355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Булахов » Молчание (СИ) » Текст книги (страница 8)
Молчание (СИ)
  • Текст добавлен: 14 февраля 2022, 16:02

Текст книги "Молчание (СИ)"


Автор книги: Александр Булахов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 5
Демонстрация силы

1

За рабочим столом заведующего ожоговым отделением расположился Груша. Перед ним стояла большая кружка с ароматным чаем и лежала, разломанная на кусочки, плитка шоколада. Виталик тяжело переживал глобальные изменения привычной реальности. Мысли крутились вокруг родителей: где они и что с ними? Живы ли? Или ледяная жуть за окном поглотила их вместе со всем, что окружало больницу? Когда до сознания Виталика дошло, что вероятность увидеть родителей живыми практически равняется нулю, он впал в истерику. И Дмитрий Антонович, который сам к этому моменту находился не в лучшем душевном состоянии, вколол себе и парню сильное успокаивающее.

Груша, заторможенный действием антидепрессанта, потянулся к шоколаду, положил кусочек в рот и глотнул чая из кружки. Дмитрий Антонович стоял в это время у окна и смотрел на улицу.

– Виталий, мне бы очень хотелось, – тихо заговорил он, – чтобы ты набрался смелости и вернулся в свою палату.

Груша отчаянно замотал головой.

– Нее! Я не пойду! Хоть убейте! Не могу я! С ними…

– Поверь мне, так надо для нашего общего дела, – сказал Кожало и повернулся к Груше.

Виталик поставил кружку на стол и поднял глаза на врача.

– Не понял. Какие общие дела? Вы сами сказали, если я трепаться не стану, вы мне поможете… А больше мы с вами ни о чем таком не договаривались.

– У нас с тобой, Виталий, нет времени на всякие условности. События-то как раскручиваются, а? Мы и реагировать толком не успеваем. Вот ты помнишь, как ты ко мне пришел, рассказал, что видел, а я сразу же тебе поверил?

– Помню. Ну и что с того?

– Все очень просто. Если бы в больнице не произошло так много странного до того, как ты пришел, я, скорее всего, тебе не поверил бы.

– Понятное дело! – воскликнул Груша.

– Так вот, давай допустим, что все странные события, произошедшие в этой больнице за последние сутки, имеют общий корень. И чтобы этот корень выдернуть, необходимо его найти, а для этого надо распутать весь клубочек…

– Клубочек? – Виталик все еще тормозил от лекарства.

Дмитрий Антонович терпеливо кивнул.

– Виталий, для того, чтобы все понять, необходимо с чего-то начинать.

Согласен? Это правило формальной логики. Должна быть отправная точка. И вот, мне пришла в голову мысль – провести эксперимент, который позволит нам больше узнать о твоем странном соседе по палате. Этот эксперимент может доказать нам, что ты был прав и Федор Иванович твой – это не простой человек.

– Да зачем нам все это нужно? Я ведь вам уже говорил…

Кожало поднял руку:

– Чтоб раз и навсегда избавится от сомнений. И если мы поймем, что мы правы, то постараемся спровоцировать его на какой-нибудь необдуманный поступок.

– Ничего не понял. Делать-то что надо? – вздохнув, спросил Груша.

Дмитрий Антонович улыбнулся, подошел к столу и похлопал Грушу по плечу.

– Молодец! Хвалю за решительность. Для начала ответь мне, в твоем телефоне есть функция диктофона?

– Какая еще функция? – удивился Груша. – Нету у меня никаких функций. Это… У меня с алгеброй совсем дела плохи.

– Какая к черту алгебра! – вышел из себя Дмитрий Антонович. – Диктофон у тебя в телефоне есть?

– А-а! Вот вы о чем! Есть, конечно.

Дмитрий Антонович сел на стул и наклонился к Груше.

– Тогда слушай внимательно, что я придумал, – произнес он.

2

Магамединов с тяжелыми мыслями в голове поднялся на второй этаж, зашел в свое отделение и у поста дежурной медсестры встретился с Весюткиной. Инга Вацлавовна держалась крепче всех, она перелистывала историю болезни какого– то больного, словно ничего и не случилось.

– Все с ума посходили, – пожаловался ей Максим Викторович. – Творят, черт знает что. Кухню разграбили, словно сто лет не ели.

