Текст книги "Портреты Смутного времени"

Автор книги: Александр Широкорад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

Династию Годуновых погубили недооценка противника и полнейшая безграмотность в стратегии войны, как царя, так и его воевод.

Посмотрим на карту. Кратчайший путь из Польши в Москву лежит через Смоленск, Вязьму и Можайск. Ареной всех предшествовавших русско-польских войн традиционно была смоленская земля. По этому маршруту в 1609 году двинулся на Русь король Сигизмунд, в 1610 году – Жолкевский, в 1611 году – Ходкевич, в 1618 году – королевич Владислав, а в 1812-м – Наполеон.

Однако в 1604 году Лжедмитрий и Мнишек пошли кружным путем через Чернигов и Новгород Северский, то есть на 300– 350 километров южнее, чем это обычно делали завоеватели, шедшие с запада на Москву, Сделано это было не случайно. На берегах Десны и Сейма еще со времен Ивана III строились многочисленные крепости и остроги, предназначенные для защиты южного «подбрюшья» России как от поляков, так и от крымских татар. Естественно, что сидеть в маленьких гарнизонах было скучно, шансов на чины и награды было мало. Туда отправляли опальных и проштрафившихся дворян и стрельцов. Дисциплина в крепостях и острогах была низкая, жалованья на жизнь не хватало, и служилые люди часто промышляли разбоем. Появление царевича Дмитрия для большой части служилых было манной небесной. А серьезно, каким другим способом они могли получить богатство, чины, покинуть остроги, вокруг которых постоянно рыщут злые татары и не менее злые ляхи, и переселиться в хоромы в Москве?

Находясь в четырехугольнике Чернигов-Стародуб-Кромы-Рыльск, самозванец мог спокойно проигрывать сражения, нести сколь угодно большие потери и... продолжать войну до бесконечности. Ведь оружие и порох Лжедмитрий свободно получал из Польши, оттуда же шли толпы грабителей-шляхтичей. С Дона и Днепра к Лжедмитрию шли казаки. Наконец, в упомянутом четырехугольнике хватало и охотников до приключений из русских служилых.

Русскому командованию вести борьбу с самозванцем в этом четырехугольнике было абсолютно бесперспективно. Но не будем корить Бориса Годунова за невежество в военной стратегии, когда подобные глупости совершали и наши маршалы в Афганистане и Чечне. Российские политики и военные, видимо, физически не способны понять, что не всегда ответный удар целесообразно наносить в том же месте и теми же средствами, что и агрессор. Во многих случаях куда эффективней нанесение асимметричного контрудара. Наша армия не смогла победить в Афганистане и никогда не сможет победить в Чечне. Принести нам победу в Афганистане могла только... индийская армия, которая за месяц разобралась бы с Пакистаном. А для этого СССР нужно было только предоставить Индии современное вооружение и гарантировать ядерный зонтик на случай вмешательства США. Равно как и сейчас, войну в Чечне можно выиграть только в Москве, Баку и Тбилиси, для чего наше правительство может жестко надавить на чеченскую диаспору в центральной России, а также на господ Шеварднадзе и Алиева, дабы те по-настоящему перекрыли все краны снабжения боевиков.

Аналогичные возможности были и у Годунова. В феврале 1605 года герцог Карл Зюдерманландский (правитель Швеции, с марта 1607 года – король Карл IX) предложил царю Борису наступательный союз против Польши. Годунову надо было опередить герцога Зюдерманландского и заключить со Швецией союз еще в 1604 году. При этом ни под каким видом не следовало пускать шведские войска в Россию, как это сделал позже Василий Шуйский. Шведы давно зарились на Лифляндию, Курляндию и другие земли, принадлежавшие Речи Посполитой. И для наступления туда у шведов был превосходный плацдарм в Эстляндии. Кроме того, шведы имели сильный флот, который мог высадить десант в любой точке польского побережья. Царь Борис же, выставив небольшой заслон против Лжедмитрия, мог бы с основными силами идти из Смоленска на Оршу, Минск, Гродно и далее... Разгром Польши был бы неизбежен. Минусом этого предприятия было бы серьезное усиление шведского королевства, что было бы нежелательно, но вполне терпимо, так как шведы никогда не собирались идти на Москву, да и Швеция, став протестантской страной, из орудия папской экспансии на Восток давно уже превратилась в непримиримого врага католицизма. Плюсом было бы приобретение пограничных земель Речи Посполитой, заселенных русскими православными людьми. А голова Отрепьева стала бы мелкой разменной монетой в переговорах победителей и побежденных.

И это не фантазии автора, а объективная реалия. Вторжение поляков в Россию и глупость Бориса отсрочили польско-шведскую войну до 1621 года. В 1621 году шведский король Густав появился с флотом в устье Западной Двины и высадил двадцатитысячный десант.

Увы, Годунов не нанес ответного удара Польше, а пытался усовестить короля и панов, отправляя к ним послов всех рангов. Так, к примеру, русский посол Постник-Огарев вручил королю Сигизмунду грамоту: «в нашем государстве объявился вор-расстрига, а прежде он был дьяконом в Чудове монастыре и у тамошнего архимандрита в келейниках, из Чудова был взят к патриарху для письма, а когда он был в миру, то отца своего не слушался, впал в ересь, разбивал, крал, играл в кости, пил, несколько раз убегал от отца своего и наконец постригся в монахи, не отставши от своего прежнего воровства, от чернокнижества и вызывания духов нечистых. Когда это воровство в нем было найдено, то патриарх с освященным собором осудили его на вечное заточение в Кирилло-Белозерский монастырь; но он с товарищами своими, попом Варлаамом и клирощанином Мисаилом Повадиным, ушел в Литву. И мы дивимся, каким обычаем такого вора в ваших государствах приняли и поверили ему, не пославши к нам за верными вестями. Хотя бы тот вор и подлинно был князь Дмитрий Углицкий, из мертвых воскрешенный, то он не от законной, от седьмой жены».

Годунов требовал, чтобы король велел казнить Отрепьева и его советников. Огареву от имени короля объявили, что Дмитрий не получает никакой помощи от польского правительства и помощники его будут наказаны. Поляки ответили вежливо, но сами смеялись над дуростью московитов.

Годунов ввязался в бесперспективную войну с самозванцем. Победить в ней ни одна сторона не могла, по крайней мере, теми методами, какими эта война велась. Развязкой в патовой ситуации стала смерть Годунова.

13 апреля 1605 года в три часа пополудни царь Борис закончил трапезу и поднялся из-за стола. Внезапно у него хлынула кровь изо рта, ушей и носа. После двухчасовой агонии царь скончался. По обычаю его постригли в монахи под именем Боголена.

Судя по всему, царь умер от апоплексического удара. Но среди современников распространились слухи об убийстве или самоубийстве Годунова. Исключить вероятность отравления царя нельзя, хотя тут напрашивается естественный вопрос: кто это сделал? Если бы умер кто-нибудь другой, то тогда, разумеется, отравителем объявили бы царя Бориса. Тут же никто из современников и позднейших историков не приводит имен подозреваемых. Версию самоубийства следует исключить. Борис всю жизнь трогательно заботился о своей семье. Неужели он мог решить оставить ее на произвол судьбы в столь сложный момент? Заметим, момент был сложный, но не критический. Если бы Борис выздоровел, то война с самозванцем затянулась бы на неопределенный срок.

О смерти царя Бориса бояре объявили народу лишь на следующий день и немедленно начали приводить жителей к присяге. Текст присяги достаточно любопытен: «Государыне своей царице и великой княгине Марье Григорьевне всея Руси, и ее детям, государю царю Федору Борисовичу и государыне царевне Ксении Борисовне». Форма присяги была та же самая, что и царю Борису: повторено обязательство не хотеть на Московское государство Симеона Бекбулатовича, но прибавлено: «И к вору, который называется князем Дмитрием Углицким, не приставать, с ним и его советниками не ссылаться ни на какое лихо, не изменять, не отъезжать, лиха никакого не сделать, государства не подыскивать, не по своей мере ничего не искать, и того вора, что называется царевичем Дмитрием Углицким, на Московском государстве видеть не хотеть».

Из самого текста присяги видно, насколько непрочно было положение новой династии. На всякий случай первой помянута царица Марья Григорьевна, хотя царевичу Федору было уже 18 лет. Современники писали о Федоре, что он хотя «был молод, но смыслом и разумом превосходил многих стариков седовласых, потому что был научен премудрости и всякому философскому естественнословию». Однако царю Федору Борисовичу явно не хватало решительности. Корону и жизнь можно было спасти, окажись на его месте восемнадцатилетний Александр Невский или Петр I.

Присяга новому царю в Москве прошла спокойно. Также без затруднений присягнули в Новгороде, Пскове, северных городах, Поволжье и Сибири, то есть везде, кроме района театра военных действий. Однако чувствовалось, что московская знать не намерена поддерживать Федора.

К началу 1605 года все наиболее значительные деятели из рода Годуновых: Дмитрий Иванович, Григорий и Иван Васильевичи и другие – умерли, а молодые Годуновы не имели авторитета ни у знати, ни у народа. Царица Марья Григорьевна также не пользовалась популярностью, все помнили ее отца, палача Малюту (Григория) Скуратова.

Одним из первых шагов нового царя был вызов из армии больших бояр Мстиславского и братьев Шуйских. Приехав в Москву, Василий Шуйский в очередной раз выступил перед толпой народа, призывая его верой и правдой служить династии Годуновых. Шуйский поклялся самыми страшными клятвами, что царевич Дмитрий давно умер, что он сам своими руками положил его в гроб в Угличе, а путивльский «вор» – беглый монах и расстрига Гришка Отрепьев, подученный дьяволом и посланный в наказание за грехи.

Новым главнокомандующим в армию царь назначил князя Михаила Петровича Катырева-Ростовского, а его помощником – боярина Петра Федоровича Басманова. Катырев-Ростовский получил боярство одним из первых сразу после коронации Бориса. Он ничем еще не успел себя проявить на военном поприще, и назначение это было продиктовано чисто местническими интересами. До опричнины Катыревы-Ростовские занимали высокое положение в Боярской думе. Поэтому Катырев, получив боярство, начал местничать с главой Думы Мстиславским. По тогдашней табели о рангах Катырев стал первым воеводой большого полка, а Басманов – вторым воеводой большого полка.

Главной надеждой царя Федора стал талантливый воевода П. Ф. Басманов. Назначение его в большой полк вызвало негодование родовой знати. Второй воевода полка правой руки князь М. Ф. Кашин-Оболенский отказался подчиняться приказу царя Федора, он «бил челом на Петра Басманова в отечестве и на съезд не ездил и списков не взял».

Поначалу войско дружно присягнуло царю Федору Борисовичу, но вскоре Катырев и Басманов потеряли управление над армией. Воеводы Василий и Иван Васильевичи Голицыны отказались подчиняться им и начали агитацию в пользу самозванца.

В конце концов 7 мая 1605 года большая часть царского войска под крепостью Кромы перешла на сторону самозванца, а остальные попросту разбежались. Далее события пошли лавинообразно. 31 мая население Москвы взбунтовалось. Царь Федор, его мать и сестра были взяты под стражу и посажены под домашний арест в старый дом Бориса Годунова. 10 июня во двор Годуновых пришли дворяне Молчанов и Шерефединов с отрядом стрельцов. Годуновых развели по разным комнатам, а затем убили царя Федора, а его мать Марию задушили.

Так погибла первая «выборная» династия Годуновых.

КОРОЛЬ СИГИЗМУНД И ЦAPЬ ВЛАДИСЛАВ

Главными действующими лицами страшной драмы, потрясшей русское государство, стали не Годунов, якобы доведший страну до кризиса, не бояре, затаившие на него злобу, и тем более не чудовский чернец Григорий, а ляхи.

Предположим, что Отрепьев бежал бы не на Запад, а на север, к шведам, или на Юг, к турецкому султану или персидскому шаху. В любом случае он стал бы лишь мелкой разменной монетой в политической игре правителей означенных стран. В худшем случае Отрепьев был бы выдан Годунову и кончил жизнь в Москве на колу, в лучшем – жил бы припеваючи во дворце или замке под крепким караулом и периодически вытаскивался бы на свет Божий, дабы немного пошантажировать московитов.

Именно поляки устроили разорение государства Российского, сопоставимое разве что с нашествием Батыя. В советских учебниках истории все объяснялось просто и ясно. В XIV—XV веках польско-литовские феодалы захватили западные и юго-западные русские земли, а в 1605 году устроили интервенцию в Московскую Русь, взяв с собой за компанию шведов. Увы, эта версия годилась лишь для школьников, думавших не столько о Смутном времени, сколько о времени, оставшемся до перемены. Анализа же причин «польско-шведской интервенции» советская историография дать не сумела.

Нам же, чтобы хоть сколько-нибудь разобраться в ситуации, придется совершить экскурс аж в конец XIII века.

В то время на юго-западе Руси Галицко-Волынским княжеством владел честолюбивый и умный русский князь Даниил Романович. С сильным русским князем даже начал заигрывать Рим. Папа предложил Даниилу корону в обмен на переход в католичество. В 1253 году Даниил короновался и стал первым русским королем, после чего желание сменить веру у него как-то пропало, то есть, попросту говоря, он надул святейшего отца.

Еще раньше, в 1250 году, Даниил Галицкий выдал свою дочь замуж за великого князя владимирского Андрея Ярославовича. Этот династический брак был одним их элементов союза двух сильнейших русских князей против Орды. Но, увы, у Андрея был обиженный братец Александр, который по завещанию отца и по воле хана Гуюка получил Киев вместо столь желанного Владимира. Обиженный князь в разоренный Киев даже не поехал, а три года провел в Новгороде, а затем поехал к хану Сартаку, сыну Батыеву, с жалобой на брата, мол, Андрюша с Даниилом нехорошее на тебя, великого хана, замышляют. Сартак поверил, отдал Великое княжество Владимирское Александру Ярославовичу, а на Русь послал знаменитую Неврюеву рать, опустошившую страну не хуже Батыя. Андрей Ярославович вынужден был бежать с женой в Швецию. А его брат через сто лет был причислен к лику святых!

В 1264 году Даниил Романович скончался, галицким королем стал его сын Лев. А за два года до этого произошло вроде бы незначительное событие, чуть было не перевернувшее историю Литвы, России и Польши: у великого князя литовского Миндовча умерла жена. Миндовч согласно языческим обычаям решил жениться на ее родной сестре, несмотря на то, что она была уже замужем за нальщанским князем Довмонтом. Миндовч послал сказать ей: «Сестра твоя умерла, приезжай сюда плакаться по ней». Когда та приехала, Миндовч сказал ей: «Сестра твоя, умирая, велела мне жениться на тебе, чтоб другая детей ее не мучила» – и женился на свояченице.

Довмонт сильно обиделся, но для виду покорился своему сюзерену. В 1263 году Миндовч отправил войско за Днепр на брянского князя Романа Михайловича. В одну прекрасную ночь Довмонт объявил войску, что волхвы предсказали несчастья, и с преданной ему дружиной покинул рать. Внезапно люди Довмонта ворвались в замок Миндовча и убили князя вместе с двумя его сыновьями.

В живых остался лишь один сын Миндовча Воишелк. Воишелк был женат на дочери Шварна, сына короля Даниила, и, естественно, обратился за помощью к тестю. Объединенное русско-литовское войско изгоняет Довмонта и его сторонников из Литвы.

При этом стоит отметить две любопытные детали. В битве с войсками Шварна и Воишелка погибает дравшийся на стороне Довмонта безудельный рязанский князь Евстафий Константинович. А сам Довмонт бежит вместе с остатками своей дружины в Псков. Там Довмонт крестится и получает православное имя Тимофей. Вскоре Довмонт становится грозой ливонских немцев и любимцем псковичей. Последний раз он разгромил рыцарей в 1298 году, а в следующем году умер.

После смерти Тимофей-Довмонт был причислен псковичами клику святых. В его житии сказано: «Страшен ратоборец быв, на мнозех бранях мужество свое показав и добрый нрав. И всякими добротами украшен, бяше же уветлив и церкви украшая и попы и нищия любя и на вся праздники попы и черноризцы кормя и милостыню дая».

После изгнания Довмонта власть в Литве переходит к Воишелку, причем Шварн вместе с дружиной по-прежнему остается в Литве. Воишелк прославился жестокими расправами над своими противниками. Приступы жестокости и даже садизма часто сменялись у него религиозным экстазом. Так, еще до убийства отца Воишелк пытался уйти в монахи в Афонский монастырь.

Наконец в 1268 году Воишелк окончательно уходит в монахи, принимает имя Давид и поселяется в угровском Даниловом монастыре, а всю власть в стране отдает тестю. В итоге на короткое время власть в Юго-Западной Руси и Великом княжестве Литовском сосредотачивается в руках сыновей короля Даниила. Можно только гадать, как изменился бы ход истории, если бы Русь и Литва слились в одно государство под властью династии Данииловичей.

Но, увы, Шварн Даниилович вскоре умирает. Сыновей у него не было, и король Лев решает объединить два государства под своей властью. Однако Воишелк, обожавший Шварна, по каким-то причинам недолюбливал его старшего брата. Лев попытался договориться с Воишелком и приехал в его монастырь. Переговоры перешли в дикую пьянку, а пьянка, как на Руси, так и в Литве, обычно кончается дракой. В драке Лев убил Воишелка. Этот поступок окончательно поссорил короля Льва с литовской знатью. На съезде литовцы выбрали великого князя из своей среды.

Читатель может попрекнуть автора: а какое отношение князь Воишелк и король Лев имели к Смутному времени? Дело в том, что взаимоотношения Руси с литовцами и поляками в начале XVII века невозможно показать без 350-летней предыстории. Теперь мы видим, что хоть русские и литовцы воевали друг с другом, они не были в XIII—XV веках антагонистами. Литовцы приглашали русских князей (того же Шварна Данииловича и Евстафия Константиновича), а русские – литовских князей. В XIII-XIV веках большинство литовских великих князей женились на русских княжнах Рюриковнах. Русские православные люди терпимо относились к язычникам-литовцам. В свою очередь, литовцы испытывали чувство жгучей ненависти к католической церкви. К примеру, они с большим удовольствием жгли на кострах попов и рыцарей-крестоносцев, но вполне лояльно относились к своим литовским князьям, принявшим православие.

Следует заметить, что в истории Литовского княжества в XIII—XIV веках очень много белых пятен из-за скудности письменных источников. Так, историкам почти ничего не известно о перевороте 1315 года, в ходе которого власть в княжестве перешла к знаменитому Гедимину. По одной легенде, Гедимин был конюшим великого князя Витенеса, в заговоре с молодой женой которого убил своего государя и овладел его престолом. По другим данным, Гедимин был сыном Витенеса и после смерти отца занял его престол. Есть версия, что Гедимин был братом Витенеса.

Но бог с ним, с происхождением Гедимина. Гораздо хуже, что ни российские, ни украинские, ни польские историки до сих пор толком не знают, как Ольгерд, сын Гедимина, захватил Киев и большую часть современной Украины. Причин этому много. Тут и отсутствие литовских письменных источников, и явное нежелание советских историков внятно объяснить, как Киев попал к Ольгерду. Нас учили коротко и неясно, мол, пришли злодеи польско-литовские феодалы и захватили исконно русские земли.

На самом же деле и Киев, и вся Малороссия[25]25
  Здесь и далее автор называет земли Киевской Руси Малороссией, так как термин «Украина» появился в XVII веке.


[Закрыть] перешли к Литве мирным путем. Осада Киева, штурм, резня горожан гарантированно нашли бы отражение в песнях, былинах, сказках и т. д. Но, увы, в фольклоре нет никаких следов насильственного присоединения малороссийских земель. Нет в фольклоре жалоб на притеснение местного населения «литовскими феодалами» в XIV—XV веках.

Так что же произошло на самом деле в середине XIV века? После страшного Батыева разгрома в 1240 году Киев запустел. Князья Рюриковичи из Северо-Западной Руси принципиально не желали ехать в Киев. Киевом эпизодически правили мелкие князья из боковых ветвей Рюриковичей, а большей частью он вообще был без князя. Знатные дружинники (бояре) постепенно покидали город и ехали во Владимир, Тверь и другие города Северо-Западной Руси. Наконец, в 1300 году[26]26
  По другим данным, в 1299 году.


[Закрыть] из Киева сбежал и митрополит Максим.

Киев и другие малороссийские земли находились под властью Орды и платили большую дань татарам. Но дань не спасала от набегов ордынских феодалов.

Поэтому Ольгерд с дружиной, скорее всего, был встречен хлебом-солью как в Киеве, так и в других малороссийских городах. Момент для ввода войск в Малороссию (1362 год) Ольгерд выбрал грамотно. После смерти ордынского хана Бирдибека в 1359 году ханы менялись с калейдоскопической быстротой: до вступления на престол Тохтамыша в 1381 году в Орде сменилось более 25 ханов. Сильной центральной власти в Орде в 60-х годах XIV века не существовало: когда-то грозная держава фактически распалась на несколько частей. Мелкие татарские ханы, кочевавшие к югу от Малороссии, лишились поддержки центра. В 1362 году войско Ольгерда в битве на Синих водах разгромило татар. Так Малороссия попала под власть Литвы.

А кто такой был князь Ольгерд? Отец его – князь Гедимин, а мать – Ольга Всеволодовна, княжна смоленская. Сам Ольгерд был православным и имел православное имя Александр. Другой вопрос, что тогда не только литовские, но и многие русские князья предпочитали называться национальными именами, а не церковными, например, тот же Ярослав Мудрый, который был крещен как Юрий.

Сам Ольгерд-Александр имел (последовательно) две жены Рюриковны – Ульяну, княжну витебскую, и Марию, княжну тверскую.

В начале 60-х годов XIV века Ольгерд посадил удельным киевским князем своего сына Владимира. Заметим, кстати, что родной брат Владимира, Андрей Ольгердович, отправляется в Псков и становится псковским князем. Конечно, статусы псковского и киевского князей различны, но этот факт хорошо показывает отношение русских к литовским князьям.

Наконец, вспомним нашествие в 1389 году хана Тохтамыша на Москву. Величайший полководец Дмитрий Донской, услышав о приближении хана, бросил столицу и отправился в Вологду «собирать полки». Как тараканы во все стороны рванулись родственники князя, митрополит Киприан и ближние бояре московские. Выражение «как тараканы» не является авторской гиперболой. Тот же Киприан бежал, не разбирая дороги, и оказался в Твери, с князем которой враждовал Дмитрий Донской, за что впоследствии и попал в опалу к великому князю. Так москвичи остались без князя и вынуждены были позвать литовского князя Остея, который храбро оборонял Москву. Тохтамышу удалось взять столицу лишь обманом. Любопытно, как развивались бы события, если бы Остей отстоял Москву?

Киевское княжество на несколько десятилетий становится владением Ольгердовичей – Александра Владимировича (умер в 1455 году) и Семена Александровича (умер в 1471 году). После 1471 года Киевское княжество упраздняется, и в Киеве правит наместник великого князя литовского.

Итак, мы видим, что по крови православные литовские князья были больше чем наполовину Рюриковичи. Да и само войско Ольгерда, вошедшее в Малороссию, больше чем на половину состояло из жителей Белой Руси – Витебского, Минского, Гродненского и других княжеств. Сами же коренные «литовские феодалы» практически не интересовались пахотными землями Малороссии, их куда больше привлекали охота и бортничество.

Таким образом, переход приднепровской Руси под власть литовского князя практически никак не отразился на быте, вере и всем укладе жизни ее жителей. Приднепровьем правили князья боковых ветвей Рюриковичей и некоторые Гедиминовичи, причем последние очень быстро обрусевали. Между прочим, сыновья Ольгерда-Александра Андрей, князь Трубчевский, и Дмитрий Корибут, князь Северский, со своими дружинами бились с ханом Мамаем на Куликовом поле под началом Дмитрия Донского. Дмитрий Корибут стал зятем князя Олега Рязанского. В XIX веке один русский историк остроумно заметил: «Победила не Литва, а ее название».

В 1321-1324 годах в борьбе с литовцами погибли братья Андрей и Лев Юрьевичи, правнуки короля Даниила. С их смертью пресеклась династия Данииловичей. Власть оказалась в руках галицких и волынских бояр. Воспользовавшись нестабильностью в Галицко-Волынском княжестве, польский король Казимир III присоединил к Польше Галицкую Русь и восточную часть Волыни. Большая часть владений в этих областях была роздана польским панам. Западная же часть Волыни отошла к Литве.

В 1370 году умер, не оставив наследника, польский король Казимир III. Династия польских князей и королей из рода Пястов пресеклась. Другие «природные польские князья» погибли или вымерли еще раньше: «А о польских нелитовского происхождения (рода Гедиминова) князьях природных мы можем одно сказать, что они все перемерли еще при царствовании рода Пьястов».[27]27
  История родов русского дворянства. – СПб.: Книгоиздательство «Герман Гоппе», 1886. К. I. С. 372.


[Закрыть]

Польские паны избрали на польский престол венгерского короля Людовика из Анжуйской династии. При этом Людовик сохранил за собой и венгерскую корону. Людовику пришлось вести тяжелые войны с Тевтонским орденом и с Литвой.

В 1374 году Людовик издал так называемый Кошицкий привилей, освобождавший панов и шляхту от всех государственных повинностей за исключением военной повинности в пределах страны и небольшой денежной платы. Он обратил бенефиции польского дворянства в наследственные владения. Кроме того, в этом привилее король обязался назначать на должности в областях только представителей местной знати.

Кошицкий привилей представлял собой первый привилей, выданный польскому дворянству – панам и шляхте – как сословию. До этого времени существовали лишь привилегии типа иммунитетов, выдававшиеся отдельным лицам. Время правления Людовика Венгерского отличалось крайним своеволием шляхты, грабежами, разбоями и другими проявлениям феодальной анархии.

Кошицкий привилей свел уплату податей шляхтой и панами к чистой формальности, тем самым значительно уменьшив постоянные доходы короля и поставив финансы государства в зависимость от панов и шляхты. Для разрешения новых податей шляхта стала собираться на местные съезды – сеймики, которые скоро стали органами власти шляхты на местах.

После смерти Людовика Венгерского наступили годы бескоролевья (1382-1384). В эти годы шла усиленная борьба между отдельными феодальными группами, стремившимися захватить престол в свои руки. Наконец, в 1384 году на престол была возведена дочь Людовика Венгерского Ядвига.

Угроза Тевтонского ордена и ряд других внутренних и внешних причин вынудили к сближению польских и литовских феодалов. Присутствовал и субъективный фактор – Ядвига влюбилась в герцога австрийского Вильгельма, которого недолюбливали знатные паны.

В таких условиях в начале 1385 года возникла идея заключить польско-литовский государственный союз – унию. При этом великий князь литовский Ягайло, сын Ольгерда, должен был жениться на королеве Ядвиге.

Акт унии был подписан в Крево 14 августа 1385 года с литовской стороны великим князем литовским Ягайлом и его братьями Скиргайлом, Корибутом, Витовтом и Лугвеном. Они обязались принять католичество и крестить все литовское население, обратить литовскую казну на нужды Польского королевства, помочь Польше вернуть земли, когда-либо и кем-либо у нее захваченные, и, главное, «навсегда присоединить к Польскому королевству свои литовские и русские земли».

В феврале 1386 года великий князь литовский Ягайло прибыл в Краков, где отрекся от православия, принял католичество, женился на королеве Ядвиге и короновался под именем Владислава II. Став польским королем, он немедленно приступил к реализации условий Кревской унии. Наиболее существенным ее пунктом была инкорпорация, то есть включение литовских, малороссийских и белорусских земель в состав Польского королевства. В связи с этим Ягайло потребовал от удельных князей присяжных грамот на верность «королю, королеве и короне польской», что по нормам феодального права означало переход этих князей вместе с подвластными им землями в подданство к польскому королю.

В 1386 году вместе с князьями литовских и белорусских земель присяжные грамоты подписали киевский князь Владимир, волынский князь Федор Данилович и новгород-северский князь Дмитрий-Корибут. Примечательно, что новгород-северские князья и бояре, в свою очередь, поручились за своего князя, обещая не поддерживать его в случае, если он вознамерится выйти из-под власти Польского королевства. Федор Данилович и другие волынские князья в 1388 году поручились за волынского князя Олехна.

Обратить население Великого княжества Литовского в католичество оказалось нелегко. Католиков там к 1385 году почти не было. Православие в Литве распространялось почти 150 лет, но очень медленно, поскольку, как писал С. М. Соловьев, оно «распространялось само собой без особенного покровительства и пособий со стороны святой власти».[28]28
  Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. II. Т. 3—4. – М.: Издательство социально-экономической литературы, 1960. С. 303.


[Закрыть] Так, к примеру, в столице Вильно около половины жителей исповедовали православие. В сельских же местностях Литвы население было почти на сто процентов язычниками. Соответственно, население Малой и Белой Руси было на сто процентов православным.

Католические миссионеры рьяно взялись за обращение в свою веру населения Литвы. Чтобы склонить феодалов к переходу в католичество, король 20 февраля 1387 года дал привилей литовским боярам, принявшим католичество, «на права и вольности», которыми пользовалась польская шляхта. Этот привилей даровал литовским боярам-католикам право неотъемлемого владения и распоряжения своими наследственными имениями. Крестьяне этих имений освобождались от большинства государственных повинностей, кроме строительства и ремонта замков. Почти одновременно был издан другой привилей, который разрешал всем литовцам принять католичество, запрещал браки между литовцами-католиками и православными, а православных, состоявших в браке с католиками, под страхом телесного наказания принуждал к принятию католичества. Имения католической церкви освобождались от всех государственных повинностей, а само духовенство – от юрисдикции светского суда.

Тем не менее, большинство православных и язычников в Литве сохранили свою веру. Православным остался даже родной брат Ягайло Скиргайло.

В 1410 году в битве под Грюнвальдом объединенное польско-литовско-русское войско наголову разгромило Тевтонский орден. Таким образом, во внешней политике уния себя оправдала. Но объединения Польши и Литвы в одно государство так и не произошло. Выиграли от унии больше всего крупные феодалы, влияние которых резко возросло в обеих странах. Едлинский привилей 1430 года вместе с подтверждением всех прежних прав панства и шляхты устанавливал также, что ни один дворянин в Польше не может быть арестован без суда: «Мы никого не заключим в тюрьму, если он не будет уличен по закону».