Текст книги "У нас уже утро"

Автор книги: Александр Чаковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– До сих пор Курилы, Командоры и прочие экзотические места знал только по Киплингу, – усмехнулся Венцов. – «Курильскими водами «Норзернлайт» шёл сквозь туман и мрак, неся на штирборте печную трубу и русский на фоке флаг». «Стихи о трёх котиколовах» читали?

– Вы любите стихи? – спросила Ольга.

– Любил когда-то, – неопределённо ответил Венцов.

– Перед отъездом на Сахалин, – сказала Ольга, – я прочла в одном журнале хорошее стихотворение. Оно называлось «Два флага». Речь в нём шла о Чукотке, но мне казалось, что автор имел в виду Сахалин.

– Вы помните его наизусть? – спросил Венцов.

– Кажется, только одну строфу: «Здесь рождается утро и с первого шага направляется в сторону нашего флага…» Хорошие стихи, правда?

– По одной строфе трудно судить, – уклончиво ответил Венцов.

Они помолчали.

– Скажите, Виктор Фёдорович, – вдруг спросила Ольга, пристально вглядываясь в лицо Венцова, – вы верите в то, что здесь будет хорошо жить?

– Конечно, верю, – пожимая плечами, ответил Венцов, – как же может быть иначе? Раз государство взялось за этот остров, – значит, всё будет в порядке. Я же говорю только о себе лично. Мне хотелось бы приехать сюда, когда здесь уже будет все: флот, оборудование, люди. Я рассуждаю обо всём этом с точки зрения инженера.

– А мне, значит, надо было ждать, когда здесь появятся медикаменты, клиники, врачи, – задумчиво сказала Ольга.

Венцов рассмеялся.

– Разумеется, я не прав, – беспечно сказал он. – Выходит, что мне хотелось бы приехать сюда на всё готовое. Конечно, это неверно. Но… видеть не могу эту японскую кустарщину. Да, в конце концов, чёрт с ней. Поговорим о чем-нибудь другом. Расскажите мне, что вы будете делать, когда приедете в Москву. Поступите в клинику?

– Я могла это сделать и до отъезда, – тихо сказала Ольга.

После этого вечера Ольга стала часто встречаться с Венцовым. Ей было приятно встречаться с ним. Он относился к ней без всякой навязчивости. С ним она чувствовала себя хорошо и спокойно. Главное, спокойно. Венцов точно связывал её с прошлым. Когда он несколько дней не показывался, ей становилось скучно. Она не задумывалась над тем, почему ей приятно бывать с Венцовым. Она просто ощущала это.

ГЛАВА XIV

На комбинате началась подготовка к весенней путине.

Прежде всего Доронин отправил полтораста человек на шахту. Нырков и избранный профгруппоргом Антонов провели среди рабочих запись желающих получить шахтёрскую специальность. Охотники нашлись сразу.

Вслед за рабочими Доронин командировал на шахту Вологдину, а с ней трёх бригадиров лова. Вологдина вернулась через неделю и сообщила, что ею организованы курсы техминимума. На курсах готовятся двадцать восемь рыбообработчиков, двадцать пять ловцов и четырнадцать бригадиров-засольщиков.

Потом Доронин взялся за флот. Суда ремонтировались медленно. Не хватало материалов и квалифицированных рабочих рук. Доронин вызвал к себе капитана флота Черемных.

– Сообщите точно, каким судам нужен ремонт. И какой именно.

Черемных развёл руками. Ремонтировать нужно почти все суда. А какой ремонт? Да самый разный…

– Я хочу видеть график ремонта, – прервал его Доронин.

– Странное дело, товарищ директор! – усмехнулся Черемных. – Это ведь не первоклассная верфь!

После разговора с Черемных Доронин провёл весь день в судоремонтных мастерских. Вечером он разыскал Ныркова.

– Ты понимаешь, – заговорил Доронин, – у нас нет ясного представления о том, что требуется для путины. Мы знаем, что нужен флот, нужны орудия лова, посольные чаны, тара и многое другое. Но никто точно не знает, что мы имеем и в каком состоянии.

– Я думал об этом, Андрей Семёнович, – сказал Нырков. – А что, если нам привлечь к этому делу молодёжь, комсомольцев? Рейд, что ли, такой провести…

– Рейд? – переспросил Доронин и пристально посмотрел на Ныркова.

Этот парень все больше удивлял его. Кажется, совсем недавно стоял он на вахте и не хотел пускать к директору позднего гостя, совсем недавно просил совета насчёт приезда жены и мял в руках треугольное солдатское письмо… А теперь сидит рядом с директором, спокойный, настойчивый, деловитый, и предлагает то, что Доронину и самому должно было бы прийти в голову.

– Я в райкоме советовался, – как бы отвечая на его мысли, продолжал Нырков. – Поднимите, говорят, на это дело людей, пусть ещё больше почувствуют себя хозяевами на этой земле.

Вдвоём они составили маршрут, и на другой день комсомольский рейд начался. Несколько десятков молодых рыбаков сновали по судоремонтной и тарной мастерским, по пошивочному цеху, заглядывали в каждый уголок на территории комбината.

Самая придирчивая инспекция не смогла бы более точно установить недостатки подготовки к путине.

Прежде всего комсомольцы выяснили, что суда ремонтируются неудовлетворительно. В судоремонтной мастерской царит обезличка. Детали свалены в кучу, их берут все, кому не лень. На глазах у одного из членов бригады слесарь снял с судового мотора трубку топливного насоса, чтобы прикрепить её к мотору рыбонасоса.

Девять вагонов тарных материалов, из которых можно было бы сбить несколько тысяч ящиков, не используются, потому что нет гвоздей. Брезентовые посольные чаны валяются под снегом. Территория завалена старыми ящиками, частью разбитыми, частью пригодными для упаковки рыбы. Ставные невода для сельди готовятся, а о ставных сетях никто не думает. Между тем старые сахалинцы рассказывают, что на долю ставных сетей падает порой почти половина улова. Ремонт судов не сегодня-завтра вообще может прекратиться: нет свёрл нужного диаметра. Нет помещения, в котором можно было бы хранить сети, а недалеко пустует склад бумкомбината. Никто не обращает внимания на подготовку мелкого промыслового инвентаря: носилок, моечных корыт, разделочных столов, ножей…

На столе у Доронина росла стопка рапортов. Эти неразборчиво исписанные клочки бумаги были дороже многих перепечатанных на машинке официальных актов.

Нырков созвал открытое партийное собрание. Доронин доложил об итогах комсомольского рейда. После этого собрания на комбинате начались удивительные дела.

Нет свёрл нужного диаметра? Инструментальщик Кобзев, работавший на ремонте, предложил переточить имеющиеся сверла до нужного диаметра и удлинить их, наварив электросварочным аппаратом.

Не хватает электродрелей? Электрик Самсонов, прибывший на Сахалин всего месяц назад, раздобыл в утиле старую дрель, приспособил к ней самодельный реостат и пустил её в ход.

Не хватает дели, чтобы сделать крылья на девяти ставных неводах? Кто-то посоветовал использовать для крыльев дель из соломы. Не хватает стеклянных шаров-наплавов? Кто-то предложил заменить их деревянными балберами.

Читая и перечитывая все эти предложения, Доронин думал о том, что жизнь дала ему ещё один урок. Доронин ещё раз убедился в том, что здесь, на Сахалине, больше чем где бы то ни было, успех зависит от усилий всего коллектива.

Подготовка к весенней путине началась. И всё же Доронин чувствовал, что жизнь на комбинате замирает. Зима сковывала людей. Штормами, морозами, ледяным ветром она точно отгородила море от берега. Но опаснее всяких штормов и ветров была традиция, по которой лов рыбы прекращался на зимнее время.

Советские люди приехали на Сахалин не как сезонники. Они поселились здесь, чтобы жить и работать. Но наступила зима, и они увидели, что им предстоят долгие месяцы вынужденного безделья. Конечно, работы на берегу хватало и сейчас, мелкой, кропотливой работы, связанной с подготовкой к путине. Но рыбаки хотели другой работы – не на берегу, а в мope.

К Доронину пришёл Нырков.

– Скучают люди, Андрей Семёнович, – сказал он. Доронин был занят срочным подсчётом орудий лова, необходимых для путины, и не хотел, чтобы его отрывали.

– Скучают лодыри, – резко возразил он. – У нас работы по горло. Кому это вздумалось скучать?

– Вчера пристал ко мне один рыбак: «Добейся, говорит, у начальства, чтобы разрешили с ярусником выйти…»

– С ярусником в шторм?! Фантазия!

– Вчера шторма не было. Даже на три балла не тянул…

– Утром не было, а вечером был.

– А всё-таки рыбаки скучают, – настойчиво повторил Нырков.

– Так добейся, чтобы они не скучали. Кто у нас парторг?

– А ты член бюро, товарищ Доронин, – тихо сказал Нырков.

Доронин удивлённо посмотрел на него. За всё время Нырков, кажется, впервые обратился к нему так официально.

– Что же ты предлагаешь?

– Не знаю, – покачал головой Нырков. – Я только вижу, что народ тоскует.

– Нужно объяснить людям значение подготовки к путине, дать каждому работу на берегу. Проводить читки газет, организовать кино, самодеятельность…

– Это всё верно, – сказал Нырков. – Но ты всё-таки подумай. А я, пожалуй, напишу в обком, посоветуюсь…

– Напиши, напиши, – кивнул головой Доронин и погрузился в свои подсчёты.

Он был поглощён разработкой плана генерального сражения, которое ему предстояло развернуть через три месяца.

Весной комбинат должен был отвоевать у моря десятки тысяч центнеров рыбы. В связи с этим возникало множество сложнейших вопросов, требовавших немедленного разрешения.

Каким способом добиться скорейшей транспортировки рыбы в посольные чаны и на площадки столового посола? Нечего было и думать осуществить этот сложный процесс вручную. К весне Доронину обещали несколько рыбонасосов, и Венцов разработал подробную схему, по которой рыба должна была попадать прямо к местам посола. Но эта схема требовала серьёзных поправок.

С посольными чанами тоже было немало хлопот. Доронин сам обследовал их и ещё раз убедился в том, что Ольга была совершенно права. Но каустической соды так до сих пор и не прислали. Посоветовавшись с людьми, Доронин наконец нашёл выход из положения. Он распорядился установить близ чанов котёл, и через сутки чаны заблестели, дочиста вымытые кипятком.

Потом Доронин занялся флотом. Всю подготовку к путине он хотел подчинить железному графику, выработанному им совместно с Венцовым и Вологдиной. В этом графике был предусмотрен и планомерный ремонт судов.

Но график систематически нарушался. Людей то и дело снимали с ремонта судов и направляли на производство тары или на жилищное строительство.

Однажды Доронин узнал, что с нового судна внезапно исчез двигатель. Доронин потребовал объяснений у капитана флота. Черемных ответил, что двигатель снят временно по распоряжению главного инженера. Доронин вызвал Венцова. Тот пожал плечами и сказал, что двигатель поставлен на лесопилку, поскольку судно сейчас всё равно не ходит в море.

Через несколько дней с судна исчезли двери и стекла. Доронин собрал руководящих работников комбината и сказал, что будет строго наказывать каждого, кто пытается проводить один вид ремонта в ущерб другому.

После этого он проверил работу судоремонтной мастерской. Каждый вечер директор и парторг проводили в мастерской производственные совещания, посвящённые итогам рабочего дня. Всю старую систему работы пришлось перестроить. Были назначены премии за рационализаторские предложения.

К концу второй недели работа мастерской начала укладываться в график.

Доронину стало казаться, что дело пошло на лад и подготовка к путине приобрела наконец необходимую планомерность. Но как раз в это время произошло событие, которого Доронин никак не ожидал.

Два рыбака – черноморец Федюшин и балтиец Корытов – подали заявления с просьбой отпустить их на материк. Они готовы были даже вернуть полученные ими в своё время авансы.

Доронин читал и не верил своим глазам. Он знал этих рыбаков: оба они работали честно и добросовестно. Что же побудило их подать такие заявления? Плохие заработки? Конечно, рыбаки зарабатывают сейчас меньше, чем во время лова. Но ведь все это с лихвой окупится во время путины. В чём же дело? Почему люди, которые уже собирались выписать сюда семьи, теперь хотят уехать?

Он вызвал Федюшина и Корытова. Корытов сказался больным, и к директору явился один Федюшин. Он стоял перед Дорониным, худощавый, с красным обветренным лицом, в ватнике, подпоясанном солдатским ремнём.

– Что случилось, товарищ Федюшин? – спросил его Доронин. – Для меня ваше заявление явилось полной неожиданностью. Почему вы хотите уехать?

– Так… Решили, – глухо ответил Федюшин. – Если в деньгах какое препятствие, так мы вернём всё, что получили. – Он не глядел на Доронина.

– Погодите! – сказал Доронин. – Всё-таки в этом надо разобраться. Вы живёте в доме или бараке?

– В доме.

– Зарабатываете как?

– Как все.

В этом ответе Доронину послышалось скрытое недовольство.

– Какой же вам смысл уезжать перед путиной? Ведь весной вы в течение месяца заработаете больше, чем в другое время за полгода. Это же просто невыгодно сейчас уезжать.

Федюшин молчал.

– Я слышал, что вы хотели выписать сюда семью, – продолжал Доронин, – и вдруг сами решили уехать. В чём дело?

– Не для нас эта работа, – нехотя сказал Федюшин.

– То есть как это не для вас? Ведь вы же рыбак, коренной рыбак?

– В том-то и дело, что рыбак, – с обидой в голосе ответил Федюшин, – а только в этих местах рыбаки, видно, не нужны.

– Как это не нужны?

– Да так. Здесь сезонники нужны… А я не сезонник… Я сюда… жить приехал.

– Ну и прекрасно! – подхватил Доронин. – Кто же вам мешает?

– Не для нас эта жизнь, – упрямо сказал Федюшин. – Полгода рыбу ловить, а полгода на берегу копаться? Неподходящее дело. Сопьёшься тут от скуки.

– Но ведь… – растерянно проговорил Доронин. – Это же от природы зависит. Колхозники, например, тоже зимой не сеют и не убирают.

– Колхозники тут ни при чём, – с досадой отмахнулся Федюшин. – Земля зимой не родит, это уж точно природа. А море – всегда море. Рыба в нём и зимой водится.

Доронин задумался. Его нисколько не удивило бы, если бы с просьбой об увольнении к нему явился Весельчаков. Но Федюшин принадлежал к тем людям, на которых всегда можно было положиться. И вдруг…

Федюшин стоял насупившись и ждал ответа.

– Сейчас я не могу принять никакого решения, – сказал наконец Доронин. – Мне нужно посоветоваться с начальником лова.

Федюшин ушёл, а Доронин сидел за столом, подперев голову руками. Внезапно он вспомнил случаи, которым до этого не придавал серьёзного значения: один рыбак напился и затеял драку; другой хотел выписать семью и не выписал. Люди настойчиво просились на шахту; раньше это только радовало Доронина, но теперь он и на это взглянул по-иному. В ушах его прозвучали слова Ныркова: «Скучают рыбаки…»

Он решил немедленно разыскать парторга.

Нырков оказался в судоремонтной мастерской.

– Выйдем, – тихо сказал ему Доронин. – Есть разговор.

Они вышли из мастерской и медленно пошли к сопкам.

– Слушай, Нырков, – взволнованно заговорил Доронин, – что-то мы с тобой не так делаем.

Нырков насторожённо взглянул на директора.

– Помнишь, ты приходил ко мне насчёт того, что скучают люди? – продолжал Доронин.

– Помню.

– На, читай! – Доронин вытащил из кармана только что полученные заявления.

Они шли прямо по целине: тропинку давно занесло. Валенки глубоко уходили в снег.

Нырков долго держал заявления в своих красных, потрескавшихся пальцах.

– Так… – тихо сказал он, возвращая бумаги директору.

– Ты подумай только, что получается! – повысил голос Доронин. – Ведь до сих пор от нас ни один человек не ушёл. Жилья не хватало, флота не было – и то люди не бежали. А теперь такое дело!…

– Что ж ты решил, Андрей Семёнович? – так же тихо спросил Нырков.

– Решать будем вместе – я, ты, все коммунисты комбината. Но мне кажется… Рыбу надо ловить. И зимой ловить, понимаешь?

– Понимаю, – ответил Нырков, и Доронину показалось, что он улыбнулся.

– Помнишь, я тебе тогда посоветовал на культработу нажимать. Неверно это! То есть культработу, конечно, развивать надо, но решает всё-таки другое. Для рыбака главное – это лов, без него он себе места не находит. Мы должны немедленно подумать о зимнем лове, посоветоваться со старыми рыбаками. Это ты возьми на себя. А я завтра поеду в область.

Русанов готовился к заседанию бюро обкома.

Заседание должно было состояться в конце будущей недели, но вот уже несколько дней Русанов отменял все приёмы и запирался в своём кабинете, знакомясь с материалами, подготовленными по его поручению.

Вопрос, который предполагалось обсудить на бюро обкома, формулировался так: «О сочетании хозяйственной работы с партийно-политической».

Во время своей последней поездки в Москву Русанов присутствовал на важном совещании в Центральном Комитете партии. Слушались доклады инспекторов ЦК о партийно-политической работе на местах.

Поздно ночью, возвращаясь к себе в гостиницу, Русанов сосредоточенно обдумывал всё то, что ему пришлось услышать.

Он мысленно повторял слова секретаря Центрального Комитета о том, что политику нельзя отделять от хозяйства и что партийно-политическая работа тесно связана с хозяйственной.

Он продолжал размышлять об этом и на другой день по дороге на аэродром и потом, сидя в самолёте, ночуя в маленьких гостиницах, ожидая вылета.

Чем дольше он думал, тем больше ему казалось, что, критикуя партийно-политическую работу на местах, секретарь ЦК имел в виду и сахалинскую партийную организацию, руководимую им, Русановым.

Вернувшись на Сахалин, Русанов прежде всего затребовал протоколы заседаний горкомов и райкомов. Много часов провёл он над этими, хорошо известными ему решениями. Однако теперь он воспринимал их по-другому.

Вот, например, состоящее из четырнадцати пунктов постановление Шахтёрского райкома о ходе реализации сезонного плана осенне-зимних лесозаготовок. В этом решении директору лесокомбината указывалось на плохую организацию труда, начальнику лесоучастка объявлялся выговор с занесением в личное дело, рядовым коммунистам предлагалось изжить такие-то хозяйственные неполадки.

И ни слова, ни одного слова не было сказано о партийной, комсомольской работе на участках, о политической учёбе, об идейном воспитании людей…

Как приказ хозяйственника, звучало и постановление бюро Горского горкома о сокращении расхода электроэнергии.

Вместе с группой работников обкома Русанов отправился в поездку по области. Он провёл в поездке две недели, пересаживаясь с поезда на автомашину, с машины на самолёт, с самолёта на сани. А вернувшись в обком, снова засел за материалы.

Ему стало окончательно ясно, что критика, которую он слышал в Центральном Комитете, может быть полностью обращена и к сахалинским коммунистам.

На первых порах молодым партийным органам Южного Сахалина, естественно, пришлось очень много заниматься хозяйственными вопросами. Задача же состояла, во-первых, в том, чтобы каждый хозяйственный вопрос рассматривать как большое политическое дело, а во-вторых, в том, чтобы вплотную заняться идейным воспитанием людей.

Именно в сахалинских условиях идейное воспитание является важнейшей, первоочередной задачей…

Обо всём этом Русанов хотел сказать в своём докладе на бюро обкома.

За окном уже занималось серое, туманное сахалинское утро.

Взгляд Русанова упал на лежавшую перед ним стопку писем. Это была вчерашняя почта, которую он ещё не успел разобрать. Взяв письмо, лежавшее сверху. Русанов разорвал конверт.

«Уважаемый товарищ Русанов! – прочёл он. – Хочу с вами посоветоваться…»

Он посмотрел на подпись. Нырков, парторг западного рыбокомбината. «Западный рыбокомбинат… Директором там этот демобилизованный майор… Доронин… Интересно!»

Взяв по привычке красный карандаш, Русанов погрузился в чтение.

На другой день вечером, когда Русанов вновь уединился в своём кабинете и принялся за материалы к докладу, ему доложили, что прибыл директор западного рыбокомбината Доронин и просит принять его.

– А-а, майор запаса! – воскликнул Русанов так, будто только и ждал Доронина. – Просите, просите!

Когда Доронин вошёл, секретарь обкома поднялся ему навстречу.

– Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Доронин. Редкий вы гость в наших краях!

– Работы много, – сказал Доронин, усаживаясь в кресло, на которое указал ему Русанов.

– К нам, значит, отдохнуть приехали? – улыбнулся Русанов; он несколько раз незаметно осмотрел Доронина с ног до головы и остался доволен; от его внимательного взгляда не ускользнуло и то, что начищенные сапоги директора всё-таки сохранили едва заметные следы рыбьей чешуи.

– Нет, почему же отдохнуть? – чуть смутившись, возразил Доронин.

– Это я в шутку, – махнул рукой Русанов и, поглубже усаживаясь в кресло, сказал: – Ну, как работается? Много ли нажито друзей и врагов?…

– Врагов? – переспросил Доронин. – Вот не знаю… А друзей…

– Есть, есть друзья, – перебил его Русанов. – Вот, скажем, директор шахты Висляков. Он вам по гроб жизни благодарен. Теперь только о том и думает, как бы всех рабочих со всех комбинатов собрать да на шахты поставить…

«Знает, – подумал Доронин, ещё не разобрав, как относится Русанов к его затее. – Что ж, я согласовал этот вопрос с главком».

– Вы смотрите не прогадайте при расчёте, – чуть подмигивая, сказал Русанов, – Висляков мужик хитрый.

«Одобряет!» – понял Доронин.

– Мы тоже не лыком шиты, – сказал он. Русанов с улыбкой смотрел на него.

– Я ведь к вам, собственно, по делу, товарищ секретарь обкома. Посоветоваться хочу.

– Давайте советоваться, – уже серьёзно сказал Русанов. Он хорошо помнил, как этот самый Доронин сидел в этом кресле, опустив голову, и резким, обиженным голосом доказывал, что бессмысленно посылать его на рыбокомбинат. С тех пор Русанов внимательно следил за деятельностью нового директора.

Сначала до него дошли слухи о том, что Доронин не может ужиться с другими руководящими работниками комбината.

Можно было, конечно, вызвать директора и сделать ему соответствующее внушение. Но Русанов решил не торопиться. Что-то подсказывало ему, что вмешиваться пока не нужно. «Сама жизнь должна научить его, – думал Русанов, – если, конечно, он настоящий коммунист».

Узнав о том, что Доронин затеял строительство жилых домов, Русанов почувствовал радость и облегчение. «Выбирается, – подумал он, – находит верную дорогу…»

Потом ему доложили о неудачном выходе в море. Позвонил секретарь райкома.

– Как советуете? За такие вещи из партии выгоняют! Скажите пожалуйста, какой гусар нашёлся! Стихия ему нипочём! Мог людей погубить.

– Решайте сами, – ответил Русанов. – Вы хозяева его судьбы. Но сначала внимательно проверьте всю его деятельность на комбинате. Посмотрите, чего было больше: вреда или пользы.

Райком ограничился тем, что вынес Доронину предупреждение. После этого директор передал часть флота колхозам, заключил договор с Висляковым… Секретарю обкома стало ясно, что он не ошибся в этом человеке.

– Слушаю вас, товарищ Доронин, – сказал Русанов.

– Сейчас мы развернули на комбинате подготовку к путине, – начал Доронин. – Многого не хватает, но… я не об этом хотел говорить. У нас обнаружилась неприятная вещь… Короче говоря, два рыбака подали заявления об уходе…

Едва заметная улыбка пробежала по лицу Русанова.

– Многим рыбакам не нравится, что мы прекращаем лов на зиму.

– Так, – кивнул головой Русанов.

– Вот я и решил посоветоваться с вами, как тут быть.

– Очень хорошо, что вы пришли, товарищ Доронин. На ловца, как говорится, и зверь бежит. Я тоже хочу посоветоваться с вами по одному вопросу.

– Со мной? – удивлённо переспросил Доронин.

– Да, с вами.

Доронину показалось, что по лицу Русанова опять пробежала едва уловимая усмешка. Но уже в следующую секунду лицо его снова стало, серьёзным.

– Мне кажется, – заговорил он, – что мы, сахалинские коммунисты, допускаем в своей работе большую ошибку. Решая тот или иной хозяйственный вопрос, мы не всегда видим его политическое значение.

– Я думаю, – возразил Доронин, – что на этот счёт не может быть точных инструкций. Невозможно заранее ответить на такие вопросы, которые только ещё ставятся жизнью.

– Верно, – согласился Русанов, – но если вопрос уже поставлен жизнью?… Я получил одно интересное письмо и хотел бы услышать ваше мнение о нём. Вот послушайте: «Уважаемый товарищ Русанов! Хочу посоветоваться с вами. На нашем рыбокомбинате развернулась сейчас подготовка к путине. Работы очень много, но всё-таки некоторые рыбаки скучают. Раньшо думали выписывать семьи, а теперь и сами хотят уезжать. Им не нравится то, что рыбный лов прекращается на зиму. Это и на заработке сказывается, и вообще непривычно. Я расспрашивал старожилов – все утверждают, что японцы зимой рыбу не ловили. Вот мы и не знаем, как поступить. Думаю поставить этот вопрос на бюро парторганизации, но надо же подготовить решение, иначе смысла не будет. А какое решение? Не знаю. Думаю всё-таки, что японцы – нам не указ. Если им подражать, то на зиму людей вообще распускать надо. Простите, что отрываю вас от дел, но это, по-моему, важный вопрос и не для одного нашего комбината».

– Я знаю, от кого это письмо, – твёрдо проговорил Доронин.

– Знаете? – переспросил Русанов. – Не сомневаюсь. Было бы странно, если бы вы с парторгом жили разными мыслями, Что же мне ему ответить?

– Я думаю, что ответ может быть только один, – убеждённо сказал Доронин, – надо ловить рыбу зимой. Мы хотим попробовать. Благословите?

– А без благословения побоитесь? – усмехнулся Русанов. – Как вы думаете, товарищ Доронин, – серьёзно спросил он, – почему японцы не ловили рыбу зимой?

– География, – пожав плечами, ответил Доронин.

– А мне кажется, – задумчиво сказал Русанов, – что не география, а политика. Японцы смотрели на Южный Сахалин и Курилы как на колонию. Колониальное, мелкокустарное хозяйство. Дешёвый, почти рабский труд. Летом всё это имело прямой смысл, а зимой способно было принести только убыток. Много ли сумеют взять зимой кустари? А если оставлять их на зиму, надо строить хорошие дома, держать в готовности флот, да и деньги людям платить надо… Так не кажется ли вам, товарищ Доронин, что география, значения которой отрицать, конечно, нельзя, использовалась японцами для того, чтобы прикрыть внутренние пороки капиталистического хозяйства на Сахалине? А мы строим здесь передовое, социалистическое хозяйство. И рыбаки здесь – не просто рабочие, а хозяева. Какой же это вопрос – географический или политический?

Доронин молчал. Да, придя сюда, он был убеждён в том, что начать зимний лов необходимо. Но он не придавал этому столь широкого политического значения. Зимний лов казался ему делом сугубо хозяйственным.

– Я как-то не думал над этим, – наконец сказал он.

– Я тоже, – улыбнулся Русанов, – до этого письма. Мне очень понравилась фраза: «Думаю, что японцы нам не указ». Поговорив с товарищами из главка, я выяснил, что никаких научно обоснованных возражений против зимнего лова нет. Только сила традиции. Но ведь по традиции мы должны были бы переводить рыбу на тук, правда?

Доронин встал.

– Большое спасибо! – сказал он. – Мы заново продумаем этот вопрос. И не с географической, а с политической точки зрения.

– Ну вот, – рассмеялся Русанов, – значит, и я от вас совет получил: «Продумать вопрос с политической точки зрения». Правильный совет. При этом имейте в виду, что с точки зрения сугубо хозяйственной проблема зимнего лова не так уже важна. Его удельный вес в годовом плане рыбодобычи пока весьма незначителен. Но взгляните на этот вопрос политически, и вы сразу увидите его в тесной связи с другими вопросами, от разрешения которых зависит процветание нашего острова. Подумайте обо всём этом и передайте наш разговор товарищу Ныркову. Кстати, какого вы мнения о вашем парторге?

– Нырков – очень хороший парень и настоящий коммунист, – убеждённо ответил Доронин, пожимая протянутую ему руку.