и, немного повертевшись, будто поудобнее устраиваясь на своем законном месте, вновь весьма выразительно уперлись взглядом в распростертое на земле тело.

Согласно логике происходящих событий, в данный момент наш герой должен был, если не выть от ужаса, то хотя бы хорошенько испугаться. Однако ничего подобного не происходило. Феллада не только не испугал грозный вид коварного охотника, но изрядно рассмешил, особенно после того, как из-за бревна выползло неожиданно хилое тельце, вовсе не достойное носить столь величественную голову. Все вместе: уродливая гипертрофированная башка с глазами, способными покидать глазницы, относительно немощное туловище с тонюсенькими передними лапками и кривыми ножками, шикарный гребень, протянувшийся вдоль позвоночника от макушки до кончика короткого, но довольно толстого хвоста, – было карикатурным двухметровым дракончиком.

«Не может быть, это же обыкновенный глиф, – недоуменно подумал Феллад. – Никогда не подозревал, что вполне безобидная тварь способна сразить наповал взрослого человека. Интересно, для какой такой надобности он меня обездвижил?»

Последний вопрос вовсе не был праздным или риторическим, поскольку внушительных размеров голова чудовища хоть и обладала соответствующей пастью, но пасть эта была совершенно лишена более или менее серьезных зубов, необходимых для пережевывания пищи животного происхождения. Если бы лапы глифа обладали острыми когтями, в таком случае стоило испугаться. Но ни когтей, ни могучих передних лап не наблюдалось. Оставалось предположить наличие какого-нибудь специального органа, при помощи которого у него откачают кровь, подобно лиане-кровопийце, или впрыснут желудочный сок, как это делают пауки. Однако насколько помнил Феллад, мясо в рацион этих тварей вообще не входит, поскольку единственной пищей глифов были плоды кубышечника. Предполагалось, что между глифами и этими растениями существуют симбиотические связи, Впрочем, в Диком Лесу взаимовыгодное сотрудничество в той или иной степени было свойственно большинству видов растений, животных и даже грибов. Чаще всего симбиотические отношения были вполне явными, но иногда их практически невозможно было проследить.

К примеру, ученые-биологи до сих пор ломают свои мудрые головы, для каких таких надобностей вполне успешным и самодостаточным кубышечникам понадобилось держать при себе оравы дармоедов. Что нужно глифам от этих растений, очень даже понятно: халявная жрачка от пуза и абсолютная защита от происков любых хищных тварей.

По форме ствол кубышечника напоминает традиционный кувшин, какими в далекие времена пользовались предки Феллада, и кои в настоящее время от нечего делать изготавливают некоторые любители керамической посуды. В высоту растение редко достигает двух десятков метров, однако прочие лесные гиганты не переносят близкого соседства с ним. По этой причине всякий кубышечник непременно произрастает на ярко освещенной поляне, не затеняемый кронами рядом стоящих деревьев. Единственная особенность, которая отличает это растение от прочих древесных собратьев – оно вооружено огромным количеством подвижных отростков-стрекал, способных своим ядом убить любое, даже самое крупное животное. Феллад неоднократно находил рядом с рощицами этих растений даже мертвых лесных слонов, совершивших фатальную попытку попробовать на вкус их сочных листьев и плодов, а также могучих саблезубов, возжелавших полакомиться каким-нибудь особенно упитанным глифом.

Раньше Феллад считал глифов вполне безобидными существами, никогда не покидающими пределов территории, ограниченной проекцией кроны кубышечника. Однако теперь ему довелось убедиться в обратном. Он не мог подозревать, что до смешного неуклюжая тварь обладает могучим ментальным даром, способным свалить с ног взрослого мужчину или довести опытного пластуна до крайней степени безумства. Теперь юноша не сомневался, что единственный уцелевший член рейдсемерки, чудом выбравшийся из зеленого ада экваториальной сельвы, стал жертвой нападения именно глифа или группы этих существ.

«Вот это да! Кто бы мог предположить? – разочарованно подумал Феллад. – Искали страшного и неуловимого монстра, оказалось вполне безопасное с виду создание. Интересно, для каких целей эта бестия собирается меня употребить? Весьма вероятно, за личиной безобидного вегетарианца скрывается матерый хищник, а людям ничего об этом неизвестно?»

Между тем, тварь, убедившись в том, что других более опасных претендентов на ее законную добычу поблизости не наблюдается, осторожно направилась к распластанному на земле человеческому телу. К тому времени парализованный Феллад уже почувствовал легкое покалывание в конечностях и, по всей видимости, вполне смог бы не только пошевелить рукой или ногой, но легко разделаться с неповоротливым зверем. Однако, несмотря на сильное желание врезать кулаком или ногой промеж глаз коварного создания, он продолжал изображать беспомощного паралитика – очень уж ему хотелось узнать, для каких целей кому-то понадобилось его крепкое молодое тело.