– Правильно, а вы что думали?! Людей надо кормить, – ответила на это Инга Вацлавовна. – Война войной, а обед по расписанию. Вон уже десять часов утра, а завтрака так и не было.

– И не будет, если мы его сами не организуем.

– Так давай организуем.

– Мы-то здесь с тобой решим проблему, а вот кто позаботится о людях на первом этаже?

Весюткина пожала плечами.

– Давай хоть наших больных накормим, – сказала она. – А они, пусть поделятся с теми, кто пришел их навестить, и часть проблемы будет решена. А, вообще, мы не должны думать обо всех. Это, скажем так, должно быть головной болью главврача.

Магамединов мрачно улыбнулся и высказал все, что он думает по этому поводу:

– У меня такое ощущение, что главврач самоустранился. Я не видел, чтоб он что-то предпринимал. Он, вообще никому на глаза не показывается.

Весюткина шлепнула истории болезни на стол:

– Вот же гад! Ситуация вышла из-под контроля, а он сразу в кусты!

Магамединов раздраженно замотал головой. Действительно, разве можно так бездействовать! А потом задумался: ведь я и сам не лучше, что я сделал полезного за последних два часа?

– Ладно, предлагаю устроить чаепитие, – произнес он. – Я пошел на кухню за батонами и маслом.

– А я тогда накипячу у нас в столовой кастрюлю воды. Сахар с заваркой там тоже должны быть.

– Так и порешим. Ведь никаких других предложений нет?

– Нет. Да и не надо ничего другого придумывать.

3

Когда Инга Вацлавовна подошла к дверям столовой, ей дорогу перегородил лысый верзила с фамилией Хонкин. Она эту фамилию хорошо запомнила, потому что младший брат Хонкина был ее больным. Младшего брата звали Женькой – он постоянно приставал к ней с двусмысленными разговорами, пытался ее закадрить.

– Слушай сюда, докторша! – неожиданно взревел Хонкин. – Даю тебе ровно десять минут, чтоб ты нам с братом организовала что – нибудь пожрать… и чтоб принесла все это во вторую палату, поняла?!

– Что?! – опешила от такой выходки Весюткина.

Хонкин демонстративно посмотрел на часы.

– Так… Время пошло, – сказал он. – Смотри мне. А то я бываю очень злым.

– Вы что себе позволяете?! – завелась Инга Вацлавовна. – Вы соображаете, что несете?

Глаза Хонкина мгновенно налились кровью, он схватил Весюткину за воротник халата и закричал прямо ей в лицо:

– Слышишь, мразь, не смей на меня орать! С сегодняшнего дня ты будешь делать то, что я скажу!

Мимо Весюткиной и Хонкина, отводя глаза, мелкой походкой просеменила Чеславовна. Весюткина покраснела и попыталась вырваться.

– Мужчина, успокойтесь! Я не виновата в том, что вас вовремя не покормили!

Хонкин притянул Весюткину к себе.

– Я спрашиваю, ты поняла меня или не поняла?! – тихо и злобно переспросил он.

Весюткина впилась ногтями в руку Хонкина.

– Я все поняла, убери свою руку!

Хонкин мерзко улыбнулся. Весюткина не выдержала этой улыбки, плюнула ему в лицо и вырвалась.

Хонкин бросился на нее с кулаками. Инга Вацлавовна, закрывая лицо руками, прижалась к стене. Разъяренный мужчина ударил ее по голове, Весюткина застонала, но не заплакала. Она опустила руки, скривилась от боли и взглянула в глаза Хонкина. Тот схватил Весюткину за подбородок.

– Доступно объяснил?

– Доступно, – ответила она сквозь зубы.

– И чтоб через десять минут во вторую палату мне с братом пожрать принесла.

Хонкин развернулся и медленным шагом пошел по коридору. Весюткина проводила его ненавидящим взглядом и зашла в столовую.

4

Весюткина прислонилась лбом к зеркалу, висящему на стене, и заплакала от боли и унижения.

– Успокойся, дорогая, – сказала Инга Вацлавовна своему отражению. – Все уже позади. Иногда наступает такое время… Время зла… Оно наслаждается… Этим моментом…

– Что вы сказали? – раздался в ответ чей-то невнятный голос. – Какое к черту зло?! Да и не наслаждаюсь я моментом. Я просто есть хочу.

