Текст книги "Катрин Блюм"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Да-да, ты ошибаешься, продолжай!

– Итак, около двери мадемуазель Шапюи, которая работает почтальоншей, я нашел камень. Но – увы! – я его не заметил. Да и как я мог его заметить? Мой сосед Лафарж не видел собственного носа, который был гораздо ближе к нему, чем камень ко мне. Я споткнулся и, протянув руку в поисках опоры, наткнулся на первое, что попалось мне под руку. Конечно, это оказался нос соседа Лафаржа! Ну, вы же знаете, что, когда тонешь в воде, стараешься всплыть на поверхность, но когда в вине, то это уже хуже. Ну, в общем, в результате произошло то же самое, как если бы ты доставал твой охотничий нож из ножен, Бобино; сосед Лафарж выдернул свой нос у меня из рук, а кожа осталась. Вы прекрасно понимаете, что это не моя вина, я бы с удовольствием вернул ему его проклятую кожу. А в результате судья приговорил меня к трем франкам штрафа за нанесение тяжких телесных повреждений и к оплате последующего лечения!

– И сосед Лафарж опустился до того, что взял твои три франка?

– Да, но мы их только что разыграли в кегли. Я их снова выиграл, и мы их пропили. Мой четырнадцатый стакан, Бобино!

– Послушайте, дядюшка Бобино, – спросил Матье, прерывая их разговор, – разве вы не знаете, что вас искал инспектор?

– Нет, – ответил Бобино.

– Я хотел предупредить вас о том, что он вас искал, чтобы вы не искали его!

– А, ну тогда… – сказал Лаженесс, роясь в кармане.

– Что ты делаешь? – спросил Бобино.

– Я заплачу за нас обоих. Ты мне это вернешь как-нибудь потом, совершенно не нужно, чтобы господин инспектор видел нас в трактире, а то он может подумать, будто мы сюда часто ходим. С меня тридцать четыре су, не так ли, матушка Теллье?

– Да, господа, – подтвердила хозяйка.

– Получите, пожалуйста. До свидания!

– Трусы! – сказал Моликар, снова усаживаясь за столик, который оставил, когда принял приглашение Бобино и Лаженесса, и рассматривая только что откупоренную бутылку на свет. – Трусы! Оставить поле боя, когда еще есть враги! – И, чокнувшись двумя наполненными до краев стаканами, он добавил:

– За твое здоровье, Моликар!

Между тем лесничие, которые спешно пытались исчезнуть, вдруг остановились, с удивлением посмотрев на человека, появившегося в дверях трактира, – бледного, с изменившимся лицом, с развязанным галстуком; по лбу у него струился пот.

Это был Бернар.

Глава V. Змея

У Бернара был такой взволнованный вид, что, казалось, оба товарища не сразу его узнали. Наконец, Лаженесс решился:

– Гляди-ка, это Бернар, – сказал он, – здравствуй, Бернар! -

– Здравствуй, – раздраженно ответил молодой человек, явно недовольный этой встречей.

–  – Ты… здесь? – в свою очередь осмелился спросить Бобино.

– А почему бы и нет? Разве запрещено участвовать в празднике, если хочешь развлекаться?

– Да нет, я вовсе этого не говорю, разрази меня гром! – возразил Бобино. – Но меня удивляет, что я вижу тебя в одиночестве! – В одиночестве?

– Да.

– Ас кем я должен прийти?

– Мне кажется, что у тебя есть молодая и красивая невеста…

– Не будем больше об этом говорить, – нахмурив брови, сказал Бернар и, ударив о стол прикладом своего ружья, крикнул: – Вина!

– Тсс! – остановил его Лаженесс.

– Почему?

– Здесь господин инспектор!

– Ну и что из этого?

– Я тебя предупреждаю: будь осторожен! Здесь господин инспектор, вот и все.

– Ну и мне какое дело до того, здесь он или нет? -

– А-а, ну тогда другое дело!

– Должно быть, он с кем-то поссорился дома, – сказал Бобино Лаженессу, беря его под руку.

Лаженесс утвердительно кивнул и, повернувшись к Бернару, сказал:

– Я это сказал вовсе не для того, чтобы командовать тобой или обидеть тебя, Бернар. Но ведь ты знаешь, что господин инспектор не любит заставать нас в трактире!