Подойдя вплотную к человеку, глиф низко наклонился, осторожно, словно собственного детеныша обхватил его своими верхними лапами, легко оторвал от земли и, бережно прижав к своей покрытой мягкими перьями груди, куда-то потащил. Юноша с удивлением отметил, что с виду хилое тельце обладает достаточной силой, чтобы поднять и без видимых усилий нести все его без малого восемьдесят килограммов живого веса.

Впрочем, путешествие продолжалось не очень долго. Через пару минут неспешной прогулки глиф вышел на обширную лесную поляну, на которой произрастало, по меньшей мере, с полдюжины кубышечников. По мере приближения к поляне Феллада все сильнее обдавало тошнотворно-смрадным духом разлагающейся мертвечины. Он скосил глаза и заметил несколько наполовину разложившихся туш, видовую принадлежность которых уже невозможно было установить. Вокруг каждого дерева суетливо хлопотало не менее двух десятков крупноголовых дракончиков. Как обычно глифы либо прогуливались под раскидистыми кронами без какой-либо определенной цели, либо, рассевшись по-хозяйски на ветвях, лакомились спелыми оранжевыми плодами размером с грейпфрут. Стоит отметить, что ветви деревьев были усыпаны гроздьями «грейпфрутов», разной степени зрелости, гарантируя прожорливым глифам бесперебойную поставку продуктов питания.

При виде своего соплеменника с тяжелой ношей, твари начинали издавать громкие звуки, здорово похожие на боевой клич индюка. Однако особого любопытства к персоналии Феллада глифы не проявляли и не пытались устроить кровавую свару с целью отобрать добычу у ее законного владельца. Такое поведение сильно удивило Феллада, поскольку ему неоднократно доводилось наблюдать у глифов шумные кровавые междусобойчики, возникавшие буквально из-за пустяков.

Не лишним буде упомянуть, что глифы, хоть внешне сильно походят на рептилий, все-таки произошли от птиц. О чем свидетельствуют ряд признаков, а именно: отсутствие у этих тварей зубов и наличие остатков перьевого покрова на груди. Поэтому от своих дальних молчаливых родственников – пресмыкающихся здорово отличаются шумным, скандальным характером. Такая манера поведения свойственна практически всем пернатым, ведущим стайный образ жизни. По этой причине не было ничего удивительного в том, что Феллад с нескрываемым интересом ожидал, что вот-вот какая-нибудь любопытная бестия подойдет к его «приятелю» и попытается склонить того к честному дележу добычи.

Юноша вовсе не опасался такого поворота событий, поскольку был способен полностью контролировать свое тело и готов к отражению любых атак, включая ментальные. Ударов стрекал кубышечников он также не боялся, поскольку в любой момент мог затормозить ход времени и спокойно очистить поляну от мерзких глифов, а если понадобится и от их растительных симбионтов. Он не стал прибегать к столь крайним методам воздействия, вместо этого, спокойно наблюдал за действиями своего похитителя.

Ни один из встреченных ими глифов так и не проявил агрессивной реакции в отношении удачливого охотника. По всей видимости, никто не собирался в самое ближайшее время устраивать грандиозное пиршество, на котором роль главного украшения стола была предназначена Фелладу. Однако отпускать на все четыре стороны его также не собирались.

«Для чего же я все-таки им понадобился? – ломал голову Феллад. – Если бы твари были плотоядными, наверняка на поляне сейчас стоял бы невыносимый гвалт из-за дележа добычи. А так все вроде бы чин чином – куда-то несут, и никто этому не препятствует».

Загадка разрешилась довольно скоро. Притопав на середину лесной поляны, глиф со всеми предосторожностями усадил пленного под раскидистой кроной одного из кубышечников, оперев спиной о корявый ствол дерева, а сам направился к странному образованию, расположенному неподалеку. Глядя на штуковину, к которой пошел зверь, Феллад никак не мог взять в толк, для какой такой надобности она торчит на ровном месте. По форме предмет походил на развернутый цветок водяной лилии, только размерами намного больше. В центре цветка на месте пестика располагалось некое сооружение, отдаленно напоминающее кресло. В свою очередь кресло было окружено огромным количеством колышущихся тычинок. Более всего сами тычинки походили на поднявших головы ядовитых змей, раскачивающихся в каком-то замысловатом танце.

«А креслице-то, похоже, предназначено под мой зад?! – Внезапная догадка озарила Феллада. – Похоже, эти твари собираются скормить меня вегетативной псевдопочке».

Юноше было хорошо известно, что кроме обычного семенного в природе также существует множество способов вегетативного размножения растений, а в некоторых случаях и животных. Именно к этому самому древнему методу воспроизводства и увеличения численности своей популяции чаще всего прибегали кубышечники. Это растение обладало весьма разветвленной корневой системой, далеко выходящей за границы проекции его кроны. В один прекрасный момент на одном или сразу нескольких корешках, удаленных на приличное расстояние от материнского дерева появлялись некие образования, которые ученые ботаники окрестили вегетативными псевдопочками. Со временем из псевдопочки вырастало вполне полноценное дерево. Вот и все, что было известно юноше о вегетативном размножении кубышечников. Но он никогда не слышал о том, что для своего развития растение использует мясо животных.

«Но если это так, – продолжал недоумевать Феллад, – почему глифы не скормят ему одно из множества валяющихся вокруг мертвых тел?»

Но, взглянув еще раз на пестик весьма странной формы, он сделал вывод, что в подобное «креслице» можно усадить только человека, на худой конец, человекообразную обезьяну. Эта мысль заставила его отменить свое решение начать крутую разборку с хозяевами лесной поляны, а заодно с их древесными покровителями. От внезапно возникшего предчувствия, что он стоит на пороге разгадки какой-то страшной тайны, у юноши отчаянно заколотилось сердце, а прокатившаяся по всему телу волна адреналина напрочь очистила его молодой организм от всех негативных последствий пережитой им ментальной атаки.

Тем временем глиф, успел сходить к псевдопочке и, убедившись в том, что молодое растение готово к приему предназначенной ему жертвы, вернулся к своему подопечному. Затем он вновь поднял человека и неторопливой походкой направился к цветку.

Несмотря на полную готовность совершить задуманное, Фелладу приходилось с великим трудом сдерживать обуревавшие его чувства. С одной стороны, он страстно желал хорошенько врезать глифу прямо по его вылупленным зенкам, чтобы впредь неповадно было охотиться на людей. Но, ему также ужасно хотелось проникнуть в тайну симбиоза этих неуклюжих тварей и кубышечников. Теперь юноша был практически полностью уверен в том, что загадочные исчезновения пластунов в дебрях экваториальной сельвы в большинстве случаев каким-то необъяснимым образом имеют непосредственное отношение к странному тандему глифов и их растительных симбионтов. По большому счету, Феллад прекрасно понимал суть примитивной схемы симбиотических связей, существующих между глифами и кубышечниками. Единственное, что ему оставалось, это найти ответ на вопрос: «Какова роль человека во всей этой симбиотической катавасии?» Проще всего было бы предположить, что «дракончики» попросту скармливают людей своим древесным благодетелям. Однако столь тривиальный подход к данной проблеме полностью противоречил очевидному факту – кресло-пестик было приспособлено конкретно под седалище человека. К тому же разбросанного вокруг поляны мяса, находящегося в разной степени кондиции, было вполне достаточно, чтобы обеспечить пропитанием не одну подобную рощицу. На этот счет у нашего героя, бесспорно, имелись собственные идеи, но умозрительные построения остаются таковыми до тех пор, пока они не подтверждены или не опровергнуты единственно верным и проверенным веками способом, а именно – корректно поставленным экспериментом. И вовсе не удивительно, что этот эксперимент он решил провести при непосредственном своем участии, конкретнее, положив свое бренное тело на алтарь науки, коим в нашем случае являлось загадочное кресло-пестик.

Все произошло именно так, как он и рассчитывал. Глиф водрузил Феллада в самый центр раскрытой псевдопочки. Труднее всего стоически переносить происходящее было в тот момент, когда извивающиеся будто черви тычинки устремили свои змееподобные головы в его сторону. Одновременно ощутимо завибрировали раскрытые лепестки «цветка» и начали медленно смыкаться, безжалостно отсекая от всякой связи с внешним миром заключенного внутри человека.

* * *

Невыносимая острая боль отступила в очередной, неизвестно который по счету раз. Ощущение, что с тебя снимают кожу, при этом тут же поливают обнажившуюся плоть концентрированным раствором самой едкой кислоты, одновременно круша на мелкие кусочки внутренние органы и кости, сменилось долгожданным чувством умиротворения и покоя. Дальше будет еще хуже – вместо боли на него накатит волна умопомрачительного, убийственного, всепоглощающего удовольствия, перед которым вершина эмоционального состояния человеческого существа – оргазм, всего лишь слабый отблеск далекой звезды в сравнении с сиянием полуденного светила.