Текст книги "Славия. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Белый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

– Понятно, сеньор. Спаси и сохрани нас, Святая Дева Мария.

За пояс добавил два пистоля, на двух прочих взвел курки и зажал слева под мышкой, приготовил оставшиеся два метательных ножа и кивнул. Мы встали и разошлись, и еще раз нам повезло, никто из бандитов не оглянулся. Антонио начал работать с дистанции метров в десять, для меня это было далековато, поэтому, продолжая идти вперед, наблюдал за мельканием смертоносных молний. Выглядело это, словно у жонглера-виртуоза, только мелькали не шарики и тарелочки, а настоящие боевые ножи. Мне было видно, что некоторые ножи попали в защищенные места, но восемь из них точно собрало кровавую жатву. Правда, об этом узнал гораздо позже.

Мой первый нож попал одному из бандитов в шею, а куда влетел второй, уже не заметил. Захрипели и застонали задние и обратили на себя внимание передних. Только-только успел перехватить первые два пистоля, а в меня уже направлялся чей-то мушкет, но мои выстрелы грянули быстрее. Особо не целился, с дистанции семь метров эта ручная артиллерия накрывала картечью не меньше квадратного метра площади. Упав на колени, разрядил пистоли, выпустил из рук, оттолкнулся и перекатился вправо. Лежа на спине и вытаскивая вторую пару пистолей, видел, как куст, у которого только что стоял, несколькими попаданиями просто смело. Взвел курки и повернулся на живот, но за дымом совершенно ничего не было видно. Все же выстрелил на звук – крики, ругань и стенания. Опять отбросил использованное оружие, перекатился еще правее и вытащил последнюю неиспользованную пару. Пришлось привстать на колено, только тогда увидел мельтешащих людей, после чего и выстрелил.

Пришла и моя очередь. Тот самый, который подкрадывается незаметно, появился мгновенно, с ужасной силой боднул в живот и вышиб дух, приподнял, пронес метра три над землей и шмякнул дурной головой о деревцо. Если бы башка была не дубовой, по окрестностям расплескались бы мозги, а так бедная осинка спружинила и в критической точке сломалась. Последнее, что слышал, находясь в полете, это залп аркебуз со стороны линии обороны.

Глава 6

Не оправдал. Не оправдал.

А почему не оправдал? Потому что погиб и не построил свой мир? Потому что не сбежал ради своего светлого будущего и не разменял жизнь тех, кто должен был умереть там, на холме, на свою драгоценную жизнь?

А если бы разменял, нужен ли такой человек миру?! И нужен ли мир, даже самый маленький, построенный таким человеком?! Ведь ты в таком уже жил!!!

В голове мелькали калейдоскоп лиц и водоворот событий. Ко мне, невидимому, подходили родители. И эти, и эти. Что-то говорили и улыбались. Затем появились веселящиеся дети с семьями. Сына и зятя хлопнул по плечу, а дочь и невестка обнимали меня и целовали. А Лиз и самая маленькая внучка заразительно смеялись и хлопали в ладоши.

Много-много лиц. Друзья и любимые женщины, даже те, которые давно забылись и которых не встречал целую жизнь.

И Мари с Изабель. Смотрели на меня одинаковыми глазами, одинаковым взглядом. Улыбались.

А это кто такая, маленькая и конопатенькая, так шустро бежит? Любка! Стала и ручкой к себе зовет. Что говорит – не слышно, но понятно: «Иди ко мне, иди ко мне!»

Тук-тук! В голове долбил дятел, а в ушах звенело. Сквозь ресницы пробивался язычок света. С трудом разлепил глаза – туман и размытость, но через минутку зрение наладилось, и перед собой увидел подсвечник со свечой. И Изабель. Она сидела, сгорбившись, рядом со мной на кровати, удерживала мою руку в своих руках и что-то шептала.

– Изабель, – прохрипел пересохшими губами. Она замолчала, открыла опухшие глаза и уставилась на меня удивленным недоверчивым взглядом.

– Жив, – прошептала и сжала мою руку. На лице появилась улыбка, а из глаз потекли слезы, затем уже громче сказала: – Господи, Святая Дева Мария, благодарю, вы услышали мои молитвы!

– Пить хочу, – как-то промямлил, язык шевелиться не хотел.

– Господи. Сейчас, сейчас. – Она выпустила мою руку и подхватилась. Но ее шатнуло сначала в одну, потом в другую сторону, откуда-то сбоку возникла Мария и удержала.

– Куда вам, сеньора, прилягте. Шутка ли, больше суток на ногах, я все сама устрою. – Мария была единственной служанкой в замке, которая втихаря что-то смела возражать хозяйке.

– Что ты говоришь, Мария, как это – прилягте.

– Ладно. – Преодолевая слабое сопротивление Изабель, она усадила ее в кресло напротив кровати и, теперь уже не скрывая от меня своего влияния на сеньору, прокомментировала: – Отсюда тоже все хорошо будет видно, а я подам вам не воду, сеньор, а напиток.

– А может, не надо ему ведьмино питье подавать? – жалобно спросила Изабель.

– И сколько раз говорить вам, сеньора, лекарка она, лекарка. Она еще вашего отца когда-то от раны лечила, поэтому-то ее и привела. Видите, как сказала, так и получилось. Сейчас возьму чашу и помогу вам привстать, сеньор.

Не дожидаясь помощи, отмахнувшись от возражений раскудахтавшихся женщин, решил приподняться сам. Оперся на локоть – в голове молоточки стукнули громче, но ничего, на кровати уселся нормально, правда, слегка подташнивало.

– Где мы?

– В Толедо, милый.

– С тобой все нормально?

– Да, мой милый.

– Как там, мы победили?

– Конечно! Разве могло быть иначе?

– Ну да. Ну да. Какие-то крестьяне…

– А знаешь, Микаэль, это были не крестьяне. Это дезертиры во главе с некими братьями Гомес. Вот та мразь – Хулио, который посмел нацепить шпагу и выдать себя за дворянина, это младший из братьев. Старший брат – торговец, недавно разбогател и купил себе небольшое имение, там вся банда и пряталась. Сейчас мои кирасиры вместе с солдатами алькальда отправились выжигать это поганое бандитское гнездо.

– Что с людьми?

– Живы.

– Кроме вас еще пятеро ранены, сеньор, но увечных нет, – сказала Мария и подсунула под нос чашу с каким-то горьким пойлом. Ну и ладно, что горькое, зато мокрое. Капли потекли по подбородку, решил смахнуть и провел рукой по груди – ощутил саднящую боль. Опустил глаза и осмотрел себя – весь живот оказался сплошным синяком с особо темным пятном чуть ниже солнечного сплетения.

В этом месте у меня уже был когда-то синяк. В юности, на заре увлечения тайским боксом, более опытный спарринг-партнер нанес мне лоу-кик по мышце левого бедра, затем, я уклонившись от его хука, умышленно вошел в клинч, но, потеряв мобильность от боли в бедре, атаку организовать не смог и не смог уйти от мощного удара коленом. Бил он меня жестко, и синяк получился неслабым. Конечно, боец тот – идиот порядочный, но науку его запомнил на всю жизнь. Со временем в «муай тай» или в свободных поединках (так правильно называется этот бокс) научился многому, по крайней мере, элементарных ошибок больше не делал, но главное, воспитал характер. А занимался боксом очень и очень долго, считай, до старости. Зачем? А давал он мне правильный настрой – как физический, так и духовный; как по жизни, так и в бизнесе.

Синяк тот был поменьше этого, и не такой темный, но все равно после того боя дня на три я потерял стройность тела, ходил буквой «зю». Да и физически тогда был гораздо слабее себя нынешнего. А лет-то около шестнадцати и стукнуло, но выглядел сейчас, да, постарше, чем тогда.

После питья в голове чуть просветлело, и молотометр по кувалдометру стал лупить потише, а на глаза навалилась тяжесть. Изабель сидела в кресле и смотрела на меня во все глаза, как на чудо какое-то.

– Радость моя, наверное, сейчас усну. Иди к себе, отдохни, теперь я чувствую себя нормально, просто хочу спать.

– У-у, у-у, – отрицательно закачала головой.

– Сеньора, куда это годится, поспать нужно, видите, с доном Микаэлем теперь все хорошо, – уперев руки в боки, внушительно сказала Мария. – Ай! Не хотите уходить, тогда раздевайтесь и ложитесь здесь. Уж я покараулю!

Засыпая, почувствовал прикосновение теплого тела.

Спал опять же долго; проснулся, когда сквозь решетку окна на пол уже падали лучи полуденного солнца. Но это было не беспамятство, а всего лишь сон. Спал бы еще, но возмутился биологический будильник. Открыл глаза и не заметил в комнате никого, но как только стал выбираться из постели, дверь открылась и залетела Мария:

– Куда вы, сеньор?

– Пора вставать, в туалет хочу.

– Не надо никуда ходить, – она наклонилась и вытащила огромный горшок, – давайте я подержу.

– Кыш, – отмахнулся, как от назойливой мухи, она была чем-то похожа на мою кормилицу (жива ли?), так же нахальна, поэтому отстранил и сказал: – Когда был без чувств, могла делать что угодно, даже прыгать сверху. А сейчас – кыш.

– Да-да, особенно в первый день, когда всякое непотребство летело из всех ваших дыр, вот тогда я напрыгалась, да, сеньор. Хорошо, что крови не было, ни в моче, ни в рвоте. А еще я вас отмыла мокрыми тряпками.

– Ладно, не бурчи, отблагодарю тебя, – стал не спеша одеваться, прислушиваясь к боли в теле и голове. Одежда была вычищена и лежала стопкой у кровати.

– Не надо мне никакой благодарности, вы лучше, сеньор, эту благодарность на девочку перенесите.

– На какую это девочку?

– Как же на какую? Да на дону Изабеллу! Ведь я еще совсем девчонкой к ним в замок была взята, как только она родилась. С тех пор она росла на моих руках, жила на моих глазах. – Мария замолчала на некоторое время, потом так вопросительно на меня уставилась. – И как же ей теперь быть, а, сеньор?

– В каком смысле?

– Да в этом самом смысле, сеньор. С вами. А падре что скажет, – покачала она головой, помогая мне надеть белую, чистую рубашку. – Даже не представляю.

– Знаешь что, Мария. Мог бы сказать, что это не твоего ума дело, и послал бы подальше. Но не пошлю, из уважения и за твое отношение к ней и ко мне, – сказал, рассматривая на хубоне место попадания пули. Наружная, атласная сторона была аккуратно заштопана, а на внутренней – и следов никаких не имелось. Конструкция из многослойного натурального шелка оказалась настоящим бронежилетом, затем, взглянул на женщину, не удовлетворенную моим ответом, добавил: – Да, Мария, отмерено нам с Изабель совсем немного счастья, но счастье это для нас обоих – настоящее. И это все, что могу тебе сказать.

– Ваша правда, сеньор, любому человеку хочется получить хотя бы маленький кусочек счастья. – Она подняла голову, в ее глазах отражалась какая-то тоска.

– А что это за барахло валяется. – Вдруг увидел в углу чьи-то вещи. Подошел ближе и распознал отстиранный от крови и тщательно очищенный хубон, а рядом лежали ботфорты, шпага, дага и пояс Хулио.

– И никакое это не барахло, это серьезные, дорогостоящие вещи. Дон Луис сказал, что вороная кобыла этого разбойника тоже вашей считается. И ножи ваши нашлись метательные.

– Кобыла и ножи – это хорошо, особенно кобыла. А где сеньора?

– Так внизу, встречает дона Луиса и наших охранников.

– Не понял, а где они были?

– Так вместе с солдатами алькальда ездили разорять бандитское логово. Сейчас все обедать будут. Вам сюда принести?

– Нет. Сейчас спущусь в зал. Ступай.

Мария ушла, ну и я, сделав свои дела, отправился следом. Немного подташнивало и побаливало в груди, но состояние было вполне терпимым, если не прикасаться к огромной шишке на голове.

Внизу оказалось шумно. Когда спускался по лестнице, увидел толпу солдат, которые выпивали по чаше вина и направлялись к выходу. Какой-то незнакомый офицер расшаркался перед Изабель, затем Луис проводил его к двери.

Мою персону тоже встретили шумно – Педро с кирасирами «гип-гипом», а Изабель и Луис пошли навстречу.

– Оклемался, молодец, – воскликнул Луис.

– Как ты себя чувствуешь, дон Микаэль?

– Вполне удовлетворительно – благодаря твоей заботе, дона Изабелла. Мне известно, что ты не отходила от меня, когда был без чувств. Моя искренняя благодарность!

– Это мы все должны благодарить тебя. Педро говорит, что если бы не твой удар в спину бандитам, еще неизвестно, чем бы все закончилось.

Прежде чем сесть за стол, подошел к бойцам, каждого хлопнул по плечу, проявив таким образом уважение. Двое лежачих отсутствовали.

– Ты как, Антонио, в порядке? – увидел улыбающуюся рожу своего напарника.

– Я сразу же упал, как вы и говорили, сеньор, только пулей ногу зацепило. Лекарка лечила и сказала, что все отлично заживет.

– Вот и хорошо. Дона Изабелла, разреши пригласить Педро к нам за стол? – после благосклонного кивка подхватил под руку смутившегося Педро.

Обедали молча, затем за бокалом вина я слушал рассказ о перипетиях боя и последующих приключениях.

– Если честно, то мы подумали, что вы погибли, дон Микаэль, – рассказывал Педро, – мы видели, как вы бежали на холм и вначале ничего не могли понять, думали, что возвращаетесь. Ведь мы не заметили бандитов, которые подобрались к нам по дну оврага почти вплотную. А когда вы стали метать ножи и стрелять, они открылись, и мы заметили их головы и плечи, увидели, как разбойники разворачиваются и начинают палить прямо в вас. Тогда-то и сориентировались, дали залп и обнажили клинки. По нам тоже пять или шесть раз выстрелили, трех наших ранили сразу, а Марко, он сейчас лежачий, их главарь достал шпагой в грудь. Когда сошлись в клинки, невредимых бандитов было шестеро, а остальные ранены, кто легче, кто тяжелее. Но мы оказались более подготовленными и порешили их быстро. Бойцы из бандитов, по правде говоря, никакие.

– Какие из дезертиров могут быть бойцы? – согласился Луис.

– Да, – продолжил Педро, – но если бы не вы, дон Микаэль, мы бы там все легли.

– Правда и Господь были на нашей стороне, – добавил Луис.

– Дона Изабелла, – обратился я к моей радости, – надо бы Антонио поощрить.

– Все мои воины дополнительно к жалованью награждены золотым дублоном, а Антонио – двумя, и за ранение по пиастру. Да и трофеями с тел они взяли немало, не правда ли, Педро.

– Правда, ваши воины довольны, сеньора.

– Вас, Педро, ждет отдельная награда. Теперь расскажите об этой поездке, что вы там привезли на четырех возах.

– Давайте я скажу, тетушка! – Луис поднял руки и стал ими размахивать.

Из дальнейшего рассказа стало ясно, что после боя Педро расколол двух раненых бандитов, которые выдали местонахождение их логова. Это было имение братьев Гомес, которое располагалось на востоке от Толедо, в полудне пути верхом, и в данный момент охранялось шестью бандюками.

Погрузив трупы на трофейных лошадей, они отправились в Толедо. Этот город лежал немного в стороне от ранее намеченного пути, но Мария знала там хорошую лекарку, что повлияло на принятие решения. По прибытии Изабель была незамедлительно принята алькальдом, который, разобравшись в ситуации, подписал решение распотрошить это гнездо и доверил руководство операцией офицеру собственной стражи.

Когда шестеро наших воинов во главе с Луисом и Педро, а также два десятка воинов городской стражи, прибыли на место, никто никакого сопротивления не оказал. В имении арестовали шесть бандитов, четыре человека дворни и шесть гулящих девок.

Обыск зданий и прилегающей территории проводился до ночи. В подвале нашли казну братьев, общую казну банды, а в конюшне и на улице – три небольшие захоронки с деньгами и ценностями. В переводе на серебро общая сумма получилась приличная – девять тысяч триста двадцать один пиастр. Кроме этого было загружено двенадцать возов различных товаров, которые банда не успела реализовать.

– Таким образом, – подвел итог Луис, – от реквизированного имущества в казну империи уйдет третья часть, треть поступит в казну графства, ну и вам треть, тетушка.

– А на возах что? – Изабель повернулась лицом к Педро.

– Различные ткани. Знающие солдаты говорят, что оптом можно сдать прямо здесь, дадут не менее пятисот пиастров. На лошадей и оружие тоже покупатель есть, город готов выкупить все два десятка скакунов вместе со сбруей по пятнадцать пиастров, а аркебузы – по двадцать. Пистоли им не предлагал, они нам самим пригодятся. Поэтому, если вы не против, сеньора, скажу им, пусть выписывают вексель, там ровно на шесть сотен серебром получается.

– Не против.

– Моего мерина тоже добавь туда, только седло и сбрую с кобылы им отдай, а мою не трогай, привык уже к ней. – Педро выслушал меня и согласно кивнул головой.

После обеда затащил его к себе и одарил хубоном, поясом и ботфортами, а шпагу и дагу попросил продать. Чувствовалось, что мой подарок был ему приятен.

– Не по статусу мне такие вещи, дон Микаэль.

– Все равно, они твои, и распоряжайся, как считаешь нужным, – сказал, выпроваживая его за дверь.

До вечера под чутким руководством Педро избавились от всех ненужных трофеев, даже успели оттащить в городской банк девяносто с лишним килограмм серебряных монет и обменять на вексель общей суммой в три тысячи шестьсот семь пиастров.

Шестьсот пиастров от городского совета Изабель разбила на три векселя. Один, на триста пятьдесят, вручила мне; второй, на двести, – Луису; третий, на пятьдесят, – Педро. Распределением наградных денег были довольны все – и Луис, и Педро, и войска. Впрочем, я тоже. Триста пятьдесят да пятьдесят, вырученные за свою лошадь и бандитские клинки, это очень неплохие деньги, это по меркам метрополии семилетний заработок крепкой крестьянской семьи.

Кроме чудом сохраненных жизней людей и очень хороших трофеев, вдова главы дома де Гарсиа получила еще один неплохой бонус: отправленное на имя канцлера благодарственное представление алькальда, где было и упоминание обо мне.

Кинотеатров, зомбоящиков и многих других развлечений в этом мире нет, поэтому существовала почти стопроцентная вероятность того, что дона Изабелла получит официальное приглашение во дворец, его величество и двор любили послушать рассказы о различных приключениях. Еще в таких случаях обычно позволяли решить какой-нибудь ничего не стоящий вопрос.

В той жизни в Толедо побывать не довелось. Сейчас же пришлось задержаться, и по причине выздоровления раненых, и потому, что Изабель получила массу приглашений посетить салоны и светские рауты. Вчера мы втроем были на приеме, организованном графом в крепости, здесь присутствовал высший свет провинции. Все жаждали услышать, как были уничтожены неуловимые грабители, а радость моя впервые за последние пять лет находилась в центре всеобщего внимания. Ее лицо от удовольствия прямо зарделось.

Больше всех распинался Луис, который попал в свою стихию. Его красноречие перекинуло и на меня, дворянина неведомой Московии, немалую толику внимания, особенно призывные взгляды и «ахи» дам. И если бы не строгий контроль радости моей, меня, слабого и раненого, давно бы попытались умыкнуть. Однако среди здешних красоток, на мой субъективный взгляд, интересней и привлекательней Изабель никого не было, поэтому даже на весь этот кагал не разменял бы ее ни в жизнь.

Сегодняшним утром с удовольствием сходил на литургию в кафедральный собор Святой Марии, изображения которого видел на рекламных проспектах еще в той жизни. Он, кстати, считается серьезным религиозным центром всей империи.

На всякие прочие культпоходы решил забить, извинился и попросил Луиса ангажировать Изабель, сам же занялся осмотром главных достопримечательностей совсем другого характера.

Попасть в Толедо и сделать ряд заказов для личных нужд хотел в любом случае, ибо здесь, во-первых, варили лучшую оружейную сталь не только современности, но и следующих столетий. И, во-вторых, в настоящее время здесь находились лучшие европейские специалисты – кузнецы, механики, алхимики, астрономы. И если астрономы сейчас меня интересовали мало, то здешние мастерские очень даже привлекали.

Город стоит на реке Тахо, которая глубокой петлей огибает его крепостные стены. На участке, не прикрытом рекой, за стеной с сотней башен дымят и пахнут десятки литейных и кузнечных производств, вот туда и направил свои стопы.

Хозяева мастерских с большим удивлением смотрели на глупого молодого идальго, который желал попасть в пыльное и чадное помещение, чтобы посмотреть на черных от сажи работяг и послушать звон железа. Да еще платил за это серебряный пиастр.

В помещении четвертой мастерской, которую зашел посмотреть, ковали мелкие детали для ударно-кремневых замков, пистолей и аркебуз. Но заинтересовали меня не изделия, а один из кузнецов. Раздетый до пояса, крепкий, жилистый мужчина лет тридцати пяти – сорока небольшим молотком проковывал какую-то деталь. Его черные усы свисали ниже бритого подбородка, в правом ухе торчала серебряная серьга, которая говорила о том, что он последний в роду мужчина, а из-под сбитой на сторону косынки вылезал настоящий длинный чуб. Не было никаких сомнений, что передо мной самый натуральный запорожский казак.

Дождавшись, когда он бросит прокованную деталь в корыто с водой, вышел вперед, чтобы обратить на себя внимание. Видно, далеко не каждый день местные работяги могли лицезреть дворянина, кланяющегося простому кузнецу, многие, искоса наблюдавшие за мной, даже работу бросили.

– Здоровья желаю, пан-товарищ, – снял шляпу, размашисто наложил православный крест и поклонился, обозначив и себя природным казаком. Тот оцепенел и с минуту удивленно смотрел на меня. В его правом глазу выступила влага, он смахнул ее, широко перекрестился и поклонился в ответ:

– Желаю и вам здоровья, пан-товарищ. Неужели дошла моя весточка на землю родную?

Так мы и познакомились с Иваном Тимофеевичем Бульбой. Он куда-то отошел, договорился с хозяином об отлучке, затем у бочонка с водой умылся, а какой-то парень слил ему на плечи. Надев плотно облегающие короткие штаны, сапоги, рубаху и жилет, обмотав талию кушаком, в который упрятал сложенную наваху, взяв в руки шляпу-треуголку, вышел на улицу.

Здесь, в промышленном районе, никаких рюмочных не было, поэтому пошли мы к нему домой. На заднем дворе длинного каменного барака виднелся вход в небольшой чуланчик размерами три на три метра. Сразу было видно, что обитает здесь человек, привычный к порядку, а не какое-то чмо пропащее. Везде все было чисто, аккуратно и не воняло.

Иван Тимофеевич выставил на столик сулею с вином, две глиняные чаши и хлеб с сыром. И так, попивая слабенькое розовое, которое неплохо утоляло жажду, мы поведали друг другу о своих злоключениях. Конечно, о наличии сознания, пришедшего из будущей эпохи, ничего не говорил и не собираюсь говорить никому, но о других похождениях рассказал, опять же не вдаваясь в особые подробности.

Пан Иван прекрасно знал и моего отца, и деда Опанаса, впрочем, кто их у нас не знал. Мало того, оказалось, что через бабку по маминой линии он приходится нашей семье какой-то дальней родней. Двадцатым волоском собачьего хвоста, как он выразился.

Пять лет назад они прибыли во Францию и сменили сотню наемников, в которой, кстати, служил мой дед, после чего были направлены в район боевых действий с голландскими войсками. В тот день его десяток, приставленный к охране молодого герцога Монмута, участвовал в дурацком бою при Маастрихте. Опытные военачальники говорили герцогу о полнейшей безрассудности задуманной атаки, но он был непреклонен, даже капитана мушкетеров д’Артаньяна чуть ли не в трусости обвинил.

Чуда не случилось, и мальчишка Монмут, описавшись, положил все свое войско. Последнее, что пан Иван помнил, так это брызги мозгов, вылетевшие из головы его сиятельства графа д’Артаньяна, а очнулся уже в плену.

Испания всегда дружила против Франции со всеми подряд. Вот и в этом случае отправились пятеро пленных, в том числе и наш казак, на родину одного испанского офицера, в Толедо. Чтобы не быть проданными в рабство, они дали клятву шесть лет отработать там, где скажет хозяин, и не убегать, на чем целовали крест. Они могли быть освобождены от обязательств в любой день, если вносили выкуп в сто пиастров за каждого.

Пан Иван кузнечное дело любил и, считай, еще с детства, оставшись сиротой, обитая на Сечи, работал в кузне Уманского куреня. Со временем стал неплохим специалистом по ремонту и изготовлению мушкетов и пистолей. Но в походы и набеги вместе с сечевиками ходил обязательно. В результате добрый казак, пройдя тропами судьбы, очутился в Толедо. Но и здесь, в мастерских у родственника того самого офицера, не отбывал отбывальщину, а работал на совесть, заслужил вольное бытие и небольшой доход.

Не задавая больше вопросов, вытащил из пояса пять золотых монет достоинством десять дукатов каждая и положил на стол.

– Прими, Иван Тимофеевич, от чистого сердца.

– Здесь вдвое больше, чем нужно для выкупа… Но – благодарю. – Он встал и перекрестился. – Богом клянусь, если жив буду, в течение года верну лично либо передам через казначея Гнежинского полка.

– Не торопись возвращать, меня в Украине не будет полтора-два года.

– Как так?! Да и у меня мысль только что мелькнула, что было бы хорошо возвращаться вместе с тобой, Михайло Якимович. Собрали бы ватагу, да и помогли бы тебе прибить Собакевича на воротах.

– У меня, пан Иван, на ближайшие полтора года другие планы, да и ватагу казачьей вольницы за собой больше водить не буду. Сейчас поступаю в морскую школу, хочу выучиться на морского офицера. Пока буду учиться, закажу купцам выкупить в Кафе несколько десятков молодых казачат, вот из них начну готовить свое будущее войско. Вооружу их новейшим, ранее никому не ведомым оружием, – с каждым моим словом взгляд Ивана делался все более недоверчиво-скептическим, – и вот с ними вернусь на Украину для раздачи долгов. Затем соберу доверившихся мне ближников, сядем на корабль и отправимся покорять новые, еще никем не занятые плодородные земли. Там огромные просторы и несметные богатства.

– Хм, хм, м-да уж… Извини, пан Михайло, у меня нет права тебе указывать, но что-то ты не то говоришь.

– Прекрасно понимаю твой скептицизм, пан Иван. Сейчас ты сидишь и думаешь: вначале пришел молодой дворянин, оказавшийся природным казаком, поступил по понятиям, выручил своего брата-товарища из беды, потом в его голове что-то сдвинулось – ум за разум заскочил – и он, как малолетний сопляк, стал городить всякую чушь с великокняжескими загибами о казачьей вольнице.

– Сын Якима Каширского и внук мною уважаемого Опанаса не должен плохо говорить о казаках, – твердо сказал Иван.

– Никогда плохо о казаках не говорил, пусть у меня язык отсохнет, но о вольнице говорил и говорю: у нас каждый казак – сам с усам, и на каждом хуторе обитает по два гетмана. Или скажешь, что это неправда?

– Оно-то так…

– Вот! Там, куда поведу людей, мне нужен единый кулак, а не так, чтобы каждый сам за себя, только тогда мы сможем выжить и стать богатыми и счастливыми.

– Да твой род, пан Михайло, и так небедный.

– Мне этого мало.

– Вона как. И ты знаешь, где есть такая земля?

– Знаю.

– Боюсь, никто тебе не поверит. И казаки наши за тобой не пойдут, молод ты, да никто не любит княжеских замашек.

– Поверят. И пойдут. И не только запорожцы, но и другие православные – дончаки, московиты, белорусы, болгары, ляхи. Когда увидят вооружение и оснащение моего маленького войска, поверят. И пойдут.

– Какое же это такое интересное вооружение у тебя?

– Такое, которым мы сможем победить любого врага. Пистоли смогут стрелять бездымным порохом по шесть и по десять раз, а винтовыми аркебузами можно будет достать и за тысячу шагов.

– Хм. А можно ли подержать в руках этот твой сказочный пистоль?

– Не только пистоль, пан Иван, там будет многое другое. Это очень страшное оружие, чужому в руки дадено не будет, а лишь только тому, кто захочет рядом со мной стать богатым и счастливым, кто в верности мне будет целовать крест. И если ты не будешь ухмыляться, а поверишь мне, то через полгода будешь вторым человеком на свете, который такие пистоли станет делать сам. И если обманул тебя, то нехай сдохну!

Иван долго и серьезно смотрел мне в глаза, затем вытащил из-под рубахи серебряный нательный крестик, поцеловал и сказал угрюмо:

– Пусть я буду выглядеть безмозглым казачонком, но знай, воспринимаю твои слова как слова мужа. Клянусь в верности тебе до самой смерти своей, – помолчал немного, сузил глаза и добавил: – но нельзя насмехаться над казаком, если обманул, тогда будет так, как ты сказал.

– Рад, Иван Тимофеевич, что именно ты стал моим первым ближником и помощником. Поверь, не пожалеешь, – подал ему руку, и он, так же серьезно глядя, ее крепко пожал. – А теперь мне нужен твой совет.

– Какой?

– Необходимо заказать в мастерских некоторый режущий инструмент, в том числе: сверла, фрезы, резцы, наждачные круги, комплект кузнечного оборудования, пуансоны и матрицы, цилиндрические и конические зубчатые колеса, втулки и оправки, скользящие подшипники, шкивы и маховики. На простейший токарный, вертикально-сверлильный и фрезерный станки нужно отлить небольшие станины по моим моделям. – С каждым словом глаза Ивана расширялись все больше, а челюсть падала все ниже.

– Михайло, ты знаешь такие слова? И откуда ты знаешь про такие станки??

– Иван! Не только знаю, но и сделать их смогу, и работать на них сумею, – пришлось немного приврать, – мой отец, царствие ему небесное, очень серьезно относился к образованию, вот и выписал мне в учителя аглицкого механикуса, который и обучил меня всему. Потом учитель умер от сердечных болезней, и знаний своих больше никому передать не успел.

– Значит, Михайло Якимович, – глядя куда-то вдаль, Иван часто-часто закивал головой, – такой пистоль все-таки будет?!

– Будет, не сомневайся. И пистоль будет, и винтовка будет, и много еще чего будет.

– А что такое винтовка?

– Это так называю винтовую аркебузу.

– Заряжать ее долго, и пулю нужно забивать через ствол. – Иван скептически шевельнул усами.

– Ничего подобного, у нас будет совсем другая схема зарядки. И за время между двумя выстрелами из обычной аркебузы наша винтовка сможет пальнуть до двух десятков раз.

– Хочу! Уже хочу! – Иван поднял свою мозолистую пятерню, и мы рассмеялись.

Сидели и обсуждали наши будущие дела еще часа три, затем разошлись, каждый по намеченным делам. Иван пошел освобождаться, было заметно, что он радовался этому обстоятельству, как дите малое. Говорил, что проблем быть не должно, французы выкупились, так подорожные документы получили в тот же день.

Эта встреча дала мне необычайный душевный подъем. Мои мозги, долго отдыхавшие от необходимости решения каких-либо сложных инженерно-технических задач, возрадовались и дали импульс на впрыск адреналина. Накупив у северных Новых ворот бумаги и графитовых палочек, отправился в гостиницу.

Кинематические схемы простейших токарного, а также универсально-фрезерного (он же – сверлильно-расточной, он же – плоскошлифовальный) нарисовал за двадцать минут. Если токарный под названием «амеба обыкновенная» видел почти в каждой мастерской Толедо, то второй, конечно, будет посложнее – станина, способы крепления и наладки тех или иных узлов и, соответственно, схемы резания механикусам нынешней эпохи еще не снились.