Текст книги "Исход (СИ)"
Автор книги: Александр Цзи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
– А вы всегда так сильно перчите пищу?
– Конечно. Соль – штука редкая, море далеко, приходится активнее использовать приправы. Меньше риска отравиться. Жаркий климат, сами понимаете.
Действительно, подумал я, в жарких странах, как правило, в моде острая пища. Получается, она для того, чтобы не отравиться?
Несмотря на блаженное состояние, я не забывал поглядывать по сторонам и не расставался с автоматом, чей магазин еще далеко не опустел. Пространство вокруг прекрасно просматривалось – правда, нужно было иногда вставать и выглядывать из-за бетонной стены: не подкрадывается ли кто. У Огнепоклонников нет огнестрела, значит, мы в выигрышной позиции. Разве что они застанут нас врасплох. Но Кира подыскала для рыбалки отличное местечко: подкрасться трудно, а за стеной можно держать оборону довольно долго.
Витька спросил Киру, есть ли у нее еще кухонные принадлежности, кроме тех, что закопаны здесь. Кира пояснила, что вещей у нее на самом деле немало, но спрятаны они в разных местах – на случай грабежа. В природе белки и птицы прячут еду в десятке, если не сотне мест – чтобы никто не похитил сразу все припасы. Умный человек поступает так же.
– Мудро, – оценил я. – Не храни все яйца в одной корзинке, верно?
От нечего делать я рассказал Кире о нашем путешествии в целом, и о Решетникове в частности.
– Я слышала, что далеко на севере обитает чудак, но никогда не встречала лично, – сказала она. – Он считает, что авторитарная система способствует развитию талантов? Хм… Не все такие несгибаемые, как этот Решетников, и какой от него, в сущности, прок? Живет сам по себе, тешит самолюбие перед Уродами, которые все равно мало что разумеют. А как быть с теми гениями, у которых характер послабее? Получается, авторитарная система подавит их? Глупо. Только полная свобода творчества и мотивация поможет сподвигнуть общество к бесконечному развитию.
– У Решетникова есть мотивация, – хихикнул я. – Он ждет, когда Поганое поле поглотит Вечную Сиберию.
– Чтобы что? – резко спросила Кира. Стекла очков воинственно заблестели. – Чтобы прожить в одиночестве остаток жизни и упиваться гибелью врага? Это бессмысленно.
– А что не бессмысленно?
– Служение другим.
– А кому ты служишь, Кира? – встрял Витька, который, казалось, нас не особо слушал. – Никого нет, а домой ты не хочешь.
– Будущим поколениям, – с достоинством ответила Кира. – Я храню знания, читаю книги. Придет время, и я обучу учеников.
– Откуда ты их возьмешь?
– Придет время – появятся. В крайнем случае нарожаю.
“От кого? От Решетникова?” – чуть не спросил я, но сдержался. Хотя, наверное, все на моем лице было написано, потому что Кира покраснела. Румянец на смуглом лице плохо различался, но я разглядел.
Смущалась она недолго. Выражение лица вдруг изменилось, брови нахмурились, и она ловко вскочила на ноги. Я обернулся, Витька привстал.
Над городскими зданиями – там, откуда мы приехали, – поднимался столб черного дыма. На ум тотчас пришел самый дерьмовый вариант. Мы побежали к машине, причем Витька не забыл решетку, ухватив ее куском ткани, чтобы не обжечься. Погрузившись в мусоровоз, мы рванули обратно к библиотеке. Я уже не смотрел на индикатор батарей, который раньше меня сильно беспокоил. Был уверен, что там неизменные сто процентов.
Я затормозил на краю площади перед библиотекой – осмотреться. Так и есть – из нескольких окон второго и третьего этажа валил дым. Кто-то устроил пожар. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, кто именно, особенно если поблизости гарцуют Огнепоклонники.
– Мои книги!!! – завопила Кира. Наверное, так кричит мать, увидев дите в смертельной опасности. Она рванулась к дверце через Витьку, но я поехал прямо к дымящемуся зданию.
– Сиди здесь! – прикрикнул я на Киру. Ослепленная горем и гневом, она могла наделать дел. – Витька, поглядывай! Если что, стреляй без предупреждения!
Оббежав мусоровоз, я выхватил из кузова первый попавшийся шмот – какие-то огромные шорты, – вспорол зубами вакуумную обертку, подбежал к фонтану с дождевой водой. Намочив тряпку в воде, помчался внутрь здания.
В холле сильно воняло дымом, но самого задымления еще не было. Но стоило подняться по лестнице на второй этаж, как клубы удушливого дыма окутали меня. Я обвязал голову мокрой тряпкой, ринулся вглубь библиотеки через массивную дверь. Огнепоклонники подожгли именно книги: несколько полок с треском пожирал огонь, меня обдало жаром.
Куда она поставила свою любимую книгу? В дыму трудно ориентироваться.
Я схватил книгу “Жизнь выдающихся людей”, пробежал несколько шагов и практически наугад выхватил из ряда тлеющих томов “Современную историю”. Повернулся и помчался назад. Меня догонял огонь, охвативший большую часть помещения. Доносился треск лопающихся стекол, где-то в соседней комнате обрушились потолки. Пожар распространялся со все возрастающей скоростью.
Эти сволочи все здесь горючей смесью облили?
Я промчался по коридору, вылетел на лестничную площадку. У меня начинала кружиться голова и противно подташнивать. Одной рукой я держал тряпку на лице, другой – два томика, которые успел спасти, автомат бился на бегу о грудь.
Внизу лестницы я споткнулся обо что-то, невидимое в едких белых клубах, кувыркнулся вперед и ударился о ступень головой. Сознание помутилось.
И тут ожил апгрейд.
СТАТУС
МЕНТАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ: УРОВЕНЬ ТРЕВОГИ – КРАСНЫЙ
ФИЗИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ: ПОСЛЕДСТВИЯ ДЕБАФФА – 15 %, ВОЗДЕЙСТВИЕ УГАРНОГО ГАЗА – УМЕРЕННОЕ
АБИЛ: СКН ИНИЦИИРОВАН ПОЛНОСТЬЮ
Я поднялся, морщась от боли и гари. Мокрую тряпку выронил и поднимать не стал – некогда, а выход близко. Выбежал из холла на свежий воздух и наконец-то перевел дух.
Кира и Витька переругивались у парадного входа. Кира рвалась бежать за мной, а Витька уговаривал подождать.
– Возьми! – Я протянул ей книги. – Остальное в огне.
Она моргнула, словно не понимая, о чем я толкую.
Заржала лошадь. Мы обернулись – на площади верхом на скакуне маячил лысый старик Вячеслав, помощник воеводы племени Огнепоклонников. Судя по всему, он следил за нашими действиями с самого начала, а сейчас решил показаться во всей красе.
– Дай! – отрывисто потребовала Кира.
Но взяла не книги, которые я ей протягивал, а автомат, грубо сорвав его с меня. Она ловко переключила его на режим очередей, прицелилась. Старик, осклабившись, поскакал прочь – не верил, что с такого расстояния можно попасть в подвижную мишень.
Но Кира попала. Очередь резанула по барабанным перепонкам, старик взмахнул руками, на всем скаку вывалился из седла и, запутавшись в плаще, рухнул на тротуар. Конь почти сразу остановился, затоптался на месте, косясь на лежащего всадника.
– Мерзавец! – процедила Кира. – Ни себе, ни другим. Тварь. Урод.
Она зло зарыдала, сердито вытирая слезы, льющиеся из-под очков, рукавом просторной рубашки, а я мягко отобрал у нее оружие. Я не сомневался, что плачет она не убитому старику, а по своим ненаглядным книгам.
Витька сбегал к старику, осторожно приблизился, откинул плащ дулом, поглядел, покачал головой. Мертвецы его не пугали – как, впрочем, и всех остальных жителей безумного будущего. Где-то шлялся Борис, я вертел головой, но никто в поле зрения не попадался. Витька подошел к коню, взял его под уздцы и повел к нам. Добро не должно пропадать, даже если оно с копытами.
Я вручил два томика Кире. Она приняла их рассеянно, шмыгая покрасневшим носом.
– Ты говорила, что помнишь большую часть книг наизусть. Они у тебя в памяти. И их никто не отнимет.
“Кроме Альцгеймера”, – додумал ехидный голосок. Но я надеялся, что до такого не дойдет.
Кира некоторое время молчала. Из окон валил дым и мелькали языки пламени, что-то рушилось и грохотало в глубине здания.
– Библиотеки нет, ничто меня не держит, – заговорила она. – Я не буду сидеть здесь до пенсии… Не знаю, что это такое, кстати… В Поле еще остались другие разрушенные города, поищу их – в них должны быть библиотеки. Спасибо, Олесь, что спас эти книги. Возьми “Историю”, почитай на досуге… Прощайте!
И не дожидаясь ответа, не глядя в глаза, она быстрым шагом приблизилась к коню, которого держал под уздцы Витька, одним прыжком вскочила в седло. Развернулась и вскачь умчалась по одной из улиц.
Глядя ей вслед, я непонятно отчего вздохнул.
***
День клонился к закату, когда мы с Витькой выехали за пределы города по гигантской трассе в южном направлении. Удалось это не сразу – пару раз натыкались на разрушенные или держащиеся на честном слове мосты через немаленькую реку и искали другие пути.
На трассе, практически свободной от брошенных машин, я ускорился почти до предела – километров восьмидесяти в час. Горячий ветер дул в открытое окно, пейзаж скользил назад, справа садилось раскаленное солнце, и, прищурившись, можно было вообразить, что я рассекаю на арендованном джипе где-нибудь на югах…
– Жалеешь, что она с нами не поехала? – спросил Витька после продолжительного молчания. Он прицепил кусок мешковины на окно, чтобы заслониться от солнечных лучей, и сидел, глядя вперед и поглаживая пальцами лежащий на коленях автомат.
– Чего мне жалеть?
– Она хорошенькая. И умная.
– И дерется хорошо, – подхватил я охотно. – У тебя синяки на руке и на пузе. Она нас чуть не укокошила.
– “Чуть” не считается.
Я помолчал и ответил честно:
– Жалею. Втроем интереснее. Потом – вдруг у нас был бы регулярный секс.
Витька перестал поглаживать ствол и побагровел. Подкалывая меня, он, похоже, не ожидал, что я буду таким откровенным.
А я как ни в чем не бывало продолжил:
– Хотя позже я подумал, что это лишняя обуза. Куда бы мы ее посадили? Втроем сидеть тесновато.
– Я бы подвинулся.
– С женщинами всегда непросто, – с видом умудренного опытом дон жуана промолвил я.
– С тупыми дурами все непросто, – парировал Витька. – А Кира не дура.
– С любыми женщинами непросто. Уж поверь мне.
Мы замолчали. Гудели двигатели, свистел ветер. Я поглядывал в зеркала, шарил глазами по трассе и лесу справа и слева – как бы не напороться на Огнепоклонников… Поганое поле населено плотнее, чем представлялось мне поначалу.
– Стой-ка! – неожиданно сказал Витька.
Я сбавил скорость, плавно остановился у бордюра – по привычке, чтобы не мешать движению. Забыл, что движения-то нет.
Витька выскользнул из кабины. Мешок свалился, но пацан не обратил на это внимания, побежал к четырехгранной тумбе – голографическому генератору за бордюром. Вскочив на бетонный блок, нажал на пластину, как это делала Кира, и над тумбой, мигая, вспыхнули слова, видимые даже в косых лучах заходящего солнца:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КНЯЗЬГРАД
Помигав, как испорченная лампочка, голограмма погасла.
Витька присвистнул, соскочил с блока, подбежал к машине. Подняв мешковину, запрыгнул на сидение и захлопнул дверь.
– Точно! Это Князьград Один! Его Поганое поле поглотило, и столицу перенесли на север, в Князьград Два! Столица Вечной Сиберии – это Князьград-2. Я вспомнил – по истории проходили!
Он тыкнул большим пальцем назад, на покинутый нами грандиозный футуристический город.
– Это наша бывшая столица!
Глава 9. По горам и дебрям
Гладкой и широкой автострадой мы наслаждались недолго, всего один день. На второй трасса сузилась, разбежавшись на множество второстепенных дорог, потеряла бетонную ограду, разметку, качественный асфальт и голографические генераторы. Осталась обычная сельская “убитая” гравийка, с ошметками асфальта, глубокими колдобинами и проросшей кое-где травой.
– Недолго радовались! – поджал губы Витька.
Ранее я и правда шумно радовался ровной, как стекло, автостраде. За день быстрой езды мы привыкли к качеству полотна и скорости, поэтому на второй день разбитая колея выводила из себя неимоверно. К хорошему легко привыкаешь, увы.
– Что-то подсказывает, – сказал я, – что во времена расцвета Князьграда периферия уже пребывала в говне… Знакомая картина.
Временами попадались заброшенные Посады с их деревянными бараками, от которых мало что осталось. Некоторые бывшие населенные пункты можно было различить только случайно – по геометрически правильному холму, который раньше был зданием, по выглядывающим из травы каменной кладке и бетонным столбам.
До катастрофы деревня уже умирала. Наверное, тогда контраст поражал больше, чем сейчас: вот оживленный миллионный супер-технологичный полис с движущимися тротуарами, а вот селение с деревянными избами и разваливающимися гаражами.
Мой восторг от Князьграда-1 поугас. Пожалуй, я не мечтал бы в нем жить… Хотя если выбирать между Посадами и городом, выбор очевиден.
Разразившаяся катастрофа – своего рода карма для такого государства. Впрочем, выжила Вечная Сиберия, где сохранились аналогичные порядки, если не хуже. Как бы то ни было, Вечной Сиберии есть чем гордиться – она пережила могучую цивилизацию, которая была серьезно больна задолго до прилета метеоритов.
В некоторых Посадах, что встречались нам то справа, то слева от дороги, иногда возвышались пафосные трех-, четырех– или даже пятиэтажные каменные здания казенного вида, стелы и памятники неведомым деятелям. И это тоже знакомая картина: администрация предпочитает тратить бюджет на символику и понты, а не на то, чтобы строить нормальные дороги или жилье.
В Вечной Сиберии из символики остались одни Знаки, но зато преисполненные такого сакрального значения, какого не заслужил ни один лик вождя прошлого.
Из любопытства мы остановились на месте одного вросшего в землю Посада и прогулялись по пояс в траве между прямоугольными холмиками с торчащими арматуринами и бетонными балками. Ничего особенного не нашли, за исключением отличных овальных черных очков в плотно закрывающемся пластиковом чехле в груде разного хлама на месте административного здания. На них наткнулся Витька, но они были ему велики, и он отдал их мне. Я их протер, надел, и выяснилось, что они мне вполне идут.
В тени небольшой кущи молодых деревьев лежала куча конского дерьма и трава была вытоптана. Я поначалу не обратил на это внимания, но позже напрягся – судя по размеру кучи, кони здесь топтались долго – вероятнее всего, на привязи. Трава на пятачке, кстати, была выщипана. Вскоре мы отыскали следы тщательно замаскированного кострища. Здесь делали привал конные люди – очевидно, двое или трое, жгли всю ночь костер, отпугивая Погань, а потом ушли в неизвестном направлении, привычно скрыв следы пребывания, кроме говна и вытоптанного пятачка.
– Огнепоклонники? – предположил я.
– Наверное, – почесал затылок Витька. – Хотя кто его знает, сколько народу в Поле шляется…
Он взял свою мотыгу, которая превращалась в лопату, собрал дерьмо в мешок и унес в кузов.
– Тебе зачем конское говно? – изумился я.
– Пригодится, – ухмыльнулся Витька. – Полезная вещь, на самом деле. Из говна делают раствор для стройки, как топливо жгут в печи, при желании можно электричество извлечь, почву удобряют.
Я поднял брови.
– Ты будешь строить? Почву удобрять? Или электроэнергию извлекать? А топлива в лесу полно.
– Ничего подобного. Увидишь!
Я не стал допытываться, хотя разбирало любопытство. И немного – беспокойство по поводу склонности Витьки коллекционировать все, что ни попадя. Что ж с ним в старости-то будет? Страшно представить!
В обычном, то есть моем родном мире он никогда не был бы бедным, с такими-то привычками и трудолюбием. А дома у него было бы не развернуться.
Ночевали мы на открытых пространствах – что встречались нечасто, но все же встречались, – на отдалении от разрушенных построек и лесных массивов. Лагерь разбивали возле ручьев или рек, в которых не было недостатка. Витька каждый раз старательно делал бездымные костры, роя саперной лопаткой яму с поддувалом. Я не возражал – лучше перебдеть, чем недобреть. Ночью, правда, наша световая гирлянда все равно заметна за километры вокруг, но мы надеялись, что другие люди сами сидят в кругу света от костров и по сторонам не пялятся.
Местность менялась – ландшафт вздыбился холмами, сморщился складками-долинами, покрылся густыми лесами из неведомых деревьев с могучими стволами, похожими на толстенные пучки лиан. Некоторые деревья опирались на землю не только основным стволом, а несколькими дополнительными, как баньян. На каждом шагу росли акации и папоротники. Подлесок вообще стал намного гуще. В то время как лиственницы пропали – так же, как и березы, клены, дубы и прочие деревья умеренной полосы. Если так пойдет и дальше, скоро появятся пальмы и мартышки, думал я.
За сто лет случилась экологическая катастрофа (в придачу к катастрофе с падением метеоритов), климат стал намного жарче. Недаром в тропиках погибли миллион человек. Наверняка сейчас там вообще жить невозможно.
Иногда мы оставались на одном месте дня три, охотясь на зверье – оказывается, звери никуда не делись, просто вели себя очень тихо и осторожно. Идти на них с автоматами наперевес смысла не было, поэтому мы использовали капканы и ловушки, которые заготовил мой предшественник и Витька.
Пацан, ничуть не брезгуя, натирал капканы и прутья решетчатых ловушек конским дерьмом, чтобы отбить запах металла.
– А человеческое не подойдет? – спросил я.
– Не. Звери человеческого запаха боятся.
В основном, никто не попадался, но пару раз мы поймали кабанчиков и устроили барбекю. Чаще еду мы добывали из рек, рыбача у ветхих, но прочных мостов.
Время шло, и я начал ловить себя на мысли, что привыкаю к такой жизни, а прежняя жизнь постепенно забывается, стирается из памяти, тускнеет, и я больше не скучаю. Это и пугало, и успокаивало: я больше никогда не вернусь домой, так что пора привыкать к новому дому.
Обычно мы с Витькой вечно были заняты – то охотой и рыбалкой, то обустройством лагеря, сбором топлива для костра, изредка – стиркой, поэтому я все никак не мог усесться за чтение “Современной истории”. Я просил Витьку читать вслух, пока я веду машину, но он читал так сбивчиво, чуть ли не по слогам и так нудно, что слушать было невозможно. Диктор аудиокниг из него не получился бы однозначно.
Тем не менее, иногда я садился во время привалов на раскладном стульчике в тени развесистого баньяна и читал единственную книгу. И охреневал в самом буквальном смысле этого слова.
Читалась “История”, как какой-нибудь триллер, но это был не триллер. Разразилась-таки Третья Мировая Война, и шла она по законам информационного века; это была война за умы, где на передовице находились не солдаты, а пропагандисты всех мастей, купленные блогеры, медийные личности и прочий сброд, осваивающий все новые и новые методики промывания мозгов массам.
Экология провалилась в глубочайшую задницу, а правительства разных стран лишь выражали свою озабоченность и не предпринимали никаких конкретных шагов – эти шаги делали отдельные люди с большим влиянием и деньгами, но их было слишком мало.
Разрабатывалось новое оружие, которые было круче ядерного и воздействовало якобы на квантовом уровне и каким-то образом затрагивало информационный слой реальности. Я не совсем врубился в теоретическую основу, но если кратко, то наука сделала открытие, что информацию, как и материю с энергией (что, по сути, одно и то же), также невозможно по-настоящему создать и разрушить. Она существовала всегда, меняя форму, даже в первые наносекунды Большого взрыва, в виде мельчайших асимметричных флуктуаций в плазме, которые впоследствии стали структурными объектами вселенной – звездами, планетами, галактиками. В отличие от энергии-материи информация в большей степени вариативна и может существовать скрыто, в виде импликативного, свернутого состояния. А еще информация способна “кодировать” сразу несколько материально-энергетических объектов, схожих по структуре. Поэтому для того, чтобы закодировать всю Вселенную, нужно не так много информации, как представлялось ученым в двадцатом веке.
Изобретенные во время Третьей Мировой субквантовые инфо-бомбы вытягивали из определенного объема всю информацию, что приводило к скачку энтропии. Местность на многие километры превращалась в ничто, в пустоту, в которой нет даже виртуальных частиц, нет самого вакуума. Эта пустота схлопывалась, воздух, земля, вода, люди, животные и растения втягивались в этот пузырь абсолютной пустоты, и происходил как бы взрыв наоборот. Разрушительными свойствами он обладал нехилыми.
Свернутая в импликативное состояние информация, без которой материя и энергия не могут существовать в проявленном виде, выглядела как разноцветные сферы огромной плотности.
Читая эти строки, я облился потом. Вспомнил про зеленую бусину, подобранную Витькой в кратере. Кратер – это и есть зона применения инфо-бомбы! Это кратер не от метеорита, а от нового оружия!
Живо представилось, как эта зеленая бусина снова разворачивается в те несколько миллионов тонн земли, строений, воздуха, растительности, техники, людей за доли секунды. Произойдет страшенный взрыв, и от некоего Олеся Панова и Витьки Смольянинова и атомов с молекулами не останется, лишь квантовый “бульон”.
Я велел Витьке выбросить бусину, хотя в “Истории” подчеркивалось, что способов “развернуть” бусину обратно не найдено. Когда писалась эта книга? Может, способ нашелся после выхода в свет этого издания?
Витька с неохотой расстался с бусиной, аккуратно положив ее на фундамент одного из Посадов. Я успокоился только тогда, когда мы отъехали на полсотни километров.
***
Однажды ранним вечером мы плотно поужинали фазаньим мясом и долго болтали о том, о сем у бездымного костра. В числе прочего обсуждали мое путешествие в будущее. Почему, собственно, в путешествие по времени отправили именно меня? Я увидел Знаки Вечной Сиберии на визитке Димона – это означало, во-первых, что идейные основы Сиберии существовали уже в мое время, во-вторых, способность видеть невидимое свидетельствовала о том, что я гожусь для того, чтобы в башку мне вколотить чип – СКН. Но зачем отсылать в будущее?
Витька, плохо знакомый с теоретической физикой, предположил, что по времени можно разгуливать в обоих направлениях и что Димон с доктором Пономаревым сами из будущего. Они-де ищут особенных людей, со способностью видеть Знаки, и отправляют в эпоху Вечной Сиберии. Зачем? А Урод его знает зачем. Надо зачем-то.
Меня это предположение воодушевило. Есть шанс вернуться домой, да еще со знанием будущего! Правда, мне от этого будет ни жарко, ни холодно. Однако если увлекусь болтовней об инфо-бомбах и Лего, в дурку, глядишь, посадят. И работу придется искать опять-таки… Но в глубине души я не верил, что по времени можно шастать куда ни попадя. Фантастика это.
В общем, я решил, что возвращаться хочу не так сильно, как раньше. Больше не терпелось разобраться в происшедшем и наказать виновных. Закрыть пару-тройку гештальтов, так сказать.
Также удивляли две вещи – не очень важные, но заметные. Первая: почему в технологически развитом будущем широко используются самые обыкновенные бумажные книги? Вторая: почему жители Сиберии говорят на чистейшем русском языке без малейшего акцента и жаргонизмов? Витька слыхом не слыхивал о крепко вошедшем в обиход интернет-сленге, он даже слово “пипец” не знал – это не интернет-сленг, но тем не менее. Если поразмыслить, то Вечная Сиберия – просто оплот чистоты русского языка…
Ответ на первый вопрос нашелся в “Истории” – возврат к бумажным книгам произошел на фоне популярности электронных книг и аудиокниг, поскольку людям всегда нравилось листать настоящие бумажные страницы. Библиотеки вроде той, что сгорела в Князьграде-1, имелись повсеместно. После катастрофы вся электроника загнулась, в том числе электронные книги и аудио. А старые добрые бумажные томики сохранились.
А вот второй вопрос пока остался без ответа. Витька вовсе не понимал, зачем говорить с помощью жаргонизмов, если можно сказать просто, по-человечески. А том “Истории” завершался за несколько десятков лет до появления Поганого поля и Вечной Сиберии с ее чистотой языка.
Кстати, Решетников тоже разговаривал очень чисто во всех отношениях, а у Киры небольшой, но заметный акцент. Что из этого следует, я не представлял.
– Князьград-2 такой же высокотехнологический, как и Князьград-1? – спросил я.
– Без понятия, – пожал плечами Витька, ковыряя в зубах соломинкой. – Но по всему видать, там неплохо, раз все мечтают туда уехать.
– То есть туда можно уехать только насовсем? Просто приехать, поглядеть, что да как, нельзя?
– Нельзя. Туда можно попасть только при каком-то очень высоком рейтинге. И оттуда никто не возвращается.
– Интересно… Тех, кто уходит в Поганое поле, назад не пускают, а те, кто уехал в Князьград, назад сами не хотят? Или их тоже не пускают? Тогда откуда известно, что там хорошо?
– Всегда так считалось…
Я хмыкнул. Если люди говорят про “всегда”, значит, более логичного объяснения у них нет.
– Выходит, – сказал я, – основа Вечной Сиберии – это как раз таки Посады. Жители Посадов мечтают уехать в Князьград и боятся убежать в Поганое поле. В итоге делают то, что нужно партии.
– Какой Партии? У нас только Детинец.
– Неважно. Это все один хрен, который редьки не слаще. В моем мире многие жители регионов мечтали уехать в столицу. Но для этого нужен был не рейтинг, а бабки. В смысле, деньги.
– Да, – подхватил Витька, – про деньги мы по истории проходили. Это у буржуев было самое главное.
– И в столицу можно было просто так смотаться, поглядеть, погулять. У вас все, получается, строже и сложнее.
– Не у “вас”, а у “нас”, – поправил Витька.
Я не спорил.
– Однако не может столько мух ошибаться – что-то в вашем… нашем Князьграде есть. И если взять в качестве примера Князьград-1… Не исключено, что столица Вечной Сиберии – это государство в государстве. Место для особенных людей, для элиты.
– Ага.
– Мне только непонятно, зачем Посады держать в черном теле? Есть ведь возможность из них сделать конфетку?
Я задал этот вопрос и сам же мысленно ответил на него. Чтобы мотивировать народ на послушание – раз. И чтобы воровать – два. Очень просто. Если позволить всем людям жить богато и независимо, очень скоро государство потеряет всякую власть и будет не нужно. И не дай бог, люди поймут, что способны обойтись без государства с его налогами на войны и дачи чиновников.
Витька, который, естественно, мои мысли не читал, ответил:
– Отец говорит: чтобы жизнь медом не казалась.
– Идиотская поговорка, – кивнул я. – За сотни лет не выветрилась, блин! Если людей постоянно держать в черном теле да еще и шиковать у них на виду, добром это не кончится.
– Отец говорит: голодная собака сторожит лучше.
– И кусает больнее, – подхватил я. – Иногда и хозяина может цапнуть. Короче, Витька, мне твой отец не нравится. Чего он за своих повелителей заступается? Будто сам в Князьграде живет, сверху на всех поплевывает.
– Он идиот, поэтому и заступается, – не моргнув глазом, сообщил Витька.
Фыркнув, я заговорил о другом:
– Поганое поле расширяется. Куда денется Вечная Сиберия, когда случится очередной прорыв?
Витька снова пожал плечами. Ему было начихать.
– И почему Вечная Сиберия не существует прямо в Поганом поле? Как Решетников, как Огнепоклонники? Как мы с тобой? Нужно яркое освещение ночью и все. В чем проблема?
Прикрыв глаза, Витька по памяти продекламировал заученное в школе:
– Вечная Сиберия и Поганое поле несовместимы на идейном уровне. Знак солнца и луны символизирует порядок, а Поганое поле – это хаос. Вечная Сиберия обеспечивает человеческую жизнь, Детинец гарантирует, а Поганое поле непредсказуемо.
– Пафосно и непонятно. Знак мешает людям ночью врубать освещение?
– Сказал, что знал, – вздохнул Витька. – Мы в школе вопросов не задаем – за это секут.
– Прикольно… – Я подумал, насколько деградировала Вечная Сиберия после появления Поганого поля и только ли идейные соображения мешают ей “дружить” с Поганым полем. Вероятно, Поганое поле используется правителями Вечной Сиберии как еще один способ мотивировать народ на послушание. – Помнишь Катю, подругу моего предшественника? Она в Князьград уехала. Что скажешь о ней? Какая она была?
– Видел издали, близко не общался, – с солидным видом сказал Витька. – Она была какая-то странная.
– Чем именно?
– Редко смеялась, почти никогда. Вечно думала о чем-то.
– Симпатичная?
– Не очень.
– С Модераторами дружила, как Даша?
– Вроде нет.
– Ударно работала?
– Ну…
Я выпятил губы, потянулся всем телом с хрустом. Чуть не свалился со стула на траву. Интересненькое дельце вырисовывается. Катя, ничем не выдающаяся особа, внезапно уезжает во всеми желанный город-мечту. Может, ее попросту отстранили от моего предшественника?
– А как старый Олесь отреагировал на ее отъезд?
– Он со мной это не обсуждал. Но я заметил, что он еще молчаливее стал. И лут собирал еще рьянее.
– За что Катю взяли в Князьград?
– Админ объявил на собрании Посада, что у нее рейтинг позволяет уехать, и она уехала в тот же вечер. Наши и отметить это дело не успели.
Да, ее просто-напросто убрали. Чем-то она мешала.
– А вы сами свой рейтинг считывать умеете?
– Не. У нас такого аппарата, как у Модераторов, нет.
То есть чип не имеет внутреннего интерфейса, догадался я.
– А если Модераторы наврали про рейтинг Кати? И она сама не врубилась, за что получила билет в Эльдорадо?
– Могли и наврать. Но их Админ проверяет.
– Админ может быть с ними заодно.
– Не знаю, Олесь. Знаю точно, что она была рада уехать.
– Оно и понятно.
Мутное дело, подумал я. Надо было провести какое-никакое расследование в Посаде, прежде чем сбегать. Но я слишком торопился домой, забил себе котелок гипотезой об экспериментальной зоне и считал Уродов выдумкой. Новые факты и соображения указывают на то, что замена мной жителя Посада не случайность.
Эй, а если Катю “убрали”, чтобы она не поняла, что ее приятели заменили? Что если только она могла выявить подмену из-за, скажем, любви к “объекту”? Но вспомнилась тетя Вера – она души в Олесе не чает, но ни о какой подмене не догадывается. Если сила чипа настолько велика, почему она не должна подействовать на влюбленную девушку? Нет, разгадка в чем-то ином.
Витька сказал:
– Если Князьград-2 такой же крутой, как Князьград-1, то ей сейчас хорошо. Квартиры Князьграда – это тебе не бараки, где крысы бегают в стенах и с потолка течет.
– Да-а-а… – протянул я, размышляя о другом. – Хотя квартиры в Князьграде-1 все одинаковой планировки.
Я встал и забегал туда-сюда под деревом между палаткой и мусоровозом. Солнце заходило за вершины деревьев, небо окрасилось в розовые цвета, дневной жар потихоньку спадал. До меня лишь сейчас дошло, что квартиры в мегаполисе мало чем отличаются друг от друга. В отличие от форм и архитектурных изысков зданий.
– Что? – встревоженно спросил Витька, отбрасывая соломинку и подтягивая к себе автомат.
– Дома все разные, а хаты одинаковые…