Весюткина вздрогнула и обвела взглядом столовую. Никого. Инга Вацлавовна вошла в раздаточную. Глаза ее округлились, и она прикрыла рукой рот.

– Ничего себе! Александр Михайлович, что с вами?

На полу в раздаточной сидел Шарецкий. Между ног у него стояла двадцатилитровая кастрюля с надписью «Пищевые отходы», а крышка от нее валялась в углу комнаты. Александр Михайлович, опустив руки в кастрюлю, интенсивно жевал отходы. Рот у него был полный, подбородок – весь заляпан едой, взгляд какой-то потерянный и одновременно извиняющийся.

Шарецкий громко отрыгнул и попытался успокоить Весюткину:

– Со мной практически все в порядке. Я просто испытываю ужасный голод и не могу его контролировать.

Шарецкий загреб руками в кастрюле пищевые отходы и все без разбору запихнул себе в рот. Руки у него затряслись, как у пьяницы – отходы и объедки посыпались на пол.

Весюткина подошла поближе к Шарецкому и заглянула в кастрюлю. Затем кинула взгляд на его живот. Двадцатилитровая кастрюля была почти пуста, а живот у Шарецкого раздулся до невероятных размеров.

– Александр Михайлович, – сказала она. – Вы что, съели всю кастрюлю?

Шарецкий кивнул и поднялся на ноги. Взгляд у него был, как у провинившегося ребенка. Он отряхнулся от крошек, попытался вытереть рот, но только размазал грязь по щекам.

– Я вас умоляю, Инга Вацлавовна, вы только об этом никому не рассказывайте, – попросил Александр Михайлович и в три прыжка выскочил из раздаточной.

Весюткина застыла на месте. Она долго смотрела на пол, затем шмыгнула носом, взяла веник и совок и начала убирать бардак, который оставил после себя Шарецкий.

5

– В одночасье все превратилось в сплошной кошмар, причем, не лучшего сорта, – сказал Вадим и двинулся дальше по узкому коридору подземного этажа.

– Тебе не угодишь, – ответил на это Жора.

Позади них в щель под дверью нырнули один за другим семь серых «нечто».

– Никогда бы не подумал, что наша больница уходит так глубоко вниз, – заметил Вадим.

– Вот это меня и пугает, – понизив голос, сказал Жора. – Кому и зачем нужно было строить столько подземных этажей?

Жора и Вадим проскочили мимо шахты, потом остановились и вернулись к ней. Заглянули вниз – шахта показалась им бесконечной. Вадим достал из кармана связку с ключами, снял один и бросил его вниз. Ключ улетел в темноту.

Пару секунд была тишина, а затем раздался звонкий звук удара ключа обо что-то металлическое. Вадим и Жора переглянулись.

– Ага! – обрадовался Вадим. – Есть все-таки дно у нашего колодца!

Жора громко втянул носом воздух и скривился.

– Ты опять решил поставить эксперимент, а меня забыл предупредить? – спросил он.

– В этот раз не было смысла предупреждать, – стал оправдываться Вадим. – Эксперимент мой был экологически чистым. Я просто кинул ключик вниз.

– Тогда чем здесь воняет? – поинтересовался Жора.

Вадим осторожно принюхался.

– Сам не пойму.

Вадим и Жора двинулись дальше по узкому коридору. Вадим сморщил нос и заметил:

– Такое ощущение, что здесь что-то разлагается.

Студенты приблизились к узкому проходу в стене. С правой стороны от него из стены торчал металлический штырь. Вадим и Жора нагнулись, переступили через арматуру, сваленную на полу, и вошли внутрь какого-то темного помещения.

– Я ничего не вижу! – сказал Жора.

– Потерпи, я сейчас организую свет.

В руках Вадима засветился яркой подсветкой дисплей телефона. Свет «фонарика» выхватил из темноты скопление труб различного диаметра – они на разной высоте пересекали помещение и уходили в стену.

– Мне здесь как-то не по себе, – прошептал Жора.

Слева раздался неприятный скрип, и Вадим сразу же направил свет «фонарика» в сторону этого звука. Сначала он увидел только трубы. А затем в пятне света неожиданно появилась морда какого-то жуткого зверя с большой головой и круглыми глазами. Зверь оскалился. С его головы на пол закапала вязкая жидкость.

