Текст книги "Исход (СИ)"
Автор книги: Александр Цзи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Развернувшись, я помчался назад на максимальной скорости. Перед глазами вспыхнули строки:
СОСТОЯНИЕ ОРГАНИЗМА
УРОВЕНЬ СТРЕССА – КРАСНЫЙ
ВОСПРИЯТИЕ ОПАСНОСТИ – НАИВЫСШЕЕ
РЕКОМЕНДУЕТСЯ УСКОРИТЬ СИНАПС-РЕФЛЕКСЫ
ДА/НЕТ
– Да! – просипел я, вертя руль, чтобы вписаться в зигзагообразную колею и не вылететь на обочину.
Внезапно мир вокруг замедлился, воздух стал тягучим, вязким, сопротивляющимся, а звуки низкими – двигатель гудел на октаву ниже, бурчал что-то басом, ветер в открытом окне не свистел больше, а утробно шипел. Я вписывался во все повороты с невообразимой скоростью и ловкостью. В зеркале заднего вида в свете задних габаритных огней бледное полчище словно бы застыло на месте, еле передвигая ноги.
Я пролетел по лесному тоннелю, выехал на пустынную площадку вокруг карьера, обогнул его. Машину занесло на повороте, но я успел вырулить в сторону заноса и удержал мусоровоз на колесах. В гудении двигателя проявились нотки надрывности, индикатор одной батареи упал на четверть.
Когда я въехал в лесок, надпись на моем виртуальном экране уведомила:
УСКОРЕННЫЙ РЕЖИМ БУДЕТ ВЫКЛЮЧЕН ЧЕРЕЗ 5… 4… 3…
Тягучесть воздуха и низкие обертоны всех звуков рывком пропали, зато машина как бы ускорилась – оказалось, что я еду в разы быстрее, чем казалось раньше. Я растерялся и, не успев перестроиться, потерял управление. Машину опять занесло, высокие стебли травы ударили по лобовому стеклу, колеса подскочили на ухабах, машину понесло в овраг. Я вцепился мертвой хваткой в руль, но сильнейший рывок вырвал его из моих онемевших пальцев. Я ударился обо что-то твердое теменем и потерял сознание.
***
Сознание вернулось вместе с тянущей противной болью в черепе. Я открыл глаза и сморщился от света – рассветало, за лобовым стеклом качались стебли. Тишина, двигатель молчит, панель не светится. Я зашевелился, ощупал себя – руки-ноги вроде целые, переломов нет, но тело покрыто мокрым потом, аж одежда промокла.
Минут пять, если не дольше, я приходил в себя, попутно пытаясь понять, куда меня занесло. Слева пологий склон, справа густой лес. Раннее утро – я провалялся в обмороке не меньше часа.
Вспомнились бледные твари и шагающая тренога, и я быстро огляделся – никого. Закружилась голова, но головокружение скоро прошло. Надеюсь, обойдется без сотрясения мозга…
На груди по-прежнему висел автомат. Я подумал: а что если я ударился головой, и мне все примерещилось?
Нет – все было по-настоящему. Я не из тех, кто путает реальность и фантазии.
Вылез из машины. Лес был темным, а небо – насыщенного синего цвета. Солнца нет, хотя достаточно светло. Прохладно. По колено, а иногда и по пояс в траве я обошел мусоровоз в поисках повреждений.
Внешне машина была в полном порядке. Я снова забрался в кабину и попытался включить двигатель, вынимая и возвращая в щель карту – бесполезно. Где-то имелось повреждение.
Или аккумуляторы сдохли?
Я открыл капот – дверку сразу под лобовухой. У мусоровоза капот не выпирал из кабины. За дверкой взору открылась мешанина больших плат и проводов, без намеков на двигатель. Я раскинул мозгами – похоже, у каждого колеса машины свой мотор, а в капоте находятся процессор и распределитель электричества.
Перед глазами возникла надпись:
РАЗРЕШИТЬ ПОДКЛЮЧЕНИЕ АРХИВНОЙ ПАМЯТИ
ДА/НЕТ
“Да”, – мысленно проговорил я, и поверх проводов, на которые я пялился, пролегли светящиеся синие линии. В одном месте линии пульсировали оранжевым. Я полез в провода, отодвинул неведомую пластину и увидел оторвавшийся провод. Найдя в кабине разводной ключ, с трудом открутил промасленный болт, обмотал вокруг него оголенную часть провода и снова затянул болт. Оранжевая линия погасла, остались синие.
Я принялся прилаживать пластину на место и заметил на ее обратной стороне выгравированные слова.
СДЕЛАНО В РЕСПУБЛИКЕ РОСС
Ниже нацарапано от руки:
ПОГАНОЕ ПОЛЕ – НЕ ВЕСЬ МИР
Это мой предшественник начертал? Он тоже подозревал, что Поганое поле не покрывает весь мир, как считается в Вечной Сиберии?
Посетила нехорошая догадка, что я повторяю путь моего предшественника…
Чем он закончил? Жив ли вообще?
Жители Вечной Сиберии ошибаются не во всем – Поганое поле на самом деле населено Уродами и живыми пугалами. Сейчас, при свете нарождающегося дня, события ночи представлялись далеким ночным кошмаром. Стал ли я жертвой очень детальной иллюзии, инициированной чипом?
Я сел за руль, включил двигатель – точнее, двигатели, – и они послушно заурчали. Панель осветилась, индикаторы батарей показывали низкий заряд. Наверное, заряд израсходовался быстрее обычного из-за той гонки, что я устроил ночью. Я осторожно вырулил из оврага по пологому склону, выбрался на дорогу и поехал обратно, в родные, так сказать, пенаты.
Чувствовал я себя сильно не в своей тарелке. Но ехать в дебри Поганого поля не было желания однозначно. Надо все обдумать, обсудить с Витькой. Передвигаться одному по этой неизвестной территории неразумно. Витька нужен позарез.
Ехал медленно, чтобы не разряжать преждевременно батареи, но на каждый ухаб голова реагировала приступом боли. Когда подъезжал к воротам, головная боль почти прошла, зато настроение упало ниже плинтуса. Я проехал на территорию Посада и успел запереть ворота, когда подкатили две машины с четырьмя Модераторами. Они выскочили из тачек, точно спецназ, – все вооружены длинноствольными пистолетами, мне в жизни такие не встречались.
Вперед вышел знакомый крысеныш.
– Возвращение блудного сына! Обнял бы тебя, да твой автомат мешает. Сними его и положи на землю, живо!
В памяти всплыли слова Даши:
“Рано или поздно он тебе отомстит. Да и не только тебе, всем нам. Даже скорее рано, чем поздно”.
Вот и добрался.
Под прицелом пушек Модераторов я послушно снял оружие и положил на утрамбованную землю.
– Ночью выезжать за пределы Вечной Сиберии непозволительно, – заявил Модератор. – Это прямое нарушение закона нашей страны. Не знаю, что ты там потерял и насколько виноват твой глюк – в любом случае это нарушение непреложного закона. Поэтому – добро пожаловать в карцер.
Глава 5. В плену и на свободе
Штаб-квартира Модераторов располагалась в одном из каменных зданий на асфальтовой улице – сравнительно неплохо сохранившемся, но все же довольно старом и потрепанном. Над входным порталом выпирала мраморная плита с барельефом солнца и луны и портретом пожилого человека с аскетическим суровым лицом под ним. Портрет смахивал на икону – лик обращен прямо вперед, одна рука приподнята, ладонь сложена горстью, будто человек держит что-то невидимое. Вокруг головы идущие полукругом слова “Вечная Сиберия воистину вечна” – создается впечатление, что это нимб.
Конвой из двух незнакомых Модераторов препроводил меня по лестнице вниз, на цокольный этаж, затем по длинному безликому и плохо освещенному коридору в одно из помещений за толстой гулкой железной дверью.
Помещение – собственно, карцер – было тесным, как кладовка, с унитазом, утопленном в кафельный пол, раковиной, деревянной койкой и узким – кошка не пролезет – окошком под самым потолком. Сквозь небрежно закрашенное стекло ничего не разглядишь, кроме тусклого свечения. Меня втолкнули и с грохотом заперли внушительную дверь.
Мачете отобрали у ворот на границе Посада – так же, как и автомат. Мусоровоз заставили откатить до гаражей и поставить на место. Перфокарта осталась в щели на приборной панели. Я успел поставить батареи на зарядку – не верилось, что в ближайшее время сюда не вернусь, – после чего меня грубо запихнули в одну из машин Модераторов.
Я долго стоял посреди карцера, ссутулившись, с повисшими, как плети, руками, а в голове беспорядочно вертелись разные мысли. Что со мной будет? Что будет с тем добром, которое я запихал в кузов мусоровоза? Выйдут ли Модераторы на Витьку и нашу мастерскую?
Примерно через полчаса, когда я наконец сел на лавку, в двери с лязгом распахнулась щель, и в ней возникла крысиная мордочка Модератора.
– Ну как, обустроился, Панов? Слышал я про твой глюк, но это тебя не извиняет. Ведешь себя агрессивно, ночью чего-то в Поганом поле забыл. Не с Отщепенцами ли разговор держишь? Ну ничего, мы тебя еще допросим. Посидишь годик, и на каторгу в северные шахты! Власть оскорблять нельзя, иначе будет бардак.
Захихикав, Модератор захлопнул щель, донеслись удаляющиеся шаги.
И опять я был во власти чувства нереальности происходящего. Вот я сижу в карцере с “прекрасными” перспективами попасть на пожизненную каторгу. И за что? За то, что смотался в Поганое поле и столкнулся с чем-то труднообъяснимым и ни в какие рамки не умещающимся. Мутанты, трехногие роботы со скелетами в наряде пугала и мой виртуальный интерфейс, который запускает ускоренный режим.
Попытался найти хоть какое-то рациональное объяснение. Нашлись сразу два.
Первый: Уроды – это мутанты, выведенные Рептилоидами для их придурочных целей, тренога – робот с программой, скажем, наблюдения и контроля над Уродами. А мой интерфейс – проявившийся функционал чипа, сжечь который самопальным гаджетом не удалось.
Второй: меня тупо развели, все увиденное – наведенная иллюзия, единственная реальность – застрявший в мозгах субклеточный когнитивный нейромодулятор, который и показывает картинки с Уродами, треногами и, возможно, целым Посадом со всеми обитателями. Не исключено, что я по-прежнему плаваю в слизи в камере и вижу цифровые сны, как Нео…
Если верна вторая гипотеза, то у меня нет никакой возможности вырваться из иллюзии и вообще понять, что это иллюзия. Где-то читал подробную статью, где автор доказывал, что если ты находишься в иллюзии, то средствами этой же иллюзии невозможно доказать, реален мир или нет.
Поэтому сосредоточусь-ка я на первой гипотезе: мир реален, как и реальны все мои проблемы.
Начнем с субклеточного когнитивного нейромодулятора. Субклеточный – значит, имеющий масштабы меньше клеток или созданный из клеточных органелл, что само по себе круто, потому что это запредельные технологии. Когнитивный – это вроде бы относящийся к умственным процессам, мышлению и познанию. Нейромодулятор – устройство, меняющее, судя по всему, параметры нейронных импульсов.
В общем и целом, пользы от этого разбора терминов мало, но понятно, что в голове у меня не просто чип в виде железки, который можно сжечь электромагнитным полем, а сам мой мозг – частично или целиком – изменен на субклеточном уровне…
Кошмар. Я оперся спиной о холодную стенку и вытер выступивший пот. Выходит, мой чип пинцетом не выковырять! Нет никакого железа, которое будет пищать в рамках в аэропорту, мои извилины и есть это “железо”, а вот что за софт установлен, остается гадать.
Есть апгрейд моего организма, есть некая “архивная память” и опция ускорения реакций. И самое хреновое – то, что я не представляю, как управлять апгрейдом и запускать проги.
Да, айтишник с маленьким стажем сам стал киборгом без инструкции… Мне бы самому понадобился айтишник. Или какой-нибудь задрипанный мануал.
Необычно то, что чип помогает избегать опасности и как бы не против моего желания дать деру из Вечной Сиберии, пропади она пропадом. Любопытно, отчего он включился? Из-за опасности и подскочившего в крови уровня адреналина или его инициировали дистанционно? Хорошо бы от опасности, не улыбается мне быть марионеткой на дистанционном управлении.
Ладно, фиг с ним, этим чипом. Порассуждаем о других вещах. Что за Республика Росс? Рептилоидам мало было замутить Вечную Сиберию, они еще и какую-то республику создали? Зачем? Это какие ресурсы надо подключить? И как такие глобальные проекты проворачиваются совершенно скрытно?
Если они настолько могущественны, эти Рептилоиды, то вряд ли я от них сбегу. Не стоит и трепыхаться. Я снова утер пот и выдохнул. Вот это я встрял!
Закрыл глаза и сидел долго, аж соскучился. Ждал, что появятся цифры и буквы и интерфейс моего апгрейда подскажет, как быть. Но интерфейс не появлялся. Наверное, в моей крови недостаточно адреналина, а сидение в карцере не считается опасностью. Сейчас я обыкновенный человек, каковым и являлся двадцать два года, к тому же ужасно голодный – желудок слипся и жалобно ворчал под ложечкой.
Если Рептилоиды возложили на меня миссию, то почему бы просто не объяснить правила игры? Может, я должен набирать рейтинг, чтобы уехать в Князьград? Или прикладывать все силы, чтобы выбраться через Поганое поле в обычный мир и выбить зубы Димону?
Но мне как раз таки все объяснили – и про рейтинг, и про поле, и Модераторов. Надо было слушать, а не возникать; мотать на ус, не высовываться, набирать рейтинг и притворяться мусорщиком Олесем. А дальше появились бы возможности – к примеру, уехать в Князьград или не спеша подготовиться к марш-броску через Поганое поле.
Как вел себя мой предшественник? Он был хмур и нелюдим – то есть демонстрировал свое неудовольствие, что проживает в этом сомнительном раю. Вероятно, нет-нет и болтал что-нибудь, что окружающие запоминали и докладывали куда надо. Витьку не тронули – решили, что салага, что с него взять? Предшественника убрали и заменили мной. Чтобы что? Чтобы я разработал другую стратегию?
Внезапно озарило: мой предшественник – такой же “везучий попаданец”, как и я, просто он попал сюда раньше меня. Он пытался сбежать, ходил с кислой миной и ни с кем не общался, кроме неведомой Кати, которая, вильнув хвостом, умчалась в Князьград при первой оказии.
Как она набрала нужный рейтинг? Насколько я понял, это непростая задача. Как вообще набирают рейтинги? Надо было уточнить это в разговоре с Аней и Дашей…
Я все размышлял и размышлял, а за окном между тем потихоньку темнело. В карцере я не нашел выключателя, да и ничего похожего на лампу, поэтому приходилось сидеть в темноте. Я тешил себя надеждой, что явится Даша или тетя – или в окошко постучит Витька с планом побега, но в гости никто не приходил. Некому меня спасти. Я наездился и набегался, пришла пора сидеть и не дергаться.
Не знаю, в каком часу – было темно, – за дверью затопали, открылась щель, сквозь нее пролился желтоватый свет из коридора. Я подскочил возбужденный – сейчас меня переведут или освободят! – но это охранник принес еду: похлебка непонятно из чего и кусок хлеба. Не черствого, а нормального, белого. В похлебке плавал то ли рис, то ли разваренное пшено (успел увидеть, пока щель не захлопнулась), и было что-то по вкусу напоминающее морковь, лук и приправу. Ну что ж, недурно. Моя пища на весь оставшийся год. А то и на всю жизнь.
Я ел и ужасно себя жалел, чуть слезу не пустил. Стало так плохо, что хоть вой и бейся лбом о стену. Я ел жадно, с волчьим аппетитом, шмыгая носом. Поев, попил из-под крана, потому что никаких напитков к трапезе не прилагалось.
Положив поднос на пол у двери, я лег на лавку и неожиданно крепко уснул. Накануне не спал всю ночь, разве что валялся в отключке в кабине мусоровоза, вот и вырубился, несмотря на жесткость “перины”.
***
Разбудили меня грубым тычком в бок. Я подхватился, разлепил глаза и увидел нависших надо мной двух Модераторов с продолговатыми пистолетами.
– Вставай! – рявкнул один. – Пошли!
– Куда? На казнь? – невпопад ляпнул я.
Модераторы хохотнули.
– Типа того. А ну шевелись!
Я зашевелился, встал и пошел за ними. Пока шли по коридору, я обратил внимание, что в отличие от вчерашнего дня конвоиры не топают сзади, а идут рядом, за оружие не хватаются. Что бы это значило? Меня привели на первый этаж, в просторное помещение, обшитое лакированным деревом, с длинным столом и приличными стульями – я таких здесь еще не видывал. На стене напротив двери, выше окон, висела “икона” с суровым мужчиной и Знаками над его головой.
В кресле у торца стола восседал полный пожилой человек в белой робе с нашивками на плечах в виде светящейся буквы “А”. Сбоку стоял Модератор-крысеныш, в высшей степени злой. Я остановился перед столом, мои спутники синхронно протянули к иконе ладони, собранные в горсть, притронулись ко лбу.
Белый старик пару секунд с любопытством и без неприязни рассматривал меня. Насмотревшись, сказал:
– Я – Администратор Посадов с 22-го по 37-й. Сегодня мы получили высочайшее указание…
Он тоже протянул руку к иконе, остальные повторили его движение – в этом рвении было что-то фанатично-религиозное. Я не стал выделяться, протянул руку и шлепнул себя по лбу. Затеплилась смутная надежда.
Админ продолжал:
– …от Председателя Вечной Сиберии об амнистии водворенных в карцер по причинам нарушения порядка и закона кроме убийства и необратимого разрушения имущества Вечной Сиберии. Повезло тебе, парень.
Он мельком глянул на крысеныша.
– Мне докладывают, что ты крайне опасный тип.
И усмехнулся.
У крысеныша перекосилась рожа, усики встали дыбом.
– Он ночью выезжал в Поганое поле… – зашипел он.
– Зачем ты ночью выезжал в поле? – поинтересовался Админ у меня.
Я откашлялся и глухо проговорил:
– Это из-за глюка… Память потерял, ночью вскочил, подумал, что на работу опоздал, поехал. По дороге понял, что еще рано, и вернулся. Тут меня и схватили.
Администратор задумчиво смотрел на меня, толстое лицо лучилось пониманием и состраданием. Я, конечно же, не верил, что он и вправду сочувствует – просто играет давно выученную роль. Изучает меня, оценивает и прикидывает, вру я или нет.
Наконец он пришел к заключению:
– Ясно. Глюки, как и дерьмо, случаются. Что ж, желаю выздоровления.
И потерял ко мне интерес.
– Спасибо, – пробормотал я.
– Благодари Председателя.
Я почти с искренней ретивостью совершил сакральный жест. Затем, чувствуя себя оглушенным и окрыленным одновременно, повернулся и вышел из кабинета. Модераторы за мной не последовали. Я шагал по коридору и все ждал насмешливого окрика – дескать, а ты куда собрался, неужели поверил, что мы тебя отпускаем? Но нет, окрика не последовало, и я благополучно, плохо веря в случившееся, вышел из здания.
Было раннее утро, солнце поднималось над стеной леса далеко на востоке, по асфальтовой улице брели несколько детишек и пара взрослых. Я пошел куда глаза глядят, до сих пор не веря в такую неслыханную удачу. Казалось, что меня разыгрывают, как главного героя в фильме “Шоу Трумана”. Припугнули, вернули на место и ждут моих дальнейших действий.
– Ты куда пропал?
Я остановился, уставился на Витьку, который выскочил как из-под земли.
– Привет, – произнес я, лихорадочно прикидывая, что сказать дальше.
Я собирался его бросить, и на это есть резоны, но как их донести самому Витьке? Как объяснить, что не нужна мне никакая лишняя ответственность и лишние проблемы, я просто хочу домой. – Меня Модератор арестовал…
Витькины глаза округлились.
– За что?
– За то, что с ним пререкался, – почти не соврал я.
Пацан кивнул, поджав губы.
– С них станется. Злопамятные, сволочи, и мелочные.
Некоторое время шли молча. Я иногда оглядывался, но Модераторов поблизости не было. Человека запугать легко – надо на одну ночь посадить его в карцер, накормить баландой и внушить, что это на всю жизнь. А потом, самодовольно усмехаясь, отпустить – после этого человек действительно на всю жизнь запомнит маленькое приключение.
Деловито заговорил, понизив голос до шепота, Витька:
– Когда валим?
– Я вспомнил, – соврал я, – в Поганом поле полно Уродов и всяких железных существ…
– Вспомнил?! – обрадовался Витька. – Ну да, Уроды, Лего и много кто еще.
– Лего?
– Не знаю, откуда это слово пошло. Так называют тех поганых тварей, что своих тел не имеют и лепят их из всякого хлама.
Я нахмурился. Значит, не привиделось, треноги существуют в реальности, это сверхъестественные существа и очень опасные. Если отбросить идею, что мне мерещится вообще все – в том числе Витька, рассказывающий о Лего…
– Как мы с тобой планировали пересечь Поганое поле? – спросил я. – И Отщепенцев найти?
– А это ты не вспомнил? – разочарованно протянул Витька. – Уроды, Лего и прочая погань только в темноте опасна. Днем они в спячке, света солнечного боятся. И не только солнечного, любого яркого.
Я вспомнил, как от слабого света налобного фонарика шарахнулась прочь тренога и корежило бледных Уродов.
– Как выжить в поле ночью?
– Ночью световой круг нужно закладывать. Фонари вокруг места стоянки с датчиками движения. Если кто шевельнется, сразу вспыхивает свет.
Гирлянда лампочек, которые я счел бесполезными, благополучно осталась в бункере-мастерской. Мда, без Витьки никуда не деться. Придется его взять с собой, для собственного же выживания.
– Свет не привлечет остальных?
– Пусть привлекаются, – безмятежно сказал Витька. – Утро наступит, всех разгонит. Они тупые, не понимают ничего.
Я задумался. Каково спать в круге из фонарей с датчиками движения, когда свет вспыхивает при любом шевелении подкрадывающейся мерзкой твари? А на животных, каждого встречного-поперечного кролика и ежа, фонари тоже будут реагировать? Хотя нет – в лесу не водится зверье, их распугала ночная погань.
Ничего, привыкнем. Витька вон спокоен. Мой предшественник все это знал и все равно готовился перейти поле, где как-то живут Отщепенцы. И я справлюсь.
– Ну так когда валим? – вернулся к основному вопросу Витька.
– Сегодня, – твердо ответил я. – Прямо сейчас. Мне крупно повезло с этой амнистией, до сих пор не верится. Больше везти не будет.
***
Когда мы приближались к нашему бараку, навстречу выскочила тетя. Взлохмаченная, возбужденно-радостная, с воспаленными глазами.
– Слава Вечной Сиберии, жив-здоров! Куда ты пропал, Олесь? Я вторые сутки не сплю, тебя ищу, всех спрашиваю, а никто не знает…
Я неловко замялся. Как она будет спать, когда я пропаду без вести навеки? Сам же ответил на мысленный вопрос: преотлично будет спать, потому что меня заменят новым Олесем так же, как мной заменили предшественника. И ничегошеньки она не заметит, так что переживать не о чем, нет повода испытывать угрызения совести. И вообще на будущее – надо гнать такие рефлексивные мысли, пользы от них никакого. Нельзя забывать об основной цели: вернуться домой. Я ничего не должен этим людям, которых знать не знал до недавнего времени, и неважно, как трепетно они ко мне относятся. Нельзя привыкать к этим несчастным лабораторным мышам.
Вот Витька полезен, это другое дело, его нужно взять с собой. И этим я принесу горе в его семью – ведь хоть они и лаются, а по-своему наверняка его любят. Впрочем, Витьку Рептилоиды тоже заменят, наверное.
Я рассказал тете, как меня арестовали и держали в карцере за грубость с Модератором, а потом отпустили по амнистии Председателя.
– Будь славен наш Председатель! – горячо проговорила тетя, делая сакральный жест несколько раз подряд.
Немного успокоившись, тетя Вера зыркнула на Витька, который прошел чуть вперед и нас, судя по всему, не слушал.
– Ты той ночью вышел и не вернулся… – сказала она. – Что случилось, где ты был?
Сказать ей правду?
А если сдаст?
Я видел кино, где люди доносили на главного героя ради него же, как им представлялось. Стучали из любви, так сказать, беспокоясь, что их любимый человек пошел по кривой дорожке, и надеясь, что соответствующие органы вправят мозги. В итоге органы вправляли мозги – на каторге или плахе.
Нет силы в правде…
– У Аньки, – бухнул я.
Вера помрачнела, затвердела лицом.
– Вот прошмандовка! А мне клялась, что не знает, где ты! Ну я ей!
Я поспешно сказал:
– Тетя, не надо ее ругать! Вообще не надо ей ничего говорить, договорились? Она молчала, потому что я ее попросил.
Тетя заколебалась.
– Ладно… Уметь держать язык за зубами – прекрасное качество…
Уф, подумалось мне, пронесло.
– Кушать будешь? – осведомилась тетя.
Я страшно хотел жрать, но вспомнил, что обворовал подпол. Тетя полезет за едой, и возникнет масса неудобных вопросов. Если, конечно, кто-то из соседей уже не обнаружил пропажу запасов.
– Меня кормили. На работу пора, рейтинг улучшать. Я сейчас на заметке, сама понимаешь. После поем.
– Как знаешь.
Тетя, успокоенная, удалилась, и мы с Витькой помчались к гаражам. Пока подходили к мусоровозу, я холодел – что если Модераторы добрались до содержимого кузова? Они найдут оружие, и тогда никакая неожиданная амнистия не поможет, можно не сомневаться… Я быстро заглянул в кабину – перфокарта на месте, – обошел машину, но Витька опередил и первым заглянул в кузов. Не представляю, зачем это ему понадобилось. Наверное, по привычке проверил.
У пацана отвалилась челюсть.
– Тут наши вещи из мастерской!
Итак, пора объясниться.
Нет силы в правде, но и во лжи тоже. Где она, сила?
– Это я загрузил, – вздохнув, сказал я.
– Ты загрузил? Когда? Зачем?
– Вчера ночью.
По глазам Витьки было заметно, как он стремительно шевелит извилинами.
– Ты хотел бежать один! – догадался он. – Вот ты крыса!
– Это глюк… – начал я, но Витька перебил:
– Это не глюк, это ты говнюк!
Рифмоплет хренов…
Я разозлился:
– Эй! Я тебя вообще не помню! Врубаешься, нет? Ты для меня новый знакомый, как и тетя, как и Аня с Дашей, как и вся, мать ее, Вечная Сиберия! И вообще, не было никакого глюка, я – другой человек, не тот, которого вы все знали. Это вам, чипированным, промыли мозги, что я – ваш старый знакомый, которого вы всю жизнь знаете, а у меня была совсем другая жизнь! Так что идите вы в жопу, я вас не знаю и ничего вам не должен! У тебя лично, Витька, нет никакого морального права что-то такое мне предъявлять!
Речь произвела впечатление. Витька выглядел ошарашенным и сбитым с толку. Иногда, подумал я, не поорешь – люди не поймут. Обязательно нужно разыгрывать шекспировские страсти, чтобы тебя наконец услышали. Если бы я тихо, вежливо и занудно объяснял ситуацию, сколько понадобилось бы времени? И получилось бы что-нибудь в принципе?
После короткой паузы Витька спросил:
– Почему сейчас со мной едешь? Ночью Уродов увидал, испугался и понял, что один не справишься?
Догадливый, мелкий засранец!
Я честно ответил:
– Да.
У Витьки был удовлетворенный вид.
– Добро. Поехали!
Он энергично запрыгнул в кабину. Я установил в гнезда заряженные батареи, сел на руль, недовольно и ворчливо спросил:
– А ты че такой довольный?
– Раз ты понял, что без меня не можешь, больше не бросишь. Когда люди друг другу полезны, у них здоровые отношения.
Хмыкнув, я предположил:
– Где-то вычитал такое?
– И вычитал, и сам дошел. Вот мои родители… – Витька запнулся. – Они поздно поженились. Оба до двадцати пяти ходили холостые, и тогда по закону их поженил местный Администратор.
– Да ну? – поразился я.
– Ага. После двадцати пяти надо быть женатым или замужней, это закон.
Я пробурчал под нос:
– У меня еще три года форы есть…
– Они друг с дружкой не хотели жить, – продолжал Витька. – Но закон есть закон. И ребенка они не хотели, их меня родить заставили. Тоже по закону. Или рожай, или на лечение. Если доктор докажет, что рожать они могут, но не хотят, тогда на…
– Каторгу, – договорил я, и Витька кивнул.
Весело, что и говорить.
Я выехал из гаража и остановился. Витька не спешил вылезать и запирать ворота.
– Откуда знаешь эти подробности? – спросил я.
– Они мне сами говорили.
– Наверное, сгоряча сболтнули?
– Ага, раз пятьдесят сгоряча?
Я вздохнул. Витька переживать о родителях не будет. И они, скорее всего, о нем тоже. Свинское отношение к единственному ребенку, пусть и нежеланному. Со временем нормальные люди привыкли бы к ребенку и полюбили его, но в данном случае речь, видимо, идет о редкостных выродках.
– Закрывать гараж будешь? – спросил я.
– А зачем?
– Действительно, зачем?
Я надавил на газ. Мы покатили по грунтовке вокруг холма с беседкой на вершине.
Из-за поворота выехал широкий комбайн с мотовилом впереди, наклонной трубой измельчителя соломы сбоку и почему-то ковшом экскаватора позади – суставчатая лапа торчала над бункером для зерна. Механический гибрид перегородил путь – ни объехать, ни проехать. В крохотной кабинке виднелась женская фигура в белом платке и сером комбинезоне. Женщина распахнула дверку и полезла наружу по металлической лесенке.
– Вот блин, – вырвалось у меня.
– Ты че, до сих пор со своими бабами не разобрался? – полюбопытствовал Витька.
– Цыц, шпана! – огрызнулся я.
Выпрыгнул из мусоровоза и пошел навстречу Ане.
Пока шел, думал: наврать что-нибудь или сказать правду?
Аня не дала додумать.
– Сбегаешь в Поганое поле? – спросила она насмешливо. – Да еще и с мелким?
– Да, сбегаю, – сказал я. – А мелкого не заставляю.
Буду говорить правду!
Аня помолчала, щурясь на солнце и глядя то на меня, то на Витьку в кабине машины. Она была непривычно серьезна – я-то привык, что она вечно смеется и балагурит.
Наконец она сказала:
– Такое иногда бывает. Люди уходят из Вечной Сиберии в Поганое поле. Этих людей называют Отщепенцами. Живут с поганью по соседству, если их Уроды не съедят.
Я невольно поежился и промолчал.
– Если человеку не хочется жить нормальной жизнью, его никакими силами не удержишь, – сказала Аня. – Поэтому и погони за вами не будет. Просто назад вас не пустят никогда. Когда границу пересечете, станете чужими, жителями Поганого поля. Пожелаете вернуться, а не сможете. Жалко, ты мне понравился после глюка.
Ветер растрепал мне волосы, я их зачесал в сторону пятерней. Проговорил:
– Прощай, Аня.
– Прощай, Олесь.
Она-таки улыбнулась, но улыбка вышла кисловатая. Она будто поставила на мне крест и была по этому поводу не слишком рада. Повернулась и пошла к комбайну. Гибрид заурчал, развернулся и съехал с дороги на обочину. Я заскочил в свою машину и поехал дальше. Больше не оборачивался. Витька деликатно помалкивал.
Когда доехали до ворот, я отпер замок. Поблизости не было ни души – нам и впрямь никто не мешал уезжать. Я проехал за забор и запер ворота. Усевшись за руль, поглядел вперед, на лесистую безлюдную местность, где по ночам царит инфернальная вакханалия, и сказал Витьке:
– Аня говорит, что те, кто сбежал из ВС, больше не смогут вернуться.
– Ну да, – сказал мальчишка. – Теперь мы – Отщепенцы.
***
По мере приближения к карьеру меня охватило сильнейшее беспокойство – скоро проезжать заброшенный Посад. Я был, что называется, на измене. И хотя знал, что Уроды активны только в темноте, было страшно так, что и не передать.
Вместе с Витькой мы выгребли то, что я оставил позапрошлой ночью, в том числе жизненно необходимые лампы и некоторые запчасти, которые смахивали на сущий хлам.
– Вот скажи мне: на фига этот мусор?
– В этой мастерской мусора нет, – Витька нравоучительно помахал пальцем. – Мусора вообще в природе не существует – мусор есть только в башке у людей. Из-за этого они и считают некоторые вещи мусором, а на самом деле любая штука приспосабливается при желании для полезных целей. Это ты говорил. Все зависит от точки зрения.
– Какой я был умный… – пробормотал я, засовывая не-мусор в кузов.
– Да, после глюка ты здорово поглупел.
Пора умнеть, добавил я про себя, иначе не выживу…
