Текст книги "Катрин Блюм"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Часть вторая

Глава I. Любовные мечты

Час спустя подобно птичкам, которые улетели, потревоженные легким утренним ветерком, лучами восходящего солнца и шелестом деревьев, влюбленные исчезли, а вместо них в нижнем зале Нового дома появились два человека, склонившиеся над картой, на которой был изображен лес Вилльер-Котре. Они чертили какие-то контуры, причем один из них все время хотел их расширить, а другой, наоборот, видя неточность, старался исправить ее и восстановить истинные границы. Эти два человека были: Анастас Рэзэн, мэр Вилльер-Котре, и наш старый друг Гийом Ватрен.

Эти границы, которые торговец лесом все время хотел расширить, а главный лесничий безжалостно сужал до пределов, установленных циркулем инспектора, принадлежали просеке, которую мэтр Рэзэн купил на последних торгах.

Наконец, Гийом Ватрен встряхнул головой, как бы в знак согласия, и, постучав трубкой по ногтю, чтобы высыпать пепел, сказал торговцу лесом:

– Знаете, а вы купили прекрасную партию товара, да и совсем недорого!

Мсье Рэзэн, в свою очередь, выпрямился.

– Совсем недорого, это за двадцать-то тысяч франков?!!! – воскликнул он. – Ну и ну! Похоже, что деньги легко вам достаются, дядюшка Гийом!

– Да уж, нечего сказать! – ответил тот, – при девятистах ливрах в месяц – плата за жилье, отопление, каждый день жаркое из кроликов, а по праздникам немножко свинины… есть с чего сделаться миллионером, не так ли?

– Ба, – сказал торговец лесом, внимательно посмотрев на дядюшку Ватрена и улыбаясь той тонкой улыбкой, которая называется улыбкой делового человека, – всегда можно стать миллионером, если хочешь… Но, конечно, всякое бывает!

– Так поделитесь вашим секретом, – попросил Гийом, – это мне доставит большое удовольствие, честное слово!

Торговец лесом снова посмотрел на главного лесничего своим пронзительным пристальным взглядом; словно подумав о том, что еще не пришло время открыть такую важную тайну, он сказал:

– Хорошо, я открою вам секрет, но только после ужина, когда мы будем сидеть вдвоем за стаканчиком вина, который поднимем за здоровье наших детей; и, если у нас появится способ найти средство, то… вы понимаете, дядюшка Гийом? Тогда мы сможем уладить все дела!

Дядюшка Гийом посмотрел на него, поджав губы и кивая головой. Трудно было предположить, что он ответит на это таинственное предложение, как внезапно вошла растерянная Марианна.

– О господин мэр! – воскликнула она, – какое несчастье!

– Боже мой, что случилось, мадам Ватрен? – спросил мэр с заметным волнением.

Что касается дядюшки Ватрена, то он знал свою жену и привык к ее манере говорить и поэтому выглядел менее взволнованным, чем его гость.

– Что случилось? – снова спросил мэр.

– Что произошло, мать? – в свою очередь поинтересовался Ватрен.

– Дело в том, – ответила Марианна, – что мадемуазель Эфрозин почувствовала себя нездоровой!

– Ну, это не страшно! – сказал мэр, который, видимо, так же хорошо знал свою дочь, как Гийом знал свою жену.

жил – у меня не было жизни, потому что нельзя жить без души, ничего не любя, ничем не интересуясь, в бесконечно плохом настроении! Боже мой! Все, кто знают меня, скажут тебе об этом. С тех пор, как ты уехала, ни мой прекрасный лес, где я родился, ни большие дубы с их шелестящей листвой, ни буки с их серебряной корой, ничто не могло развеять моей тоски! Когда я выходил утром из дома, в щебете просыпающихся птиц, которые воспевали зарю божьего дня, я слышал твой голос! Вечером, когда я возвращался домой, я оставлял своих товарищей, которые шли дальше по тропинке, а сам углублялся в лес, и мне казалось, что какой-то белый призрак зовет меня, скользя между деревьев и указывая мне путь, и исчезает, по мере того как я приближаюсь к дому, и что он всё-таки ждет меня у дверей! С тех пор, как ты уехала, Катрин, не было ни одного утра, когда бы я не говорил товарищам: «Где же птицы, я не слышу, чтобы они пели, как раньше!», – и не было ни одного вечера, когда вместо того, чтобы вернуться раньше всех и быть веселым, бодрым и радостным, я приходил последним и был безразличным, грустным и усталым!

– Дорогой Бернар! – прошептала Катрин, подставляя молодому человеку лоб для поцелуя.

– Но с тех пор, как ты здесь, Катрин, – продолжал Бернар с тем юношеским пылом, который сопутствует первым волнениям крови и первым мечтам воображения, – с тех пор, как ты здесь, все изменилось! Снова запели птицы на деревьях и теперь я знаю, что милый моему сердцу призрак ждет меня там, под большими деревьями, и зовет меня покинуть тропинку и следовать за ним к дому… и на пороге этого дома… О! Да, я знаю, что я найду там не призрак любви, а счастливую действительность!

– О! Мой дорогой Бернар, как я тебя люблю! – воскликнула Катрин.

– Но потом… потом… – продолжал Бернар, нахмурив брови и хватаясь рукой за лоб, – но нет… я не хочу тебе об этом говорить!

– Скажи мне все! Скажи мне все! Я хочу все знать! -

– А потом, сегодня утром, Катрин, когда этот проклятый Матье принес мне письмо от Парижанина, письмо, где этот человек обращается к тебе, моя Катрин, к тебе, к которой я не смею обращаться иначе, как к Святой Деве, этот человек смеет обращаться к тебе, мой прекрасный лесной цветок, как к какой-нибудь городской красотке! Узнав об этом, я почувствовал такую боль, что решил, будто я умираю, и в то же время такое бешенство, что я сказал себе: «Пусть я умру, но перед тем, как умереть, я его убью!»

– О, – ласково прошептала Катрин, – так вот почему ты по ехал на дорогу, ведущую в Гондревиль с заряженным ружьем, вместо того, чтобы спокойно ждать здесь твою Катрин! Так вот почему ты проскакал шесть лье за два с половиной часа, рискуя умереть от жары и усталости! Но ты был наказан: ты увидел твою Катрин на час позже, чем следовало! Правду говорят, что вместе с виновным страдает и невинный! Ревнивец!

– О, да, ревнивец, ты правильно сказала! – прошептал Бер нар сквозь зубы, – ты не можешь себе представить, что такое ревность!

– Могу, потому что однажды я тоже начала ревновать, – смеясь, возразила Катрин, – но сейчас я больше не ревную, будь спокоен!

– Дело в том, видишь ли, – продолжал Бернар, сжав руку в кулак и поднося ее ко лбу, – если бы, к несчастью, злой рок распорядился бы так, чтобы ты не получила это письмо, или, получив его, ты бы не изменила свой путь… И если бы ты поехала через Вилльер-Котре и встретила этого фата… то… от одной этой мысли моя рука тянется к ружью и…

– Замолчи! – воскликнула Катрин, испуганная выражением лица молодого человека и в то же время словно пораженная каким-то видением.

– Замолчать! А почему я должен замолчать? – спросил молодой человек.

– Там, посмотри, – прошептала Катрин ему на ухо, – он там, у двери!

– Он! – воскликнул Бернар. – И что он делает здесь?

– Тише! – сказала Катрин, сжимая руку молодого человека. – Твоя мать пригласила его вместе с мсье мэром и мадемуазель Эфрозин… Бернар, он твой гость!

Действительно, на пороге возник молодой человек, одетый в изящный костюм для верховой езды и цветной галстук, в руке он держал хлыст. Увидев молодых людей, стоявших почти в объятиях друг друга, он, казалось, спрашивал себя, должен ли он уйти или остаться.

Взгляды Бернара и вновь прибывшего встретились.

Глаза молодого лесничего метали молнии.

Парижанин инстинктивно понимал, что попал в логово зверя.

– Извините, мсье Бернар, – пробормотал он, – но я искал…

– Да, – сказал Бернар, – и в результате вы нашли то, что не искали?

– Бернар! – тихо сказала Катрин.

– Оставь! – сказал молодой лесничий, пытаясь освободиться от объятий Катрин. – Я должен сказать несколько слов мсье Шолле; если мы сейчас честно и откровенно поговорим, то все будет решено!

– Бернар! – продолжала настаивать Катрин. – Будь терпеливым и хладнокровным!

– Будь спокойна… но только дай мне сказать два слова этому господину… или, клянусь Богом, я скажу ему больше!

– Да, но…

– Успокойся же, прошу тебя! – И настойчивым движением

Бернар подтолкнул Катрин к двери.

Девушка поняла, что всякая попытка остановить его, всякая настойчивость с ее стороны только бы увеличили гнев возлюбленного. Поэтому она вышла из комнаты, умоляюще сложив руки и ограничившись мольбой во взгляде.

Когда дверь на кухню, через которую вышла Катрин, закрылась, молодые люди остались наедине.

Бернар проверил, хорошо ли захлопнулась дверь, и закрыл ее на засов.

Затем он повернулся к Парижанину.

– Итак, мсье, – сказал он, – я тоже кое-что искал, вернее, кое-кого, но мне повезло больше, чем вам, так как я нашел того, кого искал. Я искал вас, мсье Шолле!

– Меня?

– Да, вас!

Молодой человек улыбнулся. Когда на него нападал мужчина, он вел себя так, как подобает мужчине.

– Вы меня искали?

– Да.

– Но, как мне кажется, меня совершенно не трудно найти!

– За исключением того момента, когда вы уезжаете рано утром в тюльбири, чтобы встретить парижский дилижанс по дороге, ведущей в Гондревиль!

Молодой человек резко выпрямился и с гордой улыбкой ответил:

– Я выезжаю из дома в тот час, который мне удобен, и я еду туда, куда мне хочется, мсье Бернар. Это никого не касается!

– Вы абсолютно правы, мсье. Каждый свободен в своих действиях, но есть истина, которую вы, надеюсь, не будете оспаривать, так же как я бы не стал оспаривать, если бы она исходила от вас!

– Какая?

– То, что каждая собственность имеет хозяина!

– Я с этим и не спорю, мсье Бернар!

– В таком случае вы понимаете, мсье Шолле, что если я землевладелец, то поле, входящее в мою собственность, принадлежит мне; если я пастух, то мое стадо принадлежит мне, если я фермер, то ферма, на которой я живу, – тоже принадлежит мне. И если из леса появится кабан, чтобы опустошить мои поля, то я спрячусь в засаду и убью этого кабана; если появится волк и нападет на моих овец, то я застрелю этого волка; если лиса прокрадется на мою ферму, чтобы полакомиться моими курами, то я поставлю ей ловушку или размозжу ей голову ударом своего сапога! Если бы поле, овцы и куры не принадлежали мне, то я не имел бы на это права, но они мне принадлежат, и это меняет дело! Да, кстати, мсье Шолле, я имею честь вам сообщить, что даже без согласия родителей я хочу жениться на Катрин и что через две недели Катрин станет моей женой, моим благом, моей собственностью, в связи с чем я хочу сказать: «Горе тому кабану, который собирается опустошить мои поля! Горе тому волку, который пытается подобраться к моей овце! Горе той лисе, которая хочет полакомиться моими курами!» А теперь, если у вас есть какие-нибудь возражения, то выскажите мне их прямо сейчас. Я вас слушаю!

– К сожалению, – ответил Парижанин, который, несмотря на всю свою храбрость, был рад выпутаться из затруднительного положения, – к сожалению, вы не единственный, кто меня слушает!

– Не единственный?

– Нет… Вы хотите, чтобы я ответил вам в присутствии женщины и священника?

Бернар повернулся. Действительно, на пороге стояли аббат Грегуар и Катрин.

– Нет, – сказал он, – вы правы. Ни слова!

– Итак, до завтра? – спросил Шолле.

– До завтра! Или до послезавтра! Я к вашим услугам в любое время, когда и где вам угодно!

– Прекрасно!

– Друг мой, – сказала Катрин, очень довольная приходом доброго аббата Грегуара, дающего ей возможность вмешаться во все происходящее, – вот наш дорогой аббат Грегуар, которого мы все так любим и которого я, со своей стороны, не видела уже восемнадцать месяцев!

– Здравствуйте, дорогие дети! – сказал аббат.

Молодые люди обменялись последними взглядами, в которых таился вызов, и Луи Шолле удалился, попрощавшись с Катрин и аббатом, в то время как Бернар с улыбкой на устах приблизился к аббату, чтобы поцеловать ему руку со словами:

– Добро пожаловать, посланник мира! Добро пожаловать в дом, где все мечтают обрести душевный покой!

Глава II. Аббат Грегуар

Даже в самой обыкновенной действительности случаются события, которые посылает Провидение.

Появление аббата Грегуара в тот самый момент, когда молодые люди были почти готовы обменяться вызовом, было одним из таких событий. Для доброго аббата приход в Новый дом между обедней и вечерней, да притом, что он был в нем только один раз, был довольно длительной прогулкой. И поскольку ничто не предвещало присутствия аббата в столь ранний час, то Бернар, поцеловав его руку, с улыбкой спросил:

– Для чего вы пришли сюда, господин аббат! -

– Я?

– Ну да, вы… Держу пари, что вы даже не подозреваете, для чего вы пришли, или, вернее, что вам предстоит сделать в этом доме!

Аббат даже не попытался разгадать загадку, прозвучавшую в словах Бернара.

– Человек предполагает, а Бог располагает, – сказал он. – Я полностью полагаюсь на его волю! – и добавил: – Честно говоря, я пришел с визитом к вашему отцу!

– Вы его видели? – спросил юноша.

– Нет еще, – ответил аббат.

– Господин аббат, – снова сказал Бернар, нежно посмотрев на Катрин, – ваш приход всегда желателен в этом доме, но сегодня особенно!

– Да, я догадываюсь, что это из-за приезда нашей дорогой малютки!

– В какой-то степени из-за этого, дорогой аббат, но в гораздо большей степени по другой причине!

– Ну, дорогие дети, – сказал аббат, ища глазами стул, – вы мне сейчас все расскажете!

Бернар поспешно пододвинул священнику кресло. Он был таким усталым, что не стал долго себя упрашивать.

– Послушайте, господин аббат, – сказал молодой лесничий, – я должен был бы произнести длинную речь, но я предпочитаю сказать все в двух словах. Мы с Катрин хотим пожениться.

– О! О! И ты любишь Катрин, мой мальчик? – спросил аббат Грегуар.

– Да, я уверен в этом!

– И ты любишь Бернара, дитя моё?

– Всем сердцем!

– Но мне кажется, что эту тайну нужно сообщить взрослым, – заметил аббат.

– Да, господин аббат, – сказал Бернар, – но вы друг моего отца, вы – исповедник моей матери, вы наш дорогой духовный пастырь… прошу вас, скажите об этом дядюшке Гийому, а он сообщит это матушке Марианне. Постарайтесь добиться для нас их согласия, – я думаю, что вам это будет несложно, – и вы увидите, как двое молодых людей станут счастливыми! Кстати, – добавил он, положив руку на плечо аббата, – дядюшка Гийом как раз выходит из своей комнаты. Вы знаете, какой редут вам предстоит взять, так что – в атаку! А мы с Катрин пока погуляем, благословляя вашу доброту… Пойдем, Катрин!

И подобно птицам, радостные и веселые, они выпорхнули в дверь и скрылись в лесу.

В этот момент дядюшка Гийом показался на лестничной площадке, и аббат Грегуар сделал ему приветственный жест рукой.

– Я заметил вас издалека, когда вы еще шли сюда, – начал дядюшка Гийом, – и сказал себе: «Это аббат, клянусь Богом, это аббат!» Я просто не мог в это поверить! Какая удача, особенно в такой день! Держу пари, что вы пришли не из-за нас, а из-за Катрин!

– Нет, вы ошибаетесь, так как я не знал о ее приезде!

– Итак, вы тоже обрадовались, узнав, что она здесь, не так ли? Как она похорошела! Вы, надеюсь, останетесь пообедать? Да? Предупреждаю вас, господин аббат, что все, кто вошли в этот дом, уйдут отсюда только в два часа ночи!

С этими словами дядюшка Гийом стал спускаться по лестнице, протягивая обе руки, аббату Грегуару.

– Два часа ночи! – повторил аббат. – Но мне никогда не приходилось ложиться спать в такое время!

– Ба! А как же ночные мессы, которые начинаются в полночь?

– А как же я доберусь домой?

– Мсье мэр довезет вас в своей коляске!

Аббат покачал головой.

– Хм! – сказал он. – Вы же знаете, что мы не очень ладим между собой.

– Это ваша вина, – сказал Гийом.

– То есть, как это моя? – спросил аббат, удивленный тем, что его старый друг столь несправедливо его обвиняет.

– Да-да, потому что вы имели несчастье сказать в его присутствии:

«Не сможешь взять ты никогда

Что не тебе принадлежит!»

– Ну что же, – сказал аббат, – несмотря на риск возвратиться домой поздно ночью пешком, я вовсе не хочу покинуть вас. Так как я сомневался, что быстро уйду отсюда, и предвидел, что могу задержаться, то попросил господина кюре заменить меня во время вечерни и при выносе Святых Даров!

– Браво! Вы возвращаете мне хорошее настроение, аббат!

– Тем лучше! – сказал аббат, беря его под руку. – Мне сей час очень нужно ваше хорошее настроение!

– Почему? – удивленно спросил Гийом.

– Потому что иногда вы бываете ворчуном!

– Ну и..?

– А сегодня… – Аббат остановился и внимательно посмотрел на Гийома.

– Что? – спросил главный лесничий.

– Сегодня у меня есть к вам две-три просьбы, дорогой друг!

– Две или три просьбы?

– Пусть сначала будут две, чтобы вас не испугать!

– А за кого вы просите?

– Да вы уже, наверно, знаете, дядюшка Гийом: каждый раз, когда я обращаюсь к вам с просьбой, это значит, что я протягиваю руку, чтобы сказать: «Дорогой мсье Ватрен, подайте, ради Христа»!

– Ну, так в чем же дело на этот раз? – смеясь, спросил дядюшка Гийом.

– Речь идет о старом Пьере!

– Ах да, бедный малый! Я знаю о его несчастье. Этот бродяга Матье добился того, что мсье Рэзэн его выгнал!

– Он служил у него двадцать лет, и всего лишь из-за письма, которое он потерял позавчера…

– Мсье Рэзэн был неправ, – сказал дядюшка Гийом, – я ему уже говорил это сегодня утром, и вы ему повторите, когда он придет. Слугу, который прослужил у вас двадцать лет, нельзя выгнать на улицу – это уже не слуга, а член семьи. Я никогда не выгоню собаку, которая служила мне двадцать лет!

– Я знаю ваше доброе сердце, дядюшка Гийом, – сказал аббат. – Сегодня утром я пустился в путь, чтобы собрать пожертвования для этого бедняги. Все мне давали по десять-двадцать су, и я подумал: «Я пойду в Новый дом по дороге в Суассон. Дорога займет полтора лье туда и полтора лье обратно, то есть всего три лье, но я попрошу у дядюшки Гийома 20 су за каждое лье, а это составит три франка. Кроме того, я буду иметь удовольствие пожать ему руку».

– И Бог воздаст вам, мсье аббат, за ваши добрые намерения! – сказал дядюшка Гийом и, порывшись в кармане, вынул две монетки по пять франков и протянул их аббату Грегуару.

– О! – воскликнул аббат. – Десять франков! Но это слишком много для вашего маленького состояния, мсье Ватрен!

– Я должен больше, чем другие, потому что именно я приютил этого волчонка Матье, и в какой-то степени я и виноват в том, что он сделал!

– Я бы предпочел, – сказал аббат, вертя монетки в руках, словно испытывая угрызения совести от того, что он отнимает у столь небогатого хозяйства такую большую сумму, – я бы предпочел, дорогой папаша Гийом, чтобы вы дали ему три франка или вообще ничего не дали, а взамен позволили бы срубить несколько деревьев в ваших лесных владениях!

Дядюшка Гийом посмотрел на аббата с прекрасно наигранным и наивным непониманием и сказал:

– Лес принадлежит монсеньору герцогу Орлеанскому, а деньги принадлежат мне! Так что возьмите деньги, и пусть Пьер даже не думает подходить к деревьям! Итак, это дело мы уладили, перейдем к другому. О чем вы еще хотите меня попросить?

– Мне поручили передать вам одну просьбу.

– Кому?

– Вам.

– Просьбу ко мне? Ну давайте посмотрим!

– Меня попросили передать ее на словах.

– От кого эта просьба?

– От Бернара.

– Что он хочет?

– Он хочет…

– Ну что? Говорите скорее!

– Он хочет жениться!

– О! О! – воскликнул дядюшка Гийом.

– Почему вы так удивлены? Разве он не достиг совершеннолетия? – спросил аббат Грегуар.

– Конечно, но… на ком он хочет жениться?

– На одной замечательной девушке, которую он любит и которая любит его!

– Если это только не мадемуазель Эфрозин, то я ему раз решаю жениться на ком угодно, хоть на моей бабушке!

– Успокойтесь, дорогой друг! Девушка, которую он любит, – Катрин!

– Правда? – радостно воскликнул дядюшка Гийом. – Бернар и Катрин любят друг друга?

– Разве вы в этом сомневались? – спросил аббат Грегуар.

– О, да! Я так боялся ошибиться в этом!

– Итак, вы даете ваше согласие?

– От всего сердца! – воскликнул дядюшка Гийом, но вдруг, задумавшись, добавил: – Но…

– Но – что?

– Но нужно поговорить со старушкой… Все решения, которые мы принимали за двадцать шесть лет нашей совместной жизни, мы принимали вместе. Бернар такой же сын ей, как и мне. Да, – добавил он, – нужно ей об этом сказать! – Открыв дверь на кухню, он позвал: – Эй, мать, пойди сюда!

Затем, вернувшись к аббату, он вставил трубку на ее обычное место во рту и, потирая руки, что у него служило признаком глубочайшего удовлетворения, произнес:

– Ай да плутишка Бернар! Это самая остроумная глупость, которую он сделал в своей жизни! В этот момент матушка Ватрен появилась на пороге кухни, вытирая лоб своим белым фартуком.

– Ну, что случилось? – спросила она.

– Говорят тебе, иди сюда! – сказал Гийом.

– Ну почему меня нужно обязательно беспокоить в тот момент, когда я замешиваю тесто! – начала было старушка, но, заметив гостя, воскликнула: – Боже мой! Господин аббат Грегуар! К вашим услугам, господин аббат! Я не знала, что вы здесь, иначе не пришлось бы меня звать.

– Хм! – сказал Гийом аббату. – Вы слышите? Ну, теперь ее понесло!

– Как вы себя чувствуете? – продолжала матушка Ватрен, – а как поживает ваша племянница, мадемуазель Александрина? Вы знаете, что сегодня в доме большая радость по случаю воз вращения Катрин?

– Так, так, так! Вы мне поможете обуздать ее, мсье аббат? Я могу рассчитывать, что не буду одинок в достижении цели?

– Зачем же ты позвал меня, если мешаешь выражать мое почтение господину аббату и не даешь спросить о его делах? – спросила Марианна с недовольным выражением, сохранившимся у нее с того момента, когда он в первый раз отослал ее на кухню.

– Я тебя позвал, чтобы ты доставила мне удовольствие! – Какое?

– Я хочу, чтобы ты в двух словах выразила свое мнение по одному важному делу. Бернар хочет жениться.

– Бернар хочет жениться? И на ком?

– На своей кузине.

– На Катрин?

– Да, на Катрин. Ну, что ты скажешь? Говори скорее!

– Катрин, – ответила матушка Ватрен, – это прекрасная дочь, замечательная девушка…

– Ну и что дальше? Продолжай!

– Это не сможет нас опозорить и…

– Дальше! Дальше!

– Но только у нее ничего нет!

– Ничего? Совершенно ничего!

– Жена, не нужно ставить несколько каких-то жалких экю выше счастья этих бедных детей!

– Но без денег очень плохо живут, старик!

– А без любви живут еще хуже! – Да, это правда, – прошептала Марианна.

– Разве когда мы поженились, – спросил Гийом, – у нас было много денег? Мы были бедны как церковные мыши, да и сейчас мы не так уж богаты… Что бы ты сказала, если бы наши родители захотели разлучить нас под тем предлогом, что нам не хватает каких-то нескольких сотен экю для ведения домашнего хозяйства?

– Да, все это прекрасно, – ответила матушка Ватрен, – но главное препятствие вовсе не в этом!

Она произнесла эти слова с таким выражением, что Гийом вынужден был понять, что он глубоко заблуждался, если бы считал, что дело закончено, и что его ждет довольно стойкое неожиданное сопротивление.

– Ну, – сказал Гийом, со своей стороны, приготовившись к наступлению, – и в чем же заключается это препятствие?

– О, ты меня прекрасно понимаешь! – сказала Марианна.

– Все равно скажи, как будто я этого не понимаю!

– Гийом, Гийом, – сказала старушка, – мы не можем позволить осуществиться этому браку, мы не можем взять этот грех на свою душу!

– А почему?

– Боже мой! Да потому, что Катрин – еретичка!

– Ах, жена, жена, – воскликнул Гийом, топнув ногой, – я ни когда не думал, что это может служить камнем преткновения, я не мог даже и предположить!

– Что ты хочешь, старик! Такой я была двадцать лет назад, такой я осталась и сейчас. Я сопротивлялась, как могла, браку ее бедной матери с Фридрихом Блюмом. К несчастью, это была твоя сестра, она была свободна и не нуждалась в моем согласии. Но все-таки я ей сказала: «Роза, запомни мои слова: брак с еретиком к добру не приведет!» Она меня не послушала и вышла замуж, и мое предостережение сбылось! Отец был убит, мать умерла, и бедная девочка осталась сиротой!

– И ты ее за это упрекаешь?

– Нет, но я ее упрекаю за то, что она – еретичка!

– О, несчастная, – воскликнул дядюшка Гийом, – да знаешь ли ты, что такое еретичка?!

– Это то создание, которое будет проклято!

– Даже если она добродетельна?

– Даже если она добродетельна!

– Даже если она хорошая мать, верная жена, послушная дочь?

– Даже если это так!

– Даже если у нее есть все эти достоинства?

– Все достоинства – ничто, если она еретичка! – Тысяча проклятий! – воскликнул Гийом.

– Ругайся, если хочешь, – сказала Марианна, – но это ничего не изменит!

– Да, ты права, я больше в это не вмешиваюсь!

И, повернувшись к достойному священнику, который слушал этот спор, не произнося ни слова, сказал:

– Вы все слышали, господин аббат, теперь ваша очередь!

И он бросился вон из комнаты, как человек, которому не хватает свежего воздуха. – О, женщины, женщины, – воскликнул он, – поистине вы созданы для наказания рода человеческого!

Но она ничего не слушала и качала головой, повторяя:

– Нет, я считаю, что это невозможно! Бернар никогда не женится на еретичке! Все, что угодно, но только не это! Нет, нет, этого не может быть!