– ААА!! – закричал Вадим и уронил мобильный телефон.

Жора тоже заорал. Ему показалось, что сама темнота дохнула на него холодной жутью.

– О боже, что там такое?! – вскрикнул он.

По полу что-то быстро задвигалось.

– Вадим, ты это слышишь? – зашептал Жора.

– Да! – громко ответил Вадим.

Появился свет, и Жора увидел Вадима, который стоял на четвереньках рядом с ним и светил своим мобильником в ту сторону, где он увидел зверя.

Одни трубы – и больше ничего. Вадим быстро обвел «фонариком» все помещение. Никого в нем не было.

– Вадим, пошли отсюда! – заныл Жора.

Тот ничего не ответил и вновь направил свет «фонарика» на пол и стены. Под трубами лежала папка со скоросшивателем «Дело». Вадим подошел поближе и поднял ее.

Жора мог поклясться, что он слышал все это время чье-то тяжелое дыхание. И у него появилось такое чувство, что сейчас обязательно что-то произойдет. Жора весь сжался – превратился в один сплошной комок нервов. Вадим же спокойно распрямился и посмотрел на папку «Дело», на обложке которой черным маркером было написано: «Вестница смерти».

Вадим сел на корточки и начал листать папку, освещая страницы.

– Что это за бред такой? Похоже на распечатанный из интернета роман.

Жора схватил его за плечо:

– Да пошли уже!

Вадим поднялся и осветил пол под ногами. Он увидел небольшие лужицы, в свете фонарика отливавшие желтым. Почесал пальцем висок, постоял, подумал и кивнул Жоре.

6

Переборов свой страх, Весюткина вышла из столовой с подносом в руках и зашагала по коридору терапевтического отделения. На подносе у нее стояли два стакана чая и лежали шесть кусочков батона с маслом.

Из палаты номер два выглянул, хищно улыбаясь, старший Хонкин.

– Ну, наконец-то, – произнес он.

Весюткина осторожно приблизилась к нему. На ее лице красовались синяки, появление которых она объяснила Магамединову тем, что споткнулась и, падая, лицом налетела на ручку двери. Зная горячий характер Максима Викторовича, она предпочла скрыть правду. Не хватало еще в отделении кровопролития. А вдруг Магамединову не удалось бы поставить этого козла на место, а вдруг Максим Викторович пострадал бы еще сильнее, чем она?

– Быстрей давай! С ума сойти, как жрать охота! – поторопил Ингу Вацлавовну Хонкин и зашел в свою палату. Она последовала за ним.

В палате на своей кровати лежал Хонкин-младший. Старший прошел на середину комнаты и показал рукой на тумбочку, что находилась рядом с кроватью у окна.

– Давай, шевели ластами, дура! – зарычал он. – Ставь все на тумбочку и проваливай за дверь, жди моих дальнейших указаний.

Хонкин-младший приподнялся и с удивлением посмотрел на брата.

– Эй, брат! Ты что сдурел?! Как ты разговариваешь с врачом?

Весюткина поставила поднос с чаем и бутербродами на тумбочку.

Старший Хонкин удивился:

– Женька, ты чего на меня раскричался, что я не так сказал?!

– Да ты сам подумай! – возмутился Евгений Хонкин.

Весюткина осторожно достала из кармана шприц с розовой жидкостью и быстрым движением вколола его Хонкину-старшему в мышцу плеча. Тот вздрогнул и сразу же осел на пол, ударившись головой об угол тумбочки.

Увидев это, Хонкин-младший вскочил с кровати.

– Игорь! – крикнул он, потянувшись к брату.

– Я бы не советовала вам к нему прикасаться, – спокойно заявила Весюткина. – Я пока ничего не смогу вам объяснить. Но твердо уверена, что у нас по отделению распространяется болезнь, вызывающая неконтролируемый звериный голод. У вашего брата из-за нее явно началось расстройство психики.

– Что вы такое говорите? – растерялся Евгений Хонкин.

– Женя, если вы хотите выжить, то вы покинете эту палату вместе со мной.

– А… Игорь? Бросить его? А если все это ошибка?!

Весюткина развернулась и быстро зашагала к выходу.

– Я закрываю эту палату на карантин, – напоследок произнесла она. – Вам даю шанс сделать правильный выбор. В будущем может случиться так, что выбора у вас уже не будет.

Хонкин-младший поднял брата с пола и уложил на кровать.

– Хорошо, я с вами, – прошептал он и вместе с Весюткиной покинул палату номер два.

7

– Уже два часа никак не могу попасть в процедурный кабинет. Кто-то в нем закрылся и не выходит, – пожаловалась Анфиса заведующему терапевтическим отделением.

Магамединов ударил кулаком по двери.

– Кто здесь? – закричал он. – Откройте немедленно!

– Я не могу, Максим Викторович, – раздался за дверью голос Шарецкого. – У меня нет сил даже двинуть рукой.

– О, боже, что там с ним? – взвизгнула Анфиса. – У кого-то же должны быть запасные ключи!

Магамединов отошел назад и ударил по двери ногой. Она распахнулась, стукнувшись о стенку. Анфиса уставилась на Максима Викторовича.

– Такой способ открывать двери в последнее время входит в моду, – пожал плечами заведующий. И заглянул в процедурный кабинет.

То, что он там увидел, поразило его до глубины души. На кушетке стонал Шарецкий, живот у него вздулся до невероятных размеров. На лице и шее выступили вены.

Магамединов тяжело вздохнул и подошел к Шарецкому.

– Ох, как же знакома мне эта картина! – произнес он.

Шарецкий попытался приподняться, но у него не получилось.

– Не подходите ко мне близко! Я заразный, – предупредил он.

Магамединов кивнул.

– Я вижу, что шансов выжить у тебя нет.

Шарецкий вытер слабой рукой пот, проступивший на лбу.

– Максим Викторович, самое страшное, что я никак не могу вспомнить тот момент, когда я решился участвовать в этом эксперименте.

Магамединов наклонился к Шарецкому и стал внимательно рассматривать его лицо и шею. Под глазами Александра Михайловича выделялись темные круги, на лице было видно, как полопались мелкие сосудики. Вся шея у Шарецкого была в какой-то красной сыпи.

– О каком эксперименте ты говоришь? – спросил Максим Викторович.

– Мэр нашего города вернулся из поездки в Африку зараженным какой-то неизвестной науке болезнью, – начал объяснять Шарецкий. – В Африке ее называют новой чумой.

– И зачем, скажи мне на милость, нашему мэру понадобилось поездка в Африку?

В ответ Шарецкий закашлялся.

– Ох, – застонал он. – Не перебивайте меня! Я боюсь, что не успею рассказать главного.

– Я молчу! – рявкнул Магамединов.

– Мэр приказал нам тайно провести эксперимент, за положительный результат которого обещал заплатить громадную сумму. Хорошо помню, что я отказался. Но вчера вечером я сделал укол больному, специально заразив его африканской чумой, чтоб в дальнейшем на нем провести испытания нескольких синтетических препаратов. И вот, когда я уже сделал укол, я с ужасом стал вспоминать: когда же я решился сделать этот гадкий поступок. Ведь я был принципиально против. И не вспомнил. И до сих пор не могу вспомнить.

– Приказал нам. Нам – это кому? – поинтересовался Максим Викторович.

– Мне и Беленькому, – ответил Александр Михайлович и закрыл глаза.

– Какого больного заразил ты? – отчеканил Магамединов. – А какого – Беленький?

Шарецкий открыл глаза, в них сквозь слезы засветились нечеловеческая боль и страдание.

– Я заразил Алексея Горина из третьей палаты, а Беленький… Я точно не знаю кого, но у меня есть предположение.

– Не напрягайся! Я сам тебе скажу: Кадышева из пятой палаты.

Шарецкий вновь кивнул и застонал.

– Вот, что я еще вспомнил, – заговорил он из последних сил. – Мэр хотел к вам направить убийцу, но, видимо, не успел это сделать – умер, гнида!

– А я-то что ему плохого сделал? – удивился Магамединов.

– Беленький жаловался ему на вас, что вы его много загружаете работай, не даете свободы его действиям.

Магамединов с состраданием посмотрел на Шарецкого, обхватил голову руками.

– Что же вы, мужики, натворили?

8

В коридор подвала из морга выскочили две «зместрелы». Это были те самые две твари, что когда-то плавали в ванночке с формалином, правда, они подросли и изменились внешне. Теперь они были больше похожи на белок, а не на ужей. Крылья у них отвалились. Но зато остались шесть пар лап, которые могли полностью прятаться в тело, при этом животное легко трансформировалось в змею с головой, похожей на наконечник стрелы.

Двигались «зместрелы» завораживающе, синхронно: то обе влево, то обе вправо, то обе крутились на одном месте, словно что-то выискивали. Затем они и вовсе остановились возле батареи и стали заглядывать под нее. Из их голов вылезли антеннки. «Зместрелы» открыли маленькие ротики, обнажили острые зубки и неприятно запищали.

Где-то за батареей раздался шум крысиной возни. Крысы истерически завизжали, будто кто-то их садистки мучил. Через несколько секунд возня и визг прекратился, и из-под батареи потекла темная кровь.

«Зместрелы» продолжили свое движение, они бросились к лестнице и стали подниматься на первый этаж, прыгая с одной ступеньки на другую.

В вестибюле первого этажа скопилось много людей. Многие сидели на скамейках и стульях, часть расположилась на куртках, расстеленных на полу. Несколько человек ходили возле окон.

Двое мужчин – Игоревич и Артемович – стояли недалеко от лестницы и курили.

– Прожил столько лет и беды не знал, – пожаловался Игоревич. – Ни в какой войне не участвовал. А тут на тебе, на старости лет – такой сюрприз!

– А я тебе так скажу. Это все проделки японцев, – заявил Артемович.

Игоревич с удивлением посмотрел на Артемовича.

– Почему именно японцев? – спросил он.

– Никто другой до такого не додумался бы, а эти могут, – стал объяснять Артемович. – Я когда-то, молодым еще, слышал где-то, что у них громаднейшие лаборатории занимаются управлением погодой. Хотят снег вызовут, хотят – жару нестерпимую.

– Брехня все это, – недоверчиво произнес Игоревич.

В этот момент две «зместрелы» выскочили в вестибюль и бросились под ближайшую скамейку, на которой сидели две пожилые женщины.

– А сугробы откуда, а? А каток этот ледяной вокруг больницы? Японцы, верно тебе говорю. А мы, дураки, гадаем, правда это или нет.

Из-под скамейки, просунув головы между ног людей, выглянули две «зместрелы» и с интересом стали наблюдать за спором курящих мужчин. Из их голов вылезли антеннки и наклонились в сторону Игоревича и Артемовича. «Зместрелы» тихо и неприятно запищали.

Игоревич вдруг выронил сигарету и резко шагнул вперед, одновременно замахиваясь кулаком на Артемовича.

– Знаешь, что я тебе скажу, дрыщ ты бессмертный?! – заорал он.

– Эй, Игоревич, ты чего?! – испугался Артемович.

Игоревич ударил собеседника кулаком в лицо. Артемович отлетел от удара на полтора метра и упал на скамейку, на которой сидели пожилые женщины. Они завизжали и бросились в разные стороны.

– Дураки, что вы творите? – закричала одна из них.

Глаза Артемовича налились бешеной кровью, он достал из кармана складной нож и бросился на Игоревича.

– Зарежу, сука!

Игоревич двумя руками схватился за руку Артемовича, вырвал у него нож и нанес противнику шесть ударов в грудь. Артемович упал на пол, подергался немного и замер. Изо рта его вытекла струйка крови.

Люди в шоке уставились на Артемовича. Казалось, его душа только что отлетела от тела… Но мужчина, получивший серьезные ножевые ранения, внезапно открыл глаза.

– Игоревич, за что ты меня так? – прошептал он. И умер.

Игоревич взглядом, полным агрессии, обвел всех столпившихся вокруг него людей и заревел, брызгая слюной:

– Что смотрите на меня, с-суки?! Готовьтесь, сейчас буду резать каждого, одного за другим.

И он развернулся в сторону ближайших объектов. Ими оказались Полина Шарапова и Оля Синицына – те самые девчата, чей друг погиб, пытаясь перелезть через забор.

Взвизгнув, Оля и Полина отскочили назад.

– Пожалуйста, не надо! – закричала Оля.

Игоревич ее даже не услышал, он уже занес над ней нож… Но тут же из толпы выскочил Сергей Ветров и заорал:

– Стой, козел!

Игоревич успел только повернуть голову. Сергей схватил разъяренного мужчину под руки, сбил с ног и вместе с ним полетел на пол. В отчаянной борьбе парень наступил мужчине коленом на грудь и выкрутил руку. Игоревич вскрикнул и отпустил нож. Сергей нанес кулаком Игоревичу три сильных удара по лицу, забрал нож себе и спрятал в кармане брюк.

Игоревич тяжело дышал, ноздри его раздулись, как у разъяренного быка. Глаза стали почти черными. Его буквально колотило от злости.

– Пусти меня! Пусстииии!!!

Убийца неутомимо рвался из рук Сергея.

– Заткнись! – прохрипел Ветров и нанес кулаком сильный удар Игоревичу между глаз, после чего тот потерял сознание.

9

В ожоговом отделении в двенадцатой палате стало совсем тихо. Василий и Пузырь молча сидели на своих кроватях, на их лицах не было никаких эмоций. Пузырь смотрел куда-то в одну точку. Федор Иванович лежал на кровати и перелистывал папку «Дело», похожую на ту, что нашли студенты в темном помещении подземных этажей.

– И все-таки он гений! – вскрикнул Федор Иванович, оторвал взгляд от папки и посмотрел на Даньку.

– Правильно я говорю, Пузырь?

– Правильно, Иванович! – согласился Данька, продолжая при этом смотреть куда-то в сторону.

В палату несмело вошел Груша, обвел всех взглядом. Федор Иванович закрыл папку «Дело» и небрежно кинул ее в тумбочку.

Груша шагнул в сторону своей кровати, взглянул на Василия и развел руками.

– Это… Извините, что ли, – сказал он. – У меня крыша поехала, наверное.

– Ничего страшного, зато ты нас посмешил, – ответил за всех Василий.

– Со страху, что только в башку не лезет, – промямлил Виталик и повернулся к Федору Ивановичу. – Дедушка Федор Иваныч, дурак я и зря пургу про вас гнал.

Старик снисходительно улыбнулся.

– Да, ничего страшного, Виталик! С каждым такое может произойти, – пробормотал он и мигнул Пузырю, который все еще смотрел в одну точку. – Правильно я говорю, Пузырь?

Груша перевел взгляд на Даньку. Тот кивнул и улыбнулся.

– Правильно, Иванович!

Груша лег на свою кровать, протянул руку к тумбочке, взял с нее книжку и сделал вид, что ее читает.

– Неужели, Груша, ты думаешь, что я не знаю, зачем ты вернулся? – неожиданно произнес Федор Иванович.

Груша несколько секунд испуганно смотрел на страницы книжки. Затем проглотил ком, подступивший к горлу. Медленно, ожидая что-то очень неприятное, он закрыл книжку, повернулся к Федору Ивановичу и наигранно-безразличным взглядом посмотрел на него.

– Ну и зачем?

10

Сергей оглядывал людей, столпившихся около тела Артемовича. Игоревич, надежно связанный ремнями, ворочался в углу, рычал и бился головой о стену. Люди с явным трудом воспринимали то, что происходило на их глазах. А Сергей чувствовал, что это только начало чего-то большого, ужасного. Необъяснимого.

Мозг парня сверлила назойливая мысль. Не может же просто так среди бела дня без особой на то причины один человек убить другого. Или все-таки может?

– Кто-нибудь объяснит мне, из-за чего они подрались? – спросил Сергей Ветров и взглянул на убитого.

Тот стеклянными безжизненными глазами уставился в пол. В его взгляде читался немой вопрос: за что?

Сразу же откликнулась пожилая женщина:

– Это сосед мой, – заявила она, показывая на Игоревича. – Сколько лет его знаю… Всегда смирный был. Голоса даже не повышал. Культурный мужчина.

– Вот поэтому я и спрашиваю, что тут происходит?

Ответа на его вопрос не последовало. Люди молча смотрели на Артемовича и Игоревича.

К Сергею подошли его друзья – Оля, Полина и Артем.

– Сережа, ну ты вообще… Если б не ты… Спасибо, Сережа, – произнесла Оля. Губы у нее были белые, руки тряслись.

Сергей кивнул.

– Все в порядке… Я своих в беде не бросаю.

В этот же момент со стороны лестницы, ведущей в подвал, раздались странные звуки: «вжи-жи-жить… вжижить… вжи-жи-жить… вжижить»….

Сергей обернулся.

– Спасибо, Сережа… Я этого никогда не забуду, – продолжала благодарить Оля.

На лице Сергея появилось озадаченное выражение. Неприятные, повторяющиеся звуки не смолкали, а становились все громче и громче: «вжи-жи-жить… вжижить… вжи-жи-жить… вжижить»…

Сергей поднял кверху указательный палец левой руки.

– А ну тихо все! – закричал он. – Что это за звуки такие?

– Не понял… о чем ты? – встревожился Артем.

«Вжи-жи-жить… вжи-жи-жить», – раздались звуки вновь. На лице Сергея появился испуг.

Преодолев последнюю ступеньку, в вестибюль из подвала выползли серые нечто размером с небольших черепашек, по форме чем-то напоминающие божьих коровок. Одиннадцать штук. Они остановились в боевом порядке: шестеро впереди и пятеро позади.

«Вжи-жи-жить… вжи-жижи-жить», – заревели нечто, раздвинув крылья и обнажив свои острые пилы.

– Бежим! – заорал Сергей и схватил за руку Олю.

Серые нечто, словно по команде, сорвались с места и с немыслимой скоростью ринулись в сторону толпы. Сергей устремился к скамейкам и потянул Олю за собой, но девушка, растерявшись, затормозила его движение. Сергей резко развернулся, поднял ее на руки и с разбегу запрыгнул на ближайшую скамейку.

Нечто проскочили мимо Полины и Артема и влетели в толпу. Раздались отчаянные вопли. Люди стали подпрыгивать на одном месте, толкая друг друга. Часть толпы бросилась врассыпную. А восемь человек повалились. И остались, кто – сидеть, а кто – лежать на полу в вестибюле на том месте, где их застали ревущие нечто. Пол вокруг несчастных был залит кровью. А их отпиленные по щиколотку ступни валялись рядом.

– Дерьмо! – закричал Артем. – Что это за ногогрызы такие?

Перепуганные люди залезли, кто куда смог. На подоконник, на столы, на скамейки и стулья… У трех мужчин, что забрались на подоконник, с ног потекла кровь. По-видимому, им тоже досталось.

Ногогрызы развернулись в пяти метрах от несчастных людей, лежащих в вестибюле с отпиленными по щиколотку ногами. «Вжи-жи-жить… вжи-жи-жить», – заревели они и бросились вновь на пострадавших.

11

В тот момент, когда на первом этаже происходила эта трагедия, Магамединов находился на втором этаже в лаборатории биохимии и гистологии. Он стоял за одним из столов и смотрел то в большой микроскоп, то на монитор компьютера, который показывал все то же, что и микроскоп.

На мониторе было видно несколько поврежденных клеток печени человека. А в них – движение каких – то маленьких точек и коротеньких палочек, они свободно перемещались из одной поврежденной клетки в другие.

– Да не может быть такого! – воскликнул Магамединов.

В лабораторию вошли Круглова, Весюткина и Хонкин – младший (у них на лицах были белые маски). Выглядели они уставшими. Весюткина и Круглова поставили на лабораторный стол два железных контейнера и открыли их. В контейнерах стояли пробирки с кровью. Магамединов бросил на вошедших отсутствующий взгляд. Взял в руки лупу и стал рассматривать через нее человеческую печень, кишащую красновато-беловатыми червячками и другими мелкими серого цвета паразитами, похожими на божьих коровок.

– Ну, рассказывайте, с чем пришли, – сказал он.

– Мы взяли кровь на анализ у всех больных нашего отделения, – доложила Весюткина.

Магамединов кивнул.

– Молодцы.

– Почти у всех, – добавила Круглова. – Кто был на месте, у тех и взяли.

Магамединов еще раз кивнул.

– Хорошо… обойдемся тем, что удалось добыть.

– Визуально, людей нашего отделения можно разделить на условно зараженных и условно не зараженных, – сказала Круглова.

– Ну, и какие первичные выводы? – спросил Магамединов, рассматривая печень через лупу.

– Выводы не утешают, условно зараженных не меньше двадцати процентов.

Максим Викторович присвистнул.

– Ничего себе!

Весюткина бросила мрачный взгляд на Магамединова.

– Скажи, Максим, а есть хоть какой-то смысл в наших действиях?

Магамединов вздрогнул.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю