355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Белый » Славия. Дилогия (СИ) » Текст книги (страница 16)
Славия. Дилогия (СИ)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 17:32

Текст книги "Славия. Дилогия (СИ)"


Автор книги: Александр Белый



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Нет-нет! Желание мести никуда не исчезло, просто, отринув юношеский максимализм, стал смотреть на проблему трезво, а с учетом поставленных перед собой задач – прагматично. Прикинув все расклады, прекрасно понял, что запросто с Собакевичем расправиться мне не дадут. Желающих восстановить справедливость да пограбить ближнего своего, конечно, нашел бы немало, но и Собакевич в пику мне мог выставить вместе с родственниками сотни полторы своих сторонников. Вот и вышло бы в нашем споре, что бабка надвое гадала. А в том, что он готовится к нашей встрече, не надо было даже сомневаться. Весть о моем добром здравии выкупленные из рабства казаки уже давно разнесли по Украине.

Не победив противника, затем таскаться по судам с моим словом против его слова и с обиженной рожей (если останусь в живых) было бы огромным уроном для чести. Здесь даже дуэль не поможет, каким бы ее исход ни был. Кроме того, не верил я, что ныне еще здравствует кто-либо из его пахолков, участников того непотребства.

К сожалению, для меня прежнего такое развитие событий выглядело вполне реалистично. Я же нынешний, определившись с дальнейшим бытием, сформулировав цели, задачи и приоритеты, решил торопиться не спеша. Однако оттягивать с выплатой кровного долга больше было нельзя. Не поймут. Иначе не только князья, но и самый захудалый посполитый шляхтич при упоминании моего имени станет высказывать свое «фэ».

Наконец к весне тысяча шестьсот восьмидесятого года подготовка завершилась. Теперь можно было с уверенностью сказать, что, несмотря на возраст личного состава, под моим началом находилось лучшее в мире на сегодняшний день боевое подразделение. Тем более что каждый из парней в свое время понюхал немало и крови, и пороха.

Определил, что в рейд пойдут семьдесят три бойца и доктор. К этому времени все были отлично подготовлены, знали свое место в строю, приучились к четкому исполнению команд, а также порядку действий на марше, во время атаки и обороны.

Удобно и прилично одеты были все. Нательное белье (трусы и рубаху) пошили из натурального шелка; темно-синие костюмы (куртки и штаны) – из плотной льняной парусины-канифаса. Лично себе такой костюм не шил, мой зеленый дорожный тоже хорош, а поддоспешник под кирасу имелся.

В отличие от кирасиров, остальных бойцов вместо коротких штанов обрядили в неширокие шаровары (по типу привычных для нас армейских) и вместо ботфортов – в невысокие мягкие сапоги. Плащи с капюшонами пошили из непромокаемой конопляной парусины, получилось дешево и сердито. Первоначально броней оснащены были только шестьдесят человек, поэтому для остальных изготовили бронежилеты в виде бригантин с прикрепленным рюкзачком-мародеркой для личных вещей, а также закупили в Толедо пехотные шлемы. Кавалеристы свои личные вещи хранили в седельных сумках.

Каждый боец имел бензиновую зажигалку, латунный котелок, флягу и кружку, оловянную ложку, иглу с ниткой, зубную щетку из конского волоса, коробочку молотого мела с сушеной мятой, кусок мыла, полотенце, а также запасной комплект нательного белья и суконных портянок.

Мыло тоже было собственного изготовления, но его запах мне не нравился, однако играться с ним было некогда, мылит и растворяет грязь хорошо – да и ладно.

Вместо аптечки каждый имел рулон перевязочной льняной ткани и латунную трубку на винтовой закрутке с настойкой ректификата-самогона и чистотела. Доктор, правда, подготовился более серьезно, в его большом дорожном ящике можно было найти и хирургические инструменты, и морфин, синтезированный нами из опия, и аспирин. Здесь даже была его главнейшая драгоценность – отлитый вместе с Иваном и притертый лично мной самый первый в мире инъектор, платиновый шприц с пятью иглами. Был он, конечно, великоват, а иглы – грубоваты, но лиха беда начало.

Когда-то радиоприемник в моей машине был настроен на канал, где ежедневно по полчаса вел передачу знаменитый доктор-педиатр. Вот и всплывала частенько в моей голове разная медицинская информация, которой не забывал делиться с мсье Ильяном Янковым. Короче, от первых опытов с лечением больных крестьян наш доктор находился в полнейшем восторге. Так что, думаю, и в походе от него будет толк.

Вооружены мы были следующим образом: кавалеристы – кинжал, шашка, револьвер и винтовка. Остальные бойцы в дополнение к специальному вооружению имели кинжал, револьвер и винтовку. Кроме того, все были снаряжены перекинутыми через левое плечо бандольеро на сто винтовочных патронов и пристегнутыми к поясу патронташами на тридцать патронов револьверных.

Дополнительно к личным вещам в рюкзачок или седельную сумку уложили деревянные банки на пятьсот грамм пороха, коробочки на двести пятьдесят капсюлей и мешочки на двести винтовочных и пятьдесят револьверных пуль. Также в отдельных пеналах хранились наборы для чистки оружия и снаряжения патронов.

Эти наборы, как и зажигалки, были экзаменационным заданием для моих станочников-механиков. Зажигалки изготовили из медных трубок с колпачками. Иван, правда, с удовольствием помог припаять упоры для колеса с насечкой и зажим для кусочка кремня. Во время вращения колесика необходимо было пятачок с кремнем поджимать согнутым указательным пальцем. Но это ерунда, зато работали зажигалки вполне прилично.

В качестве специального вооружения решил освоить пятиствольную картечницу-пулемет под винтовочный патрон и миномет калибра восемьдесят два миллиметра. Линия по изготовлению именно такого миномета когда-то стояла у меня на консервации. Даже после списания в утиль и замены изделия (передали на подготовку производства крупнокалиберный пулемет ДШК) миномет в памяти остался навсегда, поэтому изготовить его сейчас мне было совсем несложно.

В производство запустил по шесть заготовок каждого изделия. Минометные стволы отковал из полосы цементируемой стали, навивая ее на предварительно отлитую и проточенную оправку. Даже предохранитель от двойного заряжания предусмотрел. Правда, затвор с пружиной, когда для производства выстрела нужно дергать за веревку, делать не стал, полусферический боек установил жестко. Двунога и опорная плита, которую сделал прямоугольной арочного типа, были откованы из стали, а вот винты-гайки подъемных и поворотных механизмов вместе с винтами регулировки угла возвышения стволов каронад отлил и выточил из латуни. В собранном виде изделие имело вид и характеристики миномета образца тысяча девятьсот сорок третьего года, но получилось несколько тяжеловатым – шестьдесят один килограмм, это на пять килограмм тяжелее оригинала из той жизни.

Шестиперые осколочные мины тоже отлили. Заформовали на пятьсот заготовок, но из полуторатонной плавки получилось всего четыреста сорок две штуки. Однако после токарной калибровки корпуса и оперений, расточки и нарезки резьбы под направляющую хвостовика и головной взрыватель все дело встало. Причина – этот гадский взрыватель никак не получался. В той жизни мы их сами не делали, получали уже готовые по государственным поставкам от другого производителя. Но конструкцию знал прекрасно, здесь кроме корпуса присутствовали ударник, два цилиндрика, пружинка и три маленьких шарика. Мне почему-то думалось, что выполнить изделие в металле не составит никакой сложности. Довольно долго промучился с компоновкой ударника, потерял много времени, но схему упрощать не хотелось – безопасность прежде всего.

То, что одну из главнейших артиллерийских проблем решу, не сомневался, но сейчас, когда сотня разных вопросов требовала моего непосредственного участия, хотел было миномет вообще отложить в сторону. Но однажды, откалибровав шарики, для изготовления которых сконструировал специальный резец, попытался снова собрать детали взрывателя в кучу и… получилось. Взял его в правую руку и резко ударил о левую ладонь (имитация выстрела), и один из шариков, вложенный между верхним подпружиненным цилиндриком и ударником, как и положено, выскочил. Затем зажал его в патроне токарного станка и провернул на невысоких оборотах, имитируя вращение мины во время полета. Теперь точно получилось! Шарики под воздействием центробежных сил разошлись, освободив ударник. Все, дело пошло.

В будущем вопрос с шариками придется решать кардинально. И не столько для изготовления взрывателей, сколько для шарикоподшипников, которые являются самыми настоящими двигателями прогресса в машиностроении. Кинематические схемы и конструкции несложных автоматического фрезерного станка и шлифовальной машины для шариков, изобретенные господином Фишером в середине девятнадцатого века, общеизвестны, поэтому тешу себя надеждой, что в этом времени они появятся уже в семнадцатом веке. Вот тогда-то и сможем подумать не только о паровике, но и о нормальном ДВС.

Вышибной заряд внешне был похож на картонную гильзу от дробовика четвертого калибра, снаряженную черным порохом, правда, для увеличения дальности полета его сделали немного длиннее стандартного. Бояться демаскирующего дымного фактора закрытой позиции минометной батареи пока не будем, но в будущем, конечно, перейдем на бездымный порох.

Дополнительных пороховых шайб не предусматривал. При установке угла возвышения в сорок пять градусов на максимальную дальность дистанция в полторы тысячи шагов (один километр двести метров) меня вполне устроила.

А тол путем нитрования толуола азотной и серной кислотами мы с Ритой получили еще в прошлом году. Такую работу мне с друзьями когда-то довелось проделать кустарным способом, поэтому нет ничего удивительного в том, что «мыло» создали без проблем. Толуол, кстати, получали двумя способами: четырнадцать килограмм – перегонкой сосновой смолы и четыреста сорок пять – перегонкой нефти в бензин и последующего его каталитического риформинга платиной. Емкости для сырья и крышки мы с Иваном отлили из бронзы. Герметизировалась крышка толстой кожаной прокладкой и шестью резьбовыми шпильками.

Впрочем, рассказывать о технологии производства взрывчатых веществ не буду. Для человека, вдумчиво изучившего некоторые разделы химии и проводившего первые синтезы под контролем опытного товарища, тем более ранее работавшего на профильном химкомбинате, это не проблема.

Квадрант-угломер внешне получился неказистым, но вполне работающим. Опытные стрельбы каждого миномета провели вначале пустыми минами, где вместо ВВ вставили четырехсотпятидесятиграммовые свинцовые стержни. Результаты оказались стабильными, что позволило составить единую баллистическую таблицу. Затем на разной дистанции вкопали обрезки досок и дали боевыми.

Специфическим воем летящих мин и накрытием целей впечатлились все собравшиеся бойцы. Доски разваливало даже на расстоянии в сорок шагов от эпицентра взрыва. А у тех, кто не затыкал пальцами уши и не открывал рот во время стрельб, в ушах звенело до самой ночи.

Такой громкий шухер незамеченным в округе не прошел. Собаки обеих деревень на целых полчаса затихли, а вскоре к холму, где проводились испытания, прискакал на ослике бледный перепуганный падре. К счастью, к этому времени мы успели батарею свернуть, минометы уложить на повозки и укрыть, а на территории навести порядок.

– Это мы порох собственного изготовления испытывали, падре. Какой-то не такой получился, видно, придется у казны покупать, – успокоил его.

– Ох, сеньор! – схватился он руками за сердце. – Сколько дней еще вы изволите проводить свои испытания? Даже меня испугали!

Первый опытный образец картечницы (почему-то не могу называть эту роторную машину пулеметом) у нас забрал целый месяц напряженного труда, но остальные пять картечниц были собраны и доведены до ума буквально за три недели. Тридцать винтовочных стволов изготовили еще до Нового года, а шесть блоков латунных ствольных коробок и шесть комплектов деталей редуктора вращения сделали вместе с регулировочными винтами минометных прицельных приспособлений. Детали поворотной станины из сталистого чугуна отлили при одной из плавок вместе с орудийными ядрами и снарядами уже в феврале, перед самым моим отбытием в Марсель.

Теперь все производственные операции, от функционирующей медно-деревянной модели до действующего образца, проводились при самом непосредственном участии трех моих учеников. Конечно, сам бы все это сделал гораздо быстрее, но зато теперь мои ребята целиком и полностью представляли весь процесс изготовления огнестрельного оружия, а также систему работы механизмов.

Схема работы картечницы очень проста.

Ствольному блоку рукоятью через специальный редуктор задается вращательное движение. Напротив каждого ствола имеется прорезь приемника для патронов. Их подача осуществляется из магазина или скорее трехрядного бункера на сто два винтовочных патрона. В приемник патроны падают под действием собственного веса, затем простенький затвор захватывает закраину, по фигурному кулачку подает в патронник и запирает канал. При повороте стволов от вертикали на тридцать шесть градусов (в нашем случае) сжатая пружина ударника высвобождается, и боек накалывает капсюль. После выстрела стволы продолжают вращаться, очередной кулачок отжимает пружину, одновременно возвращая затвор в исходное положение, а стреляная гильза экстрагируется в самой нижней точке опять же под действием собственного веса. И так продолжается при повороте ствольной группы на каждые семьдесят два градуса до тех пор, пока в магазине есть патроны. Правда, стрелять из картечницы можно и короткими очередями.

Если минометы моих ребят впечатлили, то работа этой машинки повергла в шок. Первое испытание проводил Иван. Десять досок, выставленных на дистанции триста метров, а также кустарник за ними ста двумя патронами были за восемь секунд превращены в хлам. На моих часах нет секундомера, но, считая про себя: «Двадцать два, двадцать два, двадцать два…» – приблизительно определил, что скорострельность картечницы составила семьсот пятьдесят выстрелов в минуту. Точность стрельбы, конечно, получилась квадратно-гнездовая, но все равно эта машинка для нынешних времен – смертельный ужас, особенно для кавалерии. Очень скоро она сломает все понятия о тактике ведения современного боя.

Последнее, в чем успел поучаствовать до убытия в Марсель, это демонтаж восемнадцати в общем-то отличных длинноствольных орудий с борта ремонтируемого флейта и их отправка домой на переплавку. По одному имеющемуся орудию мы решили установить на носу кораблей. Все-таки дальность стрельбы из каронады – всего тысяча метров, а из подобного орудия – до мили.

По моим подсчетам, теоретический вес этих пушек составлял около двух тысяч семисот пятидесяти килограмм каждая, а ствол каронады, исходя из расчета калибра ядра в сто пятьдесят миллиметров и его веса в четырнадцать килограмм, должен был быть около тонны.

Все плавки закончили за пять дней, ребята на мехах дежурили круглосуточно. При этом получили сорок (по двадцать на корабль) внешне неказистых тонкостенных коротких стволов (длиной тысяча двести миллиметров и весом по девятьсот девяносто килограмм), несколько бронзовых котлов и емкостей. Правда, килограмм пятьсот бронзы еще осталось.

Масса незаконченных дел требовала и требовала постоянного участия, но медлить с отъездом больше было нельзя. Наказал Ивану докупить латуни и штамповать винтовочные гильзы, а также отковать по моим чертежам семь комплектов рессор и тележных каркасов: на походную кухню, для двух тачанок и четырех фургонов. Всю столярку по повозкам, лотки для мин, банки, коробки и коробочки делал мой деревенский плотник – счастливейший человек, так как получил от меня в подарок старенький токарный станок под названием «амеба обыкновенная».

Затем, вспоминая череду этих дней, прошедших в период зимы – весны тысяча шестьсот восьмидесятого года, загруженный решением нескончаемых вопросов и проблем, с уверенностью могу сказать, что даже в самые тяжелейшие дни будущих боев на европейском театре военных действий не испытывал столь колоссального напряжения всех своих сил.

Это потом сотни моих учеников станут отличными армейскими и флотскими командирами, гражданскими администраторами и высокоэффективными экономистами, финансистами и предпринимателями. А тридцать три человека из них – великолепными учеными, имена которых останутся в истории на века. Именно они подготовят сотни и тысячи своих последователей и двинут мировую науку и технику на небывалую высоту.

Сейчас же ничего этого еще не было, а день моей жизни выглядел совсем нескучно: пятнадцать минут на туалет, три раза по пятнадцать минут на прием пищи (именно так, а не завтрак, обед и ужин), восемнадцать часов на работу и пять часов на сон. Даже сексом чаще чем один раз в неделю не занимался. Был не в силах.

Когда мы с Антоном и Данко сели на почтовый корабль, где мне предоставили отдельную малюсенькую каюту, лежа на огромном сундуке, вдруг ощутил какой-то дискомфорт: «А почему это я развалился здесь и ничего не делаю?» Оказывается, отдыхать-то разучился, поэтому встал, зажег масляный светильник, вытащил альбом сшитых чистых листов, взял платиновую наливную ручку с золотым пером (мою идею в жизнь воплотил Педро, самый младший сын Ицхака), на минутку задумался, с чего начать, дабы не умереть от безделья, ведь придется добираться целую неделю. Физикой заняться или теоретической механикой? Но все же решил упорядочить уже начатое, поэтому разграфил лист для заполнения таблицы Менделеева.

Сейчас можно было сказать, что комплекс всех подготовительных мероприятий завершен, и у меня наконец появилась реальная возможность получить не только моральное и материальное удовлетворение. Теперь для реализации моих будущих грандиозных планов возникла необходимость «предъявить себя» как молодого, но сильного и достойного доверия руководителя, способного вести за собой людей. Этот поход должен был стать самым первым этапом PR-акции по поднятию имиджа нового владетеля новых богатых земель. Да-да! Именно так! Ведь иначе и затевать ничего не надо.

Время проведения рейда было определено, это август – сентябрь. Но по месту высадки, к сожалению, решение окончательно не приняли. А это не позволяло произвести нормальное планирование всех этапов похода, от начального – выхода до возвращения.

Казалось бы, вопрос с быстрым и безопасным проникновением в Украину был абсолютно очевиден – морем в Балтику и марш через Литву. Здесь нашу фамилию все хорошо знали, и никто бы никаких препятствий не чинил. Как, впрочем, и в Польше, и в Московии.

Ну, ходит по делам туда-сюда высокородный дворянин, он же запорожский городовой[11] казак в сопровождении личной гвардии – и прекрасно. Большинство магнатов на своих землях даже кубком вина привечали бы.

Нисколько не сомневался в благополучном исходе спланированной акции, но беспокоило совсем другое. После того, как мы замутим воду и в дополнение к положенной законом компенсации Собакевича широкой сетью потащим неслабые ресурсы, боюсь, той же дорогой вернуться спокойно не дадут. Это будет не обоз в три-четыре десятка возов, который не бросается в глаза, здесь намечались более солидные масштабы.

Довольствоваться малым не хотелось, поэтому ум, извращенный реалиями начала двадцать первого века, стал искать другие пути. Пройдя в свое время через бандитские разборки, ментовский беспредел и государственную машину подавления, для которой нормальный человек – ничтожество, в вопросах добрых или недобрых средств достижения цели не заморачивался (пусть простят меня политкорректные потомки).

И вот однажды, перебирая свой маленький архив, наткнулся на письмо пирата. Опять пробежал его глазами, и вдруг стало совершенно понятно, как необходимо действовать и куда направить свои стопы.

Возникшая идея бесперспективной не выглядела, нужно было попытаться ее реализовать. Таким образом я и оказался здесь, в весеннем солнечном Марселе, бывшем древнегреческом городе Массалия, который на протяжении многих веков считался самым крупным портом всего Средиземноморья.

Пройдя мимо острова, на котором в лучах заходящего солнца возвышался замок Иф, где великий Александр Дюма содержал своего главного героя графа Монте-Кристо, наш корабль благополучно причалил, и мы сошли на берег. Выяснив у прохожих местонахождение таверны «Черепаха», слегка пошатываясь от постоянной качки, подхватили сумки и отправились вверх по мостовой, которую прохожие полировали ногами более двух тысяч лет.

В порту было грязновато и воняло рыбой, но чем дальше мы отходили, тем улицы становились чище. Пришли на место, когда солнце почти спряталось за гребешками древних башен монастыря аббатства Святого Виктора.

«Черепаха» находилась в квартале корабельных мастеров и торговцев, районе не слишком респектабельном, но вполне приличном. Над ее дверью было написано: «Je remplirai votre estomac et je restaurerai vos forces» («Я наполню ваш желудок и восстановлю ваши силы»).

В будущем именно от слова «restaurerai» (кормить, восстановить) произошло название пунктов общественного питания, а таверна – это итальянский припортовый кабак. Но сегодня многие стали называть так не только небольшие французские, но и испанские припортовые забегаловки. Впрочем, в помещении именно этой таверны было чисто, опрятно и светло – с потолка на канате свисало деревянное тележное колесо с десятком толстых свечей. В зале стояли девять больших столов, за каждым из которых могло разместиться не менее восьми человек, но у двери примостился маленький столик, за которым, внимательно контролируя ситуацию, сидел неслабых габаритов мордоворот. Видимо, вышибала.

Запах в зале стоял одуряющий, и кишки немедленно сыграли марш. Прямо напротив входа во встроенном огромном камине двое поварят прокручивали длинные шампуры с нанизанными на них вкусно шипящими гусями. Повар постарше чем-то поливал птицу.

Три стола были заняты небольшими компаниями внешне добропорядочных граждан, а за четвертым – склонив головы друг к другу, о чем-то терли трое моряков шкиперской внешности. Почему шкиперской? Потому что все трое оказались вооружены палашами, а во Франции, как и в Испании, длинное клинковое оружие для простолюдинов было запрещено. Эти трое на дворян тоже не очень походили, но в европейских странах для шкиперов и капитанов кораблей, не являющихся благородными, существовали определенные послабления.

Мы здесь тоже не наглели. В нашей компании статусная шпага была вписана только в мою подорожную, а у ребят на виду были всего лишь кинжалы. Правда, револьверы, по два ствола на каждого, мы держали на гарнитуре под верхней одеждой.

– Прошу вас сюда, мсье. – К нам подбежал невысокий тощий гарсон в чистом переднике и сопроводил к свободному столу. – Желаете отведать нашу пищу? Мы можем предложить черепаховый суп, телячью…

– Нет! – Мне такой суп никогда не нравился. Если в этой жизни ни разу не пробовал, то в той приходилось несколько раз хлебать и, честно говоря, был не в восторге, поэтому Мари мне его и не готовила. – Тащи красное вино, хлеб, сыр, яблоки и гуся. Гусь должен быть самым большим, а вино самым лучшим.

– Слушаюсь, мсье, сей момент. – Гарсон рванул в дверь за перегородку, но пробыл там недолго. Минуты через три с помощником-мальчишкой притащили три кубка из олова, кувшин холодного вина, большую краюху горячего хлеба, вазу с яблоками и доску с нарезанным сыром. Не успели мы провести дегустацию вина, которое оказалось вполне приличным, как нам сняли с шампура и подали на подносе гуся вместе с пустыми деревянными блюдами.

После стряпни корабельного кока этот ужин показался божественным. Наши тарелки быстро опустели, от гуся остались только кости, от яблок – огрызки, а мы наслаждались вином и посматривали в зал. Что-то музыкантов здесь не наблюдали.

– С вас, мсье, одна дюжинка[12]. – Улыбающаяся рожа гарсона была тут как тут. – Или, может быть, еще что нужно?

– Да, – тихо сказал ему. – Хочу увидеть Андре Музыканта.

– Он скоро должен выйти на сцену.

– Хочу его увидеть прямо сейчас, передай, что неплохо отблагодарю, сдачи не надо, – положил на стол монету в четверть экю.

– Сей момент, мсье, благодарю, мсье. – Взяв деньги, он собрал пустую посуду и исчез за кухонной дверью.

К нам никто не подходил минут пятнадцать, но из-за кулис несколько минут наблюдали. Антон его первым увидел, толкнул меня под столом ногой и скосил глаза. Наконец портьеры шевельнулись и, спустившись со сцены, к нам подошел невысокий темноволосый худощавый мужчина лет сорока. В руке он держал скрипку и смычок.

– Здравствуйте, мсье, – поклонился он с улыбкой, – вы хотите, чтобы я что-то исполнил?

– Обязательно послушаем твое выступление, – вытащил из пояса золотой луидор и прижал к столу указательным пальцем, увидел, как алчно блеснули его глаза. – А еще мне нужно встретиться с Котом.

– Даже не знаю, мсье, что сказать. – Улыбка с его лица слетела. – Никогда не слышал о таком человеке.

– Он был другом моего отца там, в Вест-Индии, и знал его под именем Луи Мерсье, – взглянул в настороженные глаза, щелчком отправил к нему монету и кивнул.

Ладошка с тонкими, длинными пальцами скрипача (по совместительству), а вероятней всего, щипача чужих карманов (по основной профессии), ловко мелькнула над столом, и луидор волшебным образом испарился.

– Хорошо, я поинтересуюсь у знакомых, может быть, кто-то его знает, – он опять скорчил приветливую гримасу, – а вы, мсье, подходите завтра во время сиесты и узнаете результат.

– Прекрасно! Порекомендуй только, где можно нормально провести ночь?

– Если из приличных заведений, то в доходном доме монастыря, там даже господские номера есть.

– А еще?

– Ну-у-у, для достойных месье совсем недалеко имеется салон мадам Люси Жаке.

– Бордели нас не интересуют.

– Нет-нет, мсье, это очень приличное место.

Выслушав объяснения, как найти нужный адрес, мы встали и под настороженным взглядом мордоворота покинули помещение таверны. Район этот, видно, считался благополучным, так как на улицах было чисто, а тьму вечера рассеивали редкие фонари. Мы как раз застали фонарщика, который бродил между столбами.

Не скажу, что заведение мадам Жаке было из шикарных, но выглядело прилично, и принимали здесь клиентов строго определенного круга. В отношении нас у троих охранников вопросов не возникло, наличие шпаги было пропуском в салон.

– Здравствуйте, сеньоры. Разрешите представиться: мадам Люси Жаке, – в холле нас встретила красивая моложавая женщина, точный возраст которой определить было сложно: то ли тридцать, то ли сорок, а может быть, и больше.

– Дон Микаэль, – почтительно кивнул. – А это мои товарищи: дон Антонио и дон Данко. Будьте любезны объяснить, мадам, почему вы решили, что мы испанцы?

– Нет ничего проще, в Европе только испанские дворяне не носят париков. – Она мило улыбнулась и показала рукой на дверь, за которой слышалась музыка: – Проходите, сеньоры, в зал, прошу вас, мои воспитанницы сейчас музицируют на клавесине.

Девочки оказались симпатичными, чистенькими, аккуратными, умели поддерживать разговор, да и вели себя прямо как ангелы невинные. До тех пор, пока не развели нас, голодных мужчин, в свои номера.

О телодвижениях рассказывать не буду, их было много и разных. В общем, вечер удался.

Спали до обеда, затем привели себя в порядок и, не удовлетворившись легкими кулинарными изысками кухни мадам Жаке, отправились в «Черепаху». Здесь, увидев на вертеле запеченного в специях барана, затребовали ногу и ребрышки.

Должен сказать, что Музыкант золотой луидор отработал полностью – нужного человека нашел и из-за кулис указал на нас. Более внимательно мы смогли его рассмотреть, когда он вышел в сопровождении двух крепких моряков.

Это был худощавый подтянутый мужчина лет пятидесяти, среднего роста, спортивного телосложения, с серыми водянистыми глазами, тонкими губами и небольшим шрамом на правой щеке. Одет в новомодный французский камзол и короткие штаны красного цвета, белый шелковый шарф, белые чулки и черные башмаки с пряжками из желтого металла. На голове под шляпой был длинный кудрявый парик, а на боку – узкая шпага.

Указав своим телохранителям на свободный стол, сам подошел к нам.

– Мсье, шевалье Гийом д’Оаро. – Он слегка поклонился и уставился на меня. – Я слышал, вы имеете некое отношение к человеку по имени Луи Мерсье?

– Да, это мой отец. – Я тоже поднялся из-за стола.

– Не очень-то вы похожи на него, – сказал он и плотно сжал губы, внимательно меня разглядывая.

– Я на маму похож.

– И мне не доводилось слышать, что у него есть сын, тем более дворянин.

– Тот, кого я всегда считал отцом, и тот, кто меня воспитал, давно погиб. Но я с честью ношу фамилию этого рода. Разрешите представиться: идальго Жан де Картенара. Присаживайтесь, пожалуйста. – Дождавшись, пока мужчина осторожно разместится на краю скамейки, я уселся напротив и стал врать напропалую, пусть Господь меня простит.

– О том, кто мой настоящий отец, узнал совсем недавно. Будучи с тетей в Мадриде, встретили кабальеро Аугусто де Киночета. Потом мне стала известна его давняя связь с матерью, но ее я не виню. Мы с доном Аугусто довольно близко сошлись, правда, о своей жизни он рассказывал немногое, но то, что его когда-то звали Луи Мерсье, и о вашей с ним дружбе – рассказал.

– Как он погиб?

– Никто не знает, но его вместе с теткой Анной и слугами нашли в доме мертвыми, когда они уже завоняли. Их убили, но кто это сделал и за что – непонятно.

– М-да. Значит, и Анна тоже мертва?

– Да.

– Луи был человеком небедным, вы стали его наследником?

– Нет. Все его активы перешли под контроль алькальда, ищут каких-то родственников, но пока безрезультатно. Вы же понимаете, шевалье, если бы факт нашего родства стал достоянием общественности, это повлекло бы за собой ужасный скандал с нехорошими для моей фамилии последствиями. А вам об этом говорю потому, что дон Аугусто… отец… когда-то сказал, что вы единственный человек, которому он бы доверился.

– Это точно. Мы друг другу спину прикрывали не единожды. – Собеседник закинул ногу на ногу и задумчиво посмотрел в потолок. – Жаль денег, жаль. У него их было немало, целое состояние, но ничего не поделаешь, так сложилась жизнь. Итак, Жан, рассказывайте, что вас привело ко мне.

– Мне дон Аугусто, в смысле отец, как-то говорил, что в Османской империи у вас есть высокопоставленный покровитель, – вопросительно взглянул на него.

– Да, это так. Мой бывший сюзерен, граф Флоран де Вильтор, принял ислам и переехал в Константинополь. Очень близок к султану Мехмеду Четвертому и великому визирю Кара Мустафе. Так что вам нужно?

– Совет. Не бесплатный.

– Внимательно слушаю. – Он слегка наклонился, и в его глазах вспыхнула искорка заинтересованности. – Мы с Луи были хорошими приятелями, поэтому с его сына денег за совет не возьму. Итак?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache