сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)
В предыдущие столетия, как только стало ясно, что право на землю можно защищать с помощью законов и монополии дворянства на власть (фундаментальная основа феодализма), аристократия немедленно приобрела контроль над всеми землями. Ни один, даже самый удаленный клочок земли, не оставался неохваченным, поскольку в противном случае мог стать поводом для претензий крестьян на землю. Примерно в том же духе буржуазия, с полного одобрения аристократии, все первые декады индустриальной эпохи занималась безудержным грабежом своих стран и их колоний в поисках сырья и рабочей силы, заставляя людей работать на фабриках, как рабов, принося огромную прибыль. Нет оснований верить в то, что новый господствующий класс информационного общества, нетократия, будет вести себя иначе, чем ее предшественники. Постепенно задвигаемая на второй план буржуазия станет добровольным помощником в этой очередной серии исторической драмы, на этот раз – под руководством нетократии, которая, как прежде буржуазия, станет отрицать само существование какого-либо низшего класса новой парадигмы.
Также, как аристократия способствовала созданию самых важных легальных предпосылок для экспансии капитализма – государственной защиты частной собственности, так и все более маргинальная буржуазия будет использовать свой контроль над парламентской системой и полицию для легитимизации и защиты важнейших компонентов в конструкции нетократической власти: патентов и авторских прав. Принципиальные условия для успеха нетократии – это, по иронии судьбы, прямой подарок со стороны прежних владельцев мира. Мораль новой эры построена вокруг передачи этой эстафетной палочки. Как аристократия и буржуазия законодательно взлелеяли в свое время неприкосновенность частной собственности, так теперь буржуазия и нетократия объединяют свои усилия для провозглашения авторских прав в качестве средства спасения цивилизации. При этом огромное число 'научных открытий' совершается единственно с целью доказать их благотворное влияние на человечество в целом. В рамках такой стратегии становится очевидным, что любая форма власти, не защищенная авторским правом, будет, по определению, считаться аморальной, а с точки зрения юридической монополии буржуазии, будет интерпретироваться еще и как нелегальная.
Но, рано или поздно, секретный сговор старого и нового правящих классов будет подвергнут мобилистическому анализу, согласно которому любая сила может быть определена только через противопоставление противоположной ей силе. Поэтому нельзя говорить о существовании доминирующего класса, не предполагая нового 'низшего' класса. Правящий класс, разумеется, использует все доступные средства для установления тотального контроля над 'вечной истиной' бытия. Но поскольку эта константа бытия существует, только будучи признана и новым классом, противостоящим правящему, то возможен конфликт относительно ценности этой константы. Правящий класс желает владеть константой и контролировать ее. А 'порабощенный' класс формируется из тех, чья деятельность (в форме производства или потребления) или чья случайная позиция на исторической карте как раз и придает предполагаемой константе бытия, этой 'вечной истине', её значение. Когда 'низший' класс в полной мере осознает себя, организуется и предъявит требования к существующему порядку, монополии доминирующего класса на общественное пространство наступит конец. Отношения типа господин/раб станут напряженными и неустойчивыми. Возникнет новый конфликт, наполненный бесконечными испытаниями взаимной силы, в котором перемирие – лишь прелюдия к новой вспышке активности. Из этого-то конфликта, этой межклассовой борьбы за власть общество и история и получают в конечном итоге энергию своего движения.
Когда аристократия передала эстафету реальной власти в руки буржуазии, формально это выглядело как продолжительный переход от абсолютной монархии к парламентской системе прямых выборов. При этом никогда не происходит непосредственной исторической встречи 'низших' классов двух парадигм, прежней и новой. Отчасти потому, что из прежнего порабощенного класса формируется новый господствующий, отчасти потому, что у них нет точек соприкосновения, так как они никоим образом не вступают в конфликт друг с другом! Всё указывает на схожесть этих явлений и при переходе от капитализма к информационному обществу. Этот новый низший класс, пока практически невидимый, будет еще длительное время оставаться нераспознанной силой, даже для себя самого. В обществе, которое просто перегружено информацией, налицо красноречивый дефицит информации по данному предмету. Но это, скорее, вопрос контроля идеологии.
ГЛАВА III– ПЛЮРАРХИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО: СМЕРТЬ ЭТАТИЗМА И КРИЗИС ДЕМОКРАТИИ
В соответствии с классическими марксистскими воззрениями на историю, верхи правят, контролируя средства производства. Власть есть владение и руководство производственным процессом. Важнейшей функцией культуры, с марксистской точки зрения, является оправдание существующей власти, представляемой как 'естественная'. Главным занятием в феодальном обществе было производство и распределение сельскохозяйственной продукции. Власть была неотделима от контроля над землей и её дарами, а правящий класс феодальной эпохи, аристократия, непрерывно поддерживал контроль над землей и придавал этому контролю легитимность. Культура использовалась как инструмент для удержания крестьян в подчинении. Существующий порядок вещей, принципы социальной иерархии и неограниченные права аристократии распоряжаться земельными угодьями представлялись как 'естественные' и вечные. Такой взгляд на мир был безальтернативным.
Аристократы (для осуществления неограниченной власти на средства производства) имели мандат божественного происхождения, производное религии, приспособленной для этих цели: защиту права на земельную собственность. В феодальной Европе эту роль играло христианство. Цветные церковные витражи повествовали о поучительных историях, в которых послушание господину воздавалось сторицей, а стремление к независимости сурово наказывалось. Религия, словно губка, всасывала, растворяла и подавляла любые формы общественного сопротивления или неординарного мышления – буквально на всех уровнях общественной жизни. Привлекая наиболее яростных противников системы из подчиненного класса и соблазняя их престижной карьерой в организации, церковь обеспечивала мягкий буфер между классами.
Интеллектуальная деятельность при феодализме, в основном, была сосредоточена в монастырях, монахи и монахини с литературными способностями вели бесконечные дискуссии по неразрешимым теологическим проблемам, а также занимались переписыванием библейских текстов от руки, которые затем пылились в аристократических библиотеках. И все это с целью нейтрализовать не в меру пытливые умы, направляя их в русло поддержания существующего строя. Стоило только какому-нибудь монаху выказать особенное стремление к власти и славе ради собственного величия, как живописный кардинальский наряд уже был наготове, чтобы умиротворить его. Потенциальные лидеры социального протеста с раннего возраста были облачены в рясы и сутаны, усиливая, таким образом, безжалостное подавление низшего класса.
Всё это были права, освящённые самим Богом, а под ним выстраивалась вся святая иерархия. Наместником Бога на земле был монарх, чья религиозная и мирская власть формализовалась в законах, которые он сам и сочинял, и провозглашал. Со своей стороны, монарх гарантировал аристократии сохранение её привилегий, фактически передоверяя ей монополию на применение силы при любой попытке восстания против существующей власти. В обмен на монополию применения силы, которая была достаточной гарантией контроля над средствами производства, аристократы присягали на верность короне и служили офицерами в армии, когда их монарх конфликтовал с другими монархами и начинал войну.
Феодальное общество держалось на этом альянсе монархии и аристократии, скрепляемом церковью и защищаемом армией. Всё это обеспечивало желаемую социальную стабильность. Поддержание status quo было основным и общим интересом монарха и аристократии. Любая угроза существующему строю подавлялась в зародыше. В результате получилась почти герметичная конструкция, где просто не существовало альтернативных вариантов создания центров власти, которые могли бы нападать или даже подвергать сомнению правящую структуру. Следовательно, система не содержала угроз внутри себя, и только революционные изменения базовых технологических условий феодализма могли привести к заметным переменам и потрясениям в этой иерархии, которые, в свою очередь, неизбежно привели бы к появлению совершенно нового общественного устройства. Но чтобы это произошло, была необходима подлинная смена парадигмы.
Главенствующее положение религии при феодализме не являлось следствием заинтересованности общества в проблемах мироздания, а было результатом интенсивного идеологического творчества аристократии с целью утвердить свои неограниченные права на землевладение. Религиозный посыл повсеместно был один и тот же: каждый клочок земли был на неограниченный срок передан во владение конкретной семье, чье неотъемлемое право (и обязанность) состояла в том, чтобы передавать эту землю по наследству из поколения в поколение. Консервативное учение церкви, вводимые монархом законы и монополия аристократов на применение силы действовали согласованно, лишая крестьян эффективных способов противодействия или сопротивления существующим порядкам. Земля и право её наследования – всё, что было необходимо аристократии для полного счастья. То, что именно имущество, а не капитал или знания, передавались по наследству, было главной опорой правящего класса. Имущество и фамильные титулы были неразрывно связаны; они наследовались 'пакетом' и вместе образовывали наиболее важный символ феодализма – фамильный герб, наделенный исключительно высоким общественным статусом.
Вопрос о существовании Бога – достояние скорее современности. Однако правящие классы всегда воспринимали невидимость Бога как проблему. Его отсутствие на земле создавало некий вакуум, который просто должен был заполнить Его наместник, который и решал бы текущие вопросы. Всегда существовала потребность в верховном арбитре, чей совет помогал бы выпутываться из сложных ситуаций морального или экзистенциального толка. Поэтому есть ли Бог на самом деле или нет, не так уж важно, пока есть кто-то, кто может его замещать здесь, на месте. Самое главное для аристократии, чтобы этот 'кто-то' был правильного происхождения и служил ее интересам. Так появились короли. Им приписывались божественные качества, начиная еще с египетских фараонов, которые, как известно, потому были вынуждены жениться на собственных сестрах. Положение монарха не может и не должно подвергаться сомнению, поскольку, как и право наследования, это один из краеугольных камней религиозного учения. В этом смысле, монархи и аристократы вели весьма сбалансированное существование в атмосфере юридического и церковного террора. Никакие отклонения не допускались; ни одна из сторон не имела возможности поколебать привилегии другой без немедленного возникновения встречной угрозы ее собственным интересам.
Сбалансированный террор служил целям подавления открытой конфронтации, но одновременно провоцировал непрекращающуюся холодную войну. Пока казалось, что внешние угрозы под контролем, существовал постоянный, тлеющий конфликт между монархом и аристократией. Монарх делал все возможное, чтобы разделить на части многоголовую аристократию и держать ее в узде, при этом понимая, что чрезмерное ослабление ноблей опасно для него самого, ибо создаст условия для крестьянских волнений. Со своей стороны, аристократия стремилась к укреплению внутреннего единства, чтобы контролировать, насколько возможно, монарха, ресурсы которого были относительно слабы. Хотя совокупная власть аристократии была огромна, по части влияния на монарха она имела ограничения. Пришлось смириться с тем, что она не может возводить на трон и смещать королей по своему усмотрению, поскольку такие действия подорвали бы веру в божественное происхождение их собственного права наследования земель и ослабили бы позиции самой аристократии. Поэтому пришлось признать, что наследование трона, как и наследование земель, было санкционировано Богом, что, в свою очередь, укрепляло позицию монарха в конфликте с аристократией. Это объясняет постепенное увеличение мощи европейских монархий, начиная с позднего средневековья, в их противостоянии с аристократией, вследствие чего наследование трона стало напоминать времена египетских фараонов или императоров Великой Римской Империи.
Главное требование к мировоззренческой системе, которая вышла победившей в дарвинистской войне мемов за религиозную власть при феодализме: в ее основе должна стоять иерархия авторитарной власти. Это означало, что монарх мог возвышаться над аристократией, а та – над классом крестьян. Бог стоял над Церковью, а Церковь возвышалась над паствой. Неограниченная законодательная, исполнительная и судебная власть монарха была средством для удержания аристократии в повиновении. Если бы его загнали в угол, единственное, что ему нужно было бы сделать, – это отобрать у аристократии монополию на применение силы, дав крестьянам законное право носить оружие. В случае открытого столкновения это давало крестьянству шанс низложить аристократию, и в качестве награды получить от короля аристократические привилегии, включая наследственное землевладение. Таковы были политические реалии феодализма. Можно заметить, что едва дворцовые перевороты и крестьянские восстания сходили на нет, история всегда воспроизводила ту же самую иерархию, с монархом во главе аристократии, аристократией во главе крестьян – но все это до тех только пор, пока 'вечные ценности' общества были связаны с сельскохозяйственным производством. Права крестьян сводились к мелочам в несущественных и периферийных областях жизни, которые аристократию попросту не интересовали. И при капитализме доведенные до крайней нищеты массы народа довольствовались лишь малыми крохами тех прав и благ, которые не были востребованы правящим классом.
Как аристократия нуждалась в монархе на вершине иерархии власти в качестве представителя Бога на земле, так и буржуазия, правящий класс капитализма, нуждалась в неком представителе человека, этого Бога капиталистической эры. На вершине капиталистической иерархии таким носителем абсолютной ответственности за процветание и благоденствие человека (в роли правопреемника Бога) выступило государство. Подобно тому, как идея Бога почила и была заменена идеей человека, личности, так и идея монархии скончалась или же была низведена до чисто декоративной функции, а её место заняло государство.
Не меньше, чем аристократия в своё время, буржуазия понимала необходимость заполнения пустоты, вызванной отсутствием физического воплощения Бога. Этот новый Бог, Человек с большой буквы, тоже не имел осязаемой формы, будучи больше абстракцией, представлением идеи, призраком – вот почему было жизненно важно найти более или менее достойного его представителя, на которого можно было бы возложить ответственность за соблюдение интересов нового правящего класса. Таким представителем в итоге стало государство, в широком смысле, и парламент, в частном выражении. Воистину, это был глас народа. Масштабный исторический дворцовый переворот выразился в замене монарха (то есть личности-законодателя, представляющего вымышленный коллектив) на парламент (коллектив-законодатель, представляющий вымышленную личность). Капитализм вытеснил и подчинил феодализм, смена парадигмы стала свершившимся фактом.
Христианство было религией, которая больше других подходила аристократии в качестве инструмента управления и потому победила на заре феодализма в меметической войне с другими системами ценностей. Аналогично при переходе от феодализма к капитализму в войне множества идеологических мутаций того времени постепенно выкристаллизовался свой победитель. Новая парадигма требовала нового мифа, и в ее распоряжении был гуманизм, готовый заменить одну вымышленную фигуру на другую (Бога на человека). Гуманизм оказался наилучшим образом приспособлен к новым обстоятельствам и стал для буржуазии превосходным инструментом в деле удержания в подчинении нового класса – рабочих.