– Но я хожу туда, куда хочу, и господин инспектор не может вмешиваться в мои дела! – возразил Бернар и, с яростью ударив по столу, повторил: – Вина!

Лесничие поняли, что Бернар заупрямился не на шутку.

– Ну что же, – сказал Бобино, – пусть бесится, если ему хочется. Пойдем, Лаженесс!

– Да, здесь ничего не поделаешь, – согласился Лаженесс. – Прощай, Бернар!

– Прощай! – резко и раздраженно ответил тот.

Лесничие удалились в направлении, противоположном тому, откуда должен был появиться инспектор. Но тот был так занят каким-то важным разговором, что прошел мимо трактира, не заметив ни их, ни Бернара. – Да придут сюда или нет! – закричал Бернар, с такой силой ударив прикладом ружья по столу, словно хотел разбить его на мелкие кусочки.

Матушка Теллье поспешила на его зов, неся две бутылки и недоумевая, кто этот нетерпеливый посетитель, требующий вина с такой яростью.

– Иду, иду! – сказала она. – У нас кончилось вино, и нужно было достать новую бочку!

Узнав молодого человека, она удивленно воскликнула:

– А, это вы, дорогой мсье Бернар! Боже мой, как вы бледны!

– Вы находите, матушка? – спросил юноша. – Поэтому я и хочу выпить – говорят, что вино возвращает краски!

– Но ведь вы больны, мсье Бернар! – настойчиво сказала матушка Теллье.

Бернар пожал плечами.

– Давайте сюда! – сказал он, вырывая бутылки у нее из рук.

И, поднеся одну бутылку к губам, он залпом осушил ее.

– Милосердный Боже! – вскричала добрая женщина, потрясенная столь необычным поведением Бернара. – Вы погубите себя, дитя мое!

– Да… – сказал Бернар, ставя бутылку на стол, – но дайте мне допить все это! Кто знает, увидите ли вы еще меня у себя?

Удивление матушки Теллье было столь велико, что она оставила других посетителей и всецело занялась молодым человеком.

– Но что случилось, дорогой мсье Бернар? – с тревогой спросила она.

– Ничего, но дайте мне, пожалуйста, перо, бумагу и чернила!

– Перо, бумагу и чернила?

– Да, и поскорее!

Матушка Теллье поспешила исполнить его приказание.

– Перо, бумагу и чернила? – повторил Моликар, который уже был совершенно пьян, так как заканчивал третью бутылку

Бобино и Лаженесса. – Простите, господин нотариус! Разве в трактир ходят за перьями, бумагой и чернилами? В трактир ходят, чтобы пить вино! – И, словно подавая пример, закричал: – Эй, матушка Теллье! Вина!

В это время матушка Теллье, предоставив Бабет обслужить Моликара, вернулась к Бернару и положила перед ним на стол все то, что он попросил. Бернар поднял глаза и, заметив, что она вся в черном, спросил:

– Почему вы в трауре?

Бедная женщина смертельно побледнела и воскликнула задыхающимся голосом:

– О, Боже мой! Разве вы не помните об этом ужасном не счастье, которое со мной случилось?

– Я ничего не помню, – сказал Бернар. – Ну, так почему вы в трауре?

– О, вы прекрасно это знаете, дорогой мсье Бернар, ведь вы были на его похоронах! Я ношу траур по моему дорогому сыну Антуану, который умер в прошлом, месяце!

– Ах! Бедная женщина!

– У меня никого больше не было. Это был мой единственный сын, мсье Бернар! И, несмотря на это, Бог отнял его у меня! Когда мать видит своего сына двадцать лет, а затем он уходит, ей остается только плакать. Можно плакать, но это ничего не изменит, – что ушло, то уже не вернешь!

И бедная женщина разразилась рыданиями. В этот момент Моликар затянул свою любимую песенку, что свидетельствовало о том, что он был абсолютно пьян. Он запел:

Если б рос в моем саду

Ну хоть кустик винограда…

Эта песня, которая звучала как насмешка над горем матушки Теллье, внезапной болью отдалась в сердце Бернара, который, несмотря на кажущееся равнодушие, воспринял его близко к сердцу.

– Замолчи! – закричал он.

Но Моликар, не обращая никакого внимания на его слова, снова начал:

Если б рос в моем саду…

– Замолчи! – повторил молодой человек с угрозой в голосе.

– А почему я должен замолчать? – спросил Моликар.

– Ты разве не слышишь, что говорит эта женщина? Она оплакивает своего погибшего сына!

– А, действительно, – сказал Моликар, – я буду петь тише! – И вполголоса он продолжал:

Если б рос…

– Ни тише, ни громче! – закричал Бернар. – Замолчи или убирайся отсюда!

– О, – сказал Моликар, – в таком случае я ухожу. Я люблю те трактиры, где смеются, а не те, где плачут. Матушка Теллье, – позвал он, ударив ладонью по столу, – получите с меня!

– Иди, – сказал Бернар, – я оплачу твой счет, оставь нас!

– Прекрасно! – ответил Моликар и, шатаясь, встал из-за стола. – О большем я и не мечтаю! – И, натыкаясь на деревья, он пошел в лес, распевая все громче и громче по мере того, как удалялся:

Если б рос в моем саду

Ну хоть кустик винограда…

Бернар посмотрел ему вслед и повернулся к хозяйке, которая продолжала плакать.

– Да, вы правы, матушка Теллье: что ушло, того уже не вернешь! Но я бы хотел, чтобы ваш сын был жив, я сам с удовольствием оказался бы на его месте!

– Да хранит вас Бог! – воскликнула добрая женщина. – Что вы такое говорите, мсье Бернар!

– Да, клянусь вам!

– У вас такие замечательные родители! – сказала она. – Если бы вы знали, какое горе для родителей потерять своего единственного ребенка, то вы бы никогда это не сказали!

Бернар попытался что-то написать, но не смог. Рука у него дрожала, и он не мог вывести ни одной буквы.

– Нет, я не могу, не могу! – воскликнул он, бросая перо.

– В самом деле, – сказала хозяйка, – вы дрожите как в лихорадке!

– Послушайте, матушка Теллье: окажите мне одну услугу! – попросил Бернар.

– О, с удовольствием, мсье Бернар! – сказала добрая женщина. – Какую?

– Отсюда не так уж далеко до Нового дома по дороге в Суассон, не так ли?

– Да, это примерно четверть часа быстрой ходьбы.

– Окажите мне любезность, сходите туда и простите, что причиняю вам беспокойство!

– Говорите, что я должна сделать.

– Сходите туда и вызовите Катрин.

– Так она уже вернулась?

– Да, сегодня утром. Скажите ей, что я ей скоро напишу.

– Может быть, вы ей сейчас напишете?

– Лучше завтра, сейчас у меня дрожат руки!

– Вы уезжаете?

– Да, говорят, что мы вступаем в войну с Алжиром.

– Но какое это имеет отношение к вам, ведь вы же вытянули белый билет!

– Вы ведь сходите, куда я вас прошу, матушка Теллье?

– Я иду сейчас же, мсье Бернар, но…

– Но что?

– А ваши родители?

– А потом вы сходите к моим родителям.

– Что я должна им передать?

– Ничего.

– Как? Ничего?

– Нет, только скажите им, что я заходил к вам, что они меня больше никогда не увидят, и что я прощаюсь с ними.

– Прощаетесь с ними?! – вскричала матушка Теллье.

– Скажите им, чтобы они заботились о Катрин, что я буду благодарен им за все, что они для нее сделают. И если меня убьют, как вашего бедного Антуана, то я прошу их сделать ее своей наследницей. – И, потеряв последние силы, молодой человек со стоном опустил голову на руки.

Матушка Теллье с жалостью смотрела на него.

– Хорошо, мсье Бернар, – сказала она. – Уже темнеет, и посетителей не так уж много, так что Бабет вполне с ними справится. Я бегу в Новый дом! – и тихо добавила: – Мне кажется, что нужно помочь бедному мальчику!

Вдалеке слышался пьяный голос Моликара, который пел:

Если б рос в моем саду

Ну хоть кустик винограда…

Несколько минут Бернар сидел, погруженный в тяжелые грустные размышления, вдруг он резко вздрогнул и, подняв голову, прошептал:

– Мужайся, Бернар! Еще один стакан и нужно уходить! -

– Ну, а я бы просто так не ушел! – произнес позади Бернара голос, от звука которого его бросило в дрожь.

Бернар обернулся, хотя и так узнал, чей это голос.

– Это ты, Матье? – спросил он.

– Да, это я, ответил бродяга.

– Что ты сказал?

– Разве вы не слышали? Видимо, вы стали туги на ухо!

– Я слышал, но не понял,

– Ну, что же, тогда я повторю!

– Повтори!

– Я сказал, что на вашем месте я бы так просто не ушел.

– Ты бы просто так не ушел?

– Я бы не ушел, пока… ну, достаточно, вы уже слышали.

– Пока, что?

– Пока я не отомстил им обоим. Слово сказано!

– Что? Кому?

– Одному и другому, ему и ей!

– Разве я могу мстить отцу и матери? – спросил Бернар, пожимая плечами.

– Разве дело в них? Разве они виноваты?

– А о ком же тогда ты говоришь?

–  – О Парижанине и мадемуазель Катрин!

– О Катрин и мсье Шолле! – вскричал Бернар, вскочив на ноги, как будто его ужалила змея.

– Да.

– Матье! Матье! – Ну вот! Опять ничего нельзя сказать!

– Почему?

– Да потому, что мне опять попадет, если я что-нибудь скажу!

– Нет, нет, Матье, клянусь тебе! Говори!

– Но разве вы не догадываетесь? – удивился Матье.

– О чем я должен догадываться? Говори, повторяю тебе!

– Черт возьми, сказал бродяга, – зачем нужен ум и образование, если все равно остаешься глухим и слепым.?

– Матье! – воскликнул Бернар. – Ты видел или слышал что-нибудь?

– Сова хорошо видит ночью, – сказал Матье, – она открывает глаза, когда другие их закрывают. Она бодрствует, когда другие спят!

– Ну, так что же ты видел или слышал? – спросил Бернар, стараясь смягчить свой голос. – Не тяни больше, Матье!

– Существует препятствие к вашему браку. Ведь оно существует, не так ли?

– Да, и что же? -

– Вы знаете, от кого оно исходит?

По лбу Бернара струился пот.

– От моего отца, – сказал он.

– От вашего отца! Да он только и мечтает о том, чтобы вы были счастливы! Он вас так любит, бедняга!

– Так препятствие исходит от того, кто меня не любит?

– Конечно! – сказал Матье, не сводя своих косящих глаз с Бернара и внимательно наблюдая за всеми изменениями на его лице. – Вы же знаете, что существуют люди, которые всегда говорят: «Дорогой Бернар! Дорогой Бернар!», – и при этом обманывают вас!

– Ну, так от кого исходит препятствие, дорогой Матье?

– О, нет, вы меня опять схватите за горло и задушите!

– Нет, нет, слово Бернара!

– Но все-таки, – сказал Матье, – разрешите мне отойти от вас! – И с этими словами он сделал два шага назад, после чего продолжал более уверенно: – Неужели вы не видите, что препятствие исходит от мадемуазель Катрин?

Лицо Бернара покрылось смертельной бледностью, но он не сдвинулся с места.

– От Катрин? – повторил он. – Ты сказал, что препятствие исходит от того, кто меня не любит. Уж не хочешь ли ты сказать, что Катрин меня не любит?

– Я хочу сказать, – сказал Матье, введенный в заблуждение притворным спокойствием Бернара, – что существуют молодые девушки, которые особенно после того, как они побывали в Париже, предпочитают быть любовницами богатых молодых людей, чем женами бедняков из деревни!

– Я надеюсь, ты говоришь не о Катрин и Парижанине?

– Эх, – вздохнул Матье, – кто знает?

– Негодяй! – закричал Бернар, бросаясь на Матье и хватая его за– горло обеими руками.

– Ну, что я вам говорил? – спросил Матье полузадушенным голосом, тщетно пытаясь освободиться от железных объятий Бернара. – Вы меня задушите, мсье Бернар! Честное слово, я вам больше ничего не скажу!

Но Бернар хотел знать все до конца.

Кто хоть раз пригубил горький кубок ревности, не остановится, пока не выпьет все до конца.

Бернар отпустил Матье и сказал:

– Матье, я прошу у тебя прощения. Говори! Но если ты лжешь… – И он с силой сжал кулаки.

– Ну, если я лгу, то у вас еще будет время рассердиться. Но если вы рассердитесь раньше, чем я начну говорить, то я ничего не скажу.

– Я был не прав, – сказал Бернар, стараясь придать своему лицу спокойное выражение, в то время как змея ревности кусала его в самое сердце.

– Ну, в добрый час! – сказал Матье. – Вот вы и поумнели!

– Да.

– Но, впрочем, неважно, – продолжал бродяга.

– Как это неважно?

– Да, я бы предпочел, чтобы вы лучше все увидели своими глазами. Вы же Фома неверующий!

– Да, – сказал Бернар, – ты прав, Матье, я хочу это увидеть, помоги мне в этом!

– Я согласен.

– Ты согласен?

– Да, но с одним условием.

– С каким?

– Вы дадите слово, что досмотрите все до конца!

– До самого конца, честное слово! Но когда я узнаю, что это конец? -

– Боже мой, да когда вы увидите мадемуазель Катрин и Парижанина у источника Принца.

– Катрин и мсье Шолле должны встретиться у источника Принца? – воскликнул Бернар.

– Да.

– И когда я это увижу, Матье?

– Сейчас восемь часов, не так ли? Посмотрите на ваши часы, мсье Бернар.

Бернар достал из кармана часы и открыл крышечку. Казалось, что с приближением боя к исполину возвращаются силы.

– Без пятнадцати девять, – сказал он.

– Прекрасно! Через четверть часа вы все увидите, – заверил его Матье. – Ждать придется не так уж долго!

– Итак, в девять часов, – сказал Бернар, вытирая пот, потоком струящийся у него по лбу. – Катрин и Парижанин – у источника Принца! – прошептал Бернар, все еще не в состоянии поверить в это, несмотря на уверенность Матье. – Что же они там будут делать?

– Откуда я знаю? – ответил Матье, продолжая внимательно следить за выражением лица Бернара и за каждым его движением. – Наверно, готовиться к отъезду!

– К отъезду! – повторил Бернар, сжимая голову руками и чувствуя, что сходит с ума.

– Да, – продолжал Матье, – сегодня вечером в Вилльер-Котре Парижанин искал деньги.

– Деньги?

– Да, он у всех просил взаймы!

– Матье, – прошептал Бернар, – ты меня заставляешь страдать. Если ты это делаешь для своего удовольствия, то берегись!

– Тсс! – сказал Матье.

– Я слышу топот коня, – прошептал Бернар.

Матье взял Бернара за руку и подтолкнул его в том направлении, откуда слышался шум. – Посмотрите! – сказал он.

За деревьями мчался всадник, в котором, несмотря на то, что было темно, Бернар с ужасом узнал своего соперника.

Он невольно бросился вперед и спрятался за ближайшим деревом.

Глава VI. Вор берет то, что плохо лежит

Молодой человек остановился за пятьдесят шагов от трактира матушки Теллье, огляделся и, убедившись, что вокруг никого нет, спрыгнул на землю и привязал своего коня к дереву. Убедившись, что вокруг все спокойно, он направился к трактиру.

– А, вот он! – прошептал Бернар. – Он идет сюда!

И он сделал движение, чтобы броситься навстречу пришельцу, но Матье остановил его.

– Осторожнее, – сказал он, – если он вас увидит, вы ничего не увидите!

– Да-да, ты прав, – ответил Бернар и снова спрятался в тени дерева, в то время как Матье, словно змея, притаился в шалаше, чтобы оттуда наблюдать за происходящим.

Молодой человек продолжал идти по направлению к трактиру и вскоре оказался в круге света, образованном пламенем свечей, которые остались на столиках, хотя посетители уже исчезли.

Трактир казался абсолютно пустым. Луи Шолле мог убедиться в том, что он совершенно один.

– Черт возьми! – сказал он, обводя глазами предметы, которые были вокруг него. – Я почти уверен, что это трактир матушки Теллье, но пусть дьявол меня заберет, если я знаю, где находится источник Принца.

Бернар был так близко от него, что хотя тот говорил очень тихо, он слышал каждое слово.

– Источник Принца! – повторил он.

И оглянулся в поисках Матье, но Матье уже исчез, вернее, спрятался в шалаше.

– Эй, матушка Теллье! – позвал Луи Шолле. На его зов появилась девушка, помогавшая матушке Теллье обслуживать посетителей трактира, которую звали Бабет.

– Вы зовете матушку Теллье, мсье Шолле? – спросила она.

– Да, дитя мое, – подтвердил он.

– Но дело в том, что ее здесь нет.

– А где же она? – Она ушла к Ватренам, в Новый дом по дороге в Суассон.

– Черт! – сказал молодой человек. – Только бы она не встретила Катрин и не помешала ей прийти!

– Встретила… Катрин и помешала ей прийти, – повторил Бернар, который не пропускал ни слова из того, что говорил Парижанин.

– Кстати! – сказал молодой человек. – Может быть, это счастливый случай! Пойди сюда, дитя мое! – обратился он к девушке.

– Чем я могу вам помочь, мсье?

– Может быть, ты мне покажешь, что я ищу? – Слушаю вас, мсье!

– Источник Принца находится далеко отсюда?

– О, нет. Это в ста шагах отсюда, мсье, – ответила девушка.

– В ста шагах отсюда?

Девушка показала на дуб, который рос около двери трактира.

– С этого холма, – где растет дуб, вы его увидите.

– Покажи мне его, дитя мое!

Девушка поднялась на холм, где рос огромный дуб, современник Франциска I, переживший уже двенадцать поколений деревьев, окружающих его.

– Видите вон там, в свете луны, блестит полоска воды, словно покрытая серебром? Это и есть источник Принца!

– Спасибо, дитя мое! – сказал молодой человек.

– Не за что, мсье!

– Нет, и вот тебе награда за труды! – с этими словами Луи Шолле, которого счастье делало щедрым, достал из своего кошелька, набитого деньгами, золотую монетку.

Но в этот момент кошелек выскользнул у него из рук и упал на землю, и часть монет, которые в нем были, рассыпались в разные стороны.

– Ну вот, – сказал Шолле, – кажется, я уронил кошелек!

– Подождите, – сказала Бабет, – нужно посветить, вовсе не нужно сажать здесь золотое дерево, мсье Шолле, оно не даст плодов!

– О! – прошептал Бернар, который услышал звук падающего кошелька из своего укрытия. – Это правда!

В этот момент Бабет вернулась со свечой и, опустив ее на землю, осветила кучу монет, рассыпавшуюся по песку, и полураскрытый кошелек, где, судя по всему, было в два раза больше денег, чем на земле.

Шолле опустился на одно колено и принялся собирать рассыпавшиеся деньги. Если бы он не был так занят этим делом, то мог бы заметить, как Матье вытянул голову и посмотрел на золото горящими от зависти глазами.

– О, золото! – прошептал он. – Как подумаешь, что есть люди, у которых столько золота, в то время как у других…

Шолле шевельнулся, и Матье спрятал голову в шалаш, подобно тому, как черепаха прячет голову в свой панцирь.

Закончив собирать свой золотой урожай, Луи отделил от него монету в двадцать франков и протянул ее Бабет.

– Спасибо, дитя мое, это тебе за труды!

– Двадцать франков?! – радостно вскричала девушка. – Но вы ошиблись, это очень много для меня!

– Это для твоего приданого!

В это время послышался бой часов на деревенской площади.

– Сколько сейчас времени? – спросил Парижанин.

– Девять часов, – ответила девушка.

– Прекрасно, а то я боялся опоздать!

И, прижав руку к груди, чтобы убедиться, что кошелек надежно спрятан в нагрудном кармане пиджака, он расправил образовавшуюся на груди складку. Затем, прислонившись на минуту к дубу, он пристальным взглядом оглядел местность и, спустившись в маленькую долину, где протекал источник, исчез в темноте.

– В добрый час! – прошептала девушка, рассматривая золотую монету в свете свечи. – Дай Бог счастья тому, кто богат и щедр!

И она вернулась в трактир.

Так как было уже поздно и новых посетителей не предвиделось, она закрыла ставни на окнах и заперла входную дверь на двойной засов.

Все стихло.

Бернар остался один в темноте, вернее, он думал, что он один, потому что больше не думал о Матье. Он оперся плечом о бук, за которым прятался. Брови у него были нахмурены, одной рукой он схватился за сердце, другая лежала на прикладе ружья. Матье наблюдал за ним из отверстия, которое проделал среди веток шалаша.

Бернар стоят безмолвно и неподвижно, словно превратился в статую.

Наконец, он, казалось, вернулся к жизни и, оглядевшись вокруг, тихонько позвал:

– Матье! Матье!

Бродяга воздержался от того, чтобы ответить ему. Волнение, звучащее в голосе Бёрнара, ясно показывало ему, какая ему угрожает опасность, и он усилил свое наблюдение.

– А, – сказал Бернар, – он уехал, испугавшись того, что здесь может произойти. Что же, если Катрин придет на это свидание, то он окажется прав!

И, выйдя из своего укрытия, он сделал несколько шагов в том направлении, куда пошел его соперник, но тут же остановился.

– Может быть, конечно, этот молодой человек влюблен вовсе не в Катрин. Кто может поручиться, что Матье не ошибся, что он не назначил свидание другой девушке из Вилльер-Эллона, Корси или Лонгпона? Посмотрим… я здесь для того, чтобы это увидеть! – Ноги у него подкашивались, и он прошептал: – Мужайся, Бернар! Лучше узнать, в чем дело, чем мучиться в сомнениях. О, Катрин! – продолжав он, в свою очередь подходя к дубу, – если ты мне солгала, если я обманут, я больше ничему, ничему на свете не поверю! Боже мой, я ее любил так глубоко, так пламенно и искренне, я бы отдал за нее жизнь, если бы она меня об этом попросила! – Он посмотрел вокруг себя и со скрытой угрозой в голосе добавил: – К счастью, все ушли, и огни погашены. И если здесь что-нибудь произойдет, то это будут знать лишь ночь, они и я!

Говоря это, он, крадучись, как волк, пробирающийся к овчарне, подходил к дубу, прячась в тени его ветвей. Добравшись туда, он вздохнул.

Парижанин был один и ждал, опираясь на ружье, как охотник в засаде. Бернар затаил дыхание, пристально следя за каждым движением своего соперника.

– Прекрасно, – сказал он, обводя глазами все вокруг. – Та, которую он ждет, должна прийти, как мне кажется, со стороны дороги, ведущей в Суассон? А если я выйду ей навстречу, чтобы ей стало стыдно? Нет, не нужно, ведь она будет лгать!

Вдруг, услышав какой-то шум, он повернул голову в противоположную сторону.

– Там какой-то шум… да нет, это лошадь в нетерпении бьет копытами… Если это так, – равнодушно прибавил он, – то какое мне дело до того, что это за шум? Нет, я должен смотреть и слушать совсем другой шум и совсем в противоположной стороне! Боже мой! Я вижу какую-то тень за деревьями… но нет! – И Бернар напряженно уставился в темноту. – Да, – сказал он таким глухим голосом, что, казалось, будто он исходит из самой глубины его сердца, – это женщина! Она останавливается… нет, она продолжает идти… она проходит через поляну… Теперь я могу увидеть!

И он издал звук, похожий на рычание:

– О! Это Катрин! Он ее увидел! Он встает! Нет, он к ней не подойдет! – с этими словами Бернар опустился на одно колено и, медленно подняв ружье, прошептал: – Катрин! Катрин! Пусть кровь, которую я пролью, будет на твоей совести!

Трижды молодой человек приставлял приклад ружья к своему плечу, трижды его рука тянулась к спусковому крючку, но каждый раз он останавливался.

Наконец, весь в поту, задыхаясь, он отбросил ружье и прошептал:

– Нет! Я не убийца! Я – Бернар Ватрен, а это значит, что я – честный человек! Боже милосердный, помоги мне! – И сломя голову, он бросился в лес, даже не зная, куда он бежит.

Снова воцарилась тишина.

Демон, толкающий Матье к осуществлению его замысла, мог видеть, как тот выбрался из шалаша и, затаив дыхание, пополз к подножию дуба, в свою очередь посмотрев в сторону источника Принца. Протянув руку к ружью, которое оставил Бернар, он прошептал:

– Ну, тем хуже для него! Зачем у него столько золота? Вор берет то, что плохо лежит!

И он в свою очередь прицелился в Парижанина. Вспышка молнии пронзила ночь. Раздался выстрел, и Луи Шолле упал, издав громкий крик.

В ответ послышался другой крик. Это была Катрин, которая в изумлении остановилась, увидев Парижанина вместо своего возлюбленного, а сейчас в ужасе убегала, увидев, как соперник Бернара упал замертво.