Текст книги "Нюрнбергские призраки. Книга 2"
Автор книги: Александр Чаковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
ГЕРДА
На другое утро Рихард проснулся с таким ощущением, будто его кто-то толкнул. Мелькнула мысль, что он не успел сделать что-то очень важное… Немного погодя, однако, он во всех деталях вспомнил вчерашний вечер, когда тщетно пытался дозвониться Герде.
Рихард взял с тумбочки часы. Десять минут девятого. "Если она в Мюнхене и вернулась поздно вечером, то сейчас наверняка еще спит", – подумал он. Герда говорила ему, что она журналистка «фри-лэнс» и, стало быть, не обязана торопиться с утра на работу. "Пусть поспит еще часок!" – мысленно произнес он.
Рихард снял пижаму, принял душ, оделся и спустился вниз. Поздоровавшись с портье, вспомнил, что где-то по соседству находится газетный киоск. Он выбежал на улицу, купил "Зюддойче Цайтунг", «Цайт», «НДП-курир» и вернулся обратно в гостиницу. В буфете он заказал свое любимое блюдо – яичницу с колбасой – и неторопливо накрошил туда хлеба.
Не успел он покончить с яичницей, как официантка принесла ему небольшой фаянсовый кофейник на белом никелированном подносике и молочник. Рихард наполнил чашку крепким кофе и разбавил его сливками. Потом взглянул на часы. Без четверти девять. Раньше, чем в начале десятого, звонить Герде неудобно.
Он стал просматривать газеты, прихлебывая кофе. Сначала он взял «НДП-курир», орган национал-демократической партии. На первой же странице увидел заголовок, набранный крупным шрифтом: "Красные срывают мирное собрание НДП".
Под заголовком был помещен большой снимок: здание с куполообразной крышей, толпа людей у дверей, несколько поодаль – полицейские машины и сами полицейские с поднятыми дубинками. Текст под снимком гласил: "Вчера разъяренные банды коммунистов и социал-демократов сорвали предвыборный митинг НДП и не дали говорить председателю партии фон Таддену. Вооруженные палками и велосипедными цепями, они прорвались в зал, где происходил мичинг, и устроили там крввавое побоище. Вызванные отряды полиции пытались навести порядок, но безуспешно. В целях самозащиты они были вынуждены пустить в ход дубинки Уже в самом зале им удалось утихомирить хулиганов, которые забрасывали трибуну тухлыми яйцами и помидорами. Виновность левых экстремистов не вызывает никаких сомнений. Ее подтверждают и разбросанные ими листовки, которые мы воспроизводим".
Тут же были помещены фотографии двух листовок, на которых четко выделялись лозунги: "Долой неонацизм!" "Да здравствует компартия!" "Москва с нами!"
Эти листовки, утверждала газета, выдают с головой тех, кто затеял беспорядки.
В памяти Рихарда ожила картина вчерашнего митинга. Да, написано все правильно.
Он стал просматривать другие газеты. Сообщения о митинге были в каждой, но они отличались друг от друга и по объему, и по тону. Покончив с газетами, Рихард посмотрел на часы. Было около десяти. "Пора!" Он быстрыми глотками допил остатки уже остывшего кофе, свернул газеты в трубочку и торопливо направился наверх, в свою комнату.
…Он протянул руку к телефону. А что, если и на этот раз никто не ответит? Что тогда делать? Позвонить еще раз вечером? Или завтра утром?
Но мысль, что ему придется провести весь день в полном одиночестве, была невыносима. "Впрочем, – подумал вдруг Рихард, – ведь это хорошо, что Клаус уехал! Если я и встречусь с Гердой, то с гарантией, что Клаус не увидит нас вместе".
Он услышал продолжительный гудок и стал набирать номер, который теперь уже знал наизусть: Пять… три… два… Перед тем, как набрать последнюю цифру, «пять», Рихард замер. Потом разом, словно бросаясь в холодную воду, повернул диск. Прошло несколько секунд. Один гудок, второй, третий…
И вдруг, после четвертого сигнала, Рихард услышал в трубке легкий щелчок, а затем женский голос:
– Да! Слушаю!
– Герда? – крикнул Рихард так громко, что сам испугался своего голоса.
– Да, я. Кто это говорит?
– Рихард!
– Кто?
– Рихард… Рихард! Мы вместе летели в самолете. Неужели ты не помнишь?
Он был готов к чему угодно, но не ожидал, что Герда не узнает его голоса.
– А-а, Рихард! – проговорила Герда, и ему показалось, что она произнесла его имя с радостью.
– Да, да, это я! Когда ты приехала? Я звонил тебе вчера вечером.
– Вчера и приехала. Еще в первой половине дня. А вечером была с друзьями в ресторане.
Последняя фраза слегка кольнула Рихарда. Он умолк.
– Куда ты пропал? – раздался недоуменный голос Герды. – Что-то с телефоном? Алло, Рихард!
– Да, да, я слушаю! – воскликнул он, испугавшись, что Герда положит трубку.
– А я уж решила, что нас прервали, – сказала она. – Ну… как ты устроился?
– Да вроде бы все в порядке. Пансионат небольшой, но вполне приличный.
– А где находится твой пансионат? Рихард назвал улицу.
– Что ты делал эти два дня? Осматривал город?
– Н-нет, – немного запинаясь, ответил он, – просто приходил в себя после длительного перелета.
– И даже не осмотрел Мюнхен. Почему? – с удивлением спросила Герда.
– Потому что ждал тебя! – выпалил Рихард. – Хотел, чтобы ты показала мне город.
– Что ж, – сказала Герда, – как-нибудь встретимся, погуляем…
– Нет, нет! Я хочу, чтобы мы увиделись как можно скорее! Что ты делаешь сегодня?
– Сегодня? – переспросила Герда. – Но ведь я только вчера приехала. Накопилась куча дел… Например, сейчас собираюсь пойти в редакцию.
– А потом?
Рихард понимал, что своей настойчивостью он может отпугнуть Герду, но желание увидеть ее во что бы то ни стало заглушало голос рассудка.
– Потом?.. – повторила Герда и, немного помолчав, неуверенно добавила: – Еще не знаю." Может быть, редакция даст какое-нибудь задание.
– А после этого? – не унимался Рихард.
– Послушай… – начала было она, но он прервал ее.
– Герда, – чуть ли не умоляюще проговорил он, – мы же все время друг друга теряем! Сначала в самолете, потом в аэропорту. Я и оглянуться не успел, как ты куда-то исчезла. Прошу тебя, давай встретимся сегодня! В любое время… когда ты сможешь.
– Ну, хорошо, – после короткого раздумья сказала Герда. И спросила: – У тебя есть машина?
– Нет. Откуда? – ответил Рихард, и его охватила тревога. Неужели из-за отсутствия машины сорвется их встреча?
– Хорошо, – на этот раз уже решительно сказала Герда. – У меня машина есть. Я за тобой заеду.
– Ну, если тебе нетрудно… – пробормотал Рихард,
– Ладно, – прервала его Герда, – давай договоримся так. Сейчас около десяти. Значит, в два часа дня я подъеду к твоему пансионату. Я буду в маленьком желтом "фольксвагене".
– Хорошо! Спасибо, Герда! – вне себя от радости воскликнул он. – Я буду ждать тебя у входа в пансионат с половины второго.
– Я же сказала: в два.
– Все равно! Я выйду раньше, чтобы не разминуться с тобой.
– Ну, ладно! У тебя, судя по всему, очень много свободного времени. Итак, я подъеду в два.
В ожидании заветного часа Рихард уселся в кресло, взял газеты со стола и положил их себе на колени. Но сразу же приступить к чтению он был не в состоянии. Его не оставляли мысли о Герде. Он пытался представить, как он увидит ее за рулем «фольксвагена», думал о том, куда они поедут и с чего начнется их разговор.
Но тут Рихард снова вспомнил, что Клаус запретил ему встречаться с Гердой. Она, мол, пишет статьи, направленные против НДП, и подписывается инициалами "Г. В.".
Рихард принялся поспешно перелистывать газеты. Он не глядел на их названия, не читал статей, его интересовало только одно: подпись "Г. В.". Но этих инициалов он так и не увидел. Подумав, что он мог их не заметить, Рихард стал уже более внимательно просматривать статьи и заметки, имевшие хоть какое-то отношение к НДП.
Но они были либо без подписи, либо под ними стояли фамилии, ничего Рихарду не говорящие. Убедившись, что Гсрда к ним непричастна, он со вздохом облегчения достал из кармана пиджака шариковую ручку и стал отчеркивать абзацы в заинтересовавших его статьях и заметках. Зачем? Он и сам не мог бы ответить на этот вопрос. Но его не оставляла смутная мысль об использовании этих материалов в каких-го дискуссиях или, может быть, в спорах с Гамильтоном, если придется с ним еще раз встретиться.
Рихард прочитал, что министр внутренних дел Мерк в своей речи в ландтаге заявил: "Хотя и нельзя сказать, что наше государство сотрясают беспорядки, тем не менее не следует упускать из виду, что все больше и больше приходят в движение силы, целью которых является насильственное свержение существующей государственной структуры".
"Кого он имеет в виду? – подумал Рихард, подчеркивая этот абзац. – Коммунистов? Нет, сейчас вся политика вертится вокруг НДП и ее возможных успехов на осенних выборах. Говоря о насильственном свержении существующей государственной структуры, министр, конечно, имеет в виду цели НДП – пусть до поры до времени скрытые".
Далее он прочитал, что мюнхенцам все еще угрожают не разорвавшиеся со времен войны бомбы: за последние двадцать пять лет на территории города их было обнаружено сто двадцать три.
Подчеркивая это сообщение, Рихард подумал, что можно было бы устроить хороший взрыв и отнести его на счет такой бомбы.
Статья о цветных и «полукровках» в Германии… Заметка о том, как чернокожего выставили из отеля… "Взломщики приехали на грузовиках"… "Ограблен во время богослужения"… "Цены стремительно растут"… "Главный вокзал – пристанище воров и уголовников"… "На крыше одного мюнхенского рыбного магазина – перед объективами американских кинокамер – писатель Гюнтер Грасс ругал последними словами бундесканцлера Курта Георга Кизингера, министра финансов Франца Йозефа Штрауса и издателя Акселя Шпрингера"…
"Хватит!" – устало проговорил Рихард. Его охватило гнетущее ощущение собственного бессилия. Он думал о том, что в стране идет борьба за власть – и отнюдь не только в стенах бундестага. С каждым днем она достигает все большего и большего накала. Где-то взрываются бомбы, министры опасаются свержения правительства, растет неприязнь к «полукровкам» и к иностранцам, захватывающим рабочие места, которые по праву принадлежат немцам. Время действовать! А Клаус даже не дал ему возможности вступить в схватку с коммунистами! Старик Гамильтон уговаривает его стать парламентским болтуном.
Да и сам фон Тадден не призывает партию взяться за оружие и устроить врагам Германии такую же "хрустальную ночь", какую фюрер в свое время устроил евреям. Нет! Он ограничивается пустопорожними политическими лозунгами, видимо, не понимая, что они ровным счётом ничего не стоят, если их не подкрепить силой.
И вдруг Рихард вспомнил о своем намерении, которое до сих пор не осуществил. Еще в самолете он прочитал газетное объявление: тот, кто хочет помочь НДП, может перевести деньги в банк – на текущий счет этой партии. Он тогда запиеал номер счета на одном из конвертов с письмами Клауса. И Рихард принялся перебирать конверты. Вот номер телефона Герды… Скоро, теперь уже очень скоро он ее увидит! Потом Рихард нашел нужный ему конверт. Там было написано: "т/с 9078450".
Может быть, использовать время, остающееся до приезда Герды, – узнать у портье адрес ближайшего почтового отделения и сбегать туда? Нет, пожалуй, не стоит. Вдруг там очередь и он не успеет обернуться? Лучше сделать по-другому. Ведь Герда заедет за ним на машине. Он попросит ее остановиться у почты или у банка и подождать, пока он…
"Какую же сумму перевести? – Рихард нащупал в кармане толстую пачку денег, полученных от Гамильтона. – Ну, скажем, тысячу марок".
Он придавал этому денежному переводу особое значение. Как-никак это первое реальное действие, которое свяжет его с НДП. Пусть пока еще формально, но все же свяжет…
Как Рихард и сказал Герде, в половине второго он уже стоял у входа в пансионат.
Движение на этой улице было односторонним, и автомашины тянулись нескончаемой вереницей. Останавливаться можно только на противоположной стороне, и Рихард с тревогой подумал, что в этом потоке машин он не разглядит «фольксваген» Герды. Он решил заблаговременно перейти на другую сторону, но полосатая дорожка перехода была довольно далеко. Чуть ли не бегом он устремился к ней и, дождавшись зеленого света, перешел на другую сторону улицы. Затем вернулся назад и остановился напротив пансионата.
…Время тянулось медленно. Рихард подумал, что следовало бы купить цветы для Герды, но тут же вспомнил, что небольшой цветочный магазин находился на той же стороне улицы, что и его пансионат. Однако идти обратно он не решился, тем более что его часы показывали уже без десяти два.
Герда приехала ровно в два. Он еще издалека увидел маленькую желтую машину. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Рихард поднял руку и бросился прямо в поток автомобилей по направлению к «фольксвагену». Со скрипом и визгом тормозили машины, пронзительно гудели клаксоны, но он ничего не видел и не слышал. Ничего, кроме желтого "фольксвагена".
Герда едва успела затормозить. Рихард рванул дверь и плюхнулся на низкое сиденье рядом с ней.
– Ты что? – возмутилась она. – Думаешь, ты у себя в Буэнос-Айресе?
– Герда, извини, ради бога! – тяжело дыша, пробормотал Рихард. – Я боялся, ты проедешь мимо… Давай на минутку остановимся… я… я хочу посмотреть на тебя…
Герда усмехнулась, слегка притормозила и, пропуская идущие справа машины, стала приближаться к тротуару. Когда «фольксваген» остановился, Рихард сжал руки Герды, все еще лежавшие на рулевом колесе. Она повернулась к нему. Светловолосая, голубоглазая, она смотрела на него с едва заметной улыбкой.
– Мы расстались так недавно, – сдавленным от волнения голосом произнес Рихард, – а кажется, что прошла вечность.
– Не преувеличивай! – сказала Герда, теперь уже широко улыбаясь. – Ты явно склонен к преувеличениям… Впрочем, я тоже о тебе вспоминала.
– Это правда? – воскликнул Рихард.
– Я всегда говорю правду, – ответила она, взмахнув своими длинными ресницами, и добавила: – Если особые обстоятельства не вынуждают меня лгать.
Эти слова она произнесла, словно думая о чем-то своем…
Рихард промолчал. Герда убрала свои руки, и у него возникло ощущение, будто она отдалилась от него.
И все же его захлестывала радость: Герда здесь, рядом!
"Сказать ей, как я провел эти два дня? – думал он. – Рассказать ли о митинге и о том, что там произошло? Впрочем, она наверняка знает об этом из газет. Все подробности, кроме одной: что я там тоже был… Нет! Не надо говорить на политические темы. И так из-за политики у нас была размолвка в самолете".
Молчание нарушила Герда. Она спросила:
– Так какие же у тебя планы на будущее?
– Сначала хочу осмотреться, – слегка пожимая плечами, ответил Рихард. – Увидеть нынешнюю Германию… как бы это точнее выразиться… в натуральною величину. Прежде всего, конечно, Мюнхен… А потом уже буду думать о работе.
– Имей в виду, что найти работу далеко не так просто, – заметила Герда.
– Да, ты говорила мне об этом в самолете. Но сейчас я думаю о временной работе. А осенью, возможно, поступлю в университет.
– Но ведь ты историк. Значит, окончил университет в Буэнос-Айресе?
– Если говорить откровенно, Герда, то не окончил.
– Почему?
– Как тебе сказать… Я выбрал себе узкую специальность – историю Германии. И решил, что лучше всего ее приобретать здесь.
– Ив какой же университет ты намерен поступать?
– В Мюнхенский. Или в Эрлангенский, это ведь недалеко от Мюнхена.
– Ну, ладно! – сказала Герда. – А пока мы теряем время. Поехали осматривать город. Только предупреждаю: по-настоящему осмотреть Мюнхен невозможно даже за месяц, не то что за несколько часов. По я надеюсь, что некоторое представление ты все же получишь.
– Это лучше, чем ничего, – ответил Рихард. – Да и к тому же мы будем вместе, а эхо для меня гораздо важнее любых достопримечательностей.
– Тогда поехали! – Герда повернула ключ зажигания. Тихо затарахтел мотор. Машина тронулась.
Рихард неотрывно смотрел в окно. Перед его глазами, казалось, оживали цветные фотографии из иллюстрированных журналов, которые он читал в Аргентине.
…Почему он остановил свой выбор на Мюнхене? Потому ли, что тут жил Клаус? Или потому, что город славился своим университетом? Или потому, что Баварию считал землей истинных немцев? Ведь не какой-нибудь другой город, а именно Мюнхен стал колыбелью национал-социализма!
Рихард смотрел в окно, даже забыв на какое-то время о сидящей рядом Герде. Мимо проплывали старинные дворцы, готические церкви, тенистые скверы, затейливые памятники. Попыхивая трубками или сигарами, на скамьях отдыхали старики в тирольских шляпах с перьями.
– Красивый город! – сказал Рихард, не поворачивая головы. – А как называется улица, по которой мы сейчас едем?
– Принцрегентенштрассе.
– А это что за громоздкое здание?.. Вон там, слева, мы его только что проехали.
– Хочешь посмотреть? – спросила Герда, выруливая к тротуару и останавливая машину. – Здание это, можно сказать, в какой-то мере историческое…
Они вышли из машины и вернулись к большому дому с колоннами.
– А почему оно вошло в историю?
– Гитлер задумал его как "Храм искусства". Но надо сказать, что фюреру не повезло с самого начала. Закладывая здание, он сделал три традиционных удара молотком, и рукоятка молотка сломалась…
– Тем не менее, – как бы возражая Герде, заметил Рихард, – здание очень красивое. Одни колонны чего стоят!
– Нам оно не нравится, – слегка передернув плечами, сказала Герда.
– Кому это "нам"? – настороженно спросил Рихард.
– Мюнхенцам, – ответила Герда, делая вид, что не замечает тона, каким Рихард задал свой вопрос. И добавила: – А насчет колонн… именно из-за них здание прозвали "Аллеей вареных колбас". Впрочем, о вкусах не спорят.
Рихарда резануло пренебрежение, с которым Герда говорила об этом здании. Но он промолчал. Какая, в сущности, разница? Осмотр города был для неге? лишь поводом увидеться с Гердой и пробыть с ней как можно дольше. Они вернулись в машину.
– Ay тебя есть какие-нибудь родственники в Мюнхене? – неожиданно спросила Герда, поворачивая ключ, который оставался в замке зажигания.
– Нет, – ответил Рихард, когда машина тронулась.
– А тот парень, который встречал тебя во Франкфурте… Он кто? Просто знакомый?
Этот вопрос удивил Рихарда. Значит, она все-таки успела увидеть Клауса перед тем, как исчезла?
– Да, и даже очень близкий. А ты что, знаешь его?
– Откуда мне его знать? – пожала плечами Герда.
– Видишь ли, – объяснил Рихард, – он довольно часто бывает в Аргентине. По делам банка, в котором работает мой отец. В Буэнос-Айресе мы и познакомились.
– Обрати внимание на этот дом, – торопливо сказала Герда, притормаживая машину. Тон у нее был такой, словно разговор о Клаусе уже не представлял для нее никакого интереса.
Рихард взглянул в сторону, куда указывала Герда. Они проезжали мимо массивного трехэтажного здания.
– А что в нем особенного? Что там помещается? – спросил он, когда Герда остановила машину.
– Сейчас? Обыкновенное музыкальное училище.
– Ну и что?
– Сейчас-то ничего! Но тебе как историку, наверное, интересно будет узнать, что именно в этом здании было подписано небезызвестное "Мюнхенское соглашение". Надеюсь, о нем-то ты слышал?
– Еще бы! – с обидой воскликнул Рихард. – Можешь не сомневаться! Англия и Франция удовлетворили тогда законные территориальные притязания Германии.
– За счет Чехословакии, – иронически проговорила Герда
– Я лично считаю, что за счет ликвидации несправедливости. Судеты – немецкая земля! – выпалил Рихард. И добавил: – А после войны снова восторжествовала несправедливость.
– И поэтому НДП требует восстановления Германии в границах тридцать девятого года? – спросила Герда, слегка прищурив свои голубые глаза.
"Стоп! – скомандовал себе Рихард. – Никаких разговоров об НДП!"
– Я, к сожалению, плохо представляю себе программу этой партии, – сказал он, разводя руками. – Но полагаю, что такую же позицию занимают очень многие немцы. Я, конечно, имею в виду патриотов.
– Честно говоря, мне не по душе патриотизм, который может привести к третьей мировой войне… Мой отец погиб в сорок пятом под Берлином.
– Прости меня, Герда! – Рихард дотронулся до ее руки. – Ты мне ничего не говорила о своих родителях.
– Отца я не помню. Но мать много рассказывала мне о нем. Он был типографским рабочим. Я его полюбила, так сказать, заочно. И возненавидела войну!.. Кстати, я до сих пор ничего толком не знаю о твоих политических взглядах.
"Осторожно, осторожно!" – мысленно приказал себе Рихард. Потом проговорил ни к чему не обязывающим тоном:
– Какие там взгляды! Просто я люблю Германию. А война… Нет, мне тоже не хотелось бы воевать.
– Если так, то мы с тобой единомышленники, – удовлетворенно проговорила Герда. – Но надо знать Германию, чтобы полюбить ее по-настоящему. Ты родился в Аргентине и прожил там всю жизнь. И Германия для тебя – понятие отвлеченное.
– Вот я и надеюсь, что ты меня просветишь, – сказал Рихард, улыбнувшись. – Между прочим, как ты думаешь, кто победит осенью на выборах?
– Трудно сказать… – уклончиво ответила Герда. – К тому же я не была в Германии больше месяца.
– Социал-демократы? Или, может быть, коммунисты? – не унимался Рихард.
– Будущее покажет, – коротко ответила она. – Не думаю, что коммунисты получат места в бундестаге.
– А НДП? – спросил Рихард.
– Возможно, – сказала Герда и, как бы прекращая разговор на эту тему, заключила: – Ладно, поехали дальше! – Посмотрела на часы и добавила: – У меня в распоряжении не так много времени. Как и полагается настоящим туристам, давай начнем осмотр с вокзала.
…Впрочем, у вокзала Герда даже не остановила машину. Когда они проезжали мимо этого мрачного здания, она сказала:
– Вот это и есть Главный вокзал. Если верить газетам, то после войны он стал пристанищем профессиональных мошенников, воров, хулиганов и прочих уголовников. Полиция не в силах с ними справиться.
Рихард, глядя в окно, мысленно отмечал названия улиц, по которым они теперь проезжали. Шиллерштрассе… поворот… Петтенкоферштрассе… поворот… Зендлингерштрассе… Слева промелькнула большая церковь с множеством башенок и барельефов. Герда только успела сказать: "Адамкирхе"…
Потом машина вырвалась на площадь, пересекла мост через Изар и оказалась на речном островке, название которого значилось на большой эмалированной табличке: "Музеумсинзель".
– Вот здесь находится знаменитый Немецкий музей, – сказала Герда. – Осмотришь его как-нибудь без меня, сейчас нет времени.
…От дворцов и церквей, мимо которых они проезжали, у Рихарда голова уже шла кругом. Неожиданно Герда остановила машину у тротуара.
– А здесь мы ненадолго выйдем. Вот это, – указала, она, – Мюнхенский университет. Я его выпускница… В годы после первой мировой войны у него, надо сказать, была дурная слава. И он ее заслуживал… В двадцать третьем многие студенты были сторонниками гитлеровского путча, а десять лет спустя восторженно отплясывали вокруг костров, на которых фашисты сжигали книги… Но были и другие страницы в его истории. При входе в здание ты увидишь мемориальную доску, установленную в память о "Белой Розе" – самой известной из мюнхенских групп Сопротивления. Во время войны члены группы – брат и сестра Шолль – разбрасывали антинацистские листовки. Их поймали и казнили. К вынесению смертного приговора Шоллям и ряду других студентов был причастен прокурор Вальтер Ремер. Но после войны он даже не был привлечен к ответственности. Более того, его назначили на высокую должность в Федеральном министерстве юстиции…
Рихард почувствовал, с какой злобой Герда произнесла последнюю фразу.
"Так кто же она, кто? – мучительно размышлял он. – Коммунистка? Или, может быть, всего лишь беспартийная либералка? Тогда это не так страшно".
…Они снова сели в машину и двинулись дальше. На углу Тюркенштрассе и Бриннерштрассе Герда указала на ничем не примечательное здание с вывеской "Банк".
– А вот здесь находился так называемый Виттельбахский дворец. В нем размещалось городское управление гестапо. Здание снесли, когда я была еще девчонкой, и на его месте построили другое. Впрочем, – усмехнулась Герда, – дом приобрел известность еще в девятнадцатом году, когда здесь была резиденция мюнхенского советского правительства… В Аргентинском университете вам об этом рассказывали? Нет? Еще живы немцы, которые в свое время называли этот дом Красным дворцом. Впрочем, может быть, его окрестили так потому, что фасад дворца был выложен красным кирпичом.
– А как называется эта площадь? – спросил Рихард.
– "Площадь жертв национал-социализма".
– А "Площади жертв коммунизма" в Мюнхене нет? – ехидно спросил Рихард. – Не думаю, что приход коммунистов к власти – пусть даже на короткий срок – обошелся без жертв.
– Возможно, не спорю, – ответила Герда, пожимая плечами, и задумчиво добавила: – А какая борьба обходится без жертв?
…Они молча подошли к машине. Перед тем, как включить мотор, Герда взглянула на часы:
– Не обижайся, во времени у меня в обрез. Успею только отвезти тебя в пансионат.
– Как? Уже? – воскликнул Рихард. Мысль о том, что они скоро расстанутся, была невыносимой. – Жаль, что ты так торопишься, – сказал он сумрачно. – Ты не поверишь, но иногда мне кажется, что я приехал в Германию только ради встречи с тобой! – И неожиданно для самого себя спросил: – Скажи все-таки, если не секрет, ты замужем?
– Хотя это и государственная тайна, но я охотно выдам ее, – весело проговорила Герда. – Нет, я не замужем. Может быть, ты хочешь сделать мне предложение?
– Ты, конечно, шутишь. Или даже смеешься надо мной, – с грустью сказал Рихард. – Нет, я не осмелился бы сделать тебе предложение. У меня еще даже нет работы. Я понимаю, что такой муж тебе не нужен. Но если бы ты захотела иметь настоящего друга… Если бывает любовь с первого взгляда, почему не может так же возникнуть и дружба? Она менее требовательна, чем любовь… Ты, очевидно, хорошо обеспечена?
– С чего ты это взял? – удивленно приподнимая брови, спросила Герда.
– Ну, а как же?… Летаешь по всему свету, у тебя машина."
– Нет, – серьезно ответила она, – ты ошибаешься. Мой отец погиб на войне, как я тебе говорила. Мать еле сводит концы с концами. Разъезды? Но ведь я журналистка и езжу не за свой счет. Машина? Это развалюха куплена в рассрочку.
– Так… понятно… – задумчиво произнес Рихард. – Прости меня за эти расспросы… Но все же как-то странно: мы ведь могли никогда не встретиться с тобой.
Некоторое время они ехали молча.
Рихарду не терпелось посмотреть на места, связанные с именем фюрера, – в первую очередь, конечно, на знаменитую пивную. Но он не решился попросить Герду повезти его туда. Он понимал, что она не питает особых симпатий к национал-социализму, и поэтому не хотел проявлять повышенного интереса к этой теме. Но внутренне он пытался найти какое-то оправдание Герде. Ведь рядом с ней не было такого убежденного национал-социалиста, как его отец, да и училась она уже в такие времена, когда история третьего рейха преподавалась тенденциозно, когда учителя пытались очернить, оклеветать фюрера…
– Послушай, Герда, – сказал Рихард, – в нашем распоряжении еще есть немного времени. Может быть, заедем в какой-нибудь ресторан или кафе?
– Сейчас я отвезу тебя домой, – твердо ответила она, – а насчет еды сама позабочусь. Да мне и есть-то сейчас не хочется.
– Хорошо, – покорно проговорил он, – подбрось меня домой.
…Он вошел в пансионат, взял ключ от своей комнаты, поднялся на второй этаж, открыл дверь. Комната была убрана, постель застелена, газеты, которые он разбросал, аккуратно сложены в стопку на столе.
Рихард сел в кресло и посмотрел на часы. Спуститься вниз и пообедать? Да нет, есть ему не хотелось. Он прикрыл глаза и стал перебирать в памяти все детали свидания с Гердой. Вот он увидел ее желтый «фольксваген» в потоке машин. Вот они колесят по городу, время от времени останавливаясь то тут, то там… Вокзал. – Университет… "Белая Роза"… Мутные воды Изара… Рихарду казалось, что и сейчас рядом с ним сидит Герда в своей синей кожаной куртке, ее светлые волосы собраны сзади в пучок и перевязаны ленточкой, длинные пальцы охватывают рулевое колесо."
Когда они возвращались, Рихарда охватило непреодолимое желание обнять Герду и поцеловать ее на прощание, но они попрощались, даже не пожав друг другу руки. Когда Герда затормозила свой «фольксваген» у подъезда пансионата, раздались нетерпеливые гудки идущих сзади машин. Они лишь успели перемолвиться двумя-тремя фразами, и Рихард выскочил на тротуар.
Да, за все время поездки не произошло ничего, что давало бы ему повод считать эту встречу каким-то новым этапом в их отношениях. Ничего! Герда держалась спокойно, даже несколько отчужденно, можно сказать, как добросовестный гид.
"Я увижу ее! И не раз! – стал успокаивать себя Рихард. – Конечно, несколько дней надо выждать". И тут его охватила тревога: "Да, но ведь к тому времени вернется Клаус! А он строжайше запретил мне встречаться с Гердой. Правда, Мюнхен – большой город. Можно найти такое место, где Клаус нас наверняка не увидит. И все же…"
И все же Рихарду тяжело было сознавать, что он не подчинился приказу Клауса. Он вспомнил, как отец, рассказывая ему о зарождении национал-социализма, не раз повторял, что одним из нерушимых законов организации была верность.
"А я здесь только четвертый день и уже нарушил этот закон! Может быть, повиниться Клаусу? – думал Рихард. – Нет, ни в коем случае! Это означало бы захлопнуть перед собой дверь, у порога которой я уже нахожусь. Клаус – человек непримиримый. Он сделает все, чтобы не допустить меня в боевую организацию НДП… Как же быть? Проститься с мечтой, ради осуществления которой я приехал в Германию? Нет, об этом страшно даже подумать. Но может быть, Клаус подозревает Герду без всяких оснований? Ведь в газетах, которые я просмотрел, не было ни одной статьи, ни одной заметки, подписанной инициалами "Г. В.". Правда, Герда в эти дни не была в Мюнхене… Нет, надо убедить Клауса, что он ошибается. Но как? Сказать, что Герда, прямая и решительная девушка, не стала бы скрывать, что она коммунистка?.. Хорошо, пусть у нее либеральные взгляды. Она их открыто высказывает. Наверное, таких людей в Германии немало".
"Разве чувство к ней может помешать мне выполнять свой долг? – убеждал он себя. – Да я расстанусь с ней немедленно и навсегда, если случится что-либо подобное!"
И тут он осознал, что Герда – пусть невольно – уже помешала ему выполнить свой долг. Ведь еще утром он решил, что воспользуется ее машиной, чтобы заехать в банк и перевести деньги в фонд НДП. Номер текущего счета фонда он переписал на листок из блокнота и сунул его в карман пиджака. Сунул и забыл… Рихард почувствовал, как кровь прилила к лицу. Он понимал, конечно: ничего не изменится, если деньги поступят в фонд НДП на один день позже. Да и к тому же какая-нибудь тысяча марок мало что изменит в бюджете партии… И тем не менее ему было неприятно сознавать, что он забыл о своем долге, пусть чисто символическом, именно из-за Герды.