Текст книги "Эдуард III"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

XV

После того, как Эдуард III ознакомился с этим письмом, он добился от фламандцев, чтобы они выступили из Фландрии со стотысячным войском и осадили славный город Эр; они так и сделали, но предварительно опустошили край, через который им пришлось проходить, чтобы подойти к этому городу.

Они сожгли Сен-Венан, Мервиль, Горнь, Эстель, Лаванти и пограничную полосу, называемую Лёве, вплоть до ворот Сент-Омера и Теруана.

Видя это, король Франции перенес свою ставку в город Аррас и послал много солдат для усиления гарнизонов в Артуа. Он посадил Карла Испанского, исполнявшего тогда по его поручению должность коннетабля, в Сент-Омере, поскольку граф д'Э и де Гинь, бывший коннетаблем Франции, стал, как мы должны напомнить, пленником короля Англии.

Когда фламандцы оставили южные границы Лёве, король Филипп решил со всей армией идти на Кале: он, хотя письмо Жана де Вьена до него не дошло, был уверен, что осажденные находятся в плачевном положении, и жаждал сделать все, чтобы снять осаду.

Кроме того, он знал, что Эдуард перекрыл подход к Кале с моря, а это не замедлит привести к потере города.

Поэтому Филипп вышел из Арраса и двинулся по дороге на Эден. Армия его растянулась на добрых три льё.

Отдохнув день в Эдене, король наутро прибыл в Блан-жи, где остановился выяснить, каким путем идти дальше. Выбрав дорогу, король тут же выступил вместе со своим войском, численность которого достигала двухсот тысяч человек, и, пройдя графство Фокемон, вышел прямо на гору Сангат между Кале и Виссаном.

Французы не прятались: средь белого дня они гарцевали верхами с развернутыми знаменами, словно намеревались через несколько часов атаковать.

Когда жители Кале увидели эту внушительную армию, их охватила великая радость, так как они поверили в скорое избавление от осады; но, заметив, что французы остановились и, вместо того чтобы наступать на англичан, стали разбивать лагерь, осажденные пришли в ярость.

Эдуард же, узнав, что его царственный противник привел огромное войско, чтобы дать сражение и окружить его армию под городом Кале (осада его уже стоила многих трудов, и он больше не мог долго продержаться), естественно, стал искать все средства, чтобы помешать Филиппу достигнуть его целей.

Эдуард знал, что Филипп может двигаться вперед или пробиться к городу Кале только двумя путями: через дюны, берегом моря, или напрямик, через множество канав, торфяников и болот, делавших этот путь непроходимым, если бы не мост, который назывался Ньёлэ.

И вот что предпринял король Англии.

Он отвел все свои корабли в море, расположив их напротив дюн и нагрузив бомбардами и арбалетами, арбалетчиками и лучниками.

Он послал своего кузена графа Дерби с большим отрядом солдат и лучников занять позицию на мосту Ньёлэ, чтобы у французов остался лишь один проход – через болота, что были непроходимы.

Между горой Сангат и морем стояла высокая башня, охранявшаяся тридцатью двумя английскими лучниками и преграждавшая французам путь через дюны.

Сама же башня, окруженная двойным кольцом рвов, была почти неприступна.

Когда французы расположились на горе Сангат, жители из окрестных коммун обратили внимание на эту башню. Люди из Турне (их было полторы тысячи) отправились ее осаждать. Лучники, охранявшие башню, заметив их, стали стрелять по французам и убили несколько человек.

Тогда начался штурм, и был он страшен: ведь защищались англичане так же храбро, как французы атаковали. Каждую минуту кто-то из осаждающих падал сраженным, но штурмовавших было много, и они еще яростнее шли на приступ. Наконец они преодолели рвы и поднялись на земляную насыпь, где высилась башня.

Все, кто находился внутри, были убиты.

Этот первый воинский подвиг стал добрым предзнаменованием для французов, вдохнув в них надежду.

Поэтому Филипп немедленно послал сеньора Боже и сеньора Сен-Венана выяснить обстановку и посмотреть, каким образом и где его армия сможет пройти легче всего, чтобы пробиться к англичанам и дать им сражение.

Оба маршала съездили к башне и вернулись назад, сообщив, что они не смогут подойти ближе к англичанам, поскольку уверены, что могут потерять большинство своих воинов.

На другой день, следуя совету маршалов, Филипп послал гонцов к королю Англии.

Эти гонцы проследовали по мосту Ньёлэ, куда их пропустил граф Дерби. Гонцами были Жоффруа де Шарни, мессир Ги де Нель, сир де Боже и Эсташ де Рибомон.

Проезжая мимо, четверо рыцарей внимательно все осмотрели и убедились, как бдительно охраняется мост, что не внушило им больших надежд, ведь граф Дерби великолепно организовал оборону переправы.

Посланцы увидели короля Англии в окружении всех его баронов, поклонились ему, а мессир Эсташ де Рибомон выступил вперед и сказал:

– Ваше величество, король Франции посылает нас с уведомлением, что он расположился лагерем на горе Сангат, намереваясь дать вам сражение. Но он не может ни увидеть, ни отыскать путь, по которому мог бы подойти к вам, хотя испытывает великое желание снять осаду со своего города Кале. Поэтому он просит вас дать ответ на его просьбу и назначить место, где мы могли бы сразиться. Вот, ваше величество, что нам поручено передать от имени короля Филиппа.

– Я благодарю короля Филиппа Шестого за то, что он прислал вас ко мне, ибо не знаю другого герольда, кого мне было бы приятнее видеть, нежели вас, мессир Эсташ де Рибомон. Однако вы пришли от имени моего противника, что не по праву удерживает наследство, мне принадлежащее. Передайте ему, мессир, что вот уже год, как я нахожусь здесь; он мог бы прийти сюда раньше, но не сделал этого и дал мне возможность построить целый город, истратив огромные деньги. Совсем скоро я стану хозяином Кале, посему сейчас не время искушать судьбу в битве: ведь я уверен в победе. Скажите ему, кстати, чтобы он не отчаивался, – с улыбкой прибавил Эдуард, – и если он еще не нашел дороги, то пусть ищет, может быть, и найдет.

Гонцы прекрасно поняли, что ничего другого не услышат, и откланялись. Король велел проводить их до выхода с моста; они передали Филиппу сказанные Эдуардом слова, что повергло короля Франции в глубокое огорчение, ибо никакого милосердного способа спасти Кале больше не осталось.

Тем временем прибыли легаты, посланные папой Климентом – Ганнибал Чеккано, епископ Тускуланский, и Этьен Обер, кардинал с титулами святого Иоанна и святого Павла.

Много попыток уже было предпринято Климентом VI, который с начала войны неустанно стремился помирить двух королей. Он даже дерзнул написать Эдуарду, выражая ему свое изумление тем малым уважением, с каким государь отнесся к предложениям, что сделали ему папские легаты; на эти письма король Англии ответил, снимая с себя адресованный ему упрек, что готов заключить мир, но не отказаться от права на корону Франции, каковую рассматривает как законное свое достояние.

Оба кардинала, как и Филипп, не добились, чтобы Эдуард снял осаду Кале; все, что они смогли сделать, – это заключить перемирие на несколько дней и назначить с каждой стороны четырех сеньоров: те должны были встретиться и вести переговоры о мире.

Короля Франции представляли герцог Бурбонский и герцог Афинский, канцлер Франции, сир д'Офремон и Жоффруа де Шарни.

Английскую сторону представляли граф Дерби, граф Норхэнтон, мессир Реньо Кобхэм и мессир Готье де Мони.

Кардиналы же выступали посредниками и присутствовали на обоих советах. Переговоры шли три дня, но и к исходу третьего дня не удалось ни о чем договориться.

Король Англии воспользовался этой отсрочкой, чтобы дать отдых своей армии, приказав прорыть в дюнах глубокие канавы, дабы французы не застигли англичан врасплох.

Жители Кале по-прежнему голодали и горестно наблюдали за всеми этими препирательствами, только отодвигавшими час их избавления – штурма или сдачи города.

Когда Филипп понял, что ничего от Эдуарда не добьется и не сможет освободить Кале, а его армия не только ему не нужна, но и разорительна, он отдал приказ уходить и снимать лагерь; утром 2 августа он приказал свернуть палатки, загрузить повозки и, простившись со своими воинами, двинулся по дороге на Амьен.

Когда жители Кале увидели исход французов, они были удручены до глубины души, и не нашлось бы ни одного даже самого жестокого сердца, которое, видя их отчаяние, не проявило бы сострадания к ним.

Само собой разумеется, англичане воспользовались бегством французов. Они преследовали арьергард французской армии и свозили в лагерь короля Англии повозки, кровати, вина, пленных.

Когда жители Кале окончательно убедились, что их бросили, а помощи, их последней надежды, ждать неоткуда, они впали в столь великое уныние, что созвали совет и решили капитулировать, говоря, что в конце концов лучше сдать город и положиться на милость короля Англии, чем позволить всем умереть от голода; когда все его жители превратятся в трупы, Эдуард все равно войдет в город.

Поэтому горожане явились к Жану де Вьену и умолили его начать переговоры о капитуляции.

Жан де Вьен заставил себя долго уговаривать, но наконец понял, что когда-нибудь ему придется держать ответ за жизнь всех этих людей, если он не согласится с тем, чего они пришли требовать, и, поднявшись на крепостную стену, высунулся из бойницы и подал осаждающим знак, что желает говорить с ними.

XVI

– Наконец-то! – воскликнул Эдуард, узнав эту новость. И он послал мессира Готье де Мони и сэра Бассета выяснить, чего же хочет Жан де Вьен.

Когда оба рыцаря подъехали к городской стене, капитан им сказал:

– Милостивые государи, вы отважные рыцари, искусно владеющие оружием и опытные в делах войны. Вы знаете, что король Франции, наш сюзерен, прислал нас сюда и повелел, чтобы мы защищали этот город и замок так, дабы нам не было позора, а королю – ущерба. Мы сделали все, что в наших силах. Помощь к нам не подошла, а вы взяли нас в такое тесное кольцо, что кормиться нам нечем. Вот почему всем нам придется погибнуть от голода, если ваш милостивый король над нами не сжалится. Уважаемые сеньоры, соблаговолите же умолить короля, чтобы он пощадил нас и позволил нам уйти без всяких условий. Он возьмет наш город, замок и все его богатства. Ему достанется много добра. Тогда Готье де Мони ответил капитану:

– Мессир Жан, нам известны лишь те намерения короля, нашего государя, о коих он нам сказал. Знайте же, он не желает, чтобы вы ушли на тех условиях, какие вы предлагаете. Его цель заключается в том, чтобы вы сдались ему на милость, дабы он назначил выкуп за тех из вас, кого сам выберет, или же казнит, если это ему больше понравится, ведь осада эта стоила столько людей и денег, что король с каждым днем гневается все больше.

– Это будет слишком жестоко для нас, если мы согласимся на то, о чем вы говорите, – возразил Жан де Вьен. – Нас здесь несколько рыцарей и оруженосцев; мы служили нашему сюзерену так же, как вы служите вашему, и ради него мы даже претерпели больше страданий, нежели вы – ради короля Англии. Но пусть нам придется претерпеть еще большие страдания, мы не допустим, чтобы самому малому дитяти и последнему слуге в городе было причинено больше зла, чем самому знатному из нас. Посему мы просим вас, мессир, просто-напросто сказать королю Англии, чтобы он пощадил нас.

– Даю слово, что я охотно сделаю это, мессир Жан, – сказал Готье, растроганный этим благородным ответом, – и, если король пожелает внять мне, вам всем станет лучше.

После этого Готье де Мони и его спутник уехали, оставив на крепостной стене Жана де Вьена, ждавшего ответа короля Эдуарда.

Когда оба посланца вошли в комнату короля, они нашли его в обществе графа Дерби, графа Норхэнтона, графа Арондейла и других баронов Англии.

– Ваше величество, мы исполнили поручение, что вы нам дали, – сказал Готье. – Мы обнаружили у мессира Жана де Вьена желание сдать вам город и замок, если вы соблаговолите даровать жизнь ему и всем жителям Кале.

– И что же вы ответили? – спросил король.

– Я ответил, ваше величество, – сказал Готье де Мони, – что вы не пойдете на это, если они без всяких условий не покорятся вашей воле: они будут жить или умрут согласно вашему желанию. Но когда я это сказал, государь, – прибавил рыцарь, – Жан де Вьен ответил мне, что

раньше чем дело дойдет до сдачи города, он и его соратники дорого отдадут свои жизни, и даже гораздо дороже, нежели когда-либо делали это другие рыцари.

– Тем не менее у меня нет ни желания, ни намерения соглашаться на что-либо иное, – сказал король.

– Ваше величество, в этом вы подадите нам дурной пример и вполне можете совершить ошибку. Ведь когда вы пожелаете послать нас в одну из ваших крепостей, мы уже не отправимся туда с большой охотой, если вы решили казнить всех этих людей. Мы будем бояться, что враг проявит к нам не больше милосердия, чем вы, и в подобном случае будет обходиться с нами так, как вы поступили с жителями Кале.

Эта речь сильно умерила гнев короля, тем более что и бароны, с кем он советовался, были согласны с мнением Готье.

– Господа, один я не могу идти против всех вас, – сказал король. – Готье, вы снова отправитесь к жителям Кале и скажете им, что величайшая милость, какую они могут получить от меня, такова: пусть шестеро самых знатных граждан города Кале с веревкой на шее и с ключами от города и замка явятся сюда, в мое распоряжение. Я поступлю с ними как мне будет угодно, а всех остальных помилую.

Услышав эти слова, Готье де Мони покинул короля и снова приехал к мессиру Жану де Вьену, ждавшему его; Готье слово в слово передал все, что сказал король, прибавив при сем, что это единственная уступка, какой он смог добиться от Эдуарда.

– Я верю вам, мессир, – ответил Жан де Вьен, – и прошу вас подождать здесь до тех пор, пока я передам этот ответ городской коммуне: я всего лишь их посланец, но им решать, должны или не должны они соглашаться на то, что предлагает король Англии.

После этого мессир Жан де Вьен вернулся в город, приказав звонить в колокол, чтобы собрать людей всех сословий, и вышел на рыночную площадь.

На колокольный звон сбежались мужчины и женщины, ибо все жаждали узнать новость, как то и положено людям, измученным долгой осадой. Когда они пришли и расположились на площади, Жан де Вьен сообщил все, что сказал Готье де Мони, и просил дать быстрый и краткий ответ.

Выслушав слова капитана, люди начали плакать и кричать, да так громко, что враги, если бы они могли их видеть, разжалобились бы. Поэтому добиться ожидаемого ответа было невозможно.

Что касается Жана де Вьена, то он, как и все, плакал.

Несколько минут длилось всеобщее отчаяние, а потом, пробравшись сквозь толпу, какой-то человек взобрался на тумбу и сказал:

– Было бы великим горем дать погибнуть всему народу, когда есть способ его спасти, и не воспользоваться этим означало бы сомневаться в Боге и его милосердии. Что до меня, то я питаю величайшее доверие в милосердие Господа, и, если мне суждено умереть за столь благородное дело, хочу первым пожертвовать собой. Вот почему я, Эсташ де Сен-Пьер, пойду в одной рубахе и с веревкой на шее сдаваться на милость короля Англии.

Все тогда бросились к ногам того, кто произнес эти волнующие слова, и другой горожанин, по имени Жан д'Эр, тоже встал и сказал, что пойдет вместе с ним; потом вызвался третий человек по имени Пьер де Виссан, затем его брат, пятый и, наконец, шестой, чье имя не сохранила неблагодарная история.

Когда шесть жертв нашлось, мессир Жан де Вьен сел на иноходца и поехал к городским воротам, вначале сопровождаемый шестью горожанами, потом всеми жителями; женщины и дети рыдали, заламывая руки.

Ворота были открыты. Жан де Вьен и шестеро его спутников вышли из города, и ворота за ними захлопнулись.

Тогда Жан де Вьен сказал Готье де Мони, ждавшему его на насыпном валу:

– Мессир, будучи капитаном Кале, я выдаю вам с согласия несчастного населения этого города шесть горожан, и даю вам слово, что это самые почтенные и известные люди города; умоляю вас, милостивый государь, соблаговолить заступиться за них перед королем Англии, дабы эти добрые люди остались живы.

– Я не знаю, как поступит его величество, – ответил Готье, – но могу дать гарантию, что употреблю все свое влияние на короля, чтобы добиться помилования тех, кого я к нему веду и кто так благородно и быстро исполнил свой долг.

После этого были открыты наружные ворота замка и шестеро горожан пошли вперед.

В тот момент, когда они пришли к Эдуарду, король находился в своей комнате в обществе многих графов, баронов и рыцарей.

Узнав, что прибыли шесть горожан, выдачи которых он требовал, король в сопровождении всех сеньоров, находившихся с ним, вышел на площадь перед дворцом.

В одно мгновение площадь заполнилась людьми, жаждущими узнать, чем завершится эта неожиданная драма, и даже королева Англии, хотя она была на сносях и должна была скоро родить, сопровождала супруга.

– Ваше величество, – сказал Готье де Мони, – вот граждане города Кале, явившиеся по вашему приказу.

Торжествующая улыбка скользнула по губам короля, потому что он люто ненавидел жителей Кале за тот урон, который в прошлом они наносили ему на море. Шестеро горожан опустились перед королем на колени и сказали:

– Милостивый государь, мы, все шестеро, принадлежим к старым и богатым торговым семьям Кале. Мы несем вам ключи от города и отдаем себя на милость вашу в том состоянии, в каком вы видите нас, ради того, чтобы вы пощадили остальных наших земляков, претерпевших много страданий из-за вашей осады.

Конечно, в эти минуты на всей площади не нашлось ни одного сердечного человека, сумевшего сдержать слезы жалости.

Король, наоборот, смотрел на этих людей с гневом, был сильно раздражен и молчал.

Наконец ему удалось справиться с собой и он приказал:

– Прекрасно. Уведите этих людей, пусть им отрубят головы.

Все бароны, что находились на площади, бросились к ногам короля, плача и умоляя явить милость к этим несчастным, но король был непреклонен.

Тогда взял слово Готье де Мони, знавший, что он любим королем, и сказал:

– Ах, государь, соблаговолите смягчить гнев ваш и вспомнить о вашей славе благородного и милосердного человека; она и в сем случае не должна быть запятнана. Все сочтут бесполезной жестокостью, государь, если вы казните беззащитных людей, пожертвовавших собой ради спасения сограждан.

– Благодарю вас за совет, мессир, – сухо ответил король, – но все будет сделано так, как сказал я. Жители Кале загубили так много моих людей, что сами тоже должны погибнуть. Призовите сюда палача! – прибавил король.

В тот миг, когда уже собрались исполнить приказ короля, к нему подошла королева.

– Ваше величество, – сказала она, – когда я приехала из Англии, вы обещали мне исполнить все, о чем я вас попрошу, дабы вознаградить меня за опасности, коим я подвергалась, торопясь к вам. Я еще ни о чем вас не просила, ваше величество, но сегодня, во исполнение вашего слова, я умоляю помиловать этих людей.

Эдуард ненадолго задумался.

Было заметно, что в душе короля идет великое борение между его ненавистью и необходимостью исполнить данное им обещание.

Наконец он, проведя ладонью по лбу, с усилием произнес:

– Вы правы, госпожа моя. Берите себе этих людей и поступайте с ними так, как вам будет угодно.

XVII

Спустя год после событий, о которых мы рассказали, то есть в ночь с 31 декабря 1349 года на 1 января года 1350, в замке Кале шел праздник.

Был накрыт огромный стол, и ожидали только гостей, чьи разговоры доносились из соседних залов. Среди приглашенных находился Эсташ де Рибомон, а давал ужин король Англии.

Потом мы расскажем, благодаря каким обстоятельствам этот ужин состоялся.

Отдав королеве Филиппе шестерых граждан Кале, Эдуард сказал Готье де Мони:

– Мессир, вы вступите во владение этим городом. Вы возьмете в плен всех сеньоров и рыцарей, которых там найдете, и приведете ко мне, чтобы я назначил за них выкуп, если только они не дадут слово сдаться, и тогда вы оставите их на свободе, ибо все они дворяне и не могут нарушить слова. Что касается наемников и всех тех, кто сражался ради денег, то вы отпустите их, – пусть они свободно отправляются куда захотят, – и так же поступите с женщинами, мужчинами и детьми, ведь я желаю заселить этот город чистокровными англичанами.

Все было исполнено так, как повелел король, и Готье де Мони вместе с двумя маршалами – их сопровождала сотня рыцарей – вступили во владение Кале и захватили в плен мессира Жана де Вьена, Бодуэна де Бельбурна и других.

Маршалы приказали снести на крытый рынок вооружение наемников, собрали их вместе и отпустили на все четыре стороны эту мелкую сошку.

Когда лучшие особняки были освобождены, а замок подготовлен к приему Эдуарда, королевы и всей королевской свиты, Готье сообщил об этом своему повелителю, и Эдуард III наконец-то вступил в город под звуки барабанов, труб, волынок и прославляющих его победу песен менестрелей.

Королева счастливо разрешилась от бремени девочкой, нареченной Маргаритой де Кале (впоследствии она вышла замуж за графа Пемброка).

Король подарил особняки своим рыцарям: Готье де Мони, барону Стэнфорту, сэру де Кобхэму, мессиру Бартеле-ми Бриджу и другим.

Кроме того, по возвращении в Лондон он намеревался послать из своей столицы в Кале тридцать шесть богатых буржуа и нотаблей.

Город же, выстроенный королем у стен Кале, был снесен. Пленных отправили в Лондон, где они пробыли примерно полгода, потом, заплатив выкуп, разъехались.

Горестное это было зрелище – видеть, как покидают свой родной город все эти люди, обнищавшие и полумертвые от голода, некогда владевшие здесь домами и богатствами; они буквально не знали, где им голову преклонить.

Тут-то Филипп де Валуа, не сумевший прийти на помощь жителям Кале во время осады, вспомнил о них. Он сделал все, что было в его власти, чтобы вознаградить мужество и преданность этих несчастных. Он издал ордонанс, в котором предоставлял все свободные должности тем из них, кто пожелал бы их занять.

Этому предшествовал другой ордонанс: изгнанным жителям Кале передается все имущество, в прошлом отнятое у них по какой-либо причине.

Этим он не ограничился и 10 сентября новым ордонансом даровал жителям Кале много привилегий, что были подтверждены и в последующие царствования.

Большая часть изгнанников нашла убежище в Сент-Омере; Филипп оставался в Амьене, а Эдуард – в Кале. Наконец между двумя королями было заключено перемирие; оно не распространялось на герцогство Бретонское, за которое продолжали вести борьбу герцогиня Бретонская и графиня Монфорская.

Король Англии отбыл с королевой в Лондон, оставив комендантом Кале Джона Монтгомери. Когда он возвратился в Лондон, его первой заботой было отправить в Кале тридцать шесть богатых буржуа с женами и детьми, а также более трехсот менее состоятельных людей.

Карл Бретонский был привезен в Англию и посажен в тюрьму вместе с королем Шотландии и графом Мурреем; но благодаря заступничеству королевы ему была дана свобода совершать прогулки верхом в окрестностях Лондона, и иногда он мог проводить ночь вне тюремного замка.

Граф д'Э и де Гинь тоже находился в плену в Англии; но он был столь очаровательным кавалером, что был принят повсюду: у короля и королевы, у баронов, дам и девиц Англии.

Между двумя королями было заключено перемирие; король Шотландии был пленен, но это не мешало сэру Дугласу, отважному шотландскому рыцарю, и шотландцам, что укрывались в лесах Джедура, вести войну с англичанами всюду, где только сталкивались с ними, и не обращать никакого внимания на договоренности короля Франции и короля Англии.

С другой стороны, и те, кто находился в Гаскони, Пуату, Сентонже, казалось, даже не слышали о перемирии. Они хитростью или силой, ночью или днем отбивали друг у друга города-крепости и замки; воинские удачи выпадали то англичанам, то французам.

Все эти схватки, грабежи, мелкие бои породили разновидность бандитов, которые, встав во главе небольших отрядов, опустошали страну и добывали себе этим ремеслом славную добычу. Среди командиров этих разбойников встречались обладатели пятидесяти-шестидесяти тысяч экю, что тогда было настоящим состоянием.

У командиров были планы осад и сражений, исполненные наивной простоты. Издали они день-другой наблюдали за добрым замком или славным городом; потом бандиты, сходясь в шайки по двадцать-тридцать человек, в любое время дня, но всегда тайными путями, подбирались к городу или замку и проникали в них. Обычно они врывались на рассвете и поджигали один-два дома. Горожане, судя по такому началу, думали, что имеют дело, по крайней мере, с тысячью латников, и разбегались кто куда, оставляя свои дома, сундуки и драгоценности этим ворам, и те, захватив награбленное, спокойно убирались восвояси.

Именно так бандиты действовали в Дурнаке и во многих других местах. Среди этих бандитов было двое, чьим биографиям должно найтись место в этой хронике.

Первого звали Бэкон. Происходил он из Лангедока и был человеком хитрым, ловким, честолюбивым. Он облюбовал в Лимузене замок Бонбурн и отправился туда с тремя десятками бандитов; вскарабкавшись на крепостную стену, он захватил замок, перебил всех его обитателей, кроме сеньора, которого стал держать в плену в его же собственном владении и в итоге заставил заплатить выкуп в двадцать четыре тысячи экю, каковые тот отдал наличными, ибо мессир Бэкон не был дворянином и не поверил бы сеньору на слово.

Но и это еще не все.

Сверх этой сделки, Бэкон оставил за собой замок, усилил его людьми, и, запасшись оружием и продовольствием, стал грабить окрестности.

Когда король Франции узнал о «подвигах» бандита, он, вместо того чтобы арестовать Бэкона и повесить, призвал его к себе, за двадцать тысяч экю купил у него замок, назначил своим телохранителем и держал в большом фаворе.

Это доказывает, что уже в те времена добродетель в конце концов всегда вознаграждалась…

Второй был, наверное, малым более лихим и хитрым, но менее честолюбивым: по крайней мере, он не рвался к придворным почестям, как Бэкон.

Звали его Крокар; сначала он был бедным и долго служил пажом у сеньора Эйле, в Голландии.

Когда он стал взрослым, он покинул сеньора, пробрался в Бретань и поступил в солдаты. Все сложилось так удачно, что, когда в одной стычке его командир был убит, боевые товарищи избрали Крокара капитаном вместо погибшего.

Именно этого и добивался Крокар.

С тех пор он, благодаря захвату пленных и выкупам за них, награбил столько, что оказался обладателем шестидесяти тысяч экю, не считая лошадей (их у него было немало, ибо в своих конюшнях он держал два-три десятка добрых боевых коней).

Спустя два года он был отобран для участия в битве Тридцати, сражался на стороне англичан и оказался лучшим воином.

Король Франции, узнав об этом, пожелал призвать его к себе; но, понимая, что ему необходимо сделать более заманчивые, чем Бэкону, предложения, посулил Крокару звание рыцаря, богатую невесту и две тысячи ливров годового дохода, если тот.захочет снова стать французом.

Но Крокар не был честолюбцем; подобно Цезарю, он предпочитал быть первым в деревне, чем вторым в Риме. Крокар отказался.

Должно быть, этот отказ принес ему несчастье, ибо через некоторое время, объезжая молодого коня, купленного за триста экю, Крокар чрезмерно его разгорячил; конь понес, всадник с лошадью упали в яму, где и погибли.

«Я не знаю, – пишет Фруассар, – кому пошло его добро, не знаю, кто завладел его душой, но мне известно, что именно так Крокар кончил свои дни».