Текст книги "Последний король французов. Часть первая"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Да, Налут, Фара…

– Почему туда?

– Во-первых, и там и там можно затеряться. В Налуте – тепло и есть море. Он большой, – ответил Рэтар. – А Фара – это свободный город. В нём много корт запрещённых мастеров.

– Это как? – слегка нахмурилась Хэла, склоняя голову набок.

– Например, наёмные убийцы – драты, или мастера ядов, мастера неживой магии. Да много кого. Там торгуют всем – можно найти то, чего нет нигде. Можно решить любую проблему, – феран хмыкнул, повёл плечом. – И там тоже тепло. Всегда.

Хэла рассмеялась. Рэтар протянул ей руку, но она покачала головой, улыбаясь:

– Тебя сейчас прекрасно видно снизу. И из дома.

И в голове всплыли слова, сказанные ею Роару, о том, что белая ведьма никогда не будет счастлива, независимо от действий митара. Она не будет счастлива… и Хэла тоже не будет? Потому что как он может сделать её счастливой, когда они должны оглядываться, всегда быть в напряжении.

Когда эйол в первый же день, как феран вышел из своей комнаты после приезда в Зарну, навалился на него с расспросами о слухах об отношении ферана с, мыслимо ли, чёрной ведьмой. А потом долго изучал Рэтара на предмет страшных смертельных чёрных заговоров, обязательно наложенных ведьмой.

Рэтар так хотел порой просто обнять её, да что там – просто протянуть руку и погладить по щеке. И ему так хотелось, чтобы она была счастлива, чтобы не было в глазах этой бесконечной печали.

Но она навсегда останется для всех вокруг чёрной ведьмой – злом, которое имеет тело и дышит, живёт. И плевать, что она не злая, плевать, что спасает людей. Она пришлая, чужая и, если его не станет, она останется одна. Нет, Роар не даст её в обиду, есть Тёрк, который за неё убьёт… но всё это было так зыбко.

– Хэла, – Рэтар решился спросить, – то что увидела Милена…

Она встретилась с ним взглядом.

– А что увидела Милена? – поинтересовалась ведьма.

– Она увидела похороны, – ответил феран, – ээм…

– Похороны почти без тела – Хэла криво усмехнулась и в этой усмешке было столько боли, что Рэтар понял – это были настоящие воспоминания, а не просто страшный сон.

– Я думал, – проговорил он, – что в твоём мире что-то такое невозможно.

– О, Рэтар, это не самое страшное, что может случится в моём мире, – качнула головой ведьма. – Это был мой друг. Ллойд. За некоторое время, основательное, до момента смерти, он меня спас. Я… мы вместе играли в группе. Я попала туда случайно и пробыла там всего месяц. Меня привёл Антон Белый.

И она поморщила нос с неприязнью.

– Он был такой гавнюк. Они с Ллойдом были, – она покачала головой, – друзьями. Точнее Ллойд с самого детства мучился с Белым. Тот был таким богатеньким мальчиком, талантливым, очень талантливым. Он писал отличные песни. Но мы пели только одну, потому что остальные он так и не довёл до ума, а Ллойду или Джокеру не давал. Типа моё. Он пил, употреблял, гробил себя… и он до сих пор жив. А Ллойд погиб.

Хэла нахмурилась, вздохнула.

– За чуть меньше, чем год до смерти, Ллойд женился. – проговорила ведьма. – Её звали Таня. Танюша. Она была, как Милка, только брюнетка. Лет на десять его младше, смотрела ему в рот. И вот он поехал к друзьям-музыкантам. Они готовили что-то на какой-то фест. Не знаю подробностей, но вроде как Ллойда позвали на сессию. Знаю, что Белый тогда употреблял жёстко и был не в себе, поэтому его не хотели видеть, не хотели, чтобы он участвовал. И Белый позвонил, а Ллойд сказал, где он. И Антон разозлился. И ответил что-то типа, ну раз ты там занят, то я тут развлеку твою Танечку.

И она замолчала, было видно, что от воспоминаний неприятно, больно.

– А Белый обожал уводить у своих друзей и знакомых девушек. Это был его спорт, развлечение, хобби. Кто-то вяжет, кто-то марки собирает, книги читает. А он… он называл это “докажи своему другу, что его баба шмара”. – и Хэла горестно ухмыльнулась. – И даже, если у него не получалось, а он в этом был хорош. Даже не знаю на что все велись. Но он был красивым. Красивым и гнилым. В общем, если не получалось – он всё равно говорил, что получилось. И многие ему верили. И Ллойд, дурень, он психанул и поехал домой. У него был мотоцикл. Не знаю как тебе объяснить. Это очень быстрое средство передвижения. Быстрое и опасное. Тогда были дожди. И он был не виноват, но кого это волнует, если в результате аварии от него почти ничего не осталось?

Хэла помолчала и Рэтар решил, что она больше не может говорить. Ему и самому было тяжело её слушать. И причина была не в том, что половины слов он не понимал, смысл был понятен, а то, что она говорила наконец было так важно, потому что Хэла наверное никогда ничего такого больного не рассказывала, кроме своих воспоминаний об отце. Тяжело было, потому что, как он и предполагал, её боль ему была невыносима.

– Но знаешь, на похоронах, – Хэла всё же продолжила, – мне было всё равно на то, что там, в гробу. И когда распсиховавшийся Белый, открыл его, я не… мне было не до того. Потому что я была на похоронах с Джокером, Ильёй. И он очень любил Ллойда. Был ему благодарен. Потому что именно из-за вмешательства Ллойда в жизнь Юхи, у последнего всё изменилось и он получил шанс пойти другой дорогой. Он выбрался из дерьма, не сдох в подворотне с заточкой в ребрах или со шприцем в вене, как многие его одноклассники, знакомые по двору.

И Хэла нахмурилась.

– И потому он… – она запнулась, прикусила губу. – Джокер был зубастым, как вы. Служил, воевал. Он мог убить. Действительно. И он хотел убить Белого. И я в тот момент, я просто держала его за рукав пиджака и молилась, чтобы он не сорвался. Это вообще очень смешно, если подумать. Но он сдержался. А горе накрыло меня намного позднее. Ллойд оставил мне свою скрипку. И вот когда я её получила, после его смерти – тогда накрыло.

– Хэла… – прошептал он и на глаза ей навернулись слёзы, но она сдержалась.

– Знаешь, я не должна была с ней так, – вздохнула она, утирая слёзы. – С Миленой. Но…

– Не надо, – остановил Хэлу Рэтар. – Я же сказал, ты была права в том, о чём говорила Роару. Милена не твоя проблема. То, что в ней просыпается сила. То, что она так мало была в белой комнате. То, что она попала сюда, после того как похоронила своего отца. Это всё… я упустил. Я, не ты. И я попробую ей помочь, но…

– Смотрите, достопочтенный феран, – и ведьма снова совершенно неожиданно для него изменила своё настроение, покачала головой и повела бровью, – усложните геометрическую фигуру.

– Что? – спросил Рэтар, но от изменения её настроения стало намного легче.

– Был треугольник, – она хихикнула, – Милена – Роар – Элгор, а ты сделаешь квадрат, где станешь четвертым углом.

– Хэла, – феран недоумевал, – ты что вообще…

– Она от тебя в восторге, – улыбнулась ведьма, а Рэтар нахмурился. – Она у меня сегодня прощения просила за то, что в лесу с тобой обнималась.

– Что? – выдохнул он.

– И я вот весь день хожу и думаю – мне начинать ревновать и, если да, то на кого мне злиться? – ведьма приподняла вопросительно бровь и, боги, сколько в ней было озорства.

– Несносная ты моя ведьма, Хэла, – покачал головой феран, ухмыляясь.

– Нет, – она соскочила со своего места и Рэтар не успел поймать её за юбку платья. – Нечего тут мне зубы заговаривать и улыбаться, пытаясь сбить с толку. Я в ревности страшная жуть, я ж не зря чёрная, помнишь? Ух… тебе не повезёт…

– Правда? – спросил он, перенимая её игру.

– Да, – повела головой Хэла.

– Иди сюда, – позвал феран шёпотом.

– Нет, не пойду.

– Хэла, я тебя поймаю, – покачал головой Рэтар.

– Что мне тебе наговорить? – улыбнулась она переплетая пальцы.

– Хэла, – ему безумно захотелось её к себе прижать.

– Чтоб неповадно было вместо меня кого-то ещё обнимать, – она стала двигаться в сторону входа в крытую часть башни, где была небольшая площадка и лестница вниз.

– Хэла, – рыкнул Рэтар.

Она прищурила глаз, юбка взметнулась, но убежать от него конечно не успела.

– Не смей меня ревновать, – прошептал он, когда поймал и притянул к себе.

– Почему? – спросила ведьма хрипло, голос изменился, стал таким, перед которым он не умел устоять. – Тебе можно, а мне нельзя?

Рэтар развернул её к себе лицом, прижал спиной к перилам лестницы.

Здесь было светло от магических сфер и было отчётливо видно лицо Хэлы. Были видны её потемневшие от возбуждения глаза, румянец на щеках. Дыхание стало тяжёлым. Её руки держали его за рукава рубахи, пальцы были ледяными и он чувствовал этот холод через ткань.

Как же эта женщина выводила его из равновесия.

– Я не знаю, что мне с тобой делать, Хэла, – проговорил он едва слышно, и она склонила голову набок, этот её выводящий его из себя жест. Он видел как на участке шеи, который ему сейчас был открыт бьётся вена. – Ты делаешь меня безумным, больным, но я не хочу другого… не хочу…

– Почему ты не веришь, что я тоже безумна, когда чувствую тебя, когда смотрю в твои глаза, когда ты меня обнимаешь или целуешь? – Хэла положила руки ему на грудь и они стали преградой между их телами. Горько усмехнулась. – Да тебе и делать этого не надо, потому что одного твоего взгляда достаточно, чтобы я захотела умереть, лишь бы не быть от тебя так далеко, даже если это всего лишь на расстоянии вытянутой руки.

– Хэла, – внутри была такая невыносимая боль, потому что он сам не понимал, что ж такое… – Иногда мне просто страшно прикасаться к тебе. Я схожу с ума, когда смотрю в твои глаза, твоё лицо. Ни одна женщина настолько сильно не выворачивала меня, ни с одной у меня не было таких страшных мыслей. Но ты… Я никогда никого не хотел удушить, а тебя хочу.

Рука Рэтара легла на шею Хэлы и она закрыла глаза, замерла словно ожидая, что он исполнит то о чём говорит. И то, что она хотела, чтобы он сделал тогда, когда она пела ему песню открыто, не отрывая взгляда, раздувая огонь так, что самому становилось не по себе и контроль становился пустым звуком.

– Я хочу сжать твою шею, хочу слышать твой хрип, хочу чувствовать как под моей рукой бьётся твоя жизнь, я схожу с ума от того, что моя рука смыкается на твоей шее такой тонкой, такой белой, такой красивой. Хэла… – говорил он, словно в горячке. – Я так хочу сделать тебе больно, понимая, что не смогу пережить твою боль, потому что, когда больно тебе, больно и мне. Я боюсь, что однажды убью тебя. И я не переживу этого, я умру, если тебя не станет.

Всего на мгновение представив то о чём говорил, он содрогнулся.

– Но при этом не могу… Я хочу впечатать тебя в стену, с яростью, не сдерживаясь, хочу, чтобы ты стала частью меня, если бы я мог переплести свои кости с твоими я бы это сделал. И это страшно. Потому что я никогда такого не чувствовал, Хэла…

Её губ коснулась слегка уловимая улыбка. Она открыла глаза и Рэтар снова ощутил себя на краю обрыва в бездну.

– Глупый, – прошептала она. – Это не страшно. Это можно. Можно иногда придушить меня и в стену впечатать, Рэтар.

И её слова толкнули его в ту бездну, над которой он стоял и так отчаянно сопротивлялся. Зверь внутри зарычал вместе с ним и он прижал её к себе так сильно, как мог себе позволить, сгрёб не думая ни о чём кроме обладания этой женщиной, о том, что с ней рядом хорошо. Зажмурился, втянул в себя воздух, вдыхая её запах, утопая в ней.

– Хэла, где же ты была столько времени? Хэла… – прохрипел Рэтар, – я же не жил, не дышал до того момента, когда увидел твои глаза, понимаешь. Вот тогда вздохнул, вот тогда начал жить. И мне не нравится это, Хэла, я так не могу. Но и без этого больше не могу. Не могу без твоего тёплого запаха, без твоей кожи под моими пальцами, не могу без глаз твоих, без голоса, без того, чтобы просыпаться, чувствуя тебя, чтобы зарыться в твои волосы лицом, чтобы не целовать тебя. Я безумен с тобой и я мертвый без тебя. И я не могу поверить… я говорю тебе, что ты моя, и не верю в это, понимаешь?

– Я твоя, Рэтар, – едва слышно ответила Хэла и в глазах у неё были слёзы.

– И я никогда не был таким слабым, Хэла, – почти простонал он. – Таким слабым и счастливым, как с тобой. И во мне никогда не было столько неестественных для меня чувств нежности и заботы, ласки… Это невыносимо.

И эта мягкость её губ… И в какой уже раз, хотя он помнил каждый, но словно их не было ни одного. Имеет ли это значение? Он злился на себя, потому что был слаб. Внутри бушевал ураган, который невозможно казалось сдержать, он был яростным и вот там была сила, и от этого рвало на части. Потому что этих эмоций в нём было через край. Куда уже, боги, дальше? Но всё равно было мало. Пугало до хотр, но было мало.

Во сне облепило что-то жуткое, холодное, липкое. Словно не он сам, словно не здесь, словно где-то так далеко… отвратительное чувство беспомощности. Как, когда он был ребенком и было страшно, когда снились плохие сны, а идти было некуда, пожаловаться было некому.

И сейчас он чувствовал под своими пальцами бьющуюся жизнь на шее Хэлы. Пальцы сжимались сильнее и жизнь уходила, а выбраться из кошмара не получалось. Он хлебнул воздуха, словно воды, потом вырвался из цепких лап сна и тяжело задышал, в безумие глянул на Хэлу.

И встретился с обеспокоенным взглядом. Живая… Он её разбудил тем, что вскочил.

– Шшш, – её теплые руки обняли его, она поцеловала в висок, глаз, щеку. Рэтар прижал её к себе. – Кошмар?

– Я тебя убил, – выдавил он из себя.

– Оу, хотя бы во сне, – улыбнулась она, заглядывая в его лицо. – Полегчало?

– Хэла, – мотнул головой Рэтар… да что ж такое, ведьма моя…

– Ну-ну, я жива, всё хорошо, правда, – и снова поцелуй. В губы. Он лёг, увлекая ведьму за собой. – Кажется для одного вечера было слишком много всего жуткого, с этого момента на ночь только детские сказки, – и опять поцелуй, теперь в плечо. – Не знала, что вы такой впечатлительный, достопочтенный феран.

Рэтар хотел что-то сказать, но уже отпустило, страх леденящий внутренности ушёл, потому что только у неё это могло получится вот так легко просто пошутить, поцеловать и переставало тянуть, рвать всё внутри.

Боги, только бы это не заканчивалось…

Глава 5

Роар стоял во дворе и пытался унять себя.

Злость на свою несдержанность грызла, вызывая стыд смешанный с яростью. Снова он тонул в той же самой знакомой тёмной воде, снова захлёбывался из-за того, что не смог найти в себе силы, чтобы принять взвешенное решение.

Когда Роар был ребёнком было просто. Он просто выходил из себя и было наплевать на последствия. Даже тогда, когда он попал под тот проклятый ледяной дождь – в нём говорила ярость. Не щадя себя, он поступил опрометчиво и поплатился за это. Он, а не Риван.

Тогда Роару было больно оттого, что над ним рыдала маленькая Элара, и беспокойно крутилась Мита, грустно было видеть расстроенный взгляд Язы. А это волнение танары, или гнев Рэтара? Они были как сменяющиеся картинки, когда берёшь книгу и перелистываешь страницы очень быстро. Но сожалеть о поступке было поздно.

Он провалялся с горячкой восемь мирт. Он был весь в синяках. Риван признал вину, повинился, Эарган его наказал. А что толку?

Тан не перестал творить гадости и продолжил издеваться над всеми подряд. Остановить его смогла только смерть. Интересно, каким бы стал Риван, если бы не погиб?

Роар вздохнул.

И вот снова. Вспышка гнева. Ярость затмившая глаза и замутнившая разум. Вместо того, чтобы разобраться в ситуации, вместо того, чтобы побыть с отчаявшейся и испугавшейся Миленой, он вышел из себя и попытался прижать, и кого – Хэлу? Хэлу! И конечно получил от неё по полной. Да ещё и то, что сказал Рэтар о гневе… получается, что Роар сделал Хэле больно. Но когда налетел с обвинениями – чего он хотел?

Сейчас, вдыхая холодный воздух темени, мужчина планомерно прошёлся по своим поступкам и словам, разобрал поступки Рэтара и то, что феран сказал белой ведьме. Рваш! Тан пошёл говорить и успокаивать не Хэлу, а Милену!

А ведь Роар понимал, что на самом деле Рэтара тянуло в другую сторону, тянуло за женщиной, которую любил. Но он, в который раз, поступил прежде всего, как феран, а уже потом, как любящий мужчина.

А митар поступил, как вздорный глупый мальчишка. Он и Милене не помог, он и с Хэлой поругался, сцепился с Тёрком, в очередной раз разочаровал Рэтара.

А тану хватило сил спросить у белой, что случилось, выслушать её, успокоить и объяснить, что происходит и как можно постараться этого избежать в будущем. В этом был весь Рэтар. И Роар, как ни старался, не мог этому научится. Его сначала разрывало на части, а потом он понимал, что натворил непоправимых дел.

Кажется Рэтар никогда не сможет доверять ему, кажется он постоянно только и делает, что на пустом месте находит проблему, а потом кидает всё на полпути к её решению.

– На вот, малец, – вздохнул за его спиной Тёрк и протянул кружку с тёплой разбавленной цнелей.

– Не надо, – буркнул Роар.

– Обиделся на меня? – усмехнулся старший тан.

– Нет, Тёрк, не обиделся, – ответил митар.

– Знаешь, – вздохнул Тёрк, – я порой так тебе завидую…

– Мне? – Роар повернул к нему голову и мужчина снова протянул ему кружку.

– Тебе, – кивнул он, когда митар взял-таки напиток.

– Ты меня прости, Тёрк, – нахмурился Роар, – но не очень понимаю, чему тут можно завидовать.

Тот усмехнулся. Без своей обычной бороды он выглядел намного моложе, из-за отсутствия волос был виден шрам идущий от затылка к шее – когда-то очень давно драт пытался снять с него скальп.

Роар с детства смотрел на Тёрка и не понимал его – Рэтара получалось чувствовать, а Тёрка нет. Он всегда подначивал, всегда колол побольнее, всегда был жёстким, но при этом улыбался и из-за этого раздражал сильнее всего. Но он никогда не бросал.

Тогда, когда у Роара случилось горе, Тёрк не оставил, он сделал всё за него, помог, потому что у Роара не было сил. Тогда он был беспомощен и чувствовал себя мёртвым.

И сколько бы не рычал на Тёрка за то, что тот его нещадно тыкает побольнее, но вот то, что действительно болело, старший тан никогда не вскрывал. Словно не было всего того кошмара – что бы не произошло, как бы Тёрк не злился на Роара, но вот то никогда не вспоминалось.

– Завидую молодости твоей, – сказал тан. – Тому, что можешь себе позволить творить, что в голову взбредёт, и боги на твоей стороне. И завидую тому, что нет у тебя необходимости взрослеть.

– Я по-твоему ребёнок что ли? – взвился Роар.

– А разве нет? – спросил Тёрк, ухмыляясь. – Ты может и большой мальчик, но поступаешь, как маленький.

Митар фыркнул, повёл головой.

– Пустоголовый иногда, сил нет.

И Тёрк был прав, как бы не злил этими своими словами, но был прав.

– Не получается по-другому, – безвольно отозвался митар.

– Так учись! – отозвался старший тан. – У тебя такой пример на глазах.

И старший мужчина мотнул головой.

– Вот ведь смотрю и не понимаю. Так ты на папашу своего похож, аж руки чешуться тебе врезать, чтобы выбить это из тебя. Что ж такое? А? Мы тебя воспитывали, учили, а ты всё равно, как он. Сил моих нет.

– И чем плох мой отец? – спросил Роар, хотя знал, что услышит.

– Слабый он был, – ответил Тёрк.

– Мой отец был не слабак, – взвился митар.

– Ты одно с другим не путай, – покачал головой старший тан. – Слабый он был, потому что сердцем всё делал. Никогда у него голова в дело не шла вовремя. И ты такой же. И это ничего, если ты вон деревца сажаешь, в земле ковыряешься, или тоор с телыгами разводишь, а когда ты митар, когда ты будущий феран… Нет, Роар. Такого себе позволять нельзя.

– Я знаю, но у меня не выходит, – обижено ответил он.

– В бою выходит, а как в бытовуху окунаешься то всё? – возмутился Тёрк. – Одним местом думать начинаешь?

– Да хватит! – рыкнул Роар.

– Что? – фыркнул тан и стал жёстким, суровым и злым. – Ты думаешь, Рэтару хотелось с твоей девицей в слезах вечных возиться? Думаешь ему не хотелось за Хэлой пойти, ты её приложил, думаешь у Рэтара не болело? Или думаешь он тебе врезать не хотел по-отечески или по-братски, а может и от всей души, что рвёшь не жалея? Только он феран прежде всего, а потом всё остальное.

– Знаю, – прошептал митар. – Я должен был Милену успокаивать, а не рычать на Хэлу. Знаю. Но только – кто бы меня успокоил…

Во двор зашёл Шерга и глядя на них ухмыльнулся.

– Сидите, как бабоньки, сплетничаете? – съязвил он.

Роар почувствовал, как Тёрка рвануло вперёд, как всё внутри поднялось, разрослось, он скрипнул зубами, сжал кружку до белых костяшек, но остался сидеть, тоже ухмыльнулся.

– А ты расстроен, что мы тебя не позвали? – спросил он своим привычным шутливым тоном.

– Рыдаю, – фыркнул Шерга.

– Ох, а вот от этого избавь, – ответил ему старший брат. – Стар я для сырости.

– Неужели я нашёл что-то, чем тебя можно пробрать?

– Твои рыдания кого хочешь тут проберут, – ответил Тёрк и на это Шерга только молча ухмыльнулся, а потом зашёл в дом.

– Что-то он тихий стал, – сказал Роар, пытаясь унять свой собственный гнев.

– Слишком, – отозвался тан, соглашаясь. – Иди спать, парень.

– А ты? – спросил митар, видя, что Тёрк никуда не собирается, но зная, что службы сегодня у него нет.

– А я… бабоньку пойду найду себе, – ответил тот.

Роар усмехнулся:

– Сходи в харн.

– Поделишься своими?

– А чего нет? – ответил митар.

– Они там без тебя скучают? – приподнял бровь Тёрк, а Роар усмехнулся. – Одной хватает?

– Хватает, – кивнул он.

– И тут на папку похож, – Тёрк встал и покачал головой. – Ну харн, так харн. Пойду красавиц твоих развлеку. А заодно Элгора поунижаю. Он ведь там небось?

– Там, – кивнул митар, подтверждая слова старшего тана, и оба мужчины глянули на окна харна.

Тёрк потянулся и отправился в дом. А Роар уже представил какое завтра отвратительное настроение будет у младшего брата.

Ещё до того, как взошёл Изар, он уже сидел перед людской и ждал, когда Милена выйдет, чтобы отвести её в ин-хан, как предложил Рэтар.

Спал Роар плохо. Если точнее не спал вообще. Навалилось всё вместе, и мысли, что мучили вечером, и слова, сказанные ему Хэлой.

Когда вышла Милена, улыбнулась, сердце рвануло и боль от правоты слов Хэлы скрутила в узел.

“И она не счастлива. И не будет. Ни сейчас и ни завтра”, – слова тяжёлые, горестные, бились в его голове, как умирающая птица.

Он смотрел, как горят радостью глаза Милены и понимал, что он не сможет дать ей то, чего она может хотеть. Ведь она наверняка хотела бы семью, хотела бы детей… боги…

– Что случилось? – Милена нахмурилась, подойдя к нему и Роар попытался успокоить себя, потому что вчера понял, точнее услышал, а потом с ужасом осознал, что она чувствует настроение окружающих.

– Всё хорошо, маленькая, – улыбнулся он, но навряд ли это очень помогло.

– Если что-то случилось, то мы можем ведь не ходить, да? – она ещё хмурилась с недоверием.

– Нет, просто плохо спал. Храп танов сегодня меня всё же достал, – пошутил Роар, видя её смущение. – Пойдём, тебя надо было в ин-хан отвести ещё в Трите. Не знаю, почему я не сообразил.

– А что такое ин-хан? – они пошли к выходу со двора.

– Это такое место силы, магическое, колдовское, – объяснил митар. – Говорят, что подарок богов. Неизвестно, кто их строил, но так как там очень много магии, можно взять на веру то, что их творили именно боги.

Белая ведьма и митар прошли по площади и подошли к боковым воротам. Там стояли люди Роара, они поздоровались с митаром и, опустив перекидной мост, который всегда поднимался на время темени, выпустили командира и ведьму наружу.

– О, боже, – выдохнула Милена увидев перед собой лес.

– Что? – нахмурился Роар.

– Какой он, – она замялась, видимо подбирая слово, – внушительный!

Он рассмеялся.

– Пойдём, – протянул ей руку и наконец смог ощутить тепло её руки в своей.

С Миленой ему было хорошо. Сейчас, просто гуляя и отвечая на простые вопросы об устройстве своего мира, чувствуя тепло, помогая идти там, где прерывалась тропа или нужно было перелезать через упавшие деревья, или аккуратно переходить по огромным валунам, порой кажется внезапно вырастающих на пути, его отпускала тревога о том, что грызло ночью и утром.

Появилось ощущение, что, если он приложит усилие, то сможет многое.

Да и зачем ему, например, обвязываться? Если у Элгора будет супруга и будут дети, а Роар почему-то не сомневался в практичности подхода к этому вопросы у своего младшего брата, то ему, Роару, не обязательно вступать в брак вовсе. Заставить митара вступить в брак может только феран, а пока им был Рэтар, можно было не волноваться, потому что он не станет заставлять.

Конечно великий эла тоже может заставить, и такое бывало, и сам Рэтар стал жертвой такой вот прихоти, когда эла, переступив через правила, с молчаливого согласия ферана, подобрал митару ту супругу, которую ему хотелось, а не которую было выгодно фернату.

И Роару было обидно за тана, потому что отец мог бы отказать, более того сам Рейнар ведь тоже был обвязан так второй раз, несмотря на то, что супруга ему была не нужна.

Тогда Эарган был не согласен, но почему-то против великого эла не пошёл. Может дело было в том, что брак был выгодным, может в том, что по какой-то причине отец Рэтара не мог отказать правителю.

Но Роару казалось, что пока великий эла о них не вспоминает, им нечего переживать.

Вообще было странно, что в голову лезли вот такие мысли – мысли о браке. А точнее о том, как его избежать. Он смотрел на восхищённое лицо Милены и не понимал – и вправду любит настолько, что даже мысль о браке лишь для продолжения рода было неприятно думать?

– Ой, – воскликнула девушка и с тревогой глянула на Роара.

– Что? – спросил он, хмурясь.

– Ты не чувствуешь? – удивилась она и тоже нахмурилась.

– Не чувствую чего? – попытался уточнить митар, но потом кажется понял о чём идёт речь.

– Ну, земля, – ведьма указала им под ноги, – она вибрирует.

– Что делает? – спросил мужчина непонятное слово.

– Трясётся, Роар, – Мила сжала его руку.

– Это ин-хан, – ответил он и улыбнулся. – Его чувствуют люди магии. Маги и серые.

– А ты не чувствуешь? – уточнила она.

– Нет, – митар качнул головой. – Вон туда.

Роар указал направление движения и, когда вышли на открытое пространство, где начинался первый, внешний круг ин-хана, Милена замерла в изумлении. Глаза её наполнились слезами, хотя лицо было светлым, полным восторга, а на губах была улыбка. Вода из глаз потекла по щекам, ведьма посмотрела на него.

– Прости, я не специально, – она стёрла слёзы рукавом, но они продолжали течь.

– Не надо, – Роар сжал её руку. – Это сила. Такое бывает. Иди, маленькая, я подожду здесь.

Милена неуверенно повела головой. Он отпустил её ладонь и она побрела в середину ин-хана.

– А почему, – девушка озадаченно обернулась на него, сделав всего несколько шагов, – здесь тепло, и трава… это трава такая… почему такая фиолетовая?

– В ин-хане всегда одно и то же время тира. И это такая… хм, фиолетовая? – уточнил митар, до конца не понимая, про что она. Может цвет, вид, запах? Но Милена кивнула, только вот чему… Роар пожал плечами. – Не знаю. Она всегда тут такая растёт, такая обычная. И вон дерево – оно всегда цветёт.

Митар показал в сторону небольшого деревца, которое смогло как-то попасть внутрь магического круга и теперь всегда было покрыто цветами уже наверное невероятное количество тиров.

– Это цветы? – Милена подошла к дереву и обернулась на него с лицом восторженным и радостным, несмотря на то, что слёзы так и продолжали течь по щекам. – Какие странные… Красивые!

Дальше Милена уже ничего у него не спрашивала, а просто бродила внутри, изучая камни, осторожно ступая по траве. А Роар устроился на поваленном стволе дерева у самой кромки круга, чтобы видеть белую ведьму, но самому в круг не входить.

Ему не нравилось внутри. Точнее, когда была пора цветения, было хорошо, и в пору созревания, но вот когда всё начинало увядать, и когда приходили холода… его страшно раздражала эта разница в погоде. Тут холодно, а там тепло. Тут всё спит мертвецким сном и ничего нет, а там трава, пахнет дурманом и вообще теряешь понимание времени. Эта противоестественность его нервировала.

– Роар, – Милена подошла к нему, села рядом и уткнулась в плечо.

– Ты чего, маленькая? – спросил он, обнимая её.

– Мне жаль, что я всё время рыдаю, – прошептала ведьма виновато. – Я бы хотела не рыдать, правда, но не получается.

“А у меня не получается не выходить из себя по пустым причинам”, – подумал Роар, а вслух сказал:

– Это ничего, пройдёт, – попытался успокоить её митар. – Просто ты ещё не привыкла. И скучаешь по дому. И всё здесь такое – другое. Что необычного в этой траве?

– Ну, цвет, – пожала плечами Милена. – Нет, у меня есть тоже такого цвета, но это… хм… редко. А вообще трава зелёная и это естественный её цвет. Всё зелёное – листья на деревьях тоже.

– Зелёные? – переспросил Роар.

– Ага… я не знаю как у вас тут цвет этот называется, – ответила ведьма. – Вот у меня глаза зелёные, но всё-таки трава зеленее.

Он нахмурился.

– Запутала тебя? – смутилась она, заглядывая ему в лицо.

– Нет, – улыбнулся Роар и поцеловал её в лоб. – У тебя тарисовые глаза. Тарис – это камень такой. У меня с собой нет, покажу потом.

– Хорошо, – Милена наконец улыбнулась.

Потом немного помолчала.

– Здесь очень классно, даже не знаю, словно я вдохнула чистейший кислород, даже в груди больно. И голова кругом идёт.

– То есть тебе плохо? – сощурился мужчина. – Но ты сказала, что? – он попытался вспомнить слово.

– Классно, – она уткнулась в его рукав. – Мне хорошо. Я не смогу объяснить.

Роар рассмеялся и сильнее обнял ведьму, целуя в макушку.

– Ладно, главное, что тебе хорошо, – прошептал он её в волосы, – а остальное не важно. Можешь не объяснять.

– А давно он тут? – спросила Милена.

– Ин-хан?

– Да.

– Очень, – кивнул головой Роар. – Ин-ханы были всегда неотделимы от жизни людей. В них говорили с богами, проводили обряды. Обвязывались. Порой в ин-хане проводили первую близость между супругами, а иногда сюда приходили, если не было детей и просили богов помочь. А ещё бывало в них рожали. Это с исходом богов, и усиления культа Верховного, про ин-ханы забыли. Точнее, не забыли – просто меньше стали верить. Ведь, например, приходя сюда за ребенком и отдаваясь близости в главном круге, люди верили, что с ними в этом участвуют боги, а если богов нет, то и какой смысл?

– Но там есть магия! – заметила девушка. – Я же чувствую что-то, а ты нет.

– И маги чувствуют, – согласился митар. – И пользуются ин-ханами сейчас только они. Восполняют силы, используют в обрядах.

– И ведьмы?

Роар пожал плечами.

– Наша прошлая ведьма в ин-хан не ходила, – ответил он. – В некоторых фернатах, я так предполагаю, ходят, и свободные тоже, может быть.

– А откуда беруться свободные ведьмы? – нахмурилась Милена.

“И кто тебя за язык тянул, Роар?” – ругнулся про себя митар.

– Иногда чёрных ведьм отпускают, – сказал он, вздыхая.

– Правда?

– Да, – и Роар попытался объяснить. – По разным причинам. Бывает не часто, но бывает. Например, феран призвал на свою кровь ведьму, она ему служила, а потом он умер. И его наследники хотят свою ведьму. Но двух чёрных ведьм быть не может. Поэтому могут старую отпустить. И на кровь наследника призвать себе новую.