Текст книги "Нюрнбергские призраки. Книга 2"
Автор книги: Александр Чаковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Слушаю вас, мистер Гамильтон!
– Два-два-восемь-шестъ-пять-девять, – четко произнес Гамильтон, а Рихард, записывая, подумал: "Чисто американская манера называть каждую цифру отдельно!"
– Спасибо, мистер Гамильтон, – сказал он, записав номер и возвращая ручку портье. – Я вам обязательно позвоню.
– Это не деловой разговор, – проговорил Гамильтон с оттенком недовольства в голосе. – Нам надо встретиться. Скажем, завтра.
"Но ведь завтра ко мне приедет Клаус, а я не знаю, какие у него планы", – подумал Рихард.
– Да, – промямлил Рихард, – но один мой аргентинский знакомый… завтра".
Он не решился упомянуть имя Клауса. Однако Гамильтон сам назвал его имя.
– Ничего с твоим Клаусом не случится! – сказал он. – Ну, ладно. Жду тебя послезавтра в семнадцать ноль-ноль. Машина – черный «мерседес» – будет у твоего пансионата в шестнадцать сорок пять. А пока до свидания. – И он положил трубку.
«ТОЛЬКО СПОРТ!»
На другой день, в начале девятого, Рихард спустился в буфет, сел за свободный столик и попросил подошедшую официантку принести ему омлет, булочку, вишневый джем и какао.
Без пяти девять он уже был наверху, в своей комнате, – Клаус обещал приехать к девяти утра. Ровно в девять в дверь постучали.
– Войдите! – громко сказал Рихард. Дверь открылась. На пороге стоял Клаус.
– Рад видеть тебя, – сказал он, протягивая обе руки навстречу Рихарду. Они обнялись. – Ты уже поел?
– Все в порядке, – ответил Рихард и добавил шутливым тоном: – Готов к бою!
– Не терпится? Должен тебя разочаровать: сегодня бой не предвидится. Мы лишь кое-что посмотрим. Поедем в военно-спортивное общество.
– В Буэнос-Айресе ты видел, как занимается такой кружок, и сказал мне тогда: "Легко размахивать оружием за десять тысяч километров от врага". Я запомнил эти слова… А заниматься гимнастикой под носом у врага, по-твоему, намного лучше?
– Любая армия занимается боевой подготовкой, – поучительно произнес Клаус. – Поехали!
Они уселись в машину Клауса, быстро миновали окраины города, выехали на шоссе, потом свернули на какую-то лесную просеку. Здесь в отличие от шоссе не было никакого движения – казалось, их машина была единственной.
Чем дальше, тем хуже становилась эта проселочная дорога, петлявшая в лесу. Машину изрядно потряхивало на рытвинах. Откуда-то донеслось эхо глухих выстрелов.
Наконец впереди показался высокий забор, затем – наглухо закрытые ворота. У ворот прохаживался какой-то парень в брезентовом плаще и надвинутой на лоб кепке. Неподалеку стояла полускрытая деревьями грузовая машина. Увидев приближающийся «фольксваген», парень быстрым шагом пошел навстречу, держа правую руку в кармане плаща.
Клаус опустил боковое стекло машины, высунулся и помахал приближающемуся парню, слегка откинув назад кисть руки.
Тот замедлил шаг, приветливо улыбнулся и, ответно взмахнув рукой, сказал:
– С приездом! Добро пожаловать!
Затем он повернулся, подбежал к забору, и минуту спустя ворота распахнулись. Клаус направил машину внутрь, за ограду.
На большой площадке несколько групп молодых ребят занимались каратэ и боксом. Еще одна группа стреляла по мишеням из мелкокалиберных винтовок. Слева от ворот Рихард увидел какое-то низкое деревянное строение. В центре площадки стоял человек лет пятидесяти в теплом мохнатом свитере. Он резко повернулся к машине, но, увидев высунувшегося из окна Клауса, приветливо улыбнулся.
Клаус поставил машину у забора, неподалеку от ворот, вышел из нее и жестом предложил Рихарду последовать его примеру.
– Привет, герр Штольц! – сказал он человеку в свитере, – я привез вам заморского гостя. Знакомьтесь, герр Рихард Альбиг! Он приехал из Аргентины и теперь будет постоянно жить в Мюнхене.
На небритом лице Штольца появилось нечто вроде улыбки, но его приспущенные веки не могли скрыть настороженного взгляда.
– Считайте, что он свой человек, – продолжал Клаус. – В Буэнос-Айресе был связан с нашими ребятами. Скоро вступит в НДП. Я за него ручаюсь.
Штольц и Рихард обменялись рукопожатием. Рихард едва не вскрикнул от боли – с такой силой Штольц сжал кисть его руки в своей огромной ладони.
– Подполковник запаса Генрих Штольц! – гаркнул он, вытягиваясь и глядя прямо в глаза Рихарду. У него был голос человека, привыкшего отдавать приказы.
– Продолжайте, пожалуйста, ваши занятия, – сказал Клаус, – мы не хотим отрывать вас от дела.
Штольц молча повернулся и сделал несколько шагов в сторону каратистов. Рихард знал толк в этой японской борьбе и с удовлетворением спортсмена отмечал про себя каждый удачный удар.
Сначала Рихард попытался определить, настоящие ли это боевые схватки или только их имитация. В аргентинских военно-спортивных кружках происходили примерно такие же бои, но искусство заключалось в том, чтобы, правильно применив тот или иной прием, все же не причинить боль противнику. Подлинная борьба шла лишь на показательных соревнованиях.
Здесь же, судя по всему, удары наносились всерьез, и время от времени кое-кто из каратистов падал на землю. В таких случаях Штольц кричал:
– А ну, вставай, не прикидывайся!
Одни вставали после первого или повторного окрика и через две-три минуты снова занимали боевую позицию, но других приходилось уносить в дом.
– А что там, в доме? – спросил Рихард.
– Да ничего, – ответил Клаус, – обычная раздевалка. И аптечка есть. Кое-какие медикаменты для слабаков: нашатырный спирт, сердечные…
– И врач там есть? – поинтересовался Рихард.
– Врач? – удивленно переспросил Клаус. – Ты что, спятил? Это же боевая организация НДП, а не школа гимнастики для маменькиных сынков!
Клаус и Рихард еще с полчаса молча наблюдали за схватками. Потом раздался громкий и хриплый голос Штольца:
– Стоп! Все замерли.
– Теперь к ямам! – приказал Штольц.
Рихард только сейчас заметил, что у дальней стороны забора, куда направились все парни, возвышаются два земляных холмика.
– Подойдем поближе, – сказал Клаус, – это весьма занятное упражнение! Тебе понравится.
Когда они подошли вплотную к холмикам, Рихард увидел две свежевырытые ямы. На дне каждой лежало по лопате. Штольц тем временем скомандовал:
– Принести снаряды!
Какой-то парень побежал в дом. Через две-три минуты он вернулся с охапкой резиновых прутьев и положил их на краю одной из ям.
– Кто у нас сегодня на очереди? – спросил Штольц, вытащил из брючного кармана блокнот, раскрыл его и объявил: – Грюндель и Лисснер! Верно?.. Приступайте!
Два высоких парня вышли из цепочки, сняли с себя рубашки и спрыгнули в ямы. Они подняли лопаты и воткнули их в холмики свежевырытой земли. Потом встали, словно по команде «смирно». Ямы были им по грудь.
– Засыпай! – гаркнул Штольц.
И тут же двое из цепочки схватили лопаты и начали поспешно засыпать ямы. Вскоре над поверхностью земли остались только головы и плечи стоявших в ямах людей.
– Итак, – объявил Штольц, – Грюндель – это коммунист. Лисснер – еврей. На-чи-най!
То, что произошло дальше, показалось Рихарду невероятным. Цепочка людей медленно двинулась вперед. Каждый поочередно брал из кучки резиновый прут и наносил им резкий удар по шее, плечам и груди полузарытых парней. Сначала хлестали первого, потом второго. При этом плевали им в лица и выкрикивали: "Смерть красным!", "Долой Брандта и компанию!", "Бей жидо-масонов!", "Получай, рус!".
"Коммунист" Грюндель и «еврей» Лисснер лишь зажмуривали глаза, когда над ними заносился прут. А получив удар, резко откидывали головы назад.
"Что же это такое?!" – подумал Рихард. Он, конечно, понимал, что стоящие в ямах люди не имеют ни малейшего отношения к коммунистам или евреям. И все же подсознательно начинал ощущать чувство злобы к избиваемым. Рихард вспомнил рассказы отца о том, как разделывались в лагерях с коммунистами, евреями, цыганами, русскими, поляками. Под свист прутьев эти картины вставали перед его глазами.
И Рихарду стало казаться, что перед ним – закопанные в ямы враги. Те, кто в свое время готовил покушение на фюрера, те, кто сейчас хочет поражения национал-демократов на выборах, те, кто стремится уничтожить НДП, единственную истинно немецкую партию, и утвердить в Германии господство русских.
Руки Рихарда незаметно для него самого сжались в кулаки. Его охватило страстное желание принять участие в экзекуции, подбежать к ямам, схватить прутья и бить, бить, бить…
Наконец последний в цепочке нанес свои удары. Лица избиваемых стали неузнаваемыми: они были покрыты грязью и кровоподтеками.
– Пре-кра-тить! – скомандовал Штольц.
И тогда все – кто лопатами, кто руками – начали откапывать избитых людей. Их вытащили из ям. «Коммунист» Грюндель тыльной стороной ладони стер кровь с лица, пошатнулся, но удержался на ногах и, как показалось Рихарду, с вызовом оглядел избивавших его людей. «Еврей» Лисснер сделал два-три шага и упал, во весь рост растянувшись на земле.
– От-мыть! – приказал Штольц. Двое подхватили Грюнделя под руки, а четверо других подняли Лисснера за плечи и за ноги и направились к одноэтажному дому.
Десятки вопросов вертелись на языке Рихарда. Какова цель этой экзекуции? Не озлобляет ли она парней? Провинились ли в чем-нибудь эти Грюндель и Лисснер?..
– Ну что? – щуря свои злые глаза, спросил Клаус. – Производит впечатление?
И тогда Рихард стал задавать свои вопросы.
– Подожди! – прервал его Клаус. – Господин подполковник и так тебе объяснит, что к чему.
– Все очень просто! – сказал Штольц, пожимая плечами. – Это своего рода закалка, воспитание стойкости и выдержки. Мы готовимся к предстоящим боям – их время наступит. И вот представьте себе, что кого-нибудь из наших парней захватят враги. Думаете, с ними будут вести беседы на философские темы? Нет! Их будут пытать. И по сравнению с этими пытками наша закалка – невинная забава. Тем не менее, повторяю, это упражнение рассчитано на укрепление воли, на воспитание выдержки и готовности перенести любую боль. И прошу вас запомнить, герр Альбиг: официально мы занимаемся здесь только спортом.
– Понятно? – спросил Клаус.
– Да, – уже не раздумывая, ответил Рихард.
Он действительно многое понял. И прежде всего – то, что подготовка к грядущим боям ведется здесь всерьез. Рихард даже не спрашивал, почему эта «спортивная» база находится в густом лесу и так тщательно охраняется. Он представил, какой вой подняли бы левые газеты, доведись им узнать о том, что здесь происходит. На всякий случай он все же спросил:
– А если сюда сунется кто-нибудь из посторонних?
– Все предусмотрено, – ответил Штольц. – Если мы услышим какой-либо подозрительный шум за забором, я немедленно подам команду "Гимнастика!" и все перейдут к обычным упражнениям для белоручек.
– А если кто-нибудь нагрянет в момент испытания, которое я только что видел? – спросил Рихард.
– Вообще-то говоря, это почти невероятно. Во-первых, за два-три километра от ворот выставлена охрана. Она очень хорошо замаскирована. Вы кого-нибудь заметили, когда ехали сюда?
– Никого, – ответил Рихард. – Вот только у самого забора стоял какой-то парень.
– Вот видите! – удовлетворенно воскликнул Штольц. – О вашем приезде охрана была предупреждена. Если все же случится так, что незваные, гости нагрянут сюда в момент испытания, охрана затеет с ними длительные пререкания, а мы тем временем успеем извлечь наших ребят из ям.
…Все это произвело на Рихарда глубочайшее впечатление. На фоне этой подлинно боевой активности их сборища в Аргентине выглядели детскими играми. Но тут вдруг его обожгла неожиданная мысль.
– Скажи мне, Клаус, – спросил он, – а как потом складываются отношения между теми, кто был в яме, и остальными?
– Это нелепый вопрос, – ответил Клаус. – Каждый из членов группы побывал и внизу и наверху.
– Значит, по очереди?
– Разумеется.
– А ты… ты выдержал бы такое испытание? – Я его выдержал. Иначе и быть не могло.
– Стало быть…
– Стало быть, я прошел соответствующую подготовку в этом кружке. Иначе я не мог бы стать тем, кем стал.
– А кем ты стал, Клаус? – Рихард понизил голос. – Я об этом никогда тебя не спрашивал, так сказать, напрямую.
– Мог бы и спросить! Я руководитель боевой молодежной группы, сочувствующей НДП.
– И такие группы есть повсюду в стране?
– Нет. Если говорить откровенно, их пока еще немного. Это наша мюнхенская инициатива.
– И я стану членом твоей группы?
– Будущее покажет, – с загадочной усмешкой ответил Клаус.
– Когда мы опять увидимся? Завтра?
– Даже раньше. Я заеду за тобой сегодня вечером. А завтра ты пойдешь на митинг, один из предвыборных митингов НДП. Мы будем его охранять.
– Охранять? – удивился Рихард. – От кого?
– От коммунистов, социал-демократов и прочих лженемцев. Они пользуются любым случаем, чтобы срывать мероприятия национал-демократической партии.
– Погоди, Клаус! – воскликнул Рихард. – Я совершенно упустил из виду: завтра я должен встретиться с одним человеком. Извини, что я не сказал тебе об этом раньше.
– Что это еще за "человек"? – насторожился Клаус.
– Видишь ли… я сам толком не знаю, – сказал Рихард. – Когда я уезжал из Буэнос-Айреса, отец рекомендовал мне нескольких знакомых, к которым я могу обратиться в случае каких-либо затруднений. Среди этих знакомых он назвал некоего Гамильтона.
– Гамильтона? – пытливо всматриваясь в лицо Рихарда, переспросил Клаус. – Американца?
– Да. Отец говорил, что в свое время Гамильтон помог ему и моей матери перебраться из Германии в Аргентину. Честно говоря, я об этом американце не вспоминал. Но вчера вечером Гамильтон сам позвонил мне. До сих пор не могу понять, откуда он узнал, что я уже приехал, не говоря уже о номере телефона…
– Та-ак… – многозначительно протянул Клаус.
– Он предложил, чтобы мы встретились сегодня. Но, поскольку ты должен был утром за мной заехать, я решил сначала рассказать тебе о его звонке. Короче говоря, он пришлет за мной машину завтра в пять вечера. Но если состоится митинг, то я отправлю этого Гамильтона ко всем чертям.
– С чертями ты не торопись! – сказал Клаус. – Митинг начнется в двенадцать и больше двух часов не продлится. При всех условиях к пяти ты будешь свободен. С Гамильтоном тебе надо встретиться… Думаю, что твой отец не дал бы тебе плохого совета.
– А ты-то случайно не знаешь, кто он такой, этот Гамильтон?
– Совершенно случайно знаю. Американский журналист. Представляет здесь несколько американских газет… Итак, выясни, что он хочет. С моей стороны возражений нет.
– В тот же вечер Клаус привез Рихарда к себе домой. Это была удобная, хотя и довольно скромно обставленная трехкомнатная квартира. В гостиной стоял небольшой обеденный стол, слева от двери – узкий диван, у противоположной стены – телевизор. Между двумя окнами располагался застекленный сервант, заполненный пестро расписанными пивными кружками. В кабинете Рихард увидел письменный стол, заваленный какими-то бумагами, на одном его краю стояла пишущая машинка, на другом – телефон. На стене висел большой портрет Гитлера. На книжной полке справа от стола книг было немного – десятка два или три. В спальне стояла небрежно застеленная кровать.
– Вот так я и живу, – с несколько виноватой усмешкой сказал Клаус. – Квартирка, как видишь, неплохая, удобная, но порядка в ней нет. Нанять служанку не решаюсь – чужой человек в доме ни к чему. Да и спать ей было бы негде. В самом деле, не со мной же! – добавил он и рассмеялся коротким смешком.
В этот момент Рихард услышал звонки, доносящиеся из передней: три коротких и один длинный.
– Свои, – взглянув на часы, сказал Клаус. – Ровно восемь. – И, уже направляясь к входной двери, добавил на ходу: – Сейчас мои ребята начнут собираться.
И действительно, в последующие десять – пятнадцать минут то и дело раздавались условные звонки.
Клаус бегал открывать дверь и, вводя в гостиную вновь пришедшего, представлял его Рихарду: "Курт… Герман… Вольф… Макс… Герберт".
"Совсем молодые люди! Я тут наверняка старше всех", – с удовлетворением отметил про себя Рихард.
Когда все подошли к столу, Клаус достал из серванта пивные кружки, не торопясь расставил их, а затем принес несколько бутылок пива. Откупорив их, он сказал:
– Садитесь, друзья!
Когда все гости расселись, Клаус заговорил снова:
– Я хотел бы рассказать вам кое-что о нашем новом товарище. Он приехал сюда из Аргентины. Как вы знаете, многие достойные люди покинули нашу страну, когда русские ворвались в Германию. Большинство из них устремилось в Аргентину и Парагвай, потому что антикоммунистические правительства этих стран всячески способствовали такой иммиграции. За последние десять лет я не раз бывал в Аргентине, где и познакомился с родителями Рихарда. Отец его, несмотря на преклонные годы, все еще работает. Он ведает аргентинским отделением банка, с которым связан и я. Положение, которое он занимал в третьем рейхе, – надежная гарантия его преданности нашему делу… Рихард жил мечтой о возвращении в Германию – особенно с тех пор, как узнал о создании национал-демократической партии. Завтра он вместе с нами будет участвовать в охране митинга. Особых схваток я не предвижу, но, что ни говори, это будет для Рихарда своего рода боевым крещением. А теперь выпьем за его здоровье. Хайль!
Клаус встал и поднял кружку, наполненную пенистым пивом. Все остальные тоже встали и протянули к центру стола свои кружки.
Когда с пивом было покончено, Клаус сказал:
– Ну, вот… теперь я пойду и приготовлю кофе. А вы пока можете поближе познакомиться с нашим новым товарищем. – И вышел из комнаты.
Некоторое время за столом царило молчание. Рихард не знал, следует ли ему начать разговор или надо ждать, пока к нему кто-либо обратится.
Наконец рослый, широкоплечий парень лет двадцати, которого Клаус назвал Куртом, обратился к нему с вопросом:
– Значит, тебя зовут Рихардом? Что ж, хорошее немецкое имя! Сколько раз ты уже бывал в Германии?
– Ни разу, – ответил Рихард.
Ему трудно было преодолеть свою скованность – он чувствовал себя новичком среди этих ребят, явно уже видавших виды.
– То есть как это ни разу? – недоуменно спросил подстриженный почти наголо парень.
Рихард почувствовал, что краснеет. Он боялся, что сейчас последует вопрос: "Какой же ты немец, если ты родился на чужбине и никогда не был в Германии?"
Собравшись с духом, он сказал:
– Я родился в Аргентине вскоре после того, как мои родители прибыли туда Но то, что вам сказал
Клаус, – чистейшая правда. Я мечтал приехать в Германию. И вот наконец я здесь…
– А потом ты вернешься в свою Аргентину танцевать танго? – с насмешкой спросил белобрысый юноша в очках, сидящий рядом с Куртом.
– Погоди, Вольф! – осадил его Курт. – Откуда ты знаешь, что он делал в Аргентине? Ведь там есть наша организация…
Рихард был глубоко задет. Он так мечтал вернуться на родину, и вот теперь, когда его мечта сбылась, он от своих же слышит такое.
– Я не танцевал в Аргентине, – сказал Рихард, с трудом подбирая слова. – Я работал на благо Германии. Занимался в немецком военно-спортивном лагере. На протяжении последних трех лет через мои руки проходили деньги, которые мы собирали и пересылали в Германию для национал-демократической партии. Спросите у Клауса, он не раз приезжал к нам в качестве партийного курьера, и мы подружились. Я поставил целью своей жизни…
Рихард умолк. У него перехватило дыхание, и он не мог выговорить ни слова. А хотел он сказать многое. И прежде всего то, что он вырос в подлинной нацистской семье, что его отец лично знал Гитлера, Геринга и Гиммлера…
В это время дверь, ведущая в кухню, открылась, и на пороге появился Клаус с большим подносом в руках. На подносе стояли маленькие чашечки.
– А вот и кофе! – весело воскликнул Клаус. Он опустил поднос на стол и начал расставлять чашечки с ароматным кофе. – Думаю, однако, что сначала следовало бы опрокинуть по рюмочке шнапса.
Он снова вышел из комнаты и вернулся, держа в одной руке бутылку, а в другой – рюмки.
– Что ж, дорогие друзья, – торжественно произнес Клаус, наполнив рюмки, – прежде всего предлагаю еще раз выпить за здоровье нашего нового товарища Рихарда Альбига. Он услышал зов родины и вернулся в Германию, чтобы принять участие в нашей общей борьбе. Прозит!
…Алкоголь развязал всем языки. На Рихарда посыпались вопросы. Его стали расспрашивать об аргентинских военно-спортивных кружках и о целях, которые они перед собой ставят. Кто-то спросил, приходилось ли ему участвовать в стычках с коммунистами. Рихард едва успевал отвечать на вопросы.
Затем Клаус повелительным жестом призвал всех к тишине и сказал:
– Ну, довольно, друзья! Теперь займемся делом. Где будет происходить завтрашний митинг, вам известно, а Рихарда я привезу сам. Очень важно, чтобы каждый из вас привел с собой людей, сочувствующих нашему делу. Надо будет занять, так сказать, ключевые позиции: на улице, у входа, и внутри зала, у дверей. Как вы знаете, довольно широкий проход разделяет зал на две части. Наши ребята займут места по обе стороны прохода, чтобы в случае чего сразу же броситься к дверям и блокировать их. Я с Рихардом и двумя связными сяду в первом ряду. Мы будем охранять наших ораторов от коммунистов, евреев и прочих подонков, которые могут явиться на митинг, чтобы сорвать его. Предотвратить это невозможно – митинг открытый…
Клаус говорил еще долго. Обмакивая указательный палец в свою кружку с недопитым пивом, он чертил на столе различные схемы. Здесь ряды, здесь проход, здесь двери… Задавал вопросы и Рихард. Ему казалось, что он уже освоился в этой компании, которая еще недавно была такой чужой. Он снова вспомнил рассказы отца о ранних годах становления национал-социализма, о том, как его дед был среди штурмовиков, охранявших мюнхенскую пивную, в которой выступал Гитлер… Рихард чувствовал, как его обволакивает атмосфера конспирации. Вот она, подготовка к реальным делам, о которых он так долго мечтал!
…Расходились они поздно. Рихард попрощался с каждым из уходящих, с радостью ощутив крепкие, мужские рукопожатия. Он понял, что его «приняли», что в его преданности делу никто не сомневается.
