Текст книги "Эдуард III"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

XII

Когда Эдуард увидел оруженосца и узнал, что это Джон Копленд, он, взяв его за руку, пригласил на трапезу: – Добро пожаловатьс миром, мой верный слуга, благодаря своей отваге взявший в плен нашего противника, короля Шотландии.

– Государь, все, что я сделал, мог бы совершить любой, – ответствовал Джон Копленд, – но не держите на меня зла, если я не отдал пленника королеве, как она меня просила, ибо я подчиняюсь вам и клятву приносил вам.

– Славная услуга, которую вы нам оказали, намного дороже тех извинений, что вы нам приносите, и позор падет на всех, кто дурно о вас подумает! Вот что вам теперь предстоит сделать. Вы покинете Кале, вернетесь в свой дом, возьмете вашего пленника и привезете его к моей супруге. А чтобы вознаградить вас за это, я возвожу вас в звание знаменного рыцаря, делаю вас при этом моим личным оруженосцем и придворным и жалую доходом в шестьсот фунтов стерлингов.

– Государь, я исполню все, что вы мне приказываете, – сказал тогда Джон, – но я увезу с собой сэра Лидс-дейла; он тоже ваш пленник, хотя и получил от королевы дозволение встретиться с вами и договориться о выкупе.

– Прекрасно! Приведите к нам пленника; мы не оставим его здесь, если нас устроит предложенный им выкуп; если выкуп нам подойдет, мы отправим рыцаря назад в Англию.

Когда оруженосец ушел, кавалера Лидсдейла допустили к королю.

– Государь, – обратился он к Эдуарду, – я приехал не только предложить вам за себя выкуп, но и дать вам хороший совет.

– И чем же объяснить, что враг, мой пленник, хочет оказать мне услугу?

– Это объясняется тем, государь, что он должен отомстить за себя тому или тем, у кого он находился на службе, когда попал в плен.

Кажется, совет оказался дельным, а услуга по-настоящему важной, потому что в конце первой их беседы король сказал графу:

– Отлично, мессир, мы благодарим вас за все, что вы нам рассказали, и с выгодой для нас воспользуемся этим. Будьте уверены, король Давид Брюс находится в надежных руках и не скоро доведется ему увидеть ту страну, где он не смог усидеть. Вы свободны, мессир; услуги, подобные той, что вы мне сейчас оказали, стоят четырех ваших выкупов, примерно столько, сколько мы могли бы запросить с вас.

Граф Лидсдейл покинул Францию и вернулся в Шотландию, где уже стало известно о его поездке в Кале.

Тем временем Джон Копленд возвратился в Англию, объявив о приказе, полученном от Эдуарда, и дарах короля. Все люди Копленда охраняли пленника во время его перевода из замка Горделивый в город Берик, где располагалась королева.

Итак, они отправились за Давидом Брюсом.

Джон доставил его королеве; она еще испытывала легкое раздражение из-за отказа Копленда привезти к ней короля Брюса раньше, но забыла о своей досаде, увидев, что добилась всего, чего желала, и выслушав убедительные доводы, приведенные Джоном.

После этого у нее осталась лишь одна забота – поехать во Францию, встретиться с мужем и сыном, которых так давно не видела.

Она посетила город Берик, замок Роксбург, город Дарем, город Невил-на-Тайне и все гарнизоны, расположенные на дорогах Шотландии.

Королева доверила защиту графства Нортумберленд сеньорам Перси и Невилу, после чего, выехав из Берика, возвратилась в Лондон и привезла с собой короля Шотландии, графа Муррея и всю шотландскую знать, плененную англичанами.

Въезд королевы в Лондон стал подлинным триумфом, а радость англичан при виде плененного короля Шотландии была неописуема.

Королева заточила пленных в лондонскую тюрьму и приказала приготовить все для ее отъезда.

Она отплыла из Лондона и благополучно прибыла в Кале, где мы скоро встретимся с ней.

А сейчас вернемся к сэру Лидсдейлу. О его визите к королю Англии было известно, как мы писали, и шотландцы, зная, что он вернулся, думали, будто он провел с Эдуардом переговоры об освобождении их короля. Но они были далеки от истины и постепенно уверовали, что этот визит был отнюдь не услугой, оказанной Шотландии, а скорее предательством.

Тут-то все вспомнили, что граф убил Рамсея и что он так и не простил королю Давиду Брюсу желания наказать его за эту смерть.

Предположения уже стали перерастать в уверенность, когда Уильям Дуглас, родственник и крестник Лидсдейла, предложил ему поохотиться в Эттрикском лесу.

Кавалер Лидсдейл, страстный охотник, приглашение принял.

Вечером принесли труп Лидсдейла. Его убил Уильям Дуглас.

И это было к лучшему, ибо все забыли о последнем поступке в жизни Лидсдейла, а помнили лишь об услугах, что он оказал Шотландии, и о его злосчастной случайной смерти.

* * *

Осада Кале продолжалась и доставляла англичанам много хлопот.

В самом деле, король Франции, потерпевший неудачу в оказании помощи Шотландии, так хорошо укрепил крепости в графствах Гинь, Артуа и Булонь, а на морских подступах к Кале расположил такое множество генуэзцев и нормандцев, что англичане, пытавшиеся предпринять вылазки из построенного ими города, часто натыкались на твердое и опасное сопротивление.

Решающего штурма, правда, предпринято не было, хотя ни дня не обходилось без стычек, когда и с той и другой стороны погибали люди.

Поэтому король Англии и его военный совет дни и ночи напролет изобретали всевозможные орудия, придумывали различные сооружения, чтобы успешнее вести осаду и заставить жителей Кале сдаться. Но ничто не могло их сломить, и единственным решительным средством, к которому могли бы прибегнуть осаждающие, было уморить жителей Кале голодом.

Но у этого средства была помеха, ибо имелись два человека, два моряка, изменчивые, как Протеи, ускользающие, словно тени; они беспрестанно снабжали город продовольствием.

Одного из этих людей звали Маран, другого – Местриель.

Англичане долго не могли сообразить, каким образом к жителям Кале доставляются припасы, но все-таки они застигли на месте преступления двух моряков, везущих в город товары.

Тогда они бросились за ними в погоню; но это было все равно, что преследовать призраки или пожелать схватить неуловимого Протея.

Оба моряка всегда ускользали, и не только ускользали, но, поскольку они лучше англичан знали море и дороги, наводили их на скалы или заманивали в ловушки, подобно пению сирен или эху Лорелеи.

Продолжалось это долго, так как король Англии все еще продолжал стоять под стенами Кале; в конце концов англичане отказались от желания поймать этих двух моряков, ставших последней опорой жителей города.

Во все время осады Эдуард III беспрерывно заигрывал с коммунами Фландрии, поскольку рассчитывал благодаря фламандцам гораздо легче добиться своей цели.

Король Англии наобещал им так много, что фламандцы, которые, кстати, большего и не просили, растрогались.

В обмен на свою помощь фламандцы хотели, чтобы им отдали Лилль, Дуэ и соседние с ними владения.

Король обещал им все, чего они требовали, и в ответ на это фламандцы осадили Бетюн.

Командовал этими войсками капитан по имени Удар де Ранти: он был изгнан из Франции и обратил свое оружие против Филиппа.

Но за Францию стояла четверка бравых рыцарей – Жоффруа де Шарни, Бодуэн Денфрен, Жан д'Андар и наш давний знакомец Эсташ де Рибомон.

XIII

Четверо рыцарей, чьи имена мы привели, так стойко защищали город Бетюн, что против них англичане были бессильны.

Тогда Эдуард III вернулся к своему первому намерению, то есть пожелал, чтобы Людовик Мальский – после смерти отца, погибшего при Креси, он стал графом Фландрским – женился на его дочери Изабелле.

Это был дерзкий замысел.

Какой бы интерес ни представляла собой сия политическая авантюра, она все-таки затруднялась тем, что надо было заставить человека жениться на дочери убийцы его отца.

Для этого было необходимо, чтобы либо интересы оказались слишком сильны, либо граф – совсем плохим сыном, либо женщина – несравненной красавицей.

Однако вся Фландрия, очень надеясь извлечь из этого союза большие выгоды и помня обещание, данное Гергар-дом Дени, была готова согласиться на этот брак и открыто заявляла, что желает его; это очень радовало Эдуарда, потому что таким способом он гораздо надежнее обеспечивал себе поддержку Фландрии, и фламандцам не без основания казалось, что если их союзницей будет Англия, то они смогут смело противостоять королю Франции, чье покровительство было им куда менее выгодно, нежели союз с Эдуардом III.

С другой стороны, граф Людовик Мальский, воспитанный при дворе Франции, говорил то же, о чем мы сейчас сказали: что он никогда не женится на дочери человека, убившего его отца.

Возникла и другая трудность.

Герцог Иоанн Брабантский очень желал, чтобы молодой граф взял в жены его дочь, и дал обещание отдать ему в руки графство Фландрское. К тому же герцог одновременно давал понять, что, если брак будет заключен, он добьется того, что фламандцы примут его сторону и выступят против короля Англии. Поэтому король Франции и согласился на этот брак.

Получив согласие короля Франции, герцог Брабантский прислал во Фландрию своих послов, направив их к самым влиятельным горожанам. Короче, герцог так ярко приукрасил приведенные им доводы, что магистраты славных фландрских городов признали своим сеньором молодого графа, передав ему, что если он пожелает приехать к ним и слушаться их советов, то они станут его добрыми и честными подданными, позволив ему вершить во Фландрии правосудие больше и лучше, чем любому другому графу до него.

Граф приехал во Фландрию и был встречен с великой радостью.

Но как только Эдуард III узнал о случившемся, он сразу же послал во Фландрию графа Норхэнтона, графа Арон-дейла и сеньора Кобхэма, которые провели долгие переговоры и так настойчиво оказывали давление на коммуны Фландрии, что произошла полная перемена во взглядах фламандцев и они вопреки тому, что говорили раньше, сочли более выгодным, чтобы их сюзерен взял в жены дочь короля Англии, а не дочь герцога Брабантского.

Как видим, в ту эпоху политика еще делалась с трогательной наивностью. Однако, сколь бы хорош ни был совет, граф не желал ему следовать, по-прежнему повторяя, что ничто на свете не принудит его жениться на дочери человека, чьи притязания привели к смерти его отца.

Тогда фламандцы, поняв, что уговорами ничего не добьются, прибегли к последнему средству, остававшемуся у них, – схватили графа и заключили его в тюрьму, пусть удобную, но не переставшую от этого быть тюрьмой, и объявили ему с уважением, какое испытывали к своему повелителю: все ими предпринятое делается для его же блага, и, поскольку он не подчиняется им по доброй воле, они хотят силой принудить его к счастью.

Некоторое время граф держался стойко, но он не привык находиться в заточении и в конце концов изменил свое решение. Поэтому он сказал фламандцам, что последует их совету: ведь они желают ему больше добра, чем кто-нибудь в любой другой стране.

Эти слова привели в восторг фламандцев: они открыли ворота тюрьмы и предоставили ему возможность снова предаваться любимым забавам, как, например, охоте на водоплавающих птиц, которой он занимался по берегам рек (пленник обожал это развлечение и, лишившись его, тяжко страдал). Но тем не менее фламандцы не прекратили слежки за ним, и, вместо темницы из четырех стен, его тюрьма оказалась на вольном воздухе, ибо его охраняли так тщательно, что он едва мог «отойти помочиться», как пишет Фруассар.

Так продолжалось до тех пор, пока фламандцы не попросили короля и королеву, находившихся под стенами Кале, приехать в аббатство Берг для заключения брака, на который, в конце концов, граф согласился.

И потому был назначен день, когда обе стороны должны были встретиться между Ньивпортом и Гравлином.

Сюда же съехались самые знатные люди из славных городов Фландрии; они привезли своего молодого повелителя, и тот склонился в учтивом поклоне перед королем и королевой Англии, вышедшим ему навстречу с огромной свитой.

Эдуард взял графа за руку и принес извинения за смерть его отца, произнеся ласковые и благожелательные слова, которые ему так легко удавалось находить, прибавив при сем, что он не желал верить услышанному о графе Фландрском ни на первый, ни на второй день после битвы при Креси.

Казалось, Людовик Мальский был очень доволен приведенными Эдуардом доводами, и речь шла только о браке и статьях брачного контракта.

Потом обсудили некоторые договора, что следовало заключить, и отдельные обязательства, что надлежало исполнять; после чего граф был помолвлен с принцессой Изабеллой, дочерью короля Англии, дав слово жениться на ней.

Свадьба была отложена до того времени, когда появится больше досуга для ее устройства, и англичане вернулись продолжать осаду Кале, тогда как фламандцы отправились восвояси; обе стороны были очарованы друг другом.

Таково было положение вещей. Время, оставшееся до дня свадьбы, было использовано королем Англии лишь на приготовления, необходимые для того, чтобы придать этому празднику ббльшую пышность и выбрать прекрасные, дорогие украшения, которыми он собирался одаривать по сему случаю.

Королева, тоже не желавшая отставать от короля, превзошла в щедрости всех дам своего времени.

Возвратившись во Фландрию, молодой граф продолжал предаваться забаве, столь любезной его сердцу, состоявшей, как мы уже сказали, в охоте на водоплавающих птиц. Он, казалось, был в восторге от предстоявшего брака и принимал его с явно бблыиим удовольствием, чем могли бы думать те, кто советовал заключить его.

Фламандцы, поверившие в искренность своего сюзерена, несколько ослабили слежку: после всего, что произошло, она могла бы показаться оскорблением.

Наступил вторник, 3 апреля, день праздника Пасхи.

Через неделю должна была состояться свадьба.

Утром 3 апреля стояла великолепная погода, поэтому граф встал рано и послал за своим сокольничим, сумевшим быстро собраться.

Сев на коней, они отправились в дорогу. Так они ехали довольно долго, пока сокольничий, увидев взлетевшую цаплю, не напустил на нее своего сокола, что не замедлил сделать и граф.

Соколы бросились в погоню за цаплей, а вслед за ними поскакал Людовик Мальский.

– Кто ее возьмет? Кто возьмет? – повторял он, пришпоривая коня.

Он мчался вперед, оставив позади сокольничего, у которого был не такой резвый конь, как у сеньора.

Когда граф счел, что отъехал уже достаточно далеко, он обернулся и, убедившись, что стражники, сколь бы быстры они ни были, догнать его не смогуг, вонзил шпоры в брюхо коню и скрылся.

Сначала стража пыталась его преследовать, но вскоре убедилась, что это бесполезно.

Граф пробрался в Артуа, где оказался вне досягаемости. Оттуда он приехал к Филиппу VI и рассказал ему, как его принуждали к браку с дочерю Эдуарда и каким образом он, ради любви к королю Франции избежал тюрьмы и брака.

Филипп VI поблагодарил его за мужество и преданность.

Что касается Эдуарда, то он, узнав о бегстве графа, легко принял принесенные ему фламандцами извинения, поскольку превосходно понимал, что они здесь ни при чем, и поскольку, кстати, его интерес заключался в том, чтобы поддерживать с ними союз; пока же он полностью посвятил себя осаде Кале.

Можно было бы смело утверждать, что король намеревался провести остаток своей жизни под стенами этого города, ибо он почти не изъявлял желания уйти оттуда и со всеми удобствами вел осаду.

Здесь он, как и в Лондоне, держал двор, и к нему с визитами являлись то рыцари Фландрии и Брабанта, то рыцари Геннегау и Германии, которых он осыпал подарками.

В это время приехал из Пруссии сир Робер Намюрский (тот, кого сир Спонтен возвел в рыцари на Святой Земле).

Робер Намюрский был молод и храбр, обожал воинские подвиги и турнирные схватки.

Помимо того, он не встал еще на сторону кого-либо из королей, сражавшихся друг против друга; но, поскольку он был племянником Робера Артуа, коего столь милостиво принял Эдуард, душевные порывы склоняли его к Англии.

Поэтому он собрал всех рыцарей и оруженосцев, какими мог располагать, и, выстроив их в сверкающую роскошным убранством колонну, двинулся в путь, как и подобало столь знатному сеньору.

Так он пришел под Кале, в осадный лагерь, где изъявил королю Эдуарду любовь, которую питал к нему из-за покровительства, оказанного Эдуардом его дяде, предложив свои услуги и услуги сопровождающих его рыцарей и оруженосцев.

Робер Намюрский стал ленным вассалом короля Англии; тот назначил ему содержание в триста фунтов, выплачиваемых в Брюгге.

Напомним, что после осады города Рен между королем Франции и королем Англии было заключено перемирие, имевшее целью прервать враждебные действия Карла Блу-аского против графини Монфорской.

Когда истекли сроки перемирия, каждый с еще большим рвением взялся за дело: король Франции оказывал поддержку Карлу Блуаскому, а король Англии помогал графине Монфорской, так что оба короля снова оказались втянуты в войну.

Поэтому Эдуард послал из-под стен Кале на помощь графине двух храбрых и доблестных рыцарей – их звали Тома д'Ангурн и Жан д'Артюэль.

Двести конников и четыре сотни лучников были приданы этим двум капитанам, и этот отряд остановился лишь тогда, когда присоединился к графине в городе Энбон.

Здесь они встретили рыцаря из нижней Бретани по имени Танги дю Шатель и вместе с ним совершали конные рейды и вылазки против людей мессира Карла Блуаского и в принадлежавшие ему земли.

Побеждали то одни, то другие. Самым очевидным следствием борьбы стало то, что край этот был изгажен, истоптан, разграблен, а страдали бедные люди.

И вот пришел день, когда, чтобы лучше занять свое время, трое рыцарей – Тома д'Ангурн, Жан д'Артюэль и Танги дю Шатель – с большим количеством всадников и пеших воинов отправились брать богатый и сильно укрепленный город Ла-Рош-Дерьен; однако отпор горожан был столь мощным, что не оставил осаждающим надежды на успех.

XIV

Но судьба, как всегда, пришла на помощь англичанам.

Случаю действительно было угодно, чтобы в этом городе жило в три раза больше англичан, чем французов, и англичане, увидев, что город осажден соотечественниками, схватили капитана по имени Тассар де Гинь и открыто объявили, что убьют его, если он вместе с ними не перейдет на английскую сторону.

Тассар был храбрым, но проявлял мужество лишь тогда, когда смерть казалась ему оправданной и была его недругом на поле битвы, а не тогда, когда она, словно вор, убивает вас в ночи и отбирает у вас, мертвого, все, чего вы не отдали бы ей живым.

Поэтому Тассар де Гинь сделал так, как того хотели захватившие его люди; в награду за это англичане, снова ушедшие на Энбон, оставили его капитаном города, но все-таки не оказали ему полного доверия и укрепили гарнизон достаточным количеством солдат, дабы он не нарушал принятых им новых обязательств.

Узнав об этом, мессир Карл Блуаский поклялся, что он так этого не оставит, поэтому он разослал письма своим приверженцам, сеньорам Бретани и Нормандии, и откликнулось так много воинов, что ему удалось собрать тысячу шестьсот латников и двенадцать тысяч пехоты.

В этой армии было четыреста рыцарей – среди них, по крайней мере, двадцать три баронета, – которые сразу же осадили город Ла-Рош-Дерьен.

Осажденные, понимая, что они не в силах устоять против такой массы войск, слали гонца за гонцом к графине Монфорской, с просьбами о подкреплении.

Графиня в свой черед собрала тысячу латников и восемь тысяч пехотинцев, поручив командовать ими Тома д'Ангурну, Жану д'Артюэлю и Танги дю Шателю.

Выступая в поход, три рыцаря обещали ей, что они не вернутся до тех пор, пока не снимут с города осаду.

Люди графини, подойдя к французской армии на два льё, разбили лагерь на берегу реки Жоли, намереваясь наутро дать бой; но мессир Тома д'Ангурн и Жан д'Артюэль, отдохнув немного, не смогли усидеть на месте и, взяв примерно половину своих воинов, которых бесшумно вооружили и усадили на коней, ровно в полночь атаковали один из флангов армии Карла Блуаского.

Они причинили великий урон, круша все на своем пути и убивая, но не сумели вовремя отойти; вся французская армия тоже успела вооружиться, и англичанам пришлось вступить в битву, навязанную им свежими, вновь прибывшими войсками.

И тут англичане уступили.

Мессир Тома д'Ангурн был дважды ранен и взят в плен; в конце концов он остался в руках французов; Жану д'Артюэлю с кучкой своих людей удалось бежать, но большая часть его солдат погибла или была пленена.

В те минуты, когда Жан и его спутники, вернувшиеся в лагерь, рассказывали Танги сию печальную новость, сир Гарнье де Кадудаль, не сумевший подоспеть раньше, прибыл со своей сотней латников.

– Что происходит? – спросил он.

Ему поведали о неудаче, которую потерпели люди графини.

– Ну и что ж такого? – снова спросил он.

– Вам легко так говорить, – ответил Жан д'Артюэль. – Сразу видно, мессир, что вы приехали сию минуту и вам, в отличие от нас, не пришлось сражаться с тринадцатью тысячами солдат.

– Пустяки! – возразил Гарнье. – Вы знаете, что нам надо сделать?

– Слушаем вас.

– А последуете ли вы моему совету?

– Да, если он будет хорош.

– Быстро вооружите всех ваших всадников и пехоту. Ваши враги отдыхают после победы и, конечно, не ждут вас. Воспользуемся их беспечностью и атакуем их; в успехе я ручаюсь.

Совет был хорош, и его приняли.

Все взялись за оружие. Кавалерия шла впереди, за ней следовала пехота. Солнце взошло в те минуты, когда они атаковали французский лагерь, где солдаты спали в полной безмятежности.

Англичане принялись крушить палатки, сундуки с посудой и знамена; они убивали играючи, так что все это скорее напоминало заклание, нежели битву. Более двухсот французских рыцарей было убито на месте наряду с четырьмя тысячами других солдат. Карл Блуаский и все храбрецы из Бретани и Нормандии попали в плен.

Что касается Тома д'Ангурна, то его не было необходимости отбивать силой: он сам просто присоединился к соратникам, и, таким образом, ему не довелось жаловаться на долгий плен.

Никогда врагам не удавалось за столь короткое время перебить так много храбрых и благородных людей, ведь мессир Карл Блуаский потерял там цвет своего графства.

Это была великая победа для графини Монфорской, и можно было бы считать, что взятие в плен Карла Блуаского положит конец вражде; но его жена, герцогиня Бретонская, продолжила борьбу, и война теперь шла между двумя дамами – герцогиней Бретонской и графиней Монфорской.

Теперь оставим одних предаваться горю, других – радоваться этой авантюре и вернемся к королю Филиппу, терпевшему поражение за поражением.

Король Франции, видя, с каким упорством Эдуард ведет осаду Кале, и узнавая каждый день о страданих, претерпеваемых осажденными, вдруг решил покончить со всем этим, дать англичанам сражение и, если окажется возможным, вынудить их снять осаду.

Поэтому он повелел объявить в королевстве, чтобы все рыцари и оруженосцы в день праздника Троицы съехались в город Амьен или оказались поблизости.

Все откликнулись на зов, все не преминули явиться, ибо, какую бы рану Филиппу ни нанесли, какое бы поражение он ни потерпел, в королевстве Франция такое славное и честное рыцарство, что там никогда не будет недостатка в защитниках.

Посему и сошлись в Амьене герцог Нормандский, старший сын короля, который говорил, что снова возьмет в руки оружие лишь после того, как отпустят на свободу Готье де Мони; герцог Орлеанский, младший сын короля; герцог Бургундский Эд, герцог Бурбонский, граф де Фуа, мессир Людовик Савойский, мессир Иоанн Геннегауский, граф д'Арманьяк, граф де Форе, граф де Валентинуа и еще много графов и баронов; перечисление имен могло бы произвести сильное впечатление.

Когда все собрались и стали держать совет, выясняя, каким образом можно было бы оказать помощь жителям Кале, было решено, что снять осаду возможно лишь в том случае, если будет заключен союз с фламандцами и французам будет открыт путь со стороны Гравлина.

Поэтому Филипп VI сразу же отправил во Фландрию послания, чтобы договориться об этом с фламандцами.

Но в то время у короля Англии было во Фландрии так много хороших друзей, что они никогда не оказали бы подобную любезность его сопернику.

Тем не менее обещания Филиппа VI были превосходны: он в самом деле предлагал отменить бойкот Фландрии; в течение шести лет поддерживать там очень низкие цены на хлеб; доставлять фламандцам из Франции шерсть, которую те будут обрабатывать, с привилегией продавая во Франции изготовленные из нее сукна, кроме всех прочих тканей, что они смогут поставлять, вернуть им города Лилль и Бетюн; защитить их от супроnote 5Note5
  ???


[Закрыть], а для большей надежности в выполнении этого обещания посылать им крупные суммы; наконец, предоставлять выгодные места молодым людям благородного происхождения, не имеющим приличного состояния.

Фламандцы не поверили этим обещаниям и отвергли их, заявив при этом, что король Франции берет так много обязательств лишь для того, чтобы добиться своих корыстных целей.

Когда Филипп узнал об этом, он все-таки не пожелал отказаться от своей затеи, так как не хотел, чтобы столько благородных и доблестных рыцарей съехались напрасно.

Поэтому он объявил, что они будут наступать в направлении Булони. Король Англии, продолжавший осаду Кале и каждый день пытавшийся изыскать способ, с помощью которого можно было бы заставить горожан сдаться, прослышал, что король Филипп, собрав огромное количество солдат, хочет дать ему сражение, сильно задумался: с одной стороны, атаковать французов – почти безумие, но, с другой стороны, ведь и на него могли напасть.

К терпению короля Англии вынуждало то, что Кале плохо снабжался съестными припасами, потому что два моряка, несмотря на их ловкость и усердие, с трудом доставляли продукты в город.

Тогда, чтобы перекрыть путь с моря, Эдуард повелел наскоро построить высокий и большой замок, приказав сильно укрепить его и сделать неприступным.

Этот форт был расположен на песчаной косе при входе в гавань, примерно там, где теперь находится Рисбан.

Спустя некоторое время после постройки этого замка англичане узнали, что в море находится караван судов с продовольствием для жителей Кале. Готье де Мони, граф Оксфорд, граф Норхэнтон, граф Пемброк и многие другие вместе с войсками погрузились на суда и на другой день после праздника святого Иоанна Крестителя встретили этот конвой по ту сторону Кротуа.

Он состоял из сорока четырех судов одинаковых размеров, причем десять галер сразу же ушли назад, в открытое море. Многие суда укрылись в гавани Кротуа, но двенадцать из них сели на мель, и экипажи их были перебиты.

На другой день, едва взошло солнце, англичане, увидев, что из Кале вышли два судна, тут же бросились за ними в погоню. Одно вернулось в порт, другое село на мель, и англичане взяли в плен владельца генуэзских галер, семнадцать генуэзцев и еще примерно четыреста человек.

В тот миг, когда его собирались схватить, владелец галер швырнул в море топор, к которому было привязано письмо капитана Кале королю Франции.

Этот жест не ускользнул от внимания Готье де Мони; он сразу сообразил, каким важным было это письмо.

На следующий день, в час отлива, какой-то человек, охваченный сильным возбуждением, бродил по берегу моря; он не сводил глаз с волн, отдалявшихся от него, и, казалось, заранее измерял глубины убегавших вдаль морских валов.

Это был Готье де Мони: ему вчера показалось, что, если судить по месту, куда был брошен топор, то море, отступая, непременно обнажит его на песке.

И Готье не ошибся.

Вдруг он радостно вскрикнул: топор с привязанным к нему письмом еще не успело смыть море. Он схватил письмо и прочел следующее:

«Дражайший и возлюбленнейший повелитель!

Я препоручаю себя воле Вашей, пока могу сделать это. Если Вам угодно будет знать о положении города Вашего Кале, то знайте, что в час, когда мы пишем сие письмо, все мы еще живы и здоровы и сохраняем волю служить Вам и делать все, что может способствовать Вашей чести, а нашей пользе.

Но, увы, дражайший и возлюбленнейший повелитель, знайте же, что если люди в замке пока целы, то город далеко не таков, как люди: в нем не хватает зерна, вина, мяса; знайте же, что мы уже дошли до того, что едим собак, кошек и лошадей, а если так будет продолжаться еще какое-то время, мы станем пожирать людей, ибо Вы писали нам, что город надо удерживать до тех пор, пока в нем останется хоть какая-нибудь пища.

Теперь кормиться нам больше нечем.

А посему мы решили, что, если к нам скоро не подоспеет помощь, мы выйдем из города, чтобы жить или погибнуть, ибо мы предпочитаем умереть в битве, чем поедать друг друга.

Вот почему, дражайший и почтеннейший господин наш, помогите нам всем, что в Ваших силах, ибо письмо это будет последнее, которое Вы сможете от нас получить, и город Ваш пропадет, как пропадем и мы все, в нем живущие